Я ехал в санаторий в поезде ночном.
И тёмный лес огромный мчался за окном.
А в черном небе криво улыбалась мне луна,
Пророча дальше крайне странные дела.
В стакане недопитый болтался чёрный чай.
И я, чуть повернувшись, его скинул невзначай.
Но кто-то вдруг поймал стакан, чтоб он не разбился.
В купе я был один. И спутнику я очень удивился.
Он улыбнулся мне, извинился, за то, что напугал,
Он просто место в поезде тихое искал.
В купе за стенкой солдаты отмечали дембель
И вот-вот сломают последнюю там мебель.
И я сказал, что от компании не откажусь,
Я просто так устал, что замкнутым кажусь,
Достали мы коньяк, хотели уж распить,
Как вдруг тьма тоннеля решила нас накрыть.
Почуял я неладное, движение во тьме,
И словно руки чьи-то тянутся ко мне,
Шипение, сопение, и звуки, в общем, мерзкие,
Ударом кулака пресек попытки дерзкие.
И в вагон я выскочил, увидел снова свет.
А спутника-то странного в моем купе уж нет!
И вдруг услышал капанье, почуял боль в руке,
Кулак свой поцарапал, уж лужа крови на сукне!
И сквозь окно открытое увидел зверя я,
Большая мышь летучая смотрела на меня.
Она открыла пасть, и громко запищала,
Заметил я, что зуба у неё недоставало.
Ночная тварь вдруг улетела, сгинула во тьме,
Оставив лишь тревогу и вопросов кучу мне.
К проводнику я обратился, рану замотал
И путь весь остальной как мертвец проспал.
Всё время в санатории хотел я сильно есть.
А раз, когда хотелось крови, вовсе и не счесть.
Я вопреки диете бифштексы с кровью ел,
И приобрел цвет кожи мраморный, и помолодел.
Но вот мой отпуск кончился, поехал я домой.
Сажусь в купе я снова ночью, и вдруг попутчик мой
Со мной заговорил. Я вижу, это он! В ответ он ухмылялся.
Тот самый гад, что укусить меня пытался!
Вот только зуб его, точнее клык, отсутствовал во рту.
И как-то инстинктивно вспомнил мышь я ту.
Он мне лишь карточку клуба протянул,
И тираду длинную, что не сердится, загнул.
Теперь я в клубе, так сказать, ночном,
Ловлю я одиноких странников на туннеле том.
И лишь луна щербатая мне настоящий друг.
На поезде том проклятом катаю новый круг.