navuh0d0n0s0r

Пейзажи здесь, в низине, выкрашены в цвета охры и стали, у них колер хорошо прожженной пыли: ну, только что в деревне верховный живописец еще истошной зелени в охру припустил. Область Читван—это житница, здравница и зверинец Непала: здесь царит климат тропический, жарко-влажный. Не зная где ты, сочтешь, что занесло куда-нибудь в Индию.

Так оно, в общем-то, и есть: в культурном отношении эти места—совершенная Индия, в административном—нет, но только лень и цивилизованность не позволяют Нью-Дели на эти земли претендовать. Вдобавок, Непал и без того всецело подконтролен южной сверхдержавной соседке. Быт крестьян только чужеземцу и лишь на первый взгляд может показаться романтическим-экзотическим: землепашцы всюду трудятся тяжко, за гроши, и живут почти одинаково—в нищете, вся разница—в фасоне тряпья, да что лаптями здесь служат «вьетнамки».

Справный хозяин-единоличник, владелец отруба или хутора—он всюду перебивается с хлеба на воду: земледелие—это лучший способ разориться. У непальцев-аграриев из имущества вообще—только пара тряпок, куль риса, глинобитная хижина.

Села, вроде этого, производят треть непальского национального богатства: есть еще скотоводы высокогорья, но животноводство там, в массе своей, нетоварное—растят, чтобы самим и схарчить. Главная из культивируемых культур—конечно, рис. Деревенька расположена прямо рядом с заливными полями: люди выкроили себе в первозданных джунглях небольшой клочок—окрестности же, как тысячи лет тому назад, кишмя кишат диким зверьем.

Зимой очень опасно работать даже в деревне в ночную пору. Посадки очень сложно защищать от диких животных—от носорогов, неодомашненных слонов. Они часто пересекают реку и вторгаются в деревню.

В этом легко убедится просто выйдя за околицу: в реке мирно принимают ванны—солнечные пополам с пресноводными—носороги. Пасторальность картины не должна вводить в заблуждение—если неосторожно к зверю приблизиться, сотни килограммов плоти превратятся в торпеду, которая пустит вашу лодку на дно, а вас—на корм рыбам

Продолжу через пару дней

В центральный офис парка турист зайти обязан: случаи, когда приезжие самодеятельно отправлялись искать драконов, а потом исчезали без следа—редки, конечно, но не уникальны; а так—по крайней мере известно, по ком затем поминальные молебны заказывать. Несколько лет тому назад некий швейцарец пренебрег комодским регламентом: спустя всего неделю его косточки уже стали белы и чисты—хоть на свистки пускай. Один из 4-х рейнджеров парка сопровождает посторонних в путешествии по Комодо: эти люди не раз сталкивались с агрессией драконов и знают, как усмирить гигантскую ящерицу.

Собственно, способ один: рогатиной упереться ей в дряблую морщинистую шею и не подпускать к себе. Вараны—близкие родственники змей, правда, развивавшиеся в несколько ином направлении: у драконов тоже есть железы, вырабатывающие яд, но он не поступает по протокам на кончики зубов, а смешивается со слюной ящеров. Их ротовая полость похожа на лабораторию биооружейников: там обитает 40 видов смертоносных бактерий. Один укус – и, если вы промедлите с приемом наисильнейших антибиотиков, вам прямая дорога на кладбище. На островах Ринча и Комодо у драконов нет естественных врагов: зато сами ящеры пожирают и млекопитающих, и птиц, и змей. Собственно, жрут они все—даже собственных детей:

На островах они слопали всех крупных скотов: здесь сохранилось лишь полтора десятка буйволов, а оленей рейнджеры не видели уже несколько лет. Крупного зверя дракону достаточно цапнуть—потом бактерии небыстро, но верно свое дело сделают. На падаль сползутся десятка два ящеров и будут пировать день напролет. Пресмыкающиеся, которых теперь не прореживает естественный отбор, бьют рекорды долголетия: еще полвека тому назад они жили, в среднем, лет по 30; теперь—50, но и 70-летние мафусаилы уже не редкость. То же и с весом—самый крупный из известных науке драконов нагулял 166 кило при росте 3 метра 70 сантиметров: теперь, впрочем, 3 с половиной метра от кончика носа до хвоста—это норма для комодских ящеров. Численность их тоже все более далека от разумной и достаточной: на самом Комодо драконов более 2 тысяч, на соседнем острове Ринча—около полутора тысяч. Какое-то их количество живет на россыпях необитаемых островков в море Флорес: итого, древних ядовитых гигантов в этих местах—что-то около 5 тысяч особей. Биоценоз тутошний перестал быть гармонично-равновесным. Ящеры нуждаются в животной пище: десятку особей хватает буйвола на неделю, но где же крупных копытных теперь в достаточном количестве сыскать?

Губернское правительство впало в панику: комодские драконы—то немногое, что кормит провинцию Флорес. На содержание ящеров перепадает денег от правительства и международных организаций, кое-что достается по ООНовской линии, ведь Комодо объявлен одним из природных чудес света.

В общем, древний, как сама земля, ящер рискует сгинуть с наступлением для его популяции Золотого века—такая вот судьба-индейка. А места здесь удивительные. Вот морщинистые ящеры, неспешные, как вечность; вот изборожденные тектоническими морщинами вулканические острова; вот древние моря, втиснутые в изощренного профиля берега, где водой, которая то набежит, то схлынет. Все дышит, все живое, только быстротечность этой жизни измеряется где годами, где эпохами, где эонами. Комодский дракон, который со скалы озирает космическую безбрежность океана: так было, так есть, так будет во веки веков и, видев это, в суетную повседневность возвращаешься совершенно иным человеком, будучи наделен соломоновой усталостью и печалью—все пройдет и все повторится, с тобой или без тебя.

Индонезийское правительство, выстроив административные препоны, и господь бог, сочинив географию, постарались, чтобы вараны-гиганты оставались существами таинственными. Официальное разрешение снимать на островах Ринча и Комодо, которые составляют Комодский национальный парк, стоит совершенно чудовищных денег, тысяч эдак 100 долларов. Американские каналы здесь снимают—любопытно, уплачивая всё честно? В парке живет большая часть из 5-ти тысяч драконов, что беременят собою Землю. Им каждому особняк можно бы отгрохать, если «Дискавери» с «Нэшнл джиогрэфик» не жульничают.

С местом жительства драконам повезло и не повезло одновременно: если вам нужна всемирная слава, то лучше, конечно, селиться с учетом обустроенности воздушных и наземных коммуникаций. Зато бок о бок с комодскими ящерами живет всего пять-шесть сотен рыбаков—оттого с людьми у драконов конфликтов практически не случается.

Частокол вокруг деревни—не только защита от драконов, но и выгородка, которой ограничен мир комодских жителей: далее вглубь острова им ход заказан. В распоряжении этих людей— только прилежащее море. Даже рис им растить нельзя: непуганое зверье Нацпарка его все равно вытопчет. И наоборот: если позволить здесь крестьянам привычный промысел—уже завтра реликтовая флора будет вымыкана, а уникальная фауна повыведена. Здешний народ разговаривает на исчезающем островном наречии: из индонезийского знают только «теримакаси»-«спасибо» да «селамат паги»-«здравствуйте». Вот, кстати, одна из важнейших бед Страны тысячи островов и полутысячи языков: даже народы-соседи в Индонезии часто не понимают друг друга—отсюда сепаратизм, этнические конфликты, взаимная ненависть. Здесь, по счастью, хоть население расово-однородное: восточнее, на Тиморе и в Новой Гвинее чернокожие папуасы и монголоидные индонезийцы за полвека взаимной резни уничтожили сотни тысяч человек. Раздав сотню конфет, счастливо избежав покупки за миллион рупий деревянного дракона весом в центнер, прощаемся с комодскими детьми

Ночуем на рейде Комодо, в полукилометре от избушки Дирекции национального парка: по добром знакомстве, корабельные тараканы и грызуны уже не раздражали—с ними, как выяснилось, вполне можно ужиться. Поутру получаем подробные инструкции и легкое промысловое вооружение, то есть рогатины, после чего десантируемся в драконьи пределы:

Даже следовать ко входу в национальный парк следует группами по три человека, не менее: комодские драконы—плотоядны и, мало того, человекоядны. Лишь на двухсотметровом отрезке тропы, что соединяет пристань с офисом парка, приезжие остаются без присмотра—может, потому, что в случае опасности криком получится призвать спасителей

Продолжение следует

Город Лабуан-Баджо сейчас быстро растет за счет отелей и пансионатов: идущие на смерть по прилете внезапно обнаруживают, что здесь уютно, белье в номерах белее арктических снегов, а гостиничный кондишен легко устроит вам обморожение посреди вечного эдемского лета. Отсюда комодские вараны недалеко—рукой подать: до ближайших километров 20 на моторке. В каботаж по морю Флорес сейчас уже отправляют на комфортабельных плавучих гостиницах о пяти звездах: я же оба раза плавал на рыбачьей лодке. Стоит такое 4-х дневное путешествие с ночевкой у каждой морской кочки долларов 500—ну, или меньше, если уторгуешь. Единственно, вы устроите морскую прогулку не только себе: лодка—это тараканья Вселенная, густонаселенный мир тропических «кокрочей», в котором человек—инопланетянин. Выбираются из закутков жуки лишь в темноте, после захода солнца—но и тут есть способ сберечь душевное равновесие: текила, ни за что не включать фонарик, а хруст под ногами не замечать. Еще одно: рыбаки—их двое-трое обычно—люто экономят на вас, потому следите, чтобы рыбу, овощи и тофу они закупали свежие. В последний день они все равно будут пованивать—но если недосмотреть, это начнется в первый день: а оно вам надо? Тут пора перейти от ахтунгов к восторгам: как по мне, то лучшего места на земле, чем море Флорес с десятками своих островков просто не существует.

Большая часть их безлюдна. Все население островков—летучие лисы, а на самых дальних—те самые комодские вараны. Есть кое-где бунгало-микроотели, но в них уткнуться надо постараться. А так—всюду первозданная синева моря да бурый дерн скал. Ночью море фосфоресцирует: в нем полно тропического планктона, который день напролет впитывает солнце, а в темноте им буквально истекает. В самом море живности так много, что чувствуешь себя попавшим в какой-то рыбий шанхай: тебя пихают, толкают, пинают отовсюду, рыбья мелюзга требует потесниться, а матросы ловят тюльку на голый крючок—леску просто опускаешь в воду и вокруг нее начинается столпотворение. С одной стороны, это даже весело, с другой—вечно гадаешь: та вот палка под водой—она просто себе палка или все-таки слегка мурена? И, опять же, стоишь, толкаешься с кем-то особенно наглым подводным, поворачиваешься-ныряешь—а там манта, здоровенный такой, двухметровый живой блин, который явственно волнуется, в смысле, пробегают по нему волны. А потом он уматывает себе во мрак, предупреждающе грозя хвостиком-спицей. В деревеньке туземной граждане живут жизнью эдемской, хотя, конечно, грехопали—судя по количеству детей. Электричества здесь нет в помине, поскольку одна на всех солнечная батарея: она нужна для обеспечения экстренной связи в случае извержения-землетрясения-цунами. Хотя море Флорес—внутреннее, и даже знаменитое-жуткое цунами 2004-го здесь обнаружилось 20-сантиметровым 9-м валом, который лизнул берег чуть нежнее обычного. А деревенские обкладывают дома бастионами рыбы, которая на злобноватом местном солнышке вялится в считанные часы. Этим людям даже комодские вараны не угрожают: ящеры водятся только на островах Ринча и, само собой Комодо. Вот там—да, в деревни чудовища заглядывают, скот воруют и детьми не брезгуют, если, конечно, местные не врут. В общем, вот мы и прибыли к варанам. 

Рядом с перуанским городом Куско, бывшей имперской столицей индейцев, стоит на пригорке крепость Саксайуаман—вернее, то, что от нее осталось. Осталось, впрочем, достаточно, чтобы драть с туристов, в пересчете, по 25 гринбаксов: на ремонт провалов, наверное—тут, в Перу, все древности ремонтируют, ведь новенькие, с иголочки доколумбовы памятники очень радуют глаз.

Насчет световых мечей вопрос не праздный: дело в том, что Саксайуаман выстроен по технологии полигональной кладки. То есть, инка там или инопланетный шабашник брали кривоугольный тычок и нет, чтобы ЕГО обтесать—они отесывали ложок, да так, что тот становился таким же кривым, вернее—кривым зеркально.

Внятных объяснений этому нет до сих пор: и ладно еще сама технология неизвестна, но главный вопрос—ЗАЧЕМ?! В любом случае, громоздить камешек на камешек, а щели меж ними заливать раствором много проще: но тесать булыжники, тысячами, так, чтобы выпуклости и впуклости совпадали?

Наверное, вЫмыкать волосы на теле, а затем посадить их обратно—занятие менее муторное и мучительное: а тут наверняка работал Будда, у которого вечность и в прошлом, и в будущем тоже—но как он уложился в одно только 15-е столетие, когда, если верить историкам, Саксайуаман был построен?

До приезда сюда я думал, что все вранье и жульничество, а стыки меж булыганами—это декор, нанесенный на гладкую поверхность обычных каменных стенок. Не-а, вложил я персты в каменные язвы и уверовал искренне: Пачакутек с инопланетянами безумствовал честно, камешки настоящие, без подвоха. Понятно, в древности труд стоил дешево, но не настолько же?

Не иначе, инки имели договор с Его Препохабием Повелителем Мух: тот в Саксайуаман ссылал на каторжные работы тех, кто в аду за предательство и измену в 9-м круге чалился. И, что характерно, ничего толком про это сооружение не известно. Письменные источники отсутствуют: кто, когда, зачем крепость возвел—бог весть, единственно сомнительной достоверности традиция велит считать авторами последних двух-трех «инка-тупаков», императоров, то бишь.

Половина зданий старого Куско выполнена в той же полигональной технике: ну, просто при испанцах крепость растаскивали по камешку для хозяйственных нужд да собирали из них кабаки да соборы.

Окончание, две предыдущие части:

http://pikabu.ru/story/kaka_li_koka_za_chto_zapretili_rasten...

http://pikabu.ru/story/koka_v_latinskoy_amerike_gde_kogda_i_...

С нашими повсеместность этих листьев играет дурную шутку: только я знаю про 2 уголовных дела из-за попыток провезти в СНГ чай из коки, пару пакетиков буквально—туристам вменяли контрабанду наркотиков и грозило им лет по восемь. Причем чай был изготовлен в Перу фабрично, какие казалось бы претензии?

Но в ООНовском реестре запрещенных к возделыванию растений кока—из самых опасных. Абсурдность ситуации очевидна, но Штаты непреклонны: им это по-особенному удобно.

В Перу и Колумбии американцы контролируют уничтожение плантаций и часто в этом участвуют: в итоге, туземные армии, фактически, подчиняются гринго. Что охраняешь, то имеешь: из выплывшего можно вспомнить скандал «Иран-контрас». Там сложная была схема: ЦРУ продавало кокаин в Штатах, на выручку закупало оружие и поставляло боевикам в Никарагуа.

В общем, когда боливийский президент Моралес приехал в Нью-Йорк и на трибуне ООН принялся жевать коку—рядом с ним незримо стояли сотни миллионов латиноамериканских «чоло».

И, кстати, после декриминализации кокаводства, в Боливии варка кокаина пошла на убыль: похоже, латиносы сделали правильный выбор--с наркоторговлей бороться надо, а не с природными энергетиками-анальгетиками-тониками.