PatriotRossii2

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%B8%D1%80%D0%BE%D0%B3...

...Ну, и капитализм, как известно, основан на очень прогрессивной черте, то есть, на экономических средствах принуждения к труду. Это большой шаг по сравнению с феодализмом. Потому, что тебе никто ржавого меча к горлу не приставляет, что бы ты работал. Тебя никто не может продать, все свободны. Это как бы ни звучало в моих устах, как какой-то стеб, нет, я совершенно серьезен. Капитализм был гигантским шагом по сравнению с тем, что было раньше.

Д.Ю. Надо сравнивать до и после.

Клим Жуков. Да. Люди стали свободны, и экономическое принуждение было основано не на грубой силе, а на владении средствами производства. То есть, кто-то владеет станками и нанимает на них работников, которым просто недоплачивает. Если он будет им выплачивать все, что они заработали... Потому, что, повторюсь второй раз, все, что есть на свете, произведено трудом. Капиталист складывает свое богатство из двух составляющих. Это из управления собственными капиталами, то есть, станками и рабочими. Для чего он должен иметь образование, опыт, сметку, некую дерзость. То есть, он работает как директор и за это получает вполне обоснованную некую часть общественного дохода. Все остальное он должен отдавать рабочим. Но, вторая часть, это не зарплатная часть, эта часть называется прибавочной стоимостью. То есть, неоплаченная часть труда, которая составляет собственно прибыль с любого капитала. Это то, что недоплачивают работникам. И это тоже было, безусловно, прогрессивной чертой. Потому, что без этого невозможно было купить новых станков, оплатить инженера какого-нибудь, Максвелла или Фарадея, который придумает вам электричество. Который будет “шарить” в физике. Его просто нужно будет кормить все это время. Как бы этот худосочный Фарадей ни кушал, он все-таки кушает. И эту еду ему нужно давать, как-то его развлекать, чтобы он не сошел с ума.

И второй очень важной прогрессивной чертой была конкуренция. Потому, что незамедлительно внутри общественной материи наступило столкновение интересов собственно хозяев средств производства. Которые стали бороться за рынки сбыта незамедлительно. По крайней мере в своем сегменте. И это привело к снижению цены на товар и улучшению качества товара. То есть, чтобы у тебя что-то покупали, оно должно или заметно дешевле стоить, или быть заметно лучше. Одно из двух, а если все вместе, то ты вообще супермен. То есть, у тебя точно купят, все твои конкуренты разорятся, и ты скупишь их жалкие предприятия, а их, возможно, возьмешь на работу. Возможно. Это уж как ты решишь.

Но отсюда тут же воспоследовала отрицательная тенденция. Потому, что как только у кого-то будет лучше и дешевле одновременно, и он скупит разорившихся конкурентов, он станет монополистом в своем сегменте. А отсюда, ему станет не нужно ни повышать качество, ни снижать цену. Зачем, когда рынок твой. Рынок уже твой, кто может тебя заставить снижать цену. Раньше тебя заставлял конкурент.

Д.Ю. “А мы будем сидеть и в них плевать”. – “Зачем плевать?” – “Молодой, не понимает”.

Клим Жуков. Тем не менее, на момент времени был быстрый прогресс, опять же, из-за конкуренции. Нужно было делать орудия труда и производство средств производства все быстрее, эффективнее и качественнее. Это обеспечило буквально за 150 лет промышленную революцию, еще одну, кстати говоря, революцию. Ну, это в несколько иной области. То есть, мы сейчас живем в цивилизации современного типа, которая была создана именно тогда. Если почитать фантастику того времени, это же просто потрясающе. Это безграничная вера в мощь человеческого разума. Один Жюль Верн чего стоит, это же каждую книжку читаешь и понимаешь, темпы развития были такие в то время, что каждые пять лет уже мир менялся. Казалось, если это будет продолжаться поступательно, также, мы полетим из пушки на Луну. Глупость конечно, но он тогда не знал, что это глупость.

Д.Ю. Знал, но художественный прием. наверное.

Клим Жуков. Бог его знает. Тем не менее, это как раз показатель того, каким прогрессивным строем был в свое время строй буржуазный. Все имеет ограничение в виде планеты Земля, которая конечна.

Д.Ю. И ресурсы конечны.

Клим Жуков. И ресурсы конечны. И рынки сбыта, что самое главное, конечны. Капитал, теперь уже настоящий капитал, не может оставаться статичным. Он должен расширяться, то есть, ты должен захватывать те самые рынки сбыта. Тем или иным способом. Как только мир стал целиком принадлежать капиталу, в той или иной форме, неважно хорошо это или плохо, но это факт, мир стал капиталистическим, к концу XIX века. Далеко не сейчас глобализация началась, она сейчас просто продолжается.

К концу XIX века мир закончился и все захватили монополии. Те самые, которые являются объективным следствием развития капитала. Отсюда два момента. Во-первых, кончились рынки сбыта, их нужно стало делить друг с другом, так или иначе. Во-вторых, перестало быть необходимостью улучшать качество чего-либо, кроме военных ресурсов. Понятно, что линкор должен быть все лучше, иначе рынок поделится не в твою пользу. Отсюда получается, что капитал перестал развиваться. А как только он перестал развиваться, он стал деградировать. Незамедлительно. Отсюда мы видим что? Все следствия деградации, как это было в Римской империи, например. Как это было в античных Афинах. Нет развития, есть деградация. Деградация приводит к войнам, к кровище, к абсолютно жестокому подавлению всех недовольных, где только можно. Вот, посмотрите на США, например, далеко ходить не надо. Самая развитая капиталистическая страна, самая показательная. Что там делают с недовольными? У нас Леше Навальному такое не снилось. Или Серег Удальцову. Там спокойно применяют национальную гвардию, она стреляет в кого надо. В общем, там полный порядок. И это не сейчас началось. Это началось в XIX веке. Там эта классовая борьба идет и ничего.

Ну, и самое главное. Стало не очень понятно, а чего там делает капиталист наверху? Если раньше он организовывал производство, то теперь он что организовывает? Потому, что теперь организовать производство, в силу того, что масса образованного народа очень большая, может кто угодно, кто имеет квалификацию. То есть, далеко не только капиталист. Но при этом он продолжает осуществлять, в глобальном смысле, отъем прибавочной стоимости, ничего, не давая взамен. То есть, превращается в паразита, какими раньше были феодалы. То есть, в базисе уже имеется общественный характер производства. То есть капитализм, его главная заслуга, обобществил производство.

Производство стало общественным. То есть, гигантские массы народа работают на одном и том же производстве, таким образом, вступая в коммунистические отношения. Потому, что внутри этого гигантского артельного труда существуют именно коммунистические отношения. Потому, что все вокруг делают одно и то же дело. Но к общественной форме производства присовокупляется индивидуальная форма присвоения результатов этого производства, которые вступают в несомненное противоречие. Снятием этого стала социалистическая революция, когда лишний пункт исключили. То есть, у нас в России, в первой стране победившего социализма, капиталист был исключен из уравнения. И вся прибавочная стоимость, которая есть, стала распределяться в общественные фонды потребления. Собственно говоря, это и есть революция. Четвертая, социалистическая революция. Это, опять же, случилось не потому, что кто-то очень сильно этого хотел. Никто этого не хотел.

Д.Ю. Хочешь сказать, что немцы Ленину денег не дали?

Клим Жуков. Во-первых, не дали. Во-вторых, в социалистической революции, кроме того, что я сейчас сказал, был один большой плюс. Это была первая революция в мире, которая произошла по плану и проекту. Это был именно проект. Потому, что никакого капиталистического, тем более феодального, или рабовладельческого проекта не существовало.

Д.Ю. Неолитического

Клим Жуков. Неолитического проекта не существовало. Никто не бегал по пещерам с каменными транспарантами, что “Даешь Неолит, светлое будущее Палеолита!” Не могли они такое сделать.

Д.Ю. Да здравствует феодализм!

Клим Жуков. Светлое будущее цивилизации! Так точно. “Даешь феодалистическую революцию!” Никто этого не знал. В общем и целом, конечно уже буржуазные революции, особенно к поздним моментам. К французской буржуазной революции. Уже понимали, о чем речь. Тогда такое слово было уже, уже знали про революцию, знали, что такое буржуазия. Но все равно, проект составить не могли. Потому, что логический аппарат не был настолько развит, теория сама не была настолько развита, чтобы составить подобного рода проект. А мы, в лице теоретиков от Маркса и Энгельса, заканчивая Ленины и Сталиным, строили общество именно проектно. Не наобум, а подумав, что будет впоследствии. Одного не учли - реакции. И размеров этой реакции. Потому, что как во время, например, нидерландской революции. Нидерландскую революцию давила не только одна Испания. Точно также во время социалистической революции в России. Ее сразу же стали давить, буквально с 1918 года. Все подряд. И давили ее до 1945 года прямой военной силой. Потом вдруг оказалось, что социалистическая экономика настолько эффективна, что не удавить-то ее никак.

Д.Ю. Особенно военной силой не получается. Лучшие нации Европы набросились и чего-то не срослось. Объединенная экономическая мощь Европы.

Клим Жуков. Я об этом и говорю. Да. Причем эта экономическая мощь по нетто, брутто показателям, по тоннам стали, киловаттам электроэнергии была заметно больше, чем СССР. Заметно больше. Однако, почему-то организация оказалась настолько эффективнее, что вся объединенная Европа очередной раз получила мировых пенделей. И если бы кое-кто не подсуетился в 1944 году открыть второй фронт, у нас бы танки остановились на берегу Ла-Манша.

Д.Ю. В Лиссабоне.

Клим Жуков. От Лиссабона до Нормандии. Стали давить экономическими способами. И идеологическими способами.

Д.Ю. Холодная война.

Клим Жуков. Да. Холодная война. Причем нужно понимать, у нас потери Русско-Японской, Первой мировой войны, Гражданской войны, два раза страна поднята из руин. И нам, вместо того, чтобы по-братски помочь... Все-таки мы же тоже люди некоторым образом. Как бы это странно ни показалось кому-нибудь. У нас одинаковое биологическое устройство с американцами, немцами и всеми прочими. И вот, вместо того, чтобы помочь как-то по-братски. Нас принялись давить. В силу того, что была конкретная необходимость в реакции на это, мы перешли от проектного устройства к казуальному устройству и стали реагировать на вызовы. Как у нас говорят: “Перед нами встали новые вызовы”. У нас как телевизор ни включишь, то Владимир Владимирович, то Дмитрий Анатольевич говорят, что: ”Перед нами встали новые вызовы, надо отвечать”. Не надо отвечать на новые вызовы. Нужно свои ставить проекты и вызовы.

Д.Ю. Это им кто-то гражданина Тойнби процитировал. Вот они и наяривают про вызовы.

Клим Жуков. Да. Именно так. И как только в СССР произошла социалистическая революция, четвертая революция по очереди, она запустила процесс революций во всем мире. Если кто-то думает, что она закончилась, эта революция, нет, мы сейчас живем просто в эпоху реакции. На самом деле, через время, какой-нибудь там Жук Климов будет говорить, что вот была у нас такая революция 1917 – 2017 года. Социалистическая революция мировая была там, например, 200 лет. Повторюсь, не бывает революции в одной стране. Абсолютно был прав Ленин, когда говорил, что бывает только Мировая революция. И именно мировая революция приведет к установлению абсолютно новой общественно-экономической формации с неизбежностью. Это обязательно будет, просто много времени может пройти. Потому, что если реакция победит окончательно, она просто запустит всю цепочку по-новому. И все опять дойдет до империализма мирового, который обязательно развалится, просто в другой форме это все будет. И закончится, все равно, социалистической революцией.

И когда я говорю “революция”, уходим туда, с чего начали, закруглим. Я имею в виду именно смену общественно-экономической формации на кардинально новую. На более высоком уровне. Это и есть революция, а все остальное, механизм ее осуществления, это вторично. Потому, что революция, как мы видели, и неолитическая, и рабовладельческая были вполне мирными. Не было людей на площадях с булыжниками. Кровь была, да. Жертвы были, а войны не было. Сами дохли. В феодальную революцию тоже никто ни за кем не бегал с транспарантами. А, например, реставрация Мэйдзи, она конечно закончилась восстанием недовольных элементов, но все равно, в рамках Японии она была довольно мирной. И сверху проведена. Там, правда сменили форму собственности одни и те же собственники. Они остались при своих, только стали называться по-другому, но тем не менее революция была проведена. В Португалии в 1974 году вполне мирно революция прошла. Это неважно. Революция, это результат. А движение к революции и механизм ее осуществления может быть самый разный. И вот тут-то важно, что мы как мыслящая форма материи можем сами выбирать дорогу к этой самой революции. Потому, что мы можем думать, у нас есть воля, мы можем сделать так, чтобы не было вот этого самого: 5000 лет, 700 лет и 300 лет. С кровищей, говнищем и так далее.

Д.Ю. Я всегда думал, что большевики опередили время лет на 200.

Клим Жуков. Я повторюсь, они не опережали время. Если бы не объективный процесс, революционизировавший экономику, не было бы никаких большевиков. Потому, что большевики, это симптом. Исторический процесс всегда напоминает следующую картинку, какая-нибудь Австралия, Большой барьерный риф. Там идет шикарная 5-ти метровая волна. И какой-нибудь серфингист едет, ловко объезжая барашки этой волны, он может выбирать направление, но повернуть мимо волны он не сможет. Он будет плыть туда, куда идет волна. Как он будет ловко объезжать барашки, это его дело, но от волны он никуда не денется. Вот история, это волна. А люди на ней, это серфингисты. Вот так примерно. Все, что хотел сказать, сказал.

Дальше перейдем к конкретике уже русской революции. Как она у нас образовалась. Как все эти противоречия развивались. Ну, а любителям рассуждать о лимитах, что в России лимит на революции исчерпан, или где-то еще лимит на революции исчерпан, я рекомендую поставить дома на огонь, на газовую плиту кастрюлю литров на пять, и минут через десять запихать туда голову, чтобы посмотреть, как материя революционизируется. Это конечно шутка, так делать не надо.

Д.Ю. Многим было бы полезно конечно. Многих даже за шиворот надо взять и туда макнуть, но мы так делать не будем. Что сказать, Клим Александрович, на полный штык копнул. И наглядно, и познавательно. И многое даже неожиданно, я бы сказал. Диалектично. Я думаю, Михаил Васильевич одобрил бы.

Клим Жуков. Я же некоторым образом у него учился. Чувствуешь школу?

Д.Ю. Я надеюсь, что дорогим зрителям многое вот с примерами, на пальцах, оно гораздо понятнее. Как оно образуется, как оно работает. И почему работает именно так. Да, дорогие друзья? Спасибо, Клим Александрович.

Клим Жуков. Стараемся.

Д.Ю. Круто, ждем продолжения.

Клим Жуков. Обязательно.

Д.Ю. А на сегодня все. До новых встреч.

...очеловеченный труд. То есть, это был инструмент. Греки, не стесняясь, говорили...

Д.Ю. Говорящее орудие.

Клим Жуков. Да, говорящее орудие. Ну, они были философы, могли проникнуть в суть вещей. Они и проникли. Вот, это “говорящее орудие”. И римлянам это очень понравилось. Они тоже сказали: “О, точно. Именно так”. И они как раз создали величайшую рабовладельческую цивилизацию своего времени с самыми зверскими формами этого самого рабовладения.

Д.Ю. Замечу, это было передовое общественное устройство.

Клим Жуков. Да. Потому, что именно рабы для своего времени позволили сконцентрировать гигантские трудовые ресурсы, выдавать очень большой прибавочный продукт. Который позволял содержать солдат, которые будут завоевывать все больше и больше. Разнося, таким образом, порядок и цивилизацию вокруг себя.

Д.Ю. И культуру.

Клим Жуков. И культуру раздавая. Философов, учителей, музыкантов, инженеров, художников и прочую интеллигенцию.

Д.Ю. Вот оттуда они и расцвели. Я всегда с удовольствием читаю произведение братьев Стругацких, это любимая книжка моего детства, “Трудно быть Богом”. И она до сих пор меня не очень бесит, то есть, бесит, но не очень. Не так, как другие книги братьев Стругацких. И когда они там исходят на говно в своей ненависти к проклятым лавочникам, все время хочется надавать по башке. Как тебе не стыдно, вы же за счет лавочников на свет появились. Так.

Клим Жуков. Если все будут “креаклы”, то жрать скоро станет нечего. Ну, а тут мы увидели первый раз, что этот, назовем его пока условно, капитал может только укрупняться. Он не может стоять на месте. Если начинает хотя бы на минуту стоять на месте, он начинает укрупняться у кого-то другого, а у тебя убывать.

Д.Ю. Что ты назвал “капиталом”?

Клим Жуков. Концентрацию этих самых трудовых ресурсов в одном и том же месте. Рабов, овеществленного труда. Да, кстати, это очень важно, отскочу в сторону, кто не знает. Все материальные блага, которые есть в человеческой цивилизации, создаются ровно одним, не станками, не наноассемблерами, не лопатами, не компьютерами, а создаются трудом. Все, что здесь есть, и вообще есть, это овеществленный чей-то труд.

Д.Ю. Дементия.

Клим Жуков. Например, труд Дементия и кого-то, кто эту самую пенку изобрел, и потом построил.

Д.Ю. Дементий, не спишь?

Дементий. Я - великий.

Клим Жуков. Вот, раздался голос создателя овеществленного труда. Он великий, совершенно справедливо..Очень показательна судьба Римской империи в этом отношении. Потому, что она развивалась до тех пор, пока она расширялась. Как только она с одной стороны уперлась в непроходимые африканские пустыни, то есть, дальше на юг идти было не очень надо, чего-то там делать. В Сахаре там два бедуина на 100 квадратных километра, с них ничего не взять, у них кроме конопли ничего нет. Дальше какие-то джунгли, обезьяны, крокодилы, не очень интересно. С другой стороны выступил естественным ограничителем, с запада, Атлантический океан. Там полная жопа, не поспоришь.

Д.Ю. Тоже ловить нечего.

Клим Жуков. Да. На севере они уперлись в германцев, а на востоке в парфян. Все. Средиземноморская цивилизация вобрала в себя все, что могла вобрать и остановилась. Сразу после этого началась ее деградация. То есть, победить парфян в прямом столкновении, решительно и окончательно, чтобы захватить, римляне уже не могли. Потому, что у них были слишком растянуты коммуникации, а кинуть все силы только на парфян они тоже не могли. Потому, что всю эту гигантскую по тем временам территорию нужно было контролировать, для этого нужны были ресурсы. Поэтому этот пузырь надулся, а потом стал сдуваться. Это очень важное свойство будущего капитала, он может только укрупняться. Если, повторюсь, не укрупняется в этом месте, он будет здесь убывать, а укрупняться где-то еще. Что держателям оного “капитала”, пока в кавычках, не может нравиться.

Д.Ю. Это закончиться смертью.

Клим Жуков. В итоге оно закончится смертью. Так вот, концентрация ресурсов, которую позволила сделать рабовладельческая революция, привела, собственно, к созданию империй в итоге. То есть, рабовладение сначала создало локальные города, цивилизации типа полисов. Потом эти полисы объединились, потом получились империи. Как только получились империи, где заканчивается развитие, начинается регресс. То есть, отрицательное движение в поступательном движении вверх, в его отрицании. Потому, что чем больше у тебя людей собирается вместе, чем больше рабов, тем больше они создают прибавочного продукта. Это прогресс. Но, при этом, у тебя граждане, свободные граждане, начинают лучше питаться. Получают огромные безопасные территории, где в основном нет разбойников, может быть, иногда, Спартак какой-нибудь выскочит из-за куста, но, в конце концов, это флуктуации, эксцессы. Да, к Спартаку может прийти легионер какой-нибудь и дать ему по голове дубиной, чтобы он пришел в себя. Получают образование. Так как территории безопасны, начинают иметь возможность ездить куда-то вообще, что было раньше просто невозможно. А теперь стало возможно из какого-нибудь Неаполя приехать в Лондиниум, это же вообще “караул”.

Д.Ю. Для многих открытие. Ну, вот греческий автор Павсаний писал путеводители для римлян по Древней Греции. Что там, где там. А это значит, что можно было шляться по этой самой Греции, не опасаясь за здоровье и, даже, жизнь, или, наоборот, за жизнь и здоровье.

Клим Жуков. Так вот, это все ведет ровно к одному, к увеличению населения. То есть, свободных граждан становится все больше. А свободных граждан обращать в рабство можно только в исключительных случаях, такого, как правило, не бывает. Например, в Риме это было практически невозможно. Нужно было вначале лишить гражданства. То есть, человек должен был так “накосячить”, что, в среднем, таланта не хватит.

Д.Ю. Римское гражданство было настолько великой вещью, что упомянутый Спартак, к себе в берлогу во Фракию, добившись свободы, порвав оковы рабства, чего-то не убежал. Не убежал к себе во Фракию, обратно в землянку. В Италии было хорошо. Я подозреваю, что он хотел гражданства. И вся “братва” его тоже хотела гражданства.

Клим Жуков. По крайней мере, лучше по Италии шляться и воровать плохо лежащее, чем во Фракии, обмазавшись медвежьим...

Д.Ю. Медвежьим говном, скакать.

Клим Жуков. Скакать, убегая от того самого медведя. Можно же не ускакать.

Д.Ю. Я предлагаю, извини, перебью, отдельно осветить тему восстания Спартака.

Клим Жуков. Обязательно. Очень интересная тема. Так вот, свободных граждан все больше. Понятно, что из них только аристократия имеет право обладать большим количеством рабов. Аристократии, ее мало всегда. А остальные, это простые граждане, которые хотят работать, но не могут. Потому, что свободный гражданин бесплатно работать не в состоянии. А как только мы ему заплатишь хоть копейку, его труд, при наличии рабов, стразу же делается экономически необоснованным. Просто зачем. И бесплатный труд говорящего инструмента долгое время делал экономически невыгодным любой другой, кроме самого квалифицированного. Понятно, что поэта Публия Овидия Назона рабом не заменишь. И Архимеда рабом тоже не заменишь. Ну, таких людей тоже немного всегда.

Д.Ю. Поэтому его пришлось сослать в Молдавию, чтобы там свою порнографию сочинял.

Клим Жуков. Да. Чего-то лет 10 терпели, а потом подумали: “Порнограф”. И сослали. Так вот, появляются противоречия не только между рабами и рабовладельцами. Понятно, что рабам не очень нравится их состояние, а рабовладельцам наоборот, нравится их состояние. Возникают еще столкновения интересов между свободным гражданином, не имеющим рабов, и свободным гражданином, имеющим рабов. Кроме того, наш большой мозг создавал все новые и новые орудия труда. Это процесс объективный, он никогда не стоит на месте. Потому, что чем лучше у тебя будут орудия труда, тем больше у тебя будет прибавочного продукта, тем лучше ты заживешь. Так как это свойство у нас заложено генетически, лучше жить, это значит как можно дальше от смертельных опасностей. Чем лучше ты придумаешь, тем дальше ты окажешься от смертельной опасности. Если кто-то говорит про комфорт, это все чушь. Весь этот прогресс, это только расстояние от угрозы голодной смерти, холодной смерти и так далее. Не более того. Так вот. Так как это имманентно нашей природе, такое стремление, появляются все лучше и лучше орудия труда. То есть, технический прогресс на месте не стоит.

Свободные граждане получают в руки совершенные инструменты, с которыми раб справиться не может. Просто потому, что его нужно для этого учить, а кто будет тратить деньги на обучение раба? По крайней мере, в широком смысле? Никто не будет. И поэтому назревает отрицание собственно рабовладельческого общества. Это труд свободных людей. Лично, по крайней мере, свободных. И, если взять пример Римской империи, колоны на какой-то момент стали вырабатывать продукт... То есть, это полузависимые крестьяне, но не рабы, стали вырабатывать продукта больше, чем рабы. И рабство стало экономически необоснованным. При этом рабовладельцы остались, и рабы остались. Никуда они не делись, между ними возник конфликт естественно. Началась феодальная революция, которая длилась 700 лет. Но, уже не 1000, а в два раза меньше. С V по XI век шла феодальная революция. И основой новой общественно-экономической формации стал труд частично зависимых или свободных крестьян. В отличие от рабов, они трудились в рамках прямого обмена. То есть, с рабом никто ничем не обменивался, а с ними обменивались. Работа за защиту. То есть, это абсолютно внеэкономическое обоснование, но обмен, несомненно, присутствовал. Потому, что феодал расплачивался с крестьянином личной военной силой. Ну, и тут же возникло отрицание этой прекрасной пасторальной картины. Когда мужик пашет, феодал скачет, поп молится, король царствует.

Д.Ю. Рыцарь и прекрасная дама. Робин Гуд в лесу, в зеленых колготках.

Клим Жуков. Рыцарь и прекрасная дама, да. Робин Гуд в лесу. Причем Робин Гуд и его веселые парни – педики. Почему педики? Просто веселые. Причем прекрасная дама должна быть обязательно чужая потому, что если своя, то это уже жена. Она не прекрасная, это уже чушь какая-то. Нужно еще одну. Хотя бы. Эта прекрасная картина существовала довольно долго, но к XII – XIII веку началось, а к XIV веку усугубилось, его отрицание. Потому, что как только возникает какая-то тенденция, сразу же возникает, или очень быстро возникает, противоположная тенденция. Без этого не бывает. На какой-то момент она была еще слабенькая и смешная. Потому, что появляются какие-то города, ну, они никуда не исчезали, тлеет какая-то жизнь. Но понятно, что все ресурсы находятся в деревне. Хлеб и сало от свиней. А вы там у себя в городах... Нет, вы, конечно, очень полезные потому, что город большой, там большие стены. Можно там спрятаться в случае чего. Ну, и в замке можно неплохо спрятаться. Не очень понятно, зачем они нужны. Город, это очень большая деревня.

Д.Ю. “Непонятно, чем они там в своих городах занимаются”, - сказала Нюра. – “Известно чем. Сало трескают”.

Клим Жуков. Вот, вот. Город оказался отрицанием. И так до сих пор и продолжается. Отрицанием сельской жизни. Потому, что там концентрировались ремесленники, и в городе можно было безопасно торговать, то есть, обменивать продукты на продукты. Потому, что торговать в чистом поле не очень безопасно. Могут прийти всякие люди и сказать: “Чего это вы тут делаете? Знаете что, отдайте это все нам, зачем торговать?”

Д.Ю. Мы совсем недавно таких видели.

Клим Жуков. Да. Так вот, так как ремесло, то есть, непосредственное производство средств производства и продуктов второго передела, требует квалификации, то ремесленникам очень трудно рассчитываться натурой. То есть, возникла потребность в удовлетворении этой потребности, в оплате труда посредством товара с абсолютной ликвидностью. То есть, деньгами. Потому, что когда мы говорим, что кто-то кому-то в X веке заплатил, как правило, речь не про деньги, речь о натуральном обмене, на меховые шкурки. И вот те самые “кругляшки”, а в Китае уже и бумажки, стали очень модными. К XV – XVI веку городская цивилизация, именно за счет повышения прогресса, стала настолько эффективнее, чем феодальное хозяйство, а кое-где и к XIV веку, что оно перестало мочь экономически с ним соперничать. При этом военная сила оставалась в руках феодалов. Потому, что они были воинским сословием. Сложился очередной конфликт несоответствия производительных сил и общественных отношений. Феодальная надстройка оказалось вдруг, что управляет совершенно чуждым ей экономическим базисом, который ее кормит. То есть, буржуазным. От слова “bourg” – город. А это и есть революционная ситуация. И грянула третья революция, буржуазная, которая грянула в горячей фазе в Европе, в Нидерландах, в 1568 году. И продолжалась она, внимание, до 1648 года. Восемьдесят два года была гражданская война.

Д.Ю. А я тебя правильно понимаю, что предыдущие, упомянутые тобой революции, это вовсе не “бежит матрос, бежит солдат, стреляя на ходу”? Это все плавно за тысячу лет?

Клим Жуков. Да, это чудовищной кровью, чудовищными жертвами. Нужно понимать, что все это происходило за счет чудовищных жертв всякий раз. Просто это было не за три дня в октябре, а за тысячу лет. Это фон жизни.

Д.Ю. Так, так и чего голландцы?

Клим Жуков. Просто после прочтения книжки “Тиль Уленшпигель” и учебника истории школьного возникает такая иллюзия, что это были именно голландцы, которые устроили революцию. Это конечно, правда, это были голландцы, которые устроили революцию. Но вообще-то, кроме того, что они были голландцами, они все были гражданами Священной Римской империи германской нации, под управлением короля Филиппа II Габсбурга. И были частью империи, над которой никогда не заходило солнце, от Америки до Чехии.

Д.Ю. Так. И чего же они там у себя безобразничали?

Клим Жуков. Просто Нидерланды, если кто не знает, это Бургундия средневековая. Это была самая экономически развитая часть Европы вообще всей. Там была вся торговля, они первые придумали биржи. То есть, они подхватили пальму первенства от итальянцев. А итальянцы были настолько богатые, и там у них этот капитализм так далеко зашел, зачаточный, что их просто пришли и порвали на части феодалы. Их просто завоевали. А так как голландцы напрямую принадлежали к тому лагерю, который их завоевывал потому, что они напрямую в качестве членов Священной Римской империи германской нации участвовали в итальянских войнах, то их завоевывать было вроде, как и некому. И началась революция. Голландцы решили сбросить с себя феодалов, то есть, испанцев. Потому, что Филипп II проживал в Испании. Испанцы, оплот феодализма и реакции. Внимание, это важное слово, “реакции”. Они конечно не дали этого сделать. Началась чудовищно длинная война, которая разрешилась только после того, как во всей Европе отгремела Тридцатилетняя война. Первая, по-настоящему, мировая война. Испания сильно ослабла и голландцы смогли скинуть наконец с себя это ярмо. И у них там, да, образовались, приведенные в соответствие производительные силы и общественные отношения, одновременно, они выровнялись. Но, тут опять, же мало кто понимает, что это была гражданская война. Не только внутри империи, но и внутри самой Голландии. Потому, что если посмотрим, есть страна Голландия, Нидерланды. А еще есть такая страна Бельгия. Бельгия – это тоже Нидерланды.

Д.Ю. “Nederland”, это “нижние земли”.

Клим Жуков. Да. Еще Люксембург между ними там находится. Это тоже были Нидерланды. Они резали друг друга 82 года в ходе капиталистической революции.

Д.Ю. Капитан Алатристе как раз в этом участие принимал, нет?

Клим Жуков. Ну, с испанской стороны.

Д.Ю. Капитан Алатристе отличное кино, всем смотреть.

Клим Жуков. Битва при Рокруа и прочее. Это вот, да, излет Тридцатилетней войны. Правда он там не с голландцами воевал, а с французами.

Д.Ю. Отличный был момент, когда они корабль какой-то брали, с “баблом”: “Никому в трюм не заходить”. А его “друган” спустился: “А что там?” Прыг, он его раз: “Зачем?” – “Ну, я же должен был попробовать”. Прекрасно, просто прекрасно.

Клим Жуков. Не успели голландцы закончить, начали англичане. В 1642 году начинается английская буржуазная революция.

Д.Ю. Чего-то мы еще, до большевиков полтысячи лет, а все друг друга так азартно режут, что зависть берет просто.

Клим Жуков. Причем зависть берет по-настоящему потому, что большевики, если посмотреть в контексте и процентном отношении, сделали все максимально быстро и бескровно. Кровь, конечно, была очень большая, но по сравнению с тем, что европейцы делали друг с другом, это было очень быстро и оттого маложертвенно.

Д.Ю. Я как раз хотел выкрикнуть: “Сколько же там убили-то?”

Клим Жуков. Английская революция, 1642 – 1645 год, первая попытка, так сказать, потому, что мы помним, что король Карл I проиграл все, что можно было проиграть Оливеру Кромвелю, сбежал, потом поднял восстание в Шотландии, снова пришел воевать, его взяли в плен и в 1649 году немножко казнили.

Д.Ю. Англиканская церковь не объявила его случайно святым? Не мироточит ли он у них по праздникам?

Клим Жуков. Нет, нет. Там было чуть-чуть мира в самой Англии, когда правил Оливер Кромвель. Когда он победил окончательно в 1649 году. Но там немедленно разделились на роялистов и левеллеров. И пошли воевать в Ирландию и Шотландию. И там пролилась не просто кровь, Кромвель был очень суровый человек, он просто резал тех и других. Чтобы привести к покорности. Но, как только он умер, все началось по-новому. Закончилось оно только славной революцией 1688 года. То есть, 46 лет. Жить там простому человеку, да и не очень простому, было, мягко говоря, некомфортно.

Д.Ю. Они поэтому в Америку так массово бежали?

Клим Жуков. Именно поэтому они бежали в Америку так массово. Не успели закончить англичане, как, с небольшим отставанием, в 1775 году, стартовали американцы. Они, правда, довольно быстро справились, к 1783 году. Но, во-первых, нужно понимать, что это часть большой европейской цивилизации, американцы. И то, что у них происходило, это не их внутренний процесс, это общеевропейский процесс. Поэтому они справились быстрее, но очень криво. Потому, что по второму разу им пришлось справляться в середине XIX века. У них была вторая серия буржуазной революции. Ну, и конечно Франция. Не успели закончить англичане, как в 1789 году начали французы, которые в первый раз пробовали с 1789 по 1799 год. Потом Наполеон все это прекратил. То есть, наступила реакция. Так вот, 1799, потом 1830, потом 1848, потом 1870 год. Закончилось образованием 3-й республики. Это французы. Это мы на Китай не смотрели, Синьхайская революция 1911 года. В России, февральская революция 1917 года. Это все один и тот же процесс. Если посмотреть на Европу, мы видим что, в основном, с XVI до XVIII века справились. То есть, 300 лет. Кровищи, жуткой совершенно кровищи, войн и, самое главное, реакции. Потому, что ни одна из этих революций не заканчивалась одномоментным установлением нового прогрессивного строя, каким в то время являлся капитализм.

То есть, буржуазная общественно-экономическая формация заканчивалась реакцией. И реакция всегда побеждала. Потому, что, как это ни странно, старая укоренившаяся система всегда сильнее новой. Вот посмотрите, пароходы, когда появились, какие они были смешные и нелепые. И какие прекрасные были в это время чайные клиперы, которые ходили на такой скорости, что сейчас не все на дизельном моторе так могут. Огромные корабли, но парусные, деревянные, очень быстро плавали. Говорят, последние рейдеры, вооруженные пушками, перестроенные из чайных клиперов воевали за Гитлера еще во Вторую мировую войну. Потому, что они не зависят ни от чего, кроме ветра, плавают очень быстро, их очень трудно засечь. Подводная лодка их не слышит, винтов-то нет. А простой пароходик торговый от него не удерет, он его поймает. Понятное дело, что эти чайные клиперы, окончательно развившиеся парусники, были лучше, чем любой пароходик. Но будущее было за пароходиками в итоге. То же самое и с капитализмом потому, что, да, военная сила была у феодалов, но экономика была в руках буржуа. Война, в глобальном смысле, это экономический процесс, а не чисто военный. Поэтому капитализм победил. Но за триста лет. Триста лет продолжалась буржуазная революция...

Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Клим Александрович, здравствуй.

Клим Жуков. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич. Всем привет!

Д.Ю. Обо что сегодня?

Клим Жуков. Предлагаю начать, в честь столетия Великой Октябрьской социалистической революции, серию роликов про революцию. Но не в том ключе, в котором были, например, беседы с Егором Яковлевым. Они были очень полезными, но я хочу зайти с другой стороны. С базисной. То есть, со стороны того, как это зарождалось и почему. Не в конце XIX века, а начать века так с XV-го.

Д.Ю. Неплохо.

Клим Жуков. И подойти к этому вопросу не только с исторической, но правильнее, с историко-философской стороны. Потому, что я помню, мой родной исторический факультет не так давно, в конце XIX века, был историко-философским. И это было правильно.

Д.Ю. Я смотрю, у тебя планшет. Технологии приходят в “Бада Бинг”?

Клим Жуков. Технологии приходят, но медленно. Потому, что планшет у меня уже месяца три, но я яростно тупил. Не понимая, что можно вместо того, чтобы распечатывать эти дурацкие бумажки, принести планшет. Инерция мышления большая.

Д.Ю. Посмотрим, как он себя будет вести.

Клим Жуков. И мне интересно, я его в таком ключе ни разу не употреблял. А сегодня я предлагаю вводную беседу по поводу того, что такое революция. Потому, что прежде чем разговаривать о предмете, нужно этот предмет “опредметить”.

Д.Ю. Определиться с понятиями.

Клим Жуков. Да, определиться с понятиями. И именно задать некие философские рамки, о чем же мы вообще будем говорить. То есть, к конкретике русской фактуры перейдем позже, со второй беседы. А пока, так как мы любим замахиваться издалека, чтобы как следует вдарить, как раз предлагаю замахнуться на нашу дорогую философию. Меня вообще, что к этому подтолкнуло? А подтолкнуло меня не “что”, а “кто” – Геннадий Андреевич Зюганов.

Д.Ю. И что он?

Клим Жуков. Он же сказал когда-то и даже написал, что: “Россия исчерпала лимит на революции”. И вызвал крайнее недоумение у коммунистов, я думаю.

Д.Ю. У меня такое чувство, что революции, они как в компьютерной игре, прописаны три штуки, а больше быть не может. Да?

Клим Жуков. Да. Кончилась манна и теперь революции больше никак не сделать.

Д.Ю. Я вот малограмотный, в моем представлении эти самые революции, они случаются. Это, замечу, не “майдан” какой-то там, каковой является государственным переворотом. Революция, это, как мне кажется, переход из одного состояния общества в другое.

Клим Жуков. Совершенно справедливо. Революция, она, к сожалению, не зависит вообще от того, что по этому поводу думает Геннадий Андреевич Зюганов. Или, например, Владимир Вольфович Жириновский. Или Николай II. Или, даже, Ленин. Потому, что революцию мы можем только запечатлеть: “О, началось!” Или: “О, закончилось”.

Д.Ю. Констатировать.

Клим Жуков. Да. Это как извержение вулкана. Оно от нас, от каждого отдельного человека, очень мало зависит. То есть, конечно, можно насыпать какую-то стенку бетонную, надолбов поставить так, чтобы лава повернула немного в сторону, но извержение вулкана это не прекратит. Заткнуть такую дырку в земле ни у кого еще не получалось. Точно так же и с революциями. Потому, что революция в общественном сознании, это то, что в это общественное сознание внесено Советским кинематографом. Это мужики в кожаных тужурках, в буденовках, с маузерами. С другой стороны какие-то жирные упыри, которые кровь пили из народа. И у них случаются некие конфликты. Потом все это как-то “устаканится” и начинается нормальная мирная жизнь. Люди с маузерами конечно побеждают. Это всегда вызывает вопрос: “Нам это вообще надо? Мы же живем с трудностями, но живем”. Вот зачем нам это все? Где-то есть люди, которые нас эксплуатируют, ну и Бог с ними, в конце концов.

Д.Ю. Не так уж сильно эксплуатируют.

Клим Жуков. Ну, это по крайней мере, в данный момент не переступает черты витальных потребностей, у нас все есть. По крайней мере, так кажется. А начнется революция, потом гражданская война, всех убьют, ну, кто-то может и будет лучше жить, но это явно не ты и, даже, не твои дети. То есть, может, не будем мы этого делать? В общем, это хорошая максима, которую любой здравомыслящий человек поддержит. Кому хочется, как говорили китайцы, жить в эпоху перемен? Никому. Но, повторяю, думать, что отдельный человек какими-то своими усилиями может это дело затормозить, по крайней мере, серьезно, принципиально затормозить, на каком бы высоком посту он ни находился, это большое заблуждение. Это яркий признак того, то человек, рассуждающий подобным образом, не видит процесса в развитии, он видит только некоторые моменты. Причем, наверняка, далеко не все моменты, которые происходят, вокруг него. И может обсудить, так или иначе исследовать застывшее отражение в момент времени. Вот с этими отражениями он может работать. Таким образом, находясь в некоем “калейдоскопном”, осколочном мире из кучи, кучи, кучи застывших фотографий. Притом, так как один человек никогда не может обозреть вообще всей картины целиком, то есть, все фотографии ты не пересмотришь. Получается именно калейдоскоп, когда тут есть свет, тут света нет. Никаких определенных выводов из этого не получается. Получается как в фильме “Матрица”, люди, выбравшие синюю пилюлю, которые остаются в этой самой матрице. А чтобы посмотреть на процесс, чтобы его понять, или, хотя бы, приблизиться к пониманию, понять-то до конца вряд ли у кого-нибудь получится, а вот приблизиться к пониманию можно.

И вот для этого нужно начать сначала. И сначала нужно признать две вещи. Во-первых, революция происходит в человеческом обществе. Думаю, что сомнений это не вызывает. И второе, на каких принципах мы должны стоять. На каких принципах я предлагаю нам стоять. Общество, где происходит революция, человеческое общество, это форма материи. Особая форма материи. То есть, не нечто данное свыше, не нечто духовное, идеологическое, а это именно, в первую очередь, форма материи, из чего проистекает все остальное. То есть, если мы стоим на этих принципах, у нас появляется шанс понять, что происходит. Ну, то, что человеческое общество, это форма материи, доказывать специально не надо. Потому, что можно потрогать себя, мы вполне материальны. Можно потрогать соседей, если они разрешают, они тоже вполне материальны. Можно таким образом экстраполировать, что от Ленинграда до Камчатки, даже представители РПЦ материальны. Вот так вот.

Д.Ю. Глубоко берешь. Как бы нам зрителей не распугать.

Клим Жуков. Нет. Просто это нужно понять, мы стоим именно на таких позициях. На строго материалистических. Если мы находимся в материальном пространстве, если общество, это материя, то общество, как материя, подчиняется законам, которым вообще подчиняется материя. Ну, а материя никогда не бывает статичной. Материя пребывает в вечном движении. Это имманентное свойство, то есть, внутренне присущее свойство материи. Статичны в материи только законы. Как говорил Георг Фридрих Вильгельм Гегель: “Спокойный в явлении”. То есть, все вокруг меняется, а закон остается неизменным на всем протяжении этих изменений, так или иначе, описывая базовые принципы всех из них. А все остальное меняется при помощи постоянного движения. Ну, а если есть движение, обязательно есть столкновение, то есть, противоречие. Это есть и в материи атомов, это есть и в человеческом обществе. Если кто-то не верит, советую в час пик выехать на улицы родного города. Вы там все узнаете и про движение, и про столкновение, и про себя. Вы узнаете и расскажете окружающим всякое интересное. Это в концентрированном виде то, как ведет себя общество. Если мы возьмем в планетарном масштабе, то шоссе будет не 2-х полосное, а 122-х полосное. Но смысл остается тот же, мы тоже сталкиваемся. К счастью, атомы, которые сталкиваются, не имеют своей воли. Поэтому они сталкиваются по неким слепым, не зависящим от них, законам, и реагируют детерминировано. А мы, уникальная форма материи. Потому, что мы имеем способность мыслить и проявлять волю. Поэтому мы можем реагировать на столкновение по-разному. Это нужно отметить.

Пока же нужно посмотреть на материю вообще. Буквально в трех мазках. Именно в трех потому, что, как известно, и как мы только что обозначили, столкновение, это постоянный фон существования материи. Отсюда следует три следствия. Повторюсь, это и для атомов с молекулами, и для человеческого общества. Во-первых, эти столкновения происходят внутри этой самой материи. То есть, не нужно рассматривать много разных обществ. То есть, например, есть общество ленинградцев, а есть общество москвичей, а еще есть общество калининградцев. А есть общество россиян, а есть общество американцев. Конечно, есть. Но, особенно теперь мы можем рассматривать, мир так или иначе глобализировался, мы можем рассматривать всю планету как единое общество. Понятно, что никаких отношений у индейцев Южной Америки с викингами быть не могло потому, что они очень далеко друг от друга жили и не знали о существовании друг друга. Поэтому, это отдельные страты. Теперь у нас с индейцами Южной Америки могут быть общие интересы, а значит и противоречия, столкновения. Это как в семье, если взять ее как срез общества, то в семье тоже бывают столкновения. Вот, почитайте “Ромео и Джульетту”. Или легенду об Эдипе. Или Тургенева “Отцы и дети”. Или попробуйте собственного подростка воспитать, все вам тогда про столкновение интересов станет понятно. Доподлинно. Если посмотреть чуть шире, то милиция борется с преступниками, которые между прочим, как это ни странно, граждане России, или там Советского Союза, и милиционеры, это граждане Советского Союза. Однако, борьба иногда перетекает в горячую фазу и в преступников приходится даже стрелять.

Д.Ю. Иногда из танков.

Клим Жуков. Иногда приходится из танков. Иногда приходится их массово вывозить в места не столь отдаленные, чтобы они не вывезли. Работодатели борются с профсоюзами. Профсоюзы, наоборот, с работодателями. А работодатели друг с другом в ходе конкуренции. Или под ковром, которым устлана карьерная лестница. Все постоянно сталкиваются, это нормально для материи. Таким образом, у нас в материи проявляется диалектический закон единства и борьбы противоположностей. И если противоречия, это движение, движение, залог постоянных столкновений, отсюда следует неизбежное следствие – столкновения постоянно накапливаются. Частиц в материи много, столкновений, стало быть, много. Интересы пересекаются, возникают множественные противоречия. И все бы ничего, но даже, например, бронза, которая, вот лежит слиток бронзы в печке, и ничего ему не делается. Просто вот бронза и бронза. А нагрей его до 1140 градусов и внутри накопится такая энергия от столкновения атомов, что случится фазовый переход. И бронза обретет новое качество. То есть, она...

Д.Ю. Станет жидкой.

Клим Жуков. Станет жидкой. И это может быть с чем угодно абсолютно. Например, с красным или голубым гигантом, звездой “Голубой гигант”, которая тоже может превратиться в сверхновую звезду за счет столкновения центробежных, центростремительных сил внутри себя. Потом бах, и превращается в новое качество. Это, таким образом, у нас еще один закон диалектики, второй закон диалектики – переход количества в качество. То есть, противоречия, и столкновения ими обусловленные, могут накопиться до определенного порогового значения и сообщить материи новое качество. И с обществом это тоже может быть. Это важно, но это всего лишь механизм. И противоречия, выраженные в постоянном столкновении, ведут к отрицанию этого объекта. То есть, если мы вскипятили воду, получился пар. Пар, это уже не вполне та самая вода, которая была. Но при этом, это вода в то же время. Просто это ее второе состояние. То есть, никто не может сказать, что пар, это не вода. Пар, это вода. Но пар, это отрицание жидкого состояния воды. Потому, что, да, оно больше не жидкое, оно газообразное, это легко проверить.

Или, например, посадили мы зернышко в землю. Зернышко напиталось водой и минеральными веществами и проросло ростком, то есть, зерно существовать перестало, а получился из него росток. При этом зерно же никуда не исчезло. Это тоже фактически можно проверить. Было зерно, оно и осталось. Но при этом оно перестало быть зерном, оно превратилось в росток. То есть, росток, это продолжение жизни зерна в иной форме, в его развитии. Он оказывается развитием зерна и уже не зерном одновременно. То есть, отрицанием собственного отрицания. Как Дзэн-буддист Федор, помнишь этот анекдот?

Д.Ю. Однажды Дзэн-буддист Федор отрицал величие философии марксизма, а когда его вызвали куда надо, отрицал там свое отрицание.

Клим Жуков. И познал, таким образом, величие диалектики. Так вот. Мы только что увидели, что, да, противоречия бывают, да, столкновения бывают, да, они могут накапливаться и приводить к новому качеству. А новое качество может выступить отрицанием собственного отрицания. Если мы говорим одним словом, что это такое, то это и есть революция. Это и есть революция. Мы живем, мы все живем, среди непрерывно совершающихся революций. Это имманентное свойство материи, революция. Мы появились как мыслящая форма в результате революции. Материя появилась в результате революции, то есть, если, например, верна теория Большого взрыва, то, что это, как не революция? Это революция. И не очень понятно, отчего мертвой материи мы на полном основании приписываем революционность в качестве имманентного свойства, а почему мы тогда отрицаем такое же свойство для человеческого общества? По-моему, это нарушение даже не диалектической, а просто формальной логики.

Что же у нас в обществе является самым важным? Понятно, что поссорившись в семье с женой, с любовницей, с ребенком, не важно, или поссорившись с кем-то на улице в час пик, это лично может быть неприятно, или, наоборот, приятно. Но на макро-сообществе это никак не отразится. Этого просто никто не заметит потому, что никто не узнает. Но, если мы только что договорились, что общество, это форма материи, то что-то должно быть постоянным в этой форме материи. Которое является общим качеством для всех сообществ, всех форм сообществ и пронизывает его насквозь. Это его базис, то есть, экономика. То есть, хозяйство. Слово-то греческое, “экономос” – ведение дома, ведение домашнего хозяйства. В самом деле, без общего хозяйства даже семьи, первичной ячейки общества, не построить никак. Потому, что муж должен тащить в семью деньги, жена должна ходить в магазин, покупать еду, готовить эту самую еду потом. Короче говоря, это совместная жизнедеятельность, которая является базой экономики. Вот маленькой-маленькой, но с этого все начинается. Недаром слово “экономика”, оно вот именно это состояние в своем значении и описывает. То есть, если мы говорим об обществе, нужно говорить о его определяющем качестве, о базисе. То есть, об экономике. Противоречия именно в экономике и столкновения экономических интересов и являются двигателем этой формы материи. Ни что иное.

Д.Ю. То есть, конфликт накапливается. Происходит столкновение, в результате образуется что-то новое. Да? Если совсем для тупых.

Клим Жуков. Да. Если сделать компендий всего того, что я так долго говорил, то да, так оно и есть.

Д.Ю. А откуда берутся противоречия? Они сами по себе возникают?

Клим Жуков. А мы сейчас это на исторических примерах проследим.

Д.Ю. Давай, примеры, это самое главное.

Клим Жуков. Да. Ну, и некий экскурс для фундирования рассуждений. А то, что это думают, Россия это конец истории? Или ее начало? Нет. К сожалению, когда через несколько тысяч лет России не будет, история не закончится. То же самое, когда России не было, история была. Поэтому не надо смотреть на мир с “москвоцентричных” позиций. Это ошибочно и очень грустно. Потому, что если мы смотрим на мир с “москвоцентричных” позиций, мы обязательно придем к такому печальному факту, что когда-нибудь Москвы не будет. Таким образом, все наши “штудии” окажутся ущербными. Потому, что вот мы такие пупы земли. А тут раз, и нет никого. Нет, смотреть на историю нужно с общечеловеческих позиций. То есть, мы части человечества. Как ты ни крути. Поэтому в глобальном смысле нужно, конечно, за вид быть, а не за племя. Потому, что все-таки мы все принадлежим к одному виду, рано или поздно мы полетим в космос, встретимся с представителями других видов и, по крайней мере, пока мы с ними со всеми не подружимся, не заживем уже галактической общей семьей, нужно будет как-то своих поддерживать. Поэтому на людей нужно смотреть как на братьев, в первую очередь. Я так думаю.

Так вот. Эти самые люди, как вид, появились и начали жить родами. То есть, более-менее большими семьями. То есть, доминирующий самец, несколько самок, дяди, тети, бабушки. Ну, и многочисленное потомство ото всех. Все эти рода жили в такой ситуации, в таком экономическом состоянии, что у них хозяйство было, а хозяина не было у всего этого. То есть, все было строго общее. Коммунальное, то есть, коммунистическое. Это называется время “Первобытный коммунизм”. Тут сразу меня поправят: “Как же так, не было собственности? А я дубину выточил, это моя дубина, никому не отдам. В самом деле, с какого перепуга”. Уточню, общими были средства производства первобытного. А дубина, это не средство производства. Средство производства, это выгон, где, например, пасутся мамонты, это трава, которую жрут мамонты, это сами мамонты. И организация загонной охоты потому, что с дубиной один на один ты мамонта не завалишь, сто процентов. Даже маленького пещерного медведя не завалишь, который гораздо меньше, чем мамонт, но гораздо больше, чем ты. Его тоже дубиной не завалишь. Поэтому то, что я сейчас описал, это средство производства, не дубина. И вот это было строго общественным.

Д.Ю. Я бы привел пример. Когда этой загонной охотой занимались, они строили какие-то нечеловечески длинные стены. Я боюсь наврать местоположение, что они там по 20 километров стены выложены для того, чтобы создать горловину, в которую бежал зверь, там падая с обрыва, или там его били в этом месте. Это ни за один день не построишь, ни в одиночку.

Клим Жуков. Ни хозяином этого быть не получится. Соответственно, средства производства были общественные. Потому, что очень трудно мне представить, как было сделать собственным некий участок леса, где ты, или твоя жена, собираете некие коренья. Вот как? Да никак. Там не поставишь возле каждого этого клубня автоматчика или камнеметчика. Невозможно, поэтому, конечно, все это было строго общественное. И в таком виде человечество прожило 100 тысяч лет. В 20 раз длиннее, чем во всех остальных формах общественных организаций. Не будет ошибкой и преувеличением сказать, что именно такая форма организации сделала человека разумного человеком разумным. Потому, что именно в ней мы получили тот мозг, которым мы обладаем. Но, тут с мозгом как раз проблема. Потому, что хотя люди жили в крайне разреженном состоянии, можно было пройти месяц и никого не встретить, то есть, столкновение интересов, то есть, экономических противоречий, возникнуть не могло. Собственно они и прожили в таком состоянии 100 тысяч лет, как консервы, просто они друг с другом мало общались. Им был никто не нужен. Но с мозгом возникли большие проблемы. Потому, что мозг выдумывал все лучше и лучше орудия труда. Даже орудия каменного века, они предельно примитивные, но все же, какие-нибудь наконечники для стрел культуры Кловис, археологической, это Нью-Мексико в Америке. Там тогда еще не умели варить метамфетаминов, а занимались всякой ерундой.

Д.Ю. Картель залива еще в силу не вошел.

Клим Жуков. Да. Делали там всякие разные, например, наконечники стрел. Но они потрясающе сделаны, это просто произведение искусства, по-другому не сказать. Их использовали от Нью-Мексико до Канады.

Д.Ю. Куда умище-то девать.

Клим Жуков. Да. То есть, орудия труда делались все лучше. А значит, повышалась производительность труда. Медленно, по чуть-чуть, но повышалась. Так как человек жил в полном гомеостазе с природой, то есть, в равновесии, даже небольшое увеличение производительности труда, то есть, уровня добычи этих самых мамонтов и выкапывания корешков, сразу нарушало равновесие. Пока все было ничего с природой, она, учитывая, что людей было мало, легко эти перекосы компенсировала. Но, как только с природой стало не очень хорошо, а именно, бабахнул Ледниковый период, неустойчивое равновесие немедленно рухнуло. Потому, что люди вынуждены были искать новые формы существования. Охотиться было уже невозможно в таком виде. Потому, что, во-первых, форма охоты была уже отработана по полной программе. Во-вторых, зверья стало просто категорически не хватать. То есть, чтобы при имеющемся уровне производительности этого самого первобытного коммунистического труда сохранить хотя бы прежний уровень потребления, нужно было где-то этих животных искать, а как ты их найдешь, их нет. Перемерли от голода, откочевали куда-нибудь еще. То есть, приходилось срываться с мест и идти на новые земли, куда шли не только одни люди, а еще и другие люди, а еще и третьи люди. Все эти племена стали сталкиваться, осваивать новые земли. И это была катастрофа, которая вовлекла в себя, наверное, общей популяции процентов 90 населения. Но выжившие получили по наследству гигантский мозг, который имеет колоссальные адаптивные способности. И выходом стал переход к земледелию вместо собирательства, и к скотоводству, вместо охоты, как известно. Грянула, таким образом, первая революция – “Великая неолитическая революция”. Началась она в “плодородном полумесяце” Египта, Финикии, Ассирии, Месопотамии, 10 – 9 тысяч лет назад.

Д.Ю. Хотели, не хотели, пришлось.

Клим Жуков. Ледниковый период никого не спрашивал. То есть, наложилось одновременно повышение производительности труда, того, старого, и ухудшение климата. Все вместе дало толчок к тому, чтобы переходить к абсолютно новым формам хозяйствования. Так как наши совсем прапрадеды не очень понимали в философии, они не могли это “отрефлексировать”. Поэтому они все это делали казуальным способом, то есть, реагируя на происходящее. Они не могли ставить проект реакции на это. Поэтому затянулось это с 10 тысяч лет до нашей эры, примерно, до 4 тысяч лет до нашей эры. То есть, “Неолитическая революция” длилась, таким образом, 5 -6 тысяч лет.

Д.Ю. Тогда тепло в Египте было?

Клим Жуков. Это “плодородный полумесяц”. Конечно. От Египта до Месопотамии, там было приемлемо. Как раз туда все устремились. Те, кто смог там угнездиться, отбрыкивались от других, для чего требовалось объединяться из родов в племена. То есть, больше людей в одном месте.

Д.Ю. Куда вы лезете?

Клим Жуков. Куда вы лезете, Месопотамия не резиновая. Тогда же появились первые города, укрепленные. Еще не было государственной цивилизации, а города уже были. Чтобы не пускать всяких гадов. Которые тут понаехать норовили. Но обработка земли и скотоводство потребовали совершенно новой концентрации ресурсов. В первую очередь трудовых ресурсов. Потому, что одна семья, конечно, обработает какое-то количество земли, но 100 семей обработают еще больше земли. Не в сто раз больше, а кратно больше потому, что они просто все вместе будут заниматься одним и тем же делом. На чем выросли все наши любимые “рисовые” цивилизации. Типа Китая, Японии, Кореи и прочее. Это именно коллективная концентрация ресурсов в одном створе усилий, скажем так. Выпасаемые стада контролировать тоже очень непросто. Для этого нужно, во-первых, пастухов иметь. Ну, это немного людей. Во-вторых, их нужно контролировать. Потому, что стадо угнать, это дело техники, которым все окружающие, я уверен, владели в совершенстве. Поэтому, это нужно было охранять элементарно.

Д.Ю. А конокрадов всей деревней забивать до смерти.

Клим Жуков. Да. Или всем городом, который был чуть-чуть больше современной деревни.

Д.Ю. То есть, воровской ход не поддерживался.

Клим Жуков. Ни в коем случае. Отсюда у нас получился рост прибавочного продукта. То есть, продукт, который вырабатывается сверх витальной необходимости.

Д.Ю. Ты поясняй, многие не поймут. Витальная необходимость, это?

Клим Жуков. Это жизненная необходимость. Две тысячи килокалорий, это у тебя витальная потребность, без нее ты начнешь деградировать, в смысле внутренних органов, и издохнешь очень быстро. А то, что сверх того, это некая прибавка, которую ты вырабатываешь. Ну, понятно, одежда, образование, это все по мере усложнения общества, усложняется и расширяется. А тогда тебе просто нужно было не умереть от холода и от голода. А то, что сверху, уже прибыток.

Д.Ю. А вот город Аркаим, например, он тоже до государства?

Клим Жуков. Город Аркаим, это уже бронзовый век. Это совсем было недавно. Это конечно не как “вчера”, а как “в прошлом месяце”. Еще чуть-чуть и будут нормальные всякие, разные государства. Всякие славяне побегут за викингами, и наоборот. Это почти исторический период, а мы сейчас говорим о несколько более древних временах. Так вот, рода начинают объединяться в племена, а племена начинают объединяться между собой. Как только племена объединяются между собой, возникает очень интересная штука, а именно, прибавочного продукта стало больше. Причем серьезно больше. И вроде бы угроза голода не стоит настолько остро, как стояла во времена первобытного общества, когда то, что ты произвел, то ты и съел. А больше не в состоянии. То есть, пока ты это поддерживаешь, оно ничего, но как только нарушается природный баланс, тебя от голодной смерти не спасет ничего. Это конечно было очень плохо, а здесь вот несомненный прогресс. Но при этом необходимость концентрации трудовых ресурсов, воинских ресурсов по охране всего этого дела, потребовала сначала управляющей надстройки, которая просто будет разводить все эти трудовые ресурсы по нужным местам. Когда много людей делают одно и то же дело, неминуемо возникает иерархия, кто-то должен ими командовать, иначе никак. Ну, а прибавочный продукт...

Д.Ю. А как же демократия природная?

Клим Жуков. Природная демократия, это очень хорошо, но даже в семье, когда семья занимается каким-то одним делом, например, моет полы, кто-то отдает команду мыть полы. А когда речь не мыть полы, а построить городскую стену 2 километра окружностью, то хочешь, не хочешь, нужен инженер, который посчитает все так, чтобы не упало. А инженера надо кормить, пока он будет считать. Ну, и с наличием избыточного прибавочного продукта это стало возможно. Появились люди, не занятые непосредственно в производстве, они стали надстройкой. А пленных, которых захватывали в ходе военных столкновений, уже не нужно было обязательно убивать и съедать.

Д.Ю. Можно было пристроить к делу.

Клим Жуков. Раньше их, в принципе, тоже пристраивали к делу. Но это было в том случае, если во время столкновения родов мужское население понесло невосполнимые потери. Пленным просто инкорпорировали в состав семьи в качестве новых ее членов. Но это только в таком случае. Потому, что просто содержать пленных было невозможно. Зачем тебе еще один рот, он все равно, что произведет, то и сожрет.

Д.Ю. Это меня всегда удивляло вот в этой Месопотамии, кто там жил, эти замечательные люди, которые военнопленным выкалывали глаза, резали сухожилия и оставляли подыхать в пустыне. Шумеры это были, по-моему?

Клим Жуков. Ассирийцы. Были больно свирепые. Фашисты были те еще.

Д.Ю. Где там всякие Ашшурбанипалы. То есть, они были просто не нужны эти пленные, да? Поэтому их таким зверским способом умерщвляли. Или это что-то религиозное было?

Клим Жуков. Трудно сказать. Так вот, как только можно пристроить к делу, возникает институт рабства. Между III и II тысячелетиями до нашей эры. Оно появляется везде, в разных формах. Может быть, у эскимосов не было, там все еще холодно и “каменновечно”. Там старину уважали, чтили народные обычаи. Не отрывались от корней.

Д.Ю. Великая культура была.

Клим Жуков. Жрали химус и прочие невозможные штуки. Жили “природосообразно”. Как у нас воздыхает Михаил Задорнов. “Природосообразно” надо жить, жрать дохлого оленя, например.

Д.Ю. Или копальхен употреблять.

Клим Жуков. Копальхен, это ему разрезать живот, достать то, что у него там полупереварилось и это сожрать.

Д.Ю. Люблю подогретое.

Клим Жуков. Люблю подогретое, во-первых. Во-вторых, оно уже переваренное. У тебя калорий на переваривание уйдет в 2 раза меньше. Очень, очень хорошая еда.

Д.Ю. Великолепно себя чувствуют.

Клим Жуков. Отлично. Вкусно главное, желе же. Мы сейчас только что описали что? Еще одну революцию. Это была Великая рабовладельческая революция, которая продолжалась тысячу лет. Не 5000 – 6000 лет, как Неолитическая революция, а короче. Ну, а рабовладение, не смотря на то, что это ужасно, безусловно, дало нам цивилизацию. То есть, то, где мы сейчас имеем счастье проживать. Потому, что бесплатный труд. Он был не просто бесплатный. То есть, за него, как мы сейчас думаем, не платили. За него не то, чтобы не платили, это не был труд людей в понимании человека того времени. Потому, что раб, это была особая форма собственности. Это был...

Д.Ю. Там всё нормально организовано, да. Это мне напоминает восстание Пугачёва, где пацаны хотели освободиться от царского ига, набрать себе побольше крепостных и уже нормально зажить.

Борис Юлин. Пугачёв вообще выступал под именем Пётр Третий, типа, царь. Но здесь есть такой момент: откуда вообще, собственно говоря, у меня возникла такая вот идея – поговорить за коммунизм? Разговаривал как-то с сыном, и он сказал мне: коммунизм, конечно, идея сама по себе, вроде бы, такая довольно занятная, интересная, но очень сложная, а вот, допустим, национализм, который сейчас популярность набирает, он вроде бы со своими своеобразными недостатками, но очень простой, поэтому он больше цепляет как-то людей. А тут ситуация какая: вот коммунистическая идея кажется, вроде бы, сложной, там смотришь на 3-томник Маркса, и т.д., и думаешь – да ну нахрен! А на самом деле это очень простая идея – это идея социальной справедливости: вот допустим, работает несколько человек, ну не может один, работая, зарабатывать, допустим, 1000 коров в день, а другой кружку молока в день. Они не могут настолько по-разному работать, правильно? Это несправедливо.

Д.Ю. Ну, смотря в какой области. Как ты помнишь, был такой и есть замечательный музыкант Юрий Антонов, который при советской власти зарабатывал за счёт своих песен совершенно по-честному по 10 тысяч рублей в месяц, что по тем временам были невероятные деньги.

Борис Юлин. Абсолютно верно – он зарабатывал по-честному, по закону, но несправедливо, с точки зрения как раз коммунизма, потому что как – он же не больше работал, чем другие?

Д.Ю. Ну, наверное, больше, но не на 10 тысяч.

Борис Юлин. Ну да, не во столько раз больше, и поэтому это воспринималось, как несправедливость. Вот это большое социальное расслоение, то, что воспринимается несправедливо, это и есть основа коммунистической идеи, а националистическая идея, с одной стороны…

Д.Ю. Отсутствие расслоения – основа коммунистической идеи, да, нет?

Борис Юлин. Ну, скажем так: минимизация расслоения. Так вот, а националистическая идея, вроде бы, всё просто, понятно – типа, Россия впереди всех, или там кто ещё – Третий Рейх, Германия…

Д.Ю. Сразу своим к наиболее понятному: русские должны быть хорошо и богато, а тупые чурки должны обеспечивать их хорошую и богатую жизнь.

Борис Юлин. Да, поэтому незачем кормить тех, незачем кормить этих, нужно, чтобы кормили нас.

Д.Ю. Да.

Борис Юлин. Но, на самом деле, эта идея с другой стороны сложная, сложная в каком плане: а какого хрена мы лучше? Т.е. если мы чего-то делаем лучше, то да, мы лучше, но это при коммунизме тоже, кстати, работает: если кто-то что-то делает лучше, то ему почёт и уважуха.

Д.Ю. Да, слесарь 6-го разряда ощутимо больше получал, чем 3-го.

Борис Юлин. Да даже не то, что больше – даже вот вообще нигде вроде бы больше никто особо не получал, просто большее уважение было, больше прислушиваются к словам, и т.д. Т.е. не материальных благ больше, оно уже в другой форме выражается. А при национализме получается как: допустим, вот этот вот пьяница, урод и хулиган, чем он лучше?

Д.Ю. Национальностью.

Борис Юлин. Только потому что он родился в нужной семье? И от этого уже хороший, уже лучше. Т.е. вот это как раз-таки совершенно вещь необъяснимая и противоестественная. И именно противоестественность приводит к тому, что национализм, либеральные идеи, капиталистические идеи – их приходится старательно насаждать, вот эту морковку изображать, типа, можешь стать богатым, можешь стать счастливым, или то, что ты родился, ты поэтому богоизбранный народ.

Д.Ю. Ну, для этого есть гигантский пропагандистский аппарат, который тебе это объясняет.

Борис Юлин. Правильно, а противодействие обычно идёт на уровне достаточно стихийном – просто люди понимают, что это несправедливо, неправильно, и пытаются с этим бороться, потому что никто не бросит, допустим, миллиардные капиталы, и т.д., на то, чтобы пропагандировать идею коммунизма, это было бы странно, поэтому делают исключительно энтузиасты, но тем не менее, идея очень живучая. Собственно говоря, сначала человечество стартует от коммунизма, потом оно скатывается, в принципе, сначала… собственно, капиталистические отношения были ещё в Древней Финикии, в Древнем Карфагене, кстати, Карфаген они благополучно похоронили. Там более живучие идеи – несколько ближе к коммунизму была идея аристократии, и т.д., т.е. чем отличается, например, феодал от капиталиста? Он отвечает за свою землю, во-первых, он как бы является отцом своей земли, т.е. всех строит и т.д., но он обязан защищать, и он прицеплен к этой земле, без этой земли он никто, правильно? А каптал – это уже всё оторванное, захотел – куда угодно поехал. Вот например, самым шикарным показателем вот этого, как идейно держится капитал, является история Ост-Индской компании – была такая в Голландии компания, охрененно богатая, она реально была одной из богатейших компаний за Земле, торговала с Индией, держала торговлю эту. И вот, и тут Англо-голландские войны – голландские моряки умирают за интересы Ост-Индской компании в боях с английскими моряками. Войны закончились поражением Голландии, за время этих войн Ост-Индская компания благополучно все капиталы перевела в Англию и стала английской Ост-Индской компанией. Здорово!

Д.Ю. Да, именно она и продолжала вести бои в Индии, лазила в Афганистан, и всякое такое, т.е. это было не британское правительство, это Ост-Индская компания этим занималась.

Борис Юлин. Ну да.

Д.Ю. Но тут другое, здесь мы начинаем смотреть по другим углом: т.е. эта Ост-Индская компания обеспечивает уровень жизни в этой самой Голландии, поскольку она богатеет, богатеет…

Борис Юлин. Нет, уже не в Голландии, уже в Англии.

Д.Ю. Нет, до того. Богатеет, пухнет, а это всё богатеет и пухнет с неё. Это тут мы переходим к художественному фильму «Аватар», где земная компания что-то добывает, а десантник-власовец перебегает к папуасам и мешает компании Ост-Индской богатеть.

Борис Юлин. Ну он там не совсем власовец – власовец перебежал к победителям, а этот перебежал к побеждённым.

Д.Ю. Не совсем, но практически власовец, только с хвостом – так бы я сказал. Ну, это же, получается, ты не только за Ост-Индскую компанию погибаешь, ты погибаешь за благосостояние своих родных. Точно так же, как наши солдаты в Чечне: за что они там бились – за целостность России или за нефтяную трубу, или за то и за другое сразу?

Борис Юлин. Вот как раз-таки очень хороший способ как раз это смешать, это сильно помогает.

Д.Ю. Разделить очень тяжело.

Борис Юлин. Дело в том, что вот как английские солдаты умирали в Англо-Бурскую войну, убивая буров, за интересы, собственно говоря, английских компаний, но с другой стороны, если бы они не умирали, то в целом бы пострадали интересы Британской империи, и от этого пострадал бы каждый гражданин. Ну вот это как раз и есть тот момент, что всё построено исключительно через вот эти шкурные интересы. Стоит отбросить шкурные интересы, английские солдаты могут сказать, типа: а зачем мы будем убивать этих буров? Вот Родину мы защищать будем, а буров на юге Африки убивать не будем.

Д.Ю. Так не бывает, не смогут убедить.

Борис Юлин. Ну почему? В принципе, так бывает – ну вот есть такое, опять же, занятное государство Советский Союз, который не вёл ни разу завоевательных войн, хотя, в принципе, технические возможности для этого имел.

Д.Ю. Немедленно скажут: а как же Афганистан?

Борис Юлин. А у нас не было экономических интересов в Афганистане, у нас были там экономические расходы, т.е. мы создавали из Афганистана страну, которая может жить за свои средства самостоятельно, сама содержать свои вооружённые силы, сама обеспечивать себе электричество, сама… Наши сумели наладить производство мотоциклов в Монголии, которые в Монголии продавались, и все доходы шли в Монголию, хотя, казалось бы, как их заставить, этих монголов, выпускать мотоциклы?

Д.Ю. Афганцам повезло, можно сказать, что мы им не построили колхозов, потому что если бы построили колхозы в Пандшерском ущелье, никуда бы там советская власть не делась, всё было бы хорошо. Но, к сожалению, в подобные вещи Советский Союз не вторгался, предпочитая уже действовать совершенно иначе…

Борис Юлин. Ну это уже был поздний СССР.

Д.Ю. Да, через это мы и с Афганистаном распрощались, и в итоге с СССР, а в чём причина падения СССР, если такие замечательные идеи лежали в основании государства, почему же оно того…?

Борис Юлин. Так вот как раз-таки в том, что утратили эти идеи, т.е. потеряли путь, т.е. реальную коммунистическую идею, ради которой там, Сталин как раз писал, что нужно воспитывать человека нового общества, т.е. воспитание человека нового общества он считал ключевым, потому что человек старого общества мечтает стать богатым, жить за счёт других, а нужно тех, кто станет мечтать о другом – о звёздах и т.д.

Д.Ю. Именно с этой целью он интеллигенцию, в частности, писателей, кинорежиссёров назначил в «инженеры человеческих душ», которые вместо религиозных деятелей должны были научить людей, как думать, о чём думать и к чему стремиться. Обратите внимание: Сталина давно нет, и эти люди погрязли… цензурных слов нет, чтобы назвать, в чём они погрязли, но они по-прежнему считают себя инженерами человеческих душ …

Борис Юлин. Так там инженерами-то были другие, дело в том, что при Сталине кто был главным, допустим, среди писателей инженером человеческих душ, вот самый известный писатель? При Сталине.

Д.Ю. Шолохов.

Борис Юлин. Раз. Он скурвился? Нет, и вещи великолепные писал. Дальше: в фантастике у нас это Алексей Толстой – тоже и не скурвился, и великолепные вещи писал, до сих пор актуальные.

Д.Ю. А братья Стругацкие, например…

Борис Юлин. А они не при Сталине, они при Хрущёве поднялись.

Д.Ю. Да, предали все идеалы вообще, какие только можно.

Борис Юлин. Так у них же даже дискуссия была с Ефремовым – вот при Сталине был Ефремов, а при Хрущёве были Стругацкие, и они там как раз критиковали Ефремова за то, что обрисовывает мир, который должен быть, а они ему хотят обрисовать мир Полудня, в котором они хотят жить.

Д.Ю. Хороший был мир. Все книжки Стругацких, которые я в детстве читал, это были книжки коммунистических авторов, написанные для коммунистических подростков о светлом коммунистическом будущем. Все, ну до тех пор, пока не скурвились. И в общем-то, когда сейчас смотришь какой-нибудь «Обитаемый остров», накал бреда поражает: здесь запрещали, тут не разрешали… Во-первых, печатали миллионными тиражами – не чета нынешнему, во-вторых, идеи там были совершенно другие, и потуги извернуть то, что было, в какую-то другую странную сторону, находящие, кстати, поддержку у покойного Бориса Стругацкого, который сказал, что «Обитаемый остров» - это лучшая экранизация по нашим произведениям. Тарковский, видимо, в этот момент крутанулся в гробу, но вот…

Борис Юлин. Но здесь, кстати, что интересно: Стругацкие всегда были конъюнктурщиками, они писали по конъюнктуре такой, т.е. сначала у них были сугубо коммунистические произведения, потом совершенно антисоветские, типа «Града обречённого», допустим, или «Сказки о Тройке», но у них даже в тех идеях, которые были научные, там больше платоновщина процветает, а не коммунизм. У них же там наукократия идёт, меритократия.

Д.Ю. Да, и всесильные спецслужбы, всегалактические, которые всё контролируют, всем управляют – это вот сейчас читать особенно смешно.

Борис Юлин. И крутой научный человек, который всех строит.

Д.Ю. Да-да-да!

Борис Юлин. Т.е. не пытается что-то сделать, а именно взял, типа, и всё исправил, отремонтировал, даже в том же самом «Обитаемом острове». Т.е. вот живёт планета уродов, где есть уроды меньшие, есть уроды большие, есть самые, так сказать, милые уроды, надо им помочь, и вот крутой супермен… Вот что самое интересное: у Ефремова суперменов не было.

Д.Ю. Не было. Они все были супермены.

Борис Юлин. У Алексея Толстого тоже не было.

Д.Ю. Ну и всё-таки, давай вернёмся к Советскому Союзу: как же так получилось, что такие хорошие идеи лежали в основании, а Советского Союза не стало?

Борис Юлин. Потому что саму идею утратили, т.е. СССР строился в 20-30-е годы по одним идеям, в 60-е годы уже по другим, это были идеи уже не коммунистические, это были идеи карго-коммунизма. Потом у нас пошли вот эти вот реформы косыгинские, которые фактически вводят, как обязательный, хозрасчёт, вводят понятие прибыльности предприятий и т.д., т.е. уже идеи становятся в какой-то мере идеями не коммунизма, а госкапитализма.

Д.Ю. Ну может быть, они видели, что то, что было, перестало работать, и поэтому искали какие-то другие способы решений, нет?

Борис Юлин. Да нет, вроде, не переставало работать, работало и дальше. Совершенствование-то шло какое – ну вот у Хрущёва пошло: «догнать и перегнать Америку». При Сталине, например, «догнать и перегнать Америку» не было, потому что другие ценности были, а тут ценности стали общими, потребительскими. А когда пошли потребительские ценности, то мы начинаем играть на поле капиталистов.

Д.Ю. Как сказать, тут сложный вопрос… Я помню, мне батя, когда мы ходили в магазин, как раз была 9-ая пятилетка – пятилетка количества, а за ней была 10-ая пятилетка – пятилетка качества, и когда мы ходили в магазин, батя говорил: «Посмотри, сколько рубах продаётся, в моём детстве, в моей молодости не было такого изобилия товаров». Это, ты знаешь, вещь специфическая, я был третьим в семье и через раз всё донашивал за старшим братом, потому что просто тупо не было ничего: штаны надо было шить, и рубашки надо было шить, и товарное изобилие необходимо, в общем-то.

Борис Юлин. Зато появился дефицит, продажи из-под полы и стала более наглой сфера услуг, которая при Сталине была менее наглой.

Д.Ю. Ну, тебе не кажется, что это какое-то, как бы это сказать, неотъемлемое качество, когда происходит одно, и при этом всегда происходит другое?

Борис Юлин. Так почему и шла речь о воспитании человека нового общества, именно поэтому, но на него забили, т.е. в 60-е годы уже его не воспитывали.

Д.Ю. Я с тобой согласен, да, потому что вот с моей точки зрения, то, что затеял Горбачёв, например, я не про то, что это хорошо, плохо, там, это как оно выглядело – т.е. с моей точки зрения, Горбачёв коммунистические проблемы, проблемы коммунистического общества пытался решать капиталистическими способами.

Борис Юлин. Он занялся прямой реставрацией капитализма.

Д.Ю. Да. Т.е. в моём понимании, вот кризис произошёл в коммунистическом обществе, скажем так, загорелся дом, а Горбачёв его принялся тушить бензином. Т.е. это абсолютно не соответствующие происходящему методы, которые не приведут ни к какому исцелению, а приведут только к смене общественной формации и контрреволюции, которая, собственно, на наших глазах и произошла.

Борис Юлин. Так Горбачёв сам честно и сказал потом, что его целью было уничтожение коммунизма.

Д.Ю. Я думаю, он лжёт.

Борис Юлин. Как всегда.

Д.Ю. Я думаю, он хотел одного, а теперь, когда струя повернулась, он себя пытается изобразить, что это он прародитель этой новой замечательной России. Ложь, ложь!

Борис Юлин. Разумеется, а в новой замечательной России мы все живём, сравнивать, в принципе, возможность есть. Многим стало лучше, гораздо большему количеству лучше явно не стало.

Д.Ю. Ну, тут, опять-таки, двояко, на мой взгляд: сбылась мечта последних десятилетий – наконец-то 100 сортов йогурта появилось.

Борис Юлин. 100 сортов колбасы.

Д.Ю. 100 сортов колбасы, которая – ты же помнишь, как кричали, насколько была отвратительная «Докторская» колбаса советская, которую делали из какой-то дряни – теперь делают из такой дряни, что количество нитратов, нитритов, обрати внимание…

Борис Юлин. Самое смешное – это то, что сейчас самые популярные продуктовые товары – ставится большой значок «ГОСТ», типа, по советским ГОСТам сделано.

Д.Ю. Да-да-да, внезапно оказалось наоборот, потому что в нынешние продукты кладут чёрт-те что и сбоку хвостик. Я когда-то в детстве любил разнообразный культуризм, ныне называемый бодибилдингом, тогда только-только появлялось про то, что там спортсмены себя чем-то колют для того, чтобы мышцы росли – было такое лекарство «Ретаболил» советское, которым все друг друга, и таблетки «Метандростенолон», который тоже, там, для исцеления дистрофиков, для наращивания мышечной массы. Первая мысль, которая меня посетила, когда я про это узнал: а свинью например, когда выращиваешь, её можно колоть этим «Ретаболилом» и давать ей таблетки «Метандростенолона»? Мы же похожи со свиньями, как известно, не только морально, но и физиологически. А потом с не очень большим удивлением узнал, что в Европе всё это в полный рост работает…

Борис Юлин. Что не одному тебе пришла эта идея.

Д.Ю. Да, не один я такой умный, и вот оно всё есть, и эту дрянь закупают там, везут к нам. Недаром же там расцветают эти т.н. агрофермы, где только хардкор, только настоящий навоз, никаких удобрений – ни к чему, пахать на волах деревянной сохой, картошка вот такая, но натуральная.

Борис Юлин. Ставить значок потом, продавать в 3 раза дороже.

Д.Ю. Так точно.

Борис Юлин. Потому что всё идёт вокруг денег.

Д.Ю. Естественно.

Борис Юлин. А при коммунизме всё вокруг интересов общества.

Д.Ю. А вот ещё я бы тебе сказал, что вот у меня лично такое впечатление, что по итогам жизни СССР на Западе обобщённом нас, русских, воспринимают как природных носителей коммунизма…

Борис Юлин. Зараза.

Д.Ю. Т.е. это живёт в нас, и мы это вокруг себя разносим непрерывно. Т.е. вот эти обострённые, так сказать, ну я не знаю, на мой взгляд, русским она свойственна – идея справедливости, как таковой, что вот так делать нельзя, а вот так наоборот можно и нужно, и это воспринимается, поскольку идея эта никогда не руководствуется деньгами и материальной выгодой, никогда, т.е. там могут быть какие-то проблески, но в целом нет – это западных людей серьёзно раздражает. Тебе не кажется, что нас со свету сживут в итоге?

Борис Юлин. Могут. Если дадим слабину, сживут, и рассадником заразы будут считать всегда. Дело в том, что такая рассада была когда-то и у них, но они её у себя очень тщательно изживали, строя идеальное капиталистическое общество. Другое дело, что когда СССР существовал, им пришлось резко откатиться в сторону коммунизма, введя очень многие моменты, типа: хорошее социальное обеспечение, 7-часовой рабочий день во Франции, т.е. короче, чем у нас, 35-часовая рабочая неделя, самая короткая в мире. Т.е. всё шикарно, всё здорово, только вот закончился СССР – всё стало возвращаться на круги своя, т.е. сокращаются социальные пособия, растёт пенсионный возраст, типа того, пенсию будешь получать, но выходить на неё надо в 65 лет. Т.е. всё покатилось назад, туда, где и должно было быть в этом обществе, если бы не СССР. Дело в том, что эти идеи, действительно, очень сильно пугали, и это, действительно, называли «большевицкой заразой», «коммунистической заразой», именно для борьбы с коммунистической заразой взращивали в своё время Гитлера, который должен был выполнить свою миссию, но не выполнил, наоборот – ещё больше мест оказалось поражено коммунистической заразой. И собственно говоря, в какой-то мере носителями этой заразы, например, в той же самой Германии считают жителей Восточной Германии, типа, они подпорчены этой заразой. Т.е. вот.

Д.Ю. Ну что сказать, наши дорогие зрители: чтобы тебя со свету не сжили, надо быть очень большим, очень здоровым и вооружённым до зубов – тогда ты можешь позволять себе какие-то социальные эксперименты внутри себя. А если нет – сожрут, правильно?

Борис Юлин. Или живи, как указывают.

Д.Ю. Да, на чём и завершим. Всего хорошего.

Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Сегодня у нас в гостях снова историк Борис Юлин, и сегодня мы поговорим о коммунизме. Борис, расскажи, пожалуйста, что такое коммунизм, откуда взялся, на что похож и почему?

Борис Юлин. Ну, сначала лучше обратиться к самому названию «коммунизм», от чего оно идёт – от банального понятия «коммуна». Коммуна – это когда люди ведут совместное хозяйство и все имеют примерно равный доступ к тому, что это совместное хозяйство даёт.

Д.Ю. Я, извини, перебью, как неким образом причастный к переводам: слово, по всей видимости, из латыни, и «коммуна» – это по-русски значит «община», у них всё общее.

Борис Юлин. В общем-то, да. Кстати, уже по тому, откуда пришло это слово, ясно, что это слово появилось отнюдь не сейчас и не в 19 веке.

Д.Ю. И вовсе не у нас, да.

Борис Юлин. Это очень древнее понятие, т.е., собственно говоря, община – это и есть, что всё общее, не всё, вернее, а основное, с чем связана жизнь людей. Допустим, какие-нибудь полинезийские аборигены поймали кита, разделали и каждому дали по куску кита – вот так они и живут, или там рыбу поделили, и т.д., кто-то лодки ремонтирует, кто-то сети вяжет. Это коммуна, это коммунизм.

Д.Ю. Т.е., например, там есть больные, увечные, старики, дети – с общего улова каждому выдаётся доля, чтобы никому не было обидно, да?

Борис Юлин. Да, именно так, т.е., собственно говоря, само понятие «коммунизм», как идеология, это понятие именно того, что называется социальное равенство. Т.е. не уравниловка, не обобществление всего и вся, а именно социальное равенство, т.е. каждый член общества, член общины, член коммуны имеет доступ ко всем основным благам этого общества. Всё. Вот это сам, так сказать, природный древний коммунизм.

Вот, например, российская крестьянская община – это в какой-то мере коммунизм, его кстати ещё называли по-другому – «миром», тоже такое название звучное.

Д.Ю. Не все, кстати, знают, что «Война и мир» - это не «война и состояние мира», а «война и общество», да?

Борис Юлин. Ну, в общем-то, да. Так вот, и там дальше получается какой момент: допустим, у кого-то из крестьян сгорела изба – всем миром ставят избу, это все собрались, все вместе срубили избу. Умерли крестьяне, остались дети – сирот всем миром поднимают. Завёлся кулак, отжал у кого-то имущество, у кого-то лошадь, заставил на себя работать, типа, уважаемый, богатый человек. Вот он достал всю эту общину, они собрались и решили, что он мироед. Как только они решили, что он мироед, они пришли, избу его спалили, его самого в пруду утопили. Это тоже до революции, это вот как раз община.

Д.Ю. Кстати, характерный момент, что само слово «кулак» никакой положительной нагрузки не несёт – это какая-то сволочь.

Борис Юлин. Ну да – кто силой держит, кто силой выбивает…

Д.Ю. Да, и процессы раскулачивания настолько злобные были и так запомнились именно потому, что это вот очередного Цапка привели в чувство.

Борис Юлин. Не, ну собственно говоря, кулаки считались злом, и с ними боролись ещё до революции, другое дело, что они не были противозаконным злом, как в Советском Союзе, они были узаконенным злом, но сами крестьяне с ними боролись. Потом приезжал, допустим, жандарм, строили всех крестьян, т.к. никто не сознавался, т.к. была круговая порука, что тоже является элементом общины, коммуны, т.е. коммунизма, то никто не сознавался, пороли всех, посадить никого нельзя – уезжали. Т.е. вот…

Д.Ю. Справедливость восторжествовала.

Борис Юлин. Да, вот как раз сама идея коммунизма идёт на идее справедливости, т.е. как-то вот был такой момент: задумался о том, что люди одни активно доказывают, что коммунизм – это хорошо, это клёво, это ура, давайте бороться за коммунизм; другие: коммунизм – это зло, этого строя никогда не существовало, это миф, это всеобщая уравниловка – и начинают с ним бороться. При этом обе стороны – и те, кто за коммунизм, и те, кто против коммунизма, не могут сказать, что такое коммунизм. Вот самое смешное и идиотское, что я слышал про коммунизм – типа того, что это раскрытие всех творческих способностей человека, и больше ничего. Получается не коммунизм, а как бы ЛСД, т.е., типа, лизнул марку, и всё раскрылось, ты коммунист.

Д.Ю. Ну, слушай, да, какие-то элементы в древности были, но, по-моему, основная масса населения про коммунизм знает только Карла Маркса, т.е. как будто бы это образовалось в 19 веке.

Борис Юлин. Дело в том, что коммунистов очень много разных. Я сказал о том, что их объединяет. Маркс задал такое направление, которое называется «научный коммунизм», т.е. он выработал теорию общественно-экономических формаций (ОЭФ) на примере ОЭФ капиталистической, показал, какие там есть недостатки, и почему мир должен в итоге перейти к коммунизму, иначе будет совсем плохо, и почему этот переход, по сути, неизбежный, если человечество хочет выжить. Вот у него именно об этом, т.е. он коммунизм не придумывал, он не является единственным, кто выражает идеи коммунизма. Были различные идеалисты-коммунисты, они не марксисты – это утописты всевозможные, это вот в древние времена достаточно было, в Средние века ещё – Томазо Кампанелла со своим «Городом Солнца» это тоже коммунизм, это Томас Мор, который тоже фактически строил какой-то свой вариант коммунистического общества. Так вот, есть научный коммунизм, а есть, например, такая вещь, как анархо-коммунизм. Одного представителя анархо-коммунизма, например, прекрасно знаем практически все, просто не знаем, что он анархо-коммунист – это батька Махно. Т.е. они разные, но просто есть именно общее направление в коммунизме – это как раз социальная справедливость и доступ всех членов общества к тем благам, которые есть у этого общества. Основным аргументом против коммунизма, который я обычно слышу, не считая того, что говорят, что коммунизм – это вообще непонятно, что такое, т.е. обычно усложняют карту, потом говорят, что это непонятно, так вот, основным аргументом является то, что всех благ на всех людей не хватает – типа, ну вот каждый захотел себе бриллиантовый унитаз, где мы найдём столько бриллиантов, да ещё такого размера?

Д.Ю. Непонятно, зачем.

Борис Юлин. Так вот, но вопрос-то идёт о том, что здесь не всё, что желает человек, а равный доступ ко всем благам, и вот если мы начинаем рассматривать равный доступ ко всем благам, то вот сейчас, допустим, интернет, как система связи, бесплатный, у всех, у кого есть компьютер, есть равный доступ в этот самый интернет. Правильно?

Д.Ю. Ну, не бесплатный.

Борис Юлин. Нет, не бесплатный бывает через провайдера. Ну допустим, если по Скайпу с кем-то связываемся, разговариваем – это бесплатно. Т.е. сам интернет бесплатен, условно бесплатен, но он бесплатен. Это уже коммунистический получается элемент. Т.е. когда блага становятся общедоступными, за них тяжело содрать деньги. Их делают просто общедоступными. И вот здесь есть тоже интересный такой момент как раз в связи с коммунизмом, с капитализмом и т.д. – что это как настройка звука: есть выключен звук, есть максимальная громкость, но никто так не слушает, а есть некое промежуточное состояние. Так вот, дело в том, что в обществе может быть больше коммунизма, меньше коммунизма, и т.д. Допустим, раньше коммунизма было больше в каком плане: вот пожарная охрана работает бесплатно для людей, т.е. вызываешь пожарников, и всё, это благо доступно всем. Работа правоохранительных органов доступна всем. Работа медицины была доступна всем, «скорая помощь» доступна даже до сих пор ещё, но в принципе, скоро это исчезнет, почему – переходим на страховую медицину, и уже сейчас начинают возникать такие эксцессы, как то, что приехавшая «скорая помощь» выясняет, а страховка-то есть? Уезжает.

Д.Ю. А некоторых и в больницу не берут – увезите отсюда.

Борис Юлин. Да, и вот это уже капитализм, это не коммунизм. И вот эти вот как раз моменты показывают, в целом куда направлено общество, т.е. растёт количество моментов капиталистических, снижается количество моментов коммунистических, и что является основным лейтмотивом устройства общества.

Вот опять же, есть разные формы собственности: есть частные предприятия, акционированные общества, есть коммунистические формы собственности. Например, колхоз – это коммунистическая форма собственности, т.е. там коллективное хозяйство по законам артели, и т.д., т.е. внутри отдельно взятая коммуна с общим полем, и т.д. На Западе есть сейчас действующие экономические коммуны, т.е. предприятия, которые организованы по принципам коммуны. Живут, кстати, в принципе, вполне не фигово, другое дело, что дальше это не распространяется.

Д.Ю. Кибуцы есть.

Борис Юлин. Да. Дело в том, что любая форма коммунистического взаимодействия легко вписывается в капиталистическое общество, почему – оно ему не мешает, ему всё равно, покупает и продаёт – это главное. А если общество целиком становится коммунистическим, то деньги начинают отмирать, почему – потому что деньги существуют для чего? Это инструмент обмена – это понятно, но это и ещё инструмент накопления, а накапливать деньги для чего – чтобы иметь возможность чего-то… ну, это же эквивалент обмена, деньги, т.е. деньги – это сколько батонов хлеба, кусков колбасы и т.д., т.е. пока они действуют, как платёжное средство. Вот накопил человек много денег – он может что-то приобрести себе, что будет недоступно другим. Вот это с коммунизмом несовместимо, т.е. деньги, как средство обмена, в принципе, совместимы, а как средство накопления – никак.

Д.Ю. А что было при советской власти? Это было похоже на коммунизм или нет?

Борис Юлин. При советской власти было то, что называлось «строительством коммунизма», т.е. увеличение количества коммунистических элементов. Т.е., например, мало кто знает, что сначала в Советском Союзе, когда введено было образование, старшая школа…

Д.Ю. Была платной.

Борис Юлин. … была платной, потом стала бесплатной. Вузы сначала были платными, потом стали бесплатными. Ну, то, что они дёшево стоили – это другой разговор, но они были платными. И вот по мере сокращения платных услуг и увеличения количества бесплатных шло определённое нарастание коммунизма. В какой-то момент этот процесс был остановлен и даже пошёл вспять – пошла торговля предметами роскоши, стала широко использоваться такая вещь, как, допустим, коммерческая продажа автомобилей людям, именно как предмета роскоши, за большие деньги, и т.д. И это пошло обратно, т.е. государство стало пятиться от коммунизма обратно в капитализм. Т.е., собственно говоря, реставрация капитализма в Советском Союзе – это довольно долгий процесс, который растянулся лет на 50, это отнюдь не перестройка, это началось задолго до неё.

Д.Ю. Мне всегда казалось, что тут сыграла роль такая вещь: не могу сказать, что большую часть времени, но достаточное количество времени мы готовились к войне, побеждали войну, восстанавливались после войны, а вот сначала 60-ых годов, когда уже достаточно долго шла мирная жизнь, и даже я помню такие вещи, когда выселиться из подвалов нашего Лиговского проспекта и переехать в благословенное Купчино в хрущобу – это был вообще предел мечтаний, потому что из мокрого подвала заехать в отдельную чистую светлую квартиру – это было серьёзнейшее социальное достижение. А потом как-то получилось, что стали строить другие дома, и те дома были лучше, чем хрущобы, а граждане всё время хотели выше, выше благосостояние, т.е. коммунизм-то приучал к аскетизму, а граждане хотели обогащения и повышения уровня жизни, и я так думаю, что именно это желание граждан всё и загубило.

Борис Юлин. Здесь немножко другое сказалось: во время войны.. война, действительно, серьёзно подкосила, в каком плане – дело в том, что во время войны Коммунистическая партия очень сильно выросла, при этом большинство довоенных коммунистов выбило во время войны. Вот люди, вроде, благородный порыв, они знали, что коммунисты – честные, порядочные люди, вот – хочу быть коммунистом, хочу умереть коммунистом. Но в бою он выжил, т.е. вступил в партию, и т.д. Вот таких послевоенных коммунистов, которые, в общем, хорошие, честные люди, защищали Родину, их было очень много, но они, в отличие от прежних, довоенных коммунистов, банально в большинстве своём даже не знали, что такое коммунизм. Причём при Хрущёве коммунизм из понятия равенства, социальной справедливости был переведён в числовые понятия, такой карго-коммунизм: типа того, коммунизм – это когда у каждого есть квартира из расчёта по комнате на члена семьи, и автомобиль. Это коммунизм.

Чем такой коммунизм был хорош – он был хорош тем, что можно было посчитать, когда мы его построим. Посчитали, получилось по Хрущёву – где-то к 1980-му году, о чём было объявлено. Чем этот коммунизм плох – он не коммунизм, он никакого отношения к нему не имеет. Коммунизмом, опять же, сталинским было что: вот допустим, есть у человека потребность в прекрасном, в красивых сооружения, и т.д. – ну давайте мы построим для народа метро, как дворец.

Д.Ю. Построили.

Борис Юлин. Из натурального мрамора, и т.д. Ну что – офигенное метро! Отличное, красивое, до сих пор на нём приятно ездить, хотя первые станции были построены 80 лет назад.

Д.Ю. Ну да, сразу скажу, что я вырос возле питерского метро – как-то оно для меня не является ничем оригинальным и вообще, но когда я в первый раз попал на станцию метро Комсомольская в Москве, подхватил челюсть – это да, это дворец, действительно.

Борис Юлин. А там тогда строились все станции так при Сталине, просто все. Почему – потому что народ должен чем-то общественным пользоваться, это общественное должно быть, как дворцы. Поэтому строили шикарные дома отдыха, но не строилось хрущоб практически. Дома тоже строились жилые, но медленнее, потому что они были более качественные, но из-за этого сложнее было бороться с этим, с жилищной проблемой.

Д.Ю. Ну т.е. вот эта вот жажда повышения благосостояния сводит всё ни к чему. Зачем же тогда жажда благосостояния, почему разрешают ей развиваться?

Борис Юлин. Потому что это хороший способ людей на что-то стимулировать – жажда богатства. Ещё лучший способ стимулировать, порождать как раз вот конкуренцию внутреннюю и т.д. – это реальное желание именно обогатиться, вырваться из общей массы. Но богатство на чём строится, собственно, сама идея капитализма и сама идея либеральных ценностей? Ведь либеральные ценности от коммунистических чем отличаются – это воинствующий индивидуализм, где приветствуется именно индивидуальная личная свобода каждого, в т.ч. и свобода, по сути, государства от общества от всего, это вот пик либерализма. Это когда человек человеку волк, и за все блага, которые есть у общества, идёт постоянная ожесточённая рубка, каждодневная, каждоминутная. Кто сумел отгрести себе больше благ, т.е. заработал большое количество денег, он получает возможность за счёт этого управлять другими людьми.

Т.е. при коммунизме какая проблема – как в обществе всех миллионеров, т.е. представь, что все в городе миллионеры – это полная фигня, вроде бы все миллионеры, а некого даже заставить себе машину помыть или ботинки почистить, потому что соседи такие же миллионеры. Т.е. это не богатые люди, это состоятельные люди максимум. Богатый человек – это тот, который может заставить за счёт своего богатства кого-то на себя пахать.

Д.Ю. Это самая серьёзная, на мой взгляд, коммунистическая проблема была, когда ты в любой сфере обслуживания – починка обуви, кафе, я не знаю, ещё чего-то – тебе везде могли нахамить, послать известно куда, и, в общем-то, ничего для тебя не делать.

Борис Юлин. И деньги при этом не работали.

Д.Ю. Да, как известно, наши недостатки – это логическое продолжение достоинств, потому что все мы люди, и я тебе ничем не обязан вообще. Оно выражалось вот в таких вещах в сервисе, например. А нынешние хотят видеть вокруг себя услужливых рабов, т.е. рассуждения на тему: «сервис такой» - это вот все вокруг тебя, высунув язык, преданно заглядывая в глаза: «все ли хорошо, всё ли замечательно?»

Борис Юлин. А есть ещё, когда целые страны так живут, допустим, Мальдивская республика, где вот есть у них столичные острова, где нищее быдло живёт в нищих условиях за какие-то сраные копейки, и есть незначительное количество людей, которые сумели вырваться в счастье прислуживать «белым людям», которые отдыхают на курортах этих Мальдивских островов.

Д.Ю. Да, там когда даёшь доллар на чай, это вызывает серьёзный трепет у местных жителей, да.

Борис Юлин. Для них это бешеные деньги. Т.е. там целая страна, которая живёт, как холуй. Типа, «человек – это звучит гордо!», «Человек!» - «Чего изволите?» И там вот так целая страна, и таких стран, на самом деле, много. Почему лучше всего отдыхать в самых нищих странах? Почему белые люди любили ещё в 19 веке ездить отдыхать в колонии, кататься на паланкинах, которые таскают живые негры? Вот это экзотика, это круто, это использование богатства. Вот эта мечта коммунистами погаными убивается напрочь, т.е. ни на ком ты поездить не сможешь, разве что на машине, а машина у тебя будет такая, как у всех, почему – потому что её выпускают для всей страны, чтобы у всех такие были, поэтому, допустим, на огромном «Линкольне» с Никой на капоте ты раздвигать поток «Запорожцев», плюя на них сверху, не сможешь, не выйдет.

Д.Ю. Ну, далеко не всем это нравится.

Борис Юлин. Разумеется! Многие мечтают быть богатыми, но здесь есть какая проблема: дело в том, что богатых всегда явное меньшинство.

Д.Ю. Ну, чтобы где-то стало много, где-то должно стать мало.

Борис Юлин. Ну и потому что мы опять возвращаемся к дилемме «города миллионеров»: если все миллионеры, или даже пусть 90% миллионеров, опять же, в очередь выстроятся за тем, кто почистит тебе ботинки? Тоже несерьёзно.

Д.Ю. Да, и кто будет помойки убирать, непонятно.

Борис Юлин. Вот именно. Поэтому в общинах это решалось, на самом деле, просто – было такое понятие, как общественное разделение труда, которое, опять же, в раннем Советском Союзе было, а в позднем исчезло.

Д.Ю. Как выглядело?

Борис Юлин. Вот живёт деревня: кто-то должен пасти овец - выделяют пастуха, кто-то должен сеять хлеб – это большинство, занимаются земледелием, а кто-то, допустим, является деревенским кузнецом. Ну вот не нужно, допустим, кузнецу ничего от пастуха, у него нету своей пары баранов, которых этот пастух будет пасти. И что – пастуху ничего не иметь? Нет, пастух содержится за средства всей деревни.

Д.Ю. Да, это даже я застал ещё такое – когда все скидывались на пастуха, чтобы он гонял коров.

Борис Юлин. Вот, т.е. идёт общественное распределение труда, и всегда кого-нибудь выделят: этот будет пастухом, этот будет кузнецом, а эти будут землепашцами, а эти ткачихи будут. И вот такое, на самом деле, существует с древнейших времён. Опять же, такой интересный момент: дело в том, что первый взлёт человеческой цивилизации, когда, собственно, цивилизация человеческая и возникла, до этого был древний каменный век – палеолит, там жили, по сути, крупные семьи людей, прайды такие своеобразные, максимум несколько десятков особей, т.е. ни языка, ни тем более письменности, ничего нету, это фактически почти звери, только умеют пользоваться камнем и огнём. И так человечество жило миллион 700 тысяч лет. Потом человек несколько развился, уже кроманьонец, умеет работать с символами, появляется членораздельная речь, знаки появляются, рисунок, и люди начинают жить более крупными сообществами, где как раз-таки эта речь формируется, и там возникает общество коммунистическое. И это вот как раз такой небольшой участочек, когда человек от палеолита, от самых древних людей, которые крупными стаями жили, это тысяч 15 лет назад где-то, до 6 тысяч лет назад, т.е. появления первого государства, вот вся эта вещь получила название «неолитическая революция», т.е. в это время появляется керамика, строительство жилья, одомашниваются животные, появляется сельское хозяйство, т.е. культурное земледелие – это всё приходится вот на этот период, и это время почти все люди живут при коммунизме. Дальше появляются вот эти государственные отношения, и т.д., но вот читаем законы Хаммурапи, например – мерзкое рабовладельческое государство. Рабов, на самом деле, там толком особо не было, была знать, были богатые люди, но основная масса общества жила по коммунистическим отношениям. Там, например, такие интересные особенности были – там не только была община, где было расписано, кто чем занимается в этой общине, в государстве Хаммурапи была, например, полная уравниловка по зарплате, т.е. каждый работник получал, допустим, 5 монет. А как контролировалось качество? Там качество контролировалось – если плохо что-то сделал, ты обязан это сделать хорошо уже за свой счёт. Ну и, собственно говоря, пиковые моменты – это вот до сих пор, помню, такая обалденная фраза, формулировка: «Ежели рухнет дом и придавит кого-нибудь из жильцов, то строитель карается путём усекновения головы».

Д.Ю. Жестоко, да.

Борис Юлин. Кстати, некоторые строения, в общем-то, до сих пор стоят.

Д.Ю. Стоят до сих пор, да.

Борис Юлин. Т.е. не деньгами стимулировалось, а вот так, но работало. В том же самом Древневавилонском царстве или в той же самой Древней Ассирии, например, купцы были государственными служащими, т.е. они получали товар, они ездили торговали, они приезжали, отчитывались, сдавали выручку, и т.д.

Д.Ю. Но потом-то всё это умерло…

Борис Юлин. Благополучно умирало, потому что находились люди, которые давали деньги в рост, т.е. это запрещалось, допустим, в том же самом древнем государстве Митанни, а потом всё равно…

Д.Ю. Ну, в исламе это запрещено и сейчас, в христианстве это было недавно совсем запрещено. Ну как, в горячо любимой нами Венеции специально приглашали евреев, богатые венецианцы давали деньги им, евреи давали деньги в рост, обогащались венецианцы, но плохими в итоге были евреи.

Борис Юлин. А их не жалко.

Д.Ю. Ну да, они же, вроде, не венецианцы, поэтому как-то так …

Борис Юлин. Да, такое было, и вот постепенно это отмирало, но при этом общество всегда многоукладно, в любом коммунистическом обществе всегда найдётся какой-то человек, который что-то на что-то обменяет, т.е. всплывёт элемент капитализма. А в любом капиталистическом обществе всегда есть люди, которые кому-то помогут бесплатно – это коммунистические элементы. Но сознание все равно деформируется, меняется, вот например, один знакомый, который был в Югославии ещё перед самым её распадом, рассказывал такую вещь занятную: говорит, вот у нас зайдёшь к соседу, допустим, молоток взять, ну что сделает сосед – он даст тебе молоток, ты попользуешься, вернёшь. Если с соседом плохие отношения, он тебе не даст молоток. Всё. В Югославии подходишь, сосед тебе даст молоток и скажет, сколько ты должен ему за это заплатить.

Д.Ю. Смешно.

Борис Юлин. Не, а на самом деле: ты попользовался чужим инструментом, у тебя инструмента нету. С капиталистической точки зрения, это все правильно – ты попользовался инструментом, ты взял его, по сути, в лизинг.

Д.Ю. Это сразу мне напоминает замечательное произведение «Незнайка на Луне», где раскрыты все подобные аспекты капиталистического общества.

Борис Юлин. Я говорю: а здесь просто это видно вот так вот, напрямую. И в Америке, например, это воспитывается очень жёстко и чётко как раз-таки через систему даже вот общественного порицания тех, кто кому-то помогает бесплатно, говорят: тобой попользовались, ты лузер.

Д.Ю. Да, это одно из самых больших оскорблений – когда человека называют «tool». «Тool» – это инструмент, тобой попользовались, и одновременно это означает половой орган, которым тоже пользуются в известном, так сказать, смысле.

Борис Юлин. «Тебя поимели».

Д.Ю. Сильно оскорбительно, да.

Борис Юлин. Но это же тоже воспитание идёт, т.е. в данном случае они воспитывают правильных капиталистов, чтобы максимально отодвинуть…

Д.Ю. Разовью это даже на уровне языка: т.е. все понимают, что это оскорбительно, это как негра назвать словом «boy» - сложно оскорбить негра сильнее, чем назвав его словом «boy», хотя казалось бы, чего тут такого, «мальчик» и «мальчик». А это «мальчик на побегушках», т.е. раб. Это живёт в языке, забороть крайне непросто.

Борис Юлин. Вот, и это насаждается в языке, и собственно говоря, это сейчас пытаются насаждать в какой-то мере и у нас.

Д.Ю. Получается?

Борис Юлин. Я уже слышал от людей лет 20-30 фразу типа того: «Я не позволю собой попользоваться». Речь идёт о том, в принципе…

Д.Ю. Как ты считаешь, это…

Борис Юлин. Я считаю так, что да, он не позволил собой попользоваться, но и он никем не попользуется, он будет за всё платить...

Д.Ю. Вот, да.

Борис Юлин. ..увеличивая товарооборот и без денег оказываясь ни с чем вообще. Сейчас у нас вот, допустим, сделали так, что мы сможем меньше пользоваться медиками, т.е. в своё время туберкулёз убрали из бесплатной страховки, сейчас дальше ещё сокращается количество заболеваний – это мы отходим от проклятого коммунизма.

Д.Ю. Ну, такое чувство, что все зажили настолько безумно богато, что каждый может вылечиться сам, хотя, замечу, любые, так сказать, мелкие болезни, типа простуды, гриппа, ещё чего-то, ну действительно, такие заболевания, которые преодолеваются без помощи стационара – это да, это ты можешь самостоятельно победить, и то не всегда…

Борис Юлин. А онкологию, допустим…

Д.Ю. Да, а если что-то серьёзное, я не представляю, какие это деньги нужны для того, чтобы вылечить, не представляю, какая страховка это покроет. Как только страховка, как мне кажется, начнёт терять на тебе какие-то серьёзные деньги, она в мгновение ока как-то пересмотрится, переделается.

Борис Юлин. Да это не только в больнице, это даже с автомобилем.

Д.Ю. Да Господи, вот типичный пример: ты зажил богато, у тебя есть деньги, ты захотел построить домик себе за городом, как это обычно бывает. И вот ты себе выбрал место – замечательное, козырное место, хорошее, всё хорошо, а тебе сообщает медицина твоя, страховка: а наши «скорые помощи» дальше от Москвы, чем на 20 км, не ездят, а у тебя 21 км, и мы к тебе не поедем, поэтому ты не попадаешь в нашу страховку. Поэтому живи там на здоровье, но «скорая» к тебе не приедет никогда. Даже такое есть.

Борис Юлин. Так вот, отлично! Это вот как раз отход от коммунизма к капитализму, и это притом вбивается в голову, как совершенно нормальная вещь. Более того, с точки зрения капитализма это абсолютно нормальная вещь, почему – дело в том, что богатство должно давать преимущества, бедность должна давать дисбонусы. Чем больше преимуществ и больше дисбонусов, тем больше эффективность капитализма.

Д.Ю. Есть замечательная книга – есть такой автор Джеймс Клавелл, который написал произведение «Сёгун», ты читал, наверное, как там англичанин в Японии средневековой проживал, и есть у него ряд ещё там других книг, и есть, в частности, такая «Нобл-Хаус» про Гонконг, как в Гонконге там англичане действовали, и там есть замечательная китайская поговорка: зачем становиться богатым, если надо соблюдать закон? Это, я считаю, корневая, т.е. наличие денег отодвигает тебя вообще от всего, в т.ч. и от законов, вопросы нужно решать совершенно другим путём, жить совершенно по-другому. Т.е. это получается, что этот т.н. народ – это некая питательная среда, с которой живут существа другого порядка, и это, по всей видимости, если я правильно понимаю, применимо и к государствам: если есть безумно богатое государство США, то оно с чего-то питается, например…

Борис Юлин. С Мексики.

Д.Ю. … с Южной Америки. Ну и, безусловно, гражданам, которые живут в той стране, где всего много, им всё страшно нравится, а гражданам, которые живут в стране, где всего мало, и они обеспечивают богатую страну, им всё не нравится.

Борис Юлин. Ну или им объясняют, что им должно это нравиться, и о том, как жить можно иначе, они даже не знают.

Д.Ю. Да, не знают.

Борис Юлин. Это называется пропаганда.

Д.Ю. Так точно. А как убедить граждан, которые живут в богато стране хорошо, что это не совсем правильно – когда другие из-за вас живут плохо?

Борис Юлин. Очень часто в этом не удаётся убедить даже тех, кто живёт в стране, где всё плохо, потому что они мечтают стать богатыми или уехать, допустим, в сказочный Валинор – например, из Мексики в США, и стать богатыми и жить за счёт своих прежних соотечественников.

Часть вторая -----> https://pikabu.ru/story/boris_yulin_pro_kommunizm_tekst_ch2_...