Ведьма (7 глава)⁠⁠

— Как же так, сударыня, зачем нужно было убегать? – со вздохом размышлял святой отец, сопровождая свою пленницу в замок. – Глупо пытаться избежать кары, ведь вы нарушили Закон Божий. И вполне заслуженно понесете наказание.

Кровь заполняла рот. Разбитая губа кровоточила и ныла, кляп распух от крови. Казалось, она вот-вот потеряет передние зубы, слишком уж лихо по ней прошелся святой отец, пытаясь заставить не сопротивляться. Но это лишь тело, куда больше мучил вид ловчего, которого тащили позади.

Избитый инквизиторами, он еле-еле переставлял ноги, то и дело падая в грязь. Святому отцу стоило неимоверных усилий оттащить от него своих слуг, изрядно обработавших его сапогами. И хотя она понимала, что, умерев там, он был бы избавлен от новых страшных мук, она всё же была рада, что он был жив. Пусть ненадолго, но жив.

— О чём вы думаете, милейшая Изабель, уж не об искуплении ли? Поверьте, сейчас самое время, – ласково мурлыкал святой отец. – Хотя, лично по моему опыту, искупление приходит лишь с болью, когда раскаленный металл очищает душу. Впрочем, иногда достаточно и воды. Ваша покойная мать не рассказывала вам о том, как мы очищаем дух от ереси?

Изабель, не способная ничего сделать, даже плюнуть в мерзкую рожу ублюдка, в бессильно злобе попыталась выплюнуть кляп. Но, умело вставленный ей в рот, он был недосягаем для неё.

Заметив её старания, святой отец улыбнулся и ласково погладил коня. В его глазах горел далекий победный огонь предвкушения от новых забав, для которых он столько времени зрел. Он словно помолодел, насыщаясь этой аурой отчаяния и боли.

— Знаете, а я даже не знаю, с кого из вас начать. Видите ли, я не могу доверить ваш допрос своим помощникам, мне следует всё делать самому, поэтому я вынужден, просто вынужден работать с вами поочередно. Как вы думаете, с кого начать? Вам, кстати, вовсе не обязательно говорить, просто кивните в знак согласия.

Его глаза игриво блеснули.

— С ловчего?

Изабель не двигалась.

— С вас?

Она кивнула.

— Так я и думал. Но, поверьте, это неправильно. Я почти уверен, что необходимо начать с вашего друга, ведь вы – ведьма по рождению, а он – лишь ваша марионетка. Каждая новая секунда отделяет его от Бога и приближает к сатане, поэтому начать следует именно с него. Какой никакой, а шанс, – он снова улыбнулся. – А знаете, если обещаете не хулиганить, я вытащу вам кляп. У нас во дворце будет совсем немного времени для общения, мне следует как можно быстрее вынести приговор.

Посмотрев на священника, Изабель кивнула и ей вытащили кляп, едва не утащив два передних зуба. Свежий лесной воздух сразу же заполнил окровавленный рот, а кровь полилась по изящному подбородку.

Сплюнув, Изабель вытерла губы о платье. Ноющая боль мешала ей говорить, а язык почти не двигался, но она и не хотела долгих речей, всё, что она хотела сказать, умещалось в небольшой емкой фразе.

— Гори в аду!

Святой отец перекрестился, вынув крест, поцеловал его, после чего, размахнувшись, ударил её по щеке.

* * *

Свечи плавно таяли под огнем, возвышающимся над фитилем. Воск стекал по белым мягким стенкам и плавно оставался на металлической подставке. В комнате было тихо. Лишь на столе лежала толстая, сделанная в единичном экземпляре книга, открытые страницы которой словно излучали строгий порядок католической веры.

Древняя, могучая и, как всегда, правдивая, она была могучим инструментом, позволяющим всё ещё бороться за умы людей. Поддерживать в них добро, удаляя гнилой эретизм. Держа крепкую руку на желтых страницах, отец Кристоф всем телом ощущал, насколько мощный этот инструмент. А ещё он и раньше знал, что легко переиграет сопляка ловчего. Так как нет такой силы, которая бы встала на пути церкви и устояла перед её праведной и крепкой верой. Ведьме суждено сгореть на костре и если она возьмёт с собой ещё одну душу, то так тому и быть.

Огонь свечей, мягкий, медленный, тянущий, постепенно обволакивала тьма. И хотя они до последнего освещали труды инквизиторов-братьев, столь четко изложенные в этой книге, тьма всё равно понемногу подбиралась всё ближе и ближе. Она обходила и слева, и справа, и снизу, и сверху. Неслышно, медленно, уверенно. И пусть огонь трепетал и был красив, но он всё равно таял без новых свеч.

«Я раздобуду новые свечи и пусть тьму не истребить, но я обязательно раздобуду новые свечи. Увы, но нам приходится читать молитвы не только днём, но и по ночам, и чтобы нас услышали, нам придётся сжечь немало новых свечей» – так ему сказал сам Папа.

«Хороший вечер и ещё более прекрасная ночь. Пытки выбьют из этого ловчего всю правду, и ничто уже не остановит их. Слишком далеко зашёл он в своих любовных делах» – подумалось инквизитору, после чего он совершил молитву и пошёл спать.

Но, увы, ни на следующий день, ни потом, ловчий не произнес ни слова. Хотя ему дробили кости медленно, кроша их на сотни маленьких частей. Испанский сапог был самым излюбленным методом воздействия на околдованных ведьмами людей. Но ловчий всё равно ничего не сказал, хотя улыбка всё же сошла с его измученного лица. Раздосадованный, Кристоф даже приказал его бросить в соседнюю камеру с ведьмой, так, чтобы она знала, что ждет всех её друзей.

А вот король не вмешивался, была ли на то его воля или сын просто не пытался его отговорить, Кристоф не знал. Ему просто не мешали выбивать признания из ловчего, оставив его с ним один на один. С одной стороны, это было хорошо, но с другой… С ними всегда был королевский прокурор, и он видел, что ловчий молчит, ни в чём не сознается. Но это лишь мелочь. Чувство сладостного возмездия за то, что он помешал ему в лесу, не покидало Кристофа. Он видел, как нервная болезненная судорога не раз пробегала по молодому красивому лицу, как сжимались зубы и белели губы, как самодовольный мальчишка терял сознание, и как стекленели его глаза, когда в сапог входил новый деревянный клин. Дерзость наказывалась сполна. Особенно, если учитывать, что его всё равно сожгут на костре. В принципе, признания и не важны особо, он всё равно виновен в побеге. Признание – это лишь повод для пытки, которая так сладостно заливала душевные раны, нанесенные этим дерзким юнцом.

Святой отец даже на время позабыл о самой ведьме, настолько была увлекательна работа с ловчим. Юноша как бы бросал ему вызов, и он смело шёл навстречу ему, стараясь вырвать из его поганого рта признание в грехе.

«Каменные стены, окрашенный кровью пол, мир взывает к правде, сын мой, покайся в грехе, скажи, что дьявол давно движет тобой и тогда, только тогда мы сможем помочь тебе очистить твою душу, – говорил он, наклоняясь к обессиленному телу. – Где же твое послушание, дитя, где оно? Неужели ты не хочешь помочь церкви, единственной твердой преграде на пути зла? Нет, не может этого быть, я твердо верую в тебя, в твой праведный путь и верное желание подтвердить свою веру».

А потом снова агония, снова море боли, снова раздробленные кости режут плоть, пробиваясь поверх кожи наружу. Да, бедный мальчик уже вряд ли сможет догонять своих зверей в лесу, увы, теперь уже нет. Человеческая глупость, она всему виной.

* * *

Когда Карл вошел в темницу, то первое, что бросилось – это запах. Запах крови. Казалось, что нет ни одного уголка, где бы его не было. Принц подошёл к клетке. Виктор сидел здесь, на полу, возле стены и смотрел на него немигающим взглядом. Но вот огонь свечи поколебался, и он улыбнулся своим кровавым ртом.

— Здравствуй, – тихо произнес он в тишине.

Карл подошёл поближе. Огонь свечи был небольшой, и это было даже хорошо, так как за решеткой были не только следы крови, но и изувеченные ноги, руки, лицо. Словно бы его друг попал в пасть к огромному чудовищу, которое, пожевав его несколько дней, выплюнуло обратно. И все же Карл справился с чувством жалости и отвращения, ведь на то он и был принцем.

— Здравствуй.

— Спасибо, что пришёл, – попытался улыбнуться Виктор. – Я бы встал, но, как видишь, они неплохо поработали надо мной.

— Я слышал, ты не сознался.

— Да, я не сознался.

— Я хочу попытаться тебя вытащить отсюда. Думаю, миллиона хватит для этого святого скряги.

— Нет, не получится, да ты и сам это знаешь.

— Все равно я должен попытаться.

— Не надо. Зачем мне такая жизнь?

— Ты сам виноват. Нельзя было бежать. Это было глупо.

— Я знаю, Карл, знаю, – Виктор сплюнул кровавую слюну. – Но, что сделано, то сделано. Прошу тебя, позаботься о семьях моих слуг, тех, кто ждал в лесу. Это верные мне были люди.

— Хорошо. Я сделаю это. Но я пришёл не только для того, чтобы тебя увидеть. У меня есть небольшой подарок.

— Ого! – снова улыбнулся Виктор и тут же поморщился разорванным с левого угла ртом. – И что же это? Фрукты?

— Всё шутишь, – Карл был благодарен Богу, что тьма скрывает его лицо, все же часть эмоций было не удержать. – Нет, я пришёл сказать, что могу помочь твоей подруге умереть без боли.

— Как? – рванулся было Виктор, но, скривившись от боли, остановился. – Как?

— У меня есть письмо, приказ, благодаря которому были убиты родители брата Иннокентия, того самого, который помогает нашему святому отцу в процессе.

— Ах, этот извращенец. Да, я видел его пару раз.

— Его родных убили храмовники чужими руками. Им нужна была земля. Этот монах из богатого рода и церковь вырезала всю его семью, через варваров, конечно.

— Как ты раздобыл этот приказ? Зачем они его хранили?

— Деньги, деньги могут многое.

— И каков план?

— Назови ему место, где будет спрятан приказ. Скажи, что он будет спрятан на могиле его матери. Остальное я сделаю сам. Скажи об этом завтра. Только так, чтобы этого никто не слышал. И тогда она умрет без боли. У священников есть особое лекарство, оно притупляет чувства.

— Спасибо. Ты снова помогаешь мне.

— Нет. Это ты всегда помогал мне. Прощай, мой друг, – тихо сказал Карл и вышел из темницы. Он просто не мог больше видеть его. Это было выше его сил.