Помни войну!
Фотограф: Наталья Руснак
Как появилась песня "Священная война"?
22 июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз, что стало началом многолетней и кровопролитной войны. И по сей день в нашей стране эта дата считается Днем памяти и скорби.
Пройти мимо этой даты просто невозможно. По этой причине мы решили вспомнить, пожалуй, одну из главных песен военных лет — композицию "Священная война".
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война!
Песню "Священная война" многие считают гимном защиты Отечества — и не зря. Композиция насквозь пропитана патриотизмом и на протяжении военных лет помогала советским гражданам поддерживать боевой настрой и не терять веры в победу. Сочетание грозного марша и широкой мелодичной распевности и правда воодушевляет.
Стихи были написаны буквально через два дня после начала войны — текст был опубликован в газетах "Известия" и "Красная звезда" уже 24 июня под авторством поэта Василия Лебедева-Кумача. В день этой публикации композитор Александр Александров написал к стихотворению музыку. На печать слов и нот времени не было, так что певцы и музыканты переносили партитуры в тетрадки, переписывая их с доски. На репетицию отвели всего один день.
Как два различных полюса,
Во всем враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
26 июня 1941 на Белорусском вокзале "Священная война" впервые была исполнена Краснознамённым ансамблем красноармейской песни и пляски СССР — той группой, что еще не успела уехать на фронт. Позже очевидцы будут вспоминать — песню в тот день исполняли по несколько раз подряд.
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Для нас эта песня является одной из самых известных со времен ВОВ, однако в Союзе она прижилась не сразу. До октября 1941 она широко не исполнялось — уж слишком трагичные были звучание и смысл. Однако после того, как войска фашистской Германии взяли Калугу, Ржев и Калинин, "Священная война" начала звучать по всесоюзному радио каждое утро.
Пойдем ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой!
Встает страна огромная,
Встает на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Если вам интересно узнать об истории других военных песен, то читайте наш большой материал на:
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Как начиналась война... Танковое сражение под Дубно (1941 г.)
О всех историях про войну, можно сказать так:
Красивые не верны, а верные не красивы...
О войне можно рассказывать по-разному. Можно с помощью языка цифр, названий полков, дивизий, блистать знаниями о количестве войск, самолётов, патронов и партизан ...
А можно рассказать человеческим языком, который был придуман не для профессиональных военных и историков, которые не читают романы, в принципе. Я говорю о языке писем.
В первом случае рассказ будет понятен самому военному историку, который самоутверждаясь будет увлеченно грузить цифрами дат, точным количеством войск и их потерь, и такой язык будет понятен такому же историку, который всё это и без него понимает и знает.
Но такой рассказ вгонит в скуку и грусть обычного человека, такого, как мы с вами.
Я постараюсь рассказать о начале войны не как историк, а как человек, которому в руки попали обычные дневники и письма, иногда обычных солдат, детей, подростков, военнопленных, санитаров, лётчиков, танкистов, а иногда и необычных. Очень необычных.
Насколько это всё будет интересно, решать вам.
Но, забегая наперед, скажу, что вам будет всё абсолютно понятно. А это уже результат!
Итак.
Прежде, чем мы начнем самую сложную тему в современной истории – начало и процесс военных действий, в какие были вовлечены наши с вами двадцатилетние «дедушки» 22 июня 1941 года, представьте себе карту, на которой каждый кружочек – дивизия.
И вот мы видим количество наших войск и количество немецких войск на ключевую дату – несколько часов до начала войны.
Немецких кружочков в несколько раз больше и все они находились прямо на границе, ну или в непосредственной близости к нашей границе.
Наши разбросаны вдалеке от границы и их в разы меньше.
Думаю, что не надо быть историком, чтобы понять – война была неминуема.
Представьте себе на минутку, что у вас под дверью находится иностранная армия – человек с триста. Все вооружены до зубов. Совсем недавно они уже отняли такую же территорию, как ваша. Вот интересно, насколько лично вы будете себя спокойно чувствовать в этом случае, даже если вы подпишите с их начальником бумажку, в которой будет написано, что вы «друзья». Но эти «друзья», после подписания этой самой бумажки, будут стучать вам по ночам в двери, пытаться пролезть в форточку и увеличат за неделю группировку свою в десять или двадцать раз? Почему-то мне кажется, что спокойно спать вы в своем доме не будете. А начнете, как-то готовится к тому, что все-таки эти солдаты, рано или поздно взломают вам дверь...
После многочисленных подтверждений, что война неминуема и начнется именно 22 июня, Ставка таки создала документ, который приводил в полную боевую готовность наши войска. Беда в том, что не до всех он дошел в тот вечер, перед вторжением.
Но хочу заметить, что ничего кардинального бы это не поменяло, потому как представьте эту карту ещё раз и вы поймете – о чем я пишу.
Идем дальше. У фашистов был разработан некий план вторжения, в котором были свои сильные и слабые стороны, но безусловно он был разработан с учетом проблем нашей армии, которые мы научились преодолевать только в конце 1942 года.
Вот ровно столько (полтора года) нам не хватило, чтобы быть готовыми к неожиданностям, которые готовили перед нашей дверью германские солдаты, повинуясь приказу Гитлера.
В связи с тем, что первое письмо и дневник, о котором речь пойдет ниже, принадлежит танкисту – рассказ будет о самом крупном сражении техники за всю историю Второй мировой, и это будет не Курская дуга. До неё ещё целых два года с копейками – это сражение было под Дубно (Западная Украина).
Там мы проиграли – поэтому вы о нём и не слышали (хвастаться нашей пропаганде нечем).
Проиграли с большими потерями, как в технике (танках, самоходках, самолётах), так и в живой силе, которая, практически, вся попала в плен. Просто для сравнения приведу несколько цифр. В этой битве, которая началась сразу, как гитлеровцы развязали войну, с двух сторон участвовало 4500 танков и самоходок!
Причем со стороны фашистов участвовало всего 800 машин.
Их проблемы – им нужна была асфальтированная дорога, потому как целью прорыва по трем основным направлениям (о чудеса – по каждому направлению была одна единственная хорошая дорога на нашей территории!) «Север», «Центр», «Юг», было молниеносное наступление с захватом крупных городов, мостов, железнодорожных узлов, и только вторичной целью было окружение наших войск.
Наши же войска, когда началась война, думали, что главная цель окружение, и потому вели себя соответственно – жгли драгоценное топливо, постоянно меняя место дислокации (нахождения). Радиосвязь у фашистов была установлена на всей подвижной технике, и они ей пользовались, как в режиме боя, так и при перемещении.
На наших танках, только на каждом четвертом, коим являлся командирский танк, это в лучшем случае, в обычном варианте одна радиостанция на батальон.
Поэтому в режиме круговерти боя, наши танкисты воевали с открытыми люками, и получили от фашистов прозвище – маус (мышь), потому как с открытыми люками были на них, на мышей, похожи. Дубно – это населенный пункт со всех сторон, окруженный болотами, через который и проходила одна из основных дорог, по которой шло стратегическое наступление немцев. Соответственно у фашистов, техника которых нуждалась в асфальте, была цель – захват этого ключевого города, через который проходила одна из трех очень важных для них магистралей. Наши командиры, после начала вторжения (войны), до этого тоже додумались и послали в Дубно стрелковую дивизию. Вот тут проясню – послали пешком. А дивизия располагалась за много часов пути от Дубно. Техники у нас для перевоза пехотинцев повсеместно не было.
Итог понятен – не успели.
Пытались штурмовать уже занятый немцами город...
А вся остальная масса танков не имела единого управления после того, как они вступили в бой, тем более очень хорошо у немцев работал радиоперехват, и ко многим «сюрпризам» они были уже готовы. Помимо отсутствия связи между частями в бою (связные с пакетами были, но ситуацию они усугубляли – слишком запаздывала информация. Пока посыльный приходил – ситуация на поле боя давно уже была другой).
Далее – самое важное. Приказ об отступлении мог дать любой командир, потому сплошь и рядом были отступления без приказа командующего армией или фронтом, а это означало, что вы, удерживая полосу фронта в десяток километров, думая, что соседи так же сражаются, вдруг видели в своем тылу фашистов. А это оказывается, что ваш сосед отступил и оголил фланг, куда немцы и зашли. Итог – окружение и, как следствие – «котёл», в котором варились, погибали и попадали в плен, иногда целые Армии. И только в 1942 году, летом, был издан приказ № 227, карающий за отступление любого подразделения Армии без приказа, чуть ли не командующего Армией. Были, конечно и маленькие победы, но это было скорее исключение, чем правило. Умудрились сотворить танковую пробку во Львове.
Там все улицы созданы средневековыми архитекторами так, чтобы наступающий враг (не знающий особенности города) не смог дойти до центра.
А наши танкисты в неимоверном количестве решили сократить путь на фронт.
Они, конечно, не враги, но особенностей города они не знали.
Танкисты не пошли через поля вокруг города, а пошли через город – напрямую.
Итог – город встал в танковых пробках. Пока разобрались – фашист продвинулся вглубь на сотни километров, не встречая сопротивления.
Далее. Поломки. В некоторых случаях несовершенная техника выходила из строя прямо во время марша. Процент ужасающий.
В целом – половина не дошла до поля боя и осталась стоять по полям и лесам, служа фрицам «натюрмортом» для фотографий, которые они посылали к себе домой.
Та техника, что дошла – вступала в бой. Командиры руководили в целом правильно, но ... танки без пехоты, без авиаподдержки, без артиллерии – неэффективны.
Пехота без грузовиков безнадежно отстала.
Самолёты летали, но без радиосвязи сообщить о перемещении войск было, толком, некому.
А потом у всех закончилось топливо.
А в окружение доставить топливо не было никакой возможности. Трофейное топливо не подходило. У нас был дизель – у них бензин.
На этом было всё. 29 июня 1941 года бои были закончены.
Началась вторая фаза – героический выход из окружения.
Повезло не всем. Большая часть попала в плен.
Количество техники сократилось на 90%!
Это был разгром.
Вот так для нашей страны началась война...
--------------------
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно, до Дня Победы, включительно..
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
Интервью с героем ВОВ Иваном Дмитриевичем Чупрыновым – с ранением в ногу уговорил командира взять на штурм Берлина
Иван Чупрынов: ну как так-то, я такой путь прошел, и штурм Берлина без меня… – раненый сбежал из госпиталя прямо в одном белье госпитальном
О том, как добровольцем ушел на фронт, воевал в пекле Сталинграда, сбежал из госпиталя проситься на штурм Берлина. О встрече с власовцами в мирной жизни и многом другом – 97-летний ветеран ВОВ Иван Дмитриевич Чупрынов рассказал для федерального сетевого издания «Время МСК».
-- Родился я 1 мая 1924 года в рабочей семье в пограничном городке Джаркенте Алма-Атинской области (Казахстан). В 1941 году окончил 10 классов. Через день после выпускного, 22 июня, сообщили по радио, что началась война – гитлеровские войска напали на Советский Союз. Мне тогда было семнадцать. Как оказалось, для войны я был молод, брали только с 18 лет. Военкомат упорно не хотел давать повестку, и отправлять меня на фронт. Но я был настойчив и все же добился своего – меня записали в Красную Армию добровольцем.
Направили меня в военно-пехотное училище города Семипалатинска (ныне Семей, Казахстан – Ред.). Я там не доучился. Как-то ночью всех курсантов подняли по тревоге и отправили в Сталинград, и я оказался в морской пехоте. Сталинград – это ад, вокруг все горело. Горели и хваленые немецкие танки, и наши, конечно, тоже. И ни шагу назад – такая была задача.
В первую очередь принимай на автомат. Кончились патроны? У тебя есть кортик или финка. Нет? Есть приклад, есть гранаты. Все закончилось? Ничего нет? Грызи зубами землю, окапывайся, закрепляйся, но без приказа не отходи. Вот в чем соль была. В этом мы и победили. Умирай, но не отходи, оставайся на позиции.
И вот однажды налетела туча самолетов и засыпало всех, в том числе, и меня. Много нас тогда засыпало, рядом со мной человек 50 остались засыпаны землей в траншеях. Вылезти никакой возможности не было. Это – смерть. Кто-то кое-как вылез сам – беги и выручай товарищей. Вот эти люди, кто сам откопался, то один, то второй, то третий помогали нам, кто глубже оказался под завалами земли. Откопали, и таким образом я оказался на воле. Сижу, голова кружится, все болит, ничего не шевелится, не понятно, где я нахожусь.
И опять самолеты загудели. Смотрю – батюшки, опять летят, и их столько… Я подумал, что эти самолеты сейчас летят через Волгу в наши тылы, будут там бомбить. А потом посмотрел, первый самолет разворачивается, и еще раз это же место бомбит, где нас только что откопали.
Я побежал к воде. Знал, что между мной и водой примерно метров сто. А близко к воде был построен штаб нашей бригады – три наката бревен. Я забежал туда в эту землянку. Оказалось, что там не только сидеть, но и стоять места не было, все было уже занято моряками. И вдруг заскрипели бревна, на головы посыпалась земля. Я увидел, что в противоположном углу вылезла наружу бомба, такая огромная двухметровая длинная бомба, в эту землянку нашу упала и зашипела. Она стабилизаторами зацепилась за края бревен, остановилась и зашипела. Ну что, каждый из нас подумал: «Все… Братская могила». Я в тот момент маму вспомнил, когда документы подавал на фронт она мне сказала: «Сынок, там ведь не просто воюют, там убивают» ... Но бомба не взорвалась. Не знаю, почему она не взорвалась. Выбежали мы из-под завалов, ее саперы потом подорвали. Так мы все живы остались.
Бомбежки каждый день были, да не по одному разу. Как-то раз и меня зацепило – ранило в голову и шею. Направили меня в медсанбат, но до туда не доехал, потому что нас отправляли на катерах по воде, а их постоянно обстреливали немцы. Я в воду упал, уж не помню, кто меня спас. Помню, санинструктор пинцетом доставала из меня осколки и перевязывала.
После победы над немцами в Сталинградской битве, мою бригаду морской пехоты перебросили под Белгород на Курскую дугу. Там я попал в разведку 283-го гвардейского стрелкового полка 94-й гвардейской дивизии Украинского фронта.
Что интересно, я вместе со своим полком до Кишинева (Молдавия) дошел. И произошла ошибка, командование маме похоронку отправило, что я пал смертью храбрых, и был похоронен с почестями в братской могиле у деревни Самоедово Белгородской области. А следом второе извещение направили, что я без вести пропал. Такая вот оказия. Мама, бедная, плакала горько, пока мое письмо не получила. А уже после войны, спустя 30 лет – в 1975 году, я добился, чтобы меня исключили из списков погибших и пропавших без вести, так там все это время и числился.
Освободили мы Молдавию, и нашу дивизию направили в Варшаву (Польша) на сандомирский плацдарм.
В ноябре 1944-го меня ранило при бомбежке в правую ногу, переломаны кости были. В гипс закатали и оставили в госпитале в Бресте. Но к тому времени по всем границам наши уже переходили в другие страны. Ну как так-то, я такой путь прошел, и штурм Берлина без меня, не я буду осуществлять, а кто-то. Решил попроситься обратно на фронт и пошел к командованию, чтобы меня из госпиталя взяли в армию. Сбежал самовольно из госпиталя, прямо в одном белье госпитальном.
Тогда доформировывалась 855-го артиллерийского полка 311-я стрелковая дивизия, которая изначально формировалась вот здесь в Кирове. И я пришел к ним проситься: «Возьмите меня». Не помню, как фамилия командира была, звали Николай, а его заместитель – замполит Журавлев. Ну я так и эдак просился, командир все слушал и говорит: «Покажи свою ногу». А мы вдвоем из госпиталя проситься пришли, я с ногой, друг – с рукой. Посмотрел командир дивизии на меня, как я с ногой управляюсь и говорит: «Тебе еще четыре месяца лечиться надо. Ты не долечился. Ты не способен воевать», и отказал мне категорично. А моего друга взял, сказал старшине вести его в дивизию и прилично одеть. Я тогда даже сплясать хотел, но ничего не получилось. Так обидно. Смотрел на все это замполит Журавлев, встал со своего места и говорит: «Слушай, Николай, мы едем с формировки, у нас много необстрелянных, тяжело нам будет. А этот парнишка – морячок, он боевой, он выдержит. Видишь, как он держится и просится». «Ну только под твою ответственность», – сказал командир. Так меня и взяли на фронт обратно.
И надо же меньше, чем через 16 дней Одер форсировали, это уже апрель 1945 года был. А нам как дали, мы вернулись обратно. Я ведь из морской бригады. Подплывал к нашему берегу, рядом разорвался снаряд, старший лейтенант и сержант в лодке плыли, от взрыва она опрокинулась. Кричат: «Помогите!». Я прыгнул с другой лодки. Вытащил первого, второго и на берег положил. И еще через 16 дней в этой дивизии меня наградили орденом «Славы 3й степени» за двоих спасенных. Мы вперед дальше пошли наступать.
Штурмовали Берлин много раз. Он был сильно укреплен. Помню, бежали несколько человек нас в атаку, и под землей загудело. А я родился-то в Алма-Ате, там такое бывало – земля загудит, потрясется и остановится. И тут вдруг что-то такое же. Я думаю, как вдруг провалится, это все – народ весь тогда погибнет. Пули летят, самолеты летят. Пробежал я немного, а там спуск под землю, залит водой, и в воде плавают женщины с детьми, детей много было, лицами вверх и все мертвые. И я упал, ноги перестали идти, жалко детей, ну мужики между собой дерутся, воюют, чем дети то виноваты, зачем они погибают и страдают… Вспомнил, как мы освобождали город Кременчуг на Украине в 43-м. Там прихвостни немцев – полицаи, отбирали у матерей детей из роддомов и детской больницы, бросали их живыми в колодец… Мы, когда деток доставали, плакали все. И в тот раз, в Берлине, я увидел мертвых детей, ноги словно отказали…
2 мая взяли мы Берлин, я к тому времени уже был командиром отделения разведки. Всего я был четыре раза ранен на фронте, но остался жив, мне повезло. Скольких товарищей потерял… Когда объявили о Победе 9 мая 45-го, что было, все стреляли из всего оружия, кричали, улыбались, обнимались, танцевали, пели – радость была, разгромили мы фашистов, освободили Европу.
Демобилизовался после войны, вернулся домой. Окончил юридический институт, и меня направили в Кировскую область – служить Родине дальше. Я ведь власовцев на войне в плен брал. Воевал против власовцев, и опять судьба свела... Они жили и работали у нас на севере Кировской области в Кайском районе, отбывали срок за военные преступления. Они там убили детей – утопили их в реке, чтобы скрыть следы. А их трупы уплыли в Пермь, там их из воды и подняли. Стал я расследовать это трудное дело. Я тогда уже был старшим следователем прокуратуры.
Вызываю одного на допрос, а приходит – другой... чинили мне препятствия. Сложно расследование шло, но я всех выявил, к тому же в этой истории оказался замешан местный участковый, он тоже был арестован. Всех виновных в конечном итоге осудили. А все почему? Да потому, что я всегда старался ставить себя на место преступника. Если бы я был на его месте, как бы поступил, эта логика и аналитика мне очень помогала всегда.
Дослужился я до заместителя прокурора Ленинского района города Кирова, с этой должности в 1985 году ушел на пенсию. И все это время я не сижу без дела, я передаю свой опыт молодым следователям, рассказываю в школах о войне.
Не забывают Ивана Дмитриевича Чупрынова и сотрудники Следственного управления Следственного комитета России по Кировской области. Они навещают его и помогают, как и другим ветеранам Великой Отечественной войны.
Если бы не участие помощника руководителя управления по информационному взаимодействию с общественностью и СМИ, капитана юстиции Марии Меркуловой, наши читатели не узнали бы историю ветерана ВОВ Ивана Дмитриевича Чупрынова. Именно она договорилась о встрече с героем войны и сделала запись для нашего издания.
Дорогие читатели, если у Вас есть родные, знакомые, родные знакомых, прошедшие Великую Отечественную войну, пережившие блокаду Ленинграда, которые еще среди нас. Они каждый день уходят. Присылайте контакты, помогите записать как можно больше их историй.
Источник "Время МСК" - http://mskvremya.ru/article/2021/0710-vov-interview-veteran-..."Ледокол" на чистой воде (часть 8.2) - полный разбор лжи книги Виктора Суворова
А сейчас мы подошли к чрезвычайно интересному и важному моменту – к действиям Сталина в первые дни войны. Об этом до сих пор спорят и журналисты, и профессиональные историки, и просто любители военной истории.
В своё время Никита Хрущёв запустил фейк: мол, Сталин в первый день войны перепугался и на даче спрятался. Эта ложь давно опровергнута – опубликован журнал посещений кремлёвского кабинета Сталина.
Всё точно по минутам: кто и в какое время посещал сталинский кабинет. Никуда Сталин не прятался ни 22-го, ни 23-го, ни в последующие дни – работал почти круглосуточно. А Микита Хрущёв безбожно врал!
Виктор Суворов, конечно, всё пытается объяснить исходя из того, что Сталин якобы собирался сам нападать, но внезапно пришлось обороняться.
«Давайте ещё раз взглянем на поведение Сталина в первые дни войны. 22 июня глава правительства был обязан обратиться к народу и объявить страшную новость. Но Сталин уклонился от выполнения своих прямых обязанностей, которые выполнил его заместитель Молотов. [...]
Вечером 22 июня советское командование направило войскам директиву.
Слово маршалу Г. К. Жукову: “Генерал Н. Ф. Ватутин сказал, что И. В. Сталин одобрил проект директивы №3 и приказал поставить мою подпись...
– Хорошо, – сказал я, – ставьте мою подпись” (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления. С. 251).
Из официальной истории мы знаем, что эта директива вышла за подписями «народного комиссара обороны маршала С. К. Тимошенко, члена совета секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова и начальника Генерального штаба генерала Г. К. Жукова» (История второй мировой войны (1939-1945). Т. 4, с. 38).
Итак, Сталин заставляет других подписать приказ, уклоняясь от личной ответственности. Зачем же он принимал её в мае? Отдается директива вооруженным силам на разгром вторгшегося противника. Документ величайшей важности. При чём тут “член Совета секретаря”?
На следующий день объявлен состав Ставки Верховного Главнокомандования. Сталин отказался ее возглавить, согласившись войти в этот высший орган военного руководства только на правах одного из членов» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).
Вот так нам преподносит события первых дней войны Владимир Резун. Во-первых, он здесь опустился, можно сказать, до мелкой пакости: подал цитату из «Истории Второй мировой войны» в урезанном виде, и стал ёрничать по поводу “члена совета секретаря”. В оригинале этот фрагмент выглядит вот так:
«В 21 час 15 минут 22 июня Главный Военный Совет направил в войска директиву №3 за подписью народного комиссара обороны маршала С.К.Тимошенко, члена Совета секретаря ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкова и начальника Генерального штаба генерала Г.К.Жукова» (История Второй мировой войны 1939-1945, – Москва: Воениздат, 1975, Т. 4, С.38).
Имеется в виду, что Георгий Маленков – член Главного Военного Совета Красной Армии и при этом секретарь Центрального Комитета большевистской партии. А Виктор Суворов извратил это до “члена совета секретаря”. Вот такой уровень так называемого “прекрасного разведчика-аналитика”.
Кстати, о Главном Военном Совете Красной Армии – это высший коллегиальный орган Народного комиссариата обороны СССР. Так вот, по состоянию на 22 июня 1941 года Сталин даже не входил в состав этого самого Совета. Это более чем странно - если исходить из того, что он "собрался возглавить освободительный поход".
Ну а теперь давайте разберёмся по порядку. Почему Сталин не выступил с обращением к народу 22 июня, а поручил это Молотову?
Уже после войны гражданам СССР всегда внушали, что 22 июня 1941 года – это самая трагичная дата во всей истории страны. В фильмах о войне 22 июня обычно показывают так: грохот взрывов, вой немецких самолётов, беспорядок и паника у наших военных и гражданских, ужас и скорбь в глазах персонажей. Всё это под душераздирающую музыку. Зрителям дают понять: сейчас на экране они видят начало того, что унесло жизни, искалечило тела и души, и сломало судьбы десятков миллионов человек. Всё правильно. И создатели фильма, и большинство зрителей знают, что после 22 июня будет череда катастроф, что Красная Армия вынуждена будет отступать к Волге и Кавказу, что будут миллионы пленных и тяжелейшие битвы за Москву, и за Сталинград, и блокада Ленинграда. Но это известно сейчас, а тогда в реальном 22-м июня 1941 года никто даже предположить не мог, что всё это возможно. Если оценивать события трезво и без эмоций, то надо признать, что в первый день войны никакой катастрофы не произошло. То есть гибель людей – это конечно трагедия, но с точки зрения военного искусства ничего катастрофического ещё не случилось.
По свидетельству ветерана войны Владимира Ивановича Морозова, он с товарищами-курсантами авиашколы воспринял известие о нападении Германии радостно. На радостях пошли пить пиво!
Конечно это совсем молодые бесшабашные парни – они уверены, что война станет для них возможностью стать героями. И не задумываются об ужасах войны.
Но вот как воспринимают начавшуюся войну высокопоставленные работники наркомата вооружения СССР.
«В конце июня в наркомате состоялось партийное собрание. Собрались быстро, рассаживались по привычным местам без обычных в таких случаях шуток и острот. Как сейчас вижу товарищей, с которыми бок о бок пришлось работать всю войну. Конечно, мы тогда не знали, что нас ждут четыре года суровых военных испытаний. Напротив, некоторые считали, что разгром фашистов – дело недель, максимум месяцев» (Дмитрий Устинов, Во имя победы – Глава четвертая).
Даже в конце июня высокопоставленные, ответственные работники одного из важнейших наркоматов, и, судя по всему, сам народный комиссар вооружений Дмитрий Устинов, не видят оснований для страха и настроены вполне оптимистично. 22 июня 1941 года нечего было Сталину пугаться!
Ещё в 1 час 45 минут 22 июня, в штабы приграничных округов поступила директива номер один, начинавшаяся словами: “В течении 22-23.06.41 возможно внезапное нападение немцев...” (ЦА МО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 71. Л. 69). Раз Сталин такую директиву одобрил, значит, он морально был готов к началу войны, и немецкое нападение никак не могло стать для него чем-то немыслимым, могущим привести к шоку.
https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1012039
В 7:15 военным советам западных округов отправлена директива №2, предписывающая «войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу» (ЦА МО РФ. Ф. 132а. Оп. 2642. Д. 41. Лл. 1–2).
https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1012043
К 10:00 22 июня появилась Оперсводка №1 Генштаба Красной Армии. Этот документ не содержит никаких намёков на катастрофу. Больше говорится о потерях нанесённых противнику, чем о собственных потерях. Нет ни слова, ни о панике, ни даже об отступлении.
Общий вывод Генерального штаба о ситуации следующий: “Противник, упредив наши войска в развертывании, вынудил части Красной Армии принять бой в процессе занятия исходного положения по плану прикрытия. Используя это преимущество, противнику удалось на отдельных направлениях достичь частного успеха”.
https://archive.mil.ru/archival_service/central/resources/co...
Согласно этой оперсводке, “командующие фронтами, ввели в действие план прикрытия, и активными действиями подвижных войск стремятся уничтожить перешедшие границу части противника”. Нечего пугаться!
Вечером 22 июня командующим Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов поступила Директива №3 за подписями наркома обороны СССР маршала Тимошенко, начальника Генштаба Жукова и члена главвоенсовета Маленкова, предписывавшая “нанеся мощный контрудар” уничтожить наступающего противника и к 24 июня занять польские города Сувалки и Люблин. То есть, высшее военное руководство считает, что Красная Армия может брать Люблин, а не отступать. С высоты сегодняшнего дня можно по-разному относится к такой позиции командования РККА, но сейчас речь о том, что никакой катастрофы в тот момент в происходящем не видели. Войскам предписано разгромить врага и перенести боевые действия на его территорию. Директива №3 – это та самая, которую упомянул Суворов. Но он, в свойственной ему манере, немного изменил цитату. В «Воспоминаниях и размышлениях» написано вот так:
«... мы выехали в Тернополь, где в это время был командный пункт командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса.
На командный пункт прибыли поздно вечером, и я тут же переговорил по ВЧ с Н. Ф. Ватутиным. Вот что рассказал мне Николай Федорович:
– К исходу сегодняшнего дня, несмотря на предпринятые энергичные меры, Генштаб так и не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о наших войсках и о противнике. Сведения о глубине проникновения противника на нашу территорию довольно противоречивые. Отсутствуют точные данные о потерях в авиации и наземных войсках. Известно лишь, что авиация Западного фронта понесла очень большие потери. [...]
По данным авиационной разведки, бои идут в районах наших укрепленных рубежей и частично в 15–20 километрах в глубине нашей территории. Попытка штабов фронтов связаться непосредственно с войсками успеха не имела, так как с большинством армий и отдельных корпусов не было ни проводной, ни радиосвязи.
Затем генерал Н. Ф. Ватутин сказал, что И. В. Сталин одобрил проект директивы №3 наркома и приказал поставить мою подпись.
– Что это за директива? – спросил я.
– Директива предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главнейших направлениях, притом с выходом на территорию противника» (Георгий Жуков, Воспоминания и размышления – Том I, Глава десятая).
Суворов выбросил из цитаты упоминание о том, что автор директивы – нарком обороны Тимошенко.
Обратите внимание: маршал Жуков пишет, что даже к вечеру 22 июня советское командование располагает данными о том, что немцы продвинулись всего на 15 – 20 километров.
Да собственно сама Директива №3 опубликована на сайте «Архив Александра Яковлева». Начинается она словами:
«Противник, нанося удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шауляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.
На остальных участках госграницы с Германией и на всей госгранице с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями» (ЦА МО РФ. Ф. 48а. Оп. 1554. Д. 90. Лл. 260–262. – Цитируется по материалам сайта «Архив Александра Яковлева»).
https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1012053
То есть, никаких признаков катастрофы ещё и близко нет. В Кремле не видят оснований для экстраординарных мер. На территорию СССР вторглись войска иностранного государства – народу об этом сообщает по радио народный комиссар иностранных дел Молотов. А директиву с приказом – ответить ударом на удар и перенести военные действия на территорию противника – войска получают от наркома обороны и начальника Генштаба. Также эту директиву подписывает член Главного военного совета Красной Армии, член Политбюро ЦК ВКП(б) Маленков, а её автором, к слову, является народный комиссар обороны маршал Советского Союза Семён Тимошенко. Сталин одобряет директиву, но фактически он не вмешивается – военным профессионалам предоставлена возможность проявить свои полководческие таланты.
Ранее, рассуждая о назначении Сталина на пост главы совнаркома, Резун утверждал:
«... Сталин занял пост Молотова, для того чтобы Главный Приказ исходил не от Молотова, а от Сталина» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).
Раз уж Сталин так хотел лично отдать приказ об освободительном походе, то почему не подписал Директиву №3, она же про наступление на Люблин и Сувалки?
Резун написал, что 23 июня был “объявлен состав Ставки Верховного Главнокомандования” и “Сталин отказался её возглавить”. Он соврал. В этот день была создана Ставка ГЛАВНОГО Командования – без слова “верховного”. Возглавляет Ставку нарком обороны маршал Тимошенко – главный военный Советского Союза, он руководит действиями Красной Армии, а Сталин ему не мешает. По свидетельству адмирала Кузнецова «первые заседания Ставки Главного Командования Вооруженных сил в июне проходили без Сталина» (Николай Кузнецов, Накануне). Сталин, это видно из записей в том самом журнале посещений, работал в своём кабинете.
Ставка Главного Командования на данном этапе ещё даже не являлась органом управления войсками. Тот же нарком ВМФ Кузнецов свидетельствует:
«Функции каждого [члена Ставки] были не ясны – положения о Ставке не существовало. Люди, входившие в её состав, совсем не собирались подчиняться Наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчёта о его действиях. С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков докладывали о положении на сухопутных фронтах» (Николай Кузнецов, Накануне).
А тем временем события на фронте развивались. К 25 июня стало ясно, что охват немцами Белостокского выступа грозит войскам Западного фронта полным окружением. 26 июня начальник Генерального штаба Жуков был отозван с Юго-Западного фронта, куда отбыл в первый же день войны, обратно в Москву.
Отчётливо катастрофа начала вырисовываться 28-го числа – на седьмой день войны. 28 июня немецкие войска заняли Волковыск, а части немецкой 20-й танковой дивизии с севера и северо-запада ворвались в Минск. Это означало, что оперативное окружение основных сил Западного фронта неизбежно.
30 июня, за потерю управления войсками, был отстранён от должности и арестован командующий Западным фронтом генерал-полковник Дмитрий Павлов. И в этот же день образован чрезвычайный орган – Государственный Комитет Обороны. В состав комитета вошли Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия, возглавил ГКО лично Сталин.
Маршал Жуков так написал про Государственный Комитет Обороны в своих воспоминаниях:
«ГКО стал авторитетным органом руководства обороной страны, сосредоточившим в своих руках всю полноту власти. Гражданские, партийные, советские организации были обязаны выполнять все его постановления и распоряжения» (Георгий Жуков, Воспоминания и размышления – Том I, Глава одиннадцатая).
А ситуация на фронте продолжала стремительно ухудшаться. 1-го июля немцы окончательно сомкнули кольцо окружения, вошедшего в историю как Белостокско – Минский котёл. Войска Западного фронта были окружены, но ещё не утратили способности к сопротивлению – они могли сражаться, и ещё существовала вероятность того, что их удастся спасти, прорвав вражеское кольцо ударами с востока.
Обратите внимание: в сугубо оборонительной войне возникает необходимость наступательных действий – надо прорвать оборону противника и соединиться со своими войсками, попавшими в окружение.
2-го июля командующим Западным фронтом был назначен маршал Тимошенко. То есть наркому обороны поручили лично спасать фронт от окончательной катастрофы.
А 3-го июля Сталин обратился по радио к гражданам Советского Союза с самой знаменитой своей речью – той самой, в которой он назвал соотечественников братьями и сёстрами.
Тимошенко организовал контрудар силами мехкорпусов, но, в условиях превосходства немецкой авиации, добиться успеха ему не удалось – участвовавшие в контрударе войска понесли большие потери в людях и технике.
Кстати, получило распространение ошибочное мнение о якобы “бездумных лобовых ударах” и “стремлении наступать любой ценой”. После неудач советских контрударов, в ходе дальнейшего продвижения немецких войск в руки противника стали попадать штабные документы Красной Армии – начальник штаба сухопутных войск Вермахта генерал Гальдер отозвался о советских контрударах июля 41-го следующим образом:
«Группа армий “Центр”: Сообщение о захваченном русском приказе, из которого явствует, что русское командование стремится фланговыми контрударами отрезать наши танковые соединения от пехоты. Теоретически эта идея хороша, но осуществление её на практике возможно лишь при наличии численного превосходства и превосходства в оперативном руководстве. Против наших войск, я думаю, эта идея неприменима, тем более что наши пехотные корпуса энергично подтягиваются за танковыми соединениями» (Франц Гальдер, Военный дневник – запись 19 июля 1941 года).
8-го июля прекратилось организованное сопротивление в Белостокско-Минском котле.
9-го числа контрнаступление организованное маршалом Тимошенко было приостановлено и войска, участвовавшие в нём, получили приказ отступать – катастрофа Западного фронта стала свершившимся фактом – в центре, протянувшего от Белого до Чёрного моря, советско-германского фронта образовалась прорва, которую необходимо было как-то ликвидировать.
10-го июля Ставка Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного командования и председателем ставки стал сам Сталин.
Как видите, слова Виктора Суворова о том, что Сталин якобы испугался ответственности – это полная ерунда. 22 июня абсолютно нечего было пугаться. И это ещё одно доказательство того, что выдумки про испугавшегося и спрятавшегося на даче Сталина – это полный абсурд, ничем не подтвержденный – кстати сказать.
А вот когда ситуация действительно стала катастрофической, когда появилась реальная причина для страха, Сталин к народу обратился к народу, и взял на себя ответственность, возглавив Ставку Верховного Главнокомандования.
Кстати, в 1941 году Иосиф Сталин – сугубо штатский человек. Маршалом Советского Союза он стал 6-го марта 1943-го.
А теперь обратим особое внимание на ряд чрезвычайно важных фактов.
В первый же день немецкого нападения начальник Генерального штаба Красной Армии генерал Жуков оставляет Генштаб на своего заместителя генерала Ватутина и отправляется в Тернополь, в штаб Юго-Западном фронта. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять: высшее командование и политическое руководство считает Украину самым угрожаемым направлением.
Из текста директивы №3 следует, что в Москве считают немецкий удар на Волковыск вспомогательным.
Директива №3 отдана войскам вечером первого дня войны, её содержание Ватутин – по воспоминаниям Жукова – изложил ему в двух словах – это потому, что директива не является импровизацией, а была издана на основании уже имевшегося плана отражения немецкого удара.
Войскам Юго-Западного фронта этой директивой ставилась следующая задача:
«прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6А, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин» (ЦА МО РФ. Ф. 48а. Оп. 1554. Д. 90. Лл. 260–262 – цитируется по материалам сайта «Архив Александра Яковлева).
Силы 5-й и 6-й армий не случайно оказались там, где они есть 22 июня. Они сосредоточены в соответствии с планом. Ниже карта, которую небезызвестный Марк Солонин выдаёт за “часть плана нападения СССР на Европу”. Но на этой карте в точности показан план действий двух вышеназванных армий Юго-Западного фронта в соответствии с директивой №3. При этом 12-я и 26-я армии наносят удары в направлении на Жешув и Краков, с целью обеспечения левого фланга 6-й армии.
План отражения был! И текст директивы №3 говорит о том, что высшее командование РККА вечером первого дня войны считает, что события развиваются в соответствии с этим самым планом – что они правильно спрогнозировали действия противника. И это ещё одно доказательство того, что Сталину просто абсолютно нечего было пугаться 22 июня. Директива №3, – в сущности, приказ на ввод в действие плана обороны. Только через несколько дней выяснилось, что главным стратегическим направлением противник выбрал не то, которое ожидали в советских высоких штабах.
Что из себя этот план представлял, как Генштаб и Наркомат обороны прогнозировали действия Вермахта и на основании каких данных разведки строились эти прогнозы – мы рассмотрим в следующих частях с привлечением рассекреченных карт и архивных документов.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
"Ледокол" на чистой воде (часть 5) - полный разбор лжи книги Виктора Суворова
Так как в предыдущей части мы несколько отошли от проверки цитат и заговорили о технике, то стоит вспомнить и о других технических вопросах, которые “освещены” в «Ледоколе». Кстати, именно то, что касается техники, едва ли не лучше всего запоминается, и многие, прочитавшие книги Виктора Суворова, до сих пор верят в “автострадные танки”. Во всяком случае, лично мне в дискуссиях не раз задавали вопрос: “А зачем в СССР разрабатывался автострадный танк?”
«В 1938 году в Советском Союзе начаты интенсивные работы по созданию танка совершенно нового типа “А-20”. Что есть “А-20” ни один советский военный учебник на этот вопрос не отвечает. [...] Я долго искал ответ на вопрос и нашел его на заводе №183. Это всё тот же локомотивный завод, который, как и раньше, кроме локомотивов, даёт побочную продукцию. Не знаю, правильно ли объяснение, но ветераны говорят, что изначальный смысл индекса “А” – автострадный. Объяснение лично мне кажется убедительным» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 3).
Недавно в России был принят на вооружение новейший истребитель пятого поколения. Название Су-57 этот самолёт получил одновременно с принятием на вооружение, а до этого именовался Т-50. Почему “Т”, а не “Су”? Со времён СССР, буквенный шифр “Т” присваивается всей технике, которая разрабатывается в КБ имени Павла Сухого. Знаменитый истребитель Су-27 на этапе разработки назывался Т-10С (ничего общего с танком Т-10!).
В Советском Союзе всем конструкторским бюро были присвоены буквенные шифры для обозначения разрабатываемой им техники. Например, КБ горьковского завода № 92 (“Новое Сормово”), которым руководил Василий Грабин, имело индекс “Ф”. Первая пушка, разработанная в этом конструкторском бюро под руководством Грабина, называлась Ф-22.
А теперь угадайте: какой буквенный шифр присваивался разработкам конструкторского бюро танкового отдела того самого Харьковского завода № 183, в котором создавался танк известный как А-20? Правильно! Это - буква “А”. И не был А-20 никаким “танком нового типа”, а являлся дальнейшим развитием колёсно-гусеничного семейства БТ. Вот приняли бы его на вооружение, и стал бы он называться БТ-8 или БТ-9. Но ещё до завершения работ по этой машине, была решена та самая проблема, которая являлась единственной причиной, вынуждавшей делать танки колёсно-гусеничными. Это проблема малого ресурса танковых траков. Пока шли работы над А-20, металлургическая промышленность СССР освоила выплавку стали Гадфильда. Срок службы траков советских танков увеличился в разы, вследствие чего от сложной колёсно-гусеничной схемы отказались раз и навсегда.
Малый срок службы гусеничных лент – единственная причина, побуждавшая разработчиков усложнять конструкцию ходовой части таков и делать их колёсно-гусеничными. Пока эта проблема не была решена, колёсно-гусеничные боевые машины разрабатывались и в США, и в Великобритании, и в Чехословакии, и в Польше, и в Швеции и даже в Новой Зеландии. Правда, в нейтральной, миролюбивой Швеции этими разработками занимались немцы – в обход запретов Версальского договора.
Фото: Шведский танк L-30
Фото: Польский танк 10TP
Фото: Новозеландский танк Скофилда (Schofield Tank)
После появления траков, срок службы которых стал удовлетворять военных, в СССР работы по танкам колёсно-гусеничной схемы были прекращены, в том числе и по А-20. На вооружение был принят созданный параллельно в этом же КБ “чисто гусеничный” танк, который на этапе разработки имел шифр А-32. После принятия на вооружение РККА, А-32 стал именоваться Т-34.
Рассказ Виктора Суворова про “автострадные” танки – это дно технической безграмотности.
* * *
«Советские дивизии и корпуса, вооруженные танками БТ, не имели в своем составе автомобилей, предназначенных для сбора и перевозки сброшенных гусеничных лент: танки БТ после сброса гусениц должны были завершить войну на колесах, уйдя по отличным дорогам в глубокий тыл противника» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 3).
Вообще-то, по здравому размышлению, бросать гусеницы и уезжать навстречу новым боям на колёсах – это очень неразумно. А если придётся где-то взламывать оборону противника и для этого разворачиваться в боевой порядок на пересечённой местности? А если перед этим ещё и ливень был?...
Автомобилей для “сбора и перевозки сброшенных гусеничных лент” в частях действительно не было, да и быть не могло – потому что никто и не думал разбрасываться гусеницами посреди дороги. При переходе на колёсный ход, гусеничные ленты танков БТ силами экипажа укладывались на надгусеничные полки – как на фото ниже. Так что, рассказывая про “грузовики для сбора гусениц”, господин Резун пробил очередное дно некомпетентности.
* * *
«Гаубица отличается от пушки крутой навесной траекторией. Гаубица хороша для выкуривания из окопов и траншей обороняющихся войск противника. Если готовимся к наступательной войне, производим гаубицы, к оборонительной – пушки...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 8).
Все рассказы Виктора Суворова (и не его одного) про “оборонительное” и “наступательное” оружие – это полный вздор. “Мирным” (“оборонительным”) или наоборот – “агрессивным” (“наступательным”) оружие бывает только в лукавых мудрствованиях политиков и пропагандистов. В реальности же, и в наступательной, и в оборонительной войне, необходимы все виды оружия. “Оборонительные” системы ПВО нужны для прикрытия районов сосредоточения войск перед наступлением и путей подвоза предметов снабжения наступающим; а “наступательные” танки необходимы для нанесения контрударов по прорвавшим оборону силам агрессора. Многие спросят: а как же мины? Уж мины-то – это только для обороны. Мины необходимы и при наступлении. Например, частям и подразделениям, которые будут обеспечивать фланги наступающей группировки, придётся отражать удары противника.
Май 1941 года – Вермахт готовится к нападению на Советский Союз, а начальник немецкого штаба сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер пишет в своём дневнике:
«Мины: Роммелю 25 тыс. противотанковых и 15 тыс. противопехотных мин (из расчета по три противотанковые и две противопехотные мины на погонный метр). Трем группам армий: 295 тыс. противотанковых и 496 тыс. противопехотных мин (из того же расчета). Кроме того, на складах: 288 тыс. противотанковых и 497 тыс. противопехотных мин (из того же расчета). В саперных частях мины также включены в штатное имущество» (Франц Гальдер, Военный Дневник – запись 16 мая 1941 года).
Три группы армий, упомянутые в записи генерала Гальдера, – это те самые группы “Юг”, “Центр” и “Север”, которые 22 июня вторгнутся в СССР. Мины им нужны сотнями тысяч. Так что мины – это никакое на “миролюбивое” и не “оборонительное” оружие.
А теперь, собственно, о гаубицах. Если вы, готовясь к оборонительной войне, придерживались логики господина Резуна и наделали исключительно “оборонительных” пушек, то напавший на вас агрессор, вооружённый “наступательными” гаубицами, будет беспрепятственно “выкуривать из окопов и траншей” ваши обороняющиеся войска и, в том числе, уничтожать позиции ваших пушек. К чему это приведёт(?) – вопрос риторический. Если у вас нет гаубиц, стреляющих по навесной траектории, то вам нечем будет вести контрбатарейную борьбу и подавлять гаубицы противника, которые обстреливают вас с закрытых (находящихся за складками местности) позиций. Вывод: гаубицы также необходимы в обороне, как и в наступлении.
Но это ещё не всё... Выступая перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 года, Сталин в частности сказал:
«Раньше было большое увлечение гаубицами. Современная война внесла поправку и подняла роль пушек. Борьба с укреплениями и танками противника требует стрельбы прямой наводкой и большой начальной скорости полета снаряда – до 1 тыс. и свыше метров в секунду. Большая роль отводится в нашей армии пушечной артиллерии» (Иосиф Сталин, Выступление перед выпускниками военных академий РККА в Кремле, 5 мая 1941 г.).
Раз товарищ Сталин большую роль отводит пушечной артиллерии, то-таки готовится к обороне – если исходить из логики самого Виктора Суворова.
«Самое главное требование к противотанковой пушке – способность пробивать любой танк противника. В 1941 году советская 45-мм пушка такой способностью обладала. Кроме неё, была создана 57-мм противотанковая пушка. Её не выпускали просто потому, что для неё не было достойных целей» (Виктор Суворов, День М – Глава 15).
Противотанковая пушка калибром 57 миллиметров, о которой идёт речь, – это, знаменитая ЗиС-2, конструкции Василия Грабина. Байка о том, что её сняли с производства якобы из-за того, что она была “чрезмерно мощной”, что “пробивала немецкие танки насквозь, не причиняя им вреда”; и сегодня можно услышать даже в документальных фильмах и передачах. Последнее утверждение – следствие просто пещерной технической безграмотности. Внутри танка минимум свободного пространства: всё занято приборами, механизмами, агрегатами, боекомплектом и собственно танкистами. Абсолютно невозможно чтобы снаряд пробил лобовую броню, прошёл через отделение управления, через боевое отделение, потом через моторное отделение, и при этом ничего не зацепил и не нанёс критических повреждений ни танку, ни экипажу.
Пушка ЗиС-2 была снята с производства в 41-м совсем по совершенно другой причине. Причину эту назвал в своей книге воспоминаний маршал Дмитрий Устинов, который во время войны был народным комиссаром вооружения СССР.
«В соответствии с постановлением ГКО был издан приказ по наркомату. Для того чтобы обеспечить выполнение программы выпуска 45-мм и 76-мм пушек с заводов временно снимался ряд заказов, в том числе на 25-мм и 85-мм зенитные пушки, 57-мм противотанковую пушку, 107-мм горный миномёт и некоторые другие. [...]
В некоторых публикациях вопрос о снятии с производства 57-мм противотанковой пушки (ЗиС-2) в конце 1941 года объясняется чересчур упрощённо, а порой и неверно. Временное прекращение выпуска этой артиллерийской системы было обусловлено критической обстановкой начала войны. Для отпора врагу требовалось большое число противотанковых орудий. Обеспечить выпуск их необходимого количества можно было только по уже освоенной и налаженной технологии. А её в тот момент ещё не было» (Дмитрий Устинов, Во имя победы – Глава четвёртая).
Далее, Устинов приводит диалог, имевший место 22 июля 41-го года, между маршалом Куликом, главным конструктором пушки ЗиС-2 Василием Грабиным, и первым заместителем председателя совнаркома, то есть первым заместителем Сталина в правительстве, Николаем Вознесенским.
«– Скажите, Василий Гаврилович, – спросил маршал Кулик Грабина, – почему выпуск ЗиС-2 идёт так туго? Ведь пушка принята на вооружение и пущена в производство ещё в мае. А завод выдал пока считанные единицы орудий. В чём дело?
– Основная причина заключается в том, что завод не может освоить как следует изготовление ствола из-за его большой длины. При обточке ствол гнётся. Но я уверен, что скоро мы решим эту задачу.
– Ваш ответ, товарищ Грабин, – сказал [1-й заместитель председателя Совнаркома] Н. А. Вознесенский, – ещё раз подтверждает, что переход к серийному производству новой системы требует времени. А его-то у нас как раз нет» (Там же).
Никакая не “избыточная мощность”, а проблемы чисто технологического характера стали причиной того, что производство пушки ЗиС-2 было временно прекращено в 1941 году.
В заключение разговора о гаубицах и пушках, замечу, что господин Резун до неприличия упростил тему типов артсистем и возможностей их боевого применения. На самом деле, не одними только пушками и гаубицами жива артиллерия и не так однозначны их характеристики, как описано в «Ледоколе». Есть пушки-гаубицы и гаубицы-пушки, и есть пушки способные стрелять по навесной траектории. Советская дальнобойная 122-миллиметровая пушка А-19 образца 1931/37 годов эффективно стреляла с закрытых позиций и успешно вела контрбатарейную борьбу, в том числе и с гаубицами противника; а тяжёлая советская самоходно-артиллерийская установка СУ-152 проявила себя, как эффективный истребитель тяжёлых немецких танков и САУ, во время оборонительной фазы операции на Курской дуге. Хотя основным вооружением СУ-152 была гаубица-пушка МЛ-20С.
* * *
«В начальном варианте Ил-2 был двухместным: лётчик ведёт самолёт и поражает цели, а за его спиной стрелок прикрывает заднюю полусферу от атак истребителей противника. Ильюшину позвонил лично Сталин и приказал стрелка с пулемётом убрать, Ил-2 выпускать одноместным. Ил-2 нужен был Сталину для ситуации, в которой ни один истребитель противника не успеет подняться в воздух…» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 3).
Откуда Владимир Богданович взял информацию о том, что “позвонил лично Сталин и приказал ...” – это остаётся непонятным: сам он ничего не пишет об источнике информации. Вообще, безосновательные утверждения о том, что едва ли не всё в СССР в 30-е – 40-е годы, делалось именно “по личному приказу/распоряжению/указанию самого Сталина”, встречаются сплошь и рядом. Однако, это явное преувеличение: один человек физически не мог проконтролировать всё происходящее в огромной стране.
Писатель-публицист Феликс Чуев, в свое книге посвящённой Сергею Илюшину, так описал историю “исчезновения” бортстрелка с самолёта Ил-2:
«..Коккинаки испытал двухместный штурмовик, с двумя кабинами – для лётчика и стрелка. Военные потребовали увеличить дальность полёта, скорость и потолок, облегчить самолёт и для этого убрать кабину стрелка» (Феликс Чуев, Ильюшин – Часть 2).
Знаменитый авиаконструктор Александр Яковлев, в своей книге воспоминаний "Цель жизни", пишет о том же:
«... Ильюшина заставили переделать двухместный штурмовик Ил-2 в одноместный. Военные считали, что скорость Ил-2 и высота его полёта малы и, ликвидируя вторую кабину со стрелком-радистом и оборонительным пулемётом, имели в виду облегчить машину, улучшить её аэродинамику и получить некоторое увеличение скорости и высоты полёта» (Александр Яковлев, Цель жизни – раздел “Великий перелом“).
Кстати, на этом претензии комиссии наркомата обороны к самолёту не закончились.
«Вспоминает Д.В. Лещинер:
“Прибежал Ильюшин:
– Дима, не берут штурмовик! Обзора не хватает.
Просидели ночь, опустили нос самолёта вместе с двигателем. Получили нужный обзор, и самолёт завершил госиспытания”.
Так Ил-2 стал “горбатым”. Это прозвище сопровождало штурмовик всю войну.
“Мы и опустили двигатель, и перекомпоновали маслорадиатор, всё было в таком темпе сделано!” – вспоминает Ю.М. Литвинович» (Феликс Чуев, Ильюшин – Часть 2).
Не Сталин был против двухместного Ил-2, против были военные.
«Сколько ни бился Ильюшин, доказывая необходимость на борту воздушного стрелка, который будет прикрывать заднюю полусферу от истребителей противника, ничего не помогало. Он писал в ЦК, а 7 ноября 1940 года сам отнёс письмо на имя Сталина. В начале декабря его вызвали в Кремль.
– Товарищ Ильюшин, военные считают, что делать надо одноместный штурмовик,– сказал Сталин.
– Если бы я всё время слушал военных, товарищ Сталин, я бы сделал самолёт, который имел бы идеальные характеристики, но никогда бы не оторвался от земли!
Он продолжал отстаивать двухместный вариант, но армия настояла на одноместном,– он, дескать, и так защищён броней. К тому ж, если два человека, потери будут больше, а стрелка ещё и учить надо» (Феликс Чуев, Ильюшин – Часть 2).
Здесь уместно сделать отступление и привести цитату из книги маршала авиации Александра Голованова.
«Последнее слово в обсуждаемых вопросах принадлежало Верховному, но мне ни разу не довелось быть свидетелем, чтобы он противопоставлял свои мнения большинству, хотя по ряду вопросов с некоторыми военными товарищами не бывал согласен и решал вопросы в пользу интересов дела, за которое высказывалось большинство» (Александр Голованов, Дальняя бомбардировочная...).
На всякий случай замечу, что книгу воспоминаний, в которой многие страницы посвящены встречам и взаимоотношениям с И. В. Сталиным, маршал Голованов написал уже после смерти Генералиссимуса. Её никак не хотели издавать в СССР: целый ряд эпизодов в книге, в частности касающихся личности Сталина, не соответствовал тогдашней “генеральной линии партии” и совершенно не укладывался в ту официальную историю войны, которая была сформированы во времена Никиты Хрущёва. В 1975 году Александр Голованов обратился с письмом в ЦК КПСС и лично к Леониду Брежневу с просьбой проявить уважение к его маршальскому званию и издать воспоминания отдельной книгой. Своё обращение он закончил словами: «Я прошу предоставить мне возможность опубликовать уже готовую, написанную мной книгу, за правдивость которой готов нести ответственность». Увы… При жизни автора книга издавалась со значительными купюрами и не отдельным изданием, а в литературном журнале «Октябрь» фрагментами, на протяжении аж пяти лет. Впервые мемуары были изданы отдельной книгой только в конце 1980-х годов, а их полная версия увидела свет только в XXI веке – в 2004 году. В издание вошло и то самое письмо в ЦК.
Сегодня книга Александра Евгеньевича Голованова «Дальняя бомбардировочная...» есть в свободном доступе в Интернете, и она стоит того, чтобы быть вами прочитанной.
* * *
«Итак, каким же рисовался Сталину идеальный боевой самолёт, на разработку которого он отвлекает своих лучших конструкторов, как создателей бомбардировщиков, так и создателей истребителей? Сам Сталин объяснил своё требование в трех словах – самолёт чистого неба. Если это не до конца ясно, я объясню в двух словах – крылатый шакал» (Виктор Суворов, День М – Глава 3).
Цитата не из «Ледокола», а из «Дня М», но сути это не меняет: Суворов пытается создать у читателя впечатление, что СССР вооружается исключительно “наступательным” оружием. В качестве образцового “самолёта-шакала” Владимир Богданович описывает японский палубный торпедоносец “Накадзима” B5N.
«По виду, размерам, лётным характеристикам “Никадзима” Б-5Н больше похож на истребитель, чем на бомбардировщик. Это даст ему возможность проноситься над целью так низко, что с кораблей и с земли видны лица пилотов, так низко, что промах при сбросе смертоносного груза практически исключен. “Никадзима” Б-5Н – низконесущий моноплан, двигатель один – радиальный, двухрядный, с воздушным охлаждением. В некоторых самолетах экипаж из трех человек: пилот, штурман, стрелок. Но на большинстве – только два человека: самолёты используются плотными группами, как рои разъяренных ос, потому совсем не обязательно в каждом самолете иметь штурмана. Бомбовая нагрузка самолёта – меньше тонны, но каждый удар – в упор. Оборонительное вооружение самолета Б-5Н относительно слабое – один-два пулемета для защиты задней полусферы. Оборонительного вооружения на ударных самолетах много не надо по той же причине, по которой не требуется сильного истребительного прикрытия [...] Б-5Н – самолёт чистого неба, в котором самолётов противника или очень мало, или совсем нет» (Виктор Суворов, День М – Глава 3).
Это он к тому, что “Накадзима” B5N очень похож на советский самолёт Су-2. Именно эти машины Виктор Суворов называет “шакалами”. Логика господина Резуна в данном случае не замысловата: раз японские “Накадзима” B5N приняли активное участие в нападении на Перл-Харбор и вообще, Япония – агрессор во Второй мировой войне, а у СССР есть очень похожий самолёт, то это должно означать, что Советский Союз тоже готовился стать агрессором.
Изначально нужно заметить: когда автор «Ледокола» обосновывал “агрессивную сущность” штурмовика Ил-2, он делал упор в первую очередь на отсутствие оборонительного вооружения. Мол, раз убрали бортстрелка, то значит, этот самолёт задуман для внезапного нападения и дальнейших действий в условиях “чистого неба”, без необходимости защищаться от истребителей противника. Это и есть доказательство “агрессивных намерений”. Тот факт, что на Су-2 и “Накадзима” B5N бортстрелки и оборонительное вооружение были всегда, Виктор Суворов оставил без внимания.
Самолёт, похожий на советский Су-2, Владимир Богданович разглядел только в Японии. Однако, в 30-х и начале 40-х такие “шакалы” водились в военно-воздушных силах очень многих стран. В британских королевских ВВС – это легкий бомбардировщик “Фэйри Бэттл”. В Польше – легкий бомбардировщик “Карась”. В Соединённых Штатах – это “Нортроп” А-17 “Nomad”, составлявший в конце 30-х ядро ударной авиации ВВС США. Американский “шакал” производился в различных модификациях, в том числе за пределами США:
– 8А-1 (В5А) – вариант А-17 с мотором "Меркьюри" XXIV, строился в Швеции;
– 8A-3N – экспортный вариант А-17А для Нидерландов;
– 8А-5 (А-33) –экспортный вариант А-17 для Норвегии;
– 8А-4 – экспортный вариант А-17 для Ирака;
– 8А-2 – экспортный вариант А-17 для Аргентины;
– 8А-3Р – экспортный вариант А-17А для Перу.
Вот такие “исконно агрессивные” страны заинтересовались “самолётами чистого неба”. Особенно пугающе выглядят “крылатые шакалы” в руках такого “знатного агрессора” как Перу.
А-17 был не единственным самолётом такого типа, созданным на родине братьев Райт. В сентябре 1936 года Советский Союз приобрёл в США лицензии на постройку другого самолёта “Валти” (“Vultee”) V-11 в вариантах штурмовика (V-11G) и легкого бомбардировщика (V-11GB), а также два полностью собранных образца-эталона. В конце апреля 1937 года оба самолета морем отправились в СССР. Советский Су-2 не был копией “Валти” V-11, но создавался по образу и подобию американского “крылатого шакала”.
На самом деле, никакие это не “шакалы”, ничего чрезмерно агрессивного в этих крылатых машинах нет. В 30-е годы все увлекались легкими одномоторными бомбардировщиками способными выполнять функции штурмовиков и разведчиков. С началом Второй мировой войны выяснилось, что возможности одномоторной схемы для этого класса самолётов исчерпаны.
«Авиаконтруктор В.Б. Шавров написал самую полную и, на мой взгляд, объективную историю развития советской авиации. Все остальные авиаконструкторы – его соперники, и потому Шавров не скупился на критику. Но создателей Су-2 он не ругает; ”Хотя от Су-2 было взято всё возможное, и его авторов не в чем было упрекнуть, самолёт соответствовал реально возникшим требованиям лишь до войны” (История конструкций самолетов в СССР. 1938 – 1950. С. 50). Другими словами, всё было хорошо, к создателям самолёта невозможно придраться, до 21 июня 1941 года Су-2 соответствовал требованиям, а на рассвете 22 июня соответствовать требованиям перестал» (Виктор Суворов, День М – Глава 11).
Вот и вернулись мы к проверке добросовестности цитирования. В книге «День М» Виктор Суворов продолжает в том же духе, что и в «Ледоколе». В данном случае он заканчивает цитирование там, где ему выгодно, и навязывает читателю нужный ему вывод.
А Вадим Шавров уже в следующем предложении поясняет, что имеется в виду:
«Однако, хотя от Су-2 было взято всё возможное и его авторов не в чем было упрекнуть, самолёт соответствовал реально возникавшим требованиям лишь до войны. Тогда быстро выяснилось, что такой тип разведчика и ближнего бомбардировщика уже изжил себя, принципиально устарел и стал не нужен. Его функции повсеместно и прочно перешли к двухмоторным скоростным самолётам типа Пе-2 и Ту-2, имевшим скорость около 550 км/ч» (Шавров В.Б. (1978) История конструкций самолётов в СССР (1938 – 1950 гг.). Москва: Машиностроение, С.47 – 48).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
"Ледокол" на чистой воде (часть 3) - полный разбор лжи книги Виктора Суворова
Глава 10 «Ледокола» посвящена “Линии Сталина” и “Линии Молотова”, она содержит по большей части рассуждения, цифры и технические данные.
Несоответствие действительности содержания этой части писаний Суворова очень подробно раскрыта в 13-й главе книги историка Алексея Исаева «Антисуворов: Большая ложь маленького человечка». Кто желает – может ознакомиться. Там всё расписано детально, а здесь я приведу только несколько эпизодов из 10-й главы творения Виктора Суворова.
Сначала, доказывая неприступность линии имени Сталина, он пишет:
«“Линию Сталина” было невозможно обойти стороной: её фланги упирались в Балтийское и Чёрное моря» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
А уже через несколько абзацев показывает ту же самую линию укреплений совсем с другой стороны:
«“Линия Сталина” была универсальной: она могла быть использована для обороны государства или служить плацдармом для наступления, именно для этого и были оставлены широкие проходы между УРами...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Чисто формально – противоречия в утверждениях господина Резуна здесь как бы и нет. Но что с того, что нельзя обойти, если есть возможность наступать через те самые “широкие проходы”? Кстати, эти самые проходы имели ширину в сотни километров.
Дальше Виктор Суворов утверждает, что «... линию разоружили, а потом и сломали: она мешала массам советских войск тайно сосредоточиться у германских границ, она мешала бы снабжать Красную Армию в ходе победоносного освободительного похода миллионами тонн боеприпасов, продовольствия и топлива. В мирное время проходов между УРами было вполне достаточно и для военных, и для экономических нужд, но в ходе войны потоки грузов должны быть рассредоточены на тысячи ручейков, чтобы быть неуязвимыми для противодействия противника. Укрепрайоны как бы сжимали потоки транспорта в относительно узких коридорах [...]» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
“Узкие коридоры” в обиходе именуют дорогами. И войска, и транспорт движутся именно по ним. Ряд бетонных ДОТов никак не мог помешать перемещениям своих войск. Дороги совершенно свободно пересекали линию укрепрайонов. В ходе боевых действий ДОТы воспрещали движение по дороге огнем. К “оборонительности” и “наступательности” просветы в линии УРов никакого отношения не имеют.
* * *
«Маршал Советского Союза Г. К. Жуков свидетельствует: “Укреплённые районы строятся слишком близко от границы и имеют крайне невыгодную оперативную конфигурацию, особенно в районе Белостокского выступа. Это позволяет противнику ударить из районов Бреста и Сувалки в тыл всей нашей белостокской группировки. Кроме того, из-за небольшой глубины УРы не могут долго продержаться, так как они насквозь простреливаются артиллерией” (Воспоминания и размышления, С. 194)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Это, как вы поняли, речь уже о ”Линии Молотова”. Один из немногих случаев, когда Резун не исказил смысл цитаты. Но! Описанная Георгием Константиновичем ситуация имела место на знаменитом совещании высшего командного состава в конце декабря 1940 года, по итогам которого Жуков стал начальником генерального штаба Красной Армии. Суворов заостряет внимание читателя на том, что укрепрайоны строятся “не там”, но игнорирует тот факт, что Жуков обеспокоен именно возможностью нападения противника на эти УРы. И почему-то именно генерала Жукова, поднимавшего этот вопрос, уже в феврале Сталин назначил начальником Генштаба.
Конечно же Суворов “не замечает” и того факта, что в ходе этого совещания рассматривались также и вопросы обороны.
Ниже цитата из книги маршала Жукова:
«На совещании всё время присутствовали члены Политбюро А. А. Жданов, Г. М. Маленков и другие.
Были сделаны важные сообщения. Генерал армии И. В. Тюленев подготовил содержательный доклад "Характер современной оборонительной операции" [...]
Генерал-лейтенант А. К. Смирнов выступил с докладом на тему "Бой стрелковой дивизии в наступлении и обороне"» (Георгий Жуков, Воспоминания и размышления – Глава восьмая).
* * *
И снова о крепостях.
«Если противник может ударить из районов Бреста и Сувалки, то почему не использовать брошенные старые русские приграничные крепости Брест, Осовец, Гродно, Перемышль, Каунас? [...]
Итак, куда же смотрит ГВИУ – Главное военно-инженерное управление Красной Армии? “Начальник ГВИУ предложил использовать старые русские приграничные крепости и создать зоны заграждений. Это предложение так никогда и не было принято. Ни к чему, мол.” (И. Г. Старинов. Мины ждут своего часа. С. 177)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Здесь Суворов дописался до того, что крепость Брест не используется и вообще является “брошенной”.
А как обстоит дело с другими крепостями?
Вот цитата из той самой книги о генерале Карбышеве, на которую Суворов уже ссылался ранее:
«Учитывая значительное отставание строительства новых укреплений, Карбышев настоял на создании комиссии для определения состояния старой Гродненской Крепости и возможности её включения в систему Гродненского укрепленного района. Он придавал большое значение этой крепости, расположенной на подступах к городу, на возвышенном правом берегу Немана. [...]
Карбышев вошёл научным консультантом в состав комиссии, которая пришла к выводу, что крепость восстановить целесообразно, но работа потребует значительного срока» (Евгений Решин, Генерал Карбышев – Часть первая).
Собираются использовать старые крепости, но на их восстановление необходимо время и средства. Стройматериалы с неба не падают.
* * *
«На строительстве “Линии Молотова” после прихода Жукова ничего к лучшему не изменилось. Наоборот, строительство некоторых укрепленных районов, например Брестского, было отнесено ко второй очереди (Анфилов, с. 166). Читателю, знакомому с советской действительностью, не надо объяснять значения слов “строительство второй очереди”. На практике это означает почти полностью замороженное строительство» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Читатели, знакомые с советской действительностью, знают, что такое срыв сроков поставки...
Суворов не отрицает факта строительства укреплений, но пытается показать, что строительство ведётся «фиктивно» – чтобы усыпить бдительность немцев.
«... германские войска видели интенсивное строительство, которое не останавливалось ни днем, ни ночью, причем ночами «русские строят свои доты при полном освещении».
Как же это понимать? Ужели такие идиоты, что строительные площадки у самой границы полностью демаскируют каждую ночь полным освещением?! И как связать вместе «строительство второй очереди» и «день и ночь при полном освещении»?! Неужели демонстрация? Именно так. [...]
Генерал-полковник Л. М. Сандалов в своих мемуарах (Пережитое. С. 64) передает слова коменданта Брестского укрепрайона генерал-майора К. Пузырева: “Вынос укрепрайона к самой границе – дело непривычное. Раньше мы всегда строили доты на некотором удалении от границы. Но тут ничего не поделаешь. Мы должны руководствоваться не только военными, но и политическими соображениями…”» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Демонстрация работ по укреплению обороны на участке, где планируется наступление – это военная хитрость. Военная хитрость и политические соображения, согласитесь, вещи разные – это, во-вторых. А во-первых, в оригинальном тексте у Сандалова всё несколько иначе.
«Следующий день ушел на ознакомление с Брестским укрепрайоном, комендант которого генерал-майор М. И. Пузырёв вместе со всем своим управлением находился тогда также в Бресте. Этот укрепрайон простирался главным образом на северо-восток от города по восточному берегу Буга. Работы по сооружению дотов развернулись там широким фронтом. Кроме строительного управления и специальных частей, переброшенных из Слуцка, округ прикомандировал в распоряжение генерала Пузырёва окружной инженерный полк и несколько корпусных саперных батальонов из восточной части Белоруссии.
Расспрашивая коменданта укрепрайона о количестве людей, работающих на строительстве каждого дота, о видах транспорта, которым подвозился на стройплощадки разного рода материал – песок, щебень, арматура, – я высказал предположение, что немцы, наверное, наблюдают за нами с вышек и часть дотов, несомненно, будет засечена их разведкой.
- К сожалению, – вздохнул Чуйков, – немецкая разведка знает об укрепрайоне в целом и расположении отдельных его дотов не только путём наблюдения, но и через свою агентуру. Выселить подозрительных лиц из пограничной зоны пока не удалось. Впрочем, разрушить дот, даже если известно, где он находится, не так-то просто.
- И потом надо иметь в виду, – добавил от себя Пузырёв, – что после окончания строительства все доты будут тщательно замаскированы. Попробуй отличи их тогда от окружающей местности. Правда, вынос укрепрайона к самой границе – дело непривычное. Раньше мы всегда строили доты на некотором удалении от границы. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы должны руководствоваться не только военными, но и политическими соображениями, исходя из известного положения: "Ни одного вершка своей земли не отдадим никому..."» (Леонид Сандалов, Пережитое).
Как говорится, оцените разницу. И заодно ещё раз обратите внимание на тот факт, что работы по возведению оборонительных сооружений ведутся весьма активно.
Полковник Анфилов свидетельствует:
«Строительство укрепленных районов вдоль новой государственной границы осуществлялось высокими темпами. Для организации и руководства оборонительными работами были сформированы несколько управлений начальника строительства (УНС) и 138 строительных участков. В целях обеспечения рабочей силой были сформированы 84 строительных батальона, 25 отдельных строительных рот и 17 автобатов. Кроме того, на строительство привлекли 160 инженерных и саперных батальонов приграничных округов и 41 батальон из внутренних округов. Вместе с этими инженерными частями с весны 1941 г. на строительстве находилось 17 820 вольнонаёмных рабочих. Чтобы представить ежесуточный объем работ весной 1941 г., достаточно указать, что на строительстве оборонительных сооружений в укрепленных районах Прибалтийского особого военного округа ежедневно работали 57 778 человек, Западного особого военного округа – 34 930 человек и Киевского особого военного округа – 43 006 человек. Однако если сил было и достаточно, то средств, в связи с большим объёмом оборонительного строительства, явно не хватало. Вполне естественно, что промышленность не могла в короткие сроки обеспечить строительство всем необходимым. Из-за недостатка строительных материалов (цемент, щебень, дерево, арматура), механизмов, вооружения для дотов, коробов амбразур и другого оборудования тормозилось выполнение намеченных планов строительства» (Виктор Анфилов, Начало Великой Отечественной Войны – Глава вторая).
А Виктор Суворов пытается сформировать у читателя впечатление, что эти самые работы ведутся преднамеренно вяло. Далее он пишет:
«Всё у него [Жукова] всегда было правильно. И раньше, и позже. Но вот в первой половине 1941 года Жуков вдруг превратился в идиота и давал идиотские приказы. Ведь именно в момент прихода Жукова в Генеральный штаб, “укрепрайоны на старых границах по-прежнему разоружались, а строительство на новых границах велось черепашьим темпом” (Старинов. С. 178)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Резун вставляет вырванную из контекста цитату из книги Старинова и подталкивает читателя к мысли, что темпы строительства оборонительных сооружений искусственно замедляются Жуковым, видимо с подачи самого Сталина. Однако обратимся к источнику, который цитирует Суворов.
«27 сентября [1940 года] был заключен Берлинский пакт между Германией, Италией и Японией. 12 октября гитлеровцы вступили в Румынию. Теперь от Балтийского до Черного моря перед нашими войсками стояли немецко-фашистские полчища. Во второй половине ноября Румыния, Венгрия и Словакия присоединились к Берлинскому пакту. [...]
Но укрепленные районы на старых границах по прежнему разоружались, строительство на новых границах велось черепашьими темпами. Столь же медленно у границы возводились противотанковые и противопехотные препятствия из-за недостатка средств заграждений» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть III, Глава 4).
Вот так! Речь у Старинова идёт о темпах строительства системы обороны на новой границе осенью 1940 года – задолго до того как Жуков возглавил генштаб РККА. И главное – Старинов называет причину низких темпов строительства: недостаток средств заграждений. Не умысел Жукова, или Сталина, а технические проблемы тормозят возведение заграждений.
Почему разоружались укрепрайоны на старой границе? Потому что производить новое для новой «Линии Молотова» и содержать две линии укреплений являлось задачей непосильной для бюджета тогдашнего СССР.
Далее Виктор Суворов, ни на что не ссылаясь, чисто от себя, выдает рекомендации по обустройству “наступательной” фортификации. Он рекомендует не маскировать УРы, не делать их глубокими, не прикрывать ДОТы минными полями, не тратить много цемента и стали, и тут же пишет, цитируя Жукова:
«Чуть раньше, в августе 1939 года, великий Жуков на Халхин-Голе блистательно применил все эти правила: “Этими мероприятиями мы стремились создать у противника впечатление об отсутствии на нашей стороне каких-либо подготовительных мер наступательного характера, показать, что мы ведем широко развернутые работы по устройству обороны, и только обороны” (Жуков, С. 161). Японцев обмануть удалось, они поверили “оборонительным” работам Жукова и тут же поплатились, попав под его внезапный сокрушительный удар» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Выглядят так, что, мол, Жуков-то – не промах! Не хуже самого Виктора Суворова, понимает, как строить “наступательную фортификацию”.
Ну а что же на самом деле применил Георгий Жуков на Халхин-Голе, в ходе подготовки к удару по японцам? Какими мероприятиями он стремился создать у противника впечатление об отсутствии подготовки наступления? Вот что написал сам маршал:
«В целях маскировки, сохранения в строжайшей тайне наших мероприятий Военным советом армейской группы одновременно с планом предстоящей операции был разработан план оперативно-тактического обмана противника, который включал в себя:
– производство скрытных передвижений и сосредоточений прибывающих войск из Советского Союза для усиления армейской группы;
– скрытные перегруппировки сил и средств, находящихся в обороне за рекой Халхин-Гол;
– осуществление скрытных переправ войск и материальных запасов через реку Халхин-Гол;
– производство рекогносцировок исходных районов, участков и направлений для действия войск;
– особо секретная отработка задач всех родов войск, участвующих в предстоящей операции;
– проведение скрытной доразведки всеми видами и родами войск;
– вопросы дезинформации и обмана противника с целью введения его в заблуждение относительно наших намерений.
Этими мероприятиями мы стремились создать у противника впечатление...» (Георгий Жуков, Воспоминания и размышления – Глава седьмая).
Ну и далее по тексту. Как видите, у Георгия Константиновича вообще ни слова нет о фортификации или каких-то “оборонительных работах”. Опять прямая фальсификация в стиле Резуна!
Как же хорошо Суворов отозвался о деятельности Жукова на Халхин-Голе! Даже назвал его действия блистательными. А давайте-ка вспомним: чем собственно Георгий Жуков на этом самом Халхин-Голе занимался.
В период с июля по сентябрь 1939 года комкор Жуков скрытно подготовил и успешно провёл стремительную НАСТУПАТЕЛЬНУЮ операцию против японских войск в районе реки Халхин-Гол.
Виктор Суворов несметное количество раз повторял в своих книгах, что в оборонительной войне нужно рыть окопы, строить ДОТы, а потом ещё рыть окопы и ещё сооружать ДОТы – строить вторую линию обороны, а потом третью и так далее, и что разграждение, а равно продвижение вперёд в оборонительной войне абсолютно не нужно. Когда враг нападёт, то, подержав оборону на первой линии, надо отступать на вторую, а потом на третью и т.д. – он прямо так и пишет. По Суворову, оборонительная война – это строительство полос укреплений и постоянное отступление на новую линию обороны. Только так выпускник Киевского высшего общевойскового командного училища имени Фрунзе Владимир Богданович Резун представляет оборонительную войну! А наступают, по его утверждению, только в агрессивных, захватнических войнах. Но Жуков-то на Халхин-Голе наступал! Так, может, СССР напал на Японию в 39-м? Может, товарищ Сталин надумал начать “освободительный поход” в Азию? Почему автор «Ледокола», упоминая о событиях на Халхин-Голе, ничего не говорит об “агрессивных планах Сталина” на Дальнем Востоке? А потому что весной 1939 года японские войска вторглись на территорию Монголии и армия Монгольской Народной Республики вела сугубо оборонительную войну. Это никакая не аналитика, это, как говорится, медицинский факт. Красная Армия выступала на стороне Монголии в войне против японской агрессии. Окончательный успех в этой ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ войне был достигнут в результате скрытно подготовленной и внезапно проведённой НАСТУПАТЕЛЬНОЙ операции – войска агрессора были разгромлены.
К слову, в июле 1939 года – в разгар боёв на Халхин-Голе – между Японией и Великобританией был заключён договор известный как «Соглашение Ариты – Крейги». По этому договору Англия признавала все захваты Японии в Китае, и тем самым, фактически оказывала дипломатическую поддержку японской агрессии против Монголии и её союзника СССР.
Американский адмирал Честер Нимиц, командовавший во время войны Тихоокеанским флотом США, в своей книге «Война на море 1939-1945» хот и не назвал страны и фамилии фигурантов, но всё же не двузначно указал на последствия британской политики на Дальнм востоке.
«В конце 1931 года после захвата Манчжурии Япония начала активную подготовку ко Второй мировой войне. Соединенные Штаты отказались признать изменения, происшедшие в результате применения силы, [...] но европейские страны не смогли поддержать позицию США, и это привело к тому, что в дальнейшем Япония ещё решительнее встала на путь агрессии. Единственное, чего опасалась Япония, - это вмешательства Советского Союза» (Честер Нимиц, Война на море (1939-1945) - Глава седьмая).
И опять же, просто к слову: в 1937 – 1939 годах США продали Японии военных материалов и сырья на сумму 511 миллионов долларов. Это примерно на 9 с половиной миллиардов долларов по курсу 2019-го года.
«В июле 1940 года конгресс принял закон, ограничивающий вывоз некоторых военных материалов: была приостановлена продажа Японии самолетов и авиационного бензина, однако экспорт железа и стали продолжался до осени 1940 года. Вывоз в Японию нефти был запрещен государственным департаментом только в июле 1941 года» (Честер Нимиц, Война на море (1939-1945) - Глава седьмая).
И последнее о Монголии. В предисловии к «Ледоколу» Виктор Суворов написал:
«До Второй мировой войны все суверенные государства мира, кроме СССР, по сталинскому делению, считались капиталистическими» (Виктор Суворов, Ледокол –Предисловие).
Монгольская Народная Республика была социалистической страной с 1924 года. Мелочь, конечно, но всё равно нагрешил против истины.
* * *
«Весной и летом 1941 года Гудериан снова занят оборонительным строительством теперь уже на советской границе. Если Гудериан строит бетонные коробки по берегам пограничной реки, то это совсем не означает, что он намерен обороняться» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).
Это Суворов старается создать у читателя впечатление, что действия советских и немецких генералов накануне 22 июня абсолютно симметричны. Откуда он взял информацию о том, что генерал Гудериан «строил бетонные коробки», абсолютно непонятно. В воспоминаниях самого Гейнца Гудериана нет никаких упоминаний об участии в строительстве. Нет вообще – от слова «совсем».
Вот что писал генерал о весне и начале лета 41-го года:
«Готовясь к выполнению, предстоящих трудных задач, я с особым рвением занимался обучением и вооружением дивизий, находившихся под моим командованием. Я настойчиво указывал войскам на то, что предстоящая кампания будет значительно тяжелее, чем кампания в Польше и на Западе. В целях сохранения военной тайны я не мог говорить ничего другого...» (Гейнц Гудериан, Воспоминания солдата – Глава IV).
Также он упоминает об учениях, проводившихся в этот период.
«У Верховного командования, несмотря на опыт Западной кампании, не было единого мнения относительно использования танковых соединений. Это сказывалось во время различных учений, которые организовывались с целью уяснения предстоящей задачи и подготовки командиров к её выполнению» (Там же).
Ни о каких строительных работах в книге Гудериана не говорится.
P.S. к 3-й части.
Строительство системы укреплений известных как Линия Сталина началось в 1927 году. А проектировалась она вообще в середине 20-х. На тот момент никому в страшном сне не могли присниться немецкие танковые клинья 41-го года. В тогдашней Веймарской Германии вообще не существовало танковых войск. Линия Сталина проектировалась в расчёте на то, что ей придётся отражать атаки польской кавалерии. именно Польша в 20-х и начале 30-х годов считалась наиболее вероятным противником Советского Союза.
По немецким данным, составленным после захвата Линии Сталина, в 1941 году, всего на этой линии, не считая Карельского УРа, было 142 каземата и позиции для полевой артиллерии калибра 76 мм (4,8%), 248 казематов и бункеров для противотанковых пушек калибра 45 мм (8,4%) и 2572 каземата и бункера для пулемётов (86,8%). Как видите, подавляющее большинство ДОТов Линии Сталина имели пулемётное вооружение и соответственно не могли противостоять танкам. В Полоцком УРе не было артиллерийских позиций; а в Мозырьском, Коростеньском, Литическом и Рыбницком укрепрайонах отсутствовали позиции для противотанковой артиллерии.
Линия строилась для того чтобы из пулемётов косить вторгшихся польских улан, а не останавливать немецкие танки – это во-первых. Во-вторых, бетонные укрепления Линии Сталина были рассчитаны на то, чтобы выдерживать многократные попадания артиллерийских снарядов калибром до 155 мм. Но в период со времён их проектирования и до 1941 года, механизация и моторизация войск очень сильно шагнула верёд. В результате, летом 41-го артиллерия немецких корпусов имела в своём составе орудия калибром 170 мм (17 cm K.Mrs.Laf) и 210 мм (21 cm Mrs.18). ДОТы Линии Сталина просто не были рассчитаны на обстрел и артсистем такого калибра. Так что не могла откровенно устаревшая Линия Сталина остановить немецкое наступление.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689