AlexKap2015

Ученые из Кентского университета (University of Kent) во главе с антропологом доктором Патриком Махони исследовали молочные зубы детей XI -XVI вв и выяснили, что основу их рациона составляла смесь pap из муки, яичного желтка, молока , или же из хлеба с бульоном. Ученые также выяснили, что детей отнимали от груди в возрасте одного года и далее основу их рациона составляли смеси pap и panada – хлеб с маслом и бульоном.

В возрасте от двух до четырех дети начинали употреблять более твердую пищу. К шести годам в рационе появлялась «взрослая» еда – мясо и потаж(похлебка). С семи лет дети полностью переходили на взрослый рацион.

Примечательно, что ученые, исследовав микроскопический износ зубов у детей, выяснили, что дети из бедного и богатого сословий питались одинаково. Исследование предполагает, что взрослые из высшего сословия наслаждались изысканными блюдами. К детям финансовое положение семьи отношение не имело, и они питались однообразной «детской» пищей независимо от сословия.

Антрополог Кентского университета доктор Патрик Махони подтверждает, что рацион в этот период у детей из высшего и более низкого сословий не слишком различался. Хотя в Средние Века рацион очень жестко зависел от статуса.

Ранее считалось, что употребление продуктов различалось в зависимости от социального слоя, но исследование показало, что это утверждение опровергает исследование останков детских скелетов в Кентербери. Результаты исследования показали, что смешанное питание начиналось после первого года жизни.Доктор Мэхони также говорит, что в раннем детстве основу рациона оставляли зерновые – хлеб, овсянка(porridge), различные каши(gruel). А также масло. Данные продукты наиболее характерны для детей низкого социального статуса. Мясо обычно не входило с рацион детей из низших классов.

Корпус исторических текстов дает представление о пище различных социальных классов.Но исследование останков в Кентербери показывает, что статус не давал никакого преимущества детям в плане пищевого рациона на ранних этапах жизни.

Исследователи смогли определить статус похороненных из исторических текстов. Выяснилось, что те, что был похоронен в Приорате имели высокий социальный статус. Останки, найденные на соседнем кладбище, принадлежат людям низкого социального статуса, которые могли оплатить похороны в соседней больнице Святого Иоанна.

Доктор Мэхони объяснил, что это дети доиндустриальной эпохи. Сахар еще не является ключевым компонентом в их рационе. Это и хорошо, так как означает, что у детей было гораздо меньше кариеса по сравнению с современными.

источник

С 16 по 20 век в Европе собаки использовались для вращения приводов к различным механизмам - промышленным и бытовым.

Жизнь вертельных собак (les chiens tournebroches фр., turnspit dogs англ.) была достаточно тяжелая.

Такая работа живо напоминала труд каторжников и прочих подневольных людей на лестнице Кьюбитта, по которым надо было безостановочно взбираться, выполняя роль двигателя.

Обычно на кухне держали двух собак, работавших попеременно, а при жарке больших кусков мяса — вдвоем. Одним словом —  собачья жизнь.

Этим же сменным режимом работы объясняют и происхождение английской пословицы:

Every dog has his day. У каждой собаки свой праздник бывает.

Кое-где такие колеса ещё остались в Англии и Канаде:

В басне, хм.. Джона Гея (John Gay) «Кухарка, вертельная собака и вол» , появившейся в 1738 г., кухарка жалуется на тяжелую судьбу, завидуя собачке. Собачка, в свою очередь, стенает, завидуя волу. А вол задумчиво сообщает, что скоро ты, пёс, будешь крутить над жаровней моё мясо и ещё можно поспорить, кому тут легче. Мораль: не ропщи, а с весёлым сердцем верти своё колесо.

Басни баснями, а сама идея эксплуатации собак в качестве двигателей для всевозможных устройств продолжала жить.

Для подачи воздуха в кузнице:

В швейном деле:

для стирки и сбивания масла:

всё это дело патентовалось:

Некоторые умельцы, как например, г-н З.Вигс, даже сооружали собакомобили:

К середине XIX века практически отказались от «собачьего двигателя», в литературе последнее упоминание подобного механизма относится к началу XX века.

источник

Винтовые лестницы в башнях средневековых замков строились таким образом, чтобы подъём по ним осуществлялся по часовой стрелке. Расположившись на такой лестнице, обороняющиеся могли наносить удары своими мечами по дугам, совпадающим с изгибами внешней стены, и даже использовать внутреннюю стену как частичный щит, поскольку их левая часть тела была полностью защищена лестницей.

А атакующим, напротив, приходилось открываться сильнее и пытаться нанести удар под правильным углом, чтобы не зацепиться и не ударить правой рукой по внешней стене.

Однако были и исключения. Замок Валленштейнов в Германии и замок Фернихёрст в Шотландии.

Так винтовая лестница в замке Фернихёрст вращается против часовой стрелки и известна как «левая лестница». История гласит, что в 1513 году, когда сэр Эндрю Керр-левша вернулся из битвы при Флоддене , он научил своих людей использовать левую руку во время боя на мечах. В Шотландии леворукость окрестили «кулаком Керра».

Эпизод Столетней войны, описанный французским хронистом Жаном Фруассаром, автором знаменитых «Хроник» — важнейшего источника по истории начального этапа Столетней войны.

Граф де Л’Иль и другие бароны, пришедшие с очень большими силами, расположились вокруг города (замок Оберош, около городка Перигё, Гасконь, Франция, прим.ТС) так, что никто не мог в него войти или, наоборот, выйти, оставаясь незамеченным. Они также послали в Тулузу за четырьмя великими осадными машинами, приказав доставить их на повозках и воздвигнуть перед крепостью. Французы штурмовали Оберош только с помощью этих машин, день и ночь бросая в замок тяжелые камни.

В Бордо, к графу Дерби и монсеньору Готье де Мони, приходило много вестей о том, что их соратники осаждены в Обероше, однако они не знали, что их сдавили и стеснили настолько сильно.

Когда мессир Франк де Халь, мессир Алэн Суинфорд и мессир Жан де Лефдаль увидели, как их донимают французы, то начали тревожиться, поскольку не было заметно, что им собираются оказать помощь и поддержку со стороны. Совещаясь между собой о дальнейших действиях, они говорили:

«Не может такого быть, чтобы граф Дерби не помог нам, узнав об опасном положении, в котором мы находимся. Было бы хорошо известить его об этом, надо только найти посланника».

Затем они спросили своих слуг, не желает ли кто-нибудь за вознаграждение доставить в Бордо письмо, которое они написали для графа Дерби. Тут выступил вперед один слуга и сказал, что охотно доставит письмо по назначению, и сделает это не столько ради награды, сколько ради их избавления от опасности. Рыцари были очень обрадованы, что нашелся человек, готовый выполнить их поручение.

Вечером, когда стемнело, рыцари вручили слуге письмо, которое было скреплено тремя их печатями и вшито в его одежду. Затем они велели спустить слугу в крепостной ров. Оказавшись на дне рва, слуга выкарабкался наверх и двинулся прямо через лагерь, ибо другого пути не было. У первой же заставы его остановили. Однако он умел хорошо говорить на гасконском и назвал одного сеньора из войска, сказав, что состоит при нём. Поэтому ему дали пройти, и он уже полагал, что проскочил, но нет! Возле шатров он был задержан другими слугами, которые отвели его к рыцарям на заставу. Там он не смог подыскать никаких объяснений, которые бы его выручили. Тогда слугу обыскали, ощупали и нашли у него письмо. Его отвели в узилище и стерегли там до утра. Когда все сеньоры в лагере встали, их немедленно известили о поимке лазутчика. Они дружно направились к шатру графа де Л’Иля, и там было зачитано письмо, которое рыцари из Обероша послали графу Дерби. Все испытали радость, узнав достоверно, что английские рыцари и воины уже так стеснены осадой, что не могут больше держаться.

Было решено связать слугу в клубок, а письмо, полностью развернутое, привязать к его шее. В таком вот виде, с помощью одной осадной машины, и был он заброшен в город. Он упал на крышу, покрытую соломой и землей. На него пришли поглядеть и нашли его мертвым, с привязанным к шее письмом.

Когда рыцарям сообщили о случившемся, они были очень огорчены. После этого события они уже не нашли ни одного слуги или иного человека, который осмелился бы отправиться с посланием к графу Дерби.

«Ох! — сказали они, — наш посыльный не выполнил поручения. Теперь мы не знаем, что еще придумать и какое решение принять».

Тем временем граф Перигорский, мессир Роже де Перигор, его дядя, мессир Карл де Пуатье, виконт де Кармэн и сир де Дюрас сели на коней и поехали вдоль крепостных стен, держась к ним как можно ближе. При этом они с издевкой кричали осажденным такие слова:

«Сеньоры! Английские сеньоры! Спросите у вашего посыльного, где он нашел графа Дерби так быстро! Только ночью отбыл из крепости и уже вернулся назад!»

источник