(Кваздапил, продолжение):
Я ответил мгновенно, вдруг это Хадя? Или хотя бы известия о ней.
– Алексантий, он же Кваздапил?
– Кто говорит?
– Выйди, у подъезда машина ждет. – Этот мужской голос я уже где-то слышал. – Поговорить нужно.
– Кто это?
– Константин.
Настин дружок. Зачем я мог понадобиться парочке со сложными взаимоотношениями? А понадобился, видно, очень, раз проследили, прежде чем вызвать. Если просят выйти, значит, знают, где я. Надеюсь, история с избиением не повторится? Если Настя и в последний раз солгала насчет снимка…
Нет, одна бомба дважды не взрывается. Даже если солгала, сегодня другой повод. Когда я отказался от навязываемой «награды», она осталась в не самом лучшем расположении духа. Один раз, обиженная, она с помощью снимка отдала меня на растерзание Теплице с компанией. Что учудит сегодня?
Ожидавшей машиной оказался огромный седан бизнес-класса, задние окна тонированы до беспросветности, номера – радость ребенка, что уже выучил одну букву и одну цифру. Водитель, верзила в отутюженном костюме, отворил заднюю дверцу.
Едва сев, я протянул ладонь для пожатия:
– Привет.
– У тебя проблемы.
Сидевший рядом Костя не пошевелился, руку проигнорировал. Он даже смотрел не на меня, а вперед, словно меня здесь не было. Так смотрят на людей, которые уже списаны со счетов. Внутри все упало, я сжался, как в ожидании удара.
– Что Настя придумала на этот раз? – спросил, тоже глядя строго вперед.
– А что она придумывала в прошлые разы?
Кажется, я сел в лужу. Главное правило выживания: когда не знаешь, что происходит, молчи и слушай. Вдруг осенило:
– Клуб?! – Позвоночник покрылся инеем. – Но я никому ничего…
– По этой линии к тебе претензий нет, я один из администраторов и всегда в курсе событий. Дело в другом. Посмотри сюда.
Экран протянутого планшета вспыхнул, Костя принялся медленно листать. Сделанные собой снимки не узнать невозможно: в разных ракурсах – две спящие сокурсницы, крупным планом – «холсты», лучшие по будущей версии клуба «Мурад» и по моей личной на тот момент. На прощание – сэлфи на этом фоне, не оставлявшее сомнений в авторстве. Я опустил глаза. Все-таки Настя. Оттуда ноги растут. А непотребные фото еще и показывали в деталях, откуда именно.
Волк, завидевший ягненка, по сравнению с Костей показался бы образцом кротости.
– Насколько мне известно, девушки согласия на съемку не давали. – Зубы собеседника клацнули, губы явили подобие улыбки, от которой хотелось удавиться. – Обе просят принять максимальные меры, но однажды, как рассказала Настя, тебе уже досталось авансом, и свою долю гнева она смягчает до простого членовредительства. Имеется сказать что-то в свое оправдание?
Собрать взбесившиеся мысли в такой ситуации трудно, но я постарался. Когда от этого зависит жизнь или парочка органов, к которым привык, нужные слова каким-то образом находятся.
– Более чем. Настя объяснила, откуда взялся тот аванс?
Костя кивнул.
– Эти фото сделаны в противовес, – продолжил я, – они являлись предметом будущего обмена. После объявления Настей, что свои художества она удалила, я удалил свои.
– Значит, не все копии удалил.
– Не было копий. Вообще. Никакого противоречия нет, сейчас все объясню. Если снимки сохранились, то скопировать их мог единственный человек – сокурсник, который однажды взял мой телефон без спросу…
Перед глазами заплясали пятна, с трудом собравшиеся в слова. Похоронили. Машина. Не нашли. Не искали.
Я потряс головой. К словесному фейерверку присоседилась недавняя фраза: «Я один из администраторов и всегда в курсе событий».
– Это вы его?
Только сейчас я заметил, что автомобиль, незаметно начавший движение в пиковый момент разговора, едет все дальше и дальше. Город кончился, мелькали перелески, вскоре мы пересекли реку. Я начал нервничать.
Костя сморщился:
– Судьба, а от нее не уйдешь. У клуба появились проблемы по линии неразглашения, их решили. После полной проверки вылезло вот это. – Подбородок указал на фото. – Заведения это не касалось, и я, как лицо заинтересованное, лично занялся утечкой, что однажды может вылиться в шантаж. Людмила Теплицына жаждет крови, а Настя не понимает, как ты мог лгать ей в лицо. До этого момента она тебе доверяла.
– Я же не знал, что он… – Фраза повисла незаконченной. После того, что сделали с Тимохой – чего ожидать по отношению к себе? Спасибо, что разговаривают и выслушивают, могли просто принять меры на опережение. Мне на этого Костю молиться надо.
Но не хотелось.
– Я проверю. – Костя убрал планшет. – Если сказал правду, и материал больше нигде не всплывет, жесткой реакции не будет. Твое счастье, что снимков нет в сети, иначе…
Да. Мое счастье, что Тимоха оставил их для личного пользования. Но. Они незаметно сбежали от меня, так же могли укатиться и от него, как Колобок от старухи. И какая лиса ждала или ждет впереди – никто не знает.
А ведь я ничуть не умнее сестренки. Та же ошибка – вера в непроницаемость гаджетов и полную сохранность помещаемых в них секретов.
– Телефон, – потребовал Костя. – И разблокируй.
Ко мне протянулась рука.
– Это обязательно?
– Ты же хочешь, чтоб я поверил?
Пришлось отдать. Пока сосед рылся в моих контактах, сообщениях, альбомах и истории звонков, я следил в лобовое стекло за дорогой, благо, здесь перегородка между салоном и водителем отсутствовала. Мы ехали по трассе. Костя видел мое волнение, но ничего не говорил. Я не спрашивал. Что будет, то будет, ничего не изменить. Впрочем, имеется вариант: наброситься на него, взять в заложники… брр, насмотрелся боевиков. Совсем не факт, что справлюсь с плюгавеньким коротышкой, который работает в сфере безопасности. Если справлюсь – ничего не добьюсь, только усугублю. Я ни в чем не виноват, кроме факта съемки, а она была ответным действием, актом самозащиты. Если это доказать, до серьезных последствий не дойдет. Не должно дойти. Если доказать.
Если.
В телефоне криминала не обнаруживалось, Костя продолжал поиск, я глядел в окно. Тянулись минута за минутой, и цель маршрута постепенно вырисовывалась. Первые мысли, насчет вывезти и закопать, чтоб никаких следов, ушли. Мы ехали в городишко, где обитали родители и сестренка.
Подозрения оправдались. Водитель вел прямо к моему дому, и автомобиль, чья стоимость превышала всю забитую до отказа дворовую автостоянку, вальяжно встал перед подъездом. Из беседки меня проводили круглые глаза Наташи и Марго, знакомой мне по файлам Данилы.
Костя вышел вместе со мной.
– Если кто-то есть, представь меня старым другом, который подвез, и мне, типа, приспичило туалетом воспользоваться. Это на всякий случай, потому что никого быть не должно. Валера, пошли.
За нами двинулся водитель с дипломатом в руках.
Время выбрано удачно: сестренка выспалась, сколько бы ни спала, и уже гуляет, а папа с мамой на работе. Войдя, Костя заглянул в каждое помещение, взгляд остановился на комнате сестры.
– Твоя?
– Уже нет. У меня только спальное место, когда приезжаю.
– Валера, глянь.
Вошедший за нами водитель сначала что-то проверил с помощью приборчика, затем по вещам быстро пробежались пальцы в перчатках. Все приподнималось, но затем аккуратно занимало прежнее место. Не знай я об обыске – ничего бы не заметил. Особое внимание было уделено одежному шкафчику, комоду с бельем и матрасу. Неприятно, когда роются в твоих вещах, еще хуже, когда это вещи твоей несовершеннолетней сестренки. Но запретить я не мог. Все равно досмотрят, у них есть возможности. А запрет, если откинуть благородное негодование, которое пришедших не волнует, в их глазах выставит меня неблагонадежным и недоговороспособным. Со всеми вытекающими.
Глубоко под бельем нашлись деньги – завернутая в полиэтилен стопочка купюр. Там же лежали несколько записок с ровными строчками, выглядевших как стихи. Округлый с красивостями девичий почерк, почти детский, узнался без труда, Слащаво-сопливые писульки серьезного дядю не заинтересовали, он искал мои секреты.
Стихи. Сестренка-то – романтик. Кто бы подумал. Сколько всего уживается в одной человеческой голове, жуть. И попробуй, догадайся, что главное.
Невозможная парочка – неправедные деньги и стихи – вернулись на место.
Ничего криминального опытный Валера не обнаружил. Костя в это время наблюдал за мной, за моими реакциями. Увиденное вопросов не вызвало, ко мне вновь протянулась рука:
– Ключи.
– Что? Какие?
– От городской квартиры. И пароли от всей техники, что там имеется. Если ты не солгал, а пока мне почему-то верится в это, все закончится хорошо. Для всех. Это наша специальность – решать подобные проблемы к всеобщему удовольствию. Ключи вернем, как только закончим. Могли бы войти без разрешения, но зачем, если ты не обманываешь? Проще сотрудничать, тогда и дверные замки останутся целыми, и лица, и внутренние органы.
У меня на миг остановилось сердце. На квартире – техника и файлы Данилы! Его списки заработка…
Лицо побелело.
Костя заметил, в углах губ вылезла жесткая улыбочка.
– Кажется, у товарища имеется заявление?
– Вы там кое-что найдете…
– О, чудненько. Что бы это ни было, для полного соответствия плохому кино тебе остается сказать: «Это не мое».
– Но это правда не мое.
– Пусть будет так. До выяснения всех обстоятельств просьба эту квартиру не покидать. Мы позвоним.
Дворовые подружки сработали не хуже бабушек на скамеечке, которым до всего есть дело. Когда вызванная ими Машенька примчалась, гостей давно след простыл, зато на меня посыпались вопросы:
– Кто? Это к тебе? Твои друзья? У тебя есть такие друзья? Они еще приедут? Девки в шоке! В наш двор метеориты падают чаще, чем заезжают такие машины. Кстати, привет. Какими судьбами? Надолго? Почему не предупредил? Саня, а что у тебя с лицом? На тебе его нет!
– Ты видела Данилу после… после того, как мои друзья с ним поговорили?
– Он уехал. Родственники сейчас забирают его документы с места учебы, говорят – для перевода в другой город. Никто ничего не знает. Во дворе никто не верил, что на него найдется управа. Это было круто! Теперь ты в тако-ом авторитете, только слово скажи – с тобой любая пойдет!..
– Я видел содержание его компьютера.
Словесный поток иссяк, Машенька едва слышно выдавила:
– Нести ремень?
– Если считаешь, что поможет… Впрочем, мне хочется, чтоб нужные мысли у тебя не там отложились. В разное время люди думают разными местами, но отвечает за все голова.
– Саня, что было – не повторится. Обещаю.
– Верю.
Такого сестренка не ожидала.
– Спасибо. – С минуту она помолчала. – Ты такой из-за меня?
– Машка, я тоже сел в лужу. В огромную. Мечтаю, чтоб мне тоже кто-то основательно всыпал, но уже не поможет. Поздно.
– Давай, делись. – Машенька подошла впритирку, лицо обрело серьезность. – Что случилось?
– Небольшие проблемы.
– Судя по лицу цвета бледной поганки и выражению сморчка после того, как на него наступили, небольшие – слово неподходящее. Я никогда тебя таким не видела. Даже когда ты вышел из себя, ты был мужчиной, а сейчас – никто. Саня, очнись, что с тобой? И где Надя?
Лучше бы не напоминала. Я опустился на диван, ноги взбунтовались и объявили забастовку.
– Все нормально.
– Не ври. Рассказывай. Я пойму. Если не смогу помочь, хотя бы дам совет. Пусть считаешь меня дурочкой, совет со стороны для человека, чьи мысли не могут вырваться из замкнутого круга, всегда полезен. Даже глупый совет. Любое соображение извне может стать отправной точкой. Да что я тебе рассказываю, это ты должен мне такое объяснять, кто из нас лучше косит под взрослого?
– Можно вопрос? – Кое-что давно интересовало, и я решил выяснить, чтоб больше не возвращаться. – У тебя очень дорогой телефон. Родителей развела или из тех заработков?
Сначала раздался тяжкий вздох.
– Им сказала, что ты подарил. В ценах родаки не разбираются, для них все телефоны делятся лишь по цвету и размеру. А мне его действительно подарили. – Маша отвела взгляд. – Но можешь считать, что заработала. Согласна, дать мне за это ремня – самое мягкое наказание из возможных. Сейчас, после всего, я бы такого не сделала.
– Тогда забудем. Теперь моя очередь виниться, и хорошо, что ты сидишь. Записи с компьютера Данилы ушли на сторону. Все записи.
Сестренку прошибло:
– И мои?
– Я успел стереть все, что касается тебя и попыток Данилы подложить мне кого-то, чтоб подцепить на крючок. Но остальные девчонки и их разухабистые клиенты… Теперь к каждому есть ключик.
По собственной глупости я предоставил Косте целую связку. Гарун говорил: любой человек, какой бы пост ни занимал, это всего лишь человек, с ним можно поговорить и сделать предложение, от которого он не сможет отказаться, и любая система будет к твоим услугам. Помимо исполнителей и любителей сладенького, один раз уже оплативших отснятые развлечения, я подставил Гаруна и его ребят, что добыли эту информацию. Они же как-то договорились с Данилой. Теперь их договор не работает. Виноватым, если что, сделают меня.
Мало того, я подставил себя еще и с другой стороны.
– Человек, который получил доступ к записям, решит, что организатор съемок – я. Так совпало. Вся записывающая техника вместе с файлами оказалась у меня в квартире, в качестве пострадавшего нигде не фигурирую. Сам же стер улики в свою пользу. И еще в одном похожем деле засветился – у погибшего друга нашли фото, за которые тоже отвечать мне.
На меня поднялся абсолютно взрослый взгляд.
– Этот человек, у которого теперь находятся записи – кто он?
– Неважно.
– Важно. Нужно разобраться, чтобы понять, что делать. Не надо про то, что он опасен, это любому ясно. Мне хочется понять – насколько.
– Я только что рассказал про погибшего друга. На самом деле его убили. За пару лишних слов. Убил именно этот человек.
– Как в клубе. За пару лишних слов – это их почерк, мне рассказывали. Точнее, запугивали, когда брали на работу. Подожди. – На меня вскинулись округлившиеся глаза. – Натка сказала, что с тобой приезжал низенький хлыщ при параде, а высокий водитель перед ним прямо стелился. И прическа по описанию сходится... В клубе он был под номером один. Первый. Его напарница выиграла конкурс. Он там типа соучредителя на вторых ролях. Он нашел Дашку, через него же в качестве пробы устроили меня. Я была столиком в их кабинке, а когда Вторая отправилась на танец победителей, Первый снова выбрал меня.
– Ты танцевала с ним? Мне сказали, что в конце…
– Хватит об этом. Что было, то было. Больше не будет. Сейчас мы с тобой пытаемся решить проблему, и я уверена, что сможем решить ее. Терять тебе, как понимаю, нечего? Тот выбор, когда Первый взял меня в партнерши… – Машу словно подбросило, она принялась ходить взад-вперед между диваном и кроватью. – Понимаешь, что это значит? Я ему нравлюсь. Этим можно воспользоваться. Мы с Дашей… нет, нужно с кем-то другим. Но он теперь всех знает по записям и к себе не подпустит.
До меня стало доходить творившееся в черепке у сестренки.
– Даже не думай, – перебил я.
– Почему? Совращение несовершеннолетней – единственная статья, на которую можно поймать этого любителя чужих фото.
– Даже близко около этой мысли не ходи, чтоб не пришибло. Забудь. И я сделаю вид, что не слышал. Иначе…
– Иначе – что? Тебя в любой момент могут убить. Меня это не устраивает. Ты за меня готов был в тюрьму сесть, а потом жизнью рисковал. А от меня тебе только проблемы.
– Неважно, я никогда не соглашусь на...
– А тебя спрашивают? До сих пор ты в меру сил спасал сестру, сейчас я хочу спасти брата. Кто тронул одного из нас, тронул всю семью.
– Рассуждаешь, как Гарун.
Маша насупилась:
– Где в этих рассуждениях видишь неувязку?
– Ты девушка.
– Правильно. Поэтому имею возможности, которых никогда не будет у тебя.
– Он знает, что ты моя сестра. Если еще не знает, то это дело ближайших часов, сейчас мою жизнь потрошат до момента рождения, а то и дальше. А еще в его руках записи с твоим участием – компромат на Данилу, который оставили в моем планшете. Там стоит пароль, но для специалистов это на минуту работы. Прости, я думал, что получится перестраховка, а вышло…
– Неважно. Ты делал для меня все возможное, хотел как лучше. У тебя почти получилось. Теперь я сделаю то же самое.
– То же самое не надо. – Тускло-тоскливая улыбка скривила мои губы.
Разговор прервало возвращение родителей. Мы старались быть веселыми, я сказал, что нашлись дела и что, возможно, немного поживу здесь. Мама обрадовалась, папа пожал плечами.
– А как же… – Мама понизила голос, словно кто-то подслушивал. – Как же Надя? Одну оставил? С ней ничего не случится? Или уже случилось? Материнское сердце не обманешь, я чувствую, ты что-то не договариваешь.
– Я вообще ничего не говорю. Не надо о моих отношениях, ладно? Придет время, все расскажу. Или не придет. Я же просил.
– Хорошо-хорошо, сынок. Одно добавлю: Надя мне очень понравилась, Я папе все рассказала…
– Мама! Папа, скажи ей!
– Мать, – подал голос отец. – Оставь сына в покое. Это его жизнь, сам разберется.
– Да, – с пылом поддакнула Машенька. – Разберется.
А глаза спрашивали: правда, а Надя?! Ты же, братишка, так и ушел от ответа про нее!
Поздним вечером, когда расположились в своих кроватях, она насела:
– Вы с Надей так любите друг друга, а в клуб ты ходил с другой. И сюда она с тобой не приехала. Что-то произошло? Вы поссорились? Она узнала, что у тебя есть другая?
– Машенька, не надо.
– Как это не надо?! – Ее вынесло из постели, закутанная в одеяло фигурка присела рядом со мной. – У тебя проблемы, и твоя девушка может пострадать, проще всего давить на человека через его любимых. Счастье любимого не может быть разменной монетой в других играх, особенно когда на кону – жизни!
– Она уже счастлива, – не удержался я.
Маша запнулась.
– Без тебя? – вырвалось, наконец, уточнение.
– Да.
– И ты ничего не делаешь, чтоб вернуть ее?
– Сделал все, что в человеческих силах.
– Значит, не все, если она не с тобой. Обещаю: как только разберемся с Первым, я помогу тебе вернуть Надю.
– Снова ты про Первого? – Я рывком сел, теперь мы сидели рядом и глядели в одну сторону. В стену. – Я же объяснил: это невозможно, твоя жертва будет бессмысленна и напрасна.
– Четырежды неправ! Не жертва, не бессмысленна и не напрасна, а главное – возможно! И тебе ничего не придется делать, только найти нужную аппаратуру. Я все беру на себя. Как можно назвать напрасным и бессмысленным то, что делается ради родного брата?!
Логика казалась непробиваемой, но именно, что только казалась. Я обсосал тему со всех сторон, и пришло понимание, где искать аргументы.
– Скажи, почему Даниловы игры с подставами резко прекратились?
Машу словно ударили.
– Не хочу.
– Произошло что-то страшное? С кем?
Догадка оказалась верной.
– С Аленой. – Сестренка горестно выдохнула. – Данила требовал, чтобы она липла к одному парню… В общем, несколько раз ее увозили туда, где заснять невозможно, а тот парень был не один. Алена вопила, что больше не поедет, но Данила силой заставлял ее продолжать. Однажды все получилось: наша территория, камеры предельно замаскированы, еще одна дублирует через окно из соседнего дома… Но шторы закрыли, аппаратуру обнаружили, и Алену к утру вернули в таком виде и состоянии, что ей больше никогда никого не соблазнить. А Даниле сделали морально-физическое внушение, чтоб знал, с кем можно связываться, а с кем нельзя. Когда девчонки увидели Алену после больницы, все собрались и объявили, что больше никаких съемок для вымогательств! Все вместе выступили заодно, и Данила ничего не смог поделать,
– И ты не сделала выводов из этой истории?
– Почему же? Все на поверхности: на каждую силу найдется другая сила, а против хитрости – хитрость. Нельзя вечно выигрывать. Но если хитрость применить против силы…
– Стоп, все неправильно. Ты рассматриваешь только концовки. Если само дело не право, то неважно, кто победил в конце. Цель не оправдывает средства.
– Еще как оправдывает. Если цель благородна…
Вот так и появляются террористы.
– Ты и правда еще ребенок. – Я обнял ее за плечи. – Фраза о цели и средствах – лакмусовая бумажка, ответ отличает зрелого человека от подростка, что готов уничтожить мир ради прихоти.
– Глупости. Что может быть важнее жизни, любви, счастья? За это можно и нужно бороться любыми средствами.
– Увы, Машенька, в тебе говорит обиженное дитя. Есть вещи важнее, и ты их знаешь. Родина. Семья. Счастье любимого. Еще – долг, честь, совесть. Звучит пафосно, прости. В твоем кругу над этим принято прикалываться. Недавно сам был таким. Только со временем понимаешь, что в жизни главнее. Только через боль и потери.
Машенька не ответила. Поняла ли? Неважно, слова сказаны, отношение выражено. Сестренка молчала, щека лежала на моем плече, руки задумчиво крутили свесившийся локон.
Пусть думает, в ее возрасте – самое время.
Мы долго сидели в обнимку, глядя вдаль. Уже не в стену. Впервые Машенька молчала так долго (ну, впервые не во сне), и говорить не требовалось. Говорили души. И отвечали.
Идиллию разрушил звонок телефона. Я оставил его в прихожей, теперь там истошно звенело и тренькало. Вставать, куда-то идти и, тем более, отвечать категорически не хотелось.
– Принести? – предложила Машенька. – Вдруг что-то важное?
– Не поверишь, но самое важное произошло только что, здесь и сейчас. Мы с тобой поговорили по-взрослому. И – главное – поняли друг друга. Мне так кажется.
– И мне. Я все-таки принесу.
Невыносимо орущее чудо человеческой мысли, многим заменившее сами мысли, упало мне в руки, Чтоб не мешать, Машенька тихо вышла на кухню, где все еще сидели папа с мамой.
– Алексантий, это Кости, у меня появилось, что сказать. Тех снимков действительно нет, но сколько интересного... Любопытный способ заработка. Среди твоих… или, как ты утверждаешь, не твоих клиентов мелькнули знакомые лица. Я разберусь. Если твои слова верны, и все это – чужое, твоей жизни ничего не угрожает. Только здоровью, поскольку в опасные игры играешь. Подружки со снимков, с которых все началось, требуют сатисфакции, и если вернешься в город, может случиться что-то нехорошее. Представляешь, как обидно погибнуть от токоприемника троллейбуса, что случайно свалится со штанги именно на тебя? Совсем не героическая кончина. Впрочем, это тебе не грозит, с людьми всегда происходит что-то новое, неожиданное. Так пусть кирпичи остаются на крышах, троллейбусы не ломаются, а у машин не отказывают тормоза, поживи вдали, пока я закончу с твоими выкрутасами, а девочки успокоятся, окей?
– А как же учеба?
– Разве учеба тебе важнее остального? Возьми академический, переведись куда подальше или еще что-то придумай. Если будут проблемы, можешь обращаться ко мне по номеру, который высветился, это один из рабочих на ближайшие пару месяцев. Надоели бабские разборки, но не обращать внимания на возможные угрозы тоже нельзя. Пока ты далеко, я целиком на твоей стороне, и с документами, если решишь забрать для перевода, помогу. Даже с работой мог бы помочь, когда все успокоится. У меня на столе лежит отчет о проверках в отношении тебя. Самые лучшие рекомендации. Пусть в отношении везения ты ходячая катастрофа, но чувствуется сильный характер, значит, и остальное можно наладить. Принципиальных сейчас мало. В общем, если не попадешь в новые передряги и выпутаешься из старых, то обязательно увидимся. Всего наилучшего.
Еще с минуту я смотрел в отключившийся телефон. Есть поговорка: начали за здравие, кончили за упокой. Здесь получилось наоборот. Угрозы жизнью и здоровью перешли в комплименты и приглашение на работу. Надо Машеньке сказать, чтоб глупостей без моего ведома не натворила, а то с ее энтузиазмом и абсолютным незнанием жизни…
Мобильник вновь ожил. Мелодия звонка указывала на сокурсников, которых я объединил в одну группу «хороших знакомых, не перешедших в разряд близких», для последних каждому полагалась собственная мелодия звонка. Нажатая кнопка вызвала к жизни радостный голос Фильки:
– Отлично, а я боялся, что трубку не возьмешь. Ты исчез, и я решил узнать, не случилось ли чего. Что-то на манер как с Тимохой. Твое право не отвечать, но как думаешь, может, хорошо, что я тогда с тобой не пошел?
Даже до него дошли какие-то слухи.
– Скажу одно: всегда верь интуиции и поступай по совести. И радуйся жизни. – Не знаю, понял ли сокурсник намек, но безопаснее сменить тему. – Про Гаруна знаешь?
– Еще бы. Трижды подстреленный везунчик. Оказывается у дагов такая свистопляска в городе творилась, а мы ни сном, ни духом. Хотя, вы дружите, и ты, наверное, был в курсе.
– Не обо всем. Мы с Гаруном последнее время почти не пересекались, новости доходят через третьи руки. Не слыхал, про его сестер что-то говорят?
– Еще бы. Только про них и говорят.
– Пожалуйста, с этого момента поподробнее.
– Они умерли.
– Что-то путаешь. – Мозг изо всех сил искал подвох или нестыковку. Иначе как поверить в такую чушь? – Имеешь в виду Мадину?
– Мое изложение всегда либо факт, либо дословный пересказ версии, которая исходит от людей, никогда не обманывавших прежде. Пора уже знать, четыре года общаемся. И если говорю, что сестры умерли, значит, умерли обе. Старшую убили, когда на Гаруна покушались, а младшая только что умерла.
Жизнь поскользнулась и рассыпалась.
– К… как? – вытолкнуло горло.
– Странно, что ты не знаешь, вы же с Гаруном друзья. Об этом весь город гудит, кто хоть как-то знаком.
– Откуда знаешь? Это проверенная информация?
Голос в трубке обиженно пробурчал:
– Мне Настя рассказала, а ей кто-то из первых уст.
– Не может быть. Хадя не умерла, она уехала. У нее должна была состояться свадьба – там, на Кавказе.
– Она и состоялась, – подтвердил Филька. – Затем Гарун задержался у родственников, а те, кто ездил с ним, по возвращении поделились новостями, больше похожими на детектив. Младшая сестра Гаруна вышла замуж за кого-то, с кем давно помолвили родители. В первую же ночь муж ее выгнал. Всяких домыслов полно, подробностей никто не знает. Известно лишь то, что еще по темноте она вернулась в родительский дом, где была встречена отцом, а утром по местной традиции ее уже похоронили. В справке какая-то глупая причина, то ли сердце, то ли еще что-то, молодой девчонке не свойственное. Говорят, врач – родственник, чуть не родной брат отца. Впрочем, у них в селении все друг другу родственники. Отсюда и домыслы.
Когда Филька отключился, я долго сидел, не шевелясь ни телом, ни душой. Глаза тупо глядели в стену.
Пальцы сами собой набрали Гаруна. Длинные гудки, повторившиеся многократно, сообщили о его отсутствии либо нежелании разговаривать. Раз за разом, час за часом я продолжал набирать единственный номер, который мог дать ответы.
(Окончание следует)