Первая любовь (Эй, толстый!). Вечер пятого дня и день шестой⁠⁠

Начало тут

До cамого вечера жирный отмокал в ванной, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло. А ведь и действительно – чуда не случилось. Саня не потрахался. Он как был долбо*бом, так и остался, ибо не пришло ему из пи*ды ума.

Угнетало и грызло еще вот что. Во время свидания он ведь влюбился в Лиду-Аделаиду. Она засияла, как офигевшая комета, в Саниных ошалевших глазах. И, естественно, представляла собой совершенство каждой клеточкой своего тела. Но – вот ведь жопа! – Саня совершенно ужасным образом оказался с ней разлучен. Как теперь узнаешь, как у нее дела, если бросил чувиху в трудной ситуации, перед морем поноса и разъяренными соседями? Эту преграду не преодолеть. Любовь его обречена.

Жирный, конечно, пытался убедить себя, что все с Аделаидой будет ОК. Вон она официантку как построила! А гопников как уперла рогом! Что она – с соседями не договорится? Но какая-то часть сознания говорила: «Не договорится. Эта чувиха, которая хотела тебе дать, которая уже практически раздвинула перед тобой ворота разумной своей пи*ды – она в беде, чувак. А ты даже не подорвался ей помочь. Ты съ*бался, весь в г*вне, позорник!»

Саня сморщил лицо и попытался похныкать. Обычно от уколов совести это спасало, эти уколы больше и не вспоминались. Но сейчас боль саднила и словно терла крупнозернистым наждаком нежную кожицу души.

«Она же имя мое называла! – вдруг вспомнил Саня. – Она спросила что-то вроде того: «Что ты, Саня, тут делаешь?» А вдруг меня искать будут? А она же имя назовет! И в «Контакте» мою страничку покажет! А там – вот он я! Бери меня тепленьким!»

Жирного накрыл стремительный, внезапный ужас. И этот ужас был сильнее стыда. Надо было быстрее вылезать из ванной, заходить в «Контакт» и быстрее сносить нахуй свою страницу, пока его еще не засекли, не вычислили. Пока не пришли к нему со швабрами и с тряпками половыми та Ахеджакова, да тот мужик в футбе «Вежливые люди». Вот так сейчас позвонят в дверь и скажут: «Ну, здорово, засранец! Пошли подъезд мыть!»

И вот что еще показалось жирному странным. Слова похожей на Ахеджакову бабки о том, что Аделаида развела «блядюжник», какие-то стоны по ночам. Это что же – Аделаида там с кем-то трахается? Или это все-таки ее соседка-дизайнерша?

«Ну, конечно, это соседка, – поразмыслив, решил Саня. – Это у нее бойфренд, и она с ним шпилится. А Аделаида – одинока и романтична. Ей нравятся такие, как я».

Нет, Лида-Аделаида не могла быть девушкой с пониженной социальной ответственностью. Каким образом? Жирный ведь с ней о деньгах не сговаривался. Ни копейки ей не дал. Она даже в кафе за него расплатилась. Не сходится.

Выходит так, что телка согласилась потрахаться с ним по любви. Может, и перед ее мысленным взором туша жирного сияет в лучах солнечного света? А Саня – насрал и съебался.

Жирный вылез из ванной, вытерся полотенцем. Надо сейчас или ебнуть свой акк в «Контакте» или просто забанить Аделаиду Кулешову. Потому что Саня просто не переживет, если она ему что-нибудь напишет. Даже от простого «Привет!» с жирным может разрыв сердца случиться.

Когда Саня шел по коридору к себе в комнату, заверещал входной звонок. Жирный тяжело, по-медузьи, вздрогнул. Кто это может быть? Для родаков еще рано. Они через час только должны приехать. Неужели…

Жирный попятился. Неужели его нашли? Он откроет дверь, а там Ахеджакова, чувак в «Вежликах», Аделаида, а с ними еще и менты. «Ага, – скажут. – Попался!»

– Нет! – еле слышно взвизгнул Саня. – Только не это!

В дверь уже не звонили. Колотили кулаком.

– Открывай, я знаю, что ты дома!

Голос был определенно батин. Жирного попустило. Весь ужас испарился легким облачком.

Саня отодвинул засов. Батя выглядел как-то странно. Он был изможден и измучен. Как будто это он только что скандально обосрался, а вовсе не его сын. Да и с работы он что-то рано приехал.

Батино лицо при виде жирного сплющила злобная гримаса. Он вошел в квартиру, прикрыл дверь и вдруг быстрым движением схватил сына за горло.

– Я все знаю, – прошипел батя и ударил жирного под дых.

Саня зашатался и тонко, жалобно запищал.

– Ты уебан и гнусный урод, – сказал батя.

Жирный никогда еще не видел его в такой ярости.

– И это вот смрадное недоразумение появилось от меня, блять! – взревел батя и двинул жирного кулаком в ухо.

– За что?! – завыл Саня.

– Ты это знаешь, мерзкий уродец, – зашипел батя и так отоварил жирного в корпус, что его громадное тело на какой-то момент пошатнулось и могло бы даже упасть. – Ты никогда, запомни, ни-ког-да не лишишься своей ебаной девственности. Потому что ты – долбоеб!

И еще одна оплеуха.

В глазах у жирного защипало. А в голове сверкнула догадка.

– Так это был ты? – с ужасом завопил Саня. – Значит, Аделаида – проститутка, а ты ее, мне…

– Да, блять! А ты, дефективное недоразумение, даже на всем готовом не смог, блять, справиться с задачей! Ты все пересрал, дурака кусок! Ты и меня на деньги кинул! И знаешь, на какие?

Батя еще раз двинул сынка по роже и направился прямо в его комнату.

– Нет, папа, стой! – возопил жирный, догадавшись о папашиных намерениях.

Но отца было не остановить. Он, казалось, что с мясом выдернул ноутбук жирного из всех шнуров, которые связывали его с миром и с электропитанием, и хряснул им об пол.

– Вот тебе, долбоебу! В армию, завтра же!

– Нет! – страшно заверещал жирный.

– Да! – орал отец. – Да! Ты весь свой бюджет высшего образования своей выходкой разом истратил. Все. Пиздуй в армию. Хоть человеком вернешься!

– Пап, нет! Ну, я больше не буду!

– Конечно, не будешь. И даже, блять, не пытайся! – ревел отец, топча ноутбук ботинками.

Хрустели хрупкие детали. Для верности батя даже подпрыгнул на корпусе. Ноут трагически затрещал, а батя заржал, как бесноватый Джек Николсон из фильма «Сияние».

– Ты знаешь, на сколько ты меня сегодня опустил, идиотик? На семьсот пятьдесят штук! Е-ба-нись!

– Ка… какие семьсот пятьдесят? – отчаянно лопотал жирный.

– А такие, блядь! С мусорами – уладить. Девкам переезд оплатить. Моральный ущерб шлюхам – компенсировать.

Жирный увидел, что в комнату входит матушка. Саня пытался остановить батю, сделать так, чтобы он замолчал, даже пискнул: «Папа!» Но отец ничего не слушал и не хотел слышать. Зато маме это все было очень любопытно.

– Клиниговую фирму пришлось вызывать и платить им даже не двойную, а, сука, четверную цену, что они твою дрисню отмыли! – ревел отец. – Плюс соседям возмещение морального ущерба! Вот, гаденыш, насколько ты меня подставил! Дрочи в кулак, позорный долбоеб!

– Я так поняла, что по секрету от меня разыгралась какая-то увлекательная история, – сказала матушка.

Батя даже не подпрыгнул. Он взлетел.

– Катя, я все объясню!

– Не надо, – сказала мама. – Мне все ясно. Ты заказал нашему мальчику проститутку. Какую-то из твоих дешевок.

– А вот и неправда! Не из дешевок! – вопил батя.

– Так что произошло? – спросила матушка. – Нашего мальчика трахала шалава? Бедный малыш! Немудрено, что он такой глупенький, при таком-то тупом папаше. Это же надо было сообразить! Я подаю на развод. Хватит с меня.

– Да я вообще ухожу! – вопил отец.

– Нет, – сказала мама. – Ухожу как раз я. А вы тут оставайтесь, любители проституток. Вам будет, о чем пообщаться. Я от вас устала. И знать вас не хочу.

– Ты никуда не пойдешь! – заорал отец.

– Руки убрал! – кричала в ответ матушка.

Зашибись начинался вечер.

День шестой

Совсем уж вечером родаки помирились. И даже, кажется, передумали разводиться. Жирный в полной прострации лежал у себя в комнате. Впрочем, прострация не мешала то и дело ощупывать набитую рожу и гадать – появятся ли на ней синяки. «Это же не всерьез, – убеждал себя он. – Все эти терки про армию. Наступит утро, и жизнь вернется в свою унылую колею. И ноутбук мне новый купят, круче прежнего, и без родительского надзора».

Жирный уже почти заснул, но вдруг родители стали трахаться.

– А-ахххх! – стонала матушка

– Ррррр! – наяривал батя.

– Ахххх!

– Ррррр!

– Аххххх!!! Аххххх!!!! Ооооооо!!!

– Ррррррр!!! Рррррррр!!! Ха-ха!

Эти звуки злили Саню, втаптывали в канаву отчаяния. Лишь ближе к рассвету он забылся тревожным сном.

***

– Александр! Надо поговорить! – Батя остановил жирного, когда тот утром плюхал из сортира, не открывая глаз, чтобы не растерять сон. А было уже утро, и родаки собирались на работу.

– Отвали, я спать хочу.

– Не хами мне, маленький говнюк. Я все еще очень зол на тебя.

Батя схватил жирного за резинку от трусов и поволок в кухню, где пила кофе матушка.

– Выслушай, что мы хотим тебе сказать, а потом спи, – рычал батя. – Если получится.

– Ну, и что вы мне хотите сказать? – Саня демонстративно зевнул.

– Сядь, – сказала матушка.

Саня сел.

– У тебя будет братик или сестричка, – сказала матушка. – Примерно через полгода.

Эти предки решили завести еще и спиногрыза. Все для того, чтобы сделать Санину жизнь невыносимой.

– Ну, я типа рад, – дипломатично ответил жирный. – Только… Вы разве не старые?

– Не старые, – сказала матушка. – Под наблюдением медиков и с соблюдением всех их предписаний, родить можно хоть в сорок пять. А мне пока сорок два.

– Ну, ладно, – буркнул жирный. – Надо – значит, рожайте. Мне-то чо.

– Хорошо, – сказал батя. – Но это еще не все новости. Вот тебе новость номер два. Мы не разводимся.

– Поздравляю, – тоскливо буркнул Саня, подумав, какие эти предки все-таки нудные. Кому какое дело, разводятся они или сходятся. Тоже мне развал-схождение.

– И третья новость, – объявил батя. – Кое-кто от нас скоро съезжает.

Жирный заозирался. Кому съезжать-то?

– Матушка, что ли?

– Не тупи, Александр! Съезжаешь от нас – ты.

– Это как так? – Саня ощутил, как сон куда-то упорхнул. Голова теперь была ясна и свежа. – Я же здесь прописан. Это моя ква…

– Неправда, – отрезал батя. – Прописан ты в Крекшино. Вот в той квартире, которую мы сдаем. Квартирантов мы оттуда выселим, а тебя, соответственно, туда и поселим. Ты – большой, совершеннолетний. Хватит сидеть на шее у родителей.

– Дожили, – сказал жирный. – Вы меня начинаете попрекать куском хлеба.

– Нет, Саня. Попрекать куском – это немножко другое. Кушай на здоровье, не об этом речь. Чтобы ты знал. Вчера у меня было важное совещание, с поставщиками из Евросоюза. Понимания между нами не было никакого. Вообще не было уверенности, что мы поймем друг друга и сделка состоится. Но шансы оставались. И моя задача была – сделку эту вытянуть. Вопрос на каких-то двенадцать миллионов уе! Я три месяца готовился к этому совещанию. Я знал все аргументы – наши, их. Я подготовил контрдоводы, предусмотрел все. Но не предусмотрел только одного, стихийного фактора – долбоебизма. Сначала мне сообщают, что какая-то тупая пизда из пиар-дирекции…

– Сережа! – сказала матушка. – Не надо при ребенке.

– Это не ребенок. Что какая-то ебанашка написала в фейсбуке какую-то хуйню про кровавых ватников. И у компании – проблемы! От нас вот-вот начнут отворачиваться партнеры. Сделка с ЕС – на соплях! На тоненьких! Я полдня общаюсь с прессой, извиняюсь за тупую пизду, увольняю ее. Я в душевном раздрае! А это очень противопоказано при заключении крупных сделок. Но я иду на совещание, я его провожу. И тут мне звонят из ебаного блядского борделя по делу, блять, не терпящему никаких отлагательств! А что это за дело? Оказывается, мой сынок там нахулиганил. Насрал под дверью. Соседи орут, полиция составляет протокол. Остается пять минут до того, как тебя объявят в розыск, блять! И это действительно – дело, не терпящее отлагательств. Приедь я на пять минут позже, о тебе, жирный гаденыш, писал бы весь Интернет, как о Маре Багдасарян. Я спустил это на тормозах. Я! Успокоил все, связался с риэлтором, перевез блядей, успокоил соседей. Да, это стоило мне денег.

– Я верну, – буркнул жирный, прекрасно, впрочем, зная, что никогда ничего не вернет.

– Но ты обосрал не только блядюжник. Фиг бы с ним! Со всеми бывает по молодости. Ты обосрал мне сделку, на двенадцать миллионов уе, блять! Их ты – тоже вернешь? Я спасал тебя, сынок. Я тебя, нахуй, спас. И нанес ущерб своему делу. Но тебя вытащил. Поэтому я считаю, что весь свой отцовский долг перед тобой я выполнил. Ты уже совершеннолетний. Уезжай от нас. Второй твоей выходки мы не переживем. Тем более, отправляешься не на пустое место. У тебя будет двухкомнатная квартира. Живи там, как хочешь. Води, кого хочешь. Я ничего не хочу о тебе знать. Мне будет достаточно, если ты три раза в год позвонишь нам по телефону: на новый год и на день рождения, мой и мамин. Я дам тебе денег, на первое время. Это хорошие деньги. При желании их хватит надолго. А дальше – живи сам.

– А институт? – тоскливо спросил жирный.

– Чему ты там учишься? Экономике? Бедная экономика! Избавь ее всевышний от таких экономистов! Не надо тебе учиться.

– Я не пойду в армию! – капризно заявил жирный.

– Этот вопрос решай сам. Денег, которые я тебе оставлю, хватит на то, чтобы откупиться. Вот и вперед.

– Но я никого в военкомате не знаю!

– Я, что ли, знаю? – взревел отец. – Заодно научишься и проблемы решать. Поверь мне, это мельчайший пустяк по сравнению с тем, с чем имею дело я.

– Действительно, Саша, в твоей жизни надо что-то менять, – сказала мама. – Этой ночью я много думала…

«Трахалась ты, а не думала!» – мысленно огрызнулся жирный.

– …И я поняла, что ситуация никак не изменится. И через десять лет ты будешь жить с нами. И через двадцать. И ты будешь такой же. Только, может быть, станешь еще толще. И через тридцать, когда мы будем уже глубокими стариками. Я поняла, что ты должен жить отдельно. Ты уже большой. И если ситуацию не изменить прямо сейчас, ты навсегда останешься уродом. В общем, это для твоего же блага, на самом деле. К тому же я не хочу, чтобы ты влиял на будущего ребенка. На братика или сестренку. Не хочу, чтобы этот ребенок даже одним воздухом с тобой дышал. Я искренне желаю, чтобы у тебя все было хорошо. Но держись от нашего дома подальше.

– Вы предали меня!

– Нет, Саша, – сказала мама. – Мы тебя вырастили и выкормили. И мы отпускаем тебя в большой мир. И не с пустыми руками. Твои ровесники о таком только мечтают.

– Я не просил покупать мне проститутку! – визжал жирный.

– Это была ошибка, – согласился отец. – Может быть, и то, что я сейчас делаю – тоже ошибка. Но я намерен ее сделать. Потому что если тебя не макнуть сейчас в гущу жизни, ты останешься долбоебом до пенсии!

– Это необходимо, – согласилась мать. – Если ты останешься, ты погубишь не только свою, но и наши жизни.

– Было поколение моих дедов, – рычал отец. – Они выиграли величайшую из войн, победили, втоптали в грязь непобедимую гадину. Завоевали пол-Европы. Потом было поколение моих отцов, которое проебало почти все из того, что можно было проебать. Потом пришли мы. О, у нас был конфликт с предыдущим поколением, нам не хотелось быть на него похожим, мы все делали наоборот. И хорошо, что делали. Нам удалось вернуть хоть немножко из того, что они проебали.

– Ага, Крым наш, как же, как же!

– Не тебе иронизировать надо мной, бесформенное говно со спермой вместо мозга! – заревел отец.

– Сережа! – крикнула матушка.

– Но то, что идет за нами – это пиздец и ужас! За нами идут – вот такие как ты. Которые даже проститутке вставить не могут, а зачем-то срут ей под дверь! Вы-то уж точно все проебете, даже не поебавшись!

***

Весь день и весь вечер жирный щупал свое лицо, рассматривал его в зеркале. Под глазом ощутимо так набряк синяк. Щека над зубами с правой стороны тоже свербила. Да уж, приложился батя от души.

В памяти словно пролистывался альбом с фотографиями. Вот день рождения, вот новогодняя елка, вот Деда Мороза не бывает. Жирный был любимым сыночком, которому дарили подарки, за которого переживали. Когда же случилось такое, что он стал вызывать у родителей брезгливость? Разве можно так ненавидеть своего родного сына? Это, наверное, виноват тот эмбрион, который сейчас зреет у матушки внутри. Эмбрион забрал себе всю любовь. Как в мультике «Босс-молокосос». Только в жизни это ни разу не смешно.

Саня пытался вообразить себе хорошие стороны одинокой жизни. Он сможет водить к себе телок. Каких? Каких-нибудь. Друзья, наверное, появятся. Но, с другой стороны, надо будет жрать себе готовить. А у матушки еда вкусная. А тут, получается, полуфабрикаты да пельмени. А стирать?! А убирать?!

Хотя батя денег даст. Наверное, много. Миллион, наверное. От армии сколько откупиться стоит? Ну, тыщ триста, вряд ли больше. И еще семьсот, получается, останется. Нет, жить можно, чо. И работу какую-нибудь жирный себе найдет.

А если вдруг нет? Ведь батя его на порог больше не пустит. Хотя врет он все. Это он сейчас злой. А к тому времени, как жирный проебет все деньги, он и подобреет, и разбогатеет обратно. Что, сына родного за порог выгонит? Да щас!

«Все нормально!» – понял Саня. Он просто весело потусуется без родаков, на своей хате. И телки к нему будут собираться, никуда не денутся. Телок, особенно приезжих, квартира в Москве, пусть даже и в Крекшино, очень привлекает. Глист рассказывал. Нет оснований не верить. Глист часто мечтал: «А была бы у меня своя хата!» Но у него ни фига ее не будет, а у жирного – вот она, уже считай в кармане.

Наступил вечер. Пришли с работы родаки. Матушка разогрела борщ, позвала жирного жрать. Батя грозно зыркал на Саню. Ни фига не подобрел. Даже, казалось, злее стал.

Пожрав, Саня увильнул от мытья посуды, и пошлепал к себе в комнату. С ума сойти! Уже скоро эта комната, привычная, как собственная шкура, перестанет принадлежать ему. Ее очистят от всех следов Саниного в ней пребывания. Поселят в ней эмбриона. А Саня будет оставаться вдалеке – изгнанником, проклятым сыном!

– Ненавижу! – зашептал жирный, выдавливая из себя едкие слезинки. – Все Путин гнусный виноват! Ненавижу вас всех! Чтоб вы провалились!

Надо будет напоследок как-нибудь навредить. Насрать в углу. Яйцо тухлое из шприца под обои впрыснуть. Чтобы вонища стояла. Чтобы даже годы спустя было ясно – чужая комната. Жирный здесь жил! В разгар составления зловещих планов блямкнул смартфон. Саня оцепенел. Кто бы это мог быть?

На контактовский мессенджер пришло сообщение. И жирный реально боялся его открывать. Кто может ему писать? Глист? Но неделя истекает завтра! Еще рано. Или вдруг это Аделаида Кулешова?

– О нет! – простонал жирный. – Только не ты!

«Блямк!» – снова раздалось из смартфона.

Проклиная себя за безволие, Саня нажал на иконку. Будь что будет!

Это была Зоя Смирнова. Вторая из телок, которая ему написала позавчера. А про нее-то жирный и забыл за всеми страстями, которые разыгрались в его жизни!

«Привет! Как дела? – писала она, эта телка номер два, про которую Саня умудрился совершенно забыть. – Мы гуляем завтра, ты помнишь?»

«Да!» – написал жирный.

Отправил сообщение, но тут же понял, что проебал возможность поздороваться.

Впрочем, телка №2 совершенно не обиделась. Даже прислала какое-то бабское облачко сердечек-смайликов.

Саня просиял. Телка №2 – эта самая Зоя – не могла быть проституткой, как Аделаида. Хотя бы потому, что батя заказывал одну. Он просто не мог заказать двоих. А это значило – что? То, что Зоя Смирнова – нормальная, простая чувиха, которая хочет, без всякой задней мысли, потусовать с жирным. Может быть, даже полюбит его.

«Не опаздывай! – написала Зоя. – В два часа у Пушкина. Хорошее настроение с собой возьми!»

«Ага!» – написал жирный.

«До завтра!»

Упс! Отписавшись Саня, абонент Зоя тут же оказался не в сети.

Засыпал жирный умиротворенно, улыбался. Все, на самом деле, не так плохо, а очень даже хорошо. Жизнь, действительно, как качели. Сегодня ты в говне, а завтра, глядишь, и на вершине.

Продолжение следует...