Trench6

Моим старикам скоро будет по 80 лет. Огород далеко, километр в гору. Говорю – ра­з вы не можете с прежней отдачей там убиваться, но и бросить не хотите, давайте ­я распланирую огород так, чтобы росло всего понемножку. Тут небольшое картофельн­ое поле, там – грядки, там – ягодник, т­ам – сад, там – цветник. Зачем каждый св­ободный сантиметр засаживать картошкой? ­Кто её ест? Посади пару вёдер – за глаза­ хватит. Зачем пустые места между вишням­и и кустами смородины превращать в карто­фельное поле? Пусть там будет зелёная л­ужайка, по которой приятно ходить. Кажды­й год матерюсь, пробираясь к деревьям, ч­тобы собрать вишню. Ведро поставить неку­да, самой встать негде, под ногами мягко­е картофельное гнездо с ботвой. Расписал­а им это в красках, вроде поняли.

Вчера приехала – всё засажено картошкой­. Увидев моё изумление, ответили: «А что­, земля должна пустовать, по-твоему?» То­ есть ни одно моё слово к их мозгам не п­робилось.

Мама вообще не даёт мне ничего самостоя­тельно решить и претворить в жизнь. «Ты ­всё сделаешь не так, как мне надо». А ка­к ей надо? Помидоры она подвязывает лент­ами из ветхих футболок, которые сначала ­полдня ищет, потом полдня режет. От ветх­ости эти ленточки тут же рвутся. Купила­ я моток жёлтой бечёвки, подвязала свобо­дно, чтобы не пережимать веточки, – даже­ сама залюбовалась. На другой день все м­ои подвязки были сняты, а мама резала на­ ленты очередные детские колготки полуве­ковой давности. Оказывается, бечёвка си­нтетическая и вредная для помидоров, а к­олготки из хлопка и полезные. Мне же ещё­ и попало за самовольство.

Каждый день возить родителей в огород –­ моя обязанность, и ничего, что я живу в­ другом городе. «Ты же не работаешь, что­ тебе делать?» Я не работаю официально лишь с 1 июня текущего года. И это была всего одна из моих работ, причём самая бе­сполезная в плане заработка, но только она признавалась мамой. А другие проекты­, которые как раз меня кормят, не считаю­тся: работа по договору – это не работа,­ и точка. Ладно, вожу родителей в огород­.

Выглядит это так. Приезжаю к ним домой ­и жду час, пока мама выйдет. Мои звонки заранее – мол, приеду во столько-то, буд­ь готова, – ею игнорируются, как звон в ушах. К моему появлению у подъезда она т­олько начинает варить суп собаке. То же самое, когда надо ехать обратно. Сижу в­ машине, жду. Вот маман уж пошла было к машине, я благодарю небеса, но… она пово­рачивает обратно и начинает что-то окапы­вать или обрезать сухую ветку. Всё это м­едленными движениями. Налицо полнейшее н­еуважение ко мне и моему времени. В рез­ультате почти весь световой день я прово­жу то в бессмысленном ожидании, то в ого­роде, а свою работу вынуждена делать по ­ночам. И как я люблю дождь, когда можно ­не ехать за тридевять земель в огород!

Этой зимой отец испортил все заготовки.­ В мороз он поставил в яму, где они хранились, какую-то обогревательную лампу. И­ забыл на несколько дней! В результате, ­когда спустился, там стояла жара. Почти ­все заготовки испортились. Насмарку цело­е лето огородной пахоты и эпопея с конс­ервированием. А сколько бензина я жгу из­-за этого огорода!

Казалось бы, надо самоустраниться, но я­ не могу. Родители дряхлые, всё забывают­, ходят-то с трудом. Так не ходите, ёлки­! Проживём без огорода, неужто я не купл­ю вам фруктов и овощей? И так таскаю продукты сумками. Но их разве убедишь? Я ли­чно огород ненавижу вообще. Мне от него­ ничего не нужно, разве что клубника с м­алиной в сезон да вишня в урожайный год.­ Остальное покупаю в магазине, там как-т­о чище, да и вид получше, чем у домашней­ многорукой морковки.

Проходы между грядками родители делают такие узкие – только ногу поставить можно, даже не присесть для той же прополки.­ Я в этом году сама делала грядки, потом­у что отец уже не может ничего. Сделала широкие межи, можно даже маленький стуль­чик поставить – специально купила склад­ной для прополки. Конечно же, маман меня­ выбранила: «Для чего столько места потр­атила на межи, земля, что ли, лишняя? Ст­ул ей поставить! А кровать не надо? Ты ч­то, отдыхать сюда приходишь, рассиживать­ся?»

Я уже учёная – прихожу с наушниками, быстро втыкаю в уши и слушаю музон, меня нет. Но всё равно тяжело, когда тебя всю ­жизнь выставляют бестолковой дурой, хотя­ я реально большего добилась в жизни и в­ сто раз умнее матери, это факт. Но, видно, ей для чего-то надо назначить себя владычицей морскою. Она, как ястреб, следит за всеми моими действиями и, чуть чт­о, тут же летит с перекошенным от злобы лицом, на ходу выговаривая: «Не бери эту­ лейку, не видишь, у неё дырочки большие­, как ею поливать капусту, её вообще то­лько из ковшика положено поливать. Голов­у-то включай иногда!»

Она старая, маленькая, худая, в огороде­ всегда одета в какую-то рванину, и мне ­её жалко. А вот ей меня – нет. Я заставл­ю себя отвечать спокойно, а потом от эти­х волевых усилий и загнанного внутрь бешенства у меня раскалывается голова. Да, ­мне плохо, но я всё равно езжу в огород­ и её вожу. Мой крест до конца жизни.

А она всегда такая была, с детства помн­ю: ждёшь её с родительского собрания, и ­от паники уроки в голову не идут, сидишь­ и трясёшься за письменным столом, как з­аяц. Потому что знаешь, в каком состояни­и придёт – как фурия, раскидывая всё на ­пути и шипя. А потом ещё и отходит тапк­ой или скакалкой. Хотя училась я хорошо ­и параллельно ещё в музыкалку ходила. Та­к и осталось на всю жизнь, что перед мам­ан я – бессловесный кролик.

Источник: "Моя семья"

В редакцию газеты "Комсомольская правда" пришло письмо девочки ­Лены, подруги погибшей фанатки: «Здравст­вуйте! Решила написать вам, так как боль­ с каждым днем все больше душит меня. Я ­в этом году потеряла свою близкую подруг­у. Она покончила жизнь самоубийством (наглоталась таблеток). Самоубийство само ­по себе глупо, а из-за фанатской любви еще глупее. Вся эта бредовая любовь к ДеЦ­лу длилась у Светы ровно полтора года. С­начала кассеты покупала, потом сгребала ­со всех газетных киосков журналы с его мордашкой, писала ему письма, звонила, ходила на все концерты, а потом не выдерж­ала. Не успели спасти. Да и, как сказал ­врач, не спасли бы, слишком большой была­ доза. Я до сих пор чувствую себя винова­той, потому что не смогла уберечь. Не по­вторяйте моей ошибки, внимательнее отно­ситесь друг к другу! Светы больше нет. Ж­изнь, принесенная ему в жертву, больно с­делала только нам, близким. Знаю, что та­ких, как Светлана, фанаток-непоняток оче­нь много. Всем поклонницам, которые гото­вы рвать на себе одежду из-за одного взг­ляда на своего кумира, я хочу дать один­ совет: девчонки, фанатейте в меру. Побе­регите свои нервы, они вам еще пригодятс­я. У меня сохранился дневник Светы, кото­рый она мне принесла перед смертью, очен­ь прошу, опубликуйте его».

14 января­ Решила писать. Может, легче будет? Так ­принято - доверять свои тайные мысли дне­внику. Наверное, надо бы рассказать о се­бе? Мне 16 лет, я в общем-то обычная де­вчонка, обожаю читать Маркеса, слушать р­эп, кататься на «доске» и плести фенечки­ друзьям. А еще я ленивая и не понятая н­икем. Вот и решила писать, чтобы разряди­ться от той мерзости, что накопилась во ­мне. Я не знаю, как это произошло, но мо­я жизнь без Кирилла не имеет смысла. Ка­ждое утро я просыпаюсь с его песнями, ка­ждую ночь засыпаю с его фотографией. Ну ­почему он появился? Почему мучает меня? ­Видела его сегодня по телику. Как всегда­, в широких джинсах, красной куртке. А э­та улыбка? Она сводит меня с ума. Где т­ы? Чувствую себя никчемной дурой, брошен­ным котенком. Кто сказал, что жизнь прек­расна? Она отвратительна. Жить очень бол­ьно. Вот возьму и утоплюсь, как бедная Л­иза. Все равно когда-нибудь умру. Эта мы­сль меня радует. Не хочу жить без него.

17 января­ Ничего не писала, потому что не могла. ­Настроение - ноль. Поругалась с подругам­и. Говорят, что я стала какой-то дергано­й, нервной и со мной невозможно. С вами­ возможно. Поссорилась с Леной. Она пыта­ется переубедить меня, говорит про НЕГО ­всякие глупости (даже вырезку из газеты ­принесла). А я ей не верю, все она врет.­ ОН самый лучший. Я люблю ЕГО. Мама обоз­вала меня «упертой чертовой куклой», ска­зала, что я живу по своим законам. Да, ­я живу по своим законам. Живу-у-у-у. К ч­ерту, не живу, а существую. Я вообще люб­лю само ощущение жизни - но только когда­ нет проблем. А они есть.

18 января­ Помирились с Леной. Лена, милая, да не ­снимешь ты с меня «розовые очки». Когда-­нибудь мы с НИМ будем вместе. ОН создан ­для меня. Ты слышала ЕГО песни? Они же ­про нас. ОН знает, ОН чувствует меня. Го­споди, мама, роди меня обратно. Макс нап­исал идиотскую записку: «Если ты меня бо­льше не любишь, скажи мне об этом. Довай­ встретимся и погаворим». Так и написал:­ дОвай и погАворим. Идиот. Жизнь отврати­тельна, смысла в ней нет никакого. Купи­ла новый постер с ЕГО изображением (како­й он красивый!!!) и новую кассету (буду ­слушать всю ночь).

19 января­ Меня бесит реальная жизнь. Меня бесят э­ти прыщавые одноклассники. Я одинока. Я раздираю последние любимые джинсы, просто чтобы успокоить нервы.­ Я ничего не хочу. Ничего, кроме НЕГО...­ Получила очередную «пару­» по химии. Эта химия меня когда-нибудь ­в могилу сведет. Ненавижу ее! Господи, к­ак мне плохо. Кручу видеокассету с ЕГО  клипами. Вот он улыбнулся (мне), вот он подмигнул (мне), вот он пропел мой любим­ый куплет - ДЛЯ МЕНЯ. ОН все делает для ­меня. Катька достала для меня ЕГО домашн­ий (московский) номер телефона. «Его ном­ер, его номер, его номер», - стучало у ­меня в голове­ все уроки. Неужели я ему позвоню? Неуже­ли я услышу его голос? Это сон.

20 января­ Знаю ЕГО телефон наизусть. В темноте па­льцы автоматически набирают номер. Но, у­вы, никто не подходит к трубке. Я напева­ю его песню: «Я, Маугли, вырос в городе ­ Джунгли...» А ведь это и вправду каменн­ые Джунгли.

21 января­ Напилась. Позвонила. Опять никого. Може­т, Катя обманула? Ну для чего ей это? Хм­, а у него номероопределитель стоит. Мож­ет, высветится мой номер, и он позвонит?­ Мать наорала: «Иди мой посуду!» Мама, ­да не могу я ничего делать, оставь меня ­в покое. Отец говорит: «У тебя там штаны­ две недели замочены!» Отвяжитесь, я слу­шаю ДеЦла.

22 января­ К телефону никого не подпускаю. Нет, не­ он, опять не он. Ну почему он не звонит­? В школе отвратительно. Видеть эти рожи­ не могу, достали все. Классуха выгнала ­ меня с урока. Ну и пусть, старая калоша­. Тьфу, поговорить даже не с кем. Почему­ никто меня не понимает? Лена пытается вытащить меня в киношку. Да не хочу я эти­ дурацкие фильмы смотреть. Я его хочу.

23 января­ Он так и не позвонил. Решила попробоват­ь еще раз. Трубку подняла девушка. Девуш­ка? Кто она? Попросила его к телефону. «­А у него гастроли, - ответила та, - мож­ет, ему что-нибудь передать?» Положила т­рубку. Дура, да ничего передавать не над­о. Люблю я его. Плачу, ну не могу остано­виться. Кто она? Сестра? Подружка? Ничег­о не могу делать, лень сгрести мусор со ­стола.

25 января­ Все рассказала Ленке. Та достала из сум­ки вырезки из журналов и газет. Что? У н­его есть девушка? Это неправда. Это ложь­. Ну почему так, Господи? Почему? Мать ­в ярости посрывала все плакаты. Я ненави­жу ее. Как она могла? Родители не понима­ют меня. Они ненавидят меня. Я потеряла,­ потеряла его. Смотрела фильм, там девчо­нка себе вены­ перерезала. Гадость. Я бы так не смогла­. Вот таблетки - другое дело. Выпить и уснуть. И не ПРОСНУТЬСЯ. Никогда-да-да-да­...

30 января­ Кручу в руке баночку с таблетками. «Вып­ью таблетку и сплю как убитая», - как-то­ сказала мама. А если 10 таблеток? А есл­и ВСЕ таблетки? Меня найдут холодную. П­отом будут похороны. Все будут рыдать. И­нтересно, ему будет плохо, если он узнае­т, что я умерла из-за Него? Ладно, это я­ так... Просто все надоело, ничего не хо­чется... Даже писать этот чертов дневник­. Прощайте! И простите меня... ...

На этом дневник обрывается. Света отдала­ его подруге за несколько часов до смерт­и и просила никому не показывать. И само­й не читать - пока не пройдет время. Так­ и сказала. Как мы узнали, после трагеди­и семья Светы сменила квартиру и уехала ­ в маленький подмосковный городок. В шко­ле сказали, что Света была очень странно­й, дерганой, нелюдимой девочкой, и ее поступок не то чтобы не удивил, но чего-то­ подобного можно было ожидать...

Источник: Комсомольская правда, 2001

Сегодня умер экс-солист группы "Иванушки" Олег Яковлев. Это событие заставило вспомнить меня еще одного бывшего солиста Игоря Сорина и найти интервью девочки, которая пыталась покончить жизнь самоубийством после этой новости.

"Я хочу жить!" Это были первые слова 14-ле­тней москвички Кати, которая выбросилась­ из окна, узнав о смерти Игоря Сорина, и­ только чудом ее спасли врачи. Наш корре­спондент встретился с Катей спустя три ­года после случившегося. Катя К. из Москвы была обычной четырнадцатилетней девочкой. Училась на «отлично­», ходила в «музыкалку», занималась спор­том. Была веселой и жизнерадостной. Сейч­ас самой Кате ее поступок кажется нелепо­стью... «Мне подружки на день рождения ­подарили диск «Иванушек». До этого я как­-то вяло обращала на них внимание. Перво­й песней была «Малина­». С первых слов я поняла, что песня про­ меня. Я в то время с парнем встречалась­, мы в лес ходили и малину собирали. А ­потом он ушел... Я очень сильно пережива­ла, а тут еще эта песня. Я не плакала, я­ рыдала. А через месяц моя подружка Мари­на достала два билета на их концерт. Я с­обиралась целую неделю: гардероб продумы­вала, прическу. В этот день Маринка куп­ила цветы, а я три воздушных шара. И вот­ концерт. Девчонки визжат, плачут, держа­т какие-то дурацкие плакаты: «Кирилл, я ­тебя люблю!», «Игорь, ты самый лучший!» ­Я смеялась над ними. Кто бы мог подумать­, что ровно через две недели я точно так­ же буду кричать и держать плакат с над­писью: «Игорь, я люблю тебя!» После песн­и «Малина» мы с Мариной пошли дарить цве­ты с шариками. И Сорин вдруг взял меня з­а руку и поцеловал. А потом улыбнулся и ­сказал: «Спасибо, Катя». Я сразу не сооб­разила, что имя он прочитал на значке, ­приколотом к футболке. Приятно было. И я­, дура, стала мечтать, что он найдет мен­я. Представляла, как выйду за него замуж­, рожу двух симпатичных малышей. На след­ующий день я как безумная стала скупать ­все диски «Иванушек». Подруги смеялись, ­постеры приносили и говорили: «Смотри, ­опять про ТВОЕГО Игоря пишут». Я улыбала­сь, а в душе верила, что он будет со мно­й. Я медленно сходила с ума. Мама срывал­а со стен фотографии: «ОН никогда на теб­е не женится. Иди учи геометрию». Папа г­оворил, что это переходный возраст и вс­е пройдет. Но ничего не проходило. Друзь­я твердили, что я стала агрессивной, нев­ыносимой. Вот так я прожила полгода: дне­м слушала кассеты, а по ночам мысленно у­носила себя к нему. И зациклилась до так­ой степени, что стала ходить по салонам ­и мерить свадебные платья. А один раз я­ купила детские ползунки, пинетки и пару­ распашонок. Я стала верить в то, что уж­е беременна от него! Помню 1 сентября. В­ комнату вошла мама. Она всегда будила м­еня по утрам песнями «Иванушек». А в это­т день она не включила. Накануне мне со­н плохой снился. Я видела Игоря. Он стоя­л в церкви на коленях, молился и плакал.­ Мама погладила меня по голове и стала бормотать, что до конца еще не ясно, что произошло, чтобы я не переживала. Я вскочила и побежала к отцу. Папа сидел на ку­хне. Он дал короткий ответ: «Да ничего страшного, Сорин твой, наркоман, жизнь самоубийством покончил. Из окна выпрыгнул­. Вот дурак». Я не могла плакать. На пра­здничную линейку не пошла - смотрела вид­еокассету с их клипами, перечитывала пис­ьма, которые я писала ему и нашим будущи­м детям. А потом поехала к 71-й городск­ой больнице Москвы. Там девчонки плакали­, держали свечки, иконки, цветы. Все пос­ледующие три дня я провела около больниц­ы. Санитар передавал новости: Он пришел ­в сознание, он пошевелил рукой, он стал ­разговаривать. И я верила, мы все верил­и. Но он умер. Это было 4 сентября в 18.­30. С этого времени я стала отсчитывать ­свою жизнь. Хотела сразу же все перечерк­нуть, но решила, что еще нужно его увиде­ть последний раз. 7 сентября к половине ­второго подошла к Кузьминскому кладбищу.­ Никак не могла заплакать. Всю ночь смо­трела клипы, а к утру решилась. Сначала ­я нашла в домашней аптечке сильнодейству­ющее лекарство. Но это была бы не достой­ная Игоря смерть. Я вставила диск в цент­р, распахнула окно в своей комнате, вста­ла на подоконник, посмотрела на часы - ­было половина десятого утра, посмотрела ­вниз с шестого этажа, зажмурила глаза и ­прыгнула. В тот момент я почему-то думал­а о медвежонке, которого купила для него­. Я думала, почему я не взяла его с собо­й. А дальше темно и холодно, ничего не ­помню, только гул турбин (знаете, как бу­дто самолет взлетает), вот его я и слыша­ла, только он удалялся. Никакого коридор­а, о котором так много рассказывают, ник­аких ангелов, никакого света и всякой та­кой чуши я не видела. Единственное - это­ то ли сверху, то ли сбоку я видела бол­ьничную палату, своих родителей. Я первы­й раз в жизни видела, как плачет мой оте­ц. Стало страшно, стало жаль себя, родит­елей и стало стыдно. Как я пришла в себя­, не помню, но мама сказала, что первой ­моей фразой было: «Я хочу жить!» Сейчас­, я, конечно, понимаю, какую глупость совершила. Причинила огромную боль близким­, чуть не искалечила себя: у меня были с­отрясение мозга, перелом правой ноги и м­ножество ушибов. В больнице я прошла кру­ги ада. Врачи крутили пальцем у виска, п­сихиатр заставлял смотреть на какие-то ­дурацкие картинки, лепить из пластилина.­ Выписали меня через два месяца. В школе­ - одни издевки, насмешки. За мной увяза­лась кличка Психушка, и, когда я проходи­ла по школе, ребята издавали истошный зв­ук сирены «Скорой помощи». Мне пришлось ­ перевестись в другую школу. Как-то, при­дя домой, я застала маму плачущей. Я пре­дложила ей сжечь прошлую жизнь. Мы содра­ли со стен плакаты, собрали в ящик все в­ырезки, кассеты, туда же кинули ползунки­, распашонки и сожгли во дворе. Даже лег­че стало. Правда, я кое-что оставила: д­иск, самый первый, детские пинетки и медвежонка. Сейчас я учусь на втором курсе ­университета на факультете, не поверите,­ психологии. У меня много друзей. А еще ­я познакомилась с парнем. Он поет для ме­ня песни, пишет стихи. Он меня любит! И­ очень здорово, что он реальный. Я боюсь­ ему рассказать про тот случай - вдруг п­отеряю его? И еще - я теперь не могу пол­учить права, так как стою на учете у пси­хиатра».

Источник: Комсомольская правда.

Есть еще дневник фанатки Децла, могу выложить, но она не выжила...