Про коней и людей.. послевоенные годы.⁠⁠

Эту историю мне рассказала бабушка...напишу от первого лица...бабушка моя-тег моё.
Война калечила не только людей, но и животных. А уж самая большая тяжесть, в прямом и переносном смысле, легла на лошадей.
В конце сороковых пригнали к нам в село выбракованных лошадей, участников тяжёлых боёв, как говорили старшие, «запаленных». Это были белые с каким-то розовым отливом красавцы-кони. А может, просто я запомнила их такими – розоватыми от раннего утреннего солнца или от отблеска костров в ночном.
Было четыре лошади – Соколик, Воронок, Орлик и Верный. Знать, сильно тосковали мужчины на войне по нежности и ласке, если даже лошадям давали такие добрые имена. Не знаю почему, но из четырёх лошадей больше всего я полюбила Соколика. Приносила ему капустки, морковки, брюквы. Руки и сейчас помнят нежное прикосновение лошадиных губ к моей мозолистой маленькой ладошке. Я чистила скребком бока под вечную песенку: «Соколик, Соколик, Соколик, Соколок». Он фыркал, стриг ушами, прислушивался к моему голосу, помахивал своим красивым хвостом.
Зимой мы ездили с отцом на лошадях за дровами для райкома. Ехать было недалеко. Да и как поедешь далеко, если отец израненный, потерявший ногу под Ленинградом, а я – десятилетняя помощница. Первыми нагружали сани Верного. Папа отправлял воз, давая коню команду: «Райком!» – и тогда начинали грузить следующие сани. У трёх лошадей не было вожжей, ими никто не управлял, но ни разу кони не спутали адрес и всегда приходили во двор райкома.
Последним нагружали Соколика, он был помоложе и посильнее. Ехали спокойно, папа никогда не позволял себе подгонять коня, не оскорблял его понуканием или подёргиванием. Соколик шёл размеренным шагом, скрипели полозья, хотелось одновременно и смеяться, и плакать.
Наверное, стёрлись бы из памяти эти лошади, как всё детское, если бы не один случай.
Летом я поехала купать Соколика в реке. Отъехала от ворот нашего дома и – ох, уж это детство! – решила ударить Соколика пятками. Узды нет, седла нет, а повыпендриваться надо. Вот и понеслась по улице, крича от счастья. И вдруг на дорогу выбежал малыш. Соколик встал как вкопанный. Он не сбил мальчишку, не шарахнулся в сторону – просто замер. Конь замер, а я полетела кувырком и от удара о землю потеряла сознание.
Очнулась оттого, что кто-то лизал мне лицо. Соколик. Он опустился рядом со мной. Мне никто не мог помочь, ведь все взрослые были на работе, а малыш Колька, испугавшись, залез под крыльцо чужого дома и горько плакал.
Как я заползла коню на спину, не помню, но чувствовала, что Соколик идёт медленно, стараясь не уронить седока. Подошёл к воротам и призывно заржал. Папа снял меня с лошади и начал ощупывать. Переломов не было, я просто захвостнулась, как говорили деревенские.
Через несколько дней я пришла на конный двор, но садиться на лошадь уже не могла – было страшно после падения. Соколик это понимал. Каждый раз, когда я стояла рядом, он тыкался мне в плечо и сочувственно фыркал.
Соколик, Соколик, Соколик, Соколок – розовый конь моего детства. Сколько с тобой было изъезжено дорог, искошено полей! Кони военной поры – вечные помощники детей, баб и инвалидов. Поставить бы вам памятник ко дню Великой Победы, чтобы потомки знали, что рядом с людьми во время войны были и лошади – сильные, добрые, умные.
Добра вам....