Жду новый пост

Серия «Социально-политические явления»

Однако ситуация была еще хуже, чем можно подумать. С XVI столетия в Англии, Уэльсе и Шотландии доминирующей стала протестантская церковь, в то время как в Ирландии эти новые веяния в христианстве не получили много поклонников. Это привело к тому, что Лондон получил еще один отличный повод поражать ирландцев в правах – католики в Англии долго не признавались как субъекты права вообще, а это означало, что с ними можно было поступать любым образом. И поступали – начиная с короля Якова I из шотландской династии Стюартов, который правил в начале XVII столетия, у католиков в Ирландии (от есть у более 90 процентов населения) были конфискованы любые плодородные земли и розданы протестантским землевладельцам и колонистам, которые с этого момента начнут прибывать из Великобритании в графство Ольстер (нынешняя Северная Ирландия). Ирландцы сохранили владение землей лишь на наименее привлекательной с точки зрения сельского хозяйства территории – графстве Коннахт на западе острова.  С точки зрения ирландцев это выглядело как издевательство,  и по сути им и являлось.

Когда в 1640-ые годы ирландцы, используя гражданскую войну в Англии, восстали и создали независимую Ирландию, кара за такую дерзость пришла мгновенно – знаменитый лорд-протектор Оливер Кромвель, разбив королевскую армию тех самых Стюартов дома, высадился в Ирландии и утопил зеленый остров в крови  - города были разорены, против мирного населения устроен террор, вследствие чего население Ирландии сократилось с 1,5 миллионов до 850 тысяч человек. Католики были окончательно лишены земельных владений и почти всех гражданских прав, а северная территория Ольстер будет очищена от коренного населения вовсе и там поселятся «правильные» с точки зрения английских властей подданные – английские и шотландские протестанты.

После этого вплоть до XIX столетия ирландцы будут находиться в крайне угнетенном положении.  Начиная со второй четверти века Лондон отменил самые радикальные антикатолические законы, но было уже слишком поздно – после сотен лет систематического расизма и угнетения ирландцы будут очень подорваны как нация. Гэльский язык в то же время фактически вымрет как реальный язык общения широких масс, да и само население острова упадет вследствие ужасного голода 1840-х годов, который станет огромным по масштабу из-за отказа британского  правительства помогать Ирландии в тяжелый час. Среди простых британцев в это время образ ирландца ассоциировался с пьяным ленивым бунтарем, к которому нужно относиться с недоверием.

И хотя сейчас Ирландия уже независима и примирилась с Великобританией – отголоски тех конфликтов и жестокости по отношению к ирландцам в виде демографических, этнических, языковых и прочих особенностей современного зеленого острова все еще не исчезли.

Арабские деньги

Говоря о явлении трудовых мигрантов, чаще всего вспоминают о США, ЕС или России, а между тем наиболее остро этот вопрос стоит отнюдь не в названных местах, а в арабских монархиях Персидского залива, знаменитых тем, что их жители были щедро награждены за столетия тяжелой жизни их предков в суровой пустыне огромными запасами нефти и газа, за счет которых вчерашние нищие скотоводы из барханов смогли стать одними из первых богачей в мире.

Это все более или менее правда, но вот что гораздо менее афишируется про эти сверхбогатые государства, так это то, что в каждой из них 30-40 процентов населения – мигранты и Южной и Юго-восточной Азии, которые и выполняют  основную массу тяжелых работ по добыче  черного золота. Они же в огромном числе работают в сфере обслуживания и в качестве среднего медицинского персонала. Другими словами, эти мигранты фактически создают немалую часть основы благополучия стран пребывания.

При всем этом мигранты жестко поражены в правах – они живут только в строго отведенных им кварталах, которые превращаются в трущобы и за которыми следит полиция, а их уровень зарплат законодательно закреплен на куда более низком, чем у коренного населения и у западных специалистов, которые тоже мигранты, но их во много раз меньше и они занимаются высококвалифицированным трудом, а потому ценятся и уважаются правительством. Власти проводят такую политику, чтобы коренные арабы не чувствовали себя замещаемыми мигрантами и оставались опорой престолов местных шейхов и королей.

Но что бы ни двигало правительством в этом, факт остается фактом - широкие слои рабочих из иных земель в Аравии фактически  поражаются в правах из-за принадлежности к определенным регионам, что представляет собой явный расизм. Но их число столь велико,  что подобное отношение может влёгкую вызвать социальный взрыв в будущем, если проблема с правовым статусом этой категории населения не будет решена. Другой вопрос,  верна ли политика властей по отношению к ним и действительно ли такой курс  поможет защитить коренное население, или это путь к ужасной катастрофе?  Ответы на эти вопросы покажет уже только время.

Желтая напасть

Не уходим далеко от иммигрантской специфики, ибо здесь можно еще кое-что интересное  выяснить. Только речь пойдет не о проблемах нынешнего времени, а о прошлых практиках, которые мало затрагиваются в контексте расизма XIX столетия. Как общеизвестно, в ту эпоху  так называемый «белый» расизм был очень распространен, в том числе и в США, где он в первую очередь известен в качестве дискриминации афроамериканцев. Но на этот раз сия тема затронута не будет.

Вместо этого предлагаю посмотреть на то, через что пришлось пройти китайской диаспоре в Америке в  начальный период своего существования.

Сама по себе эта диаспора начала формироваться после 1820-ых годов, когда из-за упадка империи Цин и параллельного выхода Китая из изоляции южные провинции Поднебесной стали гнездом для миграции. Оттуда сотнями тысяч отплывали китайские рабочие, которые через Гавайи попадали на западное побережье Северной Америки  и там пытались искать себе лучшей доли, чем та, что была им доступна в раздираемом восстаниями и войнами Китае. Со временем в Калифорнии и канадской провинции Британская Колумбия сформировались свежие сообщества из ханьцев (самоназвание китайцев). Они в основном занимались сельским хозяйством и торговлей, став заметными поставщиками на калифорнийском сельхозрынке. Другие отправились дальше на восток, где их нанимали за гроши работать на строительстве железных дорог и в шахтах. Американские компании, видя крайнюю бедность этих людей и их слабую образованность, совершенно их не жалели и могли даже взрывать шахты прямо с китайскими рабочими внутри, если это было необходимо. В рабочих из Азии они видели не более чем дешевый расходный материал, что полностью соответствовало расистским представлениям тех лет.

Те же ханьцы, что остались на побережье Калифорнии, в первую очередь в Сан-Франциско, и создали там собственные районы - знаменитые чайнатауны, после 1860 года оказывались во все более худшем положении – белые американцы не принимали их специфичную культуру и обычаи, к тому же азиатские мигранты  кучковались в определенных местах и не спешили воспринимать американскую культуру. Это создало напряженную атмосферу, в которой власти Калифорнии однозначно приняли сторону белого большинства, и в 1870-ые и 1880-ые годы в этом штате  была принята яркая плеяда дискриминационных актов, которая запретила китайцам очень много всего – их массово увольняли с работ, их детям было запрещено учиться в общественных школах, они не могли заниматься предпринимательской деятельностью и были фактически беззащитны перед лицом погромов, которые им периодически начали устраивать.

В конце концов, вмешалось федеральное правительство, и опять не на стороне ханьцев – в 1882 году был принят «Акт об исключении китайцев», по которому любая миграция из Китая за редким исключением (торговцы и имеющие родственников среди текущих мигрантов) была строго запрещена. Это был первый случай полного запрета въезда в страну свободы целой этнической группы, и это же стало высшей точкой в развитии расизма по отношению к китайцам в Америке. Понадобится еще много десятилетий для того, чтобы избавиться от предрассудков и отменить дискриминационную политику, это случится только в 1940-ые, когда акт будет отменен. Но до тех пор китайцы успели многое претерпеть в стране, которую они считали местом , где можно начать лучшую сытую жизнь.

Само понятие «форма правления» включает в себя такие элементы, как система органов государственной власти, а также их взаимодействие. Характер этих взаимоотношений в начальный период истории человечества был разделен на две половины – одна была характерна для племенных образований, а другая для развитых государств. Первая имеет название племенной демократии (и здесь это слово опять), а вторую можно называть по-разному, но я остановлюсь на термине «абсолютная монархия». Про монархии все более понятно – все знают из школьного курса про то, как обожествлялись египетские фараоны и какой неоспоримой властью обладал еврейский царь Соломон во всех сферах, включая судебную. Таким образом, главную черту монархий с глубокой древности и до дней нынешних легко обозначить – при этой форме правления (с тем лишь условием, что монарх обладает реальной властью в традиционных рамках) все органы государственной власти подчинены монарху, то есть сам венценосец принимает законы, сам следит за их исполнением и сам судит (или имеет право судить) своих подданных. Стоит вспомнить создателя первого известного свода законов, вавилонского царя Хаммурапи, который свою законотворческую деятельность совершал самолично, или французского короля Людовика XIV c его знаменитым «Государство – это я». Монарх имеет абсолютную власть, его слово непререкаемо и власть неограниченна. В целом (оговорки еще будут) такая форма устройства власти являлась доминирующей со времен объединения Египта и до XX века.

Но параллельно с ней был и второй тип – различные формы коллективного управления. Та самая племенная демократия, где властью обладал совет старейшин племени, которые избирали вождя как военного лидера. Существовало некое прото-разделение властей. В те года, когда Вавилоном правили всевластные цари, у них под боком в Аравии семитские народы имели племенной строй с тем самым коллективным управлением. Если сравнить эти два устройства, какое будет демократичным? Если принять, что каждый человек является частью народа, то более демократично племенное устройство. Но при этом все время прочное государство наступало, а племена умирали, их члены вливались в монархический строй. Забавно выходит – более демократичная и как бы более прогрессивная по этому признаку форма правления явно уступает менее демократичной. Разрыв шаблона, однако. Еще забавнее, что в этом антагонизме – «монархии - коллективное правление» подобная ситуация случится еще не раз и не два, а гораздо больше.

В Средние века были торговые олигархические республики и сословно – представительные феодальные монархии, где самодержцы не имели абсолютной власти (лучший пример – Речь Посполитая), но все они проиграли конкуренцию монархиям абсолютным и были уничтожены или отправлены на обочину политики. Даже если обратится к истории французской революции – сколько продержалась республика прежде, чем была сменена на авторитарный режим Наполеона? Не особенно много. По сути, ни одна форма коллективного правления не могла прижиться и стать стабильной и конкурентоспособной. Так ли хорошо и прогрессивно после этого быть более демократичным? Возникают серьезные сомнения.

Что было в Греции

Впрочем, я еще ни слова не сказал про главный предмет разговора – античную греческую демократию. Тут надо отметить, что в полисах типа Афин на протяжении примерно двух сотен лет действительно существовал строй, при котором все граждане могли занимать государственные должности, при этом не более 1-2 лет, затем сменялись, граждане участвовали в собраниях, решавших важные государственные вопросы. Каждый избираемый чиновник действовал только в рамках своей сферы, власти везде они не имели. Все вроде выглядит отлично, никаких олигархов и старейшин, граждане действительно непосредственно управляют страной. Но есть нюансы, которые все рушат, и рушат весьма болезненно.

Первое – гражданами полиса считались далеко не все его жители, а лишь свободные мужчины, являющиеся при этом коренными жителями поселения, то есть женщины, переселенцы из других мест и рабы не имели никакого отношения к этой чудной системе.

Второе – полисы были очень небольшими, в среднем несколько тысяч жителей, и учитывая сказанное в прошлом отрывке, даже в них демократия не касалась большинства.

Ну и третье, исходящее из вышесказанного – в греческих полисах именно потому и была возможна демократия, что гражданами было меньшинство населения в итак небольших городках. Это была прямая демократия, все граждане участвовали в управлении. Другой вопрос, так ли это сильно отличается от той же олигархии, в свете всего обозначенного.

Как несложно догадаться, долго этот праздник жизни не продержался – когда в Грецию пришел Александр Македонский, прямая полисная демократия была упразднена и заменена, внимание... На жесткие монархии. Уже неудивительно. Выходит, суровые авторитарные македоняне оказались успешнее свободолюбивых афинских демократов.

Более того, подобный тип правления ни в Греции, ни где либо еще никогда больше не будет возрожден – слишком он специфичен для определенного места, времени и исторической эпохи. Единственное, что от него осталось – это само слово «демократия». Не более.

Невольные отцы демократии

Тем не менее, если современная демократия не произошла из полисной Греции, то откуда же? Поиски ответа на этот вопрос заводят в неожиданное место – в грязную средневековую Англию. Там в XII столетии правил король Генри II Короткий Плащ, который был очень успешен – остановил гражданскую войну в стране, завоевал обширные владения на континенте и вел постепенное поглощение Уэльса. Он был абсолютным монархом, и дворяне не смели перечить ему.

Однако два сына Генри, Ричард и Джон, не унаследовали талантов своего отца. И хотя народную ненависть заслужил лишь младший, получивший прозвище «Безземельный», Ричард был ничуть не лучше, а вообще и хуже брата, хоть и прозвали его Львиным Сердцем за участие в Крестовых походах. Это - то и делает его плохим королем – он отдавал занятиям туризмом на Ближнем Востоке так много времени, что почти не был в Англии и только повышал налоги, чтобы хватало денег на изничтожение сарацин. Однажды, уже возвращаясь из очередного путешествия, монарх был пойман немецким императором, и вся Англия была разорена, собирая выкуп для Львиного Сердца. Разумеется, такая политика не могла пройти без последствий, и потому когда Ричард после десяти лет такой жизни таки погиб в бою, получившему престол Джону пришлось очень несладко. Он пытался восстановить положение дел и вернуть благополучие на Альбион, но ситуация была до того плачевной, что сделать это ему не удавалось. Владения на континенте стали уходить к французскому королю, а попытки остановить это требовали слишком больших финансовых затрат.

Тогда Джон стал раздавать королевские земли крупным лордам, чтобы получить от них денег и залатать дыры в казне. Этим монарх сам себе навредил – в конце концов дворяне, видя отчаянное положение Короны, восстали против Безземельного и победили. Они потребовали, чтобы король подписал Хартию вольностей – документ, который законодательно закрепил права и привилегии свободных сословий Англии. Отныне они могли требовать от монарха их соблюдения, он лишился абсолютной власти. Это запустило снежный ком – в дальнейшем случится еще несколько так называемых Баронских войн, в ходе которых уже будущие короли будут вынуждены согласится на создание парламента – законодательного органа, отобравшего у короля еще больше власти и где получили представительство все свободные сословия. Теперь он принимал законы.

Так сформировалась парламентская система, которая и по сей день функционирует в очень многих странах. Тут нужно оговориться, что многие признаки парламента встречались и раньше, такие органы как исландский альтинг и новгородское вече определенно родственны тому, что появилось в Англии, но они имели менее четкую структуру, показали себя неустойчивыми, и потому сгинули или реформировались по английскому образцу.

Таким образом, именно парламентское устройство сейчас называют греческим словом «демократия» из-за того, что в Европе с XIV столетия появилось много фанатов Античности, которые провели аналогию между двумя формами коллективного управления государством. В реальности, однако, они сходны только в том, что обе они альтернативны монархиям и демократичнее их, тогда как сам принцип разный - одна система основана на прямом участии всех граждан в управлении, а другая лишь дает право им выдвигать своих представителей, которые и управляют. Таким образом, обозначение парламентского режима как «демократии» основано на романтическом представлении из эпох Возрождения и Просвещения, а не на реальном тождестве. В конце концов, разве это власть народа? Свободнее абсолютной монархии – да, но все еще далеко от реального народовластия.

Если как то подводить итог всему изложенному, то можно прийти к логичному выводу – ни полисная, ни парламентская демократии не являются властью народа, и друг с другом они никак не связаны. Это все условно, и не стоит воспринимать вещи буквально и через розовые очки.