ZoyaKandik

Мой номер и в самом деле был не первый, я вообще не понимал, зачем шеф притащил меня сюда – единственного из всех оперативников. Просто приказал явиться, совершенно официально приказал, ну, я и явился. Зачем? Может для того, чтобы морально поддержать Свена? Ведь за эти пять дней мы здорово сблизились. Я даже стал симпатизировать ему – он оказался вовсе не таким тюфяком, как мне представлялось вначале, и у него были острые ситуации в жизни. И пусть его оперативный опыт не шел ни в какое сравнение с моим, моё доверие к этому парню возросло. У меня даже появилась определенная уверенность, что он справится со своей миссией.

Техники возились у стартового стола, а мы стояли в сторонке: шеф, Свен и я. Высокий худой Свен выглядел довольно нелепо в своем мешковатом костюме и соломенной шляпе, но зато в накладных карманах пиджака легко и незаметно поместился скорчер.

Мы молчали – говорить было не о чем, все нужные слова уже были сказаны. Свен сохранял олимпийское спокойствие, а шеф топтался на месте, нетерпеливо поглядывая на техников, и нервно обмахивался своим желтым, изрядно уже замусоленным, конвертом. Один раз он даже уронил его; Свен поднял конверт, рассеянно заглянул внутрь и отдал шефу.

- Черт возьми, ну почему? – пробормотал я. – Почему этот чертов изобретатель оказался настоящим? А не каким-нибудь аферистом, например? Или сумасшедшим?

Шеф вдруг просиял и хлопнул меня по плечу.

- Вот именно! – воскликнул он. – Вот именно!.. Эй, бездельники! – заорал он, обращаясь к техникам. – Скоро вы там?

«Бездельники» заверили, что им осталось буквально пара минут, и что пассажир может уже занимать своё место. Свен пожал руку шефу, обнял меня (для этого ему пришлось нагнуться) и неуклюже забрался в машину. Кинул на пассажирское кресло шляпу, взглянул на нас, улыбнулся и помахал рукой.

- Пока, ребята, - сказал Свен бодро. Чересчур бодро, на мой взгляд. – Держите за меня кулаки!

Шеф кивнул; техники включили установку. Старинный драндулет вздрогнул, на мгновение его очертания поплыли, а через секунду он исчез – Свен отправился в свою первую и последнюю командировку. Тихо, буднично, как и полагается героям.

Свену предстояла большая работа… а для нас уже всё кончилось. Чем бы ни завершилось дело, для нас это было уже в прошлом. Но время пластично, и изменения не произойдут мгновенно. Минута, две… может быть, пять… Мы, прежние, еще будем существовать, еще будем помнить Свена, своих родных и близких… сволочного Фурье будем помнить тоже… И если у Свена ничего не вышло, если Фурье переиграл его, неопытного оперативника, этого мы даже не узнаем, не поймем…

Я огляделся, стараясь вобрать в себя этот мир, застывший в хрупком равновесии. Кто знает, может, и есть что-то там, за пределами земной жизни? И мир, сохранившийся в моей памяти, сумеет воплотиться вновь?

Высокий момент был нарушен самым грубым образом – шеф весьма чувствительно ткнул меня кулаком в ребра.

- Быстро! – крикнул он, приплясывая на месте от возбуждения. – Посмотри, кто изобрел принцип гибернации? Живей, живей!

Знаете, я часто думал о том, ответы на какие вопросы я бы хотел получить в последние минуты своей жизни. Но представить себе, что кого-то будет интересовать подобная ерунда, я не мог. Однако шеф есть шеф, и многолетняя привычка повиноваться приказам оказалась сильнее удивления. Я достал уником, сделал запрос.

- Марсель Аквилини, - прочитал я. – В две тысячи…

- Да! – произнес шеф. Он стоял, закрыв глаза, и улыбался счастливой глупой улыбкой. – Да!

Ничего не понимая, я смотрел на него. Похоже, конец света откладывался. А шеф вдруг встряхнулся и бодрой рысцой устремился к выходу.

- За мной! – рявкнул он на бегу. – Не отставать!

Что бы ни задумал шеф, он подготовился к этому заранее. На крыше нас уже ждал служебный аэромоб. Включив «сигналки» на всех частотах, мы свечой взмыли в верхний, правительственный эшелон и на огромной скорости понеслись куда-то на юго-запад. Впрочем, летели мы недолго, до ближайшего аэродрома, где нас уже ждал гиперзвуковой «Стриж». Который взлетел сразу же, едва мы с шефом заняли свои места.

Конечно же, я пытался выяснить причину подобной сумасшедшей гонки. Но на все мои расспросы шеф только болезненно скалился и рычал. Так что я, обидевшись, отвернулся и стал смотреть в иллюминатор.

Если я хоть чуть-чуть помню географию, приземлились мы на Лазурном побережье Средиземного моря. Опять пересели в аэромоб и помчались вглубь материка. Ещё пять минут – и мы сели на небольшой площади какого-то веселого разноцветного городка. А всего наш путь занял чуть более получаса.

Там нас уже ждали: бригада медиков и здоровенная машина, похожая на краба. Сходство с крабом усиливали две стальные клешни, угрожающе воздетые к небу. Рядом с машиной стоял человек в желтом строительном жилете и в каске. Едва мы с шефом выбрались из аэромоба, к нам бросился старичок. Волосы у него торчали дыбом, седая длинная бородка развевалась на ветру, и вид у старика был растерзанный.

- Не позволю! – фальцетом вопил он, размахивая руками. – С ума сошли? Сам Аквилини! Великий Аквилини! Жил и работал! Тут!

- Заткни его, - бросил шеф и закричал: - Начинайте, начинайте!

Строитель кивнул головой и, не торопясь, полез в свою машину. «Краб» взревел и плавно опустил клешни на стену ближайшего дома – стена сложилась, как хрупкий вафельный торт, подняв кучу пыли.

Понятия не имею, как затыкают стариков, но он, слава бог, заткнулся сам. Как только рухнула стена, так и замолчал, в безмолвном отчаянии наблюдая за творящимся безобразием.

- Вы за это ответите, - вдруг неожиданно спокойно произнес он. – Вам это так с рук не сойдет. Сломать музей Марселя Аквилини… аутентичная постройка, ни одного новодела…Я сам, своими руками… каждую досточку, каждый клочок ткани… Варвары!

На глазах у старика выступили слезы. Он повернулся, чтобы уйти, но шеф удержал его.

- Останьтесь, - ласково попросил он. – Хотите своими глазами увидеть живую историю? Присутствовать при эпохальном историческом событии? Оставайтесь, не пожалеете. Я вам предлагаю место в партере.

Старичок недоверчиво шмыгнул носом и остался, только отошел немного, всем своим видом показывая, что не имеет никакого отношения к вандализму.

Строительная машина, тем временем, расправилась уже с половиной дома и теперь расчищала фундамент от обломков. Шеф кусал губы и нетерпеливо притоптывал ногой. Едва машина, закончив свое разрушительное действо, отъехала в узкий переулок, шеф галопом бросился к руинам музея.

Как ни странно, каменный пол разрушенного строения сохранился отлично. Шеф бродил по каменным плитам, сверяясь с какой-то бумажкой. Из любопытства я заглянул через его плечо: какая-то примитивная схема, явно начерченная от руки; одно место на карте было отмечено красным крестиком. Также на схеме присутствовали рукописные пометки.

- Камин, - бормотал шеф. – Это, наверно, здесь. Угу, угу… Третья плитка по направлению к двери… а где у нас была дверь? Здесь у нас была дверь… Ага, все ясно… Теперь повернуться налево и еще восемь плиток… Здесь! – радостно объявил шеф, тыча пальцем себе под ноги. – Видите? Вот это то самое место!

Я посмотрел и, признаться, ничего особенного не увидел. Плитка как плитка, площадью около полуметра. А старичок вдруг ахнул и упал на колени.

- Как же я её раньше не видел? – возопил он.

- Здесь стояла стена, - очень довольный, объяснил шеф. – Как вы могли её увидеть? Она была скрыта от посторонних глаз.

- Вы правы, - старичок дрожащими руками оглаживал плиту, и на глазах его снова были слезы – слезы счастья. – Я еще удивлялся – зачем Аквилини возвел эту внутреннюю стену, да еще из отвратительных газобетонных блоков? А тут вот оно что!

- Что? – спросил я. Просто ради того, чтобы не стоять тут, дурак дураком.

- Могила, - с умилением сказал старичок. – О, какое открытие! Какое великое открытие!

- Чья могила? – спросил я. – Аквилини?

- Нет, конечно, - с негодованием сказал старичок. – Великий Марсель Аквилини покоится в именном склепе на нашем кладбище. А здесь захоронен его близкий друг и соратник Свен. Видите – надпись… Какое счастье! Мы думали, что могила безвозвратно утрачена, а она…

До меня вдруг дошло.

- Что? – вне себя воскликнул я. – Свен? Наш Свен? Но как это может быть? Ведь он должен был исчезнуть! Вместе с Фурье и изобретателем машины времени! От них даже тел не должно было остаться!

- А так же имени и памяти, - подхватил шеф. – Интересные дела, правда?.. Ну что стоишь, как пыльным мешком ударенный? Закрой рот и беги за ломом.

Я подчинился. Я ничего не понимал. Если у Свена всё получилось, то я не должен был помнить о нём. И о его подвиге тоже. А я помню. Как и шеф, между прочим. И могила… это уже вообще ни в какие ворота не лезет!

А, может, победил негодяй Фурье? Может, мир всё-таки изменился, только я этого не заметил? И я – это не я-прошлый, а кто-то совсем другой?

Голова у меня шла кругом. Я готовился засыпать шефа вопросами, но он рта мне не дал раскрыть. Подчиняясь его указаниям, я аккуратно поднял одну каменную плиту, другую, третью… Скоро в полу образовалась вытянутая яма, действительно похожая на могилу; она была засыпана крупным белым песком. Опустившись на колени, я принялся руками выгребать плотный слежавшийся песок, и очень скоро мои пальцы наткнулись на что-то гладкое и округлое. Череп? Череп Свена?

- Не тормози! – прикрикнул на меня шеф и посмотрел на часы. – Мы разрушили солнечную батарею на крыше, у него энергия скоро кончится.

Еще несколько секунд, и перед нами во всей красе открылась она – капсула гибернации. Примитивная, древняя, корявая самоделка. Вполне достойная носить гордое звание прототипа. А в ней, закрытый прозрачным плексаноловым колпаком, лежал Свен. Живой Свен, лет на десять старше и килограмм на двадцать тяжелее. Да еще с бородой, которая ему совсем не шла.

Старичок рыдал от восторга, призывая на наши головы все блага мира.

- Экспонаты! – вопил он и лез к нам обниматься. – Подумать только, какие экспонаты! Первая в мире капсула гибернации! Мумия знаменитого Свена! Наш музей прогремит на весь мир!

- Открой капсулу, Алекс, - скомандовал шеф. – Иначе нашего Свена и в самом деле останется только замумифицировать.

- Так он жив? – удивился старичок.

- Пока да. И будет благополучно жить дальше, если мой бестолковый сотрудник сделает то, что я ему велел.

Я никогда не имел дела с подобным устройством и понятия не имел, как оно открывается. Но сбоку я заметил кривую стрелку, намалеванную красным маркером. Чуть ли не по плечо просунув руку в этом направлении, я нащупал замок. Миг, и крышка капсулы отошла с тихим шипением. В нос мне ударил затхлый, застоявшийся воздух, но разложением, слава богу, не пахло.

А к нам, оступаясь на обломках, уже спешили медики.

***

- Это вы, - твердил Свен. – Это в самом деле вы!

Он сидел на больничной койке и с умилением разглядывал нас с шефом. Был он уже без своей чудовищной бороды, аккуратно подстрижен и даже немного похудел благодаря лимфодренажным процедурам.

- Можно?

Свен протянул руку и ущипнул меня за нос. От неожиданности я вскрикнул и выругался, а Свен счастливо рассмеялся:

- Настоящий!

Сегодня врачи наконец-то позволили нам навестить нашего героя. В больницу рвались многие, но шеф своею властью ограничил посещения до особого распоряжения. Разумеется, запрет не касался самого шефа и, как ни странно, меня. И я догадывался – почему.

- Ну, ладно, - добродушно сказал шеф. – Побаловались и хватит. Теперь рассказывай, и во всех подробностях.

Свен лег на спину, закинул руки за голову; глаза его увлажнились от воспоминаний.

- Подробности, - мечтательно протянул он. – Да уж, чего-чего, а этого добра у меня хватает. Десять лет сплошных подробностей. Но я постараюсь покороче.

… Точка входа в варион Фурье была обозначена весьма приблизительно. И почти два дня Свен колесил по окрестностям в своем «каблучке», прокачивая навык владения языком и разыскивая Марселя Аквилини – в отличие от меня, он с самого начала знал имя изобретателя машины времени. Легенда у него была такая – мьсё Аквилини взял взаймы у бедного иностранца денег, и теперь он, бедный иностранец, разыскивает мьсё, чтобы стребовать старый должок. Его расчет оправдался – в маленьком городке Блезуа добрые люди охотно указали дом, где проживал разыскиваемый должник, и Свен прямиком направился туда.

Наши психологи разработали для Свена несколько моделей поведения для первого контакта с объектом. Но все они вылетели у Свена из головы, едва он переступил порог дома Аквилини и увидел громоздкое сооружение, занимающее половину комнаты.

- Это она? – сдавленно спросил он. – Машина времени?

- Ну, - настороженно откликнулся изобретатель. – А вам-то что за дело? И кто вы вообще такой, черт вас возьми?

Не отвечая, Свен внимательно осмотрел сооружение. Он, конечно, изучал устройство машины времени на курсах подготовки, но этот агрегат настолько отличался от того, чем пользовались мы, что Свен засомневался.

- Она работает?

От прямого ответа Аквилини уклонился, а вместо этого разразился длинным монологом, в котором жаловался на бедность и отсутствие спонсоров, ругал коллег за косность мышления и сетовал на свою судьбу непризнанного гения.

- Я вижу – мьсе иностранец, - под конец заявил он, с надеждой глядя на Свена. – Не спрашиваю, из какой вы страны, но, может быть, ваше правительство захочет вложиться в мой проект? Уверяю вас – весьма выгодное дельце! К том же, абсолютно беспроигрышное.

- Я не иностранец, - несколько рассеянно сказал Свен, разглядывая недействующую модель машины времени. – Я из будущего.

- О! – выдохнул Аквилини, и глаза его загорелись фанатичным огнем. – Значит, у меня всё получилось? Значит, я и в самом деле гений?

Свен проклял свой длинный язык, но сказанного не воротишь. И он, наплевав на все инструкции, рассказал Марселю Аквилини всё. Всё, что знал: и про угрозу для будущего всего человечества, и про негодяя Фурье.

- Фурье, - пробормотал Аквилини. – Знаю я одного Фурье… отвратительный тип, метит в лидеры консервативной партии, а сам по уши замазан в грязных делишках… Так, значит, он даст мне денег? – уже другим тоном спросил изобретатель. – И я стану знаменитым?

- Не станете, - твердо сказал Свен. – Я этого не допущу.

И показал Аквилини скорчер. Оружие произвело на изобретателя огромное впечатление. И не из-за того, что он испугался смерти. Просто ничего подобного он в жизни не видел и даже не представлял, что такое возможно.

- Теперь я начинаю думать, что вы и в самом деле из будущего, - сказал он, с уважением разглядывая обугленную дыру в стене. – Из, скажем так, альтернативного будущего. Которое станет возможным в том случае, если я не изобрету машину времени… Что ж, предположим. А, прошу прощения, есть у вас ещё доказательства? Кроме этой вашей ужасной пукалки?

- У меня полная машина доказательств, - сказал Свен, вспомнив доверху набитый кузов «каблучка». – Пойдемте, взглянем. Мне и самому интересно, чем снабдили меня мои коллеги.

- А пойдемте, - оживился Аквилини. – Проверим вашу историю на достоверность.

Доказательств обнаружилось с лихвой: еда из будущего, напитки из будущего (в том числе и коньяк), электронные книги и учебники из будущего. И это не считая кучи других приборов и инструментов, при виде которых Аквилини окончательно утратил свой природный скепсис.

- Ну, знаете! – заявил он, с азартом потирая руки. – Это, скажу я вам, что-что с чем-то! Нет, конечно, изготовить убедительные фальшивки при нынешнем уровне развития промышленности ничего не стоит. Но затевать это ради меня одного… ради никому неизвестного меня… - Аквилини схватил руку Свена и торжественно пожал. – Верю! Вот верю, и всё тут!

Кроме всего перечисленного, Свен обнаружил в кузове несколько коробок, оклеенных желтым скотчем. Заглянув в одну из них, он обнаружил аккуратно разложенные пронумерованные узлы и детали, показавшиеся ему смутно знакомыми. Но разбираться с этим он не стал, а, прихватив коробку с коньяком, вернулся вместе с изобретателем в дом. Где и предался рекомендуемому пьянству с тем, чтобы установить доверительные отношения с фигурантом.

Спустя пару часов и одну бутылку коньяка, они были уже прочно на «ты».

- Знаешь, а всё-таки жаль, - грустно сказал Марсель. – Если бы не этот гад Фурье, я бы спокойно изобрел свою машину времени. Стал бы знаменитым. И все было бы хорошо – и у нас, и у вас. Правда ведь? Эх, если бы можно было нейтрализовать Фурье, не убивая его! Дать ему, например, по башке, чтобы у него всю память отшибло. Чтобы он забыл про меня!

- Гм, - сказал Свен. – Интересное предложение. Надо подумать.

Его мозг, слегка разогретый алкогольными парами, напряженно работал. Он пытался вспомнить что-то очень важное, что сперва показалось ему незначительным, а теперь приобретало огромное значение. Вроде кто-то что-то сказал… вот буквально пару фраз… совсем недавно, на днях…

- Вспомнил! – дико вскричал Свен. – Ура! Я вспомнил!

И он пустился в пляс, молодецки гикая и высоко вскидывая ноги. Марсель с опаской смотрел на него.

План, сулящий надежду, основывался на моих, полных горечи словах, которые я произнес незадолго до старта Свена: мол, жаль, что изобретатель машины времени не ловкий аферист и не мошенник.

- Мы всё разработали в деталях, - с гордостью сказал Свен. – План должен был сработать. Я просто не видел причин, почему бы ему не сработать.

Шеф нахмурился.

- Ты очень рисковал, - резко сказал он. – Ты не имел на это права – на кону стояла судьба нашего мира. Я понимаю – ты очень хотел жить. И судьба вариона твоего дружка Аквилини тебе была небезразлична. Но! Если бы Фурье не повелся на вашу уловку, если бы он раскусил вашу примитивную игру…

- … то я бы вернулся к первоначальному плану, - перебил Свен. – Ведь у меня оставался мой скорчер. Последний, так сказать, довод.

На моей памяти, никто не осмеливался перебивать шефа. Но героям позволено многое.

… В день Х, как и было рассчитано, в дом к изобретателю заявился Фурье. Мизансцена к тому времени уже была выстроена: наполовину разобранная машина времени, пьяненький изобретатель за столом и во всю храпящий приятель изобретателя на грязной кровати. Едва Фурье переступил порог, едва задал свой первый вопрос, как Марсель Аквилини с радостным воплем бросился на грудь политику.

- Отец родной! – кричал он, дыша в лицо Фурье свежим перегаром. – Благодетель!

Марсель был многословен и назойлив. Он напропалую хвастался своими достижениями, без ложной скромности величал себя гением, и требовал денег. Много денег. Очень много, чем больше, тем лучше. А взамен обещал все блага мира, причем в самом скором времени. Когда? Через год. Ну, может, через два. Но в течение ближайших десяти лет – точно!

Фурье хватило ненадолго. С трудом вырвавшись из цепких рук прохвоста, он сбежал. А Марсель еще долго бежал за его машиной, выкрикивая мольбы и угрозы. А потом, запыхавшийся, но очень довольный, вернулся домой.

- Ну, как? – гордо спросил он. – Я был хорош?

- Да по тебе «Оскар» плачет горючими слезами, - совершенно искренне ответил Свен, и Марсель покраснел от удовольствия.

- Когда-то я хотел стать актером, - признался он. – Даже в студенческом театре пробовал играть. Правда, режиссер попросил меня пощадить его нервы, ну, я и ушел.

Часть дела была сделана. Оставалось подобрать хвосты, и Свен мог вздохнуть спокойно.

Они с Марселем уничтожили машину времени. Просто разгромили в хлам, а потом облили остатки бензином и подожгли – для верности. Потом Марсель съездил в Институт Экспериментальной Физики, где занимал какую-то должность, и отформатировал жесткий диск своего компьютера. Заодно забрал весь бумажный хлам, скопившийся у него в столе, и торжественно сжег его в камине.

- А твои коллеги? – спросил Свен. – Они не смогут повторить твое изобретение?

Марсель криво улыбнулся.

- Я ведь у них слыву клоуном. Прожектёром. Меня никто всерьез не воспринимает. Так что будь спокоен, дружище.

Своими руками уничтожив надежду на мировую известность, Марсель впал в депрессию и запил.

- Я неудачник, - заливаясь пьяными слезами, жаловался он Свену. – Полное ничтожество! Такой шанс был, такой шанс! А я?

- А ты спас мир. Даже два мира, - утешал его Свен, но Марсель только горестно качал головой и открывал следующую бутылку коньяка.

Свен искренне сочувствовал приятелю, но сделать ничего не мог. К тому же, его одолевали собственные заботы.

Он застрял в этом варионе надолго, если не навсегда, это ясно. И надо было как-то устраиваться – зарабатывать себе на жизнь, делать карьеру… жениться, к конце концов… Да, со временем напряжение поля Шрёдингера в варионе Фурье спадет… собственно, оно уже начало падать. И когда оно достигнет минимума, ребята из Службы Точного Времени смогут засечь своего несчастного коллегу. Засечь и вытащить в привычный мир. Но когда это произойдет? Может быть, к тому времени Свен превратится в глубокого старика или вовсе умрет?

- Если бы у меня была капсула гибернации,- пробормотал Свен. И замер с отвисшей челюстью. – Сиди здесь! – крикнул он пьяно храпящему Марселю. – Никуда не уходи, я скоро!

Свен вспомнил про коробки, оклеенные желтым скотчем, которые ждали своего часа в машине. Перетащив коробки в дом, он распаковал их и дрожащими руками разложил их содержимое на полу. А потом счастливо вздохнул: перед ним были узлы и детали капсулы гибернации, причем важнейшие - такие, без которых не обойтись. И которые нельзя было достать в варионе Фурье, потому что их еще не изобрели.

Свен безжалостно растолкал приятеля и изложил ему новую потрясающую идею.

- Я лишил тебя одной славы, - торжественно сказал он. – Но взамен даю другую! Ты станешь основателем новой перспективной науки.

К чести Аквилини, он быстро разобрался в сути дела. И пришел в восторг. Он даже признался, что идея перемещения во времени была настолько сырая, что он не надеялся увидеть результат при жизни. Зато проблемой гибернации давно занимались смежники, только недалеко продвинулись. И вот, пожалуйста, – такой подарок небес!

- Скажи, ты – бог? – допытывался Марсель, собачьими глазами глядя на Свена, но тот только отмахивался.

- У нас впереди до черта работы, - заявил он. – Так что давай начинать прямо сейчас.

Ну, они и начали.

С помощью Марселя Свен легализовался – тот раздобыл ему документы, устроил на работу к себе в институт старшим лаборантом и поселил у себя дома. Они работали, как проклятые, без отдыха, без отпусков. И через десять лет первая рабочая капсула гибернации была готова. Точнее, вторая – первая, о которой никто ничего не знал, была спрятана в доме приятелей.

К тому времени они знали друг о друге всё.

- Значит, уходишь? – с грустью спросил Марсель.

- Да, - сказал Свен и открыл последнюю, шестую бутылку коньяка. Оставленную им специально для этого случая.

- Жаль, - вздохнул Марсель. – Я, если честно, надеялся… А то остался бы, а? У тебя тут карьера… Филиппа, опять же, на тебя так смотрит, так смотрит…

- Нет, - сказал Свен и разлил коньяк по бокалам.

Приятели вместе вырыли «могилу» для капсулы Свена. Потом Свен написал письмо шефу, где скрупулезно описал всё, что должно попасть вместе с ним в будущее («Я ведь помнил этот ваш желтый конверт, шеф. Вы же им мне буквально в нос тыкали!») Потом Марсель получил последние точные инструкции, клятвенно пообещал выполнить всё в точности, приятели допили коньяк, обнялись, и Свен лег в капсулу гибернации.

- Ну а дальше вы всё знаете, шеф, - так закончил свою невероятную историю Свен. – Марсель оказался человеком слова. Он построил стену на месте моей… хм… могилы. Он сохранил свой дом, передав его частному фонду в качестве музея. Он положил мои записи в большой желтый конверт и передал его на сохранение государственному банку. А те уже, в свою очередь, отправили его вам в определенный день. Я знал, что письмо попадет к вам, хотя убей меня бог, я не понимаю, как это было возможно... Ну? – воскликнул сияющий Свен. – Я ли не умница? Я ли не молодец?

- Драть вас некому, молодой человек. И мне некогда, - сказал шеф и тяжело поднялся со стула. – Рапорт мне на стол и как можно быстрее.

***

Рапорт Свена произвел эффект разорвавшейся бомбы: на бедолагу обрушилось цунами критики, обвинений в некомпетентности и прочего негатива. Поначалу Свен отвечал, и довольно-таки бодро, потом начал огрызаться, а потом и вовсе сбежал, забаррикадировавшись в кабинете шефа и отказываясь оттуда выходить.

Особенно неистовствовал профессор Кржичак.

- Вы понимаете, что натворил этот ваш молокосос, ваш подчиненный? – кричал он, наседая на шефа; тот отмахивался и пятился. – Это вам не какой-нибудь сраный хроноконфликт! Это черт знает что! Надо же было додуматься – отправить себе помощь в прошлое из будущего!

- Из прошлого в будущее, - поправил его шеф.

- Вот именно! – невесть чему обрадовался профессор. – Вот именно! Ничего непонятно: кто, куда, откуда. Это петля времени, уважаемый, и неизвестно еще, чем дело кончится! Очень может быть, что и катастрофой! – Он вдруг ухватил себя за подбородок. – Но какой материал! Боже мой, какой материалище!

И убежал. Подошедший аналитик с усмешкой посмотрел ему вслед.

- Перестраховывается, старик. А на самом деле – ничего страшного. Мы тут посчитали – возмущение статполя совсем небольшое, в пределах статистической погрешности. Все материалы я вам скинул на уником, гляньте на досуге.

- Но ничего срочного? – уточнил шеф.

- Абсолютно ничего, - заверил аналитик, подмигнул мне и ушел.

- А я все равно ничего не понимаю, - пожаловался я. – Как Свен оказался в нашем настоящем? Это же невозможно! Это противоречит здравому смыслу.

Шеф фыркнул.

- Много ты понимаешь в здравом смысле. И вообще, меня пугает твоя дремучая безграмотность. Пожалуй, - задумчиво продолжал он, - надо вам устроить что-то вроде курсов повышения квалификации. А что, хорошая идея, - оживился он. – Просто отличная идея. Закажу-ка я для вас, обалдуев, курс лекций. Надо ведь не только мускулы, но и мозги тренировать. Хотя бы иногда.

Видимо, ужас, отразившийся на моем лице, полностью удовлетворил шефа. И он снизошел до объяснений. Признаться, я мало что понял – половина терминов была мне незнакома. Но главное я уловил - варион Фурье каким-то образом слился с нашим настоящим, став для нас прошлым. Именно поэтому гиберкапсула со Свеном оказалась нам доступна.

… Я потом посмотрел насчет Спиридона Фурье – действительно, был такой нечистый на руку мелкий политик. Запутался в интригах, проворовался и сбежал от справедливого возмездия, покинув Землю. Больше о нем никто ничего не слышал. А весь его демонический потенциал обернулся пшиком – банальной статистической погрешностью.

Что ж, статистическая погрешность – это не страшно. Это как если бы, например, у меня родинка была на правой, а не на левой щеке. Или если бы родители меня назвали не Александром, а каким-нибудь Петром или Николаем. Разницы никакой, главное, что все мои родные и любимые живы и здоровы.

На всякий случай, я позвонил родителям и убедился, что с ними все хорошо. А потом купил роскошный букет, бутылку хорошего вина и отправился к моей Вареньке. Пора уже было нанести официальный визит родителям моей невесты. Сколько уже можно откладывать, в самом деле!

Мое же мнение такое: хроноконфликты – вот бич современного человечества. Никто не знает, откуда они берутся – версий множество, разной степени достоверности и остроумия. Но зато все знают, чем они грозят каждому из нас лично. Вам, например, или мне.

Возьмем такой случай: вдруг выясняется, что ваша прабабушка не вышла замуж за вашего прадедушку, и вы, лично вы, их прямой генетический потомок, живущий здесь и сейчас, не имеете права на существование. Вы просто не родились… не могли родиться… Ну, не знаю, как это описать, но уверен, что вы меня поняли. Так случилось, например, с моим шефом, Давидом Мартиросяном. В тот раз хроноконфликт удалось устранить. Я просто смотался в прошлое, выяснил причину размолвки между Элен Гонсалес и Бенджамином Мартиросяном, и уладил дело. Свадьба состоялась, у Элен и Бена родились дети, а мой шеф, их правнук, продолжил жить, но уже, так сказать, на законных основаниях. Как его дети и внуки, кстати.

Вы спросите, что было бы, если бы хроноконфликт не был устранен? А я вам скажу – да ничего хорошего. Во всяком случае, для моего глубокоуважаемого шефа: Давид Мартиросян, как и все его кровные родственники, просто исчезли бы. Для нас их просто не рождалось бы, их как бы и не было никогда. Моим шефом стал бы кто-нибудь другой, тот же Тадеуш, например. Время очень пластично, подобные раны оно затягивает мгновенно и без следа. Был человек – нет человека, и на глобальном уровне это не сказывается никак. Даже если этот человек мировая знаменитость и совершил какое-нибудь эпохальное открытие. Что ж, вместо него открытие совершит кто-нибудь другой, раньше или позже, но совершит обязательно.

Так, во всяком случае, объяснил мне один псих из теоретиков, когда я сдуру сунулся к нему с вопросами.

- Мы все знаем о Ньютоне, - возбужденно блестя очками, разглагольствовал он, крепко держа меня за рукав. – Все мы изучали три закона Ньютона. Мы этот исторический факт прекрасно помним, он зафиксирован во всех учебниках, во всех справочниках. Но это сегодня. А что было вчера? В буквальном смысле вчера, сутки назад? Может, вчера не было никакого Ньютона, а был какой-нибудь Перкинс? А что будет завтра? Мы проснемся и будем твердо убеждены, что честь открытия трех законов принадлежит лорду Бэкону, а Ньютон всего лишь придворный интриган и скверный рифмоплет! И что все это означает?

- Что? – спросил я, и псих торжествующе рассмеялся.

- Только одно! Мы, люди, ни что иное, как инструмент самопознания Вселенной! А как личности, как индивидуумы, мы для нее не интересны. Помните, как в том анекдоте? «Господи, в чем смысл моей жизни? Для чего я жил?» - «Помнишь, ты как-то передал солонку соседу по столу?» - «Помню. Ну и что?» - «Ну и всё!»

Он держал крепко, но я вырвался и сбежал. Я подобных разговоров не люблю, у меня от них депрессия начинается. Одно я понял – все эти хроноабберации скорее правило, чем исключение. Они были, есть и будут. И остается только радоваться, что я родился после изобретения машины времени – теперь, если что не так, всегда есть возможность откорректировать мое личное прошлое с тем, чтобы я жил и радовался долгие годы. И дожил до преклонных лет, вместо того, чтобы бесследно раствориться в бесконечной вариабельности Вселенной.

Эта мысль меня утешает и придает мне оптимизма. Впрочем, я отвлекся.

В то утро шеф собрал нас в своем кабинете.

- Обнаружен хроноконфликт, - объявил он. – Очень серьезный хроноконфликт, ведущий в перспективе к полному изменению известного всем нам настоящего. Другими словами, дорогие мои коллеги, мы с вами можем исчезнуть. Вместе с чадами и домочадцами. Разумеется, человечеству, как таковому, ничего не грозит, вместо нас родятся другие люди. Но меня это нисколько не утешает. Уверен, что и вас тоже.

Мы навострили уши и потребовали подробностей. Шеф величественным жестом указал на жмущегося к стеночке молоденького парнишку из аналитического отдела; тот выглядел очень несчастным. Понукаемый шефом, заикаясь и смущаясь, он поведал нам суть дела.

Как известно, машину времени изобрел Бенджамин Мартиросян. Не единолично, разумеется, но он в этом деле играл ведущую роль, поэтому в умах обывателей, далеких от науки, он был и остается Главным Изобретателем. Напомню, первый запуск машины произошел около ста лет назад; именно тогда тридцатилетний Бен заглянул одним глазком в свое будущее, что чуть не привело к катастрофе в семействе Мартиросянов, но это сейчас не главное. Главное то, что приоритет изобретателя никем и никогда не оспаривался. Он был Первым и Единственным, и оставался таковым на протяжении всех этих ста лет.

Что заставило парнишку-аналитика проследить линии вероятностей этого эпохального события, никто не знает. Сам он утверждал, что заметил незначительные отклонения в точках квантовых сопряжений (вроде так, если я ничего не путаю), и он из любопытства сунулся проверять отклонения расчетных показателей от наблюдаемых.

Результаты проверки его изрядно озадачили. По всему выходило, что кто-то за несколько десятилетий до Мартиросяна уже пытался изобрести машину времени. И что из того, что в истории сей факт не сохранился? Мало ли гениев, опередивших свое время, канули в безвестность, не сумев довести начатое до конца? Главное, что такая попытка была – приборы врать не могли. На всякий случай аналитик измерил напряжение поля Шрёдингера (оно было слабоположительным), составил докладную записку и отправил её начальству. Начальство с докладом ознакомилось, поблагодарило въедливого аналитика и поставило ситуацию на контроль. Просто на всякий случай.

Раз в неделю аналитик (Толик Пожарский, как представился он нам) замерял поле Шрёдингера, и каждый раз фиксировал рост напряжения. Это вызывало беспокойство, и когда напряжение достигло тридцати процентов вероятности, стало понятно, что с этим надо что-то делать.

Строго говоря, сам факт того, что машина времени появилась бы чуть раньше, ничем серьезным нам не грозил. Вспомнить хотя бы историю изобретения биоблокады – там тоже все обошлось благополучно. Единственным пострадавшим в данной ситуации стал бы Бенджамин Мартиросян, но тут уж ничего не поделаешь. Дело было в другом: современником изобретателя был некий Спиридон Фурье, молодой, амбициозный и абсолютно беспринципный политик из ультра левых. Попади машина времени в его грязные ручонки (а, судя по росту показателей поля Шрёдингера, к этому всё и шло), на будущем человечества можно было ставить крест. Имеется в виду, конечно, наше будущее, которое мы знаем и к которому привыкли. Срочно привлекли психологов, и их вердикт был неутешительным: у Спиридона Фурье наличествуют некорректируемые аберрации психики мессианского типа. И вот это уже было серьезно! Люди, подобные Фурье, дорвавшись до власти, обычно погружают мир в кровавый кошмар, и все во имя великой идеи всеобщего блага.

Что ж, нам, оперативникам, не впервой было корректировать прошлое самыми жесткими методами. Случаи эти были крайне редкими, но они были. Кровавый диктатор Чонг, например, - он погиб в семнадцатилетнем возрасте. Или сумасшедший отец Авель, полностью отбитый на голову религиозный фанатик, поднявший на бунт Марсианскую провинцию, - он и вовсе не родился. И, похоже, Спиридона Фурье ждала та же участь – быть вычеркнутым из истории человечества.

Я был к этому готов. Мы все были к этому готовы, каждый из нас. На нашей службе невозможно сохранить чистоту рук и девственность морали. Удивляло одно – какого черта шеф устроил это совещание? Это совсем не было на него похоже; обычно он лично выбирал подходящего оперативника и ставил перед ним задачу. Так зачем же этот общий сбор?

И, кстати, не общий! Не было Андрея – самого опытного, самого старшего из нас. Не было Лайзы, чья легендарная везучесть с лихвой возмещала недостаток практики. Не было… да много кого не было! И это было чертовски странно. Создавалось впечатление, что шеф отобрал нас, присутствующих здесь, по каким-то своим, неведомым нам критериям.

Всё объяснилось очень быстро: это была командировка в один конец, и возвращения из неё не предусматривалось. Шефу требовался смертник-доброволец. Конечно, он мог бы просто приказать. Скажи он, например: ребята, вот вам ножи, давайте сдирайте с себя кожу, так надо. И мы бы подчинились, не рассуждая. И не потому, что он этакий большой белый бвана, а мы его бесправные рабы. Просто мы знали – шефу виднее. Бывали, знаете ли, прецеденты.

Если надо для дела, шеф, не задумываясь, послал бы любого из нас на смерть. Справедливости ради скажу, что и себя бы он не пощадил. Я это точно знаю. И, собрав у себя в кабинете именно нас – неженатых и бездетных мужчин старше двадцати пяти лет, шеф проявил тем самым неслыханную гуманность.

- Если у кого-то есть беременная невеста, тот может встать и уйти, - объявил он. – Если у кого-то есть опекунские обязательства, тот может встать и уйти. И вообще, если вы не готовы умереть, добро пожаловать на выход. А оставшиеся дадут мне подписку о неразглашении, и мы продолжим.

Тотчас поднялись двое и, бормоча невнятные извинения, покинули кабинет. Они знали, что отказ от участия в операции ничем им не грозит – шеф очень рачительно относился к людским ресурсам. А я с некоторой грустью вспомнил о Бетти – месяц назад я застал её за изучением каталогов свадебных салонов. И хотя она яростно доказывала, что делала это из простого женского любопытства, рисковать я не хотел, и мы расстались.

Моя совесть чиста – я никогда ничего не обещал девушке. Да и сама она, как мне казалось, вовсе не горела желанием посвятить свою жизнь одному-единственному мужчине. Конечно, когда-нибудь, наверное, настанет день, когда я подставлю безымянный палец под кольцо, а шею под хомут семейной жизни. И, может быть, даже с радостью. Но пока я к этому не готов. Пока мне слишком дорога моя свобода, даже если за это придется заплатить собственной жизнью.

Понимаете, я ведь был на сто процентов уверен, что роль героя-самоубийцы достанется именно мне. В этом кабинете я самый старший (если не считать шефа), самый опытный (если не считать его же), я бездетен, не женат и нахожусь в прекрасной физической форме. Так кто же, если не я?

С некоторым сожалением выбросив из головы мысли Бетти и о нашем несостоявшемся совместном будущем, я сосредоточился на словах шефа. А говорил он серьезные, по-настоящему важные вещи.

- Этот чертов Фурье оказался в суперпозиции с Бенджамином Мартиросяном. Если кто не понял, то поясню коротко: в истории должен остаться кто-то один. По понятным причинам я голосую за своего прадеда. Полагаю, и вы тоже: останься Фурье, и будущее изменится самым кардинальным образом. Социологи утверждают, что это будут крайне неприятные изменения: запрет науки и искусства, радикализация ортодоксальных религий и, как следствие, всплеск религиозных войн, причем с использованием оружия массового поражения… О таких мелочах, как свобода личности, я даже говорить не буду… хотя и личностей тех останется с гулькин чих: бешеный рост рождаемости не будет поспевать за ростом смертности. В общем, ребята, нашему миру настанет полный и окончательный пердимонокль. И мы обязаны это предотвратить!

- У вас есть план, шеф? – поинтересовался кто-то.

- Есть, - кивнул тот и заглянул в большой желтый конверт.

Этот конверт с самого начала мозолил мне глаза. И не мне одному. Шеф буквально не выпускал его из рук: расхаживал с ним по кабинету, обмахивался им, как веером, ронял на пол и тут же поднимал… Создавалось впечатление, что он специально привлекал наше внимание к этому загадочному предмету, и я ломал голову, что бы это могло значить. Спросить напрямую – а что это у вас за конверт, шеф? Так не ответит, зуб даю! Он тот еще кремень, наш Давид Мартиросян, на него где сядешь, там и слезешь. Информацию он выдает порционно: столько, сколько считает нужным, и тогда, когда считает нужным. Так что если он еще не объявил во всеуслышание, что это за таинственный конверт и в чем его смысл, то нужно просто набраться терпения и ждать.

- План простой – надо уничтожить этого сукина сына Фурье. К сожалению, его суперпозиция вкупе с возросшим напряжением поля Шрёдингера, сильно ограничивает наши возможности. Аналитики рассчитали несколько пространственно-временных точек, когда он будет уязвим для наших воздействий, и все они не дают стопроцентную гарантию нужного нам результата. Еще раз к сожалению: тот варион, где родился этот злодей, представляет собой что-то вроде грыжи континнума. Варион этот существует в единственном экземпляре, ничего хотя бы приблизительно похожего наши аналитики не нашли. Более того, сам Спиридон Фурье уникален, второго такого нет ни в одной из вероятностей. Отсюда вывод: нужный нам варион и Фурье взаимозависимы. Другими словами, уничтожив Фурье, мы уничтожим его варион со всем его содержимым. Включая нашего героя-добровольца. Вот так обстоят дела, ребята, - заключил шеф, и что-то вроде простого человеческого сочувствия промелькнуло в его глазах. Впрочем, я мог и ошибиться. - А теперь приступим к обсуждению деталей операции.

Если у меня и теплилась какая-то надежда – мол, исхитрюсь и выкручусь как-нибудь, найду способ вернуться домой, то после этих его слов она рассыпалась в прах.

В истории нашей службы бывали случаи, когда безвестные герои жертвовали собой во имя будущего всего человечества. Почему безвестные? Очень просто. Когда схлопывается варион, подобный вариону Фурье («грыжа», как изящно выразился шеф), от живущих в нем не остается ничего. Даже памяти. Даже от тех, кто прибыл туда из будущего. Пространственно-временной континуум очень пластичен, я уже говорил, и подобные прорехи он заращивает мгновенно и без следа. Точнее, получается так, что и прорех никаких никогда не было… как не было и наших героев. Они просто никогда не рождались, вот и все. Мы не знаем их имен, но мы знаем, что они были – те, кто ценой собственной жизни избавил нас от страшной участи. Об этом факте свидетельствуют тонкие колебания каких-то там инерционных полей и, как говорят, эти колебания пребудут с нами до конца Вселенной.

Я не теоретик, я сугубый практик. Я не умею объяснить всего этого доступно и понятно, потому что я сам ни черта в этом не понимаю. И если кому-то не нравятся мои объяснения, то добро пожаловать к нам, в аналитический отдел. А я, с вашего позволения, вернусь к делам куда более важным.

Обсуждение деталей предстоящей операции не заняло слишком много времени. Впрочем, так бывает всегда, когда за дело берутся профессионалы. Общими усилиями мы определились с точкой входа – день, когда Фурье навестит нашего изобретателя («Как хоть его зовут-то, шеф?» - спросил я, но шеф сделал вид, что не услышал. Ну и ладно, не очень-то и хотелось). В тот день Фурье, на тот момент уже довольно известный политический деятель, будет практически без охраны. Оставив своих телохранителей на пороге, он в одиночку зайдет в дом изобретателя, где между ними состоится разговор. Исторический разговор, после которого в руках Фурье окажется страшное оружие.

- И это будет наш шанс, - объявил шеф. – Если наш… гм… доброволец окажется рядом с домом изобретателя… а еще лучше – в самом доме… Ну, вы не дети, сами все понимаете.

- Предлагаю отправить нашего парня дней на десять пораньше, - сказал я. – Или даже недельки на две. Знаю я их, этих изобретателей. Нервные они, шеф, тонкие натуры. К ним подход нужен, чтобы не спугнуть. Случайная встреча, душевный разговор… стаканчик-другой в кабаке… а там, глядишь, и доверие появится, можно будет напроситься в гости.

- Разумно, - одобрил шеф и поглядел на Свена: - А ты что скажешь?

На мой взгляд, он слишком много внимания уделял этому парню – постоянно к нему обращался, задавал вопросы, спрашивал его мнение. У меня это вызывало глухое раздражение, я-то готовил операцию под себя! При чем тут какой-то Свен? Кто он такой вообще, этот Свен? Новичок, без году неделя у нас, ни одной самостоятельной операции. Говорят, перешел к нам из технического отдела; говорят, ерундой какой-то занимался, вроде гибернации.

Вообще-то, гибернация в свое время была очень перспективной темой, космическая отрасль возлагала на неё большие надежды. Но потом, с изобретением гипердвигателя, надобность в ней отпала. И в самом деле, кому она нужна, если любое, даже самое значительное расстояние можно преодолеть за считанные дни? Ну, за считанные недели, в самом крайнем случае. Так что лично я смысла в глубоком сне не видел. И Свен, скорее всего, тоже, раз уж он бросил бесперспективное направление и перешел в оперативный отдел.

Наверное, он был по-своему хорош и обладал массой достоинств – отбор у нас жесточайший, случайных людей здесь не встретишь. Наверное, мое предвзятое мнение основывалось на том, что он новичок и никак пока еще себя не проявил. И вот этого новичка начальство начинает активно продвигать вперед, игнорируя опытных специалистов. Обидно же, ёлки-палки!

В тот момент я как-то позабыл, чем должно закончиться это дело. Ну, то есть, не забыл, конечно, такое не забудешь. Но мне стало как-то все равно. Черт возьми, да я драться был готов за свое право сложить голову во имя человечества! И никакие свены мне не были помехой!

- Хватит ходить вокруг да около, шеф, - решительно сказал я. – Берите добровольцем меня, и дело с концом! Всё равно лучшей кандидатуры вам не найти.

Свен ужасно обрадовался и откровенно перевел дух – он же не полный придурок и понимал, куда клонит начальство. А вот само начальство не обратило на мои слова никакого внимания: шеф продолжал долдонить свое, нудно цепляясь к малозначительным, на мой взгляд, деталям.

Удивленный и, чего там, обиженный, я заткнулся и принялся демонстративно разглядывать потолок. Коллеги украдкой переглядывались и пожимали плечами – не мне одному поведение шефа казалось странным. В это время раздался колокольный перезвон – это напольные часы, подарок шефу на юбилей, отбили два часа пополудни. Шеф шумно выдохнул и хлопнул ладонями по столу.

- Всё! – с явным облегчением объявил он. – Совещание окончено, попрошу всех очистить кабинет. А ты и ты, - шеф ткнул пальцем сначала в меня, потом в Свена, - вы останьтесь.

Обалдевшие от такого поворота, мы подчинились. Коллег словно ветром вымело из кабинета начальства, а мы со Свеном остались сидеть на своих местах, дураки дураками, и только молча таращились на шефа. Мы ничего не понимали. Ну я-то уж точно. А шеф с любовью огладил желтый конверт, сунул его в стол и посмотрел на нас.

- Ну? – негромко спросил он. – Всё понятно?

- Так точно, - бодро доложил я. – Мы идем вдвоем.

Это меня только что осенило. Свен просиял, да и я был доволен – с моим участием в операции шансы на благополучный исход возрастали на несколько порядков. Скажу без ложной скромности – успех нам был обеспечен.

- Нет, - отрезал шеф. – Свен идет один. И не надо спорить, я всё решил! А твоя задача, Алекс, натаскать его по боевой части. Подберешь ему оружие по руке, погоняешь в тире… ну и что там еще сочтешь нужным… Срок у нас, ребята, пять дней. Успеем! – шеф улыбнулся с деланной бодростью. – Должны успеть… Ты, Свен, отправляйся сейчас к историкам, они там для тебя целую программу обучения составили. А к тебе, Алекс, у меня еще пара вопросов.

Едва за Свеном закрылась дверь, шеф словно бы сдулся. Из него словно стержень вынули, и вся его показная бодрость улетучилась. Он устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

- Не хотел я говорить при нем, - с усилием выговорил он. – Ему и так несладко, нечего парня лишний раз грузить… Алекс, а ведь у нас только одна попытка.

Я сперва даже не понял, о чем он, а потом до меня дошло, и я весь покрылся холодным потом.

- Не может быть, - просипел я. – Как это? Почему?

Давид Мартиросян покивал:

- Может, Алекс, еще как может. Это всё поле, это чертово поле. Его напряжение растет бешеными темпами. Еще немного, и оно станет как перекаченный воздушный шарик – пальцем ткни, и рванет к чертовой матери. Так что второй попытки у нас не будет, всё надо сделать с первого раза… Ты уж постарайся, дружище, натаскай Свена. Он, вроде, парень неглупый. Спортсмен, опять же…

Я встал.

- Идти надо мне! – с силой сказал я и для убедительности стукнул себя кулаком в грудь. – Ну, вы же всё понимаете!

- Не могу! – с мукой в голосе почти выкрикнул шеф и скривился, как от внезапной зубной боли. – Хотел бы, но – не могу. Никак. Так надо, ты уж поверь старику. – Он вдруг рассвирепел. – Что ты мне нервы мотаешь? Заняться больше нечем? Уйди с глаз моих долой, не трави душу!

Он что-то знал. Что-то очень важное, решающее, но ни с кем этим своим знанием не мог поделиться. Так случается, если ты начальник и на твоих плечах лежит величайшая ответственность. Мне стало его жалко.

- Я пойду, - мягко сказал я. – Всё будет хорошо, Давид Георгиевич.

Уже стоя в дверях, я обернулся.

- А что там у вас в конверте, шеф? – спросил я небрежно. Но он не ответил.

***

Обычно, когда кто-нибудь из нас отправляется в прошлое с каким-нибудь заданием, он предварительно совершает несколько разведвылазок. Ну, чтобы осмотреться, оценить обстановку, подготовиться должным образом. Разведчику нельзя выглядеть белой вороной, он должен быть своим среди своих в любой точке времени и пространства, куда занес его долг. Но в этот раз всё было не так. Проклятое поле Шрёдингера росло с угрожающей скоростью, поэтому ни о какой разведке речи не шло. У нас была только одна попытка, чтобы спасти наш мир.

Ребята из аналитического отдела совершили чудо – из разрозненных, размазанных по всем вероятностям битов информации они слепили более менее единую картинку вариона Фурье. Разумеется, о стопроцентной достоверности говорить не приходилось, но нам это и не требовалось: Свен должен был не слишком выделяться из толпы, и только-то. Слава богу, маловыразительных белобрысых физиономий и в том варионе было предостаточно.

Самую большую проблему представлял, как всегда, язык аборигенов. Наше время и варион Фурье разделяло чуть менее двух сотен лет. За такой период ни один язык не может измениться до неузнаваемости. Но ведь всегда существуют нюансы! Особенности произношения, жаргонные словечки и прочие тонкости, незнание которых с легкостью выдаст в вас чужака. Дело осложнялось ещё и тем, что в местности, где жил безвестный изобретатель, говорили на французском, а именно этот язык Свен знал на уровне «гарсон, миль пардон», да еще и произношение у него было ужасным. Конечно, будь это обычная операция, за две недели Свен научился бы болтать по-французски не хуже Гюго или Бодлера, но времени у нас, как я уже говорил, не было. Поэтому бедолаге Свену имплантировали универсальный стимулятор в зону Брока и этим ограничились.

- Центр Брока отвечает за моторную организацию речи, связанную с фонологической и синтаксической кодификациями, - заявил один из наших ученых умников. – Его стимуляция позволит повысить адаптационные возможности мозга испытуемого. Другими словами, его способность к языкам возрастет многократно. Метод экспериментальный, - добавил он со зловещей улыбочкой, - но в некоторых случаях давал превосходные результаты.

Пока что единственным результатом была мигрень, на которую жаловался Свен. Впрочем, мне на это было наплевать, у меня были свои задачи.

За пять дней сделать из среднестатистического обывателя классного снайпера – это из области фантастики. Да и за пятьдесят пять тоже. К счастью, нам это и не требовалось. Поразмыслив, я выбрал следующую тактику: Свен напрашивается в гости к изобретателю машины времени, дожидается там появления Фурье и немедленно открывает огонь из скорчера, едва Фурье переступит порог.

По моим указаниям построили тренажер: дом со множеством комнат, коридоров, порталов и дверей. То тут, то там, бессистемно и хаотично, появлялись голографические мишени в виде людей. И я безжалостно гонял Свена в тренажере по три часа в день, добиваясь стопроцентного поражения мишеней. А во время отдыха я делился с ним своим богатым профессиональным опытом, рассказывая конкретные случаи из своей жизни; Свен жадно внимал и задавал вопросы. Очень много самых разных вопросов, на которые я отвечал честно и без утайки.

- Слушай, - как-то спросил он. – А что если просто уничтожить эту чертову машину времени? Тогда Фурье станет безопасным!

Я понимал, о чём он не договаривает: если машина времени никогда не попадет в грязные ручонки Фурье, если его дьявольское желание власти останется нереализованным, то необходимости в его смерти не будет. Варион, даже в виде «грыжи», продолжит свое существование, а у Свена появится шанс возвратиться домой.

- Нет, - мягко сказал я, - это не выход. Несложно воссоздать уничтоженную установку, если остался жив изобретатель. Тебе придется убить и его тоже.

- А какая мне разница, кого убивать? - возразил Свен. – Он же так и так умрет. Как только я убью Фурье, тут же перестанет существовать его варион. Вместе с изобретателем.

- И с миллионами других людей, - согласился я. – В том, что ты говоришь, есть здравый смысл. Но теперь поставь себя на место Фурье: до тебя доходят слухи о гениальном ученом и его машине времени. Ты являешься, чтобы лично убедиться в этом. И что ты видишь? Разрушенную установку. Убитого изобретателя. Что ты подумаешь на месте Фурье? Что эти слухи основаны на правде, и что изобретателя просто напросто убрали. Кто – неважно. Злобные инопланетяне, религиозные фанатики, члены таинственного Союза Девяти Мудрецов… Кто угодно, в том числе и пришелец из будущего. И всё лишь для того, чтобы не дать Фурье возможность завладеть машиной времени. Что сделает в таком случае Фурье? Что бы я сделал на его месте? Конечно, приложил бы все силы, чтобы восстановить уничтоженное!

- Это будет непросто,- ухмыльнулся Свен, поглаживая рубчатую рукоять скорчера. – Я разнесу эту штуку на атомы!

Я вздохнул. Очень неприятно было отбирать у парня шанс на выживание, я от этого последним мерзавцем себя чувствовал, подонком. Но выбора у меня не было – слишком многое стояло на кону.

- Ну ты же сам ученый, - сказал я. – Должен же понимать – никакое открытие, никакое изобретение не делается на чистом вдохновении. Этому всегда предшествует громадная работа целого коллектива… куча чертежей, записей, файлов… Ну, да, наш изобретатель мог, в принципе, построить машину времени, пользуясь этими материалами. Предположим, он на шаг…черт с ним - на несколько шагов!.. опередил своих коллег. И что? Кто помешает Фурье завладеть этими материалами? Принудить целый научный коллектив работать на него? Поверь мне – останься Фурье в живых, изобретение машины времени станет неизбежным… Это не я так думаю, - воскликнул я, видя, как помрачнел Свен. – Это наши аналитики рассчитали… и если даже они ошибаются, рисковать мы не имеем права!

- Да, - грустно ответил Свен. – Я понимаю. И все сделаю, как надо, можешь не сомневаться. Только… глупо это всё как-то, не находишь?

Очень мне не нравилось это его настроение! Мы, рядовые исполнители, не имеем права колебаться и рефлексировать, когда перед нами стоит конкретная задача. Приказ есть приказ, и мы обязаны его выполнить. А рассуждать будем потом. Главное, чтобы оно было, это «потом». Если не для нас, то для других.

Своими сомнениями я поделился с шефом, добавив, что по-прежнему готов заменить Свена.

- Об этом не может быть и речи, - отрезал шеф.

Выглядел он плохо – похудел, осунулся, под глазами набрякли мешки. А на его рабочем столе появилось голофото его жены. И этот факт о многом сказал мне.

Шеф никогда не отличался сентиментальностью; внешне, во всяком случае, это никак не проявлялось. А сейчас он смотрел в глаза жены так, словно прощался с нею. Я проглотил комок в горле, откашлялся.

- Но ведь надежда есть? – спросил я, и прозвучало это так по-детски беспомощно, что я немедленно разозлился на себя.

Не распускай нюни, парень! Мы еще поборемся! И если нам суждено погибнуть, так пусть это будет гибель в бою!

- Со щитом или на щите, - кивнул шеф. – Да, Алекс, именно так. Третьего нам не дано.

Слушатели молчали, переглядывались; некоторые женщины промокали увлажнившиеся глаза платочками. Высказывать свое мнение никто не спешил.

- Забавная историйка, - наконец подал голос пухлый блондин неопределенного возраста и с незапоминающейся физиономией. – Сами придумали? Неплохо, юноша, неплохо. Фантазия у вас есть. Но над стилем надо, конечно, поработать.

Петер возмущенно выпрямился:

- Я… нет! Вы… это… Знаете, что?

Юная Ванда поспешила на помощь любимому супругу:

- Мы ничего не выдумывали, - воинственно вздернув подбородок, заявила она. – Мы эту штуку, - ткнула она пальчиком в планшет, - нашли вчера, на экскурсии. Пит всю ночь провозился, восстанавливая данные – эта штука такая древняя! Я таких и не видела.

Блондин снисходительно улыбался.

- Мы только… ну, это… последний день немножечко поправили, - краснея, сказал Петер. – Потому что… ну…

- Там ужас как было написано, - подхватила Ванда. – Он как будто пьяный был, этот Роджер Грант. Буквы пропускал, слова…. перепрыгивал с пятое на десятое… Настоящая каша, а не текст!

- Ну да, ну да, - ласково покивал Блондин.

Назревающий конфликт погасила Ольга Ким, известный модельер. Энергичная, красивая, ироничная, она становилась центром притяжения любого общества, в котором появлялась. Она ободряюще кивнула молодым супругам, укоризненно качнула головой в сторону Блондина и повернулась к сидящему рядом крепкому старику в белой полотняной паре.

- А вы что скажете, генерал?

Генерал Васильев, не торопясь, достал из кармана кисет и трубку, не торопясь закурил, выпустив облачко крепкого дыма, прикрыл глаза. Остальные терпеливо ждали – отставной генерал пользовался уважением в этой разношерстной компании.

- Ну, - наконец произнес он, - я слышал эту историю. Давно, еще молодым лейтенантом. Я только закончил Академию, получил распределение… В подробности я не вникал, но кое-что знал, конечно. Ходили слухи, что лорд Грант не тот, за кого себя выдает. Что в юности он был связан с бандитами, но избежал наказания благодаря родственным связям… Много чего болтали, когда он исчез самым загадочным образом. В конце концов, его официально признали мертвым, и дело на этом кончилось. Больше о Роджере Гранте никто никогда не слышал.

- То есть, он мог выжить? – взволнованно спросила Ванда. Они с Петером переглянулись, на их раскрасневшихся лицах аршинными буквами было написано: «Сенсация!»

Генерал Васильев помолчал, попыхивая трубкой.

- Маловероятно. Судя по тому, что мы здесь услышали… Корабль явно был сильно поврежден, он находился в гиперпространстве и выйти в физический континуум не мог. Но, конечно, если лорд Грант был на самом деле тем самым Лисом, он должен был разбираться в оборудовании… И все равно, мне трудно представить, как человек в одиночку мог починить…

- Но ведь он пишет, - перебила генерала Ванда, тыча пальчиком в планшет. Она была молода, хороша собой, и генерал снисходительно относился к некоторым вольностям юного создания. – Он пишет, что нашел какой-то выход!

- Корабль сложно, - подал голос Петер. – А, это… ну, капсула…

- Вот именно! – воскликнула Ванда. – Он мог починить свою капсулу! Точно, так оно и было! Он погрузился в эту, как её… в гипнацию…

- В гибернацию, - поправил жену Петер.

- … а потом его кто-то нашел. Случайно! Через много-много лет!

Генерал Васильев отложил трубку и протянул руку:

- Позвольте!

И столько властности было в его тоне, в его жесте, что Ванда не посмела возражать. С большой неохотой она отдала планшет и ревниво следила, как генерал перелистывает страницы. Тот с большим вниманием прочитал описание последнего дня, сделанного самим Грантом, кивнул, посмотрел на притихших молодых людей.

- Вы совершенно правы, - очень серьезно сказал он. – Настоящая каша, а не текст. И это говорит о том, что у писавшего, кем бы он ни был, явно было спутанное сознание. Понимаете? Он бредил… медленно умирал от удушья… В таком случае галлюцинации – обычное дело. Ему могло привидеться всё, что угодно. Хоть целый сонм ангелов-хранителей, явившихся его спасать.

- Да ну, - расстроено протянула Ванда. Ей было до слез жалко несостоявшейся сенсации. И Петер тоже насупился, неприязненно глядя на генерала.

А то сидел, о чем-то задумавшись, и его пальцы выбивали нервный ритм на экране планшета: быстрее, ещё быстрее...

- Прекрасный вечер, - подвела итог Ольга Ким, благосклонно улыбаясь молодым людям. – Интеллектуальные развлечения в наши дни такая редкость… Вернетесь домой, обязательно свяжитесь со мной. Я подумаю, куда можно будет пристроить вашу рукопись.

Она встала, и все остальные, словно подчиняясь неслышной команде, поднялись тоже. Оживленно переговариваясь, народ потянулся к выходу, и вскоре салон опустел. Остались только Петер с Вандой и генерал; он был так глубоко погружен в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Ванда нетерпеливо кашлянула: раз, другой. Генерал очнулся, глубоко вздохнул.

- Где вы это нашли? – требовательно спросил он.

- Говорю же вам – на экскурсии. Вчера.

Ванда потянулась, чтобы взять планшет, но генерал Васильев жестом остановил её.

- Где именно? В каком конкретно месте?

- Ну откуда я знаю? – возмутилась Ванда. – Я вам что, географ? Там дом какой-то был.

- Трек-маршрут, - уточнил Петер. – Бухта Лазурная и это… ну…

- Точно! Орлиное Гнездо! Только до конца мы не дошли, свернули с тропы где-то посередине. Мы… ну, в общем, нам хотелось побыть вдвоем…

Генерал Васильев включил салонный визор, вывел на него объемную карту, нашел нужный экскурсионный трек. По предгорьям, забираясь всё выше и выше, протянулась красная нить, от порта в бухте Лазурная, до гостиницы «Орлиное Гнездо».

- Где? – требовательно спросил генерал. – Показывайте.

Супруги одновременно сунулись к карте, чуть не стукнувшись головами. Ванда с восхищением разглядывала воспроизведенный в мельчайших деталях ландшафт, а Петер, сопя, внимательно изучал маршрут.

- Вот! – с торжеством воскликнул он, ткнув пальцем в лесистый склон километрах в двух от тропы. – Здесь! Дом.

- Дом, - подтвердила Ванда. – Совсем старый, заброшенный. И сад весь зарос. Нам стало интересно, ну мы и вошли. А там – никого. Пусто. И всё в пыли. Ну, мы сразу поняли, что здесь давно никто не живет. Там даже кибер-уборщика не было, представляете?

- Только планшет на столе, - вставил Петер.

- Ага. Вы не подумайте, мы там не рылись нигде. Честное слово, планшет лежал на столе, открыто. Я Петеру говорю: не надо, мол, не бери, это же чужое. А он не послушался, взял.

- Взял, - с гордостью подтвердил Петер. – Интересно же. Такая древность!

- Всю ночь с ним возился, - с упреком сказала Ванда, и Петер виновато потупился.

- И вы больше ничего там не видели? Ничего, скажем так, необычного?

- Ну что значит - ничего? Там полно всякого разного было. Мебель, например. Кресло здоровущее, кожаное. Дерево какое-то в кадке, засохшее… жалко его, кстати…

Генерал Васильев смотрел на Ванду, в сомнении покусывая губу. Он хотел задать один вопрос, но не знал, как это сделать, не напугав юную девушку.

- Может, какое-нибудь тряпьё? Знаете, куча тряпья где-нибудь на полу, на кровати…

- А, так вы о трупах, - догадалась Ванда. - Нет, трупов мы не видели. Правда, мы не искали специально, взяли планшет и ушли… А что? – шепотом спросила Ванда. – Вы думаете, что Роджер Грант… О! – воскликнула она, и глаза её заблестели. – Я поняла! Конечно, он выжил! Его спасли, а он не захотел возвращаться. Он, наверное, даже имя своё скрыл, потому что ему грозила опасность! И он провел остаток своих дней в одиночестве, вдали от людей! Там и умер, в этом доме. Бедняжка, - в порыве сочувствия добавила мягкосердечная Ванда.

- А труп? – резонно возразил Петер. – Где?

- Да где угодно! В саду, например. Вышел древний старичок свежим воздухом подышать, сердце прихватило… ну, он и упал. И до сих пор лежит там!

- Логично, - признал Петер, с восхищением глядя на жену.

- Надо его найти! – решительно объявила Ванда.

- Зачем? – поразился Петер.

- Что значит, зачем? Чтобы похоронить, разумеется. Сообщить родственникам. И поставить точку в этой истории!

- Но мы же не будем… сами… - жалобно спросил Петер.

- Не будете, - согласился генерал Васильев. Он изучал какие-то документы в своем уникоме. – Хотя бы потому, что это – частная собственность. Дом принадлежит некоему Ксавье Д’Эно, и в настоящее время он жив и здоров. Он профессиональный охотник и последние полтора года сопровождает научную экспедицию на другой планете.

- Ага! – возликовала Ванда. – Ну, я же говорила – этот Грант поменял имя!

- И внешность заодно?

- Конечно! Он же уже менял. Что в этом сложного?

- До такой степени?

Генерал показал молодым людям уником, и радость Ванды несколько увяла: с экрана на них смотрел молодой здоровый парень, черный, как смоль, курчавый и белозубый. Но девушка не собиралась так легко сдаваться.

- Это ничего не значит! – заявила она сердито. – Подумаешь! Просто Грант занял пустой дом, вот и всё. Сами же сказали – полтора года… Или нет! Этот ваш Данон в сговоре с Грантом… может быть, даже лично спас его… и разрешил пожить в своём доме! Он не подозревает, что дал приют опасному преступнику. Наверное, думает, что это ужасно одинокий старик, у которого все умерли… А еще может быть, что…

- Достаточно, - мягко сказал генерал, прерывая полет фантазии Ванды. Посмотрел на часы: - Время уже позднее, молодые люди. Не пора ли нам всем на боковую? Утро, как говорится, вечера мудренее.

- Ладно, - неохотно сказала Ванда и встала. Муж с готовностью последовал её примеру.

Ванда протянула руку за планшетом, но генерал не пошевелился.

- Думаю, вы будете не против, если я оставлю его себе. На время.

Судя по виду девушки, она была против, ещё как! Но возразить не посмела и, сердито фыркнув, пулей вылетела из салона. Петер, наспех попрощавшись с генералом, поспешил за женой.

***

Было раннее утро, когда «Звезда Геристока» мягко выбралась на песчаный пляж и плавно опустилась на плоское днище, втянув киль и растопырив опоры. Сонный вахтенный, зевая, смотрел, как по палубе идет генерал Васильев с рюкзаком на плече.

- Вы сегодня ранняя пташка, мон женераль, - поприветствовал он пассажира.

- Да, - отрывисто сказал генерал. – Доброе утро, Серж. Мне нужно в город. Возникли кое-какие срочные дела. Я могу задержаться там. Если я буду опаздывать, не ждите меня, я догоню позже.

- Как скажете, - согласился вахтенный.

Он нажал кнопку; бесшумно выдвинулся трап, и генерал легко, по-юношески, сбежал на берег.

- На ужин у нас сегодня лобстеры и шампанское! В честь дня рождения капитана! – крикнул ему вслед вахтенный, и генерал Васильев, не оборачиваясь, махнул рукой. Скоро он пропал из виду среди цветущих дюн.

На «Звезду Геристока» он больше не вернулся.

***

- Негодяй! – бушевала Ванда. – Подлый обманщик! Бесчестный человек! Он украл наш планшет! Хуже – он украл наше расследование! И теперь вся слава достанется ему!

Она металась по каюте, пинала ни в чем не повинную мебель и в бессильной ярости сжимала кулачки. Петер, забравшись с ногами на кровать, с опаской наблюдал за женой. Успокоить её он даже не пытался – не хотел попасть под горячую руку. Внезапно Ванда замерла, широко раскрыв глаза.

- Я поняла, - шепотом произнесла она. – Ну, конечно! Как же я сразу не догадалась? Пит, это никакой не генерал Васильев! Это сам Роджер Грант собственной персоной!

- Да ну? – усомнился Петер.

- Ну, да! Точно тебе говорю! Смотри, как логично всё получается: Грант находит выход, ему удается спастись… мы не знаем, как он это сделал, но сейчас это неважно. Главное, он жив, он скрывается от этого, как его… от Принца! Он добрался до Геристока, осел здесь под чужим именем, он чувствует себя в безопасности. Тем более, что на родине его официально признали умершим. И тут – бац! Нам в руки попадает его дневник! Ему снова грозит разоблачение. Что ему делать? Только бежать. Нагло украв наш планшет!

- Его планшет, - поправил Петер, но Ванда отмахнулась.

- Надо найти этого Данона, - решительно сказала она. – Ну, того, который охотник. И расспросить его. Если он действительно поселил у себя беглого Гранта, то понятно, как его дневник оказался в том заброшенном доме… Пит, мы должны вернуться! И хорошенько там пошарить. Кто знает, что мы еще там обнаружим?

- А свадебное путешествие? – жалобно спросил Питер. – Как же?

- Глупый! У нас потрясающее свадебное путешествие! То, что надо. Такие приключения! Нам все обзавидуются, ты уж мне поверь… Кстати, любимый, ты должен раздобыть фотографию этого Гранта. И Васильева тоже, для сравнения. Сдается мне, тут нас ждет сюрприз… Боже мой, какая удача! Мы напишем книгу, мы станем знаменитыми! Черт, как жалко, что мы не догадались сделать копию дневника Роджера Гранта. Ну, ничего! Мы найдем нашего генерала, мы вытрясем из него всё!

От недавней ярости Ванды не осталось и следа. Сейчас её лицо пылало от радостного возбуждения, глаза сияли. Она вглядывалась в блистающие перспективы, она строила грандиозные планы, она командовала армиями частных детективов и полицейскими департаментами.

Она была великолепна в этот миг.

Петер душераздирающе вздохнул. Свадебное путешествие - такое размеренное, такое домашнее - накрывалось медным тазом, это ясно. Но на что только ни пойдешь ради счастья любимой? Даже на жертвы.

- Копия, - печально сказал он. – Я сделал.

Счастливый вопль послужил ему наградой.

- Милый! – кричала Ванда, осыпая мужа поцелуями. – Ты великолепен! Ты мой герой!

… Через два дня молодые супруги получили письмо от генерала Васильева: генерал пространно извинялся за свое внезапное исчезновение, от лица полиции благодарил за предоставленные бесценные сведения, но никаких подробностей не сообщал, ссылаясь на тайну следствия.

- Ну, вот, - расстроено сказала Ванда. – Обскакал нас старик. На кривой козе объехал. Ну и черт с ним. Правда, милый?

Петер не ответил, он задумчиво разглядывал две фотографии: лорда Гранта и генерала Васильева. Программа идентификации выдала неопределенные пятьдесят процентов, и теперь Петер гадал: один человек перед ним или два? Спору нет, оба старикана были похожи, но ведь и различия имелись! Вопрос только в том, природные это различия или результат пластической операции?

Говорят, у каждого из нас есть двойник, подумал Петер. Он пожал плечами, стер файлы из уникома и с облегчением выкинул эту историю из головы.

Два дня изнурительной войны; два дня бесконечных сражений с превосходящими силами противника. Я бился на пределе своих сил, но я проигрывал рубеж за рубежом. Ценой неимоверных усилий мне удалось закрепиться на крошечном плацдарме – рубка, медицинский отсек и соединяющий их технический коридор. На всем остальном корабле царили темнота, холод и вакуум. Во всяком случае, такое положение дел бесстрастно фиксировал корабельный компьютер.

Я был разбит в пух и прах, я был смертельно измучен, но сдаваться я не собирался: у меня оставался еще один, последний козырь. Который я приберегал на самый крайний случай. И вот его время пришло.

- Ласт, - позвал я, и сам поразился, какой хриплый у меня голос, как жалко и неубедительно он прозвучал. Я откашлялся, сделал глоток воды, и дело пошло лучше. – Слушай, Ласт. Я не знаю, где ты прячешься. Я понятия не имею, как ты всё это провернул, но проделано было ловко, надо отдать тебе должное. Я тебя недооценил. Полагаю, я тоже сумел удивить тебя. Так вот, мне это всё порядком надоело. Я устал и хочу домой. И я предлагаю тебе капитуляцию. Безо всяких условий.

Я замолчал, давая Ласту обдумать сказанное. Я ждал ответа, но не дождался. Что ж, ладно.

- Ты прекрасно знаешь, что у нас есть химические атмосферные двигатели. И знаешь, что случится, если подать на них всё топливо, которое есть, - они взорвутся. Разрушив корабль к чертовой матери. Где бы ты ни укрывался сейчас, ты должен понимать, что твое убежище будет разрушено. Моё – скорее всего тоже, но мне на это плевать. Я сделаю это, Ласт. Клянусь, я это сделаю!

Я повернул механический тумблер на пульте. Под палубой загудело, завибрировало – сперва тихонько, а потом все сильнее и сильнее. Это качалось топливо в движки.

- Пять минут, - повысив голос, сказал я. – У тебя есть пять минут, Ласт, дружище. А потом движки зальются, и я дам команду на старт. Мы взорвемся, Ласт. Зачем тебе это нужно? Зачем ты это затеял? Ты мне мстишь? За мертвую девушку, которую ты даже не знал? А ведь у тебя есть невеста, я знаю. Красивая, молодая. У вас могли быть дети. У вас будут дети, Ласт, если ты сейчас сдашься! Не дури, слышишь? Подумай хотя бы о матери! Каково ей будет остаться одной в старости?

Тишина. Тишина в ответ. И я тоже молчал, только смотрел на столбики диаграммы, которые ползли вверх, потихоньку наливаясь красным, - это топливо заполняло камеры сгорания. Скоро они будут полными. Сам того не осознавая, я чуть повернул тумблер, уменьшая поток, увеличивая оставшееся время жизни.

Не хочу умирать, подумал я. Не хочу! С какой стати я должен умирать? Я – старик, дайте мне дожить оставшееся, больше я от вас ничего не прошу!

Глупец тот, кто думает, что прошлое исчезло навсегда. Это не так! Иногда прошлое становится настоящим и зачеркивает твое будущее.

Тогда, тридцать с лишним лет назад… Я был уверен, что проделал всё безупречно: неуловимый Лис, гроза космических трасс, исчез, сгорел вместе со своим кораблем. А Роджер Грант, двадцать девятый в славном роду Грантов, бывший позор семьи, встал на праведный путь.

Я не стал принародно каяться и бросаться в объятия родственников. Мне не нужна была шумиха. Нет! Роджер Грант, блудный сын, жил очень скромно. Осел в одном из провинциальных миров, остепенился, занялся благотворительностью. Женился, родил ребенка, увлекся политикой.

Я убил на это лет десять, и оно того стоило. Я стал известным, всеми уважаемым человеком, я легализовал и приумножил своё состояние. И, наконец, я воссоединился с семьей.

… Я не боялся, что кто-то узнает во мне Лиса. Все, кто мог это сделать, были частью перебиты, частью арестованы и приговорены судом к замене личности. Я внимательно отслеживал судьбы своих бывших подельников, это было нетрудно – процесс был громким, долгим, СМИ буквально с ума сходили, вываливая на головы ошеломленных обывателей терабайты информации разной степени достоверности. К тому же серия мелких, не вызывающих подозрения пластических операций изменила мою внешность. Не настолько, чтобы меня не узнали родственники. Но вполне достаточно для того, чтобы полицейские программы идентификации забуксовали, приди кому-то в голову идея сравнить личности давно погибшего пирата и ныне здравствующего лорда Гранта. Совпадение пятьдесят процентов? Не смешите меня! Просто похожие люди, просто один тип лица. И вообще, вы знаете, что у каждого из нас есть двойник?

Последние двадцать лет моей жизни прошли под девизом «Спокойствие и благоденствие». И мне это нравилось, очень нравилось! Я наслаждался настоящим, без страха смотрел в будущее и не вспоминал прошлое. Мне казалось, что я надежно запер его в дальнем чулане памяти, запер и выбросил ключ. А вот сегодня прошлое нанесло мне смертельный удар.

… Угрожающе запищали алармы, сигнализируя о том, что уровень топлива превысил критически допустимую отметку. Наступил момент икс. А Ласт молчал! У меня всё сжалось внутри, я весь покрылся холодным потом. Дрожащей рукой я потянулся к ключу зажигания.

- Будь ты проклят, - пробормотал я.

Бежали секунды, а я все не мог повернуть ключ. Я словно бы оцепенел. Мне было страшно до тошноты. Ведь это конец! Полный и окончательный конец, верная гибель! Сейчас я умру, и умру от своей руки. Исчезну в грозном ревущем пламени…

Нет, это невозможно! Я не могу умереть, я не хочу умирать! Даже если за компанию со мной сдохнет ненавистный Ласт!

Я закрыл глаза. Я собирался с духом, выскребывая крохи решимости со дна своей души. Сейчас. Вот сейчас. Еще немного – один вдох, один удар сердца…

Мне бы глоточек коньяка! В последний раз затянуться сигарой… Я малодушно оттягивал неизбежное, я был противен сам себе, но страх смерти слишком глубоко пророс корнями в мое сердце, и я ничего не мог с этим поделать! Тридцать лет мирной жизни, это тридцать лет мирной жизни. Они изменили меня, и не в лучшую сторону.

Сукин сын Ласт! Ты предвидел это? Ты рассчитывал на это? Как ты меня спросил тогда? «Вы боитесь умереть, сэр Роджер?» Да, черт тебя возьми, боюсь! Но я справлюсь, даже не сомневайся! Очень скоро ты в этом убедишься. Сейчас, вот прям сейчас…

Не знаю, сумел бы я повернуть ключ зажигания. Надеюсь, что да. Хотелось бы верить в это. Но мне помешали. Заныл сигнал вызова, замигал красным сенсор связи – кто-то оттуда, снаружи, настойчиво пытался достучаться до меня.

Это было как в плохом кино – спасение, явившееся в последний момент. Но это было!

Я с трудом разжал пальцы, закостеневшие на ключе зажигания. Я вытер мокрые ладони о штаны. Я откашлялся и ткнул в сенсор вызова. Проклятый махаон исчез с обзорника, а на его месте возникло лицо Энтони Фокса, начальника моей личной службы безопасности.

Если ангел-хранитель существует, то он выглядит в точности как Энтони Фокс!

Я разрыдался. Честное слово, я рыдал как потерянный и найденный ребенок. И мне не было стыдно! А Фокс молчал и сочувственно улыбался. Он терпеливо ждал. А когда я успокоился, когда огромное сияющее счастье захлестнуло меня с головой, он заговорил.

- Ну, здравствуй, Лис, - сказал Энтони Фокс. И улыбка его из сочувственной стала насмешливой.

Я был ошеломлен. Я был сбит, как бывает сбита влёт птица. Но, знаете что? Я сразу понял, кто это! Понял, но не узнал! Куда подевался тот черноглазый черноволосый юнец, горячий как в любви, так и в ненависти? Сейчас передо мной сидел зрелый мужчина, спокойный, уверенный в себе. Немножко грузный, абсолютно лысый… глубоко посаженные глаза прячутся под нависшими бровями, и нет никакой возможности разглядеть их цвет… Но все же это был он, мальчик из прошлого, который больше жизни любил девочку-бабочку. Я даже имя его вспомнил… точнее, прозвище – Принц. Даже странно, как я мог это забыть. Наверное, я просто очень хотел забыть, и мне это удалось.

А вот теперь прошлое восстало из праха. И не памятью – живой плотью!

- Не может быть, - хрипло сказал я. – Ты же умер. Я это точно знаю!

- Вот как? Ну, будем считать, что я воскрес.

- Ты меня убьешь?

Это был глупый вопрос. Конечно, убьет, иначе зачем он здесь? Я задал его от растерянности, и ответа не ждал. Но Принц ответил.

- Да, - очень серьезно сказал он. – Ты умрешь точно так же, как когда-то она. Я все рассчитал: у тебя воздуха примерно столько же, сколько было у нее. Ты будешь медленно задыхаться и сходить с ума от отчаяния. Я так решил.

Я покосился на ключ зажигания, и Принц рассмеялся – весело и совершенно искренне.

- Нет, Лис! На быструю чистую смерть не надейся! Твой корабль в моих руках, я управляю им дистанционно. И поверь, топливо уже стравлено. Твои химические движки сейчас безобидны, как детские погремушки. Неужели ты не понял? Я хочу, чтобы ты испытал все муки, какие испытала она; пережил всё то, что пережила она. Я не сумел ее спасти… но отомстить за нее я сумею! Ты мне веришь?

- Ты сумасшедший! Псих!

- Может быть, - не стал спорить он. – Только тебе ли не всё равно?

Я смотрел в его глаза и не видел ни малейших признаков безумия. Передо мной сидел человек, полностью отдающий отчет в своих действиях, уверенный в своей правоте… немного уставший от трудной работы и полностью удовлетворенный, потому что работа подходила к концу.

Он хотел, чтобы я испытывал отчаяние? Что ж, я был близок к этому. И всё же я не мог поверить до конца, мне нужны были доказательства!

- Ты врешь, - сказал я. – Тот мальчик, Принц… Я читал отчеты – он был приговорен к замене личности и покончил с собой в тюрьме. Я не знаю, кто ты есть на самом деле, но ты не он!

- Хочешь знать, как я выжил? Что ж, я расскажу. Мне и самому этого хочется.

И он рассказал.

… Серьезных претензий к Принцу у правосудия не было: к банде он примкнул недавно, ни в чем серьезном поучаствовать не успел, рук кровью не испачкал. Прибавьте сюда молодость, искреннее раскаяние, желание сотрудничать… Ему дали пять лет исправительных работ, и за эти пять лет он показал себя с самой лучшей стороны. Он даже получил образование, чем заслужил особую благосклонность тюремной администрации. Психологи подтвердили – возврата к прошлому не будет, очень скоро общество получит новую полноценную единицу. И, чтобы облегчить дальнейшую жизнь юноши, его включили в программу реабилитации. Принц получил новое лицо, новую биографию, и из тюрьмы вышел в прямом смысле новый человек. А в новостные ленты была помещена краткая заметка о самоубийстве Принца.

- Я загнал свою ненависть внутрь. Я так хорошо её спрятал, что никакой мозгоправ не смог её обнаружить. Все думали, что я встал на путь исправления и всё такое. Они радовались, ну и я радовался тоже. Потому что выжил, потому что на свободе. Потому что у меня появился шанс найти тебя и отомстить. Знаешь, Лис, я ни на секунду не поверил, что ты погиб. Я знал, что ты выжил. Доказательства твоей смерти? улики? показания свидетелей? – обман! Инсценировка. Ты продумал всё заранее и ловко вышел из игры. Ты обманул всех, но не меня. Я знал, что мы еще встретимся.

… Он не искал меня – таких возможностей у него просто не было. Мотаться по всем обитаемым мирам, наводить справки, нанимать частных детективов – на это могло уйти целое состояние. Нет, Принц поступил умнее. Он сел в засаду.

- Я не сомневался, что рано или поздно ты вылезешь из своей норы. Чтобы такой человек, как Лис, провел остаток своей жизни в забвении? Я в это не верил. И оказался прав. – Принц мечтательно улыбнулся; воспоминания явно доставляли ему удовольствие. – Знаешь, Лис, когда я впервые за много лет вновь увидел тебя, то на радостях надрался до поросячьего визга. Кстати, надо отдать тебе должное, ты хорошо поработал над собой. Ты даже от привычек своих избавился, от характерных жестов, словечек… Совсем же другой человек! Новый, как и я. Тебе удалось одурачить всех. Всех, кроме меня! Я слишком ненавидел тебя, чтобы ошибиться. Знаешь, Лис, ненависть здорово освежает память.

… Он устроился ко мне в охрану. Молодой, неглупый, энергичный, он отлично показал себя, и за несколько лет прошел путь от рядового охранника до начальника моей личной службы безопасности. Он с таким рвением заботился о моем благополучии, что порой это страшно утомляло и раздражало. Я считал его сторожевым псом – верным, преданным, в любой момент готовым сдохнуть ради хозяина.

- Кто бы мог подумать… - пробормотал я. – Ты же рисковал жизнью ради меня! Помнишь, тогда, на Селии? Когда сумасшедшие фанатики захватили мэрию и взяли нас в заложники? Я ведь уже считал себя покойником, мне жить оставалось несколько секунд… Слушай, если ты так хотел отомстить мне, не проще ли было…

- Не проще, - холодно отрезал Принц. – Я хранил тебя для себя. Ты же понимаешь, мне мало было просто убить тебя или позволить тебе погибнуть быстро и безболезненно - это было бы неоправданное милосердие с моей стороны. Нет, ты должен был мучиться. Физически, и, главное, морально. Вспоминать. Люто сожалеть о своих ошибках. Судорожно искать пути спасения. И чтобы отчаяние потихоньку затапливало тебя с головой. Вот так высоко я поднял планку своей мести. Поэтому я не торопился. Мне нужен был идеальный план, и время тут не имело особого значения. Ну, да, я фактически подарил тебе несколько лишних лет жизни. Но меня это ничуть не огорчает. Веришь? Потому что теперь ты полностью в моей власти, и я наслаждаюсь этим… Между прочим, Лис, ты мне очень помог. Да что там – ты фактически всё сделал за меня!

- Понимаю, - с горечью откликнулся я. – Когда я поделился с тобой своей задумкой, ты сразу увидел в этом шанс. И ухватился за него обеими руками.

Дурак я, дурак! Старый, самодовольный, уверовавший в собственную исключительность дурак! Скучно мне стало жить, понимаешь! Перчинки захотелось! И великий режиссер лорд Грант ставит камерный спектакль для одного-единственного зрителя – для себя. Сюжетец был прост, даже примитивен – пятеро людей оказываются в смертельной ловушке, пятеро людей борются за жизнь… спасают друг друга и предают, жертвуют собой и наносят подлые удары исподтишка…

Всё было задумано как мелодрама с элементами фарса. Я собирался наслаждаться кипением страстей, бурей эмоций... И, главное, никто не должен был умереть! Когда же всё пошло не так? Почему драма превратилась в трагедию?

- Ты перехватил инициативу, - сказал я. - Где я ошибся? В чем?

- Твой сценарий, - объяснил Принц. – Он оказался слишком сложным. Ты столько раз его менял… Даже ты не мог удержать в голове все изменения! Что уж говорить о других? И я стал потихонечку вносить свои правки. Ты подписывал, не вникая. Не читая даже. Ты мне доверял.

- Я тебе доверял, - согласился я. – И в этом моя главная ошибка. – Я помолчал. – Что ж, ты добился своего – твоя возлюбленная отомщена. Вопрос только вот в чем – рада ли она? Ведь погибли люди. Ни в чем не повинные люди. Тогда чем ты лучше меня? Да, я бросил Махаона умирать, и сделал это сознательно: двоим нам было не спастись, а мне очень хотелось жить. Я – подлец, убийца… но ведь и ты тоже, Принц! Ты тоже! Из-за тебя погибли Ласт и А’Пойк; из-за тебя Молли оказалась в лапах грязного бродяги. Ты знаешь, где она сейчас? Какова её судьба? Про Джорджа я молчу… но, говорят, андроиды умеют чувствовать…

Принц вдруг рассмеялся. Искренне, от души.

- Да, бедолага Боб. Как ему пришлось выкручиваться, чтобы позволить себя уговорить и принять на борт Молли! Я, видишь ли, хотел вывести её из игры первой – зачем страдать нежной хрупкой девушке? Сейчас она наслаждается жизнью на дорогом курорте, и все её драгоценные побрякушки при ней… Кстати, Боб тебе кланяется и благодарит за вино.

Я промолчал.

- Что касается Ласта и А’Пойка… Конечно, они живы и здоровы. Джордж в точности следовал сценарию. Моему сценарию, разумеется. Вместо яда А’Пойк принял мощный седативный коктейль и благополучно погрузился в летаргию. С капитаном вышло немного сложнее – Джорджу пришлось сперва вырубить его ударом по шее, а потом, когда ты заперся в своей каюте, ввел ему снотворное. Очень жаль, что Джордж так сильно пострадал, это на самом деле моя вина – я должен был знать, что ты будешь вооружен. Как бы то ни было, у него хватило сил поместить капитана и его помощника в спасательную шлюпку. Я подобрал их, так что бравые вояки в данный момент у меня на борту. Они здорово злы на тебя, Лис, и жаждут поговорить с тобой по-свойски. У них бедное чувство юмора, и твой розыгрыш они не оценили.

Я молчал. Проклятая старость! Проклятая память! Как я мог забыть про шлюпку? Конечно, Джорджу не было нужды пользоваться стыковочным шлюзом или утилизатором, чтобы избавиться от тел. Он бережно перенес потерявших сознание людей в шлюпку, включил спас-программу… А дальше ничего не стоит дистанционно пристыковать терпящую бедствие шлюпку к любому кораблю, я и сам легко могу это проделать.

- Ты давно здесь?

Вопрос вышел не слишком вразумительным, но Принц понял.

- С самого начала… Не будь дураком, Лис! Если я затеял месть, я хочу сполна насладиться ею! Вы вышли в физический континуум в рассчитанной мною точке. Я дрейфовал поблизости. Ты напичкал «Королеву мира» камерами, так что я видел и слышал всё! И, поверь, я получил огромное удовольствие от твоего спектакля.

- Думаешь, тебе это сойдет с рук?

- Почему нет? – искренне удивился Принц. - Посуди сам: ты придумал розыгрыш, его сценарий, подписанный тобой лично, лежит у тебя в офисе. Второй экземпляр – у киношников. Всё прошло по плану… а любые отклонения от него заранее одобрены тобой лично. Помнишь? Пункт восьмой второго параграфа – «о возможности импровизации». Нет, Лис, с юридической точки зрения всё безупречно.

Я оскалился. Я чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку, но сдаваться не собирался. Мы еще поборемся, Принц! Мы еще посмотрим, кто кого!

- То есть, ты уйдешь и оставишь меня умирать здесь. Что ж, я тебя понимаю и даже не осуждаю. Но – капитан Ласт? Помощник А’Пойк? Думаешь, они согласятся бросить меня здесь на верную смерть? Как бы эти парни ко мне ни относились, они не дураки. Они прекрасно понимают, чем это им грозит! И если они всего лишь лишатся погон… черт возьми, они легко отделаются! Будет разбирательство, Принц, очень серьезное разбирательство: все-таки я лорд Грант! У меня имя, у меня связи. Адвокаты, в конце концов! Если они почувствуют ложь, малейший намек на ложь, они Ласта наизнанку вывернут! Знаешь, что такое принудительное ментоскопирование? Конечно, знаешь. Правда всплывет по любому, и тебе придется отвечать перед законом. Даже если к тому времени я буду мертв.

- Нет, Лис. – Принц вдруг стал очень серьезным, вся его веселость куда-то улетучилась. – Капитану Ласту не придется лгать. Он расскажет всю правду. Всё, что знает. Но что он знает? Он – статист, актер поневоле, как и все остальные. Что произошло с его точки зрения? Спятивший дворецкий насмерть травит помощника. А потом нападает на него самого. Вот что он расскажет. А’Пойк знает и того меньше, для него всё закончилось пьянкой. Про Молли я вообще молчу. – Принц усмехнулся. - Посмотри на ситуацию непредвзято, Лис, и ты поймешь, что я прав. Лорд Грант, будучи в преклонном возрасте, очевидно, слегка тронулся умом. Во всяком случае, он задумывает весьма сомнительный с моральной точки зрения и очень опасный розыгрыш. Как подчиненное лицо, я в точности следую полученным мною инструкциям. Я прибываю в указанное место; я вывожу на сцену нанятого актера, и тот забирает с борта «Королевы мира» Молли. Далее, получив условный сигнал, я эвакуирую бесчувственных капитана и помощника к себе на борт. И жду. Тоже согласно инструкции. Лорд Грант и андроид-дворецкий остаются на борту. Что там происходит, никому не известно, на связь «Королева мира» не выходит. Через два дня я, заподозрив неладное, собираюсь нарушить инструкции и подняться на борт «Королевы». И тут происходит нечто непонятное, не предусмотренное сценарием: корабль берет разгон и уходит в гиперпространство. Я бросаюсь в погоню, но мой корабль не идет ни в какое сравнение с яхтой лорда Гранта, и я безнадежно опаздываю… Скажи, Лис, можно ли отследить курс корабля в гиперпространстве?

Я скорчился в кресле. Меня буквально корежило от бессильной ненависти. Черт возьми, как же ловко этот негодяй обвел меня вокруг пальца! Старею, старею… Но он не мог предусмотреть всего, это никому не под силу! Я найду выход, я выживу.

- Ты! – прохрипел я. – Ты за это ответишь! Я лично вырву твое сердце!

- Это вряд ли, - после небольшой паузы откликнулся Принц. Его лицо было сосредоточенным, пальцы быстро бегали по сенсорам пульта… Вдруг он поднял голову. Посмотрел мне прямо в глаза и улыбнулся. – Ну вот и всё, Лис. Прощай. Это будет твой последний полет.

Корабль вздрогнул, набирая скорость: быстрее, еще быстрее. Меня вдавило в кресло, у меня потемнело в глазах, и я закричал. Я плохо переношу перегрузки, и уже на 7G потерял сознание. А когда очнулся, на обзорнике клубилась серая муть гиперспатиума.

Ничего! Это еще не конец! Мы еще поборемся – ведь у меня есть капсула гибернации! Она настроена только на мой ген-индекс. И воспользоваться ею никто, кроме меня, не может. Даже мои родные дети. И перепрограммировать её нельзя. Без моего личного участия, я имею в виду. Даже когда техники проводят плановую профилактику, я вынужден лежать внутри. И два-три часа скуки я считаю невысокой платой за безопасность.

Чувствуя боль во всем теле, я выбрался из кресла пилота и кое-как проковылял в медотсек. Я не собирался прямо вот сейчас, немедленно, погружаться в анабиоз, я просто хотел убедиться, что с капсулой всё в порядке.

Положив левую руку на сканер, правой я набрал известную только мне команду. Вот сейчас засветится экран, предлагая мне выбрать длительность и глубину сна…

Экран засветился, и сердце у меня оборвалось.

«Добро пожаловать в ад»

Я смотрел на экран и не чувствовал ничего. Я был мертв. Я еще дышал, я еще мыслил, но я уже умер. Проклятый Принц убил меня так же верно, как если бы вонзил нож мне в сердце.

День двадцать первый

Не знаю, сколько прожила Махаон после того, как я ее оставил на той заброшенной орбитальной станции. Вряд ли больше недели – уж слишком спертый там был воздух. Впрочем, если она вдруг, случайно нашла баллоны с кислородом… К черту! Не хочу об этом думать!

Что ты сделал с моей капсулой, Принц? Какую бомбу заложил? Может быть, я мгновенно умру, если лягу в неё? Нет, вряд ли – в легкой быстрой смерти ты мне отказал. Значит, я буду умирать долго и мучительно.

«Добро пожаловать в ад»

Но и ты, вернувшийся с того света, не всемогущ! Ты не мог предвидеть всего, всё просчитать.

Я верил в это, потому что больше мне верить было не во что. Я искал лазейку, спасительную щель, не замеченную тобой. Все эти дни, мучаясь головными болями, страдая от невыносимой трупной вони разлагающегося андроида, я искал.

И нашел!

Двадцать один, моё любимое число. Моё счастливое число, мой талисман ещё с далекой юности. Оно меня никогда не подводило, не подвело и сейчас. Сегодня, на двадцать первый день полета, я увидел впереди свет надежды. Может быть, ложный, гибельный, как болотные огни. Но это мой единственный шанс, и я собираюсь рискнуть.

Сейчас я допишу свой дневник. Потом побреюсь, приму душ; выпью коньяка, выкурю сигару. И буду готов.

Энтони Фокс, надо же! А ведь я, пожалуй, мог бы и догадаться. Ты - Фокс, я – Лис; ты – Энтони, она – Тония. Грубые, прямые намеки в лоб. Нет, не понял, не догадался. Я и имя-то её вспомнил только сейчас. А жаль, вспомни я его раньше, это уберегло бы меня от неприятностей.

Что ж, Принц, готовься. Я иду к тебе.

Окончание следует

Я был уверен, что не смогу заснуть, меня же буквально трясло от пережитого ужаса. И все же я уснул. Или, скорее, отключился, потеряв сознание. И этот сон нисколько меня не освежил, я чувствовал себя безнадежно старым, больным, заживо похороненным в безымянной могиле. Очень хотелось пить, во рту стоял мерзкий привкус горелого пластика и горелой плоти, и я поковылял в санитарный отсек. Напившись и умывшись, я почувствовал себя немного лучше. У меня даже хватило сил переодеться и побриться.

Закурив (врачи категорически мне это запрещают, ну да плевать), я уселся в кресло и задумался. Очень мешали крики чаек; я раздраженно махнул пультом в сторону панели управления, и иллюзия весеннего утра на моей вилле в Картамейле исчезла.

Итак, я остался один. Один ли? Ну, насчет А’Пойка и Джорджа я уверен. А вот капитан Ласт… В принципе, он мог выжить… ну, чисто теоретически. Предположим, умирающему… да что там – уже мертвому Джорджу… не хватило сил, и он не довел дело до конца. И Ласт в данный момент жив и здоров. Впрочем, насчет «здоров» я бы все-таки поспорил: я хорошо помнил, как резко оборвался крик капитана, а весь мой богатый жизненный опыт говорил о том, что без веской причины такое не происходит. Так что как минимум капитан ранен или покалечен, что уравнивает наши с ним шансы.

Идиот! Кретин! Кисейная барышня, падающая в обморок при виде мыши! Не мог, старый болван, вчера удостовериться в смерти Ласта! Чего испугался? Что, трупов не видел? Видел, и предостаточно! Нет, запаниковал, потерял голову, заперся в каюте, как перепуганный мальчишка… И уником потерял, растяпа. Будь у меня уником, я бы прямо сейчас, не выходя из каюты, провел бы разведку и всё выяснил. А так придется лично: ножками, ручками, глазками… Ладно, что уж теперь, что сделано, то сделано, прошлого не изменить.

… А будет жаль, если Ласт и в самом деле умер, подумал я. Столько вопросов осталось без ответа! Например, сообщники. Ведь не может быть, чтобы Ласт, недалекий прямолинейный служака Ласт, в одиночку провернул такое грандиозное дело! Ни ума у него на это не хватило бы, ни денег. Значит, если я вернусь… нет, не так! Когда я вернусь! Да, когда я вернусь, мне придется самому искать этих сообщников. Я справлюсь, в этом нет никаких сомнений. Но насколько было бы проще, имей я возможность спросить об этом у самого капитана. А спрашивать я умею! Очень хорошо умею! Он бы всё мне выложил, сволочь, всё, до мельчайших деталей!

Улыбаясь, прикрыв глаза, я представил, как бы это могло быть. Я не кровожадный монстр, не извращенец, к пыткам отношусь как к неизбежному злу, и они, пытки, никогда не доставляли мне удовольствия. Но сейчас я наслаждался, представляя мучения этого иуды. Улыбка моя стала похожа на оскал хищника, пальцы скрючились, подобно когтям, и все мое существо охватило предвкушение близкой развязки. И, чтобы не дать себе перегореть, чтобы не начать сомневаться в своих силах, я вскочил и решительно вышел из каюты.

Решительность решительностью, но и об осторожности я не забыл. Я принял стимулятор. Я проверил заряд плазматора и выставил мощность на минимум. Дверь бесшумно скользнула в пазы, и я бесшумно вышел в коридор, настороженный, готовый в любой момент нанести не смертельный, но оглушающий удар.

Меня встретила мертвая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом вентиляции. Запах гари почти выветрился. Я сделал один шаг, второй, присел на корточки (слава богу, колени не хрустнули) и осторожно заглянул в гостиную, где вчера разыгралась бойня. Я был готов ко всему.

Нет, не ко всему! Как оказалось.

Джордж сидел за столом, положив руки на столешницу, и смотрел перед собой. Он был жив – я видел, как подергиваются у него мышцы лица. Он не мог быть жив – я видел сквозную дыру у него в груди. Целую минуту я, обмирая от ужаса, смотрел на своего бессмертного дворецкого. А потом до меня дошло, я с кряхтением встал, прошел в гостиную и сел за стол, напротив Джорджа.

- Значит, ты все-таки андроид, - вздохнул я. – Я, признаться, подозревал.

- Да… сэр… Роджер… - произнес Джордж.

Речь у него была невнятная, с неприятным шипением, и с каждым вздохом что-то вздымалось и опадало в его развороченной груди. Еще сидя за порогом я увидел, что тела Ласта и А’Пойка исчезли; теперь, как следует оглядевшись, я окончательно убедился в этом. Наверное, Джордж их убрал куда-то. Что ж, это хорошо, мне меньше работы. Находиться рядом с разлагающимися трупами удовольствие маленькое, мне бы пришлось в одиночку, надрываясь, волочь их в холодильник. А так все сделал Джордж, и спасибо ему на этом.

- Где эти? – спросил я. – Куда ты их дел?

Джордж хотел ответить, но в груди у него что-то звонко лопнуло, и из дыры потекла густая бурая жижа, заливая белую сорочку и стол. Я не брезглив, но одно дело человек, а совсем другое – андроид. И я поспешил отвернуться, краем глаза спев заметить, как Джордж махнул рукой куда-то в сторону. Ну и слава богу! Надеюсь, у него хватило ума утащить трупы в морозильник, а не в кухонный отсек, например. Ума и сил – как-никак, рана была смертельная, даже для андроида. Удивительно, как он вообще столько прожил! Впрочем, андроиды славятся своей живучестью.

На всякий случай я встал и проверил кухню - там было пусто, если не считать кухонной техники. Еще на полу блестели осколки разбитой бутылки и валялся парализатор капитана. Я поднял его и сунул в карман. Что ж, вот явное доказательство того, что Ласт мертв. Ибо, останься он в живых, ни за что бы не бросил оружие. Я бы, например, не бросил.

За спиной у меня булькал и шипел андроид, и я едва сдерживал тошноту. Он явно умирал, и мне не хотелось этого видеть. Потом вдруг наступила тишина, и я рискнул обернуться.

Тот, кто так верно служил мне, кто отдал за меня жизнь, был мертв. Сидел, навалившись на стол, неестественно вывернув голову. А широко разинутый рот и вываленный язык только добавляли жути. Чертовски неприятное зрелище! Я бросился к комоду, вытащил из ящика тяжелую коричневую скатерть и накрыл мертвого андроида. Мне сразу стало легче.

Итак, я остался один. Уже совершенно точно – один. Мне больше никто не угрожал, но от этого мое положение не слишком изменилось: оно стало проще, это да, но я всё еще находился в смертельной опасности. Я не мог управлять кораблем, я не знал, где нахожусь, и у меня не работала связь. Моя красавица-яхта неслась по инерции в неизвестность, и когда закончится мое путешествие, я не знал. Может, через день-другой, если кто-нибудь засек наш сигнал бедствия. Может, через год, или через десять лет. Или даже через сто, если покойный капитан прав, и нас занесло в малонаселенные области галактики.

У меня был воздух – систему рекупирации Ласт и А’Пойк все-таки починили. У меня была вода – они законсервировали бассейн; кроме того, резервный бак все еще оставался практически нетронутым. С едой тоже все было в порядке – консервы, сублиматы и молекулярный мультиповар способны были обеспечить меня довольно разнообразным меню на добрый десяток лет. Энергию можно экономить – много ли мне одному надо? Так что проживу. Вопрос в другом – сколько я проживу? Хватит ли этих запасов на всю оставшуюся мне жизнь или меня ждет мучительная смерть от голода, жажды или удушья?

Ледяной волной накатила паника; накатила и схлынула, а я с облегчением рассмеялся. Капсула! Моя замечательная, спасительная капсула гибернации! Которую упорно и безрезультатно искали Ласт и А’Пойк. Дураки! Известно же: дерево надо прятать в лесу, среди других деревьев! Эти кретины обшарили весь корабль от киля до клотика… а в медотсек заглянуть даже не подумали. Потому что – ну что там искать? Медицинское оборудование, оно везде медицинское оборудование: диагностический сканер, реанимационный блок, робот-хирург и прочие малопонятные штуки… Бравые космические волки отлично знали свое дело, но ни черта не разбирались в медицине. Откуда им было знать, что реанимационный блок «Королевы мира» немного отличается от таковых на любом другом космическом корабле? Но даже заметь они разницу, что с того?

Мало знать, что в реанимационный блок встроена функция гибернации. Её еще надо суметь активировать! Это несложно, алгоритм самый простой, но его знаю только я!

Джордж ошибся – А’Пойк действительно не собирался убивать меня, отравленный коньяк предназначался самому Джорджу. Я им нужен был живым. Беспомощный старик, лишенный защиты своего дворецкого… конечно, я бы выдал свою тайну, в этом нет никаких сомнений. Их план был прост и надежен – капитан и его помощник собирались по очереди погружаться в анабиоз, тем самым продлевая себе жизнь и увеличивая шансы на спасение. Бывали прецеденты, знаете ли, и успешные.

Я злорадно улыбнулся. Ничего у вас не вышло, друзья! Вы лежите в холодильнике, а я – лягу в свою личную капсулу. Не сейчас, нет. Но в любой момент, когда посчитаю нужным! Капсула полностью автономна, отлично защищена и, чисто теоретически, способна поддерживать моё существование неограниченно долгое время. Выберу цикл лет в пять… или в десять… буду время от времени просыпаться и поглядывать в иллюминатор…

Но, разумеется, я надеялся, что найдут меня гораздо раньше.

Настроение у меня улучшилось. Я приготовил себе отличный завтрак, с удовольствием съел его, и даже вид накрытого скатертью андроида не испортил мне аппетита.

Поймите меня правильно - многие чересчур трепетно относятся к этим существам, считая их чуть ли не ровней нам, людям. И кое-какие основания у них для этого есть. Во всяком случае, высококлассного андроида последнего поколения довольно сложно отличить от человека. Взять хотя бы того же «Джорджа». Но для меня всё просто – это механизмы. Да, удивительно сложные, белковые, оснащенные псевдоинтеллектом и псевдопсихикой, но - механизмы, сделанные людьми и для людей. И переживать из-за своего сломанного дворецкого я не собирался. Как не стал бы расстраиваться из-за сломанного тостера, например. Сломался? На свалку! Купим новый.

За стаканчиком виски мне пришла в голову одна идейка – а не попробовать ли мне починить мою яхту? Нет-нет, ничего такого, я не собирался лезть в двигательный отсек или что-то в этом роде. Я, слава богу, ничего в этом не понимаю. Но если причиной неполадок являлся Ласт… или кто-то, стоящий за спиной Ласта, кто запрограммировал все эти неприятности… то с помощью капитанского ключа можно отменить внесенные изменения. Попробовать, во всяком случае, стоило! Ну а вдруг? По крайней мере, мне будет, чем заняться, чтобы убить время. Которого у меня навалом. Просто надо найти тело капитана и снять с него ключ-карту.

Я допил виски и, полный энтузиазма, отправился на нижнюю палубу, где находились морозильные камеры, но тел Ласта и А'Пойка там не нашел. Ну, конечно! Я совсем забыл, что холодильник не работал! А вот Джордж помнил, андроиды вообще отличаются прекрасной памятью. Скорее всего, у него просто не было сил, чтобы куда-то перетаскивать тяжелые трупы, это было бессмысленно. И он нашел для скоропортящегося… гм… «продукта» другое место.

Тяжело вздохнув, я принялся обходить весь корабль, помещение за помещением: каюты, тренажерный зал, солярий, рубка, медотсек… Я даже в трюм заглянул, не поленился. Никого и ничего! Нигде! И это было странно.

Получается, Джордж спрятал трупы? Но зачем? И где? На моей замечательной яхте, несмотря на внешние габариты, не так много мест, где можно спрятать крупный предмет. Может, он воспользовался утилизатором? Из, так сказать, гигиенических соображений? Трупы ведь будут разлагаться, вонять, хозяину это не понравится… Но утилизатор слишком мал, человек в него целиком точно не поместится. Он что, их расчленил? Но где тогда кровь? Много крови? Убрал? Или все гораздо проще, и Джордж выбросил трупы в космос?

Потратив при этом драгоценный воздух! Мой воздух, между прочим!

Проклиная тупого андроида, я бросился в шлюзовую камеру. И с облегчением убедился, что внутренний люк никто не открывал с тех самых пор, как Молли покинула «Королеву мира».

Было утешительно думать, что услужливый дворецкий использовал утилизатор. Но я отлично понимал, что не имею права надеяться на лучшее. Джордж был основательно поврежден, у него могло замкнуть логические цепи. И очень может быть, что он попросту засунул тела в какое-нибудь укромное место. Через день-другой они начнут попахивать, потом вонь станет невыносимой, мне придется что-то с этим делать… Нет, гораздо проще найти их сейчас и поместить их… ну, в тот же холодильник, например. Ну и что, что сломан? Он герметичен; закрою дверь, и пусть себе разлагаются сколько угодно! Меня это касаться не будет.

Ругаясь сквозь зубы, я отправился на второй обход корабля. Он занял гораздо больше времени: я открывал все шкафы и ящики, я заглядывал под кровати и диваны, я высвечивал фонариком каждую щель, каждую нишу…

Это было очень утомительно, пару раз я делал перерывы, чтобы отдохнуть и подкрепиться, но к восьми вечера по корабельному времени я закончил свою титаническую работу. Ни Ласта, ни А’Пойка на корабле не было! Ни в живом, ни в мертвом виде! И это было чертовски странно.

Я был озадачен. Более того, я был… нет, не испуган, но основательно встревожен. Не люблю, знаете ли, загадок.

Или я себя просто накручиваю? И все гораздо проще? Джордж действительно мог воспользоваться утилизатором – расчленить тела и избавиться от них по частям. А что касается крови… ну, тут тоже можно найти объяснение. Например, ультразвуковой нож для разделки мяса – после него точно никакой крови не останется; готов поспорить, что у меня на кухне есть такая штука – на оснащение своей яхты денег я не жалел.

Да, скорее всего, именно так всё и было. Потому что по-другому быть просто не могло. Конечно, можно предположить, что на моей замечательной яхте есть какая-нибудь потайная комната. Небольшое помещение, о котором я лично ничего не знаю… зато знает наемный слуга-андроид?! Который, между прочим, ранее на яхте не бывал!

Да ну, бред! Чушь собачья! Даже думать о подобном не хочу! Иначе додумаюсь до идеи всегалактического заговора против меня.

Ладно, хватит об этом! Главное, вопрос с двумя трупами закрыт, и слава богу. Теперь надо подумать, что делать с третьим – прибор он там или механизм, а разлагаются мертвые андроиды точно так же, как люди… Да ну его к черту! Завтра. Завтра, прямо с утра оттащу его в холодильник, сегодня у меня нет на это сил. Надеюсь, за ночь он не успеет протухнуть.

День у меня выдался трудный, я был вымотан и физически, и морально. К тому же грязен был с головы до ног – в укромных уголках яхты, куда не добирались киберуборщики, скопилось немало пыли. И, чтобы расслабиться и успокоиться, я решил принять горячую ванну. С массажем, пеной, приятной музыкой и аромотерапией. У меня в каюте есть санитарный отсек, там можно умыться и даже принять душ. Но это – гигиена, чисто техническое действие. А мне хотелось получить настоящее удовольствие. Поэтому я направился в свой «банный дворец», как называла этот отсек Молли. И плевать на экономию! Я – один, на мой век хватит!

Не меньше часа я наслаждался жизнью, выкинув из головы прошлые неприятности и запретив себе думать о неприятностях грядущих. Когда же меня потянуло в сон, я вылез из ванны, обсушился, накинул пушистый мягкий халат прямо на голое тело и, разморенный, полностью удовлетворенный, поплелся в свою каюту, зевая на ходу. Я предвкушал крепкий здоровый сон на чистых прохладных простынях; я мечтал о рюмочке коньяка, которую я выпью перед тем, как лечь в кровать; я был так погружен в свои приятные мысли, что, переступив порог своей каюты, не сразу заметил её.

Она лежала на полу, сложив крылья, - мертвая бабочка, гигантский золотистый махаон.

Всю мою расслабленность как рукой сняло. Рукой сняло? Сдуло ураганом, снесло взрывом! Меня буквально вымело в коридор, и я прижался к стене, выставив перед собой руку с плазматором. Меня трясло, рука ходила ходуном.

Кто это сделал? Кто, черт возьми?! Кто еще живой остался на этом чертовом корабле, кроме меня?!!

Медленно тянулись минуты, но ничего не происходило. Я изо всех сил вслушивался, но не слышал ни чужих крадущихся шагов, ни чужого сдерживаемого дыхания. Я изо всех сил вглядывался, но ни малейшего движения, намека на движения не уловил. Я был один, я мог в этом поклясться.

Я знал, что это не так.

Я сбросил длинный халат, который сковывал мои движения. Крадучись, я пробрался в гостиную; то и дело замирая и оглядываясь, нашел свой уником. Показалось мне, или складки на скатерти, которая скрывала мертвого андроида, раньше были расположены иначе? Может ли такое быть, что «Джордж» обвел меня вокруг пальца, удачно сымитировав смерть? Я не знал. Да и знать, если честно, не хотел. Я просто сжег из плазматора то, что недавно было моим дворецким. Вонь стояла страшная, но я терпел, пока от сволочного андроида не остался спекшийся обугленный бесформенный ком. Потом запустил киберуборщика, а сам отправился в рубку – в самое надежное, самое безопасное место на корабле. По уму, мне надо было сразу это сделать.

В рубке я закрылся, активировал режим полной автономности и включил уником, выведя фасеточную картинку с камер на обзорник. Пока я вынимал из рундука запасной комбинезон, пока натягивал его, подгонял по фигуре, я не отрывал глаз от обзорника. Никого! Ну вот вообще – никого!

Усевшись в командирское кресло, я принял двойную дозу стимулятора. Я не собирался спать этой ночью.

Ничего ещё не кончилось, Лис. Ты понял? Всё только начинается! Ты жаловался на то, что жизнь пресна и спокойна? хотел острых ощущений? Так вот они, ощущения! Острее не бывает! Получи и распишись!

Передо мной был враг – хитрый, опытный, опасный. Вдвойне опасный оттого, что неизвестный. Оставаясь в тени, он играл со мной, как кошка с мышкой, вел меня, как кукловод ведет послушную марионетку. И наслаждался происходящим.

Я доберусь до тебя, с холодным бешенством подумал я. Ты пожалеешь, что связался со мной. Ты пожалеешь, что вообще родился на свет. Я тебя уничтожу – без затей, просто и надежно, и спляшу на твоей могиле. Нет! У тебя и могилы-то не будет, я отказываю тебе в этой милости!

Обзорник вдруг мигнул. Я резко повернулся, и у меня перехватило дыхание – все секторы обзорника показывали мою каюту, где лежал на полу мертвый махаон.

Я засмеялся, и смех мой был страшен. Я включил громкую связь.

- Ласт, - позвал я, и голос мой эхом разнесся по всему кораблю. – Я знаю, это ты. Хорошая шутка, я ее оценил. Не уверен, что у тебя хватит смелости выйти на честный бой со стариком, у тебя другие методы. Что ж, я принимаю вызов. Надеюсь, ты составил завещание?

Кровь бурлила в моих жилах, душа пела в предвкушении славной битвы. И пусть не молодость была тому причиной, а банальная химия – плевать! Главное, я был счастлив. По-настоящему счастлив за последние три десятка лет.

Но сейчас передо мной был враг: умелый, решительный и беспощадный. И что из того, что я не мог назвать его по имени, не знал его мотивов? Когда вам на голову падает кирпич, вы сперва отпрыгнете в сторону, а уж потом будете выяснять подробности. Если выживите, конечно.

Я собирался выжить – мой «кирпич» только набирал скорость. Или он уже упал мне на голову, только я этого еще не знаю? Не прочувствовал до конца?

Отбросив в сторону эту малодушную мысль, я принялся рассуждать.

Итак, мне грозит реальная смертельная опасность. Факт? Безусловно! Причем лично мне, а все остальные стали, как выразился Ласт, «сопутствующими потерями». Об этом говорят некоторые факты.

Во-первых, Боб или кто там он есть на самом деле. Да, в моем сценарии был прописан сюжетный ход со спасателем: он появляется в самый напряженный момент, спасает девушку и улетает, оставив всех нас с носом, так сказать. Этот ход должен был повысить градус напряжения в команде: я хотел увидеть, как вчерашние друзья становятся врагами, как из глубин души поднимаются самые низменные чувства. Или – не увидеть, если благородство и готовность к самопожертвованию возьмут верх. Но! Боб прибыл на два дня раньше – это раз. Боб должен был пристыковаться к моему кораблю – это два. И три - в шлюзовой камере, по моей задумке, должен был разыграться один из самых драматичных эпизодов этой пьесы: как люди, потеряв от страха человеческий облик, бьются друг с другом за право выжить. Ничего этого не произошло.

И ведь я еще тогда, когда Боб впервые вышел на связь, почувствовал неладное. Почувствовал, но – старый дурак! – списал все на случайность, на незапланированный отход от сложного, перегруженного деталями сюжета. А это была не случайность, это был тщательно выверенный злой умысел!

Во-вторых, кто-то перепрограммировал мой ключ-карту, чтобы я не смог вернуть корабль в штатный режим и тем самым спастись. Конечно, все можно было сделать гораздо проще – капелька яда, нож в печень, банальный удар по голове – и все было бы кончено. Много ли мне, старику, надо? Но нет, злодей выбирает долгий изощренный путь, проявляя недюжинную фантазию и специфические навыки. Для чего? Ясное дело, для того, чтобы я помучился. Чтобы с ума сходил от неизвестности, неопределенности и страха. Чтобы изводил себя подобными размышлениями, гадая, кто же мне мстит и за что. Наверняка он получает от этого особое, извращенное удовольствие.

Стоп! Но чтобы получать удовольствие от зрелища, надо как минимум его видеть! А из этого следует, что злодей, кем бы он ни был, находится рядом со мной! Прямо здесь и прямо сейчас!

Выбор у меня невелик, с усмешкой подумал я. Их всего трое: Ласт, А’Пойк и верный Джордж. Глупышку Молли я в расчет не брал, это было бы явным вызовом здравому смыслу. К тому же, вся её коротенькая биография, от рождения до заключения между нами контракта, была мне известна – к таким вещам я отношусь серьезно. Итак, кто из этих троих является таинственным злодеем?

Если рассуждать логически, то самым подозрительным был именно Джордж. Он был темной лошадкой, о нем мне было известно лишь то, что мне рассказал Энтони Фокс, мой начальник личной службы безопасности. Да, Фокс служит у меня не первый год, в его деловых качествах и верности долгу я убедился уже не раз, но ведь, как говорится, и на старуху бывает проруха! Фокс – человек, и, как всякий человек, мог в чем-то ошибиться, где-то недосмотреть…

Нет! Не мог! Такие профессионалы не ошибаются. Господи, сколько нервов он мне попортил своей въедливостью, сколько крови выпил своими придирками!  Помню, как-то понадобился мне временный личный водитель. Так этот зануда забраковал прекрасную кандидатуру из-за того, что первый муж троюродной сестры кандидата в юности был связан с криминалом! Так что Джорджа, я уверен, Фокс разложил на атомы и каждый атом проверил тщательнее, чем святой Пётр проверяет праведников, стоящих у ворот рая.

Но ведь неприятности начались именно после того, как у меня появился Джордж, возразил я сам себе и сам себе же ответил: ну и что? Ведь «после этого» вовсе не равно «вследствие этого»! Если я чихнул и тут же ударил гром, то это вовсе не означает, что я повелеваю стихиями! Просто так совпало.

И, главное, не тянул Джордж на злодея, никак не тянул! В дьявольском плане моего уничтожения чувствовался незаурядный ум, извращенная фантазия и хладнокровное терпение хищного зверя, сидящего в засаде. Обладал ли этими качествами мой замечательный дворецкий? Да, в какой-то степени. Во всяком случае, хладнокровия ему было не занимать. Но вот коварства в нем не было - об этом мне криком кричало мое чутье, обострившееся в момент опасности.

Дурак! – вопило чутье. Не туда смотришь! Обернись или пропустишь смертельный удар в спину!

Значит, Ласт или А’Пойк. А’Пойк или Ласт.

Лично я бы поставил на Ласта – уж очень он стал меня раздражать в последнее время. Но раздражение – это эмоции, а они плохой помощник, когда нужно выжить. Сколько прекрасных парней отдали богу душу из-за своих горячих сердец! Лезли на рожон, ввязывались в безнадежную драку, кончали с жизнью, не вынеся потери любимых… О, я это знаю, очень хорошо знаю! Даже лучше, чем мне хотелось бы! И если я не хочу повторить их судьбу, мне надо держать нервы в узде. Только разум, только логика, только факты!

Итак, Ласт. Есть ли у меня доказательства его виновности? Безусловно!

Во-первых, как опытный космолетчик, он вполне мог устроить все эти неполадки на корабле. Я имею в виду те, которые не были задуманы мною лично. И пусть он утверждает, что на подобное способен лишь инженер или техник… ерунда! Жалкая попытка отвести от себя подозрения! Если он задумал диверсию, то уж, конечно, подготовился к ней. Почитал литературу, например. Поговорил на интересующую тему с кем надо. На тренинги соответствующие сходил, в конце концов. Да мало ли способов получить нужную информацию, особенно если ты никуда не торопишься! Ласту ведь не нужно было лазить в ходовой отсек, например, или еще куда-нибудь. Все, что ему требовалось, это внести соответствующие изменения в программу корабля, уже после взлета или даже в гиперпространстве. И все! Корабль твой, делай с ним, что хочешь. И главное, всё абсолютно безопасно, за руку-то его поймать некому.

Правда, всё вышесказанное в равной степени может относиться и А’Пойку, но тут есть одна маленькая деталька – гигантский золотистый махаон.

Да, на борт коробку с бабочкой пронес Джордж. Он же и вручил мне ее на фальшивом дне рождения. Но только Ласт обратил на бабочку особое внимание. И после связал её со мной. Как он тогда сказал? «Ведь это что-то значит для вас. Я прав? Я видел вас в тот момент, вы были потрясены» Вот это проницательность! Браво, капитан Ласт! С такими способностями вам бы не на частной яхте служить, вам бы большим кораблем командовать! Типа дредноута, не меньше. Или, может, всё намного проще и проницательность тут вовсе ни при чем? Может, вы просто кое-что обо мне знаете и таким образом даете мне это понять? Но какое отношение вы можете иметь к той давней истории? Вы, дорогой мой капитан, тогда пешком под стол ходили.

Я уже это писал и повторюсь еще – в моей биографии хватает темных пятен. Да, я, Роджер Грант, двадцать девятый в роду Грантов, некогда был позором семьи, как выражаются романисты. Обо мне стыдливо молчали в кругу семьи, от меня прилюдно отрекались, меня проклинали и лишали наследства. Потому что ваш покорный слуга с ранней юности отличался независимым характером, острым умом и буйным нравом. Подростковые протесты – дело обычное, но у меня они зашли чуточку дальше, чем обычно; взбешенный моим дерзким поведением отец прилюдно дал мне пощечину и указал на дверь. Я в долгу не остался – опустошил свой трастовый счет, угнал новенький корабль, который отец собирался подарить моему более благоразумному брату на совершеннолетие, и рванул навстречу приключениям.

Полагаю, это было закономерно, что меня, в конце концов, занесло к тем, о ком капитан Ласт с презрением отозвался недавно «всякий сброд». Да, я был тем самым сбродом: занимался контрабандой, нападал на беззащитные дальние колонии, пиратствовал, даже похищал людей ради выкупа… Не один, разумеется, а в компании таких же отморозков, как я… И да, я убивал. Не ради удовольствия, а по необходимости. Иначе бы я не выжил там, где жизнь человека стоит чуть больше, чем ничего. Я был умен, изворотлив, удачлив и считал на десять ходов вперед. Поэтому к сорока годам я стал живой легендой: меня ненавидели и боялись, мною восхищались, мне пытались подражать. А еще я был официально объявлен вне закона, а за мою голову была назначена исключительно высокая награда.

Слава богу, у меня хватило ума скрывать свое имя; все знали Лиса, но мало кто слышал о Роджере Гранте. Они никак не пересекались, эти два человека, но я знал – придет время, и одному из них придется умереть. Кому именно? Это я еще не решил.

Выбор пришлось делать раньше, чем я рассчитывал – меня обложили со всех сторон, загнали в ловушку. Мне удалось укрыться на одной заброшенной орбитальной станции, но я прекрасно отдавал себе отчет – это ненадолго. Либо мое убежище обнаружат, либо я израсходую весь запас кислорода и умру. В любом случае жить мне оставалось недолго – суды всех двадцати Конфедераций приговорили меня к смерти.

Как она прорвалась ко мне, мой Махаон, моя девушка из снов, одном богу известно. На утлой одноместной скорлупке, обойдя все полицейские кордоны… нет, не представляю, воображение отказывает. Но она спасла меня.

Любил ли я её? Не знаю. Я даже лица её не помню – просто силуэт, танцующий на берегу моря под луной; просто бабочка, взмахивающая крыльями.

Виновен ли я в её смерти? Не знаю. Наверное, да. Ведь у меня был выбор, я мог умереть рядом с ней - там, на промерзшей орбитальной станции. Но тогда зачем была её жертва? Её подвиг? Останься я рядом, и её гибель была бы напрасной и бессмысленной. Я обязан был выжить, и я выжил. Я точно знаю – она этого хотела. Потому что, приходя ко мне во сне, она ни разу не упрекнула меня ни в чем. Она любила меня.

… Стоп! Она любила меня. А её любил… не помню, как его звали, черноглазый такой высокий парень, вечно на меня волком смотрел, рычал, зубы скалил… Что, если он решил отомстить мне за смерть Махаона? Спустя тридцать с чем-то лет?

Господи, какая мелодраматическая чушь! Розовые сопли на глюкозе, романтический сериал для домохозяек! Это парень мертв, я это точно знаю: всю нашу компанию, кроме меня, тогда повязали, черноглазого судили, приговорили к замене личности, и он покончил с собой прямо в тюрьме. Но даже если каким-то чудом он остался жив и избежал приговора, он бы не стал ждать столько времени – быстрый он был на расправу, резкий.

Еще раз стоп! Ну-ка, вспомни – Ласт, когда говорил про бабочку, намекал на то, что мне мстит кто-то из прошлого; тот, кто связан с той давней историей… очень прозрачно намекал, между прочим, буквально вбивал в меня эту мысль! Он что-то знает? Что-то конкретное? Или просто таким образом отводил от себя подозрения?

Ты мне расскажешь, мрачно подумал я. Ты мне всё, сукин сын, расскажешь! Я выбью из тебя правду, что бы мне это ни стоило. А Джордж мне поможет. И я, кликнув Джорджа, решительно отправился на поиски капитана. Бывшего капитана, напомнил я себе.

Долго искать не пришлось – и Ласт, и А’Пойк развалились на диване в гостиной. Судя по их раскрасневшимся лицам и по запаху, они неплохо так приняли на грудь, не спросив моего разрешения. Вот что с людьми свобода делает! Совсем распустились! В другое время я бы поставил нахалов на место, но сейчас их пьянство мне было на руку. Я собирался выбить из капитана правду, используя превосходящую силу моего дворецкого, но зачем насилие, когда есть другие методы? Капитан выпил? Отлично! Напою его еще больше, подергаю за тонкие струны души, спровоцирую на откровенность… Он мне всё, негодяй, выложит! Он еще пожалеет, что связался с Лисом!

- А, старич-ок! – радостно приветствовал меня А’Пойк. – Добро пожж… пожжж… ик…

- Увольнение отмечаете? – вежливо спросил я.

- А что? – с вызовом ответил Ласт. – Имеем право, между прочим.

- Да нет, ничего. У нас теперь, как я понимаю, равноправие? Примете в компанию?

Странно, но они явно обрадовались. Без возражения пересели за стол, благосклонно кивнули хлопочущему вокруг нас Джорджу, с энтузиазмом выпили и налили еще. Я потягивал свой коньяк и, слушая их пьяный треп, прикидывал, как бы половчее перейти к интересующей меня теме. Но первым начал капитан.

- А скажите-ка мне, сэр Роджер, - сказал он, благосклонно разглядывая меня сквозь бокал. – Ну, раз уж у нас теперь равноправие и вообще мир, дружба и все такое… Куда вы все-таки спрятали вашу капсулу гибернации?

- Да, куда? – оживился А’Пойк. – Мы тут все обшарили, нигде нету. – И он с огорчением развел руками, расплескав коньяк. Джордж, уловив мой еле заметный кивок, поспешил на помощь.

- Правда за правду, - предложил я. – Я вам – про капсулу, вы мне – про махаона.

- Про какого махаона? – очень натурально удивился Ласт. – Это вы про бабочку, что ли?

- Именно. Что вы про нее знаете? Только учтите, мне нужны подробности.

Капитан подумал. Почесал в затылке, стимулируя мыслительный процесс. Заглянул в пустой бокал и душераздирающе вздохнул, обдав меня запахом коньяка.

- Ничего не знаю, - убито признался он. – Все, что в школе проходили, все забыл. Хотите, я в справочнике погляжу?

- Не валяйте дурака, - начиная закипать, сказал я. – И не делайте из меня идиота.

Честно признаюсь, я люблю хорошие добротные детективы. Где не только погони и перестрелки, но и интеллектуальное противостояние полицейского и преступника. Где полицейский ведет допрос, расставляя коварные ловушки, используя психологические приемы и все такое. Я собирался примерить на себя роль такого умного следователя. Увы, ничего у меня не вышло – не прошло и десяти минут, как мы с капитаном уже орали друг на друга, багровея физиономиями и брызгая слюнями. И то сказать, ну откуда у меня подобный опыт? Нет, допросы я проводил, без этого порой никак в моей прошлой жизни. Но все мои аргументы были – выбитые зубы, сломанные пальцы и прочие членовредительства разной степени тяжести. Но в данной ситуации мне хотелось обойтись без этого.

За столом мы расположились так: капитан и помощник сидели спиной к кухонному отсеку, мы с Джорджем – напротив них. Увлеченный, так сказать, беседой, я смотрел только на капитана, борясь с желанием вцепиться ему в глотку. Краем глаза я видел, как А’Пойк разливает коньяк по опустевшим бокалам; видимо, в бутылке оставалось на донышке, и он попросил Джорджа принести новую. Джордж повиновался – отошел к бару, вернулся к столу с полной бутылкой, открыл ее. Это я все отмечал на автомате, не придавая увиденному никакого значения. А потом случилось вот что – Джордж снял со стола пустую бутылку, чуть присел и ловким точным движением швырнул ее в кухонный отсек. Тотчас раздался грохот и звон, и мы все подпрыгнули от неожиданности. А’Пойк и Ласт обернулись на звук.

- Что это, черт возьми? – воинственно спросил Ласт, еще не остывший от перепалки.

Джордж промолчал. Молчал и я, потому что таращился на своего дворецкого, который одним молниеносным движением поменял местами мой бокал с бокалом А’Пойка.

- А-а-а, - слабым голосом промямлил я. – Э-э-э…

В ответ Джордж еле заметно качнул головой. Капитан вскочил и, ругаясь, отправился в кухню. Вернулся он очень быстро.

- Бутылка упала и все там побила, - сердито сказал он, садясь на место. – Так вот, сэр Роджер. При всем моем к вам уважении…

- Давайте выпьем! – перебил А’Пойк. – За пр… пре… мирие.

И, не дожидаясь нас, схватил свой бокал (который минуту назад был мой!) и опрокинул его в рот. Я сделал движение – не то предупредить, не то помешать, но не успел. И мое сердце сжалось в предчувствие чего-то ужасного.

Несколько секунд ничего не происходило, а потом А’Пойк покраснел, сглотнул, взялся руками за горло, а потом его вдруг выгнуло дугой, и он вместе со стулом рухнул на пол. По его телу пробежала длинная судорога, и помощник капитана затих.

- Напился, - с отвращением сказал капитан, разглядывая своего друга. – Я так и знал. Пайк, а Пайк! Вставай уже, хватит позориться!

Он выбрался из-за стола, подошел к недвижному приятелю, присел на корточки и похлопал его по щекам. Тот никак не отреагировал, только голова перекатилась справа налево.

- Позвольте мне, сэр!

Джордж ловко присел рядом с помощником, положил руку тому на шею, нащупывая пульс. Потом приподнял веки, взглянул на зрачки.

- Мне очень жаль. Но господин А’Пойк мертв.

- Иди к черту! – капитан оттолкнул дворецкого. – Что значит мертв? Он просто напился, ему плохо. Надо его в медотсек отнести. – Капитан подхватил бесчувственного А’Пойка подмышки. – Помоги, чего стоишь! – прикрикнул он на Джорджа.

Тот не пошевелился. И я застыл столбом, с отвисшей челюстью, глядя на своего дворецкого. До меня только сейчас начал доходить весь ужас произошедшего.

- Господи, - выдохнул я. – Ведь это был мой бокал! Ведь это я должен был его выпить!

Меня затрясло, ноги подкосились, и я бы рухнул рядом с мертвым А’Пойком, если бы не Джордж. Он подхватил меня, буквально на руках отнес на диван, расстегнул мне воротник.

- Выпейте, сэр Роджер, вам это не обходимо. Не бойтесь, этот коньяк из новой бутылки, он не отравлен.

Капитан так и стоял, согнувшись, держа несчастного А’Пойка подмышки. Услышав слова Джорджа, он отпустил своего помощника и выпрямился, с изумлением глядя на нас.

- Что такое? – воскликнул он. – Что здесь, черт возьми, происходит?

- Мой коньяк, - с трудом выдавил я. – А’Пойк выпил мой коньяк и умер. Его отравили. То есть, это меня отравили… хотели отравить… О, господи! Джордж, ты поменял бокалы! Я видел!

- Совершенно верно, сэр, - невозмутимо подтвердил дворецкий. – Дело в том, что господин А’Пойк перед этим тоже поменял ваши с ним бокалы. Это произошло, когда я пошел за новой бутылкой. А вы с капитаном увлеклись спором и не обратили на это внимания. Мне это показалось подозрительным, и я всего лишь вернул бокалы назад. Чтобы отвлечь внимание от своих действий, я кинул пустую бутылку так, чтобы она разбилась.

- Но почему ты просто не сказал об этом? – воскликнул я. Джордж как-то очень по-человечески пожал плечами.

- Я подумал, что если господин А’Пойк просто ошибся, то не будет ничего страшного, если я исправлю эту ошибку, не ставя его в неловкое положение. А если это было сделано умышленно, с целью причинить вам вред, сэр Роджер… - Джордж с достоинством поклонился. – Если я виноват, я готов понести заслуженное наказание.

Либо капитан был не в курсе преступных замыслов своего помощника, либо он был великолепным лицедеем: отвесив челюсть, Ласт таращился на нас с Джорджем, и вид у него был совершенно обалделый.

- Чушь, - с трудом просипел он. – Бред. Какого черта? Зачем А’Пойку убивать вас? Какой в этом смысл? И как он вообще мог это сделать? Яд в коньяке… О, господи! Я в это не верю!

Внезапно меня осенило.

- Аптечка! – воскликнул я, холодея от пронзительной ясности собственных мыслей. – Ну, конечно! А’Пойк просто синтезировал яд с помощью универсальной аптечки! – Я повернулся к Джорджу. – Ведь это можно сделать? Я прав?

- Да, сэр, - невозмутимо ответил мой дворецкий… нет, мой спаситель, мой единственный верный друг на этом корабле! – Это несложно. Более того, на случай безнадежных ситуаций, когда спасение невозможно, а неизбежная смерть мучительна, в аптечке предусмотрен синтез эвтаназина. Правда, от него человек просто засыпает и безболезненно умирает во сне… но господин А’Пойк мог неправильно рассчитать дозу…

Я не знаю, почему А'Пойк покушался на меня. Честное слово, не знаю. Может быть, он просто сошел с ума, посчитав меня виновником всех бед, постигших нас? В таком случае, его безумие оказалось заразным: капитан Ласт вдруг расхохотался диким страшным смехом.

- Идиот! – крикнул он Джорджу. – Зачем кому-то убивать этого никчемного старикашку? Кто он без тебя? Просто кусок старого засохшего дерьма! Нет уж, лакейчик, если кого-то убивать, то только тебя. И я это сделаю, клянусь! Прямо сейчас, с превеликим удовольствием! А потом без помех побеседую с твоим хозяином… - Он резко повернулся ко мне, вид у него был безумный: - Ты мне всё расскажешь, старик, всё! И что ты задумал, и где ты прячешь капсулу гибернации. Потому что я не собираюсь умирать! Ясно тебе?

В руке капитана вдруг оказался парализатор. Но не штатный, положенный ему по должности, а настоящая смертоносная штука, способная одним выстрелом остановить на бегу многотонного рексопода. И я отчетливо видел, что регулятор был выставлен на максимум.

- Нет! – воскликнул я, вскидывая перед собой руки ладонями вперед. – Нет, капитан, умоляю вас!

Реакция у меня уже не та, что раньше, в молодости, поэтому я могу гордиться тем, что мы с капитаном выстрелили одновременно. Но мой великолепный Джордж опередил нас. Он прыгнул. Невероятным образом он прыгнул с места, боком, обрушившись всей своей тяжестью на Ласта, сбивая того на пол. Импульс капитанского парализатора ушел в сторону, никому не причинив вреда. Зато сам Джордж оказался на линии моего огня.

Я точно знаю – игольчатый плазматор убивает мгновенно. Я видел страшную обугленную дыру в спине моего дворецкого, и знал, что он мертв. Но, даже мертвый, Джордж остался верен своему долгу, совершив невозможное – его руки мелькнули в воздухе, и дикий рев капитана резко оборвался.

А я повернулся и бросился в свою каюту.

- Что вы имеете в виду? – спросил я.

- Всё очень просто. Давайте смотреть правде в глаза – мы понятия не имеем, куда же нас занесло. Это или необитаемая, или малонаселенная область Галактики. Пограничье, понимаете? И даже если здесь есть люди, они живут по своим законам.

- Пираты? – ахнул я.

- Пираты, - мрачно согласился капитан. – Контрабандисты. Беглые преступники. Искатели приключений. Одним словом, всякий сброд. Наш приятель Боб может быть из их числа. Натолкнувшись на нас, он урвал свой кусок пирога и быстренько смылся, чтобы не участвовать в грядущих разборках. И даже если кто-то в данный момент спешит к нам, то это не спасатели, а бандиты.

Я схватился за сердце.

- Боже мой, и что же нам делать?

- Сдаваться на милость победителя, - всё так же мрачно ответил капитан и скрипнул зубами. – Без вариантов. Сражаться с целой бандой отморозков мы не в состоянии. Будем надеяться, что они пощадят нас… вас-то, во всяком случае, точно – глупо резать курицу, несущую золотые яйца. Так что мой вам совет, сэр Роджер: когда здесь начнется заварушка, сидите тихо и не геройствуйте. Тогда у вас будет шанс успеть сказать бандитам, что вы миллионер. Этим вы сохраните свою жизнь.

- Наши жизни, - поправил я. – Неужели вы думаете, что я буду спасать свою драгоценную шкуру за ваш счет? Нет уж, мы спасемся все вместе. Даже если это будет мне стоить всего моего состояния!

Капитан криво улыбнулся:

- Полагаю, бандиты избавят вас от таких расходов, - глухо проговорил он. – Полагаю, нас сразу пристрелят… увидят форму и пристрелят, просто для острастки… чтобы сделать выживших более сговорчивыми. Обычная, знаете ли, практика.

Когда-то, в далекой молодости, я сталкивался с подобными типами. Поэтому знал, что в словах капитана правды больше, чем мне хотелось бы. Скорее всего, мы все погибнем. Но даже если я выживу, если эти негодяи отпустят меня в обмен на деньги, смерть моей команды тяжелым грузом ляжет на мою совесть.

- Господи! – с отчаянием воскликнул я. – За что нам всё это? Почему так произошло? Я не понимаю!

Капитан и А’Пойк переглянулсь, и помощник еле заметно пожал плечами.

- Сэр Роджер, мне нужно кое-что обсудить с вами, - решительно объявил капитан. - У меня появились кое-какие соображения по поводу происходящего здесь, на корабле. Если можно, наедине.

И Ласт выразительно покосился на Джорджа. Тот, устроившись за маленьким столиком в углу гостиной, полировал столовое серебро. Он был так поглощен этим занятием, что ни на что не обращал внимания. Но я знал, что это лишь видимость – случись что, и услужливый дворецкий мгновенно превратится в умелого телохранителя, в беспощадного бойца, бог знает ещё в кого! И Ласт это тоже знал.

- Скажите, а ваш помощник в курсе ваших, так сказать, соображений? – поинтересовался я.

- Разумеется, - несколько высокомерно ответил капитан. – И полностью со мной согласен.

По виду А'Пойка нельзя было сказать, что он так уж безоговорочно разделяет идеи капитана; скорее, он был смущен и растерян.

- Значит, Джордж тоже должен услышать всё, что вы скажете, - объявил я. – Раз уж мы все оказались в одной лодке, это будет только справедливо. Джордж! – повысил я голос. – Брось это чертово серебро, возьми коньяк и присоединяйся к нам!

- Слушаюсь, сэр.

Пока Джордж выполнял моё приказание, капитан следил за ним с откровенной неприязнью. Взгляд его стал тяжелым, челюсть выдвинулась вперед; он словно бы заранее готовился к драке, и у меня заныло в груди – я терпеть не могу всяческих конфликтов и разногласий. Мне кажется, что в ситуации, когда нам всем грозит смертельная опасность, мы должны как-то сплотиться, поддерживать друг друга, отбросив соображения личного порядка. Увы! Весь мой жизненный опыт говорил, что такое возможно только в поучительных книгах для детей.

- Итак, капитан, что вы хотели мне сказать? – спросил я, когда Джордж, разлив по бокалам коньяк, занял своё место справа от меня. Как раз между мною и капитаном. И мне пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем Ласт оторвал взгляд от дворецкого и соблаговолил обратить внимание на своего работодателя.

- Что я хотел сказать? – переспросил он и в растерянности потер лоб. – Ах, да! Сэр Роджер, я тщательно проанализировал все неполадки. И пришел к выводу, что это не совпадения, не цепь случайностей. Это – чья-то целенаправленная злая воля. Вы понимаете? Если говорить прямо - это диверсия, сэр Роджер!

Понадобилось не меньше минуты, прежде чем смысл его слов дошел до меня.

- Нет! – воскликнул я, в безмерном удивлении глядя на капитана. – Какая чушь!

- Да, - отрезал Ласт. – Будь вы пилотом или техником, я бы мигом доказал вам, что я прав. Но вы не специалист, вы не поймете. Поэтому просто поверьте мне: на корабле произошла диверсия и направлена она против вас! – и он картинно выбросил руку в мою сторону.

Это было так неожиданно, что я вздрогнул. Бредовая идея капитана странным образом совпала с моими собственными недавними ощущениями, и меня мороз продрал по коже. Потому что одно дело – расшалившиеся нервы глубокого старика, и совсем другое – взвешенное мнение высококлассного профессионала. И всё же я до последнего сопротивлялся очевидному и даже нашел в себе силы усмехнуться непослушными губами.

- Ну-ну, - изо всех сил стараясь казаться ироничным, сказал я. – Вы не преувеличиваете, мой дорогой Ласт? С чего вы вообще взяли, что это диверсия, и что цель злоумышленника именно я? Не слишком ли сложно задумано?

Капитан подался вперед и пристально посмотрел мне в лицо.

- Бабочка, - многозначительно произнес он. - Как вы её назвали? Золотистый махаон, кажется? Ведь это что-то значит для вас. Я прав? Я видел вас в тот момент, вы были потрясены.

Я и сейчас был потрясен проницательностью этого недалекого, как я думал, служаки.

- Да, - хрипло сказал я и откашлялся. – Да, капитан, вы правы.

Я больше не мог сопротивляться, воспоминания нахлынули на меня, накрыли с головой, и я вновь очутился там, где был больше тридцати лет назад.

… Я видел девушку с татуировкой бабочки на спине, совсем юную, влюбленную, отважную. Я видел заброшенную орбитальную станцию – воздуха в ней оставалось едва ли на пару дней, и я знал, понимал с беспощадной ясностью, что никто, даже сам господь бог, не успеет прийти на помощь моему Махаону...

- Она умерла? – хмурясь, спросил капитан.

- Да, - борясь со слезами, прошептал я.

… Мой вечный ночной кошмар: умирающая девушка, хватая остатки воздуха посиневшими губами, сквозь кровавый туман, застилающий её глаза, с отчаянной надеждой всматривается в черноту космоса… Этой ране не суждено затянуться; эта боль останется со мной до конца жизни…

- Скажите, сэр Роджер, есть кто-нибудь, кто бы винил вас в её смерти? Кто захотел бы отомстить?

- Пожалуй, есть. Точнее, был. Но он умер… уже давно…

- Вы уверены?

- Да. Я ничего не слышал о нём с тех самых пор.

- Это ничего не значит! – капитан был настойчив до бесцеремонности. – Он мог выжить и затаиться…

- На тридцать лет? – вспылил я. – Не будьте дураком, Ласт! Это же не слюнявая мелодрама, это жизнь! Кроме того, я знаю этого человека – останься он в живых, мы бы с вами сейчас не разговаривали! Он был не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик.

- Хорошо, - не сдавался настырный капитан. – Пусть не он. Пусть ещё кто-нибудь.

- Нет, - устало сказал я. – То старое дело касалось лишь нас троих. Больше никто ничего не знал.

- А родные девушки? Отец? Братья?

- У неё не было родных, она воспитывалась в приюте… Послушайте, капитан, я же вижу, куда вы клоните. Вы вбили себе в голову, что катастрофы на борту как-то связаны со мной, и теперь ищете этому доказательства. Вы думаете, что таинственный мститель из прошлого среди нас – здесь и сейчас. Ладно, пусть, хотя это попахивает откровенным бредом. Но скажите, в таком случае, кого вы подозреваете? Постойте, дайте я сам угадаю! Вы подозреваете моего Джорджа?

- Браво! – капитан склонился передо мной в шутовском поклоне. – Отдаю должное вашей проницательности, сэр Роджер.

- Это точно ваш дворецкий, - подал голос А’Пойк. - Больше некому.

Я рассмеялся. Вполне искренне, хотя ситуация вовсе не располагала к веселью: мой бравый капитан явно сошел с ума, да ещё заразил своим сумасшествием А’Пойка – вон, сидит, кивает с мрачным видом.

- Чушь!

- Ну почему же? – ласково спросил капитан. – Давайте рассуждать логически: мы с вами, сэр Роджер, знакомы уже семь лет. Втроём мы прошли немало парсеков. И всегда всё было нормально, я бы сказал – безупречно. Но стоило появиться на борту вашем Джорджу, как всё пошло в разнос! Причем, учтите, я не утверждаю, что Джордж лично как-то связан с той историей… но бабочку подарил вам именно он! Только, ради бога, не говорите, что это просто совпадение! Кто-то хочет вас прикончить, сэр, а мы с А’Пойком просто оказались не в том месте и не в то время. Выражаясь языком военных, мы – сопутствующие потери. И нас это не устраивает, сэр! Мы хотим разобраться! Сэр.

Я потихоньку начинал злиться. В его словах была логика, определенно была. И я бы без колебаний поверил его словам, если бы не знал то, что знаю. Да, я имел прямое отношение к неполадкам на корабле, честно признаюсь. Но раскрывать свой маленький секрет я не собирался. Во всяком случае, пока. Тем более, что этот мой секрет был вполне невинен и ничем серьезным нам не угрожал. Поэтому я посчитал нужным вступиться за огульно оклеветанного Джорджа.

- Это всё ваши инсинуации, - сказал я сдержанно. – Во-первых, если бы Джорджу было угодно прикончить меня, как вы выражаетесь, он бы выбрал способ попроще. Поверьте, капитан, у него для этого была масса возможностей. Во-вторых… Вот вы его фактически обвинили во вредительстве. Но как физически он мог это проделать? Ведь он всё время был у меня на глазах! Все эти дни!

- И ночи? – самым невинным тоном осведомился капитан.

Возразить на это мне было нечего, и я только вздохнул. В самом деле, откуда я знаю, чем занимается мой дворецкий по ночам? Спит, как положено честному человеку? Или, злодей этакий, крадется под покровом темноты в ходовой отсек, чтобы вывести из строя жизненно важный узел?

- Нет! – с силой сказал я. – Нет, я не верю! Это полная ерунда! Ваша больная фантазия! Как вы не понимаете? Он же и свою жизнь подвергает опасности! Чтобы мстить так изощренно, нужно быть маньяком. Психически больным человеком.

- Так он и есть маньяк, - буркнул А’Пойк. – Настоящий псих. Мы тут все на ушах стоим, а он – посмотрите – само спокойствие.

Это правда – Джордж и в самом деле был удивительно спокоен. Казалось, все эти обвинения его нисколько не трогают, словно речь идет о ком-то постороннем. Я почувствовал раздражение. Истукан! Болван каменный! Хоть бы слово в свою защиту сказал, хоть бы возмутился для порядку! Нет, сидит, пялится в стену… а я его защищай!

- Как бы то ни было, сэр Роджер, я считаю нужным посадить вашего дворецкого под арест, - заявил капитан. – Мне так будет спокойнее. И, сдается мне, как только он будет заперт в своей каюте, мы сможем быстро устранить неполадки. Готов биться об заклад на своё годовое жалованье, так и будет! Так что лучше не мешайте мне, я всё равно сделаю, как решил.

- А я помогу, - вставил А’Пойк и воинственно выпятил подбородок.

- Да это же бунт! – с удивлением воскликнул я.

- Нет, сэр, это самооборона. Или, если хотите, защита вашей драгоценной жизни. Что входит в мои прямые обязанности.

- В принципе, за такое увольняют, - задумчиво сказал я.

- Это пожалуйста, - согласился капитан. – Это как вам будет угодно. Только моя отставка ничего не изменит. Даже наоборот, вы мне руки развяжете. – Он вдруг оживился. – Между прочим, прекрасная идея, сэр! Прошу вас, увольте меня!

- И меня, - встрепенулся А’Пойк. – Надоела эта служба до чертиков. Хочется свободным человеком помереть.

Я растерялся, самым позорным образом. И беспомощно посмотрел на Джорджа – тот, как всегда, был сама невозмутимость.

- Я пойду под арест, если вы прикажете, сэр Роджер. Но только при одном условии – вы будете со мной рядом. Иначе я не смогу обеспечить вашу безопасность.

Капитан осклабился.

- Сдается мне, что твой дорогой хозяин будет в большей безопасности, если окажется как можно дальше от тебя… Хватит болтать! Встал! Быстро! Руки за голову!

В руке капитана вдруг оказался парализатор. Штатный, положенный ему по должности, маломощный… но если всадить все заряды в голову человека, то ему, этому человеку, не поздоровится. Инсульт, как минимум, и то если медики успеют вовремя.

Я понял, что сейчас произойдет. Я ужаснулся. Вот только убийства мне тут не хватало!

- Постойте, капитан, - торопливо заговорил я, пытаясь выбраться из глубокого кресла, но капитан меня не слушал.

- Ну? - сказал он, не отрывая взгляда от Джорджа.

Ласт медленно поднялся. А’Пойк вскочил. А Джордж… не знаю, как это описать, но он словно бы перелился из одного положения в другое. Во всяком случае, его движения я не уловил: вот только что мой дворецкий расслабленно сидел на стуле, а вот он уже стоит, всё такой же расслабленный, спокойный, но за этим обманчивым спокойствием скрывается готовность убивать.

- Лакей, - почти ласково сказал капитан. – Лакейская душонка. Как же ты меня достал! С каким удовольствием я всажу заряд в твою пустую башку! Только дай повод.

Я, наконец, выбрался из кресла, оттолкнул Джорджа (с таким же успехом можно было толкать скалу, но Джордж из вежливости сделал шаг в сторону) и встал между ним и парализатором.

- Подождите, Ласт, - быстро заговорил я. – Послушайте. Я хочу кое-что вам сказать… признаться кое в чем…

- Ну? – сказал капитан. Черный зрачок дула сместился вслед за Джорджем. – Только покороче, ради бога. Терпеть не могу пустую болтовню… А’Пойк, отойдите, я не хочу зацепить вас.

Я глубоко вздохнул. Я собрал в кулак всю свою волю. Я сделал шаг вперед и уперся лбом в парализатор.

- Это не Джордж, - сказал я, и голос у меня предательски дрогнул. – Это я.

- Что – вы? – с раздражением спросил капитан.

- Ну, вот это всё, - я широко развел руками. – Корабль, неполадки… и то, что мы сбились с курса… Это сделал я.

Капитан отступил на шаг, с безмерным удивлением глядя на меня.

- Вы сошли с ума? – осведомился он. – Перенервничали, да? Может, укольчик для успокоения?

- Это сделал я. Вы сядьте, капитан. Можете держать Джорджа на прицеле, но сядьте. И я вам всё объясню.

Нелегко мне было признаваться; нелегко и… стыдно, что ли? Да, пожалуй я испытывал стыд: за обман, за неудавшийся розыгрыш, за то, что водил за нос свою команду… И впервые подумал о том, что слово «скучно» вряд ли может послужить оправданием моих действий в глазах этих людей.

Да, в какой-то момент мне стало скучно. Я – старый, многое повидавший и многое переживший человек; моя биография, найдись подходящий писатель, читалась бы как захватывающий приключенческий роман. Но когда тебе за семьдесят, немощная плоть смиряет порывы всё еще молодой души. Моя жизнь стала пресной, как диетическая кашка, а мне хотелось мяса – парного, с кровью! Это не мой образ, я вычитал его у какого-то древнего писателя, но я с восторгом подписываюсь под каждым его словом! Увы! Хищник состарился, зрение потеряло остроту, клыки выкрошились, и всё, что ему осталось, это протертый фарш воспоминаний. А мне страстно хотелось вновь ощутить остроту жизни, насладиться каждым её мгновением! Вернуть молодость, хоть ненадолго.

Вы не подумайте, что я оправдываюсь – лорд Грант не унизится до оправданий даже перед лицом смерти! Я просто объясняю, как случилось, что я задумал, срежиссировал и поставил этот маленький спектакль под названием «Катастрофа на борту «Королевы мира». Разумеется, мне помогали: и профессиональные сценаристы, и целая команда инженеров, в задачу которых входило организовать на яхте череду неожиданных, неприятных, но абсолютно безопасных аварий, включая «поломку» гипердвигателя.

… Кстати, все было проделано хоть и в большом секрете, но совершенно легально, по договору с киноконцерном «Линза» (между прочим, эти акулы бизнеса навязали мне совершенно кабальные условия – я должен был написать книгу о нашем путешествии)…

Ещё раз кстати: сценарий, хоть и был тщательно продуман, всё же оставлял свободу маневра, огромное поле для импровизаций. Ну а как иначе, если «актеры» даже не подозревают, что играют назначенные им роли?

Когда всё было готово, мне оставалось лишь занять своё место в затемненной ложе и наслаждаться изысканным зрелищем: кипением страстей, проявлениями подлости и благородства… борьбой за жизнь, в конце концов! Невидимый устроитель, я время от времени направлял, подталкивал и корректировал действия своих «актеров» - незаметно, аккуратно, стараясь ничем не нарушить естественный ход событий. И мне это удалось! Во всяком случае, некоторые повороты сюжета были неожиданностью даже для меня. Например, поведение Боба. Оно меня удивило и, если честно, обеспокоило. Но поскольку Молли была в полной безопасности (небось, нежится сейчас на пляже роскошного отеля, поглощает фрукты тоннами!), я решил не заострять на этом внимания, списав всё на импровизацию талантливого актера, вжившегося в роль.

Я бы ни за что не прервал этот увлекательный спектакль, но сейчас речь шла о жизни человека! А убийство в мои планы не входило. Вот и пришлось раскрыть карты.

- Вот как? – недобро усмехаясь, проговорил капитан, когда я закончил свою исповедь. Глаза его сузились, каждая черточка лица дышала презрением. – Вы, значит, развлекались. А мы-то, дураки… Будь вы помоложе, я бы набил вам морду. Но об такого старого сморчка не хочется пачкать руки… Вы что-то там говорили об увольнении? Нет, сэр Роджер, вы меня не уволите! Я сам подаю в отставку!

С этими словами Ласт сорвал с себя погоны и бросил их на пол. Следом за капитанскими на пол полетели погоны помощника.

- Сволочь, - с отвращением сказал А’Пойк и сплюнул.

Я только вздохнул. По-своему, они были правы, эти честные прямодушные трудяги Космоса. И имели полное право презирать скучающего толстосума, возомнившего о себе невесть что. Но в глубине души я был доволен: ведь шоу, что ни говорите, продолжалось! Что с того, что актерам стал известен замысел режиссера? Их роли это никак не отменяет!

Так даже интереснее, подумал я.

- Полагаю, наш рейс подошел к концу, - холодно сказал Ласт. – Уверен, вы предусмотрели и такой вариант. Так что приводите корабль в порядок – мы летим домой.

Я вздохнул и вынул из-за пазухи ключ-карту на цепочке.

- Пойдемте.

В полном молчании мы проследовали в рубку. Там я вставил ключ в щель приёмника, дождался, когда на дисплее появится командная строка и ввел свой личный код. Этот код отменял все предыдущие изменения и передавал управление на пульт. Заработает гиперсвязь, навигатор определит наши координаты, и случится это через три секунды… две… одну…

- Не понял! – громко сказал я.

Я вынул ключ, вставил его снова и повторно набрал код. Ничего не произошло, и я похолодел. Вот к такому я точно не был готов! Черт возьми, неужели эти идиоты инженеры перестарались, и мой корабль по-настоящему выведен из строя?! Нет, этого просто не может быть!

- Что, старик, не получается? – ласково спросил капитан… то есть, уже не капитан, а цивильное лицо мистер Ласт. – А ты постарайся, старикашечка! Ты ведь постараешься, правда?

В бок мне уперлось дуло парализатора. Я не успел даже испугаться, как Ласт с воплем отлетел в сторону, а парализатор оказался в руках моего дворецкого.

- Сволочь! – орал Ласт, корчась на полу. – Гад! Ты мне руку сломал!

Бледный А’Пойк вжимался в стену, с ужасом глядя на Джорджа.

- Я лишь выполнял свой долг, - невозмутимо сказал Джордж. – Так же хочу заметить, мистер Ласт, что рука у вас не сломана, а всего лишь выбиты пальцы. Если сэр Роджер не против, я могу вправить их – оказание первой медицинской помощи входит в мои обязанности.

- Иди к черту, - прохрипел Ласт. Он кое-как поднялся и теперь держал поврежденную руку перед собой: кисть распухала на глазах, и из неё, как из резиновой перчатки, во все стороны торчали пальцы. – Я лучше сдохну.

- Лучше обратитесь в медпункт, - посоветовал Джордж, и это неожиданное проявление юмора у моего бесстрастного дворецкого так поразило меня, что я на секунду забыл обо всех наших бедах.

Грязно ругаясь, Ласт покинул рубку. А’Пойк двинулся было следом, но не пороге обернулся и внимательно посмотрел на меня. Взгляды наши встретились.

- Клянусь! – с жаром воскликнул я, прижимая руки к груди. – Клянусь всем святым – я тут ни при чем! Я понятия не имею, почему мой код не прошел! Прошу вас, верьте мне!

Наверное, что-то такое было в моем лице, потому что А’Пойк, чуть помедлив, кивнул.

- Я вам верю, сэр Роджер. Но тогда всё ещё хуже, чем мы думаем.