6
Ей вновь было пятнадцать лет, и она снова стояла на перилах балкона девятого этажа, держась дрожащей рукой о прикрученную к стене телевизионную антенну. Было утро – часов около шести. Майский ветер развевал ее синее в подсолнухах платье до щиколоток, а распущенные волосы то и дело бросались в глаза, из которых лились горькие слезы. Давно поднявшееся солнце отражалось от окон противоположных домов, и ей было жалко, что она его больше не увидит. Но так продолжаться больше не может. Перед ее мысленным взором мелькали лица одноклассников. Эти швали хохотали над ее полнотой и угрями на лице. Они очень больно дергали ее за волосы и кололи циркулями. Некоторые плевались своими зелеными соплями прямо на кофту, которую связала мама.
– А че это у тебя на роже?! Ахаха!
– Тебя трахать-то никто не будет!
– Разве что бомженки с рынка!
– Да она сама бомжиха!
И все в том же духе – каждый день, каждую перемену… А однажды ее вообще избили всем классом, и мальчик, который ей очень нравился, расстегнул ширинку и помочился ей прямо на голову, когда она стояла в грязи на коленях, но на ее счастье появился учитель физкультуры, который разогнал всю эту сволоту.
Дело это замять никак не удалось и дошло до суда. Парню – любителю отлить на голову одноклассницы дали два года колонии для несовершеннолетних, а остальные отделались учетом в милиции и профилактической беседой.
После этого над ней стала издеваться вся школа. Она этого уже вынести не смогла и решилась… Написала в записке к родителям, чтобы простили ее и кормили хомяка гошу. Записку она приклеила к зеркалу в прихожей, когда родители ушли на работу. Вышла на балкон, залезла при помощи табуретки на перила, постояла немного и прыгнула, не издав ни звука.
– Что?! – воскликнул Степан, подавшись всем телом вперед, когда Ева окончила свой печальный рассказ. – Ты прыгнула с девятого этажа и выжила?! Да возможно ли это?
– Возможно и не такое, – закивал Олег Петрович.
– Я падала прямо и попала старухе прямо на голову, – добавила Ева к своему повествованию.
– Какой старухе? – спросила Женева, давясь от смеха.
– Откуда я знаю? Шла дура какая-то старая спозаранку под моим балконом с помойным ведром… И чего ей не спалось… В общем бабка та мгновенно померла, а я страшно ноги переломала, и в позвонках трещины были…
Теперь хохотали без удержу уже все, а Ева хотела было обидеться, но вопреки своему желанию тоже заулыбалась.
– Если решила подохнуть только по этому поводу, то ты дура! – заявила Даша. Так как она очень редко подавала голос.
– Да, – подтвердила Зина. – Наплевала бы на всех и не ходила бы в эту школу уродов. Нам с Дашкой вообще на всех людишек наплевать… ну почти на всех.
– Нет, она правильно сделала, точнее не сделала, а решила, – перестала улыбаться Женева и сделалась очень серьезной. – Быть такой поганковидной, всеми ненавидимой и нищей… Я бы на ее месте еще в детстве удавилась. Ты, наверное, все еще девственница.
– Да что вы все… – возмутился было Олег Петрович, но Степан опять перебил его, что уже входило в привычку.
– Я скажу! – стукнул кулаком по коленке Женевы Степан. Так что же ты хочешь, чтобы быть счастливой?
– Хочу быть такой же красивой, как Женева. А этот миллион должен мне помочь.
– Хорошо, – согласился Степан. – Ты станешь краше всех на свете… А что дальше?
– Встречу свою вторую половинку и буду счастлива! – чуть не плача ответила Ева, искоса посмотрев на самодовольное лицо Женевы.
– Пойдем, черт с тобой, – плюнул прямо на пол Степан и, схватив Еву за руку, с трудом потащил ее на верх, хотя та и сопротивлялась лишь для виду.
Он лишил девственности тридцатилетнюю толстую хромоножку за двадцать минут и, как ни в чем не бывало, с торжественным видом победителя вернулся в круглую залу, где девушки о чем-то возбужденно шептались, а Олег Петрович, расположившись напротив, украдкой заглядывал им под юбки.
– Получше, чем со мной? – с обворожительной улыбкой осведомилась Женева, когда Степан сел рядом с нею.
Степан закурил, сходил на кухню, принес от туда пустую консервную банку для пепельницы, возвратился на место и посмотрел на Женеву взглядом президента на опального губернатора.
– Не скажу, что было противно, но несколько неприятно – да. Но я подарил ей то, чего желал бы сам на ее месте, произнес он, одновременно выпуская дым изо рта. – Ну и о рейтинге своем, естественно, не забывал.
– Больше не прикасайся ко мне, – вымолвила Женева, сделав деревянное лицо, и демонстративно отодвинулась подальше от молодого человека.
– Эх молодежь, молодежь, мне бы ваши проблемы, – запричитал Олег Петрович, задумчиво куря и стряхивая пепел на беленый дубовый паркет.
В этот момент с кухни послышались какие-то странные звуки, за тем двери отворились и в залу вползла на четвереньках вся заблеванная Ева. Она обвела мутным взором окружающих и перевернулась на спину. Жесточайшая судорога скрутила ее в тугую пружину, так что захрустели суставы, у рта появилась пена, а из ушей потекла кровь.
Женева дико завизжала, закрыв уши ладонями, словно испугавшись, что из ее ушей тоже потечет алая жидкость. Зина с Дашей обнялись и вжались в диван, но не отвернулись от нелицеприятного зрелища. Степан отпрянул подальше от Евы и так и застыл с окурком во рту. Лишь один Олег Петрович не растерялся и удержал себя в руках
– Эта толстая дура выпила чертов яд из пузырька! – прокричал он и, присев на корточки возле Евы, приподнял ей голову, измазавшись в ее блевотине. – Степка, скорее, принеси из холодильника минералки, – замахал он свободной рукой в сторону кухни.
Вода в скором времени была доставлена, но Ева вовсе не хотела утолять жажду, а ей хотелось пускать пенно-кровавые пузыри с запахом желудочного сока.
Тогда Олег Петрович поставил бутылку с минеральной водой на пол, сбегал на кухню, где у стоящего по среди стола кальяна обрезал одну из трубок, и вновь подскочил к лежащей многострадальной Еве. На глазах у изумленной публики этот пятидесяти пятилетний безработный слесарь алкоголик одним рывком перевернул тридцатилетнюю деву на живот, задрал ей платье до пояса, стянул с нее зеленые парашютообразные трусы и вставил мундштук шланга кальяна в задний проход. Затем Олег Петрович набрал в рот воды, зажал губами и кулаком другой конец шланга и, покраснев от напряжения, стал делать невиданную до селе ни кем из присутствующих клизму. Когда он ввел почти всю минералку изо рта в прямую кишку Евы, то вдруг почувствовал обратное действие или противодействие, или отдачу в виде жидких фекалий.
Теперь блевали уже четверо: Олег Петрович, Женева и Зина с Дашей.
Степан же, глядя на все это, подмигивал синхронно обоими глазами. Окурок вывалился у него из открытого рта и только тогда он вышел из оторопи, когда все уже загибались от тошноты.
– Да вы что?! – заорал он, вскочив ногами на стол. – Врача ей! Скорую! Она же сейчас подохнет, слышите, сволочи, просто подохнет! Вас же посадят, уроды!
Но было уже поздно – Ева умерла. Она лежала на животе в смеси из пены, крови, желудочного сока, фекалий, соплей, мочи и слез.
продолжение завтра