Жду новый пост

Серия «История нашего мира в художественной литературе»

Всем привет!

Заметка должна была появиться ещё дня три назад, но дела навалились, и одно наслоилось на другое, так что я не успела даже то, что планировала. Да и как было успеть, когда я ещё и взялась не за одну или хотя бы две книги, а за целую серию из 22-х(!) книг? Кстати, здесь хочу поблагодарить человека под ником MadLynx за наводку на автора и его произведения. Но для начала, как обычно, историческое предисловие.

События первых двух книг серии происходят в самом начале правления императора Клавдия. О нём я достаточно подробно рассказала в прошлый раз (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»). В те годы Клавдий как раз занимался расширением территорий империи. И началась его эпоха славы с покорения южной Британии, задуманного им для поднятия собственного престижа, ведь покорить этот регион не удалось даже Юлию Цезарю, так что победа сулила настоящий взлёт популярности. И Клавдию задуманное во многом удалось.

В 43-м году четыре римских легиона под командованием консула Авла Плавтия высадились в Британии, и одним из тех легионов командовал будущий император Веспасиан. Удивительно, но на этот раз римляне довольно быстро сломили сопротивление бриттов, и лично прибывший император в июне того же года принял капитуляцию двенадцати местных правителей. А спустя пару лет, в 45-м, римляне возвели крепость вокруг Лондиниума, будущего Лондона (в 50-м году город стал столицей провинции). Однако после этого о блистательных победах говорить не приходилось ещё долго.

Каратак (правил ок. 43-51гг. н.э.), вождь катувеллаунов, и по преданию, сын короля Кунобелина из Каталодунума (и предположительно прототип валлийского героя легенд Карадога), ещё не один год устраивал римлянам веселуху и даже поднял на борьбу племена силуров и ордовиков, обитавших на территориях нынешнего Уэлльса. Когда римляне направились и в те земли под предводительством Публия Остория Скапулы в 50-м году н.э., их ждал очень горячий приём. Однако Каратак в итоге потерпел поражение, бежал в земли бригантов и стал подбивать на борьбу уже их. Правда, ничего у  него не вышло, потому как правительница бригантов Картимандуя (правила ок. 43-69гг.) выдала его римлянам. Те, впрочем, его пощадили, и остаток своих дней он провёл в солнечном Риме, где и скончался в 54-м году.

Однако дело его продолжало жить, и окончательное покорение Британии (вплоть до границ нынешней Шотландии) растянулось ещё на несколько десятилетий, да и то, как сказать – то там, то сям то и дело вспыхивали восстания из-за поборов и жестокого обращения римлян с местными жителями. Самым известным из них, пожалуй, стало восстание Боудикки, вдовы вождя племени иценов, произошедшее в 61-м году н.э., уже во времена Нерона. На этом, кстати, плюс-минус серия книг, о которой пойдет речь сегодня, и завершается, но мне хочется добавить кое-что и о других регионах, где происходили события книг.

В 44-м году умер царь Ирод Агриппа, и его страна вернулась полностью в провинцию Сирия, под владычество Римской империи. Его сын, Агриппа II (годы правления 48-93), был вынужден довольствоваться лишь статусом тетрарха, в Иерусалиме ему было поручено только верховное наблюдение за храмом и право назначения первосвященников. Позже Нерон пожаловал ему часть Галилеи с главным городом Тивериадой. Кстати, Ирод Агриппа притеснял последователей Иисуса, Иаков Заведеев даже был казнён по его приказу, а вот апостол Пётр сумел сбежать из заточения и позже вместе с апостолом Павлом стал первым епископом Антиохии. В 38-м году появилась христианская церковь в городе Византии (будущем Константинополе), а в 47-м году образовалась Церковь Кипра, так что христианство потихоньку распространялось по миру.

Парфией, сильнейшим противником Рима на тот период, поначалу правили потомки Фраата IV (37–2гг. до н.э.). Его сын Фраат V (2г. до н.э. – 4г. н.э.) стал новым царем после того, как Муза Парфянская, бывшая римская рабыня, а позже и любимая жена Фраата IV, отравила супруга и возвела на трон сына, при этом активно вмешиваясь в политику, причем взяла проримский курс. Так что не удивительно, что эти двое, в конце концов, пали жертвой заговора недовольной парфянской знати, которая царем сделала другого сына Фраата – Орода III (4-6/7гг. н.э.). Тот – упс – тоже вёл себя так, что настроил против себя всех, кого мог, и также был смещен и убит, после чего парфяне стали просить римлян вернуть им кого-нибудь из других сыновей Фраата IV, которые у тех находились в заложниках. Так царём стал Вонон I (6/7-12гг. н.э.). Однако воспитанный в римских традициях он тоже не пришелся по нраву местным и в итоге повторил судьбу предшественников, а на трон возвели Аршакида по матери Артабана III (12-38гг. н.э.), который прежде правил Атропатеной (под именем Артабана II).

Этот Артабан поначалу предложил Риму возобновить дружеские отношения и для этого сообщался с Германиком, братом будущего императора Клавдия и знаменитым римским полководцем, но позже, когда укрепил свою власть, стал качать права: например, написал пожилому императору Тиберию послание, в котором требовал отдать сокровища, оставленные Вононом в Сирии и Киликии (к тому моменту сам Вонон уже был убит при попытке бегства с территорий, где ему предписано было оставаться), и угрожая добавить к своим владениям все те земли, которые раньше принадлежали Ахеменидам и Селевкидам. А ещё попрекал императора убийствами близких и дальних родственников, праздностью и развратом, и предлагал ему скорее утолить величайшую и справедливую ненависть сограждан добровольной смертью (окей, мы поняли, посоветовал "убиться ап стену").

В ответ оскорбленный Тиберий стал подыскивать Парфянскому царству нового царя, менее наглого, тем более что недовольство парфянской знати новым правителем всё усиливалось и вроде как способствовало подобной замене. Так на короткий период царём римлянами был провозглашён Тиридат III (35-36гг. н.э.), но Артабан оказался сильнее, и с ним римлянам, в конце концов, пришлось заключить мир: для этого Артабан встретился с военачальником Луцием Вителлием на мосту из лодок посреди Евфрата. Артабан был признан римлянами бесспорным парфянским царем, и именно его потомки в дальнейшем правили Парфией – прежде всего, его сыновья Вардан I (39-47гг. н.э.), Готарз II (41-51гг. н.э.), какое-то время царствовавшие совместно (хотя есть мнение, что Готарз мог и вовсе не быть Аршакидом, братом Вардана его называл Иосиф Флавий), и предположительно Вонон II (51г. н.э.), а после него уже его сын – Вологез I (51-78гг.), который успел стать свидетелем и прекращения династии Юлиев-Клавдиев, и Гражданскую войну в Риме (68-69гг. н.э.), и приход к власти династии Флавиев. При нем Парфия активно вела боевые действия против Адиабены и Армении, где и схлестнулись интересы парфян и римлян, уже во времена Нерона.

О многом из всего этого можно прочитать в серии

«Орлы империи» С. Скэрроу

Время действия: I век н.э., ок. 42-61 гг. н.э.

Место действия: Британия и владения Римской империи (современные Франция, Италия, Израиль, Сирия, Иордания, Греция (Крит), Египет), а также некоторые вассальные земли (возможно, что-то упустила).

Интересное из истории создания:

Саймон Скэрроу (р. 1962) – британский историк, преподаватель и писатель. Родился в Нигерии, но последующая его жизнь крепко связана с Англией. Так он окончил исторический факультет университета Восточной Англии, потом поработал в Налоговом управлении и в течение ряда лет занимался преподаванием истории, сначала в колледже шестых классов Восточного Норфолка, затем в Городском колледже Норвича (Нориджа).

Писательскую карьеру, видимо, начал в нулевых, и среди его работ циклы «Революция» о Наполеоне, «Гладиатор» и «Римская Арена» (совместно с Т. Дж. Эндрюсом), а также ещё ряд серий и отдельных романов. Но, несомненно, славу ему принесла именно серия книг «Орлы империи». Первый роман – «Под орлом» («Римский орёл» в русском издании) был опубликован в 2000-м году, а после вышли ещё книги в количестве 21-й штуки, последняя из которых, «Восстание», издана в 2023-м году. Последние пятнадцать романов Скэрроу, к слову, стали бестселлерами Sunday Times. Его произведения переведены более чем на двадцать языков и разошлись тиражом в несколько миллионов экземпляров. Для создания одного из романов цикла он посещал Иорданию и будто бы даже считает одним из своих поклонников короля Иордании, Абдаллу II).

На вопрос о том, что вдохновило его на создание произведений на римскую тематику, он ответил, что, во-первых, «великие учителя латыни – Г. Родвэй и Р. Нэш», которые «внушили ему любовь к латинскому языку и, что более важно, увлечение римской историей и культурой», а, во-вторых, популярность жанра пеплум (Sword-and-sandal) в годы его детства и юности, и, конечно же, в том числе «Я, Клавдий», произведение, о котором я рассказывала в прошлый раз. Кроме того, ценным опытом для дальнейшего создания истории о легионерах стало для С. Скэрроу пребывание в Корпусе подготовки офицеров.

В 2007 году издатель объявил о намерении прекратить использование слова "Орел" в названиях книг этой серии, начиная с романа «Центурион». Изменение, по-видимому, произошло из-за того, что издатель хотел привлечь к серии больше новых читателей. Хотя чем это должно было помочь, лично я понять не могу)

О чём:

История начинается на исходе 42-го года в одном из лагерей в провинции Верхняя Германия, примерно в районе Аргенторатума (нынешний Страсбург, Франция). Центурион Луций Корнелий Макрон недавно получил свой командирский пост, хотя на тот момент отдал службе уже четырнадцать лет, и мог бы всецело поддаться ликованию и гордости, кабы не одна досадная деталь – бравый вояка за столько лет не удосужился научиться читать и писать, что было неважно, пока он оставался простым легионером, но стало принципиально важным, когда оказался центурионом, и ему это ох как мешало – мало того, что узнай кто – разжалуют обратно в рядовые, так ещё и при исполнении каждодневных обязанностей приходится изворачиваться, и Макрон даже не решался наказать иной раз подчиненных, потому что ведь за наказанием последует куча писанины, которую невозможно свалить ни на кого другого.

Неизвестно, чем бы для него всё закончилось, если бы в тот холодный осенний вечерок в составе новобранцев не попал в лагерь и семнадцатилетний Квинт Лициний Катон. Юноша, по мнению абсолютного большинства, никак не годился в воины, и непонятно было, как и зачем его занесло на подобную службу. Сам он явно от такой своей судьбы был не в восторге – по пути до места назначения ни с кем не скорешался, а едва пришёл, стал объектом нападок местного командира, муштрующего новичков, и насмешек – сослуживцев. Правда, имелся у него один козырь в рукаве…точнее в котомке.

И вот же ж, именно Макрону и велели сопроводить с этим козырем к легату юного новобранца. Так и выяснилось, что мальчик тот непростой, а очередной императорский вольноотпущенник, проживший всю жизнь во дворце, который в знак уважения к его отцу (тоже ставшему вольноотпущенником, но уже после рождения сына) получил свободу от Клавдия, но с одним неудобным условием – пройти воинскую службу (а та, на минуточку, тянулась 25 лет). Вот и пришлось пареньку показывать, чего он стоит. Причем император просил сразу назначить его центурионом. На это, конечно, пойти не могли, но и приказ от столь высокого начальства проигнорить тоже было никак нельзя. И тут Веспасиан, легат-глава Второго легиона, посмотрел на Макрона и придумал изящное решение:

«…

— Что ж, центурион, посмотрим, что мы можем сделать для молодого Катона. Полностью ли укомплектована твоя центурия? Ты ведь, кажется, остался сейчас без помощника?

— Так точно, командир. Мой оптион умер сегодня утром.

— Хорошо. То есть хорошего тут мало, но это многое упрощает. Запишешь новичка в свою центурию и сделаешь его своим оптионом.

— Но, командир… — выдохнул изумленно Макрон.

— Никаких «но». Это приказ. Назначить мальчишку центурионом я не могу, но и пренебречь пожеланием императора тоже нельзя. Так что придется нам с тобой с этим стерпеться. Ты свободен.

— Слушаюсь, командир…».

Так вот и стал помощником центуриона Макрона милый мальчик Катон) При этом издевки, насмешки, а иной раз и конкретное рукоприкладство никуда не делись. И, может, оно бы долго ещё тянулось, но одним хорошим на первый взгляд деньком позвал Макрон помощника «прогуляться» до одной германской деревушки, где надо было слегонца навести порядок. Ну да, слегонца…

Отрывок:

О том, чем обернулась «прогулка», можно полностью узнать из книги, а в общих чертах из особо впечатлившего меня отрывка –

«…Истошно выкрикивая что-то невнятное, Катон бросился к двум уже подскочившим к упавшему центуриону германцам. Копья у него не было, но в последний момент он выставил перед собой штандарт. Один из варваров обернулся на крик и, получив сильный тычок в пах, упал на колени. Катон с разбега налетел на него, споткнулся и кубарем покатился к стене ближайшей лачуги. Второй германец, видимо, усмотрел в этой ситуации что-то смешное и громогласно расхохотался. Катон сердито вскочил на ноги, грозя врагу штандартом.

— Не смей надо мной смеяться, урод!

На какой-то момент их взгляды встретились: теперь выражение лица германца было холодным, оценивающим. Неожиданно он сделал ложный выпад копьем, целясь в правый бок римского недоноска, а когда тот отпрянул, размахивая своей жердиной, вознамерился пронзить ему другой бок. Но ударить не успел. Армейский штандарт боевым оружием не являлся, но был гораздо длиннее любого копья. Массивное навершие его, описав дугу, врезалось в лицо варвара. Тот, удивленно вскрикнув, обмяк и упал наземь. Катон, махнувший знаменем наугад и вовсе не рассчитывавший на такой результат, был изумлен ничуть не меньше врага. Но в отличие от него оставался целым и невредимым.

— Ох, ничего себе! — пробормотал он, глядя на неподвижное тело.

— Оставь его, малый! — крикнул Макрон. — Вытащи из меня эту штуку.

— Командир, но как же я…

— Тащи, кому сказано, олух!

Катон ухватился за древко свободной рукой, а Макрон, скрипнув зубами, повернул ногу.

— Давай!

Юноша дернул изо всех сил, вырвав из раны листовидный наконечник. Хлынула кровь. Макрон взвыл, но тут же умолк, стиснув зубы, и попытался привстать. Катон поддержал его, подхватив под руку. Рана кровоточила сильно, но, к счастью, кровь просто текла, а не била струей, и, стало быть, ничего важного вражеское копье не задело. Однако Макрону в жизни еще не приходилось испытывать столь мучительной боли. В голове его помутилось, и лишь огромным усилием воли он смог забросить руку на плечо юноше и с его помощью заковылять к спасительному проходу в завале.

Позади них, перекрывая рев пламени, послышался топот, и Катон, обернувшись, увидел бегущих следом германцев. Он заторопился, но центурион был слишком тяжел, и в результате они оба споткнулись. Макрон, вскрикнув, упал на колени, глядя на перекошенные отчаянием лица римских солдат, уже понимавших, что их товарищам не уйти от погони.

— Беги! — простонал он. — Это приказ.

— Не слышу, командир.

— Знамя спасай, идиот!

Но бежать уже было некуда. Кастор, сокрушенно покачав головой, приказал обрушить в щель груду специально приготовленных балок. Легионеры заколебались, но ветеран прикрикнул на них, и они потянули веревки. Груда вместе с пылающими снопами соломы рухнула вниз, завалив проход в баррикаде.

— Проклятье!

— Ох, черт! — Катон замер, потом обернулся. Германцы с громкими воплями приближались. Увидев справа от себя каменную лачугу, юноша пинком открыл дверь, бросил в проем штандарт, втащил центуриона и в последний момент успел задвинуть тяжелый запор. Германцы яростно забарабанили по крепким доскам, замкнутое пространство наполнилось грохотом. Внутри лачуги было темно, но полыхавший снаружи огонь очерчивал контуры небольшого окна, к счастью закрытого ставнями. Запертыми на задвижку и теперь содрогавшимися от сыпавшихся снаружи ударов.

— Посмотри, нет ли тут другого выхода, — крикнул Макрон, исследуя ощупью рану. Кровотечение было по-прежнему сильным, поэтому он снял с себя пояс и, отстегнув бесполезные ножны, как можно туже перетянул им ногу. Через мгновение, когда вернулся Катон, кровь уже не лилась, а сочилась тоненькой струйкой.

— Ну?

— Похоже, мы попали в какой-то сарай. В крыше есть лаз, но это все.

Удары в дверь стали глуше, зато варвары взялись за окно. Внутрь лачуги, выбив длинную щепку в ставне, проникло темное острие. Им повертели, расширяя отверстие, потом копье отдернули, после чего в сарай полетели новые щепки.

— Здесь нельзя оставаться!

— Нельзя, — подтвердил Катон. — Посмотри вверх!

Между стропилами солому кровли то здесь, то там лизали крохотные оранжевые язычки. С каждым мгновением их становилось все больше, а дикари тем временем остервенело рубили ставни.

— Уйдем через лаз, — решил Катон. — Там есть лестница, хотя, конечно, с твоей ногой взбираться по ней будет трудненько.

— Я влезу.

— Хорошо, командир. Теперь ответь, ты сможешь охранять это окно?

— Да, но…

— Пожалуйста, командир, у нас нет времени на разговоры.

— Ладно, — буркнул Макрон. — Дай мне свой меч и помоги подняться.

Привалившись к стене и опираясь всем весом на здоровую ногу, он занял позицию у окошка. Мальчишка кивнул и куда-то пропал, а из ставня внезапно, выбитые мощным ударом, выскочили две-три доски. Кто-то потыкал в образовавшуюся амбразуру копьем, потом за края ее ухватились чьи-то руки. Макрон взмахнул мечом, послышался вопль. Отсеченные пальцы упали на пол, а руки исчезли.

— Ну, недоноски, кто еще храбрый? — крикнул Макрон. — Попробуйте, суньтесь.

В окно больше не совался никто, зато атака на дверь сделалась более бурной. Толстые доски опасно потрескивали, и было ясно, что рано или поздно они провалятся внутрь. Защищать окно — это одно, но сдержать врага в дверном проеме будет уже невозможно.

— Катон! Если ты что-то делаешь, делай это скорей.

— Иду, командир, — просипел Катон, с напряжением таща на вилах огромную охапку соломы. Он свалил ее под дверью, торопливо разворошил, потом, потянувшись, теми же вилами подцепил горящий клок с кровли. Посыпались искры, он прикрылся рукой, затем побежал в глубь сарая и принес новую охапку соломы. Над ней закурчавились серые усики, потом они сделались желтыми. Огонь быстро креп и к тому времени, когда дверь подалась, уже полыхал вовсю. Сарай наполнился густым, едким дымом.

— Сюда! — крикнул Катон, заходясь в приступе кашля.

Поддерживая раненого не обремененной штандартом рукой, он потащился в дальний угол сарая. Лестница, там стоявшая, вела наверх, в темноту.

— Давай, командир. Лезь туда первым. Возьми штандарт, но отдай мне меч. Как только окажешься снаружи, крикни.

Макрон, не имея сил спорить с раскомандовавшимся пареньком, послушно полез по шатким ступенькам, кляня на все корки и тяжеленный штандарт, и свою непослушную ногу. Ближе к кровле дым сделался гуще, он удушал, ел глаза, но зато заставил центуриона двигаться побыстрее. Добравшись до лаза, Макрон высунул голову, с наслаждением вдохнул чистый воздух и огляделся. Полдеревни горело, но германцы извилистыми проулками обходили самые сильные очаги пламени, спешно направляясь туда, где, готовясь к последнему бою, стояли остатки когорты.

Он бросил взгляд вниз. Там в загородке метались две свиньи, а прямо под ними желтела копенка сена. Первым делом Макрон просунул и вытолкнул в лаз тяжеленный штандарт. В это время в сарае раздался треск, затем послышались топот и брань.

— Катон!

— Уходи, командир! — крикнул юноша. — Уходи поскорей!

Германцы, кашляя, шарили по сараю, с твердым намерением изловить прячущихся в дыму римлян, и Макрону не оставалось ничего другого, как выкарабкаться на крышу. Вцепившись в край лаза, он повис на руках, потом разжал пальцы.

Приземление было куда более мягким, чем ожидалось, ибо одна из свиней решила, что копна сена — лучшее из укрытий от ужасов внешнего мира. Суждение было здравым, ведь она никак не могла ожидать, что на нее обрушится римский легионер, облаченный в тяжелые боевые доспехи.

Животное завизжало, Макрон приглушенно выругался, отпихнул свинью в сторону и сел…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле из-за навалившихся дел я успела прочитать только первые две книги, хотя так-то планировала больше, и ещё две пролистала, читая выборочные отрывки, чтобы прояснить некоторые географические моменты. И должна сказать, что, судя по всему, первые несколько книг отличаются от последующих.

Первая часть меня привела в полный восторг – легкая, увлекательная, полная приключений, хоть и военного толка, она казалась поначалу сплошным сборником армейских анекдотов, но потом к этой линии словно при создании музыкальной композиции автор добавил одну за другой и другие линии – сначала детективную, а потом и романтическую, и фоном, что было неизбежно, тему ужасов и неоднозначности войны, любой. Причем проводником этих трёх линий выступал именно Катон, в то время как Макрон олицетворял собой всё то, что касалось армейской службы, со всем, что ей присуще. Именно через него в более поздних книгах проходит тема исполнения любых приказов, что бы исполнитель о них ни думал, и ни чувствовал по этому поводу, и, если, скажем, речь во второй части скорее о приказах тупых, бессмысленных и рискованных, то дальше уже возникает всё больше и больше моральных дилемм.

Причем если Катон, не только не зачерствевший от многолетней службы, но и считающий, что процессу этому должен быть всё-таки какой-то предел, чаще становится наблюдателем того, что вызывает у него ужас, стыд, презрение, негодование и прочие яркие чувства и эмоции, то Макрону нередко приходится выступать исполнителем. И тут-то и выясняется, что не такой он толстокожий, каким хотел и быть, и казаться. Разница между ними в том, что Макрон исполняет приказы всегда и без внешних колебаний и возмущений, во всяком случае, если не считает, что имеет право этого не делать, в то время как Катон может позволить себе и критику, и откровенное неповиновение. И я нахожу очень интересным это противопоставление.

Насилие тут, естественно, присутствует, причем чем дальше, тем больше, иногда на нём делается акцент, но всё же я бы не сказала, что оно прямо-таки смакуется, как на мой взгляд, было в «Парфянине» Дармана. А вот с эротической составляющей тут облом, если кто надеялся) Впрочем, это компенсируется с лихвой многим другим.

Так детективная линия и то, что касалось политических игр, тоже читалось с интересом, хотя, на мой взгляд, получилось не столь ярким и эмоционально насыщенным, как именно часть, посвященная военным приключениям. Благо они хорошо перемешаны меж собой, и фокус часто смещается с одного персонажа на другого, да и главы достаточно короткие. Так что несмотря на то, что объёмы некоторых книг уже весьма ощутимые, в отличие от первой, заскучать эта серия не даст, даже тем, кто от военной тематики и Рима далёк. Лично я, когда выдастся время, постараюсь этот цикл дочитать.

P.S. Спасибо всем тем, кто дочитал до этого места, и вообще всем моим читателям). Эта заметка появилась под номером 58, хотя по факту их было больше, и позади большой и непростой путь. Однако впереди ещё больше интересных историй и непростой работы для меня, поэтому я буду признательна за любую поддержку - лайки, комментарии, рекомендации, кроме того, теперь открыта возможность ещё и поддержать меня и то, что я делаю, финансово, если у кого-то появится такое желание. И надеюсь, что появится, потому что это мотивирует больше всего)

Список прошлых постов можно найти по ссылкам или по сборнику-серии:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»

Всем привет!

Сегодня у меня в подборке последняя (во всяком случае из основных) книга, ещё затрагивающая период до н.э. Но и она уводит нас своей второй частью аж в середину I-го века н.э. И я хочу поблагодарить всех, кто проходил опрос в конце прошлых постов. Результаты по итогам двух опросов, правда, получились противоречивые: 6 человек за сохранение сквозной нумерации и 5 – за начало новой (при условии, что во втором опросе не участвовали те, кто принимал участие в первом. Т.к. опрос анонимный, я достоверно знаю только об одном таком человеке, и его голос учла только один раз). Поэтому мне пришлось хорошенько подумать, прежде чем принять какое-либо решение. И решила я выбрать некий срединный вариант – античность довести под прежней нумерацией, а новую начать с периода средневековья, т.е. либо с 476-го года н.э., либо с 500/501-го для круглоты. Так что пока вот так.

И разговор сегодня вновь пойдёт о Римской империи. Точнее про её первых императоров, так что готовьте чай и булки – сегодня я разошлась не на шутку: будет и много текста, и много картинок.

Про Октавиана Августа я уже сказала достаточно, не упомянув лишь, что его любимая жена Ливия Друзилла при нём активно вмешивалась в государственные дела, отчего её ещё современники подозревали во всяком разном. И не мудрено, ведь, когда в 14-м году н.э. Октавиан умер, его место на посту президента императора занял Тиберий, приходившийся родным сыном Ливии (от первого брака, с Тиберием Клавдием Нероном), и при этом пасынком и приёмным сыном Октавиану Августу.

Сам Октавиан женат был трижды: в первый раз на Клодии Пульхре (упомянутой, кстати, в романе «Тигран Великий»: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»), во второй раз – на Скрибонии, и в третий – на Ливии. При этом с наследниками у него в принципе сложилось непросто, т.к. единственным его родным ребенком была дочь Юлия, от второй жены, которую обычно обозначают как Старшую.

Юлия Старшая тоже несколько раз была замужем, и третьим браком оказалась связана именно со сводным братом – Тиберием. Брак этот, судя по всему, в большей степени был продиктован политическими мотивами, поскольку современники пописывали, что до того Тиберий был женат на Випсании Агриппине, которую очень любил, и от которой имел сына, Юлия Цезаря Друза, однако его вынудили с ней развестись и жениться на Юлии, которую он возненавидел всем сердцем, хоть и прижил от неё ещё одного сына (впрочем, умершего в детстве). Юлия, в свою очередь, стала отвечать ему взаимностью, и заводить себе любовников, причем всё меньше и меньше скрывая свои шалости. Закончилось всё тем, что вести об этом дошли до её отца-императора, который, хотя дочурку очень любил, в 2-м году до н.э. взял да и развёл её с Тиберием, а потом сослал на отдаленный остров Пандатерию, где она и провела долгие годы, прежде чем ей разрешили переселиться хотя бы в Регий.

Там-то в 14-м году и застала её весть о том, что умер её отец, и у римлян теперь новый император – Тиберий (42г. до н.э. – 37 г. н.э.). Тиберий, дорвавшись до власти, с бывшей женой не церемонился и урезал её содержание настолько, что это будто бы привело её в итоге к голодной смерти. Но на этом закончилось далеко не всё.

Период I-го века н.э. в Римской империи был вообще отмечен многочисленными интригами, заговорами, восстаниями, дележками власти, безумствами и жестокостями. Про Тиберия тоже ходило много ох… удивительных историй, особенно про его развлечения на острове Капри. В его же времена вроде как начал свою проповедническую деятельность Иисус Христос, и при нём же, вероятно, был казнён. Про него же ходила легенда о том, что будто бы его однажды посетила Мария Магдалина и преподнесла ему в дар яйцо, которое в руках императора покраснело. По его приказу была осуждена и казнена вдова Квинтилия Вара Клавдия Пульхра. При нём же был раскрыт заговор Луция Элия Сеяна в 31-м году н.э., и, помимо казни зачинщиков, произошла чудовищная расправа над членами семьи самого Сеяна. Кстати, об этом стоит сказать подробнее. Ведь помогала Сеяну Юлия Ливия (Ливилла).

И тут снова нужно вернуться к запутанной родственной истории этой династии, точнее к знаменитой сестре Октавиана Августа – Октавии Младшей. Та замужем была всего два раза – сначала за Гаем Клавдием Марцеллом, а затем – за Марком Антонием. От первого брака у неё родился сын названный Марком Клавдием Марцеллом и две дочери Клавдии, а от второго – две дочери с именем Антония, ибо собственных имён у римлянок, как таковых, не было)

Так вот первым мужем Юлии Старшей стал её двоюродный брат – Марк Марцелл, однако брак тот продлился всего около двух лет и оказался бездетным. Второй раз замуж Юлия вышла замуж за Марка Випсания Агриппу, который прежде был дважды женат и, кстати (тарарам), был отцом первой жены Тиберия. Так вот этот брак можно было назвать по-своему удачным, т.к. в нём за 9 лет, с 21 по 12-й гг. до н.э. родились пятеро детей – Гай Цезарь, Юлия Младшая, Луций Цезарь, Агриппина Старшая и Агриппа Постум.

Гай Цезарь и Луций Цезарь стали поначалу главными наследниками Октавиана, т.к. приходились ему родными внуками, успели удостоиться разных почестей и даже кое-что сделать на политическом поприще. Гай Цезарь, например, заключил мирный договор с парфянским царём Фраатом IV, после чего римским военнопленным, захваченным в ходе неудачного похода Красса, разрешено было вернуться на родину (об этом можно прочитать в романе «Месть Анахиты»: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.5. «Месть Анахиты»).

Однако оба по загадочным причинам умерли молодыми, чуть старше двадцати лет, и даже, глядя на их изображения, трудно сказать что-то больше, чем просто «Мальчишки какие-то»). Постума Тиберий отправил в ссылку на отдаленный остров, и с ним произошла тоже одна занятная, но грустная история, однако сегодняшний автор рассказал её лучше, чем это могу сделать я. Юлия Младшая тоже удостоилась ссылки, причем там же её отбывала, где и её мать. А вот до Агриппины Старшей домотаться было трудно, т.к. она стала женой знаменитого Германика и слыла добродетельной матроной, всюду, даже в германским дебрях, сопровождавшей своего супруга.

Нерон Юлий Цезарь Германик (15г. до н.э.-19г. н.э.) был сыном знаменитого полководца тех времен Нерона Клавдия Друза Германика (38-9 гг. до н.э.) и Антонии Младшей, дочери Марка Антонии и Октавии, а ещё внуком Ливии и её первого мужа. У Германика были ещё сестра – Юлия Ливия (или Ливилла) и брат – Клавдий.

Так вот Германик был очень популярен, и прославился, оправдывая прозвище и отца, и собственное, прежде всего, своими победами над германцами. О нём я упоминала в прошлом своём посте (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»), поскольку именно он захватил в плен Туснельду, жену Арминия, а потом победил и самого Арминия, и был впоследствии, в 17-м году н.э., удостоен триумфа. А ведь такая честь тогда мало кому выпадала. После этого германцы присмирели, а Германик, несомненно, стал для римлян настоящим героем.

Женой Германика стала дочь Юлии Старшей – Агриппина Старшая. И, поскольку они все годы брака не разлучались, даже в германских дебрях и среди пустынь Ближнего Востока, то у них народилось аж девять детей, среди которых третьим получился Гай Юлий Цезарь Август Германик, а по-простому – Калигула. Сам Германик при странных обстоятельствах умер там же, на Ближнем Востоке – предположительно был отравлен в результате интриг Тиберия и/или его матери, или без их ведома другими, но, чтобы им угодить, поскольку так устранялся главный политический противник Тиберия. Вдова и дети Германика впоследствии подверглись преследованиям, и не всем из них удалось это пережить.

Но я говорила о сестре Германика и Клавдия, Ливилле, и теперь, разложив всё по полкам, могу поведать до конца её историю. Ливилла стала женщиной расчетливой и честолюбивой, и явно стремилась к власти. Она была женой сначала Гая Цезаря, юного внука Октавиана Августа, а потом Друза Младшего, сына Тиберия от Випсании, и, возможно, имела отношение к их ранней смерти. Но самое интересное тут то, что в какой-то момент она закрутила роман с тем самым Сеяном, и вместе они собирались расправиться с императором Тиберием, а затем захватить власть в свои руки. Могущественная вдова Августа и мать Тиберия, Ливия, умерла в 29-м году, так что эта сладкая парочка считала, что без неё Тиберий в поле не воин. Однако они просчитались, заговор был раскрыт, и Сеян казнён, а Ливиллу, по одной из версий, голодом уморила собственная мать, чтобы смыть пятно позора с их семьи. По другой версии Ливиллу принудили к самоубийству, что тогда обычной практикой было не только в далекой империи Хань, но и в Римской.

Меж тем Сеян долгое время был фактическим правителем Рима, пока Тиберий отсиживался на Капри, и отчасти гонения на сторонников Сеяна после его казни и многих других неугодных императору спровоцировали экономический кризис 33-го года н.э. А потом ещё, в 36-м году, вишенкой на торте стал разлив Тибра и последовавшие за этим наводнения, и ещё вдобавок серьёзный пожар. Короче, что-то это мне напоминает. Прям как во времена Ван Мана. И, как и Ван Ман, Тиберий плохо закончил свой земной путь: в 37-м году он заболел, и, по версии Тацита, в какой-то момент так крепко потерял сознание, что все решили будто он умер, и отправили вести об этом во все стороны. А потом император вдруг пришёл в себя. Неловкую ситуацию исправил некий военачальник Макрон (или даже лично Калигула), который окончательно отправил Тиберия в царство Плутона при помощи подручных средств.

Так новым императором стал Калигула, правивший с 37 по 41-й годы н.э. И такого правителя Рим давно не видывал, если вообще видал когда-то. За четыре года он столько всего понаделал, что его дурная слава сохранялась за ним ещё долго. Но сегодня я не буду подробно рассказывать о времени его правления: если будет получаться, расскажу на примере отдельного романа именно о нём. Сегодня же о Клавдии, который случайно стал новым императором после убийства Калигулы в 41-м году, и проправил благополучно до 54-го года.

Тринадцатилетний период правления Клавдия стал для многих долгожданной передышкой после жестокостей и безумств его предшественников, и даже в некотором смысле временем подъёма для империи: были проведены многие полезные реформы, строились акведуки, предпринималась попытка осушения Фуцинского озера (правда, мягко говоря, неудачная) и завоевана была южная часть Британии. В чём он действительно облажался – так это в выборе жён. Причем, если две первые (Ургуланилла и Элия Петина) в некотором смысле были ему навязаны, то Мессалина, похоже, стала вполне себе его добровольным выбором, поскольку, став императором, он не только с ней не развёлся, но и был сильно подвержен её влиянию. А Мессалина прославилась тремя вещами – тем, что от императора родила Британника, своим шокирующим даже удалых римлян развратом, и заговором, целью которого было убийство императора и захват власти. Для Клавдия то был не первый заговор, но, очевидно, эта история произвела на него тяжкое впечатление. Сообщник Мессалины  Гай Силий был казнён. Её саму поместили под надзор матери в сады Лукулла.

Попытки получить помилование от Клавдия успеха не возымели, и в 48-м году, после того, как не смогла наложить на себя руки, Мессалина также была убита. Причем дело будто бы было так: свидетелями смерти Мессалины были трое – посланник императора, один из его вольноотпущенников и её мать. Когда императорский легат и вольноотпущенник появились, Лепида сказала дочери: «Твоя жизнь кончена. Всё, что осталось – сделать её конец достойным». Кстати, поговаривают, что с тех пор призрак Мессалины бродил по садам Лукулла)

А Клавдий вскоре после этого, в начале 49-го, женился на сестре Калигулы и своей племяннице – Агриппине Младшей, которая к тому моменту уже успела побывать замужем, и имела сына – Нерона. На этот раз выбор супруги для Клавдия оказался роковым. А почему, можно узнать либо из исторических книг, либо из сегодняшней дилогии:

«Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий» Р. Грейвза

Время действия: I век до н.э. - I век н.э., ок. 10 до н.э.- 54 гг. н.э.

Место действия: Римская империя (современные Италия, Германия, Франция, Британия, Сирия, Турция, Греция, Хорватия, Египет,Тунис, Марокко).

Интересное из истории создания:

Роберт Грейвз (1895-1985) – британский писатель, поэт и литературный критик. Родился в Уимблдоне, пригороде Лондона, в семье поэта Альфреда Персиваля Грейвза и Амалии Элизабет Софи фон Ранке, внучатой племянницы немецкого историка Леопольда фон Ранке. Школьное образование получил в привилегированном учебном заведении – Чартерхаузе, где его преподавателем был легендарный покоритель Эвереста Джордж Герберт Ли Мэллори. А сразу после окончания учёбы в школе, в 1914-м году, Грейвз отправился добровольцем на фронт, после тяжелого ранения в битве при Сомме был демобилизован в чине капитана, а после войны поступил в Оксфордский университет, который окончил в 1926-м со степенью бакалавра литературы. При  этом его первым опубликованным произведением стал сборник стихов «Над жаровней», изданный ещё в 1916-м году. Всего за свою жизнь он создал более 140 произведений, среди которых самые известные «Я, Клавдий» и «Белая богиня» (1948).

Роман «Я, Клавдий» был опубликован в 1934-м году, и в том же году Грейвз за него получил премию Эдинбургского университета памяти Джеймса Тэйта Блэка, а год спустя, за тот же роман и его продолжение – «Божественный Клавдий» (1935), ещё и Готорнденскую премию. А в 1976-м году этот роман был экранизирован BBC. Режиссером выступил Х. Уайз (ещё один более-менее известный из фильмов под его режиссурой, кстати, первая версия «Женщины в чёрном» (1989), ремейк этого фильма стал первой после ГП актерской работой Д. Редклиффа). В главной роли снялся Д. Джейкоби (известен по ролям в таких фильмах как «Горбун из Нотр-Дама», «Таинственный сад», «Гамлет», «Гладиатор», «Король говорит», «Борджиа», и это далеко не всё). Однако это не первая попытка экранизации данного произведения, первая состоялась ещё в 1937-м году, но фильм тогда так и не был завершен.

О чём:

Император Клавдий из династии Юлиев-Клавдиев с детства слыл не просто хромым заикой, но и дурачком, так что почти никто и не думал, что однажды он вознесется так высоко. Были лишь предсказания, которым мало кто верил. При этом дурачком заика Клавдий вовсе не был, что ясно уже по его интересам и тому, чем он занимался всё детство, а потом юность и молодость – изучал историю и попутно читал книги на самые разные темы, чтобы написать сначала биографию своего отца, а потом и другие исторические труды. Оказавшись императором огромной Римской империи, он совершил немало того, за что его потом поминали добрым словом и слезами умиления не только современники, но и те, кто жил намного позже (а сравнить и тем, и другим было с кем).

И, будучи историком, Клавдий счёл, что сами боги велели ему оставить для далеких потомков свой труд, вот и взялся рассказать не только о себе любимом, и о том, как власть досталась ему, но и о своих предшественниках – Октавиане Августе, Тиберии и Калигуле, а ещё о тех, кто плёл интриги и творил всякие ужасы в их времена. И самой, вероятно, яркой и при этом живучей из тех интриганов оказалась бабка Клавдия – Ливия, жена Октавиана Августа. Именно её деятельности, явной и тайной, по большей части, и посвящена первая часть истории, в которой бедняга Клавдий долгое время был подобен бумажному кораблику, угодившему в бурные воды большой реки. И выбраться из этой воды сухим, по иронии судьбы, ему удалось главным образом благодаря своей славе неспособного дурака. Кто ж знал, что много лет спустя, солдат по имени Грат случайно наткнется на спрятавшегося в галерее «дядюшку Клавдия», и, вытащив того из укрытия, потащит за собой с радостными возгласами о том, что вот, мол, он нашёл нового императора…

Отрывок:

«…Прежде чем я получил разрешение посетить сивиллу, я должен был принести на алтарь храма жертву Аполлону и Артемиде: первому – вола, второй – овцу. Стоял декабрь, погода была холодная. Пещера, вырубленная в толще скалы, вселяла ужас, подъем туда был крутой, извилистый и темный; к тому же там было множество летучих мышей. Я пошел переодетым, но сивилла узнала меня. Выдало меня заикание. В детстве я заикался очень сильно и хотя, следуя советам знатоков ораторского искусства, постепенно научился контролировать свою речь на официальных церемониях, в частной, не подготовленной заранее беседе я все еще, бывает, хотя и реже, чем раньше, спотыкаюсь от волнения о собственный язык: это и случилось со мной в Кумах.

Вскарабкавшись с трудом на четвереньках по крутой лестнице, я вошел во внутреннюю пещеру и увидел сивиллу, больше похожую на обезьяну, чем на женщину; она сидела на кресле в клетке, свисающей с потолка, на ней был красный плащ, немигающие глаза горели красным огнем в свете одного-единственного красного луча, падающего откуда-то сверху. Беззубый рот ухмылялся. Вокруг пахло смертью. Но я все же умудрился выжать из себя заранее приготовленное приветствие. Она ничего не ответила. Только спустя какое-то время я догадался, что это была лишь мумия Деифобы, предыдущей сивиллы, умершей не так давно в возрасте ста десяти лет; в глазницы ей были вставлены стеклянные шары, посеребренные сзади, чтобы они сверкали. Все сивиллы всегда жили вместе со своей предшественницей.

Я простоял несколько минут перед Деифобой, дрожа и заискивающе улыбаясь, чтобы умилостивить ее, – эти минуты показались мне вечностью. Наконец передо мной явилась настоящая сивилла, еще совсем молодая женщина по имени Амалфея. Красный луч погас, Деифоба исчезла (кто-то, наверно прислужница, прикрыл окошечко из красного стекла), а сверху ударил новый луч света – белый – и осветил Амалфею, сидевшую в глубине темной пещеры на троне из слоновой кости. Ее безумное лицо с высоким лбом было прекрасно; она сидела так же неподвижно, как Деифоба. Глаза были закрыты. У меня подогнулись колени, и я с трудом проговорил:

– О, сив-сив-сив… – не в силах перестать заикаться.

Она открыла глаза, нахмурилась и передразнила меня:

– О, Клав-Клав-Клав…

Мне стало стыдно, я вспомнил, зачем я сюда пришел, и, сделав над собой усилие, сказал:

– О, сивилла, я пришел спросить тебя о судьбе Рима и своей собственной судьбе.

Постепенно ее лицо изменилось, ее охватил пророческий экстаз, тело ее задергалось, дыхание участилось, по всем уголкам пещеры пронесся вихрь, захлопали двери, у моего лица воздух со свистом рассекли чьи-то крылья, свет погас, и Амалфея голосом бога произнесла по-гречески следующее стихотворение:

Кто был Проклятьем поражен,

Кого томит монеты звон,

Недугом сломлен будет он:

Во рту личинки синих мух,

Глаза червивы, отнят слух,

Забытый, он испустит дух.

Затем, потрясая руками над головой, продолжала:

Десять лет промчат стремглав,

Дар получит Клав-Клав-Клав.

Он не рад ему, и прав:

Вкруг себя собравши знать,

Будет мямлить и мычать

- Что с придурочного взять…

Но пройдут за годом год

Лет, так, тыща девятьсот

- Всякий речь его поймет.

И тут бог расхохотался ее устами – прекрасный, но устрашающий звук: «Ха! Ха! Ха!» Я почтительно поклонился, поспешно повернул к выходу и заковылял прочь; на сломанной лестнице я растянулся, поранив лоб и колени, кувырком слетел вниз и еле живой выбрался наружу. Всю дорогу меня преследовал громоподобный смех…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Польский писатель и публицист Я. Парандовский (1895-1978), кстати ровесник Грейвза, несмотря на бурные восторги британцев в отношении романа «Я, Клавдий», не постеснялся раскритиковать данное произведение за анахронизмы, причем в словах, которые я не могу не процитировать: «Вернулась мода на анахронизмы. Ещё совсем недавно жалели Шекспира за то, что он говорил о башенных часах и очках в эпоху Цезаря. А вот теперь его соотечественник, Грейвз, в роман об императоре Клавдии вводит такую современную терминологию, что на каждом шагу разрушает у нас остатки иллюзии своей искусственной античности».

Удивительно, но пан Парандовский вот точнёхонько выразил и мои собственные мысли. Больше всего меня лично вымораживали и выбешивали современные названия городов, стран и народов, все эти «Лион», «Кент» и «французы» - просто до трясучки. Не раз задавалась вопросом, мол, неужели автор считал своих читателей настолько тупыми, что думал, будто те не врубятся, что на месте Франции была Галлия, и там жили галлы? Причем Грейвз на этот шаг пошёл сознательно именно с такой мотивировкой – чтоб его, мол, правильно поняли, и читатели сильно не грузились. Сноски ему запретили что ли делать? Или что? Впрочем, должна признать, что действительно не знаю, какова была публика в Великобритании тех лет. Но сейчас смотрится просто дико, особенно после исторической дотошности Тёртлдава.

При этом я должна не без удивления признать, что, кроме анахронизмов, Грейвз историю-то изложил весьма и весьма близко к тем фактам, о которых я читала (хотя порой и выбирал по непонятной мне причине при конкурирующих версиях событий те, что излагали более поздние авторы, как в случае с изложением событий о попытке восстания в Далмации, и просто «удобные» интерпретации). Да и вообще, не считая минуса с анахронизмами…книга-то вышла на удивление классная!) И, когда я не бесилась от анахронизмов, я реально получала удовольствие от чтения, благо именно это случалось в разы чаще.

Персонажу самого «Клав-Клав-Клавдия», раз начав сопереживать и симпатизировать, потом трудно перестать это делать, даже, когда он творил разные глупости и неоднозначности. Грейвзу удалось, на мой взгляд, создать героя настолько остроумного и харизматичного, что его история оживает и становится интересной даже тогда, когда он просто рассказывает о том, как шарился по библиотекам в поисках материала, и о том, с кем там пересекался да в какие дискуссии вступал, не говоря уж о важных исторических событиях, будь то ратные подвиги его брата Германика, сумасшедшие выходки Тиберия и Калигулы или подковёрные игры Ливии и её сторонников, разумеется, во имя блага и процветания империи. Всё-таки наблюдать за всем этим беспристрастно как историк – с одной стороны, и переживая за конкретного персонажа с другой – это «две большие разницы». И вроде бы знаешь, как и когда суждено погибнуть и Клавдию, и другим, и всё равно не можешь не сопереживать будущему императору, когда его ранят, например, безжалостные слова и упреки его матери, когда он теряет всех своих немногочисленных друзей, когда должен принять важное решение, а ведь не все они у него выходили удачными.

Так что я считаю, что этот роман – отличное сочетание истории, хотя и не без косяков, и художественного произведения: можно знакомиться с реальными историческими деятелями и событиями,  и при этом следить за увлекательнейшей историей, полной сюрпризов. А ведь в идеале именно нахождение таких вот произведений я и ставила своей целью, когда начинала эту подборку. На этот раз, считаю, я справилась.

P.S. Спасибо всем тем, кто дочитал до этого места, и вообще всем моим читателям). Эта заметка появилась под номером 57, хотя по факту их было больше, и позади большой и непростой путь. Однако впереди ещё больше интересных историй и непростой работы для меня, поэтому я буду признательна за любую поддержку - лайки, комментарии, рекомендации, а сегодня открываю возможность ещё и поддержать меня и то, что я делаю, финансово, если у кого-то появится такое желание. И надеюсь, что появится, потому что это мотивирует больше всего)

Список прошлых постов можно найти по ссылкам или по сборнику-серии:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

Всем привет!

Сегодня продолжу рассказывать о первых десятилетиях I-го века н.э., хотя затронуть придется и I-й век до н.э. И по понятным причинам много будет про Римскую империю, однако, я, разумеется, не могу обойти вниманием и империю на другом конце Евразии, тем более что именно в этот период обе эти огромные державы, наконец, прознали о друг друге и даже обменивались посольствами.

Я тут недавно рассказала удивительную историю об императоре Западной Хань Юань-ди (75-33гг. до н.э.), но не успела дорассказать о нём и его семье самое важное. Да, у него были две любимые наложницы, Фу и Фэнь Юань, которые жестоко соперничали за его внимание и прилагающиеся к этому плюшки, но женат-то император был на Ван Чжэнцзюнь, которую для Юань-ди выбрала ещё его мать, и которая тоже была не лыком шита. Дамочка не только всё-таки ухитрилась найти себе сторонников и с их помощью посадить на трон своего сына, явно уступавшего по части достоинств и лидерских качеств некоторым своим конкурентам, но и здорово устроила в жизни своих других родичей, в том числе своих шестерых братьев, а позже и племянника – Ван Мана.

Сын императрицы Ван вошёл в историю как император под именем Чэн-ди (33-7гг. до н.э.), и любил побухать и повеселиться, но при этом крепко дружил со своими единокровными братьями, так что никакого переворота, даже, если он всерьёз замышлялся, не произошло. Трудно сказать, что было б, кабы это всё-таки случилось, потому как история не знает сослагательного наклонения. А на деле Чэн-ди стал императором, будучи ещё совсем молодым, и фактически государством управляли его мать и родственники по материнской линии. Сам император был по большей части, видимо, занят созданием наследников, и тут вот что-то пошло совсем не по плану: детей у Чэн-ди не получилось не только с женой, но и с многочисленными наложницами, а в 7-м году до н.э. он и вовсе умер, вроде как переборщив с афродизиаками, которые ему предложила предприимчивая наложница.

За год до этого Ван Ман стал верховным главнокомандующим, а наследником на всякий пожарный назначили племянника Чэн-ди, сына его брата Лю Кана (сына Юань-ди от наложницы Фу), по имени Лю Синь, который и стал в итоге императором под именем Ай-ди (7-1 гг. до н.э.). В годы его правления императрица Ван уже практически отошла от дел, и взошла по полной над Поднебесной звезда её племянника Ван Мана. Причем тётушка даже пыталась сместить его с поста главнокомандующего, но оставил на месте его сам молодой император. Вот и вышло потом то, что вышло. А вышло то, что родственники Ай-ди и их давние противники перессорились между собой из-за титулов и власти, началась полная неразбериха, что на фоне и без того возникших проблем с коррупцией и назначениями не по заслугам, а по связям привело к краху Западной Хань.

В 1-м году до н.э. Ай-ди умер бездетным и даже выразил желание передать трон своему фавориту Дун Сяню. Тот в итоге не только трон не получил, но и плохо закончил, потому что императрица Ван почуяла, что без неё никак не обойтись, вернула ко двору Ван Мана, который ранее удалился из чувства протеста, и назначила его регентом при малолетнем императоре Сяопин-ди (1г. до н.э. – 6 г. н.э.), единственном оставшемся на тот момент в живых мужчине-потомке императора Юань-ди.

Ван Ман на этот раз не растерялся и всячески стал прибирать власть к рукам, а вишенкой на торте даже выдал свою дочь замуж за юного императора в 4-м году н.э. Когда же Сяопин-ди подрос, окреп и стал показывать зубки, Ван Ман решил назревающую проблему радикально тем, что преподнес зятю отравленное вино, а после его кончины сделал императором годовалого ребенка под именем Жуцзы Ин (что буквально означает «Младенец Ин»), которого традиционно считают последним императором Западной Хань, хотя формально он даже коронован не был.

А коронован он не был потому, что Ван Ман решил, что ему атрибуты императора идут куда больше, и, уже не запариваясь, объявил правителем себя, основав империю Синь. Правда, просуществовала она всего 17 лет: с 9 по 23-й годы н.э.

На самом деле абсолютным злом Ван Ман не был и кое-какие полезные вещи делал тоже (например, оказывал гос поддержку торговцам, провёл земельную реформу, стабилизировал цены на зерно и другие товары, смягчал рабство, способствовал развитию науки), однако при этом ухитрялся с каждым годом всё больше и больше настраивать против себя подданных, сначала знать и богачей, а потом и всех остальных. Восстания вспыхивали постоянно, но их поначалу удавалось подавлять. Однако будто сама природа поднасрала узурпатору, ускорив его падение, потому что в годы его правления постоянно случались стихийные бедствия, которые приводи к массовому голоду и другим проблемам. Крупнейшей природной катастрофой того времени стало изменение рекой Хуанхэ своего русла, что привело к обширным наводнениям и потерям и урожая, и имущества, не говоря уж о гибели людей и животных.

Вообще с древности (по крайне мере, со времен Шан, а то и раньше) до нынешнего времени Хуанхэ разливалась 1593 раза и 26 раз меняла свое русло, причем иногда перенос составлял около 800км. Так вот Ван Ману Хуанхэ устраивала сюрприз уже не впервые, но именно в 11-м году н.э. наводнение выдалось поистине катастрофическим, затоплению подверглась почти вся провинция Шаньдун (а это, на секунду, 156 700 км² по нынешним границам). Вслед за этим во всём стали винить Ван Мана с его реформами и прочими ужасными поступками, а там недовольство всё росло и росло, и на этот раз вылилось в знаменитое восстание «краснобровых», которых так прозвали за то, что они красили брови в красный цвет, чтобы узнавать друг друга. Началось оно как раз в Шаньдуне в 17-м году н.э.

Началось всё с обычного разбоя, у разных шаек были свои командиры, цели, мотивация и намерения которых не всегда и не во всем совпадали, в их числе были Матушка Лю, Фань Чун и Лю Сюань. Причем, когда восставшие достигли столицы и расправились с Ван Маном, Лю Сюань, как какой-никакой, а всё-таки представитель династии Лю, правившей Западной Хань, был провозглашён императором под именем Гэнши-ди (23-25-й гг. н.э.).

Правда, в стране всё ещё было неспокойно, и Гэнши-ди не всегда принимал удачные решения, и, в конце концов, от него подло избавились его же бывшие сторонники, а императором сделали под именем Лю Пэнцзы (25-27-й гг. н.э.) 15-тилетнего парнишку, который вроде как тоже был из рода Лю, но на тот момент из себя представлял простого пастуха, и к власти не особо-то стремился. Лю Сю, бывший сторонник и дальний родич Гэнши-ди, принял это обстоятельство во внимание, и, когда сам стал императором под именем Гуанъу-ди (25/27-57гг. н.э.), предшественника пощадил. Да и вообще, подобно Лю Бану, основателю Западной Хань, вёл себя очень великодушно и врагов себе старался не наживать, действуя скорее хитростью, нежели силой, даже тогда, когда хотел избавиться от кого-то. И ему удалось то, что не удалось другим – объединить империю снова воедино, успокоить восстания и вернуть стране спокойствие и процветание. Так вот и начался период Восточной Хань.

О всех самых важных событиях этого периода можно прочитать в книге

«Истории периода династии Восточная Хань» Линь Ханьда

Время действия: I век н.э., 9-36 гг. н.э. (или 220 г. н.э., если говорить о книге целиком).

Место действия: империя Синь и затем вновь империя Хань (Восточная Хань, современный Китай).

Интересное из истории создания:

Линь Ханьда (1900-1972) – китайский педагог, филолог, лингвист и историк, родился в г. Нинбо провинции Чжэцзян. Уезжал на обучение в США в 1937-м году, а на родину вернулся уже с докторской степенью в 1939-м году. Осенью того же года он начал преподавать в университете Ханчжоу. С 1949 года последовательно занимал должности профессора и декана факультета Университета Яньчин, заместителя заведующего отделом социального образования Министерства образования, заместителя директора Национального комитета по грамотности, заместителя министра образования, редактора журнала «Китайский язык». За свою достаточно долгую жизнь он написал множество книг по разным направлениям, в т.ч. по педагогике, реформированию китайских иероглифов, популяризации истории, литературным переводам и т. д.

Но нас сегодня интересует именно его книга, название которой на английский язык перевели как «Tales from 5000 Years of Chinese History», а на русском издавали томами, каждый из которых носил своё название, в зависимости от исторического периода, которому он был посвящен (впрочем, можно найти и упоминание книги под названием «Все пять тысяч лет»). Я, например, видела пять таких томов в свободном доступе на русском языке, начиная с 1-го тома «Истории периода Вёсен и Осеней», и заканчивая 5-м томом о периоде Троецарствия. Так, конечно, 5000 лет не получается, поэтому подозреваю, что есть и тома, которые повествуют о более ранних периодах, но я их не нашла. Как бы то ни было, название не зря перевели как «Tales», потому что эти книги действительно оформлены в виде художественных рассказов об исторических событиях. Они многократно издавались и переиздавались, в том числе были издания и на русском языке, самые ранние, видимо, относятся к 1960-1980-м годам. Сегодня расскажу только про 4-й том, который начинается с восстания Краснобровых, а завершается восстанием Жёлтых повязок и крахом империи Восточной Хань, но остальные, я уверена, тоже заслуживают внимания. Есть, правда, некоторые «но», но о них скажу позже.

О чём:

Том начинается с краткой истории восшествия на трон Ван Мана, его попыток борьбы с хуннами и рассказа о прочей деятельности, после чего автор упомянул о недовольстве жителей Поднебесной и начал рассказывать о том, как в городском округе Цзинчжоу из-за неурожая начался голод, потом попытки прокормиться, стычки между местными жителями и беспорядки. И вот однажды доведенные до отчаяния жители провинции дождались своего героя. Точнее сразу двоих героев – ими по иронии судьбы стали уроженцы города Синьши Ван Куан и Ван Фэн. Эти двое из ларца усмирили дерущихся в очередной потасовке, а потом Ван Куан взобрался на холмик и толкнул проникновенную речь. Так-то он просто предложил послать на несколько весёлых иероглифов чиновников и открыть зернохранилища, но, когда этот план, надёжный как швейцарские часы, стал реализовываться, оказалось, что это не так-то просто, хранилище вообще-то защищают, и…Хочешь зерно – готовься забирать его в отчаянной борьбе. Те, кто это поняли и не погибли, через некоторое время объединились и даже сумели дать бой правительственным войскам.

Из-за эпидемии сторонникам Ван Куана и Ван Фэна пришлось покинуть гору Лулинь, где они обосновались, и разделиться на две группы. К одной из них примкнул потомок бывшей знатной семьи Хань по имени Лю Сюань. И никто тогда ещё не знал, что ему суждено, пусть и ненадолго, в скором времени стать новым императором. А в это время новые и новые восстания вспыхивали по всей стране. Наконец, восставшие набрали столько сил, что сумели дойти до столицы, Чанъаня, и даже прорваться в город. Для кого-то это стало концом и временем последней битвы, но для кого-то только началом…

Отрывок:

Раз уж изначально я искала произведение про Ван Мана, то отрывок о нём и решила здесь процитировать.

«… Лю Сюань дал команду старшему гуну Ван Куану атаковать Лоян, а главнокомандующим Шэнь Туцзяню и Ли Суну атаковать Угуань (уезд Даньфэн, провинция Шэньси). Ван Мана взволновали такие новости. Он подсчитал, что большинство полководцев, которые могли бы сражаться, все еще противостояли хуннам за пределами Великой стены, и у них не было возможности на время отступить назад, а основные силы, оставшиеся в стране, были уничтожены ханьскими войсками. Чанъань и Лоян — единственные два крупных города, оставшиеся на основной территории. Как ему не переживать? Он временно пожаловал несколько чинов полководцев, освободил всех заключенных, которые стали солдатами, сформировал армию и отправился на восток, чтобы противостоять ханьским войскам.

Эти временно собранные солдаты не желали отдавать свои жизни за Ван Мана, и как только они отправились в путь, некоторые из них сбежали. Остальные, наконец, добрались до поля боя и с неохотой вступили в бой с ханьскими солдатами. Несколько полководцев погибли, несколько бежали. Большинство солдат не желали сражаться и мигом разбежались.

Ван Сянь, староста Хуннуна (юг городского уезда Линбао, провинция Хэнань), увидел, что Ван Ман пал духом и рано или поздно сдастся. Тогда Ван Сянь сам сдался ханьским войскам в качестве полководца. Позже, собрав свое войско, он отправился атаковать Чанъань. В результате множество тиранов также собрали свои войска, заявив, что они полководцы династии Хань, и последовали за Ван Сянем атаковать Чанъань. В 23 году н. э. они подошли к Чанъаню и наперебой пытались войти в столицу. Некоторые устроили поджоги за пределами города. Заполыхал пожар, который освещал весь Чанъань, в его пределах тоже кто-то устроил поджог. Пламя охватило дворец Вэйян, и толпа с шумом бросилась внутрь. Ван Сянь также вошел во дворец, желая убить Ван Мана. Полководцы династии Синь Ван И, Ван Линь и Ван Сюнь сопротивлялись, как могли, вместе с солдатами во дворце.

Ван Ман знал, что это был конец. Он надел парадное одеяние императора, и, держа в руках кинжал, сел в главном зале, охраняя 600 000 килограмм золота и других сокровищ, абсолютно неподвижный. Чиновники при дворе императора остались с ним. Ван Ман, утешая себя, говорил: «Небесные высшие силы со мной. Что могут сделать мне ханьские солдаты?» Другие плакали и вздыхали, думая о своей скорбной участи: «Что до этих небесных высших принципов, лишь бы не умереть!». Так прошла ночь.

На следующий день пламя дошло до павильона. Крики умирающих снаружи становились все громче и громче, было очень страшно. Чиновники убедили Ван Мана оставить 600 000 килограмм золота и спрятаться в башне на пруду Тайечи. Эта башня называлась «Цзяньтай» и была окружена водой с четырех сторон, до нее можно было добраться только по мосту, пламя никак бы не дошло туда. В Цзяньтай Ван Мана сопровождало более 1000 человек.

Ван И, Ван Линь и Ван Сюнь сопротивлялись день и ночь. Они были еле живые, когда остались одни. Солдаты, находившиеся ранее в их подчинении, были либо убиты, либо ранены. Близился конец. Воины Ван Сяня ринулись вперед. Когда Ван И и другие услышали, что Ван Ман находится в Цзяньтай, они пошли к пруду, чтобы защитить его. Но солдат уже не оставалось, и сопротивление командиров вражеским войскам было обречено. В результате все они почти сразу погибли.

В это время вокруг Цзяньтай собралось множество людей, внутри они располагались на разных этажах. Воины стреляли из луков, чтобы никто не мог подойти. Когда закончились стрелы, люди внизу закричали от радости и бросились наверх. Начался рукопашный бой. Использовали всё, что могли: копья, кинжалы, железные грабли, палки.

Когда солнце зашло, они, наконец, ворвались во внутренние покои в башне, и несколько сановников, защищавших Ван Мана, тоже были убиты. Все рванулись наверх и одним ударом ножа убили и Ван Мана. Когда Ван Ман умер, его волосы и борода были наполовину черными, наполовину белыми…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Из хорошего, несомненно, то, что в форме довольно коротких рассказов автор рассказал о периоде длиною примерно в двести лет (и это я только про 4-й том). Причем некоторые из рассказанных историй до прочтения я и сама не знала, и, вероятно, они в принципе не так уж многим известны. Так вот, к примеру, о Матушке Лю до этой книги я понятия не имела. Потом специально стала искать инфу о ней и нашла увлекательный пост от Владимира Бровина, написанный ещё в 2017-м году (да простят меня за ссыль на сторонний ресурс, но я просто не могу не поделиться, чел рассказал об этом слишком искромётно https://disgustingmen.com/history/mother-lu?ysclid=lu4ttnev3u238339939 ). Плюс к этому есть статья на англовики.

Ещё не могу не отметить, что там, где другие расписывают в подробностях лишь восстания и заговоры, автор этой книги не забывал упомянуть и о самых известных деятелях той эпохи, как в области культуры, так и в области науки. Например, он упомянул знаменитых историков Бань Бяо (3-54гг. н.э.) и его детей – Бань Гу (32-92 гг. н.э.) и его младшую сестру Бань Чжао (45-116 гг. н.э.), а также их брата, полководца и дипломата, Бань Чао (32-102 гг. н.э.), и его посланника, Гань Ина, достигшего Дацинь, т.е. Римской империи, и многих других, в т.ч. создателя бумаги Цай Луня и учёного Чжан Хэна, известного в т.ч. своими наработками в области сейсмологии. И, кстати, в 60-х годах I-го века н.э. приключилось также восстание сестер Чынг, вьетнамских национальных героинь, хотя о нём Линь Ханьда не упомянул. Если найду интересную книгу об этом, добавлю дополнительной заметкой.

Ну, о хорошем сказала, теперь главная боль. Вне всякого сомнения, эта книга отлично написана на языке оригинала, но перевод, который читать довелось мне, едва не заставил мои глаза кровоточить, и уж точно заставил мой мозг болеть. Я не знаю, кто это переводил, спасибо ему, конечно, за попытку, но всё-таки как-то обидно становится за наше образование, потому что чего я там только не повстречала – и грамматические ошибки, и перепутанные имена, и неверный выбор слов, и повторы, и много ещё чего (отрывок выше я ещё чуток пригладила). Самый запомнившийся перл – «Его семья была бедна и жила, обучая и выращивая овощи». Не, я, конечно, поржала, но вообще это мрак.

Впрочем, написано всё это максимально простым и понятным языком, поэтому кому-то, может, будет и норм, если в целом он с темой знаком. Как я и сказала, некоторые истории я всё-таки прочла с интересом. Остается лишь надеяться, что в платной версии перевод нормальный (и ещё там 100% есть картоночки)). Но, если нет, то таким же психам до красоты слога и прочим адептам грамотности я рекомендую, если заинтересовались, либо найти нормальный перевод на русский, либо всё же поискать англоязычную версию. Тем же, кто владеет китайским языком, я даже немного завидую, потому как не сомневаюсь, что человек, посвятивший жизнь китайскому языку, его изучению и реформированию, не мог написать плохо.

Ещё одна особенность, которая может затруднять чтение – это возвращение автора к более ранним событиям, когда он уже перешёл к более поздним. Это не то что бы плохо или мешает, но к этому надо быть готовым, и не запутаться. Больше мне добавить нечего. Ценность этой серии книг для меня состоит уже в том, что они освещают периоды, по которым я ничего иного найти не сумела, и, если б не перевод, через который мне пришлось продираться, я бы однозначно порекомендовала к прочтению. А так, с учётом всего вышеизложенного, могу лишь надеяться, что кому-то моя заметка будет полезна.

Полный список постов пока выглядит как-то так:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»

И я дублирую вопрос из прошлого поста с заделом на будущее:

Дальше, через пару заметок, рассказывать буду только о нашей эре. Вопрос вот в чём - стоит ли продолжать сквозную нумерацию постов или лучше начать вторую часть с нумерацией от №1 и т.д. для нашей эры?

Всем привет!

Сегодня будет последняя заметка по истории до нашей эры. И я снова возвращаюсь к Китаю времен Западной Хань. В прошлый раз я подробно рассказала о временах становления династии Лю, правившей этой империей, и о её, пожалуй, самом знаменитом императоре – У-ди (правил в 141-87-х гг. до н.э.), но не рассказала о его преемнике, упомянутом в романе «Песнь в облаках» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 53. «Баллада о пустыне» и «Песнь в облаках» ) по имени Лю Фулин, который стал императором под именем Сяочжао-ди или просто Чжао-ди (правил с 87 по 74-й годы до н.э.).

Чжао-ди был, мягко говоря, поздним ребенком своего царственного отца (тому было уже примерно 62 года, когда мальчик родился) и наследником стал, как это нередко бывало, из-за дележек власти. У-ди за свою долгую жизнь имел двух жён и множество наложниц, и детей от них, истории некоторых из его отпрысков упомянуты в романе Тун Хуа «Баллада о пустыне», однако там, к моему удивлению, ничего не сказано было ни о том, чем закончились интриги наложницы Ли, ни толком о том, как под влиянием своей паранойи престарелый У-ди расправился с кучей людей, в том числе со сторонниками своего старшего сына от супруги Вэй – Лю Цзюя.

Из-за ложного обвинения Лю Цзюй подался в бега и призвал на помощь себе целые вооруженные отряды. Тут уж решили, что на воре и шапка горит (точнее куклы в руках колдуна, ибо именно в этом его и обвинили). И, когда принца выследили и окружили, он предпочел покончить с собой, а многие члены его семьи были убиты. Император У-ди потом очень сожалел об этом, но поделать ничего не мог. Сын наложницы Ли, хоть и был после гибели принца Лю Цзюя потенциальным наследником и дожил до взрослого возраста, отца не пережил (или умер вскоре после него), хотя и оставил потомков (к ним я ещё вернусь). Вот так вот и стал новым императором Чжао-ди.

Причем императором Чжао-ди оказался, будучи ещё ребенком, и регентом при нём был назначен брат знаменитого полководца Хо Цюйбина – Хо Гуан (ум. в 68-м до н.э.). Этот Хо Гуан тоже был тем ещё интриганом, и в те годы его борьба с соперниками увенчалась успехом. Более того, период его регентства и недолгое правление его подопечного можно считать временем вполне благополучным. Однако после тринадцати лет правления Чжао-ди умер, не оставив после себя наследника. Вот тогда-то Хо Гуан и вспомнил про потомков Лю Бо, сына императора У-ди и наложницы Ли. Один из них, по имени Лю Хэ (92-59 гг. до н.э.), и был избран им новым императором, и взошёл на трон под именем Чанъи-ван.

Правда, не долго музыка для парня играла) История вышла поистине тупой и анекдотической. И, хотя сохранившиеся жизнеописания Лю Хэ написаны были после его смещения и могут быть фальсифицированными или тенденциозными, причина его отстранения сводилась к тому, что он, мол, едва дорвался до власти, стал творить всякие непотребства. Например, всячески нарушал ритуальные запреты во время траура по почившему дяде – приносил поминальные жертвы не по адресу (т.е. своему отцу, а не умершему предшественнику), устраивал праздники и охоту, ел мясные блюда и веселился с женщинами, да ещё, мол, вдобавок общался со всякими сомнительными личностями, выдвигал на государственные посты своих друзей и сорил деньгами.

В общем, терпения Хо Гуана хватило всего на двадцать семь дней, после чего Чанъи-ван был смещен и отправлен обратно в свой уезд, раз вести себя не умеет. Победитель по жизни в общем, и месяца не продержался. Впрочем, его приближенным повезло ещё меньше – за его выходки многих из них казнили, потому что нарушение траурных обрядов по императору по тем временам всё ещё было серьёзным преступлением, равно как и разбазаривание казны.

Вот так в 74-м году до н.э. новым императором стал Сюань-ди (74-49гг. до н.э.), сын чудом уцелевшего в той жуткой истории Лю Цзиня, сына принца Лю Цзюя. Сюань-ди очень высоко ценил Хо Гуана, дал ему максимум власти, назначал на государственные посты его родичей и даже взял в любимые наложницы дочь Хо Гуана, которая в результате заговора и отравления жены Сюань-ди, супруги Сю, стала императрицей. Несмотря на это, тандем императора и Хо Гуана продержался долгие годы до смерти последнего в 68-м г. до н.э.. Хо Гуан был с почестями похоронен, и дальше Сюань-ди пришлось справляться без него. Можно сказать, что справился он достойно – время правления этого императора вновь стало периодом подъёма для империи Хань. Империя достигла максимального размера и высшего расцвета, даже в большей степени, чем во времена У-ди.

Но и тут не обошлось без ложки дёгтя: Сюань-ди, что логично, назначил наследником сына от своей первой умершей жены, и клан Хо затеял заговор, чтобы избавиться от наследного принца, ведь тогда наследниками оказались бы дети от госпожи Хо. Правда или нет, но планы избавиться и от самого императора будто бы тоже имелись. В любом случае, заговор был раскрыт, и клан Хо был практически полностью уничтожен, императрица Хо была отстранена, однако при этом император продолжал высоко чтить память самого Хо Гуана.

Преемником Сюань-ди, как и задумывалось, в итоге стал его сын от императрицы Сю и герой сегодняшнего произведения – Юань-ди (49-33гг. до н.э.). Его считали мягким и человеколюбивым правителем, однако отмечали и его слабоволие. При своём правлении он продолжал линию отца, поддерживал конфуцианство и стремился сократить государственные расходы с целью снижения налогов и улучшения благосостояния населения. А вот с сюнну(хунну) тогда всё было сложно. На тот момент их земли раскололись фактически на два государства, одним управлял Чжичжи, а другим его брат Хуханье.

Династия знаменитого Модэ оборвалась на младшем сыне Ичжисе (126-114гг. до н.э.) – Сюйлиху (102-101гг. до н.э.) после правления старшего сына Ичжисе, Увэя (114-105гг. до н.э.), и его внука Ушилу (105-102гг. до н.э.). После этого шаньюем выбрали военачальника Цзюйдихоу, происходившего из побочной ветви Модэ, который отбил наступление раззадоренных Ушилу ханьцев, а после тем же самым занимался его сын Хулугу.

После смерти Хулугу в результате интриг новым шаньюем стал Хуяньди (85-68гг. до н.э.). Тот предположительно тоже вёл происхождение от Модэ, но, видимо, состоял в очень дальнем родстве с потомками великого правителя. Хуяньди воевать любил, а государственными делами заниматься – нет. Может, именно поэтому власть после него ушла к сыну Хулугу – Сюйлюй-Цюаньцюю (68-60гг. до н.э.), а хунну пришлось отбиваться не только от китайцев-хань, но и от своих собственных восставших данников. В общем, хунну погрязли в распрях и войне.

На фоне этого Хуханье (58-31гг. до н.э.), сын Сюйлюй-Цюаньцюя, пошёл на сближение с империей Хань, чтобы заручиться их поддержкой в борьбе с Туцитаном (60-58гг. до н.э.), чего не желал делать его брат Чжичжи. В итоге Хуханье стал подданым ханьского императора, а потом и единым правителем хунну. И, дабы закрепить свои связи, порывался породниться с императором Юань-ди. С этим и связана одна любопытная история.

Если верить легендам, то Хуханье попросил в жёны себе ханьскую принцессу, но у императора была всего одна родная дочь брачного возраста, и расставаться с ней ни он, ни его жена, императрица Ван, не захотели. И тогда император придумал кое-что получше – выбрать кого-то из своего гарема, сделать приёмной дочерью и отдать в жёны варвару Хуханье. Поскольку гарем был огромен, пришлось кинуть клич и предложить его обитательницам выйти замуж за именитого иностранца. Идея показалась уместной лишь одной из них, и, дабы получить добро от владыки, ему показали портрет вызвавшейся в добровольцы девицы. Император взглянул на портрет и, недолго думая, дал согласие, посчитав, что ответственный евнух выбрал самую некрасивую из его потенциальных наложниц, если верить портрету. Девушку ту звали Ван Цян, известна она также как Ван Чжаоцзюнь. Вот только сам её император повидать не успел, и понятия не имел, что придворный художник Мао Яньшу, принимавший участие в отборе девушек для императора, требовал от кандидаток мзду за то, чтоб на портрете они получались хотя бы такими, какими были в реальности, а то и краше.

Ван Цян ему в этом отказала, заявив, мол, что она и так достаточно хороша собой, её не надо приукрашивать. То ли дело было в её бедности и крестьянском происхождении, то ли в честности, то ли в гордости, то ли она вообще не хотела попадать к императору в постель, но играть в эти игры девица демонстративно отказалась и не подумала, что наживает себе этим врага. А тот взял да и изобразил её стрёмнее, чем она была на самом деле. Причем, видимо, так, что взять-то в гарем ещё было ок, но в первую очередь к себе такую не позовешь, если перед тобой тысячи красоток. А меж тем в историю Ван Цян вошла как вторая из четырех Великих Красавиц Китая) Всё вскрылось, когда прибыли послы от Хуханье, и девушку позвали, чтобы показать. Вот тут-то все и ахнули, включая и императора, который понял, как сильно он об… ошибся. Но идти на попятную было поздновато. Так что императору пришлось ограничиться казнью взяточника Мао Яньшу, а новой прекрасной и талантливой жене радовался шаньюй. Причем брак оказался и политически выгоден обеим сторонам договора, и сам Хуханье заимел от красавицы-жены двоих сыновей.

Когда Хуханье умер, то Ван Цян попросила разрешения вернуться на родину, но ей отказали, и, по обычаям хунну, вынудили выйти замуж за сына Хуханье от второй жены (яньчжи), Фучжулэя (правил в 31-20гг. до н.э.). От него у Ван Цян родилось две дочери. Неизвестно, как к своим супругам относилась сама Ван Цян, но вот Хуханье её очень любил, и она при нём возымела огромное влияние, и благодаря ей на протяжении более 60 лет между гуннами и хань не было войн. Судя по всему, легендарная красавица так и встретила свой конец на чужбине. И хотя, где и когда именно это случилось, неизвестно, во Внутренней Монголии есть «Гробница Чжаоцзюнь». Кроме того, история Ван Цян стала основой для огромного количества произведений. И, хотя я знаю, что здесь не очень любят и истории про Китай, и драму, и я собрала комбо, я всё равно не могу не поделиться великолепной драмой

«Осень в ханьском дворце» Ма Чжиюань

Время действия: I век до н.э., ок. 43-33 гг. до н.э.

Место действия: Империя Хань (Западная Хань).

Интересное из истории создания:

Ма Чжиюань (ок. 1250-1321, либо позже, но не позднее 1324) – знаменитый драматург и поэт времен господства династии Юань. Родился, вырос и первую половину жизни провёл в тогдашней столице Даду (она же Ханбалык – тогда, а ныне Пекин), где числился видным участником «Книжного общества юаньчжэнь». Затем поступил на службу и занимал видные посты в провинции Чзянчжэ (нынешние Цзянсу и Чжэцзян). После этого ушёл со службы и вёл уединённый образ жизни. На данный момент известны 120 его стихотворений в жанре цюй, и что он создал 13 пьес, из которых сохранились 7, причем одну он написал в соавторстве. Причем «Осень в Ханьском дворце» (другое название «Лебединая песня и вещий сон осенью в Ханьском дворце», а полное – «Сон отгоняет крик одинокого гуся осенней порой в Ханьском дворце») самое знаменитое из его драматических произведений, и считается шедевром юаньской оперы и драматургии.

О чём:

Хотя я выше изложила легенду, сюжет данного произведения имеет ряд ощутимых отличий от неё. Так в самом начале каждый персонаж буквально рассказывает о себе, вводя зрителя (или в данном случае читателя) в курс дела, и лишь потом разворачивается первое действие. Мао Яньшоу, разъезжая по империи, попал и в деревню Баопин уезда Цзыгуй (ныне провинция Хубэй), где на глаза ему попалась ослепительной красоты девушка, которую он, подумав, тоже отобрал в гарем императора, и, разумеется, предложил за плату «подправить» её портрет, однако девушка отказалась. Мао Яньшоу поначалу подумывал отказаться от своего замысла, и оставить гордую девицу прозябать остаток дней в деревне, но потом придумал месть получше – подпортить портрет, но так, чтоб девушку всё-таки в гарем приняли, однако император ею бы никогда не заинтересовался. Уж он-то его вкусы знал.

А ещё он знал толк в мести, потому что участь обитательниц императорского гарема в принципе могла быть не очень после его смерти, но, например, ухаживать за мавзолеем своего повелителя, которого ты вблизи даже ни разу не видела, а перед этим провести всю жизнь в одиночестве где-то в дальних покоях загородного дворца – это вообще провал. К слову, расчёт Мао Яньшоу оказался верным, и новую наложницу, даже не выяснив, что она из себя представляет, поначалу просто не удостаивали вниманием, а потом и вовсе поместили во дворец в Лояне (вообще там анахронизм в виде упоминания более позднего дворца, но Лоян тогда уже существовал, а столицей был Чанъань, нынешний Сиань). И так прошло десять лет, и, верно, всё бы вышло так, как и хотел интриган Мао Яньшоу, кабы как-то раз император, по всей видимости, не отправился в Лоян, и вечерком не решился посмотреть, кто у него там в домике живёт, и с кем можно хорошо скоротать время в командировке… Вот об этом в отрывке и расскажу подробнее.

Отрывок:

«…Любыми средствами добываю

золотые слитки.

Законы страны преступаю

все подряд.

При жизни — хочу, чтобы все у меня

было в избытке.

Когда умру — пускай обо мне

говорят, что хотят.

Я — Мао Яньшоу. По высочайшему указу правителя Великой Хань разъезжаю по Поднебесной и выбираю самых прелестных девушек. Уже отыскал девяносто девять красавиц. В каждой семье я требовал подарок, и мне без промедления его вручали. Золота мне удалось заполучить не так уж мало. Вчера я прибыл в уезд Цзы-гуй области Чэнду и встретил необыкновенную девушку. Она дочь деревенского старосты Вана, ее имя Цян, второе имя — Чжао-цзюнь. Природа наделила ее удивительной красотой, которая всех поражает. Она очаровательна, действительно самая прекрасная в Поднебесной. Хотя девушка и из крестьянской семьи, где больших денег не водится, я сказал, что хочу получить сто лянов золота — и ей будет уготована участь первой красавицы при дворе. Но Чжао-цзюнь отвечала, что, во-первых, ее семья бедна, а во-вторых, она и так добьется успеха только благодаря своей красоте. Красавица, решительно отвергла мое предложение. Ну что ж, тогда пусть остается здесь, в деревенской глуши. (Задумывается, говорит.) Нет, поступим лучше с нею по-иному. Нахмурил брови — и в голове уже готов план: просто я на портрете нарисую один глаз кривым. Когда она приедет в столицу, ее непременно отправят в самые отдаленные дворцовые покои, пусть-ка она прострадает всю жизнь. Недаром говорится:

Ненависть — высокое чувство,

достойного мужа удел.

Настоящий мужчина без яду

не свершает великих дел.

(Уходит.)

"Дань" в роли Ван Чжао-цзюнъ входит в сопровождении двух служанок, говорит нараспев:

Мне оказана честь: во дворец Шантъян [115]

была я привезена.

Государя увидеть не довелось

мне за целые десять лет.

Кто в эту ночь навестит меня?

Кругом царит тишина.

Чтоб излить печаль свою, никого

со мной, кроме лютни, нет.

Меня зовут Ван Цян, второе имя — Чжао-цзюнь, родом я из уезда Цзыгуй области Чэнду. Мой отец — староста Ван — всю жизнь занимается крестьянским трудом. Перед моим рождением матушка увидела во сне, будто свет луны проник в ее утробу и упал на землю. И родилась у нее я. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я удостоилась чести стать одной из красавиц, выбранных для императора. Но кто ожидал, что чиновник Мао Янь-шоу потребует в уплату золото. Я отказалась дать ему денег, и тогда он испортил мой портрет. Так и не довелось мне увидеть своего властелина: ныне живу во дворце, далеком от его покоев. Дома я обучалась музыке и умею играть на лютне. В эту ночь мне так одиноко и тоскливо, попробую песней развеять печаль. (Играет на лютне.)

Государь входит. Его сопровождают телохранители с фонарями в руках:

Я — ханьский государь Юань-ди — еще многих из привезенных во дворец красавиц не удостоил своего внимания, и они в тоске ждут меня. Сегодня нашлась минута для отдыха от тысячи важных дел. Хочу обойти дворец, поглядеть, которой из них предопределено судьбой повстречаться со мной.

(Поет.) На мотив "Алые губы" в тональности "сяньлюй"

Проезжают колеса повозки

по весенней цвели.

Прелестная дева при свете луны

наигрывает на свирели.

Государя увидеть ей не пришлось,

оттого так печальны трели.

От скорби давней у девы прекрасной

волосы поседели.

На мотив "Замутивший воду дракон"

Знаю, дева глядит на дворец Чжаоян [116], —

он так безмерно далек!

Жемчужную занавесь

ей опустить невдомек

Не государь ли? Нет, шелохнулся в безветренной

тьме

бамбуковый росток.

Сквозь тонкую занавесь луч луны

проникает наискосок.

Заслышите музыку — мнится вам:

государь ступил на порог.

Вы подобны Ткачихе — далекой звезде,

что милости ждет от сорок.

Ван Чжао-цзюнъ играет на лютне. Государь продолжает петь:

Кто там играет на лютне,

чьи это руки

Столько чувства влагают

в печальные звуки?

Телохранитель. Я поспешу сказать ей, чтоб она вышла встречать вас, ваше величество.

Государь. Не надо.

Вовсе не нужно о воле монаршей

сообщать впопыхах,

Возвещать избраннице мой приход

в торопливых словах.

Боюсь, что внезапная милость монарха

вызовет только страх

И повредит прекрасный росток,

что в глуши едва не зачах.

Боюсь, что воронов вы вспугнете,

спящих на деревах,

Спугнете дремлющих меж ветвей

нежных и робких птах.

(Говорит телохранителю.) Пойди к этой девушке, играющей на лютне, и передай, пусть она выйдет встретить меня. Только не испугай ее.

Телохранитель. Вы и есть та девушка, которая только что играла на лютне? Его величество здесь, поспешите встретить его!

Ван Чжао-цзюнъ спешит навстречу государю…».

(«Дань» – это женское амплуа первого плана в китайской опере, причем у дань есть и разновидности. В тексте упоминаются и другие амплуа, но разбираться в этом для понимания данного произведения не обязательно)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Пока читала, подумала, что с музыкой и, собственно, пением это наверняка звучало очень здорово, и когда просто читаешь, многое теряется. Однако воспринимать это можно и как сочетание прозы и поэзии, и читать как чисто литературное произведение, тем более что подобное сочетание вообще характерно для средневековой, особенно восточной литературы. Это любовно-романтическое произведение, но в нём также присутствуют и другие мотивы и темы, причем особенно выделяется тема придворных интриг и мздоимства при дворе, и автор просто мастерски описал и тип подобных людей, и при этом высмеял их, не забыв вложить и известную мораль – сколько веревочке не виться, а конец будет.

Когда я поняла, что текст отличается от легенды, которую я читала, то, с одной стороны, испытала разочарование, потому что легенда мне очень нравится, но с другой это случайно создало интригу – как теперь-то всё развернется, чтоб прийти к тому, к чему должно. И, скажем так, поворот был вполне удачный и правдоподобный. Вот дальше было менее удачно и правдоподобно, ведь император мог, например, предложить другую девицу заранее, чего он не сделал. С другой стороны, поведение Юань-ди после получения требований Хуханье вполне укладывается в то, каким его изображали и историки более ранних времен – слабовольным, податливым и не обладающим выдающимся умом, но при этом не готовым рисковать ради своих интересов жизнями тысяч его людей. А уж как он к своей наложнице клинья подбивал – вообще отпад, всем пикаперам урок)

В общем автор предпочёл из истории о просто обманутом правителе сделать историю о настоящей любви и её потере во имя интересов государства, что выглядит, по меньшей мере, не хуже, и, по-своему, даже мило. А уж вставку в виде визуализации сновидений я в такого рода произведениях увидела впервые. Так что я честно говорю, что произведение на любителя, в чём-то слишком прямое и наивное, в чём-то переслащенное, но, на мой взгляд, всё равно достойное внимания. К тому же отличный способ разбавить многочисленные исторические произведения, где акцент делается на войне и восстаниях.

Сегодня прикладываю список прошлых постов в таком варианте, в следующий раз он будет пересобран:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.1. «Эллинские торговцы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 49.1 «Слоны Ганнибала»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.1. «Владыки Рима»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.2. «Пурпур и яд»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.4. «Парфянин»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.5. «Месть Анахиты»

Всем привет!

Недавно упоминала о Парфянском походе Марка Лициния Красса (115/114-53 до н.э.), и вот так раз – обнаружила, что очередная прочитанная книга как раз об этом.

Если верить Плутарху, то ещё победитель понтийцев и армян Луций Лициний Лукулл (ок. 117-56 гг. до н.э.) планировал вторжение в Парфию, но судьба распорядилась иначе. Первым нарушил парфянские границы Гней Помпей, который вторгся в северную Месопотамию, но война тогда не случилась, т.к. Фраат III, сын царя Санатрука, о котором я рассказывала в прошлый раз (История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.4. «Парфянин»), сделал вид, что ничего ужасного не случилось, и только сказал «Ай-я-яй, такие действия недопустимы, позор тебе, Гней Помпей» (ну или что-то вроде того, короче, выразил протест). После того, как Помпей отбыл в Рим, парфяне восстановили контроль над прихваченными ранее римлянами территориями. Потом уже, в 57-м до н.э., наместник Сирии Авл Габиний готовился к вторжению в Парфию под предлогом защиты права на престол царевича Митридата, который вместе со своим братом Ородом прославился отцеубийством, а потом ввязался в междуусобную борьбу за трон. И стоило римлянам уйти в Египет, где, по мнению римского руководства, они были нужнее, как Митридат растерял поддержку и стал заметно сдавать позиции.

В одной из прошлых заметок я уже упоминала о том, как самыми крутыми римскими полководцами того времени Юлием Цезарем, Гнеем Помпеем Великим и Марком Лицинием Крассом (был менее крут в плане военных побед, но зато очень богат) был заключен первый тайный триумвират (История нашего мира в художественной литературе. Часть 54. «Клеопатра», «Юлий Цезарь» и «Антоний и Клеопатра» Кстати, перечитывая, обнаружила там ошибочную дату((, которую уже не могу исправить). Тогда я подробно рассказывала о Цезаре, а теперь вот в центре внимания оказался Красс, которому слава не только товарищей, но и других прославленных генералов, очевидно, покоя не давала, потому что его-то все знали главным образом как того, кто подавил восстание Спартака.

Так что свой поход, под всё тем же предлогом помощи Митридату Парфянскому, он начал ещё в 55-м году до н.э., когда он и его легионы отплыли из Брундизия. Само вторжение произошло уже летом 54-го. Приличная часть городов просто сдавалась, поэтому довольно скоро Красс овладел приличной частью Месопотамии. Реальное сопротивление же оказала Зенодотия: Апполоний, градоначальник Зенодотии, сделал вид, что город сдался превосходящей римской армии (или правда сдался, а потом всё вышло случайно) и, как это было обычным делом, запросил гарнизон. Гарнизон, понятное дело, оставили. Почему нет? А армия Красса двинулась дальше. Оставленный легион же однажды ночью жестоко истребили. Что там на самом деле произошло, точно не ясно, как и то, в чем был смысл акции. Наверное, жители города таким образом надеялись выиграть время и подготовиться к последовавшей затем битву. Шансов у них, впрочем, всё равно не было почти никаких. Город пал, и был уничтожен, а его уцелевшие жители проданы в рабство.

Красс этой победой, правда, очень гордился. А зря. Митридат Парфянский был схвачен после взятия войсками противника Селевкии и казнён, а единым царём страны стал его брат под именем Орода II. Красс подумал-подумал и ушёл на зимовку в Сирию, чтобы продолжить боевые действия с наступлением весны. Вскоре к нему присоединился его сын Публий вместе со своими галльскими всадниками, но римлянам это не очень-то помогло. Как и заверения в готовности помочь от армянского царя Артавазда II, сына Тиграна Великого. Потому что Артавазда куда больше волновали его собственные дела (и он потом даже выдал свою сестру замуж за Пакора, сына и соправителя Орода II). А ещё за это дело взялся знаменитый парфянский полководец – Сурена. Вот он-то и нанёс римлянам сокрушительное поражение в битве при Каррах в мае 53-го года до н.э.

В той битве погиб сын Марка Лициния Красса Публий, а вскоре после окончания сражения убит был и сам полководец. Если верить легендам, ему (или его трупу) парфяне залили в рот расплавленное золото. Символично, потому как Красс на Востоке успел прославиться своими вымогательствами и ненасытной жаждой наживы. Что касается остальных, то половина римского войска погибла, четверть бежала, а остальные попали в плен и были отправлены в Маргиану.

Победитель в той битве, Сурена, тоже после этого радовался недолго. Царь Ород проправил ещё пятнадцать лет, но конец его также славным не назовёшь. О том, что с ними случилось, и о других подробностях этого похода можно узнать из романа

«Месть Анахиты» Я.Х. Ильясова

Время действия: I век до н.э., ок. 56-52 до н.э. – основные события, а также ок. 19-го года до н.э. – время возвращения ранее пленных римлян на родину.

Место действия: Римская республика (современные Италия и Сирия), Парфия (современные Ирак, Иран (г. Ганзак), Туркменистан (г. Ниса)), государство Кангюй в области Шаш (современный Узбекистан).

Интересное из истории создания:

Явдат Хасанович Ильясов (1929-1982) – советский писатель башкирского происхождения, известный своими произведениями на темы древней и средневековой истории Средней Азии. И, хотя жизнь у него была очень сложной, уже в возрасте 19-ти лет он начал работу над своей первой книгой – романом «Тропа гнева», которая, впрочем, опубликована была лишь в 1956-м году.

С 1952-го года Ильясов работал заведующим отделом литературы и искусства, а также переводчиком и корреспондентом уфимской газеты «Ленинец», был литсотрудником в газетах «Ташкентская правда», «Комсомолец Узбекистана», «Физкультурник Узбекистана», и ещё заведующим отделом поэзии в журнале «Звезда Востока – сказывались детство и юность, проведенные в Узбекистане (писатель, к слову, год посещал узбекскую школу). Художественные произведения Ильясов писал преимущественно на русском языке, а публицистические – на башкирском, русском, татарском, узбекском языках. Самые известные из художественных произведений: «Тропа гнева» (1956), «Согдиана» (1959), «Пятнистая смерть» (1964), «Чёрная вдова» (1966), «Золотой истукан» (1973), «Месть Анахиты» (1984), «Заклинатель змей» (1979) и «Башня молчания» (1982).

Роман «Месть Анахиты» был переиздан в 2011-м году издательством «Вече» в рамках серии «Исторические приключения».

О чём:

Закончилась длительная борьба и с Понтом, и с Арменией. Почётный пенсионер Лукулл вел праздный образ жизни в Риме и устраивал свои знаменитые пиры. Как-то раз в гости к нему заскочил Красс и стал задавать какие-то странные вопросы, а потом, наконец, признался, что собирается идти в поход на Парфию, и потому просит совета о том, как правильно войну эту вести, чтобы победить и прославиться. Лукулл то насмешливо, то серьёзно давал ему понять, что идея-то так себе, но Красс и слушать не желал. Наконец, Лукулл вздохнул и предложил, раз так, хотя бы купить у него раба Эксатра, мол, он как раз из тех мест родом и, несомненно, будет очень полезен, тем более, что он не просто грамотен, а полиглот вдобавок. Красс согласился, но столь ценный раб довольно скоро стал его подбешивать, имея при себе всё то, что Красс так не любил (впрочем, неприязнь была взаимна, хотя до поры до времени не принимала острых форм). А ещё Эксатр имел при себе загадочное кольцо, и до некоторой степени был даже рад, что отправится в Месопотамию, потому как ему открывалась возможность, наконец, возвратить эту реликвию в храм Анахиты.

Очень скоро, несмотря ни на что, был объявлен набор рекрутов, и на службу вернулся старый центурион Корнелий, да ещё и молодого сына Фортуната с собой прихватил. Корнелий после всех годов службы являлся счастливым обладателем участка земли в один югер, т.е. переводя в понятные значения, около 25 соток. Многие в наше (да и в его время) могли бы ему позавидовать, но тут есть нюанс – и участок, и дом достались Корнелию от отца, и являлись не только всем его имуществом, но и главным источником пропитания, потому что он и члены его семьи сами обрабатывали эту землю для взращивания злаков и, возможно, овощей. Проще говоря, ничего весомого после долгих лет службы у Корнелия не оставалось, и он был одержим идеей – «вот бы нам ещё хотя бы пять югеров». Фортунат со смесью понимания, насмешки и печали относился к этой мании своего родителя, и явно недооценивал её силу. Именно поэтому война, в которую он оказался втянут, стала для него двойным потрясением.

А где-то там в Маргиане сидел сосланным за неосторожное высказывание в крепости Митридаткерт великий полководец Сурен, тот, кто, по сути, обеспечил парфянскую корону Ороду II, о чём царь никогда не забывал. Вот только хорошо или плохо это для Сурена?

Всем этим людям предстояло встретиться, и судьбы их тесным и самым непредсказуемым образом сплелись в Парфии, благодаря походу Красса. И хоть я немало рассказала в исторической части выше, дальше было много чего интересного и неожиданного.

Отрывок:

Хотя было много моментов, достойных цитирования, я решила всё-таки остановиться на этом:

«…Войско в четком строю начало переправу.

Пропустив девять когорт с сигнумами — знаками в виде раскрытой руки или какого-либо животного на древках, увешанных венками и лентами, Красс в повозке сам тронулся в путь.

С реки сошел туман. Течение унесло густую песчаную муть, поднятую войском, и сквозь неглубокую прозрачную воду стало видно, что там, где оно прошло, образовалось на дне широкое поперечное углубление, будто здесь протащили большой круглобокий корабль.

Возница оглянулся на хозяина. Красс не выспался, мерз и потому был раздражен.

— Я возьму левее? — спросил возница. — Чтобы не вымокнуть в яме. Вода сейчас… — Он зябко повел плечами. — Если мне скажут: «Там, на дне, пять монет, достанешь — будут твои», — не полезу.

— Осел! Кто заставит? Здоровье дороже денег…

Красс, нахохлившись, смотрел на дно. Пестрый галечник, желтый, красный и черный. Дно просвечивает сквозь стеклянную воду чешуйчатым бронзовым панцирем.

И вдруг, уже на середине речки, что-то блеснуло, там на дне. По-особому блеснуло. Знакомый блеск

— Стой!

Красс низко свесился через край повозки, всмотрелся в маленький круглый предмет, отливающий в изумительно ясной воде металлическим белым блеском. О, Красс знает в нем толк…

Он сразу забыл, что сказал перед этим вознице. Не отрывая глаз от правильного белого кружочка, так непохожего на продолговатую плоскую тусклую гальку, проконсул быстро сбросил плащ, развязал ремни сандалий.

Вода обожгла ему босые ноги. И впрямь холодна! Но теплый белый кружочек грел ему старое сердце. Красс наклонился, погрузил руку до плеча в студеную воду, осторожно, чтобы не упустить, подобрал монету.

Хм… Последнего римского чекана. Таких еще нет в ходу в провинциях. Монеты этого выпуска при себе имеет лишь Красс.

Он вспомнил, как позавчера выдал сирийцу-проводнику пять драхм задатка.

Значит… Что же это значит?

— Убери свою проклятую повозку! — взревел Красс. — Не загораживай свет.

Возница хлестнул лошадей и шарахнулся в сторону вместе с повозкой. И угодил-таки в яму. Но в ней оказалось не так уж глубоко. Во всяком случае, ног своих возница не промочил.

Вода доходила Крассу до колен. Он стоял в ней, выжидательно наклонившись и вытянув шею, весь звенящий от напряжения, как галл-рыбак на реке Пад, глушащий рыбу острогой.

Вот они. Вторая, третья, четвертая. Сиротливо лежат друг от друга поодаль, на дне ледяного потока. Бедняжки. Ваше место в человеческой теплой руке, в его кошельке.

И он крайне бережно, — не уронить бы и не потерять, — выудил свои монеты, вытер полою хитона и сунул их в сумку на поясе.

Сириец, похоже, был человеком себе на уме. Хорошо, что Красс уничтожил его. А то натворил бы он бед…

Где же пятая? Она где-то здесь. Может быть, запала ребром меж двух галек, и потому не видно ее. Красс осторожно, будто касаясь горячих углей костра, раздвигал стопой и разглаживал мелкие камни. Монета не показывалась.

Тогда он опустился на корточки, утопив зад в жгуче-холодной воде, затем встал на колени. И ползал на них, обдирая по дну и шаря вокруг себя рукой, кропотливо перебирая гальку.

Он так низко наклонился над водой, что она задевала ему кончик носа. Солдаты замыкающей когорты изумленно толпились на сыром берегу…

— Помочь? — предложил возница с завистью.

А-а, болван! «Не полезу»… Полезешь! В костер пылающий полезешь за монетой. Не то что в ледяную воду. Красс относился к деньгам с тем же трепетом, с каким житель Востока относится к хлебу. Деньги — пыль и прах и прочее? Не болтайте, поэты несчастные.

Нашлась! Ее забило быстрым течением под камень больше других и присыпало крупным черным песком. Он вцепился в монету скрюченными пальцами, как в живую скользкую рыбу…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Прежде всего, хочу выразить благодарность читателю под ником Gro3nyi, поскольку именно его отзывы о произведениях Ильясова, в том числе о романе «Месть Анахиты», сподвигли меня и прочитать, и написать-таки эту заметку.

Дело в том, что «Месть Анахиты» я присмотрела уже давно, но, когда дошла очередь до этого произведения, поняла, что мне его прочтение и освещение уже вроде как и не принципиально. Но, помня тот наш диалог, решила, что текст не очень большой, и прочитать всё же стоит. И не пожалела об этом.

Сюжет простроен отлично, мы как бы наблюдаем за событиями сразу с нескольких ракурсов, и видим происходящее с нескольких точек зрения, с разными акцентами. По-моему, круто это уже по этой причине. Кроме того, такое построение истории создает несколько линий, за каждой из которых по-своему интересно следить, и не знаешь точно, куда они тебя заведут, и как пересекутся. Хотя пересекутся они однозначно. Тип персонажей, каким представлен Сурен, мне, честно говоря, привлекательным не кажется, но вот за Эксатром и Фортунатом я следила с огромным интересом и волнением, да даже и мерзкий старикашка Красс – персонаж весьма колоритный. Уж как автор обыграл всё то, что о нём и его характере да мотивах было известно из древних исторических трудов.

Отдельно хочу отметить примечательный язык Ильясова, его манеру повествования. Что русский язык не был для него родным, я поняла уже по имени, но вот то, что он даже школу не успел окончить, для меня стало удивительным открытием. Хотя, быть может, именно это и сделало то, как он выражал свои мысли, и похожим на творчество других советских писателей, и непохожим одновременно. Язык его прост, но в то же время слог удивительно певуч и ритмичен, как будто поэму в прозе читаешь. Не знаю, как ему это удалось, но это делает его текст запоминающимся.

Что касается остального, то с исторической точки зрения всё изложено довольно точно, хотя с датами либо я не разобралась, либо в самом деле что-то не билось. Мистический флёр присутствует, но я бы не сказала, что он ярко выражен. Во всяком случае, в действительности акцент делался не столько на реальном проклятье Анахиты, столько на том, как воспринималось то, что могло им оказаться. Приём не нов, но оформлен органично.

В общем, мне книга понравилась. Прочитать её, на мой взгляд, стоит и потому что она хорошо написана, и потому что повествует о не самых широко освещенных в художественной литературе исторических событиях и локациях, к тому же это произведение отлично ложится в мою подборку и выступает как бы продолжением прошлых заметок и мостиком к следующей.

Прошлые посты искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.1. «Эллинские торговцы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 49.1 «Слоны Ганнибала»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.1. «Владыки Рима»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.2. «Пурпур и яд»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.4. «Парфянин»