Grossularia

Если бы Бай Сяо с самого начала знал, что последует за такой просьбой, он бы ни за что не согласился.

«Только вам это под силу, судья Бай».

Слать надо этих призраков к их призрачному начальству. Бай Сяо поправил рукав платья и вновь облокотился на перила. Белая ткань в темноте сияла, почти светилась. Фонарей в этом районе зажигали мало. Похоже, многие на ночь специально гасили, чтобы зажечь на следующий день ненадолго в сумерки. Это в цветочных кварталах ночью и днем светло одинаково.

Он поежился от холода. Женское платье оказалось очень тонким. Ему не дали даже плащ. Старик-судья только попросил потерпеть, постоять вот так недолго. Над каналом ночью особенно холодно. Ветер сквозь перила моста пытался раздувать юбки, а под мостом изредка стукались друг о друга лодки, как будто воду под ними кто-то баламутил.

Бай Сяо не первый стоял ночью на мосту. Когда это делали призраки, никто не появлялся, а в тот день, когда этот ночной «караул» сняли, о справедливости попросила еще одна.

Он выдохнул сквозь плотно сжатые губы, почти просвистел. Сколько он уже служит? А ведь десять лет точно будет. И каждый год видел трупов больше иных гробовщиков. Мертвые казались понятней живых, молчали, даже пахли привычно, хоть и неприятно. Но впервые они просили у него справедливости, моля, падая на колени, заливая не прекращающей течь кровью пол. Один из призрачных слуг смотрел на это широко раскрытыми глазами, а ведь ему такое должно быть привычней. Хотя как к такому привыкнуть?

От канала ветер доносил запах сырости. Вокруг никого не было. Точнее, он не чувствовал, что хоть кто-то рядом был. Старик обещал, что все будет в порядке. Хотелось бы ему поверить, но с каждым мгновением получалось это все хуже и хуже. А ведь еще может пройти отряд стражи. Интересно, кто сегодня в патруле в этом квартале. Может, знакомое лицо?

За спиной послышались тихие шаги. Бай Сяо сглотнул и выпрямился. Потянуло серой и кровью. Он хотел обернуться, но тело даже не двинулось. На осеннем ветру он продрог, но в один миг стало еще холодней. Сердце бешено застучало. Над ухом прошептали:

— Госпожа гуляет одна в такое время. Может ли этот ничтожный господин ей помочь?

Бай Сяо хотел повернуться, но его плечо сжали когти, прошили тонкую ткань и болезненно впились. Там, где потекла кровь, ненадолго стало теплей, но потом ткань прилипла к коже. Вокруг будто стало еще темней. Краем глаза Бай Сяо заметил ползущий по платью черный дымок.

Дымок связал тело. Бай Сяо попытался дернуть рукой, но не мог: послушными остались лишь кончики пальцев. Тьма прикрыла глаза.

Бай Сяо показался себе хрупким. Он долго брел, не разбирая направления, подчиняясь чужой воле. Сердце сжималось. Если удар ножом будет точным…

Он запнулся обо что-то высокое и упал. Порог?

От камней воняло гнилью и старой кровью.

Уже было пора, но никто не появлялся. Тишина оглушала. Бай Сяо не слышал ничьих шагов. Над ухом тихо произнесли:

— Откройте глаза.

— Мне начало казаться, что вы меня потеряли.

— Вас невозможно потерять, судья Бай, — старик улыбнулся.

Бай Сяо принял протянутую руку и покачал головой. Пока призраки сновали по всем комнатам дома, обыскивая их, он сел на плиты у ворот, прислонился к стене и задремал. Сквозь неплотно сомкнутые веки призраки казались светлячками.

Ночь, казавшаяся бесконечной, закончилась. Бай Сяо очнулся в собственном кабинете за столом, как будто ничего и не произошло. Даже стопки докладов и гора свитков лежали сложенными так, как их оставил один из младших помощников.

Он попытался протереть глаза. Петух где-то на заднем дворе надрывался, отгоняя нечистых. Двери на галерею все так же остались распахнуты. Солнце понемногу окрашивало небо в светлую лазурь, убирая черно-красный, принадлежащий ночи.

Пока Бай Сяо только разглядывал обложку одного из докладов, не пытаясь встать. Точно ли все было сном? Такое дело, возможно, ему бы не поручили. По существу могут и другие разобраться. Но слухи бы мимо него не прошли.

Три женщины исчезли ночью на одном мосту. Их никто не видел. О пропаже никто не заявил. Где же там они жили?

В кабинет без стука вошла Чэнь Юэ, неся нагретый чайник. Из носика все еще шел пар.

— Судья Бай, сколько дней вы не появлялись дома? Не меньше семи? — Она приоткрыла рот и двинула языком, по-змеиному пробуя воздух.

— Больше.

Бай Сяо попытался незаметно принюхаться к одежде. Нет, все еще ничем странным не пахло, а вот от Чэнь Юэ доносился аромат свежих паровых булочек. Пока он поднимался, пытаясь размяться, она налила чай и начала растирать тушь.

— Нужно послать людей кое-что проверить, — произнес Бай Сяо, закрывая двери на галерею. Слуги там уже начали подметать появившийся за ночь ковер из листьев. Один нес ведро и тряпки.

Чэнь Юэ, записывая адреса, замерла на мгновение.

— Я знаю, кто там живет. Ее три дня не видели. Думали, к семье уехала.

На просьбу Бай Сяо рассказать подробнее Чэнь Юэ описала одну из просительниц. Может, это все было совпадением. Хотелось верить, что это совпадение. Что он случайно услышал пару разговоров, а женщину видел мельком на одной из улиц.

После часы в ожидании вестей шли особо тягуче.

Но он узнал, что это был не сон. Нашли четыре тела. И только одно из них — мужское.

Радоваться мести и наказанию преступника было странно.

Пока в голове крутилось только: «Недоработал. Не успел. Несправедливо».

Часть первая

Бай Сяо закрыл двери кабинета за последним уже зевающим служащим. Там, за стенами, вечерело. Он распахнул двери на галерею второго этажа и бросил взгляд на приближающийся закат. Красный, но ни капли не кровавый. Еще не убранные нерасторопными слугами колокольчики тихо позвякивали, призывая прохладу. От звука касаний стекла о стекло становилось холодно, и почему-то хотелось дрожать, как от ужаса.

Угли в жаровенке, на которой днем грели чай, почти остыли, и теперь внутри чайника плескалась едва теплая вода, чуть подкрашенная дешевыми травами. Жалкая насмешка над настоящим чаем. Опять на их отдел почти ничего не закупили и каждую чаинку приходилось растягивать едва ли не на луну.

Он сел за стол. Бумаг только за этот день скопилось столько, что разбирать их было страшно. Как начать, если не знаешь, сможешь ли вообще закончить? А завтра прибавится еще, и послезавтра бумаги будет не меньше, и тихо убрать ее не получится: невежливо класть отчеты и доклады значимых сановников в местный нужник. Но если задуматься…

Он сдвинул стопки докладов и опустил голову на стол. Подложил под нее руки. Вот она, самая мягкая в мире подушка. Веки уже с большим трудом открывались, моргать не получалось. Колокольчики все продолжали лязгать, заставляя блуждать на грани сна и яви.

Порыв ветра ударил двери на галерею. Бай Сяо вскинул голову. От дикого воздуха бумаги полетели в голову. Пришлось отбиваться от высоких докладов. Он краем глаза заметил там, в распахнутых дверях, силуэт, а на доски пола легла тень, похожая на старца, держащего в руках нефритовую табличку чиновника при дворе. Скрипучий голос произнес:

— Молодой господин. Кхм, судья Бай, не изволите ли помочь этому ничтожному старцу…

Голос умолк, будто не знал как лучше продолжить. И кому Бай Сяо вообще нужен?

То ли потемнело сегодня быстро, то ли Бай Сяо все же долго спал. В кабинете стало совсем темно. Вот хоть глаз выколи, а все одно. Не поможет, и разницы не будет. С улицы уже светила луна. Или то был фонарь, который хотели на днях подвесить на угол крыши соседнего здания, где хотели устроить новый архив. Тень в широкой, почти белой полосе света казалась нарисованной свежими чернилами, или они были столь хороши, что дали особый черный оттенок, яркий, драгоценный для ценителей искусства кисти. И чернила еще не высохли, меняя форму от любого ветерка.

Тень двигалась. Старик размахивал руками, переминался с ноги на ногу, то пытался шагнуть вперед, то отступал и делал все это так быстро, что Бай Сяо надоело. Он закатил глаза, поднялся из-за стола и подошел к дверям. Посреди них стоял и правда седой старец. В руках он держал нефритовую табличку, на которой уставным подчерком вырезали слова предыдущего императора о благоденствии. Ноги старика растворялись в тумане. И он не пах, как бы Бай Сяо не пытался принюхаться. Нос его так подвел впервые.

— Так чем я должен вам помочь?

За несколько лет в столице, которые казались едва ли не половиной жизни, он видел вещи и пострашнее, и поинтересней. Призрак недовольно прикусил губу, отвечая на вежливый поклон Бай Сяо и приглашение сесть на одну из подушек у стола. Нормальных стульев для сидения на полу Бай Сяо не видел уже давно. Когда-то их даже присылали, но все осело у начальства. Хотя та пара добротных стульев точно не удовлетворила бы всех чиновников Ревизионной Палаты.

Старец сел, с недовольным видом поправил одежду и огладил бороду. Он светился мягким зеленым светом, поэтому Бай Сяо видел каждый его жест, но все остальное так и оставалось сокрыто в осеннем сумраке. Он раздул чудом не затухшие угольки и подпалил от одного из них лучинку, а от нее уже зажег масляную лампу. Опасно держать ее рядом с бумагами, но иного пути у него пока не нашлось. Да и вечерами он обычно здесь не оставался, так что хорошо, что масло не высохло.

— Я местный судья. Ведаю делами духов в столичной управе.

Бай Сяо закивал. Когда-то он слышал, что у духов все точно так же устроено и их судами пользуется вся нечистая сила. Вот тех же лисов взять. В людские управы ходят редко, все меж собой решают.

— А пришли зачем, господин судья? — Бай Сяо смахнул оставшиеся доклады со стола и подпер голову рукой, приготовившись слушать. Все казалось сном. О правилах приличий хотелось хоть на один вечер забыть.

— Мне вас иначе описывали.

— Я, по их словам, должен быть белым и пушистым?

— Мне говорили, вы можете разрешить любое дело.

— Неужели у всех умов прошлого не хватает сил?

— Сами увидите, судья Бай.

Закатывать глаза Бай Сяо все же не стал, решил хоть на мгновение вспомнить о приличиях. Он смотрел на этого духа и размышлял, а не вытолкнуть ли его из кабинета. Но он же бесплотный. Врывается, горы бумаг самовольно рушит, а потом их перебирать заново. В последний раз с такой неясной просьбой пришлось неделю провести в седле, хотя дело решилось за малый час. А до того ему едва не отрубили голову. А еще до того… Подобные дела приходили слишком часто, но и отказываться от них Бай Сяо не собирался.

— А что взамен?

Судья же замялся, явно не зная, что ответить. Через некоторое время он сказал:

— У нас только одна пилюля. Она не лечебная, но…

— Все равно вашу киноварь пить не собирался.

— В ней нет киновари. Она для полетов. Так, невысоко, недалеко.

Старый судья съежился, пока об этом говорил. Пришел, считай, ни с чем и унижается, пытаясь уговорить Бай Сяо помочь.

Он напомнил Бай Сяо одного из тех честных чиновников, которые до последнего радеют за дело и лично стараются всем помогать. Бай Сяо всегда пытался таким быть, но пока что ему чаще почетно скидывали всю грязную работу. А людям помогать, когда время останется. Вот только его все чаще не остается.

Бай Сяо поднялся, оправил платье, снова запачканное тушью и подранное. Пятое с начала года, которое нужно было чинить. Прошлые четыре изорвались в клочья.

Под нижней полкой шкафа лежал уже собранный походный мешок с пустыми бумажными свитками и походной чернильницей. Хотелось есть, и холод все еще никуда не ушел, но Бай Сяо подхватил мешок и закинул его на плечо. Обычно его нес один из помощников. Они же и вели записи, но сейчас их точно звать не стоило.

— Пойдемте.

— Разрешите дотронуться до вашей ладони, — старик, поднявшись, повеселел.

Как только ледяные пальцы призрака коснулись руки, сознание Бай Сяо покинуло. То же недавнее блуждание между сном и явью. Он несся сквозь пространство. Под ногами пролетали миры, а на небе появлялись и исчезали сотни тысяч неизвестных созвездий.

Он очнулся в кресле. Старик сидел от него по правую руку. Какая-то дева все пыталась выспросить, в порядке ли он, но Бай Сяо только отмахивался и пытался тереть виски.

Забили в барабан, взывая к справедливости.

— Ведите просителей.

Пора было начинать.

***

И так удачно получилось нарисовать самого Бай Сяо.

Есть герои в наших историях, которые существуют с разными поколениями и меняются, когда меняется общество. Шерлок Холмс и доктор Ватсон меняли пол, мы много раз видели трагическое детство Брюса Уэйна, появлялись новые типажи супергероев. Джокер также менялся. Мошенник, гангстер, террорист, мажор, а теперь маленький человек, образ которого ожидаешь встретить скорее в русской литературе. Маленький человек - не герой, но и бабочка, махнув крыльями, вызовет ураган на другом конце мира. Новый Джокер ближе к простым людям, к тем, кого общество не замечает, на кого закрывают глаза и отрицают их существование. Может ли общество принять человека таким, какой он есть? Или человек должен надеть свою маску и влиться в толпу?