Подстава.⁠⁠

Раньше, а это в прошлом веке, класс в школе выбирал старосту. Староста - это такой неофициальный комбат, который отвечает за все косяки, за уборку класса, а на "трудах" ещё и за целостность инструмента. Я всегда охотно участвовал в подставах других, и вот урок труда... Голосование было настолько тайным, что Елена Евграфовна ("прозрачные стёкла" в миру), покинула кабинет на покурить. А на трудах же как на экскурсии в плане пописать - мальчики налево, девочки направо. То есть в разных кабинетах всё проходило. Мы делали кривые табуретки, а девчонки жарили блины и не первом этаже от гари резало в глазах даже Ленину на протрете.

Я учился из рук вон плохо, но был творчески активным, для баланса. Поэтому был звеньевым. Хоть и младший, а комсостав. Звенья пионерской цепи распределялись самолично классным руководителем на классном часе. Младший комсостав состоял из четырёх звеньевых. А Кирнатольна - она же классрук, меня недолюбливала визуально, внутренне искренне ненавидела. Но эта моя активность... В общем, она тяжело вздыхала на моей фамилии и с видом, мол, а не повезло попасть в Димино звено следующим товарищам - и перечисляла фамилии прокажённых. Преданные творчески активной Анафеме одноклассники знали, что именно моё звено будет участвовать во всех слётах песенников-задушевников, клубах очень весёлых и не особо находчивых, актёрить в спектаклях, и всякое прочее не имеющее никакого отношения к учебному процессу поручалось всегда мне. А там где учится было не надо, я был всегда впереди дружины всей.

Помню, Кирнатольна, незабвенная, зашла в класс с ликом преисполненным печали, планетарного масштаба. Она ещё и химичка была по профилю, надышалась там в лаборатории. Заходит и внутриутробным голосом молвит, что портовской клуб планирует поставить спектакль Баба-Яга в тылу врага. Актёр на главную роль был известен заранее и тянул руку до боли в предплечье. Я знал что чудищем лесным буду я, потому что все лесные и не только твари, как до, так и после, были исключительно в моём исполнении. Я был рад побыть Бабой-Ягой ровно настолько сильно, насколько были не в восторге те одноклассники, кого угораздило попасть ко мне в звено. Ранее упомянутый классрук, тяжело вздохнула, для галочки обвела печальным взглядом умоляющие взгляды не творческой молодёжи и нехотя остановилась на мне. А в театральной постановке - брезгливо цедила она сквозь зубы - примет активное (как всегда) участие четвёртое звено. И мои подопечные - да за что ж нам такое наказание-то, а?! Не вслух, конечно, но я затылком чувствовал их благодарность.

Меня было не оторвать от репетиционного процесса. А моё звено было не оторвать от меня, по этой причине я, в костюме сильно пьющей женщины в летах, сидел в гримёрке с лицом преисполненным театрального счастья, а лисички, белочки и медведь в костюме печальной Вероники дружно, в унисон меня же и ненавидели. Премьера прошла как никогда успешно, хотя и ожидаемого аншлага не было. Зрителями были, чем-то сильно провинившиеся дети младших классов, которых силой загнали в зал руководители пионерской организации школы. Но для настоящего актёра и одного настоящего зрителя достаточно и чтобы наверняка, я пригласил в зал маму, пробив ей билет на первый ряд через знакомства в руководстве пионерской организации школы. Так как моя мама любит театр - не любит никто, поэтому она заняла оборонительную позицию на последнем ряду и весь спектакль вязала. Ну подрабатывала. Аплодисментов после спектакля не было, даже когда мы под заранее записанные крики "Бис и Браво" пятый раз выходили кланяться пустому залу. Вероника устала кланяться и сняла голову медведя прям на сцене и стало очевидно, почему спектакль не задался. Она плакала и как мне показалось не от счастья. Обычно медведь уши оттаптывает, но с Вероникой это произошло сильно заранее, а на сей раз он ей уши натёр.

Но, хоть я ребёнком рос и тонко-душевно организованным, в практичности мне уже тогда было не отказать. После феерической премьеры в театре, мне было обещано довести среднее арифметическое моих оценок до вожделенной тройки. В журнал промеж лебедей были вписаны четвёрки с пятёрками что мгновенно повышало мою успеваемость.

И вот сидим мы на трудах, тайно выбираем старосту. Я, как и все, мелко хихикал, и написал на бумажке имя Василия. Как мне показалось по взглядом одноклассников, прилип на этот раз именно он. Каково же было моё удивление, когда выяснилось что староста выбран на редкость единодушно двадцатью голосами против одного (моего, естественно) и это как не парадоксально - был я. Первый раз в жизни я заподозрил что у меня есть конкуренты в актёрском мастерстве. И это с этими людьми я делил горшок в садике, терзало меня весь урок очевидное. Они, понятия не имеющие кто такой Товстоногов, обставили меня в два счёта. Я и по сей день не знаю кто этот Товстоногов, но чувство глубокой обиды живо во мне до сих пор.

Не, старостой то я был прекрасным, лучшим за всё существование школы, чего греха таить, но как я мог не понять, что эти гады, скоты, сволочи одноклассные договорились обо всём заранее.

Потом уже я выяснил, что Вероника с оттёртыми ушами, Славик с не смывающимися веснушками от костюма лисоньки, Игорёк мухомором стоял весь спектакль, кстати очень правдоподобно, ни одной мухи не пролетело и другие актёры сговорились мне отомстить. Так у них родился план "Подстава". До окончания школы, я, всем классом в едином порыве, избирался во всё что только можно, но они заигрались и я из банального комсорга дорос до главы комитета комсомола школы и хорошие оценки мне были гарантированы даже на тех экзаменах, на которых я, из-за срочного совещания в горкоме комсомола, поприсутствовать не успел.