Andrey.Avdey

В Древней Греции жил прекрасный юноша – Нарцисс. Он был настолько великолепен, что в него влюбилась самая красивая из нимф. Целыми днями девушка говорила о своих чувствах, но юноша ничего не слышал, любуясь собственным отражением.
И тогда Нимфа обиделась и пожаловалась знакомому.
Как-то раз Нарцисс стоял, наклонившись, над ручьем, и наслаждался своей красотой.
И тут появился кентавр…
С тех пор цветок нарцисса никогда не наклоняется. Осторожничает.
***
- Я скромная. Не добиваюсь мальчиков. Да и хитрая. Я люблю быть простой, смеяться с друзьями, искренне без пафосно - натянутых улыбок. Добрая. Страстная.
- Эм, знаете, - Раскольников попятился к двери, - я попозже зайду.
***
Фрекен Бок мечтательно смотрела в окно:
- Он улетел, но обещал вернуться.
А когда поячвился Малыш, рассказывала, что его папа – Карлсон, который живет на крыше.
***
Как только потер Аладдин лампу, раздался грохот, а через секунду из дыма и огня материализовался…
- Джинн? – тихо просипел юноша.
И в ответ раздался голос, подобный грому:
- Электрик! Еще раз поймаю, руки оторву.
***
- Меня сложно найти, легко потерять и невозможно забыть.
Бормотал комар, устраиваясь на руке.
***
Вышел Иван – дурак во чисто поле, да как закричит голосом молодецким:
- Сивка – Бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой.
- Да ладно тебе, командир, - водитель смущенно протянул документы, - может, договоримся?
***
Видит богатырь - лежит на дороге камень, а на камне том таковы слова:
«Налево поедешь — богатым будешь,
Прямо поедешь — женатым будешь,
Направо поедешь — убитым будешь».
И вздохнул тяжко добрый молодец:
- Вот зря царь - батюшка на завод указателей гастарбайтеров набрал.
***
- Избушка – избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом!
- Не могу, - шепнула избушка.
- Почему?
- Дровосеки.
***
- А она такая ванильная, но я никогда не назвала бы ее сладкой. И снова кофе и сигареты… уставшая… но всё такая же наивная в этом жестоком мире…Горький кофе, горький шоколад, горькая правда. А говорят, что жизнь сладкая, глупые.
- Пойдем отсюда, Пятачок, это какие-то неправильные пчелы.
***
Подкрался волк к избушке и запел:
- Отомкнитеся, милые детушки, ваша мать пришла и каждому по гостинцу принесла.
Но козлята крикнули:
- Ты не наша мать! У нее голосок тонкий, а у тебя грубый! Ты - волк!
Пошел тогда волк к деревенскому мастеру и говорит:
- Сделай мне новый тонкий голос.
Взмахнул мастер кувалдой…
И голос у волка стал тоненький-тоненький. Навсегда.
***
- Мал клоп, да вонюч. Мал золотник да дорог.
- Здравствуйте, я клоп – золотник, есть варианты?
***
Подошел богатырь к замку, достал меч булатный и крикнул:
- Выходи, чудо Юдо, на смертный бой!
И ответил злодей:
- Мужчина, или оплачивайте кредит, или я вызову полицию.
***
- У девушки должно быть как минимум 4 животных: песец в гардеробе, ягуар в гараже, тигр в постели, и осел, который за все это платит.
- Но стоит появиться кролику, расклад меняется кардинально.
***
- Кто ел из моей миски? Кто пил из моей чашки? Кто спал в моей кроватке?
Если ты сильная и независимая – не паникуй и не задавай глупых вопросов, твой кот уже спрятался за шторой.
***
Чайки стонут перед бурей, и гагары тоже стонут, глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…
Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!
Верит он Гидрометцентру, что сегодня легкая облачность, без осадков.
***
Я пну тебя ногой под дых, змеюка конопатая.
Парней так много холостых, что клеишься к женатому.
***
- Ты думаешь, я за тобой бегать буду? Мальчик мой, обломись у меня каблук высокий и корона спадет.
- И кто додумался назначить Зверева военкомом?

Автор - Андрей Авдей (ТС)

Источник-https://vk.com/four_ls

Во времена давние жили две подружки – хохотушки, Марфа да Меланья. Бабы справные, здоровые и дебелые. Одним словом – кровь с молоком. Детишки их выросли, поженились, замуж повыходили, и разлетелись, кто куда. Ну а мужья, как водится, померли. И остались вдовушки одни век доживать, в скуке да беседах женских о доле тяжкой.

Как-то раз, то ли от безделья, то ли с горя, решили бабоньки наши омолодиться. Чтобы, как в пору давнюю, отплясывать вместе с отроками под гармошку. А там, глядишь, и приголубить кого - никого. Не только ж Пугачевой с парнем, годами моложе оной, жизни радоваться.

И вот однажды темной-темной ночью пошли подруги в темный-темный лес. Нашли темную – темную полянку, посреди которой стоял темный-темный дом с темными-темными окнами. А жила в нем старая-старая колдунья, Надежда Константиновна. Говорят, зелья свои старуха готовила по книге чудной, «Апрельскими тезисами» называемой.

Постучали бабоньки робко в темную-темную дверь, она со скрипом и отворилась.

- Заходите, - раздался скрипучий голос хозяйки.

- Поклон тебе, бабушка, - несмело вошли вдовицы.

- И вам поклон, гости дорогие, - старушка с прищуром посмотрела на вошедших, - что за беда привела вас, проклятьем заклейменные?

- Ой, матушка, - заголосили подруги, - жизнь не мила, и силы есть, и здоровье позволяет, ан нет счастья личного. Мужики померли, гады, в гробу с ухмылками лежали, дескать, вы тут сами как-нибудь, да позатейливее. Одни- одинешеньки мы. И рады приголубить кого, да девок младых столько шастает, кто ж на нас, старух-то, позарится?

- Ну буде, буде, - колдунья громко высморкалась в красный платок и зачем-то показала кукиш иконе вождя мирового пролетариата, - такой же был, то «мне в эмиграцию», «то на броневик», то «кепочки новые завезли», а ты, любушка, изучай покамест «материализм и эмпириокритицизм», чтобы заснуть поскорее. Помогу я вам. Вот, возьмите.

И протянула старушка гостьям плотно закупоренную бутыль из черного стекла.

- Вам на двоих в самую пору. Пейте аккуратно. Опосля посидите немножко,

- И, что будет-то, родимая? – переглянулись подруги.

- Увидите, - подмигнула колдунья, - а теперича идите, у меня вечер песни наступает. Скоро ворон прилетит, «Взвейтесь кострами» разучивать будем.

Поклонились Марфа с Меланьей до земли, и со всех ног домой бросились. Забежали в избу вдовушки, закрыли дверь на засов, и, сев за стол, с нетерпением открыли бутыль. Запахло странно, но зелье на то и зелье, это вам не молочко и не брага духмяная. Лекарство.

Налили подруги в кружки на донышко и несмело выпили снадобье чудное. Посидели минутку, а потом, как бабка советовала, поделили лекарство поровну да одним махом и выдули. И наступила тишина, даже муха, исступленно барахтавшаяся в паутине, замерла, с интересом глядя на начавшиеся превращения.

Не соврала старуха! Почувствовали вдовушки, как быстрее кровь побежала по жилам, как исчезают морщины да втягиваются животы, наливаются груди белые да облегчено распрямляются измученные огромным весом половицы в избе. Посмотрев друг на друга, не поверили бабоньки глазам своим.

- Девки! Да мы – девки!!! Эх!

И задрожал дом от танца лихого, это враз помолодевшие вдовушки отплясывали так, что труба вздрагивала. И от радости великой выскочили красавицы во двор. Окинули улицу взорами орлиными.

А тут, как специально, мимо проходили стрельцы удалые, воины храбрые, слуги верные царя – батюшки. Завидев молодиц, остановились они, поздоровкались учтиво, красотой подивлись. От комплиментов расцвели женщины, зарумянилися.

Марфуша набралась смелости и молвила тому стрельцу, который повыше ростом был:

- Куда путь держите, добры молодцы. Может, в гости зайдете, откушаете, чем Бог послал.

Поклонились воины и отвечали:

- Уж простите нас, девицы красные, но служба государева зовет. За приглашение спасибо, только нам недосуг.

Переглянулись подруги и, сжав кулаки, завопили:

- Вы кого….

***

-… назвали!

Две пьянющие тетки в умопомрачительных пергидролях на голове с ненавистью смотрели на ошарашенных юношей.

- Братуха, валим отсюда, - тот, который повыше, схватил друга за руку.

Выскочив из клуба, парни облегченно вздохнули. И под доносившийся изнутри забористый мат, быстро, очень быстро побежали ловить такси.

Короче, мужики, если видите корпоратив бухгалтерии – ТИКАЙТЕ!

Автор - Андрей Авдей

Источник-https://vk.com/four_ls

- Купил как-то спекулянт вагон гвоздей, через пару деньков продал за двойную цену. С деньгами на завод – хочу два вагона гвоздей…

На лесной опушке, укрывшись под сенью старого дуба, лежали разморенные жарой красноармейцы. Кто-то курил, кто-то просто с наслаждением вытянул гудящие ноги. Но все, как один, внимательно слушали пожилого сержанта – сверхсрочника. Казалось, даже солнце неподвижно зависло на небосводе, решив дождаться окончания явно смешной истории.

- А ему – нет, брат – теперь только полвагона. Ну ладно, по рукам. И опять продал по двойной цене. Прибегает на завод – хочу вагон. А ему – нет, теперь только четверть вагона. Что делать, четверть так четверть. Опять продал по двойной цене, спекулянт он спекулянт и есть. И бегом на завод. В общем, пошел счет на десятки пудов (пуд – 16,38 кг – авт.) гвоздей. Потом на пуды, а там и до фунтов (примерно 450 грамм – авт.) дело дошло.

Рассказчик неторопливо раскурил трубку, выпустив клубы сизого дыма.

- Дальше-то что было, товарищ сержант, - не выдержал кто-то из бойцов.

- А закончилось тем, что смог купить спекулянт только один гвоздь, на котором может теперь повеситься.

Громкий хохот согнал с ветки задремавшую сороку.

- Наш командир кого хочешь, развеселит, - хмыкнул красноармеец, аккуратно чистивший тряпочкой серебристую губную гармошку, - вы и на гражданской (войне – авт.) анекдоты рассказывали?

- А то, - посмотрев на бойца, ответил сержант, - там, Степан, без смеха не выжить было, иначе с ума сойдешь. Да и поверье есть, старое.

- Какое? – красноармейцы сгрудились вокруг командира.

- Чему вас только в школе учили, - улыбнулся сержант, - наши предки, древние славяне, верили, что смерть можно обмануть. Если в доме кто-то тяжело заболел, они радовались и танцевали.

- Зачем? - удивился кто-то из бойцов.

- Чтобы Смерть, заглянув в дверь, подумала, что ошиблась, - ответил командир, - если веселятся, значит, некого забирать. На войне я тоже всегда улыбался, как бы страшно не было, может, потому и выжил.

- Обманули костлявую, значит.

- Её не обманешь, - вздохнул сержант, - но если пришла пора – встречай с улыбкой. Смерть – всего лишь итог жизненного пути, а впереди – новая дорога, через звездный мост. К Ирию, славянскому раю.

- Это все религия, а она – опиум для народа, - встрял в беседу ещё один красноармеец.

- Дурак ты, Василий, - беззлобно улыбнулся сержант, - хоть и с треугольником на петлицах (соответствовало званию ефрейтор – авт.). Это наша история, её знать и помнить надо. Забудешь корни, понесет тебя ветер в степь, как перекати поле, не остановишься. Так и сгинешь.

- Вы еще про отпущение грехов расскажите, - бросил явно обидевшийся ефрейтор.

- Чтобы уйти с чистой совестью, - не обращая внимания на ехидство подчиненного, спокойно продолжал командир, - наши предки перед смертью кланялись в поле на четыре стороны и просили прощения, говоря «Мать сырая Земля, прости и прими! И ты, вольный свет-батюшка, прости, коли обидел...».

- А что вы про мост говорили, - Степан ткнул в бок Василия, тот неслышно ойкнул и проглотил очередной вопрос.

- Заметил, - хмыкнул сержант, - молодец. К Ирию ведет Звездный или Калинов мост, на ночном небе его легко увидеть – это Млечный путь. Люди, жившие по совести, проходят спокойно, а преступники и всякий сброд падают во мрак нижнего мира.

- А как с теми, кто и плохое, и хорошее делал, - спросил кто-то из бойцов.

- Тогда появится огромный черный пес. И проведет, если ты достоин.

- Что правда, то правда, – не выдержал ефрейтор, - собака – настоящий друг человека.

- Так, - сержант посмотрел на часы, - хорош курить, отделение, становись!

Разобрав винтовки, красноармейцы построились.

- Шагом, марш!

Поднимая придорожную пыль, бойцы двинулись вперед. А жаркое солнце прощально махало лучами уставшим за день красноармейцам, с улыбкой слушая доносившиеся обрывки фраз:

- А вам когда срок подходит?

- Двадцать первого июля, получу документы – и прощай, армейская жизнь.

- Немного осталось, месяц.

- Эх, как мы без вас.

- Сами же бурчите, что строгий я очень.

- Но справедливый.

- Учите нас, как положено.

- Гоняю до седьмого пота.

- Зато по делу.

- И веселый.

- И…

- Отставить хвалебные разговоры. Степан, сыграешь?

- Как всегда, любимую?

- Давай.

«Брови, мои брови» - замурлыкала губная гармошка.

- Хожу я по улице, не нахожуся, Ой, не нахожуся

Гляжу я на милого, не нагляжуся Ой, не нагляжуся

Брови мои, брови Брови мои чёрные

Не давали брови на улицу выйти,

не давали, не давали,

друга увидали, - улыбаясь, напевал под нос командир.

- Эх, за душу берет, так и хочется вприсядку пуститься.

- Милости просим, товарищ сержант, - рассмеялись солдаты.

- Вот представим полк достойно на соревнованиях, тогда и спляшем.

Впереди показались такие желанные, уютные, и, главное, прохладные казармы.

- Вот где наш рай, - сказал кто-то из бойцов, - много ли солдату нужно: сапоги снять, да винтовку в оружейку поставить, и чтобы товарищ сержант не надумал устроить марш-бросок ночью.

- Отставить шутки, - оборвал начавшийся смех командир отделения, - подтянулись, комбат впереди. Отделение! Стой! Раз-два. Равняйсь, смирно, равнение на – середину.

Красноармейцы замерли, глядя, как сержант, чеканя шаг, подошел к командиру батальона и, залихватски отдав честь, отрапортовал:

- Товарищ майор, 1-е стрелковое отделение 1-го стрелкового взвода с учебных стрельб прибыло. Командир отделения…

- Вольно!

- Вольно!

- Как отстрелялись, Иван, - тихо спросил комбат.

- Отлично, - улыбнулся сержант, - на дивизии (дивизионных соревнованиях – авт.) выступят достойно, а то и на округе.

- Лихо ты их натаскал, - майор посмотрел на отделение, - а ведь год назад птенцы желторотые были. Может, передумаешь? У меня офицеров некомплект, сделаем командиром взвода, офицером станешь. Отпусти бойцов, поговорим.

- Разойтись, Филиппов!

- Я, - отозвался ефрейтор.

- За старшего, проконтролируй оружейную комнату, потом всех на ужин и отдыхать, - отдал команду сержант, и, повернувшись к комбату, продолжил, - мне домой пора, по земле соскучился, внуков хочу понянчить, старшему два года скоро, а он деда не видел.

- Бросаешь старого боевого товарища, - невесело усмехнулся комбат, - ещё и в такое время.

Когда никого не было рядом, начальник и подчиненный общались, как хорошие друзья, ставшие ими еще в далеком 19-м году.

- Думаешь, - Иван внимательно посмотрел на майора, - возможно?

- Только тебе скажу. Не верю я, что ничего не замышляется. Не верю. Особисты, как с цепи сорвались, лютуют. Из штаба полка сообщили - замкомроты связи взяли. За пораженческие разговоры. Сказал, что немцы нам пыль в глаза пускают, поэтому нужно быть готовым ко всему.

- Вот и готовлю своих орлов, - сержант невесело усмехнулся, - планирую ночью марш – бросок устроить, в полной выкладке, с боекомплектом, как положено. Разрешаешь?

- Одобрено. Тем более это есть в плане боевой подготовки. И вот ещё что, рапорт пришел, передал замполит, - комбат вздохнул, - мало времени уделяешь политико – воспитательной работе с личным составом. Пока отписался, что занимаешься по отдельной программе, готовишься представлять батальон и полк на соревнованиях. Но ты все же обрати внимание. Мало ли.

- Хорошо, - кивнул Иван, - сделаем.

- А ведь, по сути, твое отделение – самое боевое. Случись что, только…

***

…- на тебя надежда, сержант, - кричал майор.

Санитар безуспешно старался удержать комбата, пытаясь перевязать окровавленную голову.

- Не приказываю, прошу, задержи, насколько можешь. Перебили, как цыплят, во сне.

Комбат закашлялся.

- Один удар и нет батальона. Твои остались только. Ваня, сколько сможешь, слышишь, Ваня? Дорогу держи, спасешь всех, кто за нами. Собирай, кто цел, принимай командование. Понял?

- Так точно, товарищ майор, - вытянулся сержант.

- Он не слышит, - санитар все-таки сумел удержать комбата, и теперь торопливо накладывал повязку, - выходил из штаба с офицерами, вроде пришло что-то из округа, а тут…

- Ваня, немцы по дороге пойдут, занимай оборону, держись до последнего, обещай, - майор неожиданно захрипел и, резко вытянувшись, замер.

- Обещаю, - сержант стянул пилотку с головы и огляделся.

Батальона не было. Не было вообще ничего. Только руины, воронки и неподвижные тела в окровавленном исподнем, застывшие на изувеченной земле. Вокруг потерянно бродили несколько красноармейцев. Кто-то стонал, кто-то пытался поймать чудом уцелевших лошадей. Кто-то всхлипывал, обхватив руками голову.

Майор оказался прав. Единственным уцелевшим оказалось первое отделение, волею судьбы и командира совершавшее марш – бросок в тот момент, когда бомбы уничтожали батальон.

- Что это, товарищ сержант, - неслышно подошел к командиру Филиппов.

- Это? – командир горько усмехнулся, - это война, ефрейтор.

И, повернувшись к неподвижно стоявшему отделению, крикнул:

- Степан, играй.

Красноармеец растерянно посмотрел на командира:

- Что?

- Играй, я сказал! Все, кто остался – ко мне!

Сквозь клубы дыма, заглушая треск языков пламени, гул далеких разрывов и стоны раненых, сначала несмело, а потом все громче и громче запела губная гармошка:

«Пошёл, пошёл миленький, а вдоль по селу

Ой, а вдоль по селу

А в крайнем-то дворике девка хороша

Ой, Катюша-душа

Брови мои, брови

Брови мои чёрные

Не давали брови на улицу выйти

Не давали, не давали, друга увидали».

***

- В строю тридцать человек, пулеметов два, раненых отправили. Повезло, что лошади остались, усадили всех на подводы. Старший с ними – командир второй роты, вытащили из-под завала, - торопливо докладывал сержанту ефрейтор.

- Цел? - не отрываясь от наблюдения за дорогой, спросил командир отделения.

- Какое там, но держался молодцом. Миномет установили, только мин с гулькин нос.

- Добро, понаблюдай тут, а я пройдусь, с бойцами поговорю.

- Есть.

***

В окопе, напряженно глядя вперед, застыли красноармейцы. Сержант останавливался рядом с каждым, разговаривал, делал замечания, хлопал по плечу и … улыбался.

- Что загрустили, мужики, а?

- А чему радоваться, командир, - ответил боец с перемотанной окровавленными бинтами головой, - столько ребят… Скоро и наша очередь придет, недолго ждать осталось.

- Зачем ждать, оружие есть, патроны тоже. Сам не можешь – соседа попроси, чтобы голову прострелил, - сержант остановился рядом с красноармейцем, - помните, что я говорил. Смерть надо встречать с улыбкой. Сейчас она думает, что вы напуганы и сложите лапки. Да, напуганы, да, растеряны. Но мы – солдаты, а солдат боится только одного.

Сержант, оглянувшись, с удовлетворением отметил, как остальные прислушиваются к разговору.

- Чтобы командир не прочитал его письмо девушке, в котором бравый воин пишет: «Командир у нас хороший, командир у нас один, как отслужим, соберемся и … ему дадим». Да, Филиппов?

- Так я, честное слово…, - под громкий хохот сослуживцев растерянно отозвался ефрейтор.

- Самое страшное случилось, - улыбнулся сержант, - осогласны?

- Так точно, - хором отозвались повеселевшие красноармейцы.

- Вот и отлично, а теперь …

- Немцы! – донесся чей-то крик.

- К бою!

***

Солнце, горестно вздохнув, укрылось облаком, чтобы не видеть развороченную, дымящуюся землю.

- В строю двенадцать. Патронов – одна обойма, на всех, – тяжело выдохнул ефрейтор.

«И граната», - про себя добавил сержант, набивая трубку.

Раскурив, он протянул её бойцу.

- Спасибо, - Филиппов жадно затянулся, и махнул рукой вперед, - опять идут.

- Пусть идут, встретим по традиции, - командир отделения улыбнулся, - пойдем.

***

- Степан, как выстрелишь обойму, замри. Ясно?

Боец молча кивнул.

- Остальным примкнуть штыки. Не высовываться. Филиппов – остаешься за командира, после сигнала поднимаешь в атаку. Вопросы есть?

- Какого сигнала? – ефрейтор озадаченно смотрел, как командир зачем-то разорвал перевязочный пакет.

- Увидишь, - усмехнулся сержант и, повернувшись к Степану, что-то прошептал тому на ухо.

Красноармеец вздрогнул, но согласно кивнул.

- А теперь – огонь.

***

Осторожно выглядывая из-за бруствера, бойцы следили за своим командиром. Он спокойно шел навстречу немцам, подняв руки вверх. Ярко-белая полоска бинта, как знамя, полоскалась на ветру.

Гитлеровцы, решившие, что видят последнего оставшегося в живых, расслабились и неторопливо шли навстречу. Неожиданно сержант замер и, через секунду, низко поклонился. До красноармейцев донесся хохот. Немцы с удивлением смотрели на этого ненормального, совершавшего поклоны на все четыре стороны и что-то шептавшего пересохшими губами. Явно сошел с ума, но выглядело забавно. Окружив пленного, они что-то весело говорили, а сержант только улыбался в ответ.

- Что он задумал, - боец с забинтованной головой толкнул Степана.

- Перейти мост, - тихо ответил красноармеец.

- Мост?

- К Ирию.

И тут грохнул взрыв.

- В атаку, за мной, - ефрейтор выскочил из окопа, - ура!

***

Солнце, с облегчением вздохнув, скрылось за горизонтом, и уставшую за день землю ласково укрыла непроглядная темнота спасительной ночи. Где-то трещали цикады, ухал филин, громыхали далекие разрывы.

Над братской могилой, склонив головы, стояли семеро солдат. Один из них достал губную гармошку и, в ответ на безмолвный вопрос друзей, тихо сказал:

- Приказ товарища сержанта.

И заиграл.

«Брови мои, брови

Брови мои чёрные

Не давали брови на улицу выйти

Не давали, не давали, друга увидали».

Не сговариваясь, красноармейцы подняли головы вверх. Они были уверены, что именно сейчас через Звездный мост неторопливо, с улыбкой, шел пожилой сержант – сверхсрочник. Шел к Ирию.

Автор - Андрей Авдей

Источник-https://vk.com/four_ls

Дорогие пикабушники, не судите строго этот стеб, это под настроение. не все в жизни должно содержать мораль и поучения ))

МЫШКА

Жили были дед и баба. И жила у них курочка Ряба. Снесла как-то курочка яичко, да не простое, а золотое. Дед бил бил, не разбил, баба била била – не разбила. Прибежала мышка, хвостиком махнула…

… подписала все документы, и привлекли пенсионеров. Государство не любит, когда с ним не делятся, да и соседям лишнего болтать не стоит.

***

Погоревали старики, но тут весна пришла, посадил дед репку и говорит:

— Расти, расти, репка, сладка! Расти, расти, репка, крепка!

Выросла репка сладка, крепка, большая-пребольшая.

Пошел дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может.

Позвал дед бабку. Не справились. Далее – внучка – жучка – кошка. Никак.

И тут появилась мышка…

***

… и вот уже на море на океане, на острове на Буяне в небольшой ветхой избушке жили старик да старуха. Жили они в великой бедности; старик сделал сеть и стал ходить на море да ловить рыбу: тем только и добывал себе дневное пропитание.

Раз как-то закинул старик свою сеть, начал тянуть, и показалось ему так тяжело, как доселева никогда не бывало: еле-еле вытянул. Смотрит, а сеть пуста; всего-навсего одна рыбка попалась, зато рыбка не простая — золотая.

Взмолилась ему рыбка человечьим голосом:

- Не бери меня, старичок! Пусти лучше в сине море; я тебе сама пригожусь: что пожелаешь, то и сделаю.

- Да пошла ты, - заорал старик, - на острове мышей полно.

***

СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ

Попрыгунья – стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза.

Делать нечего – пошла к муравью на постой проситься. Тот ей прочитал лекцию о том, что без труда не выловишь рыбку, это да. Но впустил.

Сегодня таких муравьев называют «папики», а стрекоз - "перелетные девушки с пониженной социальной ответственностью"

***

ГАДКИЙ УТЕНОК

В одном фермерском хозяйстве утка вывела утят. Все красивые, ладные, а один – гадкий. До такой степени, что смеялись над ним все: и куры, и гуси, и индюки. Бывало, копошатся они в земле, пробегает мимо гадкий утенок, и тут же слышится хохот, смешки и издевательства. В общем, не вынес этого бедняга и сбежал.

Прошло время, и однажды на зеркальную гладь пруда опустился прекрасный лебедь. Посмотрел он на уток, курей, индюков и гусей:

- Помните меня? Я ведь тот самый гадкий утенок, над которым вы издевались. А сейчас я стал лебедем.

- Да пофигу, - ответила домашняя птица и продолжила копошиться в земле.

Автор - Андрей Авдей

Источник-https://vk.com/four_ls

В некотором царстве, в некотором государстве, был да жил, или, правильнее сказать, поживал, люд честной, работящий да малопьющий, весёлый и разухабистый, затейливый да мастеровитый. Обильной страна была, богатой. Черноземы давали урожаи невиданные, в садах от яблочек наливных да груш сладких трещали деревья плодовые. А уж рыбы в окрестных реках да озерах и грибов с ягодами в лесах – хоть телегами вывози.
От тихой и сытной жизни и нечисть местная пакостей не делала. Лешие тропинки не путали да людей не пугали, так, фигу покажут из-за пенька или шишкой в лоб запустят, похихикав противненько. Ещё девкам молодым подол сучком зацепят. Водяные вообще разленились, полеживали на берегу и просили грибников в кабак сбегать, принести чего-нибудь «эдакого для настрою поднятия». Платили честно – жемчугом речным. Детвора голоногая моментально подработкой занялась, а что – страха никакого, хозяева водные детишек любили, могли и ракушку затейливую подарить, и самоцвет красивый.

Русалки тож народец не утаскивали в пучину глубокую. Правда, мужики все одно сбегались посмотреть, как красотули белокожие танцуют вечерами. Говорили, очень уж глазу это приятственное зрелище, хотя бабы местные, жены их, бурчали что-то про размер да срамоту неприкрытую.
А правил этой благодатью царь Берендей. Мужик в меру деспот, в меру тиран, но уважающий демократические ценности, сиречь думу боярскую за глупости али несогласие с политикой державной не сек розгами почем зря. Хотя, по правде сказать, иногда и следовало бы. Тем более после таких докладов.

«Тяжкие времена наступили в государстве нашем. Вновь сила злобная надумала погубить земли родные, ниспослав гонцов от Кощея Бессмертного, скелета ходячего, ворога лютого, слюною ядовитой плюющегося, деток малых пожирающего, кровушкой богатырей сгинувших запи…»
- Хватит, Краснобаев, - скривившись, царь стукнул державой по подлокотнику, - сколько раз говорить, докладывай четко и по существу.
- Виноват, государь, - низко склонился боярин, - увлекся, дочке вчера сказку на ночь рассказывал, а она же без ужастиков заснуть не может, вишь ли, «хоррор» - это, батяня, сейчас мега тренд, я же не лохушка под байки о Колобке засыпать.
Дума поддержала сочувственными вздохами.
- Стареем мы, - буркнул воевода Кольчугин, - детишек своих не понимаем. По правде сказать, они чудными словами изъясняются, и не уразумеешь, что говорят. Называют себя хипстерами неформальными.
- Истинно, - вступил Древнесказов, самый старый и мудрый из бояр, - давеча сын мой Ванюшка, пятый, средненький, лапти обул на босу ногу, портки закатал, платок бабий на голову повязал диковинно. Грит, я, батяня, таперича хипстером буду, мне ещё спинктер нужон, дабы на пальце крутить.
- И что, дал ты ему этот…, - Берендей споткнулся на слове, но, совладав, выговорил, - сфинктер?
- А то ж, - с достоинством поклонился государю боярин, - как дал плетьми по месту мягкому, дабы глупость в голове долго не задерживалась.
- Помогло? – заинтересованно вытянула головы дума.
- Эх, грехи наши тяжкие, - утер скупую слезу Древнесказов, - осерчал Ванюшка-то на меня и убег, к ентим, гадам.
- Готам, - поправил друга Бабахин, самый боевой и прогрессивный боярин, отвечавший за дело пушкарское, проще говоря, командующий артиллерией государева войска, - и откуда только напасть эта взялася, вроде и законов не нарушают, а все одно странно.
- Делаааааа, - сдвинув корону на затылок, - задумчиво протянул Берендей.
Дума поддержала согласным кряхтением.
- Ну, буде тут панихиду разводить, - государь повернулся к Краснобаеву, - читай далее.
Боярин поднес свиток к глазам:
- А гонцы сии – отроки наши, дети родненькие. Которые в хипстеры подались, ещё не страшно. Хоть и носят штаны ушитые с лаптями крашеными. А вот другие, готами назвалися, рядятся в одежды черные, лица белилами мажут, да цепей на себя понавешивали. У купца Обмылкина скупили весь товар лежалый: ткани цвета ночи непроглядной. Сами кроят, сами шьют сарафаны да кокошники кожаные, штаны узкие и балахоны, сапоги да лапти фасону диковинного. По ночам бродят по кладбищу, бурчат чего-то. Оно бы и ничего, да вот незадача – кабатчики челобитную подали, подати нечем платить. Не продается пиво пенное с медом, а казне с того убыток. Ибо не хотят мужички по святым выходным развеяться в угаре хмельном, боятся рыл белых черноряженых. Вон третьего дня приказчик Сенька Нахрап вечером домой возвращался навеселе, а ему навстречу эти скоморохи разукрашенные вышли…
Краснобаев замолчал.
- Ну, не томи, - зароптала дума, - помер что ль?
- Лучше б помер, - степенно погладив бороду, продолжил боярин, - протрезвел в кои-то веки, да как пришел домой и глазами ясными разглядел жену свою разлюбезную, тут его Кондратий и обнял. Знамо дело, с пьяных глаз и лягушка – царевна. Одним словом, государь, беда пришла. Вчера сам слыхал, как дочь Алевтины – ключницы, Манька, «Волчьей ягодой» прозванная, говорила, что «вам, старперам, надо освободиться от стереотипов мышления и уважать субкультуру молодежную».
- Свят, свят, свят, - загудели бояре.
- Потешатся да успокоятся, - хмыкнул Берендей, - мы в отрочестве тож не ангелами были, верно говорю?
- Нет, кормилец, - выступил Бабахин, - раздор в государстве начался. Не всем по нраву пришлась эта, прости Господи, субкультура. Ты дослушай.
Царь согласно кивнул, и Краснобаев продолжил:
- Попы да дьяки не стерпели непотребства новомодного, решили они конец положить забавам бесовским. И пошли на кладбище с кадилами наперевес. Ой ты гой еси, забава молодецкая.
Вытерев пот со лба, боярин повысил голос:

- Ух, вечер был, сквозь дым летучий
все готы двинулись, как туча, прям на отцов святых.
Бой затихал и разгорался, звенели цепи,
кто-то дрался, а кто-то меж могил валялся,
поймав креста под дых.
Полночи были в перестрелке, что толку в этакой безделке,
И выдохлись отцы. Средь готов стали слышны речи
«А может, надо бить под печень?».
Но вот на поле грозной сечи добралися стрельцы.
- В общем, государь, - закончил Краснобаев, - покамест смута улеглась, надолго ли?
- Что скажете, бояре мои верные, - Берендей посмотрел на притихшую думу.
- Дозволь мне, - с лавки поднялся Древнесказов, - мыслим, что без злодея бессмертного тут не обошлось. Сам посуди, готы эти – чисто дети Кощеевы, как вырядятся. Хоть и говорят сказки, что победили его, да, видно, ошибаются книги древние. То ли иглу не до конца сломали, то ли яйцо не разбили, то ли разбили, но не куриное.
- Истинно дед сказал, воевать его надобно, – загудело вокруг.
- А как воевать? – вскочил Бабахин, - ты уж прости, самодержец, без приказа собрал я богатырей знатных. Посулил им от имени твоего награду и снарядил в дорогу дальнюю.
- Ну? – выдохнула дума.
- А ничего, - разгоряченный боярин всхлипнул, - вернулись все, кто на коне, в доспехах помятых, кто сам пришел, в синяках да ссадинах. Говорят, путь к замку Кощея неблизкий, за бором черным, в тумане вечном, злодей хоронится от кары людской и дела свои пакостные замышляет. Дорога прямая ведет. До самых деревьев черных. Там, на пеньке сидит Кикимора, тропы охранница. Сила нечистая, но приветливая, задаст вопросы чудные и пропускает. А уж в самом лесу, туманом скрытом, беда случается. Вроде едет богатырь тихонько, темнота вокруг, тишина, тропа сияет. И вдруг ни с того ни с сего конь бешеным становится. Скачет выше леса стоячего, ржет, аки ненормальный, скидывает всадника…
- До замка кто-нибудь добрался? – уже зная ответ, спросил Берендей
- Никто, - удрученно кивнул Бабахин.
- Может, награду увеличить, - царь задумался, - до бочонка с червонцами или двух?
- Не вели казнить за дерзость, - выдохнул боярин, - пробовал уже. Богатыри, как один, говорят: вертели мы царскую награду на центре мироздания, в разные стороны да затейливо.
- Ну что ж, быть посему, - Берендей поднялся – повелеваю: стрельцам денно и нощно дозорами ходить, готов этих чудных оберегать от напастей, и хипстеров заодно, хоть и пришибленные на голову, они суть наша кровь и будущее. Святым отцам – молиться, и не шастать по кладбищам, а вам, бояре мои верные – думать, где искать героя былинного, согласного выступить супротив Кощея. Награда будет царскою – слово мое верное.
- А что думать-то, надежа - государь, - не выдержал Краснобаев, - сам видишь, добровольно никто не хочет на смерть идти, значит, пусть судьба решит.
- Договаривай, - царь заинтересованно присел, - и что у тебя за привычка такая - затыкаться на самом интересном месте, вот как велю отсыпать полсотни плетей, дабы языком шевелил побыстрее.
- А он на ходу сказку дочурке своей сочиняет, - хмыкнул кто-то, - как там – а, хорорную, как дед посадил репку, выросла капуста, а собрал три мешка сельдерея.
- Цыц, - остановил начинающийся гогот Берендей и повернулся к Краснобаеву, - так что надумал – то.
- У тебя народный час начинается, с жалобами и просьбами принимать будешь, вот пусть первый, кто в палаты царские войдет, и станет…
- Государь, - перебил Бабахин, - ерунда это, а коли отрок появится, али дед старый? Дозволь из говоруна этого дурь выбить.
- Из себя выбей, солдафон пушечный, - подпрыгнул от возмущения Краснобаев, - здесь тебе не стрельбище, заряжать нечего.
- Как нечего, - хмыкнул боярин, - вот тебе меж глаз и заряжу, дабы…
- А ну успокоиться, - не выдержал Берендеей, - что скажете, дума?
- Хм, угу, ну это, а вот, коли… Нет, ежели вдруг, иди ты… - неуверенно загудело вдоль стен.
Царь страдальчески вздохнул и сдвинул корону на затылок:
- Что гундосим, как мыслите, стоит рискнуть?
- Государь, - поклонился Древнесказов, - хоть и опасна затея, но чем черт не шутит, авось и улыбнется удача.

Бояре одобрительно зашептались. - Что ж, быть посему, авось так авось. Кто первым войдет, того и снарядим Кощея воевать, а уж я героя не обижу, слово мое верное.
И, поправив корону, Берендей кивнул стрельцам:
- Запускайте, молодцы.
Створки дверей медленно распахнулись.
- Мама, - тихо пискнул Краснобаев.
- Ап, - от неожиданности подавился словом кто-то из бояр.
- Спаси и сохрани, - широко перекрестился Древнесказов.
Присутствие духа сохранил только Бабахин, шептавший на ухо обалдевшему, если не сказать круче, царю:
- Умом, статью и ликом в мать, при родах померла Матрена-то, шибко грамотной баба была, и красавицей – словами не описать. А силой – в батюшку своего, Гаврилу – кожемяку. Он с малолетства чадо учил подковы пальцами гнуть да деревца одной рукой с корнем выдергивать. Может, дозволишь, а, государь?
- Что, - просипел Берендей.
- Краснобаеву рыло начистить, тем более и повод есть, - ухмыльнулся боярин.
- Дозволяю, - кивнул царь, - но не сейчас.
И, не отрывая глаз на посетителя, самодержец величественно поднялся с трона:
- Видать, за грехи тяжкие покарал нас Господь, тебя прислав. Но слово государево – не дым, посему быть тебе…
***
- … богатыршей? Кто меня во дворец потянул, Митрич?
Конь в ответ согласно фыркнул.
- Сижу дома, макаю тятеньку в бадье с водою, протрезвел дабы, а тут - получи, монгол, по тыкве. Надо же было вспомнить, что льгота нам положена податная, как семье неполной, - всадница возмущенно подпрыгнула в седле, - правду люди старые говорят, ежели хочешь беду маленькую большой сделать – сходи к боярам за помощью. Так помогут, что…
Митрич тихо заржал.
- Ладно, согласна, сама виновата, но где справедливость. Мужики по хатам, стонут. Синяки, видите ли, болят, а девице незамужней в доспехи обряжаться. Сарафан кольчужный мало не три пуда весит, еще и кокошник стали булатной всунуть пытались. На кой, шлем ведь есть! И главное, стоят и гогочут вокруг, бугаи бородатые. Особливо сотник стрелецкий.
Конь возмущенно тряхнул гривой.
- Ну, извини. Он сам виноват, неча было меня броненосцем Потемкиной называть. Подумаешь, кокошник метнула и руку ему сломала. Да оклемается, я же совсем легонько, чисто символически попинала, ради души успокоения.
Митрич фыркнул.
- Что? Сам ты машина смерти, это мужик хлипкий пошёл. Тпрууууууууу! Приехали.
Спрыгнув с коня, всадница с удивлением посмотрела под ноги и всхлипнула:
- Чисто не девица стройная, а как слониха беременная ямки оставляю!
- Ничего, скажешь – кость широкая, кстати, металл скупаю дорого, - донеслось из-под куста.
- И совсем она не широкая, - вспыхнула девушка, - это доспехи, чтоб их. Ой, здрасьте!
- Здрав будь, ратник былинный, далеко ли путь держишь? А не уделишь ли времени своего толику секретной тропы хранительнице? Тьфу ты, зарапортовалась. Извини, дорогуша, привычка.

Конь с удивлением смотрел, как на свет Божий с невнятным кряхтеньем выползла Кикимора. Прищурившись, она с хрустом потянулась: - Как звать-то тебя, дитятко, и за каким мухомором ты к Черному бору приперлась?
- Настя я, - поклонилась всадница, - еду Кощея воевать проклятущего, богатыри наши лежат с примочками, вот меня и…
- Совсем сбрендил Берендей, - хмыкнула Кикимора, - девицу заместо богатыря отправил, еще и обрядили чудно, не тяжко ли, милая?
- Ой тяжко, - Настя сделала пару шагов и залилась слезами, - чисто трактор на двенадцать плугов, такую борозду за собой оставляю. Да что ж это за жизнь такая, ни походки легкой, ни жениха нормального, ни счастья женского. Все бабы, как бабы, одна я – Микула Селянович в юбке бронированной. Ой, ещё из-за кольчуги этой на сарафане затяжку сделала!!!!!!
Переглянувшись с конем, хранительница тропы незаметно вздохнула:
- Полчаса.
Митрич понимающе фыркнул и благоразумно решил воспользоваться случаем, чтобы перекусить, тем более, что недалеко призывно покачивалось целое поле ядреного цветущего клевера.
Наслаждаясь сочной травой, конь внимательно слушал доносившиеся обрывки фраз:
- .. статная ты девица, а пригожа - очи синие, брови черные, губки яхонтовые…
- … от маменьки родимой, царство ей небесное…
- … без мужика?
- … свататься, да напился и руками своими…
- … всем переломала, и ему, и сватам, и дружкам, и тестю неудавшемуся, впредь чтобы грабельки шаловливые не …
- …а на хозяйстве?
- … тятенька работает, забор поставила, крышу починила…
- … кто ж свеклой губы красит, это прошлый век, вот недавно…
- … слова - то чудные какие – шампунь, помада…
- … не поддавайся стереотипам, подумаешь, люди скажут…
- … чего, шкрябинг?
- … пилинг, дуреха неразумная. Ножки свои белые в пруд опусти, а уж головастики расстараются, пяточки мягонькими станут, как у младенца…
- … не утащат?
- … договорюсь с русалками, не бойся…

Конь вздохнул и тихо заржал, шел второй час. Но кто решится остановить беседу умудренной опытом женщины и молодой девушки, тем более что… - …фу ты, срам какой.
- … не срам, а бюстгальтер, элемент полезный для девок молодых, чтобы…
- … да неужто…
-… истинно говорю, а уж мужики повалят…
- … сама справлюсь, я сильная и независимая…
- … ненормальная, котов заводят, а не коня богатырского. Ай!
Митрич, ехидно прищурившись, демонстративно вытирал копыто о траву.
Кикимора, потирая ушибленный зад, пробурчала:
- Заболтались мы с тобой, Настенька, пора вам в путь – дорогу.
Вскочив на коня, девушка улыбнулась:
- Спасибо за науку да слова добрые.
- Чего уж там, - зарделась хранительница, - адресок – то не забудь, забегай, наговоримся ещё. Как тем богатырям, вопросов задавать не буду и советов давать тоже. Через бор сама проедешь беспрепятственно.
- А люди баили, что…
- Милая, - Кикимора подмигнула, - там, где мужик с мечом не пройдёт, женщина завсегда проскочит, ибо суть наша такова, что даже говорливость чрезмерная пользу приносит. Да и не думал Кощей, что девица к нему пожалует, посему оружие его тайное супротив тебя бесполезное.
- Оружие? Ещё и тайное, ой как интересно, - Настя уже приготовилась спрыгнуть, чтобы услышать очередную историю, но была остановлена властным голосом хранительницы тропы.
- Придет время, узнаешь, а сейчас – в добрый путь. Мы в расчёте, зверюга.
Последние слова были адресованы Митричу, который неожиданно взвился на дыбы и с громким ржанием поскакал в Черный бор. А где-то позади затихало ехидное хихиканье Кикиморы, помахивавшей ивовым прутом.
***
Густая пелена окутала коня и всадницу. Не было слышно ни звука, а сквозь туман к путникам протягивали огромные лапищи черные деревья.
- А может, Кикимора права, как думаешь? Завести котенка, лучше рыженького, да крестиком вышивать на завалинке. Глядишь, какой-никакой женишок и сподобится заглянуть в гости.

продолжение в комментарии ниже
Автор - Андрей Авдей

Источник-https://vk.com/four_ls

В темном подвале было холодно и сыро. Облезлая крыса, осторожно оглядевшись, юркнула было к противоположной стене, но, наткнувшись на что-то теплое и живое, испуганно пискнула и бросилась обратно.
- Отвоевались, - с трудом прохрипел Виктор. - Не хорони раньше времени, - хмыкнул кто-то в ответ.
- Ты, Сань, на чудо не надейся, расстреляют нас, как пить дать, или повесят.
- Еще успеют освободить, наши же рядом, - вмешался третий.
- Паша, фронт назад катится, кому спасать-то, - возразил Виктор, - потому и немчура с пленными не церемонится, или лагерь, или на месте решат.
- А, может?
- Что ты заладил, может, может. Не может, помолчи лучше, - оборвал Александр, - тихо!

Дверь подвала со скрипом распахнулась, и в проеме показались две фигуры. Не говоря ни слова, они спустились, взяли под руки Виктора, и выволокли наружу.
Замок со скрежетом щелкнул и все затихло.

- Куда они его, - спросил Паша.
- Узнаем, - ответил Александр, - если вернется, а если нет - молча жди своей очереди, чего зря воздух молотить.

Красноармейцы задумались каждый о своем.
То, что чуда не произойдет, было понятно каждому. Отступление, продолжавшееся уже которую неделю, не оставляло никаких шансов на то, что бойцы окажутся у своих. Да и кому было дело до трех солдат, волею судьбы попавших в плен.
Прав был Виктор – впереди или лагерь, или смерть. А жить хотелось безумно.
Паша прислонился к сырой стене подвала.
- Сань, у тебя жена есть?
- Есть, - улыбнулся в темноте друг, - и двое сыновей, близнецы. А ты женат?
- Не успел, - вздохнул Паша,- после семилетки на завод, потом призвали, думал, приеду в отпуск, пойду свататься к Люське, соседке своей, а тут война. Так что… Эх.
- Не стони, и без тебя на душе муторно, - красноармеец перевернулся на бок, - руки затекли. Умеют вязать, сволочи.

Дверь распахнулась, и те же молчаливые фигуры швырнули на пол Виктора. Долгую минуту они стояли, всматриваясь в темноту, словно делая выбор, а затем выволокли Александра.
И опять наступила тишина, прерываемая лишь хриплыми стонами.
- Вить, что там, - Паша подполз к другу.
- Предлагают перейти, - закашлявшись, ответил красноармеец, - условия простые: или к ним, или туда.
- Куда?
- В землю, недолго нам жить осталось, - заскрежетав зубами от боли, Виктор сделал попытку присесть, - помоги.
- Ты согласился? - пристраивая друга у стены, Паша с ужасом заметил, что гимнастерка Виктора насквозь промокла от крови.
- Ага, - простонал красноармеец, - от радости чуть до смерти не забили прямо там.

Солдаты замолчали.

Облезлая крыса, набравшись смелости, вылезла из норы и, крадучись, двинулась вперед. Обойдя сидящего у стены красноармейца, она застыла напротив Паши. Несколько секунд животное осторожно принюхивалось и, видно, решив, что не бояться нечего, спокойно прыгнула на ноги, а затем юркнула в другую сторону. Кончик хвоста скользнул по лицу, но боец не пошевелился.
Он думал о том, что его ждет за дверью.

Которая распахнулась в третий раз.
Словно мешок, бросив на пол Александра, немцы уже без раздумий схватили Павла за руки и вытащили наружу. От яркого света ламп красноармеец зажмурился.
Его вели не больше минуты, затем, остановившись перед какой-то дверью, сопровождающие втолкнули бойца внутрь.
- Третий, - резюмировал чей-то голос.

Павел поднял голову: у стола курил, насмешливо глядя на пленного, офицер. - Жить хочешь?
Красноармеец молча кивнул головой.
- Не буду тратить время на пустые разговоры. Что вас ждет, ты отлично знаешь, посмотри, - немец кивком головы указал на окно.

Павел подошел ближе: во дворе голодной пустотой зияла свежевырытая яма. - Через час мы её покормим, - словно прочитав мысли бойца, - усмехнулся офицер, - сколько окажется внутри, зависит от тебя.
- От меня? – переспросил Павел.
- Двое или трое. Твои друзья предпочли оказаться там, мы выполним их желание. Куришь?
- Да.
Вставив в рот сигарету, немец поднес зажигалку. Несколько минут глядя, как солдат жадно затягивается табачным дымом, офицер молчал. Затем он достал пистолет и положил его на стол.
- Это твой билет в жизнь, иную жизнь, - по губам скользнула неприметная улыбка, - надеюсь, объяснять не нужно.
- Понимаю, - прошептал Павел, - вы хотите…

- Не понимаешь, - оборвал собеседник, - совсем. Я тебе предлагаю иную жизнь, эта полна крови, ужаса и грязи. Конечно, не бесплатно, совсем не бесплатно. Пистолет – это всего лишь подтверждение твоего согласия. Настоящая цена будет заплачена позднее, когда я решу, что пришло время.
Солдат вздрогнул, встретившись с холодными, без тени жизни, глазами офицера. В них бушевало пронзительное ледяное пламя, заставляющее застыть кровь в жилах.
- Какая цена, - тихо переспросил Павел.
- Когда наступит срок, - усмехнулся немец, - тебя ждет реальная смерть, итак, ты согласен?
- Да.
Офицер открыл дверь и что-то крикнул. Затем, полоснув ножом по веревкам, он кивнул на стол:
- Забирай.
***
Глядя на стоявших перед ямой на коленях друзьях, Павел дрожащей рукой поднял пистолет.
- Ну же, смелее, - подбодрил стоявший недалеко офицер, - время идет.
Ствол коснулся затылка Александра.
- Ты подохнешь, как собака, - не поворачивая головы, прошептал красноармеец.
Выстрел.
- Гнида.
Второй выстрел, и вслед за другом в яму рухнул Виктор.
- Отлично, - немец подошел и вытащил пистолет, - а теперь ты.
- Но вы же…, - резкий удар под дых заставил Павла замолчать.
Двое молчаливых солдат скрутили проволокой руки за спиной, и поставили солдата перед ямой.
- Я помню свое обещание, - раздался за спиной голос офицера, - и держу слово. Кстати, хочу заметить, ты стоишь в полный рост. Добро пожаловать в иную жизнь.
Громкий смех заглушил выстрел, и красноармеец рухнул вниз….
***
- Но случилось чудо, пуля прошла в сантиметре от сердца, - пожилой мужчина смотрел в восхищенные глаза ребятни, - в этот день из окружения прорвалась рота наших, они-то меня из ямы и достали.
- А дальше, - поднял руку светловолосый мальчуган.
- Дальше, - ветеран улыбнулся, - госпиталь, по излечению меня признали негодным и направили в тыл, честно отработал на танковом заводе. Мой родной город тогда ещё был оккупирован. После войны приехал, но ничего не нашел. Дом разбомбили, никого не осталось.
Он смахнул набежавшую слезу.
- Дети, - учительница поднялась из-за стола, - давайте скажем спасибо нашему гостю за то, что он воевал ради того, чтобы мы жили в мире, и за интересный рассказ. Машенька?
Девочка выбежала из-за парты и, смущаясь, протянула букет цветов.
Мужчина неловко обнял ребенка и поцеловал в макушку.
***
Павел шел по весеннему городу с букетом и улыбался. Ему нравилось все – и приветливые улыбки встречных, и отдающие честь офицеры, и тихое позвякивание медалей. Правда, большей частью юбилейных. Но среди них гордо сияла и «За боевые заслуги», полученная спустя четыре года после войны по представлению местного военкомата.

О прошлом мужчина старался не вспоминать. Было и было, никто осудит и не узнает, что произошло на самом деле. Только ночами, иногда, он просыпался в холодном поту. Ему снились горящие дома, из которых доносились полные ужаса крики, валявшиеся у дороги тела убитых пленных, пристреленных безжалостными конвоирами, стоящие у вырытой могилы дети. Спокойное тарахтение пулемета, и вот уже нет никого, все там, в яме.

Дома Павел привычно налил полстакана водки и залпом выпил.
«Сны – это плата за иную жизнь», - невесело подумал он.
- Не совсем, - знакомый до дрожи голос прозвучал откуда-то из-за спины.
Мужчина оглянулся – перед ним стоял тот самый офицер, не постаревший ни на год, такой же молодой, без тени улыбки, только почему-то одетый в форму красноармейца с нашивками старшины на погонах.
- Я ошибся?
- Нет, - усмехнулся гость, - скорее, забыл. Ты пожил иной жизнью, пришла пора встретить реальную смерть.
***
Вокруг колыхались сотни голов, над которыми монотонно звучал ровный и спокойный голос:
-… Павел….., …. года рождения, …уроженец…
- Не дергайся.
Повернув голову, мужчина встретился с холодными глазами старшины, надевавшего петлю.
- Ты же, - прошептал Павел.
- Не я, а ты, - холодный взгляд сверкнул ледяным пламенем.

- … изменив Социалистической Родине, добровольно перешёл на сторону врага, поступил на службу в полицию при лагере военнопленных….
- Было обещание иной жизни, - усмехнулся старшина, - разве оно не выполнено?

-… в августе месяце 1942 г. перешёл на службу в "Зондеркоманду СС 10-А"…
- Ты получил почет, уважение, был защищен от боли и страха.
- Тогда почему сейчас я здесь?
- Потому что…

- …в сентябре 1942 г. был переведён на должность старшины "Зондеркоманды СС 10-А", а затем - следователя гестапо…

- Возможно, именно такой бы она и была, реальность, не возьми ты в руки пистолет, - старшина затянул петлю потуже, - пока иной бряцал медальками, настоящий…

- ... участвовал в облавах и арестах партизан, коммунистов и других советских активистов. Принимал участие в карательных экспедициях по борьбе с партизанами, а также в истязаниях и казнях партизан и мирных жителей.

- Я не мог такого сделать, - Павел неловко дернулся, и чуть было не соскользнул с табурета.
- Мог и сделал, причем успешно…

- … в разных местах и в разное время собственноручно расстрелял несколько десятков советских граждан и изнасиловал двух девушек. В лагере военнопленных лично расстрелял четырех пленных…

- Это была иная жизнь, - повторил, усмехнувшись, старшина, - иного тебя, настоящий же…

-… в сентябре месяце 1943 года принимал участие в расстреле 60 детей в возрасте от 10 до 15 лет.
- Время вышло, теперь – реальная смерть, - ледяное пламя в глазах вспыхнуло, ослепив на секунду, и тут же погасло.
- Военный Трибунал признал доказанной виновность подсудимого в совершении зверств и насилий над мирным советским населением и пленными красноармейцами, т.е. в преступлениях, предусмотренных статьей 1 Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года об изменниках Родины.
- Руководствуясь статьей 4 УК РСФСР и статьями 319 и 320 УПК РСФСР и учитывая степень виновности, Военный Трибунал приговорил:
-… Павла….., …. года рождения, …уроженца…
- До скорой встречи, - шепнул в ухо старшина и спрыгнул вниз.
- …к смертной казни через повешение.
Приглушённый хохот был заглушен хрустом шейных позвонков

Автор - Андрей Авдей

Источник-https://vk.com/four_ls

В старом дремучем лесу жила молодая гадюка. Целыми днями она грелась на трухлявом пне, наслаждаясь теплом и спокойствием. Жизнь была размеренна и прекрасна. Пока не появился он.

Странный мужчина, который по нескольку раз на день проходил по тропинке, неся саженцы молодых деревьев: где-то за болотом он высаживал лес. Вначале змее было просто любопытно смотреть, как кряхтя от натуги, изредка роняя крохотные сосенки и елочки, он, громко топая сапогами и оставляя глубокие следы, шел мимо.

Гадюка подползла ближе, чтобы получше рассмотреть неожиданного нарушителя спокойствия. Мужчина тоже обратил внимание на змею, с интересом наблюдавшую за ним, и даже стал приветливо кивать головой и улыбаться новой знакомой. Так продолжалось неделю: топот, сдержанные ругательства, рассыпанные саженцы. И с каждым новым днём змея сантиметр за сантиметром приближалась к тропинке, а мужчина все также кивал ей головой и улыбался.

И вдруг топот стал гадюку раздражать. В конце концов, кто он такой, этот чудак, чтобы нарушать покой её размеренного существования. Кто дал ему право сотрясать землю. И вообще, тропинка – её! Пора показать, кто здесь хозяин. Но как? Только если…

От неожиданного удара по ноге мужчина вздрогнул и рассыпал саженцы: змея, извиваясь, пыталась прокусить высокое голенище сапога.

- За что? Я ведь не сделал тебе ничего плохого?

В ответ раздалось лишь злобное шипение.

Ещё несколько дней он пытался пройти по старой тропинке, но всегда останавливался на полпути: впереди, изготовившись к нападению, его ждала гадюка. Она была счастлива, ведь жизнь наполнилась смыслом. Разве это не здорово видеть, как угроза твоего укуса заставляет повернуть назад!

- Значит, я выбрал неправильный путь, - подумал мужчина и ушел.

Привычный мир восстановился. Жизнь была размеренна и прекрасна. Как и раньше, змея грелась на солнце, наслаждаясь теплом, спокойствием и пустой тропинкой с зарастающими следами сапог.

Но мужчина не сдался, он проделал другой путь, в обход, по которому всё также изо дня в день носил саженцы. А за болотом медленно и неотвратимо появлялся молодой лесок.

Шло время, гадюка, росла, становясь все больше и больше. Каждый день, по старой привычке, словно проверяя, способна ли она ещё на что-то, змея выползала на середину тропинки и громко шипела.

Но этого никто не видел. В подросший молодой лес хлынули любители ягод и грибов. Они весело и с надеждами на полные лукошки шли туда по новому пути, протоптанному мужчиной, и даже не догадывались о том, что где-то в стороне, у трухлявого пня каждый день злобно шипит огромная старая гадюка, защищая заросшую и давно забытую тропинку.

Автор - Андрей Авдей

Источник-https://vk.com/four_ls