DIGGER34

1942 год, август, на подступах к Сталинграду.
Солнце, очень жаркое солнце, степь, пыль да ковыль.
Бойцы вгрызались в землю как кроты, каждый рыл себе индивидуальную стрелковую ячейку. Земля была сухой. За лето солнце выжигало донскую землю до состояния высохшей глины. Копать было очень трудно, усугубляло дело то, что копать надо было саперными лопатками, но бойцы рыли свои окопы. Рыли, не смотря на полуденный зной, не смотря на то, что вода во фляге почти кончилась, а набрать удастся не известно когда и неизвестно где. На гимнастерках были соленые разводы, но солдаты все углублялись в эту неподатливую землю, потому что каждый понимал, что от его собственной работы зависит его жизнь.
Окоп для солдата это можно сказать его временный дом, ну а если не повезёт, то могила.
Но об этом не думали, был приказ окопаться и задержать наступление врага. Так что рыли мы свои окопы основательно, маскировали брустверы травой, выкапывали ниши для БК и гранат. Очень тяжко приходилось ПТРщикам, и расчётам пулемета Максим, им надо было выкапывать окоп для двоих, да так, чтобы он был свободный, чтобы второй номер не мешал стрелку. Плюс ко всему, также рылись ниши для боекомплекта, гранат и бутылок с зажигательной смесью.
Вы не верьте тем, кто говорит сейчас, что патронов не хватало, одна винтовка на троих и гранат не было. Всё было - и оружие, и патроны, и гранаты. У меня лично по всем карманам были расфасованы пачки с патронами для трёхлинейки, а в противогазной сумке лежало три гранаты ргд 33 и около сотне патронов россыпью.
Вроде всё, окоп готов, сейчас разложу граната под правую руку, а патроны под левую. Так, надо не забыть гранаты поставить на боевой взвод, чтобы в бою сразу схватить и кинуть, если уж дело до этого дойдёт. Достал фляжку, побулькал в ней водой, примерно прикидывая сколько в ней осталось, нет сейчас перекурю, а потом попью. Самокрутка с махоркой драла сухое горло как колючая проволока, но покурить надо, а то бой начнётся, вдруг убьют, а я перед смертью так и не покурил.
Не знаю для кого как, а вот к смерти я уже привык, точнее не к самой смерти, а к её присутствию рядом, не было страшно, что погибну. Больше было страшно стать калекой, или того хуже в плен попасть, нет уж лучше сразу, что бы БАМ и всё, не мучиться. Наверное, сказывалось то, что я на фронте с первых дней войны.
Докурив самокрутку, попил водички, теперь отдохнуть надо, пока бой не начался. Подбежал командир роты, старший лейтенант.
- Ну что боец, как дела, всё готово?
- Конечно товарищ старший лейтенант, вот гранаты лежат вот патроны, всё под рукой, будем гада бить без задержек.
- Настрой как перед атакой, боевой?
- Так точно, товарищ командир. Хотя честно сказать на душе было ой как погано.
- Молодец солдат, смотри в оба, разведка доложила, фриц к атаке резервы стягивает большие, бой жаркий будет.
И командир убежал дальше по линии окопов.

Толком отдохнуть не удалось, сначала в небе появился немецкий самолёт разведчик. На фронте их рама называли, ну а если прилетела эта сволочь, то жди артналёта либо штурмовиков. В тот день нам повезло, в кавычках. С начало налетела авиация с десяток штурмовиков, сбросили бомбы, постреляли с пулемётов и улетели, особо не кого не зацепило, кого то помню, контузило не сильно, в общем, обошлись малой кровью. Всё потому что окопы были вырыты в полный профиль, и в них хорошо можно было укрыться. А следом начался артобстрел, били гады прицельно по наводки авиации, рядом с моим окопом упало пару снарядов, окоп выдержал, но вот меня встряхнуло основательно. Снаряды ложились кучно, перепахивая донскую степь, вокруг визжали осколки. Вы знаете, что такое осколок от ста миллиметровой гаубицы? Это кусок металла размером с ладонь, может чуть меньше, может чуть больше, может размером с палец быть, с рваными острыми краями, даже осколок размером с палец с лёгкостью отрывает конечности, пробивает каски, срезает как бритвой молодые деревца. Ты сидишь на дне своего окопа и понимаешь, если сюда прилетит снаряд, то хоронить уже нечего будет.
После артналёта стало ясно, что потери уже большие, на мести одного из пулемётных расчётов зияла дымящаяся воронка, ни останков расчёта, ни пулемёта не было видно, только погнутый щиток и развороченная станина от пулемёта. Также погиб расчёт ПТРа, во втором расчёте был тяжело ранен стрелок, убило пулемётчика с Дегтярёвым, и около двадцати стрелков либо ранено, либо убито. Вот такая грустная арифметика получается. Пока раненых наспех перевязывали, послышался гул танковых двигателей. Из ближайшей рощи, со стороны Дона начали выползать танки в боевом порядке. Один, два, четыре, семь, десять, я насчитал двенадцать штук и пехоты больше роты солдат. В голове пронеслась мысль < ну вот и всё, отвоевались, сейчас они нас танками с землё и сровняют> . Вот что самое обидное тогда было, гранаты есть, бутылки с зажигательной смесью есть, и ружья противотанковые есть, хоть мало их, но есть, а фриц сейчас такой огонь с танков откроет, что с окопа высунутся не сможешь. По окопам передалась команда подпускать врага ближе и пехоту от танков отсекать огнём. Так, отставить панику, приказал я сам себе, и не из такой выгребной ямы выбирались.


Немецкие танки с пехотой всё приближались, пятьсот метров, четыреста, в землю вокруг окопа начали впиваться пули, поднимая пыльные фонтанчики, триста метров, первый танк на ходу выплюнул из себя снаряд, подняв облако пыли. Этот снаряд упал далеко за нашими позициями. Это был пристрелочный снаряд, сейчас по окопам бить начнёт. Двести метров, с права от меня ухнуло противотанковое ружьё, я не видел, попал стрелок в танк или нет, и туже началась канонада боя, сухие щелчки винтовочных выстрелов смешивались с раскатистым треском пулемётов, протяжно бахали противотанковые ружья, визжали пули и осколки. В мой прицел попал немец, винтовка послушно ткнулась в плечо, и враг упал в полынь, второго я срезал, когда он выглянул из воронки, как мне показалось, пуля вошла прямо под нижний срез каски. Пыль, гарь, разрывы, грохот стоял такой, что уши закладывало, на поле уже дымно чадили, разгораясь три танка. Я только и успевал клацать затворам да стрелять. В горячке боя ко мне подполз какой то лейтенант с артиллерийскими лычками и связист с катушкой. Лейтенант, перекрикивая канонаду боя, спросил где НП роты, я ему ответил что НП нету, только окопаться успели как немец попёр. Летёха со связистом сползли в ближайшую воронку, лейтенант взял трубку полевого телефона в руку и глядя в бинокль на поле боя начал что то кричать в трубку, через несколько секунд на поле где были танки начали рваться снаряды, один, два , пять. Несколько танков тут же полыхнули яростным огнём, у следующего танка от взрыва сорвало башню. До меня дошло, этот лейтенант артиллерийский наводчик, я со злорадством улыбнулся сам себе, ну мы фрицу сейчас устроим веселье. Когда разрывы на поле стихли, на какое- то мгновения воцарилась тишина, густая, звенящая тишина, в следующий миг с правого фланга начало разносится громогласное УРААААА. Бойцы начали вылезать из своих окопов, кто уцелел, я на ходу прицепил четырёх гранный штык к своей винтовки. Штык этот страшное оружие, сорок сантиметров стали, оставляет рваные раны, которые очень плохо заживают. Уцелевшие немцы, отойдя после арт. налёта начали огрызаться, но наши бойцы уже были на поле, завязалась рукопашная схватка. Кто то орудовал сапёрной лопаткой, кто- то трофейным штык ножом. Лязг метала, глухие удары, крики, мат, одиночные выстрелы, кто- то скулил. Одного немца я заколол в грудь рядом с воронкой, молодой совсем, лет двадцать не больше. Штык я ему вогнал по самый срез ствола, он уцепился за винтовку так крепко ,что пришлось ещё и выстрел сделать, чтобы штык с винтовкой вытащить из него. А потом меня по каске с боку, приложил прикладом другой немец, моя винтовка выпала из рук, пошатнувшись, я успел схватиться за его карабин, и мы свалились на дно воронке, началась драка. Удар в лицо, ещё удар. Здоровый скотина попался, разрыв, где то рядом ухнула граната. Он нависает надомной, левой рукой давит на горло, сука. Кусаю его за руку, бью ногой в живот, он отлетает, прыгаю на него, рядом опять рвётся граната, мертвой хватку вцепляюсь ему в глоту, в боку как раскаленное шило, наверное, осколком гранаты зацепило. Давлю сильней, чувствую, что фриц затихает, в левый бок как будто раскалённую колючку загнали. Кто же это там гранатами швыряется, сейчас выберусь из воронки, посмотрю. В глазах темнеет, «ганс» слабо, но подёргивается, сжимаю его горло сильней, звуки доходят как через вату, сверху что- то взрывается, на спину сыпется комья земли. Боль в боку постепенно проходит …



2009 год, июль, недалеко от Волгограда.
Солнце, очень жаркое солнце, степь, пыль да ковыль.
Уже в десять утра градусник выдает плюс 29. Идём с камрадом по холму, где в сорок втором году были наши позиции. Я с миноком он с щупом, я звоню землю он щупит. Около часу дня, когда жарит уже за тридцать пять, находим бойца в стрелковой ячейке. Поза,в которой он был, полу сидя, полу лёжа. Ноги подвёрнуты под себя, в каске сквозная дырка от осколка, толщенной в два пальца, череп разбит, если бы не каска головы не нашли бы. Не мучился боец, получил осколок в голову и сполз на дно окопа. Ни оружия, ни патронов нету, скорее всего, свои быстренько всё собрали после атаки, закидали его землёй и ушли. Так часто было, потому что время хоронить по- человечески не было. Вынимаем кости, каждый комок земли просеваем через пальцы, ищем заветную чёрную капсулу. Она маленькая, толщенной в палец и две фаланги в длину. Разламываю очередной ком земли, на ладони лежит смертник, вот он, нашли, руки трясутся, отложил его в сторону. Сейчас бойца поднимем и тогда посмотрим.
Посидели, перекурили, вскрываем. Откручиваю крышку, смотрю, да есть бумага, аккуратно вынимаю маленький сверток, разворачиваю, смотрю и матерюсь. Пустой оказался, не заполнил его боец, жалко конечно, но что же делать, хоть похороним бойца как надо.
Спустились вниз с холма, реши по полю походить по

Много лет прошло, даже не лет, а десятилетий, но помню я это, как будто всё вчера произошло. Началась война. Великая война, Отечественная. Дат точных я уже не помню, много лет прошло, но помню, бились мы с фрицами жестоко, до последнего - до последнего патрона, до последней гранаты, до последней капли крови. Помню, мы за Дебальцево бились, фриц тогда матерый был, не то, что после Сталинграда, где им по зубам- то надавали. Днём авиация долбит, ночью артиллерия, разворотили тогда город почти до основания. Днём авиация налетит, позиции обстреляет, а за ней атака, пехота с танками, и так пять шесть раз в день, убитых не успевали хоронить. Потом приказ пришел, чтобы мы город оставили и отступили. Ну раз приказ пришёл, значит, надо выполнять. Погано тогда на душе было - оставить город фрицам.
Рота моя тогда закрепилась на господствующей высоте. Я был рад, когда окопчик свой рыл. Думал, хорошее место, всё как на ладони, вот пойдёт фриц, мы тут его и накроем. Земля хорошая былая, мягкая, как пух, рылось легко, так что окоп я заделал свой быстро. Пошёл помочь товарищу своему, птрщику Тахтамбетову, не помню уже, как его звали. Помню, только он всё жаловался, что ружьё тяжелое, но бьет метко, и то жаловался он всё как- то в шуточной форме. Он сам из Узбекистана был, с какого- то маленького аула, и очень гордился тем, что служит в Красной армии. После того, как мы с Тахтомбетовым вырыли его окоп, пошли помочь пулемётному расчету, там старшим был Иван Конуп, первый номер пулемёта «Максим». Человек этот был уже в возрасте, прошедший первую мировую и гражданскую войну, к нему прислушивались все, и его советы часто помогали. Сам он был из-под Сталинграда, а его второй номер пулемета - Лёшка из Москвы. В общем, здесь, в этой войне против нацистов сражались многие братские народы.

2015 год
Ты смотри - ребята в форме, не уж-то опять поисковики идут. Ребята, мужики, я здесь. Нас тогда авиация и артиллерия по этой высоте безбожно утюжила, и танки фрицовские в прорыв шли. Много тогда нас здесь полегло. Год назад Лёшку откопали, второго номера пулемётчика Вани Конупа, сам Ваня тогда выжил. Помню, Лёшка, когда его кости поднимали из окопчика, всё ходил вокруг и говорил поисковикам, где кто лежит, а мы сидели на краю своих окопов и кричали ему: «Лёшка да они тебя не слышат, не беспокойся ты, сегодня не подобрали, завтра подберут».
Годом больше, годом меньше уже нет разницы. Сколько лет прошло.
Смотрю, идёт ко мне парнишка молодой, чуть старше меня, лет двадцать, встал прямо рядом со мной, закурил сигаретку с незнакомым ароматным табачком. Выкурил чуть больше половины и щелчком отправил не докуренную сигарету в полёт. Да, расточительная у нас сейчас молодежь. Мы, бывало, самокрутку на пятерых курили.
Так вот, стоит тот парень на месте, головой покрутил, в бинокль посмотрел, наклонил голову к груди и сказал: «Коробка 2, всё чисто, выдвигайся».
Я, честно говоря, не понял, куда он сказал эту фразу и кому, но через пять минут подъехала бронированная машина, на восьми колёсах, с маленькой башней наверху, из которой торчал внушительный пулемёт. На машине сидели молодые ребята. Они спрыгнули вниз, все были одеты также как этот парень, который пришел сюда первым. И тут я стал понимать, что это не поисковики. У каждого на плече висел автомат неизвестной мне модели, со странным изогнутым магазином. Одеты ребята были в жилетки с множеством карманов, как я понял, в этих карманах были обоймы для этого автомата, форма на них защитная была, вся в пятнах, хорошо, наверное, маскирует. Я понял, это не поисковики, а солдаты с нашей армии, учения у них тут проходят. Ну, это дело хорошее, как говорится, хочешь мира - готовься к войне. Да, однако, изменились войска с моей- то войны, и рации маленькие у каждого висят на форме, это как же прогресс скакнул. Я так понял что ППШ, пулемёт Дегтярёва и трёхлинейка уже всё, не используются. Мой- то ППШ вот он рядышком лежит, заржавел уже бедолага, да и я уже не тот, что был, с грустной улыбкой, думал я. Тут к ребятам подошло нечто, человек вроде, весь в каких- то лохмотьях, ниточках, тряпочках с ног до головы. Поздоровался с бойцами, и тут я у него в руках увидел винтовку Мосина с оптикой, (в строю еще, старушка). Так это же снайпер, дошло до меня, вот это маскировка. Я честно начал завидовать белой завистью экипировке бойцов, эх, нам бы такую в сорок первом. Ещё заметил у некоторых бойцов на рукаве флаг чёрно-сине- красный, и три буквы ДНР, наверное, подразделение какое-то.
Тут бойцы постояли, потыкали в карту, о чем-то поспорили и начали расходиться. Подъехала ещё одна бронированная машина, только на четырех колёсах, но с такой же башней наверху, как и у той машины, что привезла до этого бойцов. Поговорили о чем- то с парнем, который здесь остался, и укатили обратно. Как я понял из разговора, этот парень был командиром, а говорили они о разведке позиций каких- то укропов, чудные сейчас позывные.
Командир тот достал лопатку саперную и начал окапываться прямо рядом с моим окопом, один штык левее- и вот он я. Но тогда я даже не думал, чтобы он меня откопал, у него свой приказ- пускай выполняет, учится военному делу. Тяжело в учении, легко в бою, да и мне честно сказать, было интересно посмотреть, как наши правнуки делу военному учатся. Я огляделся, по всей высотке примерно там же, где и наши позиции были в сорок первом, окапывались бойцы. Подъехал грузовик и ещё около тридцати бойцов начали окапываться по линии обороны. Лет много прошло, а вот господствующая высота не изменилась. Бойцы активно окапывались, шутили между собой, кто- то помогал своему товарищу докопать окоп для большого пулемёта на треноги. Всё это мне очёнь напомнило, как мы тут в сорок первым так же окапывались.
Прошло несколько часов. Бойцы дорыли свои окопы и отдыхали - кто курил, кто дремал, я со своего места всё вокруг видел. Не спрашивайте как - вижу я много, что вокруг меня происходит. И тут я услышал звук, который я ни с чем не перепутаю, протяжный такой свист, свист такой, что аж душу вынимает, кишки крутит, протяжный и глухой свист. Так летит артиллерийский крупнокалиберный снаряд, а потом бух, один, второй, третий, пятый, десятый. Я как в сорок первом по привычке рухнул в окоп, закрыл руками голову, рядом парень-командир в такой же позе упал. До меня дошло: я-то что упал, мне- то уже всё равно, но что- то я не понял - сейчас учения боевыми снарядами ведут? Вокруг рвались снаряды, визжали осколки. И тут всё прекратилось. Мой уже сосед по окопу высунулся и проорал: « Раненые есть?». Из других окопчиков доносилось: « Вот уроды!», « Нет, командир, всё целы вроде».
Из другого окопа послышалось: « Командир, сейчас фрицы попрут, в бинокль вижу три танка и около роты солдат».
Что, ФРИЦЫ? Да не может быть! Добили же мы их в сорок пятом, да, точно знаю, добили эту гадину. Да как так, в голове крутились мысли: «Победа. Фрицы. Сталинградская битва. Курская дуга. Хатынь. Ленинград». Да не может такого быть, мне послышалось!
Рядом в землю со знакомым чавкающим звуком начали впиваться пули, бойцы кто с матом, кто с молитвой стрелял по тем, кто шёл на них с низины. Они не были похожи на тех фрицев в сорок первом, они были похожи на тех же парней, что стреляли из окопов по ним. Да что же это происходит? В некоторых окопах уже лежали раненые бойцы, внизу на поле горело пару танков, чадили чёрным дымом, так же, как и в сорок первом, чадили танки с крестами, только у этих танков на башнях вместо крестов были желто-голубые полосы. Да кто же мне объяснит, что здесь происходит?
Рядом с моим и окопом командира в землю бахнул снаряд, я же по привычке закрылся рукой.
Командир тот лежал на дне окопа, кровь стекала из - под каски, он был уже мертв, бой закончился. От взрыва стенка окопа обвалилась, и земля оголила мои кости. Подошли два бойца.
«Давай командира вытащим, похоронить надо», сказал первый. «Смотри, а это что, ты гляди, боец в каске, и ППШа вот рядом лежит».
Меня нашли, и командира того молодого вытащили из окопа. Тело его лежало на плащ- палатке, рядом кости мои, автомат и пару гранат.

А сами мы стояли рядом друг с другом, и молчали, он уже понял, что погиб.
- Извини дед ты нас, не доглядели, опять эта погань вылезла, вот и бьём её здесь
- Ничего, сынок. Мы фрицев добили в своё время, и вы тоже справитесь.



©Александр «Диггер» Максимов