Жду новый пост

Серия «Добрые сказки»

©Гектор Шульц

Прошло полгода с тех пор, как у Вовки появилась навязчивая идея вызвать суккуба. Посмотрев видео одного недоблоггера, широко известного в узких кругах, Вовка проникся и, ожидаемо, загорелся идеей. Причин для вызова суккуба было ровно три: Вовка не считал себя красавцем и имел упитанный животик. Постоянная подруга, которая не просит взамен ничего, кроме семени. И способности суккуба, позволяющие ей принять любой облик, какой пожелает призывающий. Поэтому Вовка с головой ушел в подготовку.

- Тебе Танька из финансового глазки строит, а ты суккуба вызывать собрался? – лениво спросил Вовку в курилке Марек, его коллега и по совместительству лучший друг.
- Зачем мне Танька, когда я смогу проводить ночи с голливудскими звездами? – сварливо ответил Вовка, листая украденный из областной библиотеки гримуар, невесть каким образом туда попавший. Вовка бросил взгляд в сторону Таньки из финансового и вздрогнул. Танька не была красавицей. Крепкая, коренастая и с заметными пшеничными усиками над верхней губой, она долго пыталась найти любовь. Однако перед её чарами устоял даже Валерий Палыч – тощий начальник АХО, у которого, по слухам, все восставало даже на уборщиц и его неоднократно ловили в кабинках женского туалета. Что уж говорить о других. Поэтому Танька принялась обхаживать Вовку, как только он, такой юный, но уже дебелый, появился в офисе. Вовка снова посмотрел в сторону похотливой коллеги и вздрогнул еще сильнее, когда Танька подмигнула ему. – У неё усы и жопа с кулачок.
- Усы у женщины – признак похотливости, - со знанием дела буркнул Марек. – Сёма, водитель наш, говорил, что она из него чуть душу не вытрясла на корпоративе, когда они в туалете уединились.
- Ну вот Сёма пусть и трясется с ней. А мне суккуб нужен, - отмахнулся Вовка и зашипел, когда пепел с сигареты упал на страницу. – Уйди, чудовище. Не мешай.
- Ну и ладно. Попомнишь мои слова, - обиженно ответило «чудовище» и смяв окурок, стрельнуло им в сторону заплеванного ведра.

Через неделю Вовка преисполнился знаниями и, вооружившись требуемыми компонентами, приготовился к вызову. Для этого он переоделся в чистое: черные шорты и майка с логотипом группы «Gorgoroth». Вовка посчитал, что козлиная башка и пентаграмма порадуют слугу Темного владыки. Затем на небольшой столик, выдвинутый в центр комнаты, Вовка положил ингредиенты, о которых вычитал в гримуаре. Баночка из-под детского фруктового пюре, в которой находилось Вовкино семя – результат яростного двадцатисекундного блуда на любимую порноактрису. Пять черных свечей с АлиЭкспресса. Музыкальная колонка, откуда лилась медитативная музыка и некто страдающий завывал на латыни. Эту запись Вовка купил у местных сатанистов. И последним на стол лег охотничий нож Вовкиного отца, которым тот по семейным легендам убил в лесу медведя. То, что отец вернулся из леса с поцарапанной спиной, воняющий перегаром и сексом, никого не смутило. Главе семейства было принято верить.

- Начнем, - тихо сказал Вовка и, откашлявшись, раскрыл гримуар на той странице, где находилось нужное заклинание. Свечи мрачно мерцали во тьме комнаты, некто, завывающий на латыни, взял высокую ноту и Вовка начал читать. Медленно, обстоятельно, боясь ошибиться. Латынь с трудом давалась ему и перед ритуалом Вовка сначала донимал Марека, чтобы тот поправил его произношение. Марек, будучи не только поляком, но и настоящим католиком, скептично фыркнул, однако другу не отказал, хоть и обозвал дебилом. В который раз.
Пламя свечей дрогнуло и в квартире ощутимо похолодало. Вовка поежился и, отложив гримуар, взял отцовский нож. Затем осторожно надрезал ладонь и пролил кровь аккурат в центр пяти свечей. В коридоре что-то зашуршало, а по Вовкиной спине пробежали мурашки.
- Явись, дочь Лилит. Явись и подари мне небывалое наслаждение, - пискляво крикнул Вовка и закрыл глаза.

На первый миг ему показалось, что ничего не произошло. Холод исчез, как и странные шорохи из коридора. А затем на Вовкино плечо легла чья-то рука. Кожу, даже через ткань, обожгло морозцем, но это было приятное прикосновение. Как и прикосновение упругих грудей, прижавшихся к его спине. Вовкиной шеи мягко коснулись чьи-то губы, а затем медовый голос медленно произнес:
- Открой уже глаза, дурачок. Ты же звал меня.

Вовка нехотя приоткрыл глаза и, шумно сглотнув, повернулся. Повернулся и открыл от удивления рот, увидев, что позади него стоит собственной персоной Стэфи Ди – номер один Порнхаба, звезда фильмов для взрослых и предмет обожания всех мужчин мира. Упругая грудь девушки ровно вздымалась, а соски, казалось, вот-вот прорвут тонкую ткань блузки. «Все, как в кино», - мысленно буркнул Вовка, с жадностью всматриваясь в красивое лицо Стэфи. Это без сомнений была она, разве что глаза были не зелеными, а темно-красными. Полностью. Словно в них плескалось дорогое вино.
- Стэфи? – прошептал Вовка и осторожно коснулся щеки девушки своими пальцами. Кожа была бархатистой на ощупь и прохладной.
- Для тебя я буду кем угодно, - усмехнулась «Стэфи». Блеснули ровные белые зубки и Вовка облегченно выдохнул, увидев, что жутких клыков, которыми его пугал Марек, нет.
- Прими этот дар, дочь Лилит, - в голосе Вовки снова прорезалась плаксивость, однако он собрался с духом и протянул девушке банку со своим семенем. Однако та брезгливо поморщилась и покачала головой. – Но в книге было написано…
- Холодное, скользкое, неживое, - пропела она, обнимая Вовку за шею, и, притянув к себе, жарко поцеловала. – Хочу горячее.
- Ой, едрить… - только и мог прошептать Вовка, а потом растворился в бурлящей страсти.

Первая ночь.

Вовка ожидаемо взял отгул, о чем сообщил Мареку. Тот в подробности вдаваться не стал, но понадеялся, что призванный демон не выпотрошит Вовку, а выбьет греховные мысли из его головы. Однако увидев на следующий день сияющего, как мыльный шар, друга, лишь мысленно ругнулся.

Вовка и впрямь сиял. Разве что синяки под глазами говорили о том, что о сне он наверняка забыл. Марек дождался перерыва, поставил рабочее приложение на паузу и, схватив Вовку за шкирку, потащил в курилку. После чего, пихнув его на скамейку, закурил сигарету и кивнул.
- Рассказывай, - велел он.
- Это было замечательно, - глупо улыбнулся Вовка и, зевнув, устроился поудобнее.
- Вызвал?
- Ага.
- Суккуба?
- Суккуба.
- И как она? – осторожно поинтересовался Марек. – Красивая?
- Очень, - мечтательно протянул Вовка и, хитро посмотрев по сторонам, задрал футболку. Марек присвистнул, разглядывая засосы и царапины на груди друга. Вовка повернулся и похвастался другими. – Круто? Настоящая дьяволица. Всю ночь и весь день, дружище, прикинь? Без остановок вообще.
- Брешешь, - добродушно обронил Марек, но Вовкина улыбка навела сомнения. – И она реально превращалась в кого захочешь?
- Ага. И позволяла делать с собой все. Сначала она была Стэфи Ди…
- Стэфи Ди? С Порнхаба? – удивился Марек.
- Она самая. Я и пяти секунд не продержался.
- Оно и понятно. У тебя секс последний раз лет двадцать назад был и то во сне, - буркнул Марек, закуривая еще одну сигарету. – А потом?
- Потом… - Вовка лукаво подмигнул и принялся загибать пальцы. – Скарлетт Йоханссон, Инбар Лави, Анджелина Джоли, Наташа из рекламного отдела, Машка...
- Бывшая? – спросил Марек. – Ты мог себе любую женщину представить, а представил бывшую? Вова, ты редкостный балбес.
- Не, не. Это была другая Машка. Горячая, живая и страстная. Мы диван раздолбали. Завтра поеду новый покупать.
- И что она берет за это? Ну, суккуб твоя.
- Сам знаешь, - Вовка покраснел. Марека передернуло.
- Фу.
- Чего, фу? – обиженно протянул Вовка.
- Представил, как ты в Анджелину Джоли изливаешься и трясешься от радости, - поморщился Марек и заржал, когда друг обиженно поджал губы. – Ладно, забей. Осторожнее только. Не увлекайся. Все ж это демон ночи, нам в школе такого о них рассказывали.
- Прекрасный демон ночи, - шепнул Вовка и, с трудом поднявшись со скамейки, двинулся ко входу в офис. – Пошли. Скорей бы выходные уже.

Вторая и третья ночь.

Выходные прошли в сексуальном угаре. Вовка отключил телефон и с чистой совестью отдался наслаждениям. Суккуб послушно исполняла все его желания и лукаво посмеивалась, когда Вовка, шумно дыша, отправлялся на балкон, чтобы выкурить сигаретку. Когда он возвращался, то его на кровати ждала очередная знаменитость. Вовкин список был весьма большим, как и сексуальный голод, который он старался утолить всеми силами.

- Кого ты хочешь еще? – пропела суккуб, лежа рядом с Вовкой на кровати и поглаживая его круглый животик ладонью. – Твое желание – закон для меня.
- Пока хочу просто немного отдохнуть, - улыбнулся Вовка, поцеживая пиво. Свободной рукой он ласкал грудь очередной звезды. На сей раз демонесса приняла облик Дэми Мур из фильма «Стриптиз», который Вовка частенько любил пересматривать.
- Я проголодалась, - промурлыкала суккуб и, прильнув к Вовке, жадно поцеловала его. – Такой напор, такая страсть.
- Ты знаешь, как разжечь мою страсть, - рассмеялся Вовка и, поставив пиво на пол, притянул демонессу к себе.

*****
Марек чертыхнулся и, прослушав очередные длинные гудки в телефоне, покачал головой. Вовка забыл о том, что они собирались в бар, пропустить пенного и посмотреть футбол. Хотя эти посиделки он никогда не пропускал.

Четвертая, пятая и шестая ночь.

Марек хмуро смотрел в монитор, заполняя рабочую таблицу. Изредка он оглядывался и со все той же мрачной миной обводил взглядом пустое рабочее место друга. Вовка пропустил три дня, взяв больничный. «Простуда», - коротко сказал он боссу, но Марек знал истинные причины этой «простуды».

Вечером он дошел до Вовкиного дома и, поднявшись на четвертый этаж, вдавил кнопку звонка до упора. Однако скрежета ключа не последовало. За дверью приглушенно играла музыка и слышались знакомые Мареку звуки. Вовка отрывался на полную катушку.
Выкурив сигарету, Марек позвонил в дверь еще раз и, затушив окурок о подошву ботинка, спустился вниз по лестнице и отправился домой.

*****
Вовка вышел на работу через три дня. Бледный, осунувшийся, но счастливый, он скользнул на свое место, проигнорировав всех: босса, который удивленно замер возле кулера, Марека, и даже Наташу из рекламного, по которой пускал слюни. Когда-то.
Запустил рабочее приложение и погрузился в работу. Изредка он прерывался и, достав телефон, что-то внимательно изучал. Марек, проходя мимо, поджал губы, когда увидел на экране Вовкиного телефона фотографии красивых женщин: актрис, моделей, порно-моделей. И вздрогнул, когда Вовка внимательно посмотрел на друга.

- Кажется, я влюбился, - глупо улыбнулся он. Взгляд Марека похолодел до минус тридцати и он, схватив Вовку за шкирку, потащил того в курилку.
- Влюбился? – строго переспросил он, закуривая сигарету. Бледный Вовка кивнул и снова расплылся в улыбке. Только сейчас Марек заметил, как изменился его друг. Раньше Вовка был упитанным толстячком, на щеках которого всегда играл румянец. Сейчас же перед ним сидел грустный призрак старого Вовки. Впалые щеки, бледные, обескровленные губы, царапины и засосы на шее. Вовка выглядел так, словно из него медленно вытягивали жизнь.
- Она прекрасна. В каждом из своих обличий, - продолжил Вовка, не обращая внимания на суровый взгляд Марека. – Прикинь, вчера я принимал ванну с Мэрилин Монро, а потом был ужин с Синди Кроуфорд. Помнишь, у меня плакат в комнате висел? Вот точь-в-точь такая же. Молодая и прекрасная.
- Вова, она душу из тебя сосет! – рявкнул Марек, но Вовка даже ухом не повел. – Она – демон, дурная ты башка!
- И что? – глупо улыбнувшись, пожал плечами Вовка. – Меня никто так не любил, как она. Никто не говорил мне столько добрых и нежных слов, как она. Никто, Марек. Никто. Я, наверное, уволюсь.
- Чего?
- Уволюсь, говорю, - повторил Вовка. – Даже минута без неё – это дикая боль. Интересно, кем она сегодня будет…
Вовка снова унесся в свои мысли, а Марек думал, закуривая уже третью сигарету. Плевать, что он получит штраф за опоздание с перерыва. С Вовкой и его новой любовью надо было что-то делать.

Седьмая ночь.

Марек бесцельно слонялся возле Вовкиного дома. Желтый свет фонарей хоть немного разгонял тоску и тьму, но на душе все равно было паскудно. Поиск в интернете не дал ничего: Марек прошерстил все сайты, даже пообщался с сатанистами, которые продали Вовке заунывную мелодию для вызова духов. Все сводилось к одному: суккуб оставит свою цель лишь в двух случаях. Пока не заберет душу и пока жертва сама не прогонит демона. В Вовкином случае оставался только один вариант. Марек сплюнул на асфальт, глотнул коньяка из фляжки для храбрости и направился к Вовкиному подъезду.

- Открой, - твердо сказал он, стоя перед дверью в Вовкину квартиру. Возня внутри на миг прекратилась, а потом послышался сдавленный стон удовольствия. Марек удивленно попятился, поняв, каким прекрасным был голос, а потом свел ноги вместе, пытаясь скрыть интерес к обладательнице голоса.
- Открой, - повторил он и, сжав зубы, добавил. – Я знаю, что ты меня слышишь. Не заставляй орать латынью на весь подъезд!

Ключ лениво провернулся в замке и дверь в Вовкину квартиру открылась. На пороге стояла симпатичная девушка со смутно знакомым Мареку лицом. Она улыбалась, но темно-красные глаза внимательно следили за каждым движением Марека. Улыбка дрогнула и пропала, когда девушка заметила в руках Марека розарий – черные бусины слюдяно поблескивали, ловя свет тусклой лампочки на площадке, а простой серебряный крест лениво покачивался туда-сюда.
Марек отметил красоту девушки. Упругая грудь, темная татуировка на внутренней стороне бедра, пепельные волосы. Однако девушка неожиданно грустно хмыкнула и посторонилась, пропуская его в квартиру.
- Входи, - тихо сказала она и Марек ощутил, как грусть медленно стискивает его сердце.

Вовка с блаженной улыбкой лежал на мокрой от пота кровати. Он скользнул ленивым взглядом по Мареку, однако не пошевелился. Девушка, присев рядом с ним, ласково коснулась пальцами головы Вовки и прошептала:
- Спи. Спи и ни о чем не беспокойся. Нам просто надо поговорить.
- Я тебя… - Вовка не договорил и, сонно почмокав губами, тут же уснул.

*****
Марек сидел на кухне, настороженно смотря на ту, кто стоял напротив него. Суккуб приняла облик Олеси – девушки с работы, к которой Марек тщетно пытался найти ключик. Только эта «Олеся» не вызывала в нем никаких чувств.
- Я понимаю твой страх. Многие так себя ведут, когда старые сказки оказываются не сказками, - нарушила молчание демонесса. Марек промолчал и пригубил коньяк. Во фляжке оставалось еще на три глотка, но коньяк так приятно согревал, что Марек не стал сдерживаться и выпил остатки.
- Ты заберешь его душу? Ведь так? – хрипло спросил он, сжимая кулак с четками. Бусины блестели так же ярко, как и глаза суккуба.
- Он сам её отдает, - робко улыбнулась девушка, услышав Вовкин храп из спальни. – Как и каждый, кто призывает меня. Они хотят то, чего не могут получить. И готовы расстаться ради этого с самым ценным. Тебе ли не знать.
- Сложно справиться с искушением? – буркнул Марек. Девушка кивнула. – Понимаю. Вовка всегда себя недолюбливал, считал, что недостоин чего-то.
- И ты не остановил его, - тихо добавила суккуб.
- Нет. Если он вбил себе что-то в голову, то сделает. Он в детстве на спор в гнездо со змеями полез. Ради Светки с Рязанки, - криво улыбнулся Марек. - Так-то он нормальный, просто со своими загонами, которыми многие пользуются.
- Я не пользуюсь, - поджала губы демонесса.
- Знаю. Тебя такой создали, - Марек улыбнулся, увидев в темно-красных глазах удивление, и кивнул. – Читал, слышал. Демоны ночи, которых создали ради одной цели. Искушать, пока душа не окажется в ваших руках.
- Значит, ты знаешь, что я не могу просто так оставить его.
- Знаю, - снова кивнул Марек. – Но ты оставишь его, если другой встанет на его место.
- Хочешь отдать свою душу? – насмешливо спросила суккуб и на этот раз в глазах загорелся недобрый огонек. – Знаешь, что я с ней сделаю?
- Все, что захочешь. Но он мой друг, а я не остановил его, надеялся, что очередная блажь, как желание открыть свой бордель и бесплатно заниматься сексом.
- Не верил, что ему удастся вызвать меня?
- Не верил. Думал, что подурачится и все. Кто же знал, как все выйдет, но Вовка упертый, - ответил Марек и, поднявшись со стула, протянул демонессе ладонь. – Отдаю себя взамен. Принимаешь ли ты мой дар?
- Принимаю, - лукаво улыбнулась она и взяла его за руку.

*****
- Видать, напортачил я с ритуалом что-то, - хмуро буркнул Вовка, закуривая сигарету. Прошел месяц, как он вернулся на работу. Бледность еще не пропала окончательно, но румянец все же заиграл на Вовкиных щеках.
- Она ушла? – лениво спросил Марек.
- Ага. Я пытался еще раз призвать…
- Оставь уже это, - Вовка вжал голову в плечи, когда Марек фыркнул. – Не получилось и не получилось.
- Но странное в другом, дружище, - чуть подумав, ответил Вовка. – Она будто стирается из памяти. Я почти ничего не помню.
- Угу. Или тебе все приснилось, дурья башка, - рассмеялся друг и неожиданно серьезно добавил. –Это тебе не гнездо змей, где повезло, что тебя не тяпнули. Тут все куда серьезнее, Вовка. Ну его, оккультизм этот.
- Знаю, - пожал тот плечами и, смяв окурок, бросил его в ведро с мутной жижей. – Ладно, пошли. Не хочу босса гневить. И так он взъелся на меня за что-то…
Марек тактично умолчал «за что» и, хлопнув друга по плечу, поплелся следом.

*****
Вернувшись домой, Марек прислонился спиной к шкафу в коридоре и вздохнул. А потом улыбнулся, когда услышал медовый голос.
- Тебя не было слишком долго, - из темноты сверкнули два горящих карбункула, но Марек лишь рукой махнул.
- Да, ладно. Стандартная восьмичасовая смена. Есть хочешь? – спросил он, разуваясь и ставя ботинки в шкаф.
- Хочу, - игриво ответил голос, а потом кто-то виновато шмыгнул носом, когда Марек снова вздохнул. – Устал?
- Немного, день был странным. Давай закажем пиццу?
- Пицца? Что это? Как борщ? Мне нравится борщ…
- Да, как борщ. Тебе понравится, вот увидишь, - улыбнулся Марек, проходя на кухню. Там его дожидалась красивая девушка в полупрозрачной блузке на голое тело. Она восседала на кухонном столе и игриво покачивала стройной ножкой. Марек покачал головой и пожурил девушку пальцем, заставив смутиться. – Ну и что это?
- Привычка, - фигура девушки дрогнула, контуры расплылись и в воздухе ощутимо запахло серой. Марек кивнул и подошел ближе.

На кухонном столе сидело странное создание. Стройная, молодая девушка, только с темно-красной кожей, небольшими рожками, проглядывающими сквозь густые черные волосы, и с длинным хвостом, который дернулся, когда Марек подошел к столу.
- Незачем себя стесняться, - тихо сказал он. – Тем более со мной.
- Но меня любят другой. Я могу всё. Только скажи, - парировала она, опуская голову. Марек поднял её подбородок пальцами и, улыбнувшись, нежно поцеловал в губы.
- А мне ты нравишься такой, - добавил он после поцелуя. Глаза суккуба блеснули, а на губах появилась игривая улыбка. – Так что? Пиццу будешь?
- Да, душа моя, - кивнула она, положив голову ему на плечо. Марек вздохнул и нежно пропустил черные пряди сквозь пальцы.
- А если я еще раз проснусь со своей шестидесятилетней учительницей по физике, я тебе жопу нарумяню, - строго сказал он. Суккуб в ответ мелодично рассмеялась и притянула его к себе.

Этот странный человек не просто отдавал ей свою душу. Его душа не истончалась, как прочие, после жаркой ночи. Она светилась все ярче и ярче с каждым разом. Она светилась и в ней, медленно, но верно заполняя чернильную пустоту, которая была ранее. Он не хотел образы, что она навевала. Он хотел её.

«Ачивки».

© Гектор Шульц

- Ну, как успехи? - спросил Серый, развалившись на стуле. Вася лишь вздохнул и помотал головой. – Застрял?

- Ага, - Вася тоскливо посмотрел в окно, за которым вовсю бушевало лето, и снова вздохнул. –Надо мной смеются уже, Серый. А еще мне кажется, что создатель этих ачивок – чокнутый садист. Как еще объяснить их запредельную сложность?

- А ты как думал? – усмехнулся Серый и прикрыл глаза. – Чем сложнее ачивка, тем выше её ценность.

- Да ачивки эти, зараза! – выругался Вася, вызвав у друга улыбку. – Подсаживаешься на них, как Андреич на кофе. Ладно первые самые. Там просто все было. «Выкради из кухни сосиску и не попадись». Я легко с этим справился. Надо просто момент улучить, когда Андреич кофе себе наливать пойдет.

- Ну, да. А Тимка вон застрял на этом моменте, - со знанием дела кивнул Серый. – Так что не грусти, дружище. Справишься. С чем сложнее всего?

- Погоди, - нахмурился Вася. – А ты все уже получил?

- Ага, - довольно улыбнулся Серый. – Все.

- И последнюю? – с восхищением уточнил Вася, удивленно смотря на друга.

- И последнюю, - кивнул Серый. – Повозиться пришлось, но я сделал. Между прочим, первым в нашем клане и на максимальном уровне сложности. Ладно, что там у тебя не получается? Делись, помогу.

Вася вздохнул и, щелкнув по консоли, вызвал на экран список достижений. Какие-то переливались яркими цветами, но были среди них и блеклые – еще не выполненные. Серый, подойдя к другу, прищурился и тоже углубился в изучение информации. Изредка он хмыкал, потом кивнул и вернулся на место.

- В принципе, как и у многих, - ответил он. – «Проспи весь день» - это легко.

- Угу. Тебе легко, - поморщился Вася. – А я, только улягусь, как Андреич приходит и начинает свои «сюси-муси». Поспишь тут.

- Так а ты где спать ложишься?

- На диване. Там мягко же, и в гайдах написано.

- Врут все эти гайды, - фыркнул Серый.

- А ты как получил?

- Легко. Подслушивал, - ответил он. – Андреичу часто по работе звонят, а потом он срывается куда-то. Вот это идеальный момент, чтобы ачивку получить. Только не на диване. Там зона открытая и Андреич, когда возвращается, в первую очередь туда смотрит. Короче, найди укромное местечко. Я под ванной ныкался. Андреич, как возвращается, сразу за компьютер садится и работать начинает. Даже не заметит, что тебя на диване нет.

- Ладно, - нехотя согласился Вася, делая пометку. – А в кладовке если?

- Рискованно, но тоже можно. Андреич туда за инструментом полезть может, заметит тебя и начинай все заново, дружище. Говорю тебе, попробуй под ванной. Или дождись момента, когда Андреич свалит куда-нибудь надолго. Тогда скопом несколько других достижений выполнишь.

- Да я вот пропустил этот момент, - виновато ответил Вася. – А потом Андреич подругу стал зазывать, чтобы за домом приглядывала. Так та тоже следит за мной.

- Это да. Такие моменты ловить надо, - согласился Серый. – Но пока попробуй под ванной. У тебя уровень сложности какой?

- Высокий, само собой, - гордо буркнул Вася. Серый уважительно кивнул и продолжил.

- Тогда точно под ванной. Так, что там у тебя еще?

- «Прекрасная побудка», - прочитал Вася и вздрогнул, когда Серый рассмеялся.

- О, это тоже легко. Можно совместить с «Комочек шерсти», - Вася кивнул и, пролистав список ачивок, погрустнел, увидев, что «Комочек шерсти» тоже не выполнен. – Тут, конечно, рандом решает. Нам вот Андреич в виде босса достался, а у соклановцев другие. Но это даже хорошо. Андреич обычно спит крепко, поэтому можно сделать комбо.

- Так что сделать-то надо? – спросил Вася, готовясь впитать важную информацию.

- «Прекрасная побудка» - это легко. Разбуди Андреича в шесть утра ударом лапы по лицу и сбеги прежде, чем он тебя схватит. С первой попытки выполнить надо. Иначе не засчитает.

- Мне не везет, - вздохнул Вася. – Сколько раз пробовал. Андреич всегда вскакивает, хватает и начинать злобно тискать за то, что его разбудили.

- Дождись, когда он от друзей вернется. Он обычно выпивает и спит крепко. Только перед тем, как будить, накопи шерсти побольше, а потом откашляй ему на грудь. Мини-игра там простая, а Андреич будет спать слишком крепко и не почувствует, что ты ему подарок приготовил. Потом спрыгиваешь, бьешь лапой по лицу и сразу убегаешь. Если повезет, получишь и «Руку дающего». Где надо сделать так, чтобы Андреич после побудки тебе еды дал. Так, что еще? «Разрушитель» ты выполнил, смотрю.

- Ага. Надо три стакана разбить, чтобы в них что-то было, - кивнул Вася. – С двумя повезло. Андреич работал как раз и коньяк пил. Я тихонько скинул. А третий раз с водой его подловил.

- Круто, - уважительно кивнул Серый. – Кто-то тоже тормозится на этой ачивке. Ладно, нам проще. О, смотрю у тебя «Полночный вой» не выполнен.

- Ага, - хмыкнул Вася. – Не просыпается и все тут.

- Момент ловить надо, - ответил Серый. – Когда Андреич только-только засыпать начнет. Запрыгиваешь на окно и начинай орать. Он вскочит и можно сразу выбить «Сбеги от Голиафа». Советую под ванну залезть. Андреич сонный будет и вряд ли полезет за тобой.

- Это понятно, - вздохнул Вася. – У меня сложности с золотой ачивкой.

- Золотые – самые трудные, дружище, - улыбнулся Серый. – Но они тоже выполнимы, поверь. «Мега-Черкаш» - это самая сложная пока. Говорят, с обновлением еще довезут, поэтому выполняй быстрее, а то потом сложнее будет.

- Не могу, - ответил Вася. – Там несколько условий же.

- Ну да. Сходить в туалет, а потом проехаться на заднице через всю гостиную, рисуя узоры на полу.

- И все это под носом Андреича, чтобы он не прервал поездку, - снова вздохнул Вася. – Сколько раз пытался, только жизни зря потратил.

- Невнимательный ты, Васька, - рассмеялся Серый. – Тут же не сильно сложно. Смотри, Андреич, когда рассеянный, то всякие стелс-ачивки выбить проще. А когда он рассеянный?

- Когда играет или работает.

- Вот. А еще, когда фильмы смотрит с подругой, - кивнул Серый. – В общем тебе подойдут два варианта. Либо Андреич «Властелин колец» смотрит... Я, кстати, «Мега-Черкаш» именно так и выбил. Либо он играет в футбол на приставке. В этот момент он на тебя внимания не обратит. Как раз успеешь пересечь комнату. Ну? Попробуем?

- Давай, - вздохнул Вася. – Вдруг повезет.

*****

Андреич, нахмурив брови и уставившись в экран телевизора бешеными глазами, яростно долбил по кнопкам геймпада. Соперник, как и всегда, попался сильный, и лишь одна победа отделяла Андреича от долгожданного призового места и наград. Ничто не могло отвлечь его от матча… Разве что странный скребущий звук.

Андреич скосил глаза и увидел, как по паркету медленно едет на заднице его кот Васька. Едет и смотрит бесстыжим взглядом на Андреича. Еще и нижнюю челюсть выпятил вперед, словно насмехаясь. Андреич скрежетнул зубами и мотнул головой.

- Вася! – прошипел он, стуча по кнопкам. Кот проигнорировал шипение хозяина и ускорился. – ВАСЯ!

Соперник быстро разыграл мяч от центра поля, добежал до штрафной и изящной подкруткой послал круглого в сетку. Вратарь лишь лениво проследил за мячом взглядом, а потом в квартире раздался рев Андреича, который пропустил атаку, наблюдая за котом.

- Васька, зараза! Черкаш-паук хренов! – заорал он и, бросив геймпад на диван, бешеными скачками помчался за улепетывающим котом. Серый, второй кот Андреича, лишь насмешливо мяукнул и, спрыгнув с подоконника, побрел за хозяином, который тщетно пытался достать Ваську из-под ванны и шипел, как простуженный самовар.

*****

- Говорил же, - буркнул Васька, когда они с Серым привычно улеглись на кухне. – Не дается и все тут.

- Практика нужна, дружище, - улыбнулся Серый. – Зато «Сбеги от Голиафа» получил. Тоже плюс.

- Это точно, - вздохнул Васька и, потянувшись, замурлыкал. – Когда он «Властелина колец» в очередной раз смотрит?

- На Новый год, - ответил Серый.

- Вот тогда и попытаюсь. А пока другими ачивками займусь. Их там столько еще…

ЗЫ: Навеяло всем известной игрой про котейку и собственной кошкой, которая тоже, как мне кажется, выбивает ачивки, мучая бедного дядю Гектора.

«Друг».
© Гектор Шульц

- Привет. Меня Женькой зовут, - представился загорелый мальчишка и протянул ладошку. – Погнали крапиву палками лупасить?

С Женькой я познакомился на даче, которую мои родители купили, когда мне было восемь лет. Женька и его родители были нашими соседями, поэтому неудивительно, что я встретил его на следующий же день после приезда. Он сидел на высоком дереве, как маленькая чумазая обезьянка и трескал черешню, а увидев меня тут же спрыгнул, чтобы представиться. Через десять минут мы с ним пошли бить крапиву палками, причем Женька одолжил мне один из своих мечей – тяжелый, гладко отполированный черенок от лопаты или граблей.

- Это армия злого короля Крапивуса, который хочет зажалить всех жителей королевства! – пафосно верещал Женька, вздымая над головой свой меч – плоскую доску, пробитую ржавым гвоздем.

- Лишь два воина способны дать ему отпор и сойдутся они в неравной схватке с полчищами врагов, - подыграл я, вызвав у Женьки радостную улыбку. Он заулюлюкал, взмахнул своим мечом и ринулся в заросли крапивы. Я чуть посомневался, но все-таки помчался за ним, чтобы новообретенный товарищ не уличил меня в трусости.

- Эх, знатно полупасили, - буркнул он, чухаясь, как наш дворовый пёс Барон, которого любила вся детвора.

- Ага, - ответил я, с наслаждением раздирая ногтями собственную руку. Армия Крапивуса дала серьезный отпор, но что она может противопоставить двум яростным рубакам.

- А погнали шалаш строить? – вдруг спросил Женька и его глаза радостно заблестели. – У меня тут есть на примете местечко.

- А погнали, - засмеялся я и мы с Женькой помчались вверх по улице, к пустырю, на котором стоял заброшенный покосившийся домик.

Почти все лето мы провели с Женькой на даче, а когда он с родителями уезжал, мне становилось необычайно тоскливо. Не помогал даже «Хоббит» и любимые сказки, в которые я любил проваливаться с головой. Зато, когда к соседнему участку подъезжал оранжевый «Москвич», я первым нёсся его встречать, потому что был уверен, что на заднем сиденье нетерпеливо ёрзает мой друг.

- Погнали на речку, - все так же задорно блестя глазами, выпаливал он, только выбравшись из машины. – Мне папка свою удочку старую отдал.

- Погнали! – так же радостно отвечал я. С Женькой я готов был бежать хоть к черту на рога, потому что знал – это будет весело.

Женькины родители приезжали на дачу только в выходные, а мы с мамой почти все лето проводили за городом. Поэтому я слонялся с понедельника по пятницу, а с вечера пятницы начинались приключения, как только оранжевый «Москвич» появлялся на горизонте.

Выходные пролетали за один вдох, но какими же упоительными они были. Мы с Женькой лупили крапиву, причем он каждый раз придумывал продолжение истории про злого короля Крапивуса. Строили шалаш, лазили в заброшенный дом искать призраков, обрывали черешню на соседском участке, рыбачили и, устроившись на теплом песке, жгли костер, чтобы испечь в нем картошку, потому что рыбаки из нас были те еще.

Когда летние каникулы кончились и настала пора прощаться, мы с Женькой обменялись телефонами и скрепили дружбу клятвой, пообещав не теряться. И каким же счастьем для меня стало то, что Женька оказался моим соседом и в городе. Он жил через дорогу от моего дома, ходил в ту же школу, поэтому дружба лишь крепла день ото дня. После школы, зимой, мы неслись на старое водохранилище, где катались на ледяных плитах. Потом, замерзшие и хрустящие, неслись во двор, чтобы слепить снежную бабу или просто поиграть с соседскими пацанами в снежки. Весной мы слонялись по двору и мечтали о лете, когда не будет школы, зато будет дача, наш шалаш, речка и печеная картошка.

- Да я запросто речку переплыву! – запальчиво воскликнул Женька, когда мы, накупавшись, загорали под жарким июльским солнышком. – Туда и обратно. Сто раз так делал, пока ты от абрикосов немытых животом маялся.

- Да я тоже переплыву, - не так решительно, но упрямо буркнул я, чтобы Женька меня зауважал. Но он лишь фыркнул и скептично покачал головой.

- Ну давай махнем. Туда и обратно. Или боишься? – сверкнул он глазами и поднялся с песка.

- Да вот еще! – возмутился я и встал рядом с ним. – Ну, погнали?

- Погнали, братка! – радостно засмеялся Женька и с разбегу влетел в теплую воду, после чего яростно заработал руками и ногами. Я улыбнулся и бросился за ним.

Правда мы переоценили свои силы. Я уж точно. Примерно на середине реки ноги свело судорогой, и я начал уходить под воду. А течение на середине сильное, так и норовит отнести подальше. Я видел Женькину голову. Он продолжал плыть, но делал это как-то вяло. Лишь изредка пытался меня подбодрить.

- Давай… обратно, а? – отплевываясь, бросил он. Я промолчал и, нырнув, с трудом развернулся в сторону берега. Женька сделал то же самое и поплыл позади меня. Я знал, что он плывет за мной, потому что слышал его голос. – Давай, давай. Чуть-чуть… еще.

Боль от судорог стала невыносимой, но я кое-как еще держался. Наглотался речной воды, меня мутило, но я отчаянно сражался, пока не вывалился на песок, жадно хватая ртом воздух. Меня колотило, зубы стучали, как у людоеда из английской сказки, которую я любил читать на ночь, но в груди горела гордость. Доплыл!

Женька выбрался на берег позже меня и вид имел такой же бледный. Синие губы нехотя расползлись в улыбке, но в глазах все так же сверкали безумные чёртики. Какое-то время мы просидели молча. Просто тряслись и жались друг к дружке, несмотря на жаркое солнце и горячий песок.

- А лихо мы… да? – отдышавшись, протянул Женька. Я молча кивнул, потому что сил не осталось совсем. Женька чуть подумал и тихо спросил: - Может, по домам, братка? Что-то я устал сегодня.

- Я то-тоже, - лязгая зубами ответил я, заставив друга рассмеяться.

- Вижу. Тогда до завтра? Или вечерком может рыбку сходим половить?

- Видно будет, - через силу улыбнулся я. Женька улыбнулся и, поднявшись с песка, махнул мне рукой.

- Тогда погнали, а то родители ругаться будут. Весь день купаемся, потом не пустят.

Но вечером оранжевый «Москвич» уехал в город. Наверное, у Женьки температура поднялась или проболтался родителям о нашем неудачном заплыве. Я тоже чувствовал себя неважно, но стоически молчал, когда мама принималась меня пытать.

- Накупались просто, - улыбался я, через силу. – Устали. Сделаешь чаёк, мам? Горячий, с вареньем.

- Ох, ребятня, - качала мама головой. – С вами седина раньше времени вылезет.

*****

Через год родители Женьки продали дачу. Как он сказал: «устали». Я понимал их прекрасно. Мне и самому порой жутко надоедало копаться в огороде или проводить весь день, собирая вишню, вместо того, чтобы купаться и носиться с Женькой по улицам в поисках приключений.

Так лето стало скучным и не мог дождаться, когда же мы вернемся в город. Потому что там меня ждал Женька. Порой родители уезжали на дачу без меня, а за мной присматривала только бабушка. Но я пользовался этим и домой заявлялся глубоко за полночь.

С Женькой мы лазили по крышам в поисках голубиных гнезд. В одном даже как-то нашли птенцов: сморщенных и уродливых. Но Женька вдруг умилился и не хотел уходить, пока я силком не увел его.

- Такие махонькие, братка, - прищурившись от яркого солнца, говорил он, когда мы лежали на нагретой солнцем крыше, подставив свои белые тела жарким лучам. – И беззащитные.

- Кошки сюда не лазят. Чердак же закрыт, я вон ключ стырил, чтобы на крышу залезть, - улыбнулся я, смотря на друга.

- И это радует, - серьезно ответил Женька. – Только это, без меня на крышу не шастай. Не по-дружески это! Свалишься еще, что я тогда один делать буду?

- Иди ты, - рассмеялся я. Женька тоже загадочно улыбнулся и, потянувшись, довольно крякнул.

- Эх, хорошо лежим, а?

- Хорошо, - соглашался я, переворачиваясь на живот.

Порой мы ходили к водохранилищу, но купался только я. Женька обычно валялся на солнышке и кокетничал с девчонками, которые делали вид, что его не замечают. Но когда Женьку это останавливало. Он и меня умудрялся подначивать.

- Там одна вон, в голубом купальнике, тебе глазки строит, - ехидно говорил он. – Что, зазнакомишься пойдешь?

- Нафиг надо, - краснел я, ловя заинтересованный взгляд девчонки в голубом. – Еще я за девками не бегал.

- Трусишка ты, братка, - смеялся Женька и, закрыв глаза, довольно жмурился, нежась под солнышком.

*****

Так мы и росли вместе. Вместе учились, вместе открывали новое, вместе противостояли трудностям. С Женькой я попробовал первую сигарету и первый алкоголь. Смешно это было.

- Фу, дрянь какая, а? – сплюнул он на землю и протянул мне тлеющую «Приму».

- Старшие пацаны курят, - отвечал я, затягиваясь горьким дымом. В железной кружке было налито вино и мне оно нравилось больше сигарет. Похоже на компот, от которого голова становится легкой.

- Взрослеют, - тоном знатока замечал Женька, поднимая свою кружку с вином. – Твое здоровье, братка.

- И твое, - улыбался я.

Голова шумела, но нам было хорошо. Я чувствовал, что взрослею. Наверняка и Женька думал так же, потому что иногда он замолкал и думал о чем-то своем. Потом улыбался неведомым мыслям, затягивался и выпускал к небу струйку дыма.

*****

- Здоровый бычара, - сказал Женька с сомнением смотря на моего противника. Гаврилова из десятого «Б». Тот разминался напротив и злобно стрелял глазами в нашу сторону. Я лишь сосредоточенно кивнул, играя с ним в гляделки. На перемене Гаврилов врезал мне портфелем по спине, и я полетел вниз по лестнице, лишь чудом не сломав себе шею. Подлетев, я треснул его по жирной роже и выпалил, что жду после школы «раз на раз». Гаврилов согласился. Он всегда искал драки и от предложений «раз на раз» никогда не отказывался. Я тоже не мог отказаться, потому что тогда стал бы таким же, как Сопля – тихоня из моего класса, до которого только ленивый не докапывался.

- Большой шкаф громко падает, - ответил я отцовской поговоркой.

- Братка, смотри, - зашептал вдруг Женька, показывая в сторону Гаврилова. – Он на левую ногу хромает чутка.

- И что? – тихо спросил я, нахмурившись.

- Его неделю назад на футболе Данилов срубил.

- И?

- Вот ты дурной, - хмыкнул Женька. – Влупи ему по ноге, а как свалится, добей. И близко не подходи, он тебя задавит массой. На расстоянии работай, ногой отбрыкивайся и он сдохнет быстро.

Я сделал, как советовал Женька. Дождался замаха огромного кулака Гаврилова, ушел в сторону и со всей силы зарядил ему по травмированной ноге, вызвав одобрительные вопли. Поймав краем глаза Женьку, я увидел, что тот улыбается и кивает. Дождавшись, когда Гаврилов упадет, я насел на него и от души принялся молотить кулаками по ненавистной роже, пока меня не оттащили одноклассники. Странно, но Гаврилов улыбался и, поднявшись, даже хлопнул меня по плечу, после чего отошел в сторону, хлюпая разбитым носом и глотая юшку.

- Неплохо ты его треснул, - уважительно буркнул Женька, провожая Гаврилова взглядом. – Симпатий вон тоже заслужил. Макаренко с тебя глаз не сводит.

- Ну тебя, - рассмеялся я, закидывая за спину рюкзак. Но все же не утерпел, повернулся. И увидел Машку Макаренко, которая застенчиво улыбалась и смотрела на меня.

- Друзей слушать надо, - наставительно сказал Женька. – Не давай себя задирать и тебя будут уважать.

*****

Я слушал друзей, но Женьку слушал больше. Он словно знал то, чего другие не знали. Его советы, редкие, но меткие, всегда оказывались в тему. Сколько раз он тормозил меня на студенческих попойках, когда я готовился перейти грань, сосчитать сложно.

- Заканчивай, - пьяно возмущался он, отодвигая от меня бутылку пива. – Я тебя домой не понесу. Меня б кто отнес.

- Ты и сам дойдешь, - смеялся я, но Женьку слушал.

- Ты, братка, как перепьешь, так сам не свой становишься. На приключения тянет, только толку-то от таких приключений. Геморрой себе на жопу заработаешь и все. Водички попей, полегчает, - заметил он, когда я вдруг позеленел. – Говорил тебе, дураку, не мешать. Фиг послушался.

- Да, да. Говорил, - фыркал я, залпом осушая стакан воды. Женька пьяно качал головой и смеялся в ответ.

- Ну-ка, погодь, - тормозил он меня, когда мы возвращались домой затемно, и указывал куда-то в сторону нетрезвой рукой. – Там типы какие-то мутные сидят.

- И чо? До двоих не полезут, - воинственно хмыкал я, но Женька вздыхал и смотрел на меня, как на деревенского дурачка.

- Удивляешь ты меня порой, братка. Давай на Черкасова свернем, а там на Магистральную выйдем. По свету идти безопаснее.

- Да ладно. Когда ты гопарей-то пугался? – рассмеялся я. Женька шикнул, уловив движение в темноте и заинтересованные взгляды.

- Никогда, - честно ответил он. – Но сейчас я за тебя отвечаю, как самый трезвый. Будут еще драки, а в такие драки надо с трезвой башкой лезть. Запомни и не забывай.

- Конечно, учитель, - дурашливо отвечал я, заставляя Женьку смеяться.

Мы ныряли в темный переулок и выходили на Магистральную, где всегда горел свет и было многолюдно. Тут Женька расслаблялся, выпрямлял грудь и весело подмигивал проходящим девчонкам, которые его почему-то не замечали, смотря только на меня.

- Ну, кто-то должен быть умным, а кто-то красивым, - отвечал Женька, когда я подкалывал его по этому поводу. – Чеши, дон Жуан, пока не споткнулся и не растерял свой шарм по асфальту.

*****

Так получилось, что именно Женька помог мне познакомиться с будущей женой. Мы сидели у меня дома после работы, пили пиво с раками и периодически отвлекались на сайт знакомств, чья страница была открыта на моем ноутбуке.

Женька без стеснения комментировал анкеты девушек, словно видел куда больше, чем я. А я заливисто хохотал над его комментариями.

- Эта нет, - буркнул он, тыча в экран пальцем. – Эта будет тебя по дому скалкой гонять, а когда ты высохнешь, на стену прибьет, как чучело. Точно говорю, братка. Помнишь, ты с Ленкой встречался? Вот эта еще хуже будет.

- Вспомнил, блин, - нахмурился я, выводя на экран следующую анкету. – А эта?

- Взгляд стервозный. Вроде миленькая, в очочках, а внутри черная. Зуб даю, - мотал головой Женька.

- Тебе не угодишь, - ворчал я, щелкая мышкой. – Разборчивый слишком. Поэтому и один.

- А я может принцессу ищу! – вскинулся Женька. – Я победил короля Крапивуса, а ты мне каких-то страховидл сватаешь? Только принцесса и точка!

- Ладно, ладно. Победитель… - я не договорил, потому что Женька вдруг замолчал и улыбнулся, смотря на экран.

- А вот эта хороша.

- Ну, да. Миленькая, - кивнул я, рассматривая фотографию симпатичной девушки, которая прижимала к груди пушистого кота и мило улыбалась в камеру.

- И имя нормальное. Наташа, - добавил Женька. – Не то что все эти Анжелы, Огни твоих чресел, Златокудры и Те самые. Глаза добрые, улыбка тоже.

- Ладно, искуситель. Напишу, - рассмеялся я и поднял бутылку. – Будем, братка?

- Будем, - усмехнулся Женька и еще раз загадочно посмотрел на экран. – Точно будем.

*****

В ночь перед свадьбой мои друзья спали в соседней комнате. Утомились и теперь видели цветные сны. На кухне сидели только мы с Женькой. Пили чай и негромко болтали.

- Я как знал, а? – горделиво выпятил он грудь. – Наташка же золотце.

- В кои-то веки ты попал в точку, - съязвил я и, вздохнув, хлопнул Женьку по плечу. – Спасибо тебе…

- Чего? – искренне удивился он. – На философию потянуло? Ты ж вроде не пил. Или бахнул себе коньяку вместо чая?

- Нет. Просто вспомнил, что редко тебе спасибо говорил. Настоящих друзей мало, а ты у меня такой один, - ответил я честно. Женька вдруг посерьезнел и заглянул мне в глаза. – Сколько раз ты меня вытягивал из всякого? Я, как слепой котенок, в самую грязь лез, а ты меня за хвост и на дорогу возвращал.

- Это да. Для того друзья и нужны, - хмыкнул Женька. В его глазах зажглась грусть. Да и улыбка была неловкой. Он на секунду задумался и просиял. – А помнишь лето на даче? Ну, когда мы познакомились?

- Шутишь?! Конечно помню, - кивнул я. Женька откинулся на стуле и сплел на груди руки.

- Я ж тогда, как почувствовал, что этот вот скромный пацан станет моим браткой. Потому и променял черешню на тебя.

- Ну, спасибо, - рассмеялся я, но Женька был серьезен. Он помолчал немного, поднял голову и посмотрел на часы, висевшие на стене.

- Пора мне. Да и тебе отдохнуть надо.

- В смысле, пора? – удивился я. Женька поднялся со стула и грустно мотнул головой. – Свадьба ж. Какая свадьба без лучшего друга-то? На кухне постелю, а завтра…

- Эх, братка. Забыл, что ли, снова? – тихо спросил Женька, кладя руку мне на плечо. – Я ж утонул тогда. Двадцать восемь лет назад. Когда мы речку переплыть захотели. Забыл. Снова.

- Но ты же рядом был. Всю жизнь. А сейчас уходишь, - упрямо буркнул я. В глазах защипало и Женька, увидев мои слезы, улыбнулся.

- Ага. Был. А сейчас пора мне, правда. Задержался я, а за тобой теперь Наташка присмотрит. Хорошая она, не зря искал столько, - в его глазах блеснули знакомые чёртики. – И все у вас хорошо будет.

- Правда? – я поднял мокрые глаза на Женьку. Тот улыбнулся в ответ и кивнул.

- Конечно. Ты ж мой братка. Как я могу тебе врать? – вздохнул он и ласково взъерошил мои волосы. Потом снова посмотрел на часы и опустил голову. – Будем?

- Будем, - прошептал я в пустоту. Женька ушел, а я сидел один на кухне. За окном забрезжил рассвет, но на душе почему-то было спокойно. Я улыбнулся и, посмотрев в окно, добавил. – Прощай. Братка...

«Седой вон почти весь, за спиной стоит».

© Гектор Шульц

Когда Мишке было шесть, то родители сразу поняли, что у сына за спиной стоит кто-то сильный и могучий. Чумазый и бледный Мишка, заявившийся домой в окровавленной майке, повязанной вокруг пробитой головы, заставил маму медленно сползти по стене, держась за сердце, а отец налил себе стопку «яблоневки», которую обычно выпивал на ночь.

- Через яму с пацанами сигали, - улыбаясь, поведал Мишка, сидя на стуле и позволяя маме отдирать прилипшую к голове майку. Он не ойкал и не морщился, продолжая без утайки рассказывать о приключившемся. – Толян сказал, что я не смогу перепрыгнуть, а я взял и смог. Со второго раза. Я молодец?

- Еще какой, - проворчал отец, качая головой и не зная, то ли отлупить сына, как сидорову козу, то ли порадоваться его удачливости. Яма, через которую прыгала детвора, и в которую свалился Мишка, была известна всему двору. Яму вырыли перед морозами, чтобы поменять не вовремя прохудившиеся трубы, да так и оставили до лета, несмотря на гневные звонки, которыми забрасывали администрацию жители. Понятно, что детвора тут же оккупировала яму, ставшей самым притягательным объектом для игр разного рода.

- Папа же запрещал тебе в яме играться, - строго буркнула мама, заматывая голову бинтом.

- Так я не в яме играл, а сигал через нее, - удивился Мишка, блестя наивными глазенками. – Да и как тут не прыгнуть, когда на слабо-то берут? Со мной же пацаны дружить не будут.

- Дурилка, - улыбнулся отец, решив оставить при себе известную сказку про «все прыгать с крыши будут и ты прыгнешь». – Чтобы к яме на километр не подходил, усек?

- Ага, - шмыгнул носом Мишка, не особо и расстроившись. Яма разом потеряла для него всю привлекательность после выполнения эффектного прыжка. – Можно я пойду? Пацаны хотят в «казаков-разбойников» поиграть.

- Хватит, наигрался, - отрезал отец и пошел звонить знакомому доктору, оставив надувшегося Мишку на кухне с мамой.

Чуть позднее, навестивший мальчишку доктор, долго качал головой и повторял одну и ту же фразу. Отец хмурился, а мать Мишки легонько улыбалась.

- Шож ты, сынок, ангела-хранителя своего не бережешь? Седой вон почти весь, за спиной стоит.

*****

Не проходило ни дня, чтобы Мишка куда-нибудь не вляпался. Природная неугомонность, помноженная на детское любопытство, давали родителям Мишки все новые и новые поводы хвататься за сердце.

То ногу почти сломает, прыгая с гаражей. Отделается вывихом, а уже на следующий день будет с друзьями делать сальто с тарзанки, приложится головой об кирпич, встанет, отряхнется и пойдет искать новые приключения.

Не помогали ни наказания, ни домашние аресты, ни ремень. Мишка упоенно нёсся с ледяной горки на дверце от старого холодильника и, врезавшись в сугроб, несколько метров летел головой вперед по ледяной дороге. Старенький «Аист» жалобно кряхтел, когда Мишка подлетал на нем в воздух, а потом с жутким лязгом обрушивался на землю, чтобы через мгновение снова взлететь в воздух на очередном самодельном трамплине.

- Откуда? – устало спрашивала мама, когда Мишка заявлялся домой с очередной кровавой ссадиной на лице.

- Петарды бахали с пацанами, - широко улыбаясь, отвечал ей сын. – Я в бутылку засунул, а потом в сугроб швырнул. Ма, знаешь, как бахнуло?! Стекло прям жжжух! Лешке чуть в глаз не попало.

- Джинсы-то как порвал?

- Коленом на арматурину чуть не напоролся, когда в догонялки играли, - тут Мишка делал паузу и выдумывал что-нибудь фантастическое, чтобы не сильно ругали, но, чаще всего, не придумав ничего дельного, тихо добавлял. – Ты только папе не говори…

- Так, - ледяным тоном отвечала мама. – Петарды на стол. Узнаю, что снова бутылки взрываешь, на все лето накажу. Джинсы снимай. В шкафу ватные штаны возьми.

- Они страшные!

- Вот когда научишься беречь хорошие вещи, тогда и возмущайся, - парировала мама.

А вечером был серьезный разговор с отцом. Когда Мишка отправился спать, шмыгая носом от обиды, родители еще долго шушукались о чем-то на кухне, утром обрадовав сына новостями.

Отныне Мишке разрешалось гулять лишь три часа после школы. Перед окнами, чтобы родители видели, что делает их неугомонный отпрыск. Неуемную энергию было решено пустить в полезное русло, и отец тщательно расспрашивал сына о его интересах.

Так в жизни Мишки появилась музыкальная школа, кружок робототехники, литературный кружок и секция самбо. На самбо настоял Мишка, объяснив это туманным: «пацаны засмеют». Отец подумал и согласился. Не с «пацанами», а с тем, что занятия спортом уж точно заставят сына выдохнуться. Не угадал.

*****

После школы Мишка бросал рюкзак в угол, хватал чехол с гитарой и мчался в музыкальную школу. Потом был литературный кружок и вечером самбо. Но Мишка оставался все тем же Мишкой. В первый урок игры на гитаре, он слишком рьяно взялся за дело и добился того, что струны лопнули. И лопнули так, что лишь чудом не выбили юному музыканту глаз. На робототехнике Мишка постоянно перебарщивал с экспериментами, из-за чего Мишкин ангел-хранитель должен был не просто поседеть, но и полысеть на нервной почве.

Вывихи и переломы на самбо были постоянными спутниками Мишки, и родители очень быстро к ним привыкли. Лишь отец изредка ворчал, когда хромающий Мишка возвращался домой, щеголяя новым гипсом. Однако на предложение отказаться от самбо последовала настоящая истерика, когда Мишка пригрозил бросить и все остальные кружки. Родители подумали и смирились, оставив любителя экстрима в покое.

Однако, чем старше становился Мишка, тем больше прибавлялось у него новых увлечений. На смену летним гонкам на велосипедах с друзьями пришли многокилометровые велопробеги по бездорожью, с ночевками на лоне дикой природы. Петарды отправились в прошлое. Мишка заменил их на спортивную стрельбу и в первый же выезд с друзьями умудрился выбить себе зуб плохо зафиксированным прикладом ружья.

Ночевка в лесу превратилась в жуткий побег от заглянувшего на огонек медведя, от встречи с которым у Мишки на бедре остался внушительный шрам. Гонка на мотоциклах с друзьями чуть не стала причиной перелома спины, но Мишка, выбравшись из-под тяжелого мотоцикла, лишь крякнул, отряхнулся и вновь вернулся на круг. Прыжки с парашютом, лыжи, сноуборд, рыбалка в Африке, по пустыне пешком – Мишка мог, умел, практиковал. Его ангел-хранитель подумал, выбросил сигарету и перешел на махорку.

*****

- В деревне как-то раз пауков ловил и стравливал друг с другом. Был у меня любимец один. Македонцем кликал, - слушающий Мишку румяный толстячок, улыбнулся и подпер голову пухлой ладошкой. – Лютый был. Всех побеждал. Меня как-то раз тяпнул, неделю лихорадило.

- Что-то подсказывает, что тебя это не остановило, - рассмеялся толстячок.

- Нет, конечно. Деревня – это что? Полигон для сорванца, типа меня. На тракторе с пацанами по полю погонять, потом этот трактор утопить и еле выплыть? Легко. За грибами пойти и в гадючье гнездо ногой влезть? Без проблем. Про медведей промолчу, - усмехнулся Мишка. – У косолапых ко мне странная любовь. Раз пять встречались. Разве что в пустынях их нет. О, в Сахаре как-то раз чуть скорпиона не съел. Мелкий такой, желтый, почти прозрачный, клешни маленькие. На бутерброд мой залез, а я и не увидел. Чуть не съел, веришь? Подношу бутерброд ко рту, а рука вдруг, как дрогнет, словно по ней влупили. Там-то я и увидел незваного гостя. Колбасу, видать, учуял. Ох, в пустыне всякого навидался. Змея даже как-то раз тяпнула. Парни говорили, что чудом выжил.

- Это точно, - согласился толстячок. – Чудом. А чего ж ты так судьбу-то испытывал?

- Да с детства это все, - рассмеялся в ответ Мишка. – Я всегда хотел все попробовать. Все мне было интересно. Друзья женились, детей рожали, а я Гималаи покорял или с акулами плавал. Все хотел попробовать, все узнать.

- А когда семья появилась?

- Ну, поменьше этого стало, - пожал плечами Мишка. – Однако же никуда не делось. На квадриках по грязи в выходной с женой, с детьми в лес за грибами. Без прежних лихачеств, само собой. Хотя всякое случалось. Я как-то раз на заброшку набрел, полез исследовать, да там пол проломился, и я ногой на ржавый штырь. Хех, воплей-то было, но повезло. Доктор, отцовский знакомый, все повторял: «Шож ты, сынок, ангела-хранителя своего не бережешь? Седой вон почти весь, за спиной стоит». А я что?

- Вот ты где! – толстячок улыбнулся и помахал пухлой ладошкой стоящему позади Мишки высокому, худощавому мужчине в темно-серой мантии. Глаза мужчины метали молнии, но голос был мягким и добрым. Мишка – сухонький старичок с живыми, веселыми глазами – обернулся и расплылся в улыбке.

- Да тут я. Истории рассказываю…

- Стоит отвернуться, как обязательно что-нибудь учудит, - проворчал мужчина, обращаясь к толстячку. – А мне всего-то бумагу надо было взять. Оборачиваюсь, а его уже нет. Пошли, Михаил. Пора нам.

- Уже? – картинно удивился старичок и, вздохнув, склонил голову. – Рад был познакомиться, уважаемый… простите, имя не вспомню.

- Алтиил, - подсказал толстячок и поднялся с пушистого облачка, на котором восседал. – Взаимно, Миша. Думаю, навещу вас как-нибудь. Продолжим беседу. Интересная у вас была жизнь…

- Угу, интересная, - съязвил высокий и кивнул Мишке. – Смотри, ни шагу от меня! Забредешь еще куда!

- Так тут столько интересного, - пожаловался Мишка, однако спорить с высоким не стал и, поднявшись со своего облачка, направился за ним.

Высокий шел быстро, но Мишка поспевал за ним и все никак не мог надивиться тому, насколько сильно его сопровождающий отличается от других обитателей этого странного места. Большинство из них были копией Алтиила, которого Мишка встретил, когда ему наскучило ждать сопровождающего. Но сопровождающий все-таки отличался. Был он высоким, ни намека на жирок, а светло-голубые глаза казались высеченными изо льда. В уголке тонких губ зажата папироска, из наплечного мешка выглядывает горлышко бутылки. И волосы… белые, как снег. Как облака, которых в этом месте было очень много. Сразу вспоминалась въевшаяся в память фраза отцовского друга-доктора. «Седой вон почти весь, за спиной стоит».

- Почему ты меня столько раз спасал? – тихо поинтересовался Мишка у него. Высокий остановился, повернулся, улыбнулся.

- Работа такая. Да и цеплял ты. Чем-то, - ответил он, чиркая спичкой и подпаливая новую папироску. – О мне ж уже легенды ходили. Где это видано, чтобы ангел-хранитель не только курил и пил, но и поседел из-за подопечного?

- Прости уж, дурака-то, - виновато шмыгнул носом Мишка. – А куда мы идем-то?

- Туда, - высокий указал рукой в сторону больших золотых врат. – Там и расстанемся.

- А кто ж меня спасать будет? – ехидно спросил Мишка, заставив высокого улыбнуться.

- Больше тебя спасать не надо. Ты и так спасен.

- А ты?

- А я что? – передразнил его хранитель. – Отпуск возьму, а потом снова за работу. Надеюсь, что кто-то посмирнее достанется. Второго такого Мишку я не выдержу. Ладно, ступай.

- Спасибо, - тихо произнес Мишка, смотря в ледяные глаза мужчины. – Спасибо за то, что хранил.

- Работа такая, - улыбнулся ангел и подтолкнул Мишку к золотым воротам, которые с мелодичным перезвоном открыли перед ним створки.

*****

- Наташа! Ну сколько можно? – высокий, худощавый мужчина, стоящий за розовощекой довольной девочкой, на лбу которой расцветала ссадина, хмыкнул и потянулся за спичками. Вдохнув горький дым папироски, он покачал головой и бросил под ноги пойманный перед лицом девочки острый осколок.

- А я-то надеялся, что нормального ребенка дадут, - вздохнул он, наблюдая за тем, как мама отчитывает надувшую губы Наташу. Затем поправил выбившуюся прядь за ухо и встал на привычное место. За спиной девочки, как и всегда.

«Новогодние традиции».

© Гектор Шульц

Весело потрескивал огонь в камине, наполняя небольшую гостиную теплом и мягким оранжевым светом. По центру, недалеко от огня стоял небольшой, скромно сервированный столик. По бокам от стола расположились два тяжелых стула с резными спинками, на которых чинно восседали два старичка.

Они задумчиво смотрели на огонь, легонько улыбались и грели в руках бокалы с коньяком. Молчание продлилось недолго, потому что атмосфера располагала к душевным разговорам, когда душа уносится в прошлое и с удовольствием смакует радостные моменты.

- Представляешь, читаю тут на днях газету и узнаю, что у многих нет новогодних традиций, - усмехнулся один из старичков. Его волосы и густая, мягкая борода были белы, как снег, а глаза горели такой яркой синевой, которая бывает исключительно у драгоценных камней высшего сорта.

- Меня это не удивляет, - ворчливо ответил ему второй. В его волосах тоже поблескивала седина, но преобладал именно темный цвет, а цветом глаз он мог поспорить с коньяком, который ждал своего часа в пузатой бутылке на столике. Улыбнувшись, старичок взял в руки бутылку и разлил коньяк по бокалам. Себе он плеснул чуть больше и, когда в воздухе разлился сладкий аромат, вздохнул. – Мне кажется, что такие всегда существовали. Всегда были те, у кого новогодних традиций попросту нет. История знает множество таких примеров. Перечислить?

- Не стоит, - весело хохотнул его собеседник. Правда веселый блеск в его глазах довольно скоро уступил место легкой задумчивости. – Я понимаю, что ты прав. Ты помнишь что-нибудь из прошлого? Я вот очень хорошо помню.

- Поделись, - кивнул второй, делая глоток и довольно жмурясь, когда коньяк наполнил тело теплом.

- Я жил в небольшой деревеньке, - кивнул первый старичок, тоже отдавая дань напитку. – И Новый год был для меня самым любимым праздником. Никакой учебы, чистый и сияющий снег, которым так здорово залепить в лицо соседскому мальчугану и атмосфера.

- Атмосфера? – вопросительно изогнул бровь его собеседник.

- Да. Атмосфера сказки, - улыбнулся он, блеснув синими глазами. – Всегда чувствовалась атмосфера сказки и чудес. Знаешь, как я любил после игр с друзьями прийти домой, развесить мокрую одежду у камина и, налив себе чего-нибудь горяченького, усесться перед окном на улицу. Снежный вечер так красив… Небо такого цвета, словно кто-то разлил густые чернила. Снег искрится так, словно кто-то рассыпал бриллианты. А сверху падают тысячи других драгоценных снежинок.

- Я люблю их рассматривать, - проворчал второй, задумчиво смотря на свой бокал. В глазах старичка блестели искры огня, а вместе с ними вспоминалось и прошлое. – Каждая уникальна. Прекрасна и чиста.

- Верно. Я мог часами сидеть у окна и смотреть, как природа украшает землю к Новому году. Я любил наблюдать за лицами случайных прохожих, которые спешили домой. Кто-то тащил елочку, кто-то сумку с продуктами, а кто-то просто неспешно прогуливался, наслаждаясь зимним вечером. Было в них одно, что объединяло.

- Улыбки.

- Улыбки, - подтвердил старичок, делая глоток и беря с блюдца кусочек твердого сыра. – Мне это так нравилось, что в итоге переросло в новогоднюю традицию. Я выбираю пару-тройку вечеров и просто сижу у окна, смотря на улицу. Смотрю, как меняется мир перед шагом в новый год. А что насчет тебя? У тебя наверняка тоже есть новогодние традиции.

Второй, исподлобья посмотрев на собеседника темными глазами, ехидно улыбнулся и кивнул. Затем, откинувшись в кресле, прищурился и посмотрел на камин, словно пытался найти в искрах давно утраченные воспоминания.

- У меня тоже есть новогодние традиции, - чуть подумав, ответил он. – Я люблю работать на улице в мороз. Так, чтобы от тела пар не шел, а валил, словно из какой-нибудь деревенской трубы дым. Дрова порубить на вечер, снег разгрести во дворе, забор поправить. А потом, уставшим и довольным вернуться домой, налить себе бокал-другой и слушать музыку, смотря в камин.

- Просто так? – лукаво блеснул глазами первый.

- Нет, конечно, - вздохнул второй. – В эти моменты я размышляю. Размышляю о прошедшем и о будущем. О том, что мне удалось сделать, что исправить и что надо сделать в будущем. Понимаешь?

- Конечно.

- Да, я тоже люблю помечтать, но чаще всего просто анализирую уходящий год, потягиваю коньяк и слушаю музыку.

- Джаз, как обычно?

- Как обычно, - кивнул второй. – Спокойный джаз. Музыка, созданная для Нового года. В эти моменты меня никто не трогает, и я рад. Рад, что могу побыть наедине со своими мыслями. Так что – да. Это моя новогодняя традиция. Твое здоровье, - он поднял руку и бокалы соприкоснулись с хрустальным звуком. – Возможно, ты не поверишь, но у других тоже есть новогодние традиции.

- Поверю. Неоднократно с этим сталкиваюсь.

- Один паренек, которого я знавал когда-то, до сих пор соблюдает одну забавную традицию. В детстве он всегда просыпался первым в новогоднее утро. Бежал к холодильнику, набирал себе еды, сладостей, а потом бежал к телевизору и вставлял в видеомагнитофон одну видеокассету. Пока его родители спали, он сидел на полу перед телевизором и смотрел «Том и Джерри». Три часа. На одном дыхании. Ел оставшееся с праздничного ужина, хохотал над проделками жестокой мышки и просто радовался празднику. После того, как просыпались его родители, он одевался и вываливался на улицу, где проводил весь день. Лепил снеговиков, швырялся в друзей снежками, катался с горки и просто прыгал в сугробы. А потом, вернувшись домой, он усаживался перед окном, совсем, как ты, и смотрел на улицу, на чернильное, с небольшой синевой, небо и улыбался.

- Даже сейчас? – удивился первый.

- Даже сейчас, - подтвердил второй. – Меня это тоже позабавило, когда я навестил его. Он сидел у телевизора в десять утра, лопал из кастрюли оливье ложкой и смотрел «Том и Джерри». Когда один, а когда с дамой. Дамы у него порой меняются, но вроде бы в последнее время он все-таки умудрился найти ту, единственную. Она сидит рядом с ним и точно так же хохочет над бедным котом, которому достается от безумной мыши. Приятно видеть, что традиция живет.

- У меня тоже есть похожая парочка, - хохотнул первый, позволяя собеседнику наполнить бокал коньяком. – Благодарю. Так вот. Эти ребята более странные, чем твой знакомый. Эти уже много лет делают одно и то же. В канун Нового года они вместе уваливаются на старенький диван, отключают телефоны и до утра смотрят любимые фильмы. «Гарри Поттера», «Плохого Санту», «Крепкий орешек». Да, я тоже удивлен, почему он считается новогодним фильмом, но все-таки. Они сидят и до утра смотрят фильмы. Обнявшись, закутавшись в теплый плед и закрывшись от мира. Только они вдвоем и все. Их прогулки сводятся всегда к одному: сходить на кухню за порцией вкусного и горячительного. А потом снова магия кино и старые, добрые фильмы. Всегда улыбаюсь, когда навещаю их.

- Таких я тоже видел, - проворчал второй. – Но куда хуже видеть тех, у кого нет новогодних традиций. Утром работа, вечером работа, быстро поели и спать. Для них Новый год – это просто следующий день. Обычный и ничем непримечательный. Ненаполненный сказками и чудесами. И это заставляет мое сердце чернеть и болеть.

- Думаешь, они виноваты в этом?

- Частично. Они отказываются впустить в свои сердца и души праздник. И это злит больше всего. Хотя все очень просто. Любую традицию очень легко создать. Даже в одиночестве можно наслаждаться праздником. Достаточно просто открыть душу и сердце. Знаю, слишком пафосно, но это так, - снова проворчал второй, нахмурившись. Но брови разгладились, когда его собеседник вновь наполнил бокалы и заменил блюдце с сырной нарезкой. – Каждый сам создает новогоднюю традицию. Покопавшись в прошлом, приправив настоящим и чуть-чуть припорошить будущим. И все. Рецепт прост. Найти момент из жизни, когда ты был счастлив в Новый год, и повторить его. В одиночестве или с кем-то. Неважно. Важно повторить. Вновь ощутить давно забытые эмоции и ту самую атмосферу сказки и чудес, о которой ты говорил.

- В последнее время люди быстро уступают реальности, - согласился первый. – Жизнь придавливает их слишком сильно, а они и не против, мой друг. Лишь немногим удается приподнять голову и выбраться из этого безнадежного кокона. Слепить снеговика, посмотреть любимый фильм, приготовив любимое блюдо или просто залепить в лицо снежком соседу.

- Сосед будет против, - буркнул второй и рассмеялся. Первый поддержал его и, отсмеявшись, старички синхронно вздохнули.

- Надо на миг вернуться в детство, когда жизнь была простой и безоблачной. Выудить лучшее воспоминание и повторить его в новогодние праздники, - закончил первый. Второй кивнул и, допив коньяк, поднялся со стула.

Несмотря на тепло, царящее в гостиной, он был одет в тяжелую, черную шубу. К подолу были пришиты колокольчики, которые издали мрачный, дребезжащий звук, когда старичок встал со стула. Он обернулся на своего собеседника и, чуть помедлив поклонился, после чего направился к массивной двери.

Обернулся старичок лишь раз. Он дождался, пока его друг накинет на плечи красную с белым шубу, натянет на голову колпак, и слабо улыбнулся.

- Пора работать. Встречаемся, как обычно, через год? – спросил он. Первый, не задумываясь, кивнул и взвалил на плечо огромный мешок.

- Это наша традиция, - улыбнулся он и тихо добавил. – С наступающим, мой друг.

- С наступающим, друг мой, - проворчал второй и, звеня колокольчиками, вышел в морозную ночь.

«Сказочник».  © Гектор Шульц

Осеннее солнце скрылось за горизонтом нарочито медленно, как бы нехотя. Ушло, уступив место мягким сумеркам, с сизыми хлопьями тумана вдали, легкой прохладе и душевным разговорам. Тихо потрескивал небольшой костерок. В небольшой кучке остывающих углей томилась печеная картошка, а на лицах людей, сидящих кружком вокруг костра, витали легкие, немного задумчивые улыбки.

Кто-то пустил по кругу бутылку вина, вызвав тихий смех раскрасневшихся девушек. Тут и там вспыхивали тлеющие огоньки сигарет, и кто-то негромко перебирал струны старенькой гитары. Черный лес, расположившийся за спинами сидящих, уютно шумел осыпающейся листвой и иногда кряхтел сухими ветвями, словно тоже что-то хотел сказать.

- Хорошо сидим, - мечтательно улыбнулся белобрысый паренек в полосатой, черно-красной рубахе и мешковатых ватных штанах. Он прикусил зубами сигарету, прищурился и посмотрел вдаль. На бескрайние поля, чуть укрытые сизой дымкой. На далекие деревья, ловящие последние лучи заходящего солнца. На тускло светящие с неба звездочки и острый серп месяца. Паренек вздохнул, поджал губы и снова улыбнулся. – Сказок не хватает. Какой вечер без сказок?

- Ну так расскажи, - рассмеялся широкоскулый и полноватый Толик, отложив в сторону гитару и взявший в руки дошедшую до него бутылку вина. – Знаешь правила, брат.

- Знаю, - усмехнулся паренек и, кивнув, снова посмотрел вдаль. – Ладно. Будет вам сказка.

Когда он начал рассказ, то шепотки и разговоры мигом сошли на нет. Голос у рассказчика был хорош: в меру тихий, в меру громкий. Низкий, грудной, проникновенный.

Жались к своим парням розовощекие девчата, а те, с улыбками рассевшись на бревнах, слушали белобрысого паренька и его сказку. А сказка была хорошей. Редкие сказки бывают плохими, а сказки, которые рассказываются у костра, всегда хороши. Потрескивал костерок, шумел листьями лес и негромко говорил паренек.

Сказка была хорошей. О хитрой лисице, которая пыталась обмануть не менее хитрого зайца. То и дело кто-нибудь начинал смеяться, а балагур Толик, пихая в бок своего соседа, тощего очкарика Валеру, шепотом сравнивал зайца с замдекана Гороховым. Валерка щурился от дыма, попадавшего в глаза, согласно кивал головой и, делая шумный глоток, передавал еще одну бутылку дальше. Каждый знал, что без вина вечерние посиделки у костра будут короткими, поэтому вина всегда было много. Каждый, нет-нет, да пригубит прохладного вина из пыльной бутылки. Каждый, кроме рассказчика.

Он, увлекшись, целиком погрузился в свою сказку. Да так, что и лиса, и заяц вдруг обрели собственные голоса, чему девчата были только рады. Их звонкий смех иногда отвлекал паренька от сказки, но рассказчик неизменно улыбался, кивал и, дождавшись, когда ребята закончат смеяться, продолжал сказку.

- Хорош, братка, - добродушно кивнул Толик, когда паренек закончил сказку. Конечно же заяц перехитрил лису, а иначе какая же это сказка. В сказках добро всегда побеждает зло. Каждый это знал.

- Понравилось? – улыбнулся паренек. – Еще хотите?

- Нет, - капризно протянула одна из девушек – кудрявая и стройная Вероника.

- Да ладно, Ник. Ну классно же рассказывает! – попробовал было возмутиться Толик, но девушка нахмурила нос и даже топнула ножкой. – Ох. И что же наша королева хочет?

- Песен!

- Это можно, - кивнул паренек. – Это мы запросто. Подай гитару, Валер.

- Держи, - очкарик протянул ему гитару и, шумно вздохнув, приобнял за талию прижавшуюся к нему остроносую девицу. – Не холодно?

- Нет, Валер, - тихо ответила она. – Хорошо.

- Песню, значит, хотите? – лукаво улыбнулся паренек и девушки тут же нестройно заголосили.

- Хотим!

- Красивую!

- Про любовь!

- Про любовь, - хмыкнул паренек. – Будет вам про любовь. Не упади в костер, Вероник.

- Не беспокойся, красотуля, - хохотнула Ника и, плюхнувшись на свое место, прыснула в кулак, когда ее поймали ловкие и сильные руки Толика.

- А ну цыц. Песню хотели? – шикнул он. – Так слушайте, а не галдите.

Но когда паренек впервые коснулся струн гитары, замолчали даже самые веселые девчата. Мелодия, тихая и нежная, осторожно проникла в ночь так, словно всегда была её частью. Осторожно кряхтел старый лес за спинами ребят, не решаясь разрушить своим шелестом прекрасную песню.

Паренек запел. Так же тихо и нежно, как пела в его пальцах старенькая гитара. Блеснули слезы в глазах у Вероники. Задумчиво покусывал губу Толик, обнимая дрожащую девушку. Улыбался Валерка, к чьей спине прижалась остроносая Лера. Грустно улыбались остальные ребята, смотря через костер на паренька, который, прикрыв глаза, рассказывал очередную сказку. Сказку красивую, но необычайно грустную. Тут и там кто-то шмыгал носом, у многих блестели глаза, но на лицах витали улыбки. Они, как звезды, нарисованные умелой рукой мастера, то гасли, то вспыхивали так ярко, что казались ярче пламени костра. А у края бревна сиротливо стояла наполовину полная бутылка вина, в которой не было сейчас нужды. Каждому было тепло. А паренек продолжал петь.

Его голос, тихий и глубокий, постепенно становился все громче, а слова песни все нежнее. Давно уже не стеснялась Вероника, промакивая платочком покрасневшие глаза. Грустно улыбался Толик, смотря на костер. Кто-то легонько пытался подтягивать, но делал это так, чтобы не помешать пареньку рассказывать сказку. Сказку о любви. Трогательную и нежную.

Давно уже расцвели на небе звезды, а край неба подернулся оранжевым и красным. Но паренек продолжал петь, и никто не думал о том, чтобы его одернуть. Лишь изредка вспыхивал костер, когда в него подкидывали дров, да звякала бутылка вина, которую снова пустили по кругу. Тлели огоньки сигарет, да в черные угольки превратилась забытая картошка. А паренек пел. Заканчивал одну песню, улыбался, смотря на притихших ребят, и снова начинал играть.

- Хорош, братка, - тихо бормотал Толик, закуривая очередную сигарету. Паренек, словно услышав его, кивал и заводил новую сказку, которая была продолжением старой. Негромко звучал его низкий голос, негромко шелестел опадающими листьями лес, и негромко бормотали ребята у костра, если рассказчик на секунду прерывался.

*****

В село возвращались поздним утром, когда костер окончательно потух, а сизые тени убрались обратно в лес с первыми лучами солнца. Впереди, зевая и потирая глаза, шел Толик. Рядом с ним, почти повиснув на плече парня, зевала Вероника. Что-то тихо рассказывал остроносой Лере Валерка. Да лениво перебрехивались собаки за заборами, почуяв молодежь.

- Нагулялись, гулены? – усмехнулась бабушка Толика, когда ребята стройной колонной прошли через калитку. Половина направилась к низенькой хате, кто-то отправился умываться, а Толик, улыбнувшись старушке, уселся на скамью рядом с ней. – Чой помятый такой?

- Да всю ночь не спали, - зевнув, ответил Толик и, улыбнувшись, прижался к старушке, когда та притянула его к себе. – Костер, лес, чистый воздух. В городе такого нет, ба.

- А то ж я не знаю, - сварливо ответила она. – Ладно, дуй спать. Твоя вон королевишна уже умчалась.

- Ага, - усмехнулся Толик. Он на миг нахмурился, когда к нему подошел Валерка. – Слушай, братка. А куда тот девался? Ну, что песни пел?

- Не знаю. Я думал, он с тобой, - пожал плечами Валерка.

- Странно. Я думал, его Кирюха позвал, - хмыкнул Толик. Кирилл, прогуливающийся рядом, отрицательно помотал головой. – Видать, нет.

- Потеряли кого? – тихо спросила бабушка. Толик кивнул и, поднявшись со скамьи, с хрустом потянулся.

- Ага. Парень с нами у костра сидел, песни пел. Хорошие такие.

- И сказки рассказывал? – улыбнулась старушка.

- И сказки рассказывал, - повторил Толик. – Знаешь его? Местный? Мы ж его не поблагодарили-то. Проснулись, а его след простыл.

- Знаю, конечно, внучек. Каждый его тут знает. Олежка это, сказочник. В рубахе полосатой, светленький, а голос какой.

- Он самый, - усмехнулся Толик. – Где он живет? Наведаемся, хоть спасибо скажем.

- Не скажете уже, - поджала губы бабушка. Толик недоверчиво на нее посмотрел и нахмурился. – Лиходеи его забрали. Уже лет семьдесят как.

- Лиходеи? – переспросил Толик. – Бандиты, что ли?

- Бандиты, лиходеи, сучье племя, - ругнулась старушка. – Все едино. Я маленькой была, когда случилось это. Олежка славным парнишкой был. На всех свадьбах пел, а какие сказки рассказывал. Заслушаешься. Еще лес любил, постоянно там пропадал. Грибы собирал, ягоды. Наташку свою приучил.

- Наташку? – переспросил Толик. – А это кто?

- Любовь его, - улыбнулась бабушка. – Постоянно вместе в лес убегали, да за ручки держались. А тут, значит, лиходеи какие-то в село пришли. «Ищем», говорят, «проводника в лес», значит. Ну, Олежка и вызвался. Денег накопить хотел на дом, за все брался. Вызвался и пропал. Нашли его в лесу через неделю. В рубахе его любимой. Полосатой.

- А тех… тех, кто это сделал, нашли? – тихо спросил Валерка.

- Нашли, - вздохнула старушка. – Золото какое они там прятать надумали, а Олежку взяли, чтоб не заплутать. Он им дорогу-то показал, а потом не нужен стал.

- Уроды.

- Лиходеи, внучек, одним словом. Наташка-то Олежкина, как узнала, так умом и повредилась. Все в лес ходила и неделями там жила. А как возвращалась, так улыбалась. Аж светилась. Такой ее только с Олежкой видели. А как ушла Наташка в лес с концами, то Олежку другие стали видеть. Сначала сосед его в чаще увидал. Тот руками махал и кричал что-то. Потом и другие стали видеть. Прошлой зимой двое тут заблудились в лесу. Их нашли через три дня, у костра. Спали, касатики. А около костра весь снег растоплен и трава зеленая с цветами пробивается. Они-то и сказали, что паренька видели. Белобрысого, в рубахе полосатой. Он с ними все это время был, пока их не нашли. Мороз-то лютый был, а у них трава зеленая, да цветы цветут. Детки наши, местные тоже его видели. Детвора-то, что? В лес за орехами, ягодами, да грибами только так носится. А лес коварный. Туда свернул, сюда повернул и все. Заплутал, как пить дать. Вот их Олежка и возвращал потом.

- Этот парень с нами всю ночь просидел. Песни пел, сказки рассказывал.

- Охранял он вас. Чтобы лихо какое не забрало. Молодые же, горячие. Олежка всегда всем помогал, да за всеми присматривал. Вот и сейчас помогает, - вздохнула старушка и тоже поднялась со скамьи. – Ладно, отдыхайте, молодежь. Я пирожков вам напеку, отнесите на опушку перед отъездом. Олежке спасибо скажете.

Толик, положив узелок с пирожками на пенек, повернулся к лесу спиной и медленно направился к дороге. Лес зашелестел, прокряхтел что-то, да ветерком ласково головы Толика коснулся, как бы прося повернуться. Повернувшись, Толик грустно улыбнулся, заметив мелькнувшую в чаще полосатую рубашку, кивнул и посмотрел на безоблачное небо.

- Спасибо, Олежка. Спасибо, - тихо буркнул он и, вздохнув, ускорил шаг. А вслед ему донеслась песня. Та самая песня, которую пел прошлой ночью у костра белобрысый паренек в полосатой рубахе.

«Смелость».  © Гектор Шульц

В ветеринарном кабинете терпко пахло лекарствами и чистящим средством. В углу еле слышно играло старое радио, а за столом, рядом с большим окном, сидел человек. Обычный, ничем не примечательный человек среднего возраста. Он что-то увлеченно записывал в толстый журнал, изредка отвлекался, задумчиво смотря в потолок и пощипывая куцую бородку.

От записей его отвлек робкий стук в дверь. Нерешительный и больше похожий на то, словно в двери скребется кошка. Ветеринар оторвался от журнала, положил рядом ручку и, улыбнувшись, пригласил стучащего войти.

Дверь открылась и в кабинет, пригнувшись, чтобы не врезаться лбом в притолоку, вошел высокий, крепкий мужчина. Он растерянно потоптался у входа и, вздохнув, подошел к столу. В руках здоровяк держал плетеную корзинку, закрытую крышкой.

Конечно, ветеринар видел разных людей, но столь колоритного человека, ему видеть пока не доводилось. Лицо у вошедшего было посечено мелкими шрамами. Суровые губы, казалось, никогда не улыбались, а огромные кулаки со сбитыми костяшками навевали некоторые не очень приятные мысли о роде деятельности посетителя.

- Я… это… - слова давались мужчине с трудом, и ветеринар понял это. Улыбнувшись, он оборвал мужчину на полуслове и мягко указал рукой на смотровой стол. Посетитель понял, что от него требуется и, снова вздохнув, подошел к металлическому столу, на который осторожно поставил корзинку и принялся возиться с защелкой, не собиравшейся ему поддаваться.

- Кто у нас там? – ласково спросил ветеринар, когда мужчина наконец-то открыл корзинку и бережно вытащил оттуда собаку. – Какая красавица…

- Красавица, - шумно дыша носом, кивнул здоровяк, поглаживая дрожащую собаку. Но улыбка ветеринара из беззаботной вдруг превратилась в растерянную, когда он подошел ближе к столу, натягивая на руки перчатки.

Собака была очень старой и больной. Одна лапа у нее не разгибалась, глаза были закрыты мутной пленкой, а шерсть полиняла и торчала клоками. Здоровяк, смотря на собаку, сжал зубы до хруста и, чуть успокоившись, медленно заговорил.

- Я. Хотел бы… её усыпить.

- Давайте посмотрим, - кивнул ветеринар, наклоняясь к собаке. Она снова вздрогнула, когда он прикоснулся к ней, но тихий и добрый голос быстро прогнал страх. – Тише, тише. Что у нас тут? Ага… вижу. Бедняжка…

- Под машину попала два года назад. С тех пор плохо все… - выдохнул мужчина, поглаживая дрожащими пальцами собаку. – Ходил к врачам. Лекарства. Массажи какие-то. Все перепробовал. Вижу, что мучается, а сказать не может.

- Ест?

- Плохо. Последнюю неделю силой приходилось кормить, - смотря поверх головы ветеринара, ответил мужчина. – Воду почти не пьет. Лежит и скулит. Скажите… есть надежда?

- Увы, - вздохнул ветеринар. Он больше не улыбался, но голос был все так же мягок и добр. – Сердце слабое. Тяжело ей. Как зовут?

- Синти, - через силу улыбнулся здоровяк, резко проведя ладонью по лысине. – Семнадцать лет как у меня живет. Я её в подъезде нашел. Зимой. Сидела у батареи и тряслась. Знаете, доктор… я животных как-то не очень. А тут…

- Не смогли пройти мимо, - улыбнувшись, ответил ветеринар.

- Ага. Не смог. Забрал её домой, так и жила она у меня все это время. Умней её нет никого. И добрее. А тут придурок этот на ведре… - губы у мужчины гневно задрожали, и он замолчал. Затем, уняв дрожь, наклонил голову и посмотрел ветеринару в глаза. – Как… простите. Как это делается?

- Никакой боли. Она просто уснет, - понимающе, кивнул ветеринар. – Можете оставить. Я все сделаю…

- Я, это… Могу я… - мужчина снова не договорил. Вцепился в край металлического стола правой рукой и тяжело задышал.

- Да, конечно, - понял все ветеринар. – Вы можете остаться.

- Спасибо, - вздохнул здоровяк и, нервно облизнув сухие губы, криво улыбнулся. – Тихо, Синти. Тихо, девочка. Я тут. Рядом.

- Она знает, - подтвердил ветеринар, готовя шприц. – Чувствует.

- А когда… ну.

- Когда хозяин уходит? Тоже чувствуют. Редко, кто решается прийти, когда животному совсем плохо. Для этого сила нужна. Они чувствуют это. И ценят.

- Да, - дернул головой мужчина, отсутствующим взглядом смотря на белую шапочку ветеринара, который склонился над собакой.

- Тише, тише. Оп… и все. Полежи, Синти. Хорошая девочка. Красавица.

- Да, - здоровяк в очередной раз скривил в улыбке губы и, не сдержавшись, громко шмыгнул носом. Потом еще раз и еще громче. Ветеринар тактично промолчал и отвернулся, чтобы выбросить шприцы.

Спустя десять минут, ветеринар вернулся за стол и принялся вносить информацию в толстый журнал. Здоровяк, понурив голову, сидел рядом. Вдруг он дернулся, нахмурил брови и посмотрел в угол, где играло радио.

- Что это? – хрипло спросил он.

- Радио, - улыбнулся ветеринар, не отрываясь от работы. – Если вы о музыке, то «Ода «К радости» Бетховена.

- К радости… - тихо повторил мужчина, покусывая от волнения губы. – Доктор. Синти… Ей не было больно?

- Нет. Не волнуйтесь. Она просто уснула, зная, что вы рядом, - ответил ветеринар. Затем, чуть подумав, добавил. – Вы молодец.

- Почему? – невесело усмехнулся здоровяк, глядя на стоящую у его ног пустую корзинку. Он мотнул головой, шумно сглотнул слюну и посмотрел в окно, за спиной ветеринара.

- Не каждый способен на это. Чаще всего оставляют и уходят. А животное это чувствует, - ответил ветеринар.

- Я не смог иначе.

- Знаю. Помните, я сказал, что редко кто решается прийти, когда животному плохо, и для этого нужна сила?

- Да, - мужчина посмотрел на ветеринара, догадываясь, каким будет ответ.

- Для вашего поступка нужна смелость. А еще любовь. Поверьте, она знала, что вы рядом.

- Знаю. Спасибо, доктор.

Стоя на крыльце у входа в ветеринарную клинику, здоровяк резко вытер кулаком глаза, достал из кармана пачку сигарет и, закурив, выпустил в воздух тонкую струйку дыма. Затем, взяв стоящую у ноги корзинку, переложил её в левую руку, а правую протянул ветеринару, который вышел его проводить.

- Знаете, прогуляюсь, пожалуй, - хрипло произнес он, стараясь не смотреть доктору в глаза. – И спасибо вам еще раз.

- Это моя работа. Берегите себя, - улыбнулся ветеринар и, проводив уходящего здоровяка задумчивым взглядом, тихо хмыкнул себе под нос. – Всем бы такую смелость.