Побирушка поневоле
Вскоре после празднования нового 1978 года моя маман поехала на шестимесячные курсы повышения квалификации преподавателей общественных наук, а шестилетнего меня отправила в маленькую деревню Старково Нижегородской (тогда – Горьковской области). Там жили её мама со своей мамой. То есть, моя бабушка баба Маня 62-х лет от роду, и прабабушка баба Груня, которой уже стукнуло девяносто.
Это было чудесное время – ненавистный садик остался в прошлом, картошка во всех видах – хоть каждый день, компота – хоть залейся, плюс козье молоко и «резиновые» (калёные) яйца, а однажды бабушка даже испекла настоящий колобок, с которым я весь день играл, а потом, когда он развалился, с удовольствием слопал по частям от имени зайца, волка и медведя. Городскому пацану всё было в диковинку: и русская печка, на которой можно было спать и сушить рукавички в специальных нишах-печурках, и старинная мебель, большей частью сделанная покойным прадедом-краснодеревщиком, и противная бодучая коза Зайка, и злющий петух, защищавший своих глупых гундосых кур, и старый полосатый безымянный кот с порванным ухом, каждый день ловивший для меня мышей (он их не ел, а складывал на табуретку возле моей кровати), и весёлая дворняжка Лада, будившая всех звонким лаем в три часа ночи, и интереснейшие радиопередачи, заменившие мне телевизор…
Ещё одним новым развлечением стали бабыгрунины молитвы. В углу была божница с тремя иконами, большим медным крестом и лампадой. Бабушка вставала на колени и что-то тихонько шептала, а я сидел как мышь, стараясь разобрать слова, но мало что понимал.
И вот однажды, по всей видимости, 4 марта, во Вселенскую родительскую субботу, баба Груня запросилась в церковь. Баба Маня до пенсии работавшая учительницей, в бога, естественно, не верила, но к просьбе матери отнеслась с уважением: достала большие явно самодельные деревянные сани, усадила в них бабу Груню и повезла, благо, это было не очень далеко. А мне было велено сидеть в храме, вести себя тихо, никуда не уходить и ждать, когда бабушка попросится домой.
В церкви было интересно, красиво, торжественно, очень тесно и немного страшно. Я тихонько сел на лавочку в углу, снял шапку, положил её на колени вверх ушами и стал слушать пение и рассматривать картинки на стенах. Вдруг какая-то незнакомая старушка положила мне в шапку конфету, перекрестила и погладила по голове шершавой ладонью. Я удивился, но, будучи воспитанным мальчиком, вежливо поблагодарил. Старушка ничего не ответила, грустно улыбнулась и ушла. Пока я размышлял: съесть конфету сейчас или подождать до дома, ещё чья-то бабушка положила карамельку, потом другая, третья… Шапка наполнялась сладостями, я не успевал кланяться и говорить «спасибо», и уже не понимал: радоваться или паниковать. Шапка наполнилась с горкой, я начал рассовывать конфеты по карманам, но какая-то тётенька выручила меня, дав целлофановый пакет.
Когда уже и пакет подходил к концу, баба Груня, наконец, устала. Я бегом кинулся домой, стараясь не растерять неожиданно свалившийся на меня подарок. Баба Маня, увидев это богатство, ничего не сказала, но зыркнула как-то нехорошо, и мне стало немного страшно.
Гром грянул, когда она привезла бабу Груню, уложила её отдыхать, а меня увела в заднюю конмату. Честно говоря, я и не догадывался, что бабушка умеет ругаться.
- Как тебе не стыдно! Ты что, нищий? Побирушка? Из голодного края сбежал? Конфет никогда не видел? Вот я матери-то напишу, вот обрадуется, что сын в церкви милостыню собирает!
Я хлопал глазами и ничего не понимал. Конечно, мне было очень совестно, но что я мог сделать? Неужели надо было обижать добрых старушек и отказываться брать конфеты? Или лучше стоило выбросить их в сугроб?
Наконец, бабушкин пыл иссяк, ругательства закончились, и она опустилась на лавку. Я набрался храбрости и спросил:
- Баб Мань, а что теперь делать-то?
Она устало посмотрела на меня и вдруг улыбнулась:
- Да что уж теперь сделаешь? Это мне, дуре старой, надо было раньше думать. Ты это… Конфеты-то кушай. Да бабе Груне дай, только выбери помягче, она любит…
Из этой истории я сделал три вывода.
Во-первых, в церковь ходить больше не стоит.
Во-вторых, быть нищим – выгодно, но, в-третьих, очень стыдно.
Это баба Маня со мной за пять лет до описываемых событий.
Это фото 1941 года, но ещё до Войны. Моя мама, её мама баба Маня, ну и баба Груня.
А это церковь в Старково. Фото моё 2017 года.
Люблю я такие истории, простые , добрые, немного наивные.Наверное потому что сам такой.
Жаль только что у вас был талант к нищенству, а вы его закопали)).
Сразу рецепт калёных (резиновых) яиц.
Яйца варятся вкрутую, а потом ставятся в протопленную русскую печь. За неимением таковой берётся духовка, нагревается до 150 градусов, кочегарится минимум три часа, а лучше 4-6. Яйца, конечно, будут "стрелять", но это означает лишь то, что их плохо сварили. После этого можно ехать вокруг света, яйца не протухнут, а дети их обожают!
Везёт вам, у вас есть фотографии предков. А у меня фото с войны есть, где двое военных, и кто это, я не знаю. Родители умерли, спросить некого. Вот так вот.