В одном доме с сумасшедшей⁠⁠

В детстве у меня было три бабушки. Точнее, две бабушки и одна прабабушка, но я тогда не замечала разницы. Баба Надя жила в моем родном городе, маленьком и не особо примечательном, а баба Вера и прабабушка Нина - недалеко от Краснодара, на собственном участке. Каждое лето с момента празднования мною второго дня рождения, я ездила к ним в гости. Еще бы, тепло, солнечно, целыми днями на свежем воздухе, фрукты и овощи свои, домашние, да и до моря сравнительно недалеко - два часа езды.

Бабушки меня любили, баловали куда больше, чем других своих внуков, и баба Нина не была исключением. Я помню, как в детстве обожала ложиться на кровать рядом с ней и часами слушать истории. Про войну, про перестройку, про жизнь в СССР, про моего прадедушку Васю, которого, увы, я так никогда и не увидела...

Бабе Нине было уже 86 лет. Она практически ничего не видела, очень мало слышала, и постепенно начала сдавать. Первый звоночек был зимой. Прабабушка рассказывала о странных снах, что снились ей. А потом и о том, что сны не заканчиваются после просыпания. Галлюцинации. Мы с мамой и отчимом приехали к ним на новый год, и именно тогда я услышала первые из историй.

- Представляешь, Ален, - говорила баба Нина, - захожу я в проходную, смотрю, а тут детки стоят. Маленькие такие, хорошенькие. Стоят и смотрят, улыбаются. Я их спрашиваю: "а что же вы тут стоите?", а они не отвечают. Говорю: "вот, детки, берите ягодки, кушайте", даю им клубничку...

В тот день, когда я зашла в дом, весь пол был засыпан подавленными ягодами. А еще часто бабушка спрашивала:

- А что это тут навесили? Такие ленточки, как бумажные. А на них люди весят. А ну-ка, спускайтесь! Ну, уходите отсюда! Ну что же вы смотрите? Не хотите уходить? А ты их видишь, Алена? Нет? Ну и хорошо. Не надо из видеть.

Она тогда еще понимала, что происходит. Могла хотя бы немного различать реальность и иллюзию. Постепенно и это стало для нее невозможным. Мы задержались тогда лишь на неделю, и в следующий раз я увидела прабабушку только летом.

Она обрадовалась встрече, попросила меня подойти, что бы она могла если не увидеть, то почувствовать меня. Я сняла очки, и села рядом, закрыв глаза, чувствуя, как ее сморщенные пальцы скользят по лицу. Но вдруг она воскликнула:

- А ты чего тут ходишь? Ну-ка, кыш, кыш. Нет, ты посмотри, какой кот наглый, ни стыда, ни совести. Брысь, я тебе говорю! - вот только кота в комнате не было.

Дальше - хуже. В первый месяц она еще хоть что-то соображала, а потом... Ночью постоянно бывали крики. Ей снились кошмары. Бабушка выходила из своей комнаты, держась стенки, шла по длинному коридору, заходя в комнаты. На ее пути первой всегда была библиотека, которую я облюбовала в качестве своего жилья. После нескольких ночей, когда я просыпалась от стонов, я стала закрывать дверь. Впрочем, это не слишком помогало от шума. Сначала я не могла спать, потом привыкла. Человек ко всему привыкает.

Бабе Вере было тяжело. Почти все лето она одна работала в огороде, кормила куриц и уток, готовила, убирала... Ухаживала за "болеющим" дедом, всю пенсию пытающимся потратить на водку. Родители всегда говорили - болеет. Чтобы не смущать маленькую меня. Только потом я поняла, что это значит - пьет. У него часто бывали запои. А теперь добавилась еще и прабабушка. Часто роль сиделки доставалась мне. Баба Нина любила меня и доверяла, позволяла успокоить и утешить.

Она все чаще не могла определить, где реальность, а где иллюзия. Почти всегда теперь дома был слышен ее голос. Она разговаривала, то ли сама с собой, то ли с кем-то из своих галлюцинаций. Я не любила смотреть. Мне было страшно.

Однажды я зашла в проходную, где бабушка смотрела телевизор. Она всегда ругалась с ним, вот и теперь спорила с каким-то человеком, рассказывающим последние новости. Она, видимо, услышала, как скрипнули половицы, встала на ноги, и с криком "помогите, воры!" попыталась ударить меня "палкой" - тяжелым железным костылем. Я успела подставить руки, вот только все равно было больно. К счастью, баба Вера скоро пришла, услышав крик. Прабабушка так и не поверила, что ударила меня. Говорила, что, наоборот, защищала.

Однажды ночью я проснулась от панического крика:

- Пожар! Пожар! Вера, Вера, беги сюда! Пожар! Алена! - я поспешила в комнату бабушки, слыша, как из спальни идет и баба Вера. - Давайте, залезайте на бричку! Ну, давайте же быстрее! Пожар!

Она сидела на кровате, держа руки перед собой, будто сжимая какой-то предмет, и беспрестанно кричала. В ту ночь нам едва удалось ее успокоить.

Постепенно бабушка перестала ходить. Сначала перестала спускаться с крыльца, потом стала меньше бродить по дому. Вместо этого она начала ползать. Впрочем, это не слишком что-то меняло. Даже так она с легкостью могла уползти куда-нибудь далеко.

Однажды так и случилось. Мы с подругой, оказавшейся в тот момент у меня в гостях, обыскали весь дом, даже выходили на улицу. Ее не было нигде. И лишь через полчаса баба Вера позвола нас домой. Прабабушка оказалась в гараже. Она сидела в грязи, самом дальнем его углу, за машиной, застряв между какими-то железяками. Сначала бабушка сама пыталась ее вытащить. Потом, когда баба Нина доползла до веранды, наотрез отказавшись идти дальше, сдалась. Тогда я сама попробовала уговорить прабабушку дойти до комнаты. Путь в двадцать шагов растянулся на полчаса.

Однажды она казалась совершенно нормальной. Улыбалась, говорила со мной. Как раньше. Вдруг попросила:

- Алена, принеси мне, пожалуйста, коричневый халат.

Я принесла, помогла бабушке одеть его.

- Скажи, а какой это халат ты мне принесла? - спросила она.

- Коричневый, - ответила я.

- А мне ты какой халат одела?

- Я же говорю, коричневый, - вновь ответила я, уже несколько волнуясь. Она явно слышала мой первый ответ.

- Нет, ну как так? Вот ты мне какой халат одела?

- Коричневый!

- А мне тогда какой? - последовал вопрос. "Раздвоение личности?" - промелькнула у меня в голове мысль. Впрочем, не испугала.

- Я принесла тебе коричневый халат.

- Да? А где же ты тогда второй коричневый халат взяла? У соседний? Вот будет весело, придут они домой, а у них халата коричневого нету! - и все это совершенно нормальным, живым и веселым голосом. Как будто ничего необычного. Как будто все как надо. Как будто говоришь с совершенно нормальным человеком.

Чуть позже она рассказывала:

- Представляешь, ее тоже зовут Ниной Ильиничной! Меня Ниной Ильиничной, и ее так же. И родителей ее так же звали! И жила она с детства там же, где и я, а потом поехала туда же. Жила в братске, в той же квартире, что и я, представляешь? А потом сюда, к дочке поехала. Вот совпадение, да?

Раздвоение личности. Конечно, мы не врачи, чтобы утверждать это наверняка, но, когда человек разговаривает сам с собой, сам с собой знакомится, спорит - это ведь о чем-то говорит, верно? Около недели она вела себя нормально. Совершенно здоровый человек - можно было бы сказать, если не прислушиваться к ее разговорам. А потом все вновь вернулось на круги своя.

Однажды я, зайдя в дом, почувствовала ужасный запах. Воняло, простите за подробности, твердыми отходами жизнедеятельности организма. Я прошла в ее комнату, впрочем, не став заходить внутрь. Бабушка лежала поперек прохода, а за ней был виден полнейший разгром. Фотографии, аккуратно стоящие когда-то на комоде, были живописно разбросаны по комнате, как и содержимое нижнего ящика. Стул с весящий на нем одеждой опрокинут, халаты с вешалки так же разбросаны по комнате. В глаза сразу бросилась лужа понятного содержимого. Когда пришла баба Вера, и спросила, зачем она это сделала, прабабушка ответила:

- Это не я! Это все они! Они пришли, разбросали тут все, кучу наложили, а меня с кровати скинули!

Много за то лето всего происходило. И я, увы, помню практически все. Это и обидно. Я почти не могу вспомнить, как мы общались с бабой Ниной, когда она была еще в себе, но вид ее, лежащей посередине коридора в луже собственной мочи, надолго отпечатался у меня в сознании.

Недавно прошел год с момента смерти моей единственной прабабушки. Она умерла зимой, во сне. Просто не проснулась ночью, не проснулась и утром. Я не грустила, узнав от этом. Последние месяцы ее жизни были адом, и для всех стало облегчением, что она наконец ушла из жизни. Надеюсь, баба Нина сейчас счастлива, там, на небесах. Она так давно хотела встретиться с дедой Васей. Я рада, что он наконец забрал ее к себе.