Фильмы про семью Гризвольдов — это настольное руководство о том, как быть заядлыми неудачниками. Но пусть в какие-то моменты им и не везёт, они всегда вместе стоически переносят невзгоды.
Все фирменные гэги, что могут вспомниться любому зрителю, они сто процентов были в фильмах про Гризвольдов. И «Рождественские каникулы» не исключение.
Глава семейства решил устроить для любимых домочадцев лучший праздник на свете. Но какой ценой! Поехать в лес за елкой и забыть пилу? Кларк Гризвольд - отец семейства такое может. Украсить дом нереальным количеством лампочек и оставить город во тьме? Это папаша Гризвольд. А тут еще и братец с семьей нагрянули, да ещё и премию на работе не выдали. Всему есть предел.
Если в вашем списке новогодних фильмов еще не было «Рождественских каникул», добавьте и не пожалеете. Кот гарантирует хорошее настроение☃️
K3NA - поп-исполнительница. Каждая ее песня - полноценная история. Слушай внимательно и тебе откроется куча тонкостей, из которых состоят истории наших жизней.
Больничный коридор цвета мартовского неба пропах лекарствами и антибактериальными средствами. Хлористый запах источает ведро карликовой санитарки и тряпка, которой она елозит по полу.
— Да сядь ты уже, — кукольным голосом советует санитарка и добавляет банальное и не к месту: — В ногах правды нет.
Лана оглянулась на обтянутую чёрным дерматином кушетку, и ноги подкосились сами.
Сколько часов она уже здесь, сколько километров намотала вдоль равнодушных, видавших слёзы, боль, отчаяние и весь остальной реквизит человеческого горя, стен. Но стоило лишь на миг расслабиться, и усталость тут же навалилась бетонной стеной. Лана прислонила голову к стене, закрыла глаза и почувствовала озноб.
— Что?! Что ты сделала с моим сыном?! — Откинув створку двери, в фойе ворвалась Татьяна Валерьевна. Всегда спокойная и уравновешенная сейчас она была похожа на фурию. Позади неё маячила фигура Андрея.
Не успела Лана опомниться, как свекровь с налёту вцепилась в её шарф и дёрнула со всей силы. Неожиданно в руках этой вечно ноющей о своей немощи женщины оказалась невероятная силища. Петля на шее затянулась, и Лана стала задыхаться.
— Что ты творишь? — Карликовая санитарка вцепилась в рукав пальто Татьяны Валерьевны и повисла на ней, как капризный ребёнок на руке родителя. Ещё секунду и она вгрызлась бы в неё зубами, но свекровь, почувствовав угрозу, отпустила конец шарфа и стряхнула санитарку со своей руки.
— Тебе что надо?
— А тебе?
— Я… я… я мать. А эта дрянь отравила моего сына! — Татьяна Валерьевна грохнулась на кушетку рядом с невесткой и процедила сквозь зубы: — Ничего не получишь. Ничего! Всё Лёне перепишу.
Лана закрыла лицо руками и согнулась пополам. Долго сдерживаемые слёзы вырвались глухим стоном.
— Ничего ни тебе, ни твоему выродку…
— Перестаньте! — сквозь пальцы прошептала Лана.
— Думала, я не знаю. Я всё знаю. Андрей мне всё рассказал.
При этих словах ботаник в запотевших очках отступил на шаг назад и густо покраснел.
— Андрей?! — Лана подняла заплаканное лицо и с интересом посмотрела на деверя.
Толстяк снял запотевшие очки и принялся тереть окуляры о пухлую ладонь. Чувствуя на себе сверлящий взгляд, он неуклюже перевалился с ноги на ногу и развернулся к невестке спиной.
— Ну, я пошла, что ли? — Санитарка грозно посмотрела на сидящих на кушетке плечом к плечу женщин, подхватила ведро и направилась к выходу.
В кармане Ланы нервно завибрировал телефон, одновременно с этим распахнулась деревянная дверь реанимационного отделения, и на пороге показался врач.
— Промыли. Стало чуть лучше, пришёл в себя, но тяжёлый… Тяжелый.
— Можно к нему? — первой опомнилась Лана.
— Вы кто? — уточнил врач.
— Жена. — Лана дёрнулась в сторону двери.
— Куда… — завизжала в спину свекровь и схватила невестку за подол полушубка. — Не пускайте её доктор… Это она… Она отравила… А я — мать… Я пойду.
— Никто никуда не пойдёт, — строго предупредил врач. — Нельзя к нему, говорю же — тяжёлый. Домой идите. Весёлое Рождество выдалось, всю ночь отравленных везут. — Врач скрылся за дверью.
— Чего стала? — тяжёлый кулак впечатался Лане в спину. — Врач ясно сказал, чтоб ты шла отсюда.
— Он нам всем сказал. — Не дожидаясь ответа, Лана выбежала из фойе.
Серое, ещё не до конца проснувшееся утро встретило её на пороге больницы колючими снежинками, которые врезались в лицо с хладнокровием акупунктурщика. Взгляд неожиданно упёрся в тесно прижатые друг к другу знакомые фигуры.
— Ланка, ты уже здесь? С врачом говорила? Как они? — Стелла учащенно заморгала, стараясь сбросить налипшие на ресницы снежинки.
— Они? Ты о ком?
Стелла отступила на шаг и подозрительно прищурила глаза.
— О Крези с Аликом, конечно! Что с тобой? Они живы?
Лана растерянно посмотрела на седую от облепивших снежинок голову Стеллы и отшатнулась. Многие считали художницу некрасивой, но не она. И только сейчас с белёсой копной волос поверх съехавшего на плечи платка, бледным обветренным лицом и фразой «они живы?» Стелла показалась ей не просто некрасивой, а ужасно, ужасно страшной. Словно прообраз смерти стоял перед ней.
— Лана! — Выудив руку из подмышки подруги, Александр Матроскин схватил девушку за плечо и затряс. — Что ты молчишь?
— А причём здесь они?
— Как причём? Их же сюда привезли ночью!
— Кого?
Тревожное переглядывание друзей и повисшая минутная пауза не добавили понимания. Она вспомнила, что звонила Крези ночью, когда Пете стало плохо, но та не ответила. Не ответила. И не перезвонила. Или перезвонила? Когда вышел врач, в её кармане задребезжало. Тогда она проигнорировала звонок и потом забыла проверить, кто звонил. Лана нащупала в кармане телефон, вынула, открыла пропущенные вызовы. Ах, вот кто это! «Котик»!
За спиной раздался треск растягивающейся пружины, и послышались знакомые голоса. Лана быстро спрятала телефон обратно. Дверь размашисто зевнула, выпуская пухляша деверя и растрёпанную свекровь, и оглушительно хлопнула.
— Здравствуйте, Татьяна Валерьевна!
«Костнер» подошел к Андрею и протянул руку. — Вы тоже здесь?
Очкарик крепко сжал протянутую ладонь, обхватив при этом левой рукой локоть Александра.
— А где нам ещё быть? — покосилась в сторону Ланы Татьяна Валерьевна. — Пошли, — обернулась к толстяку, — вон такси подъехало.
— Ладно, Сань, мы пойдём. Врач всё равно к нему не пускает.
— К кому? — прозвучало в унисон и осталось без ответа.
Похоже, погода заблудилась. Серая мгла скрыла абрис такси и мгновенно замела след протектора. Вот бы навсегда. Лана сжала в руке телефон. Холодный металл напомнил — «Котик». Не сейчас.
— Я ничего не понимаю, — Стелла поёжилась и натянула на голову платок, смазывая по волосам растаявшие снежинки.
Так лучше. Теперь это снова её подруга, художница, учительница — Стелла Кёрхельберг.
— Вам кто про Петю сказал?
— Никто нам ничего про Петю не говорил.
— А здесь вы что делаете?
— Приехали узнать, как Алик с Крези себя чувствуют.
— А что с ними?
— А с Петей что?
— Не знаю, врач говорит — отравление. Еле откачали.
— Вот, — Стелла развернулась к своему спутнику. — Скажи мне спасибо, что я тебе пить не давала. Не то, что эта твоя Крези! И Алика не контролировала, и сама накачалась. И ещё хватает совести меня критиковать. «Что ты его контролируешь?» — пропищала Стелла, копируя голос Крези. — Сейчас бы рядом с ними здесь лежал.
— А я что, я ничего, — промямлил Александр, поправляя на шее шарф.
— Так они тоже здесь?!
— Ну да. Мы их сюда вчера привезли. Мы же в одной машине уезжали. По дороге им обоим стало плохо. Алика обездвиженного ещё при тебе в машину загружали. Он уже тогда ноги еле волочил и языком не ворочал, мычал только. Ты же видела.
— Видела. Но он пьяный, как обычно. А с Крези что?
— Её в машине развезло, тошнить стало, живот прихватило так, что она чуть сознание не потеряла. Сказала — везти их сюда. Ей можно верить, просто так она бы не поехала. Раз сказала везти — значит, дело хреновое. Всё-таки она какой-никакой медицинский работник.
— Таааак, — протянула Лана. — А вы как себя чувствуете?
— Да нормально мы себя чувствуем, — Матроскин погладил подбородок. — Мы приехали узнать, как у них дела, и вот тебя встретили. Про Петю не знали ничего. Он вроде немного пил.
— А остальные? Что с ними? Вы что-нибудь знаете?
— Нет. Мы же первой машиной уехали.
— Ребят, надо всех обзвонить, узнать, как они себя чувствуют. Сань, обзвонишь?
— Как скажешь. Только к Алику зайдём. Пойдёшь с нами?
— Нет. К маме поеду, по Витальке соскучилась. Вы лучше мне позвоните потом.
В саду споры, с каких пор говорят мы в России празднуем Рождество Христово. родители разделились на 2 лагеря, ситуация интересная. Скажите свое мнение.
За окном пурга. Весь вчерашний вечер она потратила на беседу с архангелом Гавриилом об истине и о любви… При этом чистила спаржу, бросала её на сковородку и томила, томила на медленном огне.
Спаржа для Пети. Петя худеет. Перешёл на ПП. Правильное питание. Какая-то особая диета, разработанная личным диетологом Кирой Алексеевной Сатури. Кира очень умная и… не от мира сего. Петя говорит — она эзотерик. Звучит интригующе и немножко страшно.
Вчера за окном раздавался недовольный стук капель по подоконнику. Ночью подморозило, и стекающие с крыши струйки воды вытянулись угрожающими копьями. К утру замело.
Лана посмотрела на так и не съеденную спаржу. Петя пришёл поздно, сразу отправился спать. Было заметно, что расстроен. А она думала, что будет по-другому. Пока чистила спаржу, взгляд притягивала сочная красная клубника в форме сердечка. Ммм, это её десерт. Да что ж такое! Не пища, а сплошная сублимация! Мысли бесстыжие накрывают, волнуют, будоражат. Особенно от формы спаржи. Не зря её запрещали есть монахам. И за Зигмундом не ходи, и так всё ясно.
Может и лучше, что её надежды не оправдались. Зато выспалась. Ведь Сочельник. Гости. А на ней весь стол.
— Есть иллюзия парения ангельского, — мужчина с лицом Кевина Костнера дочистил картофелину и плюхнул её в таз с водой.
— Скорее падения. — Кира Алексеевна Сатури скользнула критичным взглядом по скошенному силуэту ангела, выведенному Стеллой Кёрхельберг на окне белой гуашью.
— Я пробую скатиться в миниатюру, а рука-то привыкла к размашистый мазкам. — Попытка оправдаться получилась неуверенной. Стелла бросила кисть в банку с водой и принялась оттирать испачканные пальцы бумажным полотенцем.
— Вы, Саша, типичный подкаблучник, — Кира скривила в усмешке рот. — Я лишь высказала своё мнение. Имею право. Воевать со мной не надо.
— А вы критикесса.
— В театре жизни только Богу и ангелам позволено быть зрителями.
— А мне нравится! — Лана протянула Стелле влажную тряпку.
— Вы что-то понимаете в живописи? — холодно отреагировала Кира.
— А вы? — парировала хозяйка.
За дверью послышался весёлый шум, и в кухню ввалился пухлый очкарик с бумажным пакетом в руках. Следом в дверях появились симпатичная молодая женщина лет 30 и невысокий мужчина в чёрных очках.
— Приветики! — Девушка стащила с головы шапочку с кошачьими ушками, поправила укладку и, обойдя таз с картошкой, чмокнула Лану в щёку. — А где Петро?
— В лес ушёл, на лыжах пробежаться.
— Давно? — Юлия Пономарёва, получившая ещё в институте за взбалмошный характер кличку «Крези», скользнула взглядом по нависшему над тазом с картошкой мужчине в тельняшке. — Вдруг волки нападут?
— Не говори ерунду, — Лана бросила обеспокоенный взгляд за окно, — он не один. Серёга с ним.
— Что-то Серёга последнее время от него не отходит. Держи. — Пухлый очкарик протянул Лане пакет.
— Что это?
— Рулька. Копчённая. По дороге на рынок заехал. — Очкарик снял запотевшие очки и поглядел близорукими глазами на таз с картошкой. — На пюре?
— Даже не знаю, — Лана пожала плечами. — Может лучше запечь?
— Конечно, запечь, — поддержала Стелла. — И празднично, и полезно.
— Интересный колор, — в благодарность за поддержку отвесила холодный комплимент Стелла.
— Колор… — усмехнулась Кира.
— Вам не нравится? — Юля приподняла красные пряди, и все увидели, что у корней волосы жёлтые. — Моя парикмахер лауреат конкурса «Стилист года».
— Оно и видно, — Кира высокомерно отвернулась от вертлявой гостьи. — А картошку лучше запечь, это эстетичней смотрится.
— А я пюре люблю, простенько и со вкусом, — подал голос спутник Юлии, который, пожав руку мужчине в тельняшке и сняв потёртую дублёнку, присел на подоконник.
— Может вам макарон наварить? — тут же переключилась на небритого мужчину Кира.
— А что? Я вот очень даже макароны по-флотски уважаю, — поддержал друга «Костнер».
— Я не удивлена.
— А вас, Кира, вообще очень трудно чем-нибудь удивить. — Стелла подошла к Лане и заглянула в пакет.
— Какое большинство? Нас здесь меньше половины. Ядвига с Адольфом точно запечённую выберут и Ирэна.
— Зачем вы спорите, можно ведь сделать и так, и так. Я ещё начищу.
— Правильно, — поддержала идею Лана. — А Андрей и Алик тебе помогут.
— Ну нет, я пас, — скрестил руки очкарик. — Я вообще не понимаю, почему нельзя было всё в ресторане заказать.
— Всё бы тебе в ресторане… — Алик, соскочил с подоконника, взял со стола нож, попробовал на остроту пальцем лезвие, придвинул к тазу табурет и сел рядом с другом. — Деньги некуда девать?
— А ты чего жадничаешь, вроде как в средствах не нуждаешься?
— Потому и не нуждаюсь, что умею экономить.
— Не надо вуалировать свою жадность умением разумно распределять средства, — не преминула вставить шпильку Кира.
— Почему вы так плохо обо мне думаете?
— Не льстите себе, я о вас не думаю, просто констатирую факт. — Кира многозначительно перевела взгляд на старую дублёнку, которую Алик аккуратно свернул подкладкой наружу и уложил на сиденье мягкого уголка.
— Констатирую… Вечно вы слова подбираете, будто мы на симпозиуме…
— Мне специально ничего подбирать не нужно, мой вокабулар гораздо богаче вашего.
— Вока… Чего?
— Словарный запас, недоучка.
— Нормальный у меня словарь, — обиделся Алик.
— Примитивный.
— Не будь вы, Кира, экстрасенсом, проще говоря, ведьмой, я бы вам ответил, как подобает…
— Боитесь?
— Опасаюсь. Вы ведь и проклясть можете.
— Ты потому очки не снимаешь? Боишься, что Кира тебя сглазит? — хохотнула Крези.
— Даже напрягаться не буду, — презрительно фыркнула экстрасенс, — просто подсыплю яд в картошку и дело с концом.
— Тьфу на вас! — Алик снял чёрные очки и посмотрел на Киру маленькими поросячьими глазками. — У меня больше шансов вас отравить. Вот, — погрозил Кире картофелиной. — Хорошо, что подсказали. Теперь я вас не боюсь.
— Мне всё равно. Пожалуй, оставлю вас. Хочется тишины. Пойду в гостиную, займусь сервировкой.
Так величественно, словно воспарив, подниматься из глубокого мягкого кресла умела только Кира.
«Не будь она столь ядовитой, можно было бы побеспокоиться за сердца наших мужчин», — ревниво подумала Стелла и покосилась на своего телохранителя. Минутный беспокой был напрасным. Александр Матроскин увлечённо чистил картошку с совершенно бесстрастным выражением лица.
— Вот противная баба. Зачем только её в нашу компанию привели? — проворчал Альберт, как только за Кирой закрылась дверь. Почесал мокрой рукой нос и громко чихнул. — Вот. Правда.
— Петя настоял. — Лана вывернула ручку духовки на 200 градусов, подумала и докрутила до 300. — Она ему помогает в работе и просто по жизни.
— Чем она интересно может ему помочь? Я бы, Ланка, на твоём месте насторожилась, она ведь баба красивая…
— И умная, — добавил очкарик Андрей.
— К тому же экстрасенс. Стелла права — может приворожить.
— Да ну вас, — отмахнулась Лана. — Она ему помогает с конкурентами разобраться и по здоровью тоже. Вот диету ему специальную разработала.
— Зато с ней интересно, она много знает такого, о чём я даже представления не имела. А то, что она ядовита, так это просто она льстить не умеет и притворяться. Говорит правду. Такую, как есть. Не боится говорить…
— Правду? По-твоему, значит, я жадный? — возмутился Альберт.
— Я этого не говорила. Просто это её правда.
— Нет, ты скажи, ты тоже так считаешь?
— Я так не считаю, но ты же действительно прижимист. Сколько лет твоей дублёнке? Ей давно место… — Лана замялась, — сам знаешь, где.
— Но она же тёплая и ещё до конца не сносилась.
— Ну кто сейчас такие носит? — поддакнула Стелла.
— А ну вас! — Алик обижено швырнул очищенную картошку в таз.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.