История из практики⁠⁠

Сам я педагог, преподаю математику, физику, информатику, естественно, предварительно отучившись в ВУЗе. В университете по программе на втором курсе у нас стоял предмет, который назывался незамысловато - ЛПП. Летняя педагогическая практика. Т. е., студенты-будущие педагоги, должны были летом посвятить три недели своей жизни вожатскому делу, таким образом получив азы общения с детьми, в том числе, неформального, а так же соответствующие наставления, опыт и, конечно же, оценки за проделанную работу. С тех пор пошло аж 10 лет и я все эти десять лет пропадаю летом в лагерях.

Я работал первую в своей жизни смену, испытывал смешанные чувства по этому поводу, ибо до вожатства у меня не было опыта общения с детьми. Точнее, он был, но был минимальным и предельно бытового характера. Короче говоря, более опытные коллеги учили и рассказывали всякое, а мы впитывали информацию из их поучительных и не очень историй и перенимали опыт. В один из вечеров, у моего знакомого, с кем мы учились на одном факультете, но на разных курсах случился день рождения. Он в лагерь уже ездил на добровольной основе, без регистрации и смс, чтобы получить удовольствие, расширять свой опыт, ну и заработать  небольшую сумму (а так же жрать на халяву и получить скидку на услуги ЖКХ). Когда дети улеглись спать, мы собрались в одной из вожатских, где после официальной части, поздравлений и прочего более старшие товарищи стали вспоминать про свои боевые и не очень педагогические подвиги, рассказывая всякие случаи из своей практики лагерной жизни (на всякий случай, говорим про ДОЛы, а не какие-то другие лагеря). Практикантов на этой мини-вечеринке присутствовало трое, я и две девчушки, которые вожатили в соседнем со мной отряде. Надо сказать, что я работал тогда на самом младшем отряде, 6-7 лет, а девочки на ребятах постарше, от 8 до 9 лет (опять же, разговор про ДОЛы). Ну и ведают нам одну историю, далее, от слов рассказчика:

- Был в прошлом году случай один, забавный. Мальчика увезли на скорой, он себе уздечку на писюне порвал, дёргал больно сильно. Кровища, девочки-практикантки в панике, не сталкивались с таким никогда, в шоке от того, что дети это делают в палате под одеялом в тихий час...

Ну мы удивились немного, однако, сделали вывод, что это в определённом возрасте нормально, с точки зрения физиологии, когда начинаешь познавать своё тело и т.д. и т.п. В общем, не сильно удивились. А дальше...

- Ты погоди, Иван, ты на каком отряде стоишь?

- На 10-ом, - отвечаю я.

- Ну так вот, вся соль в том, что эта ситуация произошла с мальчиком 7 лет отроду. Как раз в 10-ом отряде! - объяснил мне рассказчик.

Я был в шоке. Думаю, ну как так? А как же они такие маленькие и это самое? А что же надо сделать, чтобы самоудовлетворение не довело до членовредительства? А что же надо ребёнку-то говорить, чтобы он прекратил это делать (хотя бы не в палате)? Вечер, тем не менее, продолжился, а осадочек остался. Короче говоря, в ту ночь я засыпал с мыслью, что это надо как-то предотвращать, так сказать, работать на опережение.

На следующий день, до обеда всё шло без каких-либо эксцессов. Настало время тихого часа. Мы с напарницами, другими двумя девочками не присутствующими на вчерашнем вечере, успокаиваем ребятам, укладываем их в постели. Спать мы не заставляли, однако причитали: "Тихий час - от слова "тихий"", намекая на то, чтобы дети отдохнули и морально, и физически, в идеале, конечно, чтобы поспали. С напарницами у нас была договорённость: в тихий час один вожатый следит за детьми и порядком, остальные двое отдыхают, и так по очереди или по необходимости дежурили, один раз в три дня. В тот день, ещё под впечатлением от вчерашних рассказов, я вызвался сам подежурить.

Отправился я на первый обход, загнал тех окаянных, которые не хотели вести себя тихо по постелям, ответил первые десять раз на дежурный вопрос "Когда закончится тихий час", и на пару менее банальных, вернулся в холл нашего отряда и стал готовиться  к вечернему мероприятию. Но минут через 30-40 я вновь отправился на обход.

Мельком заглянув в палаты девочек и убедившись, что они, как всегда, спокойны и умиротворённы, я отправился на пристальный осмотр пацанского крыла. Прошёл первые две палаты, успокоил себя тем, что мальчики лежали, головы, а главное - руки, у них были над одеялами, я зашёл в следующую, а там... Тишина, лишь только один мальчик, назовём его Валера, с головой под одеялом и постоянно ёрзает под ним.

У меня сердце в пятки. Думаю - вот оно, то чего я надеялся избежать, то - что не давало мне нормально уснуть (не в том смысле), то чего я боялся и не знал, как себя повести в такой ситуации. В общем, я стал судорожно думать, что делать. Мысль, которая меня тогда посетила, была незатейливой, простой, а потому, как мне тогда казалось, единственно верной. Я убедился, что трое соседей Валеры уже спят и тихонько, сняв ботинки и на цыпочках, подошёл к Валериной кровати. "План был прост, а потому - красив": я подумал, что если я подниму одеяло так, чтобы из-под него я видел только его лицо, а он, собственно говоря, меня, то я застану его врасплох, он раскается, попросит прощения и больше не будет так делать никогда. Так я и сделал, предварительно выдохнув.

Когда я приподнял одеяло, руки Валеры оказались прям под головой - первое, на что я обратил внимание. Он очень удивился, когда меня увидел. Однако, с его головой-то и была вся загвоздка. Из его рта торчали два его носка, в которых он всё утро бегал и играл в футбол, в которых он всё утро носился на весёлых стартах, которые, в общем, пахли не очень. Я это почувствовал, как они пахнут. Округлив глаза до диметра пятирублёвой монеты, он стал выплёвывать носки изо рта, а они, в свою очередь, находившись там приличное количество времени, насквозь пропитались его слюной.

Я такого не ожидал, от слова совсем. Морально приготовившись к одному, узрел то, что лучше б и не видел. Движением руки я скинул носки на пол, прошипел, чтобы он не залазил под одеял и спал, а сам убежал галопом курить. Когда я рассказывал эту историю старшим коллегам они ржали, аки кони, приговаривая: "Ваня, да мы же вчера пошутили, не было такого!"

Какое облегчение, твою ж мать.