killforfree

У людей в серых свитерах
Фаланга рептилии
Они неправильно, неправильно, неправильно
Складывают мороженое в холодильник
А люди в кроссовках
Тайно улыбаются младенцам
Посмотри на старика с тачкой картошки,
Из этой картошки он добудет вольфрам.

Они живут? Нет! В стеклянных цилиндрах
В бездонной корзине, в жидкой грязи,
Пленники золотого дождя
Под писк голубых болот.
Они — корни, волокна, шлак
Люди — в белых рубашках.

Авторефлекторная теодицея всё не проявляется в себе,
Вкрался лишний интервал.

Диодная теодицея ни в первом,
Ни во втором режиме. Для того чтобы вы усвоили урок,
Давайте-ка на секундочку поймем, что вы есть вовсе не генератор.
Говорите - вы ведь какаете? - Это другое дело.
Гоните мне заряд своей энергии. Пусть будет это
не в сто раз больше.
И только так я поверю вам и устрою вам огненное
лечение.
Но ясно одно: генерировать электрический ток вы не
способны.
Можете пить водку, но именно из-за этого не сможете
излучать никакой свет.

Потом он узнает, что право владеть
Расколотым метеоритом нужно будет доказывать в суде.

А потом я выкормлю его голубкой
Чтоб он видел синее небо
И летал.

Теодицея дирижаблей, на укрывающем бережно гелий льне проступают чешуйки.

Станцевать быстрый танец под медленную музыку.
Рассказать о слонах в течении одной минуты
Произнести тост на немецком/китайском
Позвонить одному знакомому и попросить чтобы вас пустили переночевать
Ближайшие 30 минут разговаривать как робот
Станцевать брейк данс
Станцевать тверк

Дымит труба, улица пуста,
В переулке сторож - рассохшееся крыльцо.

тайнушка, Катюшенька, тайнушка, таишься в зазористом облачке

Выходила по ласточками Катя к голубином озеру,
было Кате и пьяно, и стыдно, и сытно.
Звала у озера Катя обгоревших комариков.
"Вы меня пакетиками проникайте,
да увезите на зведоздолет,
там похмельная рать
стихами
устает перед любым рассветом".
Было Кате и сыто, пьяно,
и тревожный мелькал кирпич.
Ворковало озеро,
сколько бед в этой илистой мгле улеглось
- воспаленными бабочками.
"Отпусти же меня похмельюшко" - возглашала Катя озеро.
Но молчанье енотье о другом было


тайнушка упорхнула в автобусик таиться дома
не привезти к ней тяжелого рентгена
она тайнушка, не загадочка.

Краткое содержание прошлых серий

Верлибр и Уолт Уитмен - нужна ли нам рифма?

https://pikabu.ru/story/verlibr_i_uolt_uitmen__nuzhna_li_nam...

Битники и божественные верлибры под наркотой

https://pikabu.ru/story/bitniki_i_bozhestvennyie_verlibryi_p...

Верлибры, Аллен Гинзберг и наркотически жесткий баттхерт

https://pikabu.ru/story/verlibryi_allen_ginzberg_i_narkotich...

Сегодня читаем верлибры Чарльза Буковски. Часто Буковски называют последним битником. Так ли это, вопрос открыт – быть пророком для Буковски – ну, наверное, как минимум было бы странно. Буковски – поэт улиц, поэт бесчисленно текущего алкоголя, шлюх, драк, маргинальной жизни. Поэт, который своим инструментов сделал бытовую безнадежность – этим он и отличен, наверное, от битников. Бытовую безнадежность – на фоне которой американская мечта, к которой, как говорят, Буковски относился, мягко говоря, ернически.

Но ошибочно думать, что Буковски – про бухло и прочее. Как и во многих других случаях, искусство делает все, что получает в свое распоряжение, своим материалом. Буковски обманчиво прост, прям и предметен – в его текстах нет той образности, к которой мы привыкли со школ. Нет и рифм. Более того, стихи Буковски отчетливо сюжетны. Но эта сюжетность создает особый, жесткий, не прозаический ритм жестких и веселых (порой) историй. Как в свое время скальды рассказывали о походах викингов – так Буковски рассказывает (отчасти) о своем лирическом герое (хотя филологи меня убьют за эту фразу). Заметить важно и что, к стихах Буковски пришел гораздо позже известной многим прозы - и многие приемы и привычки перекочевали из прозаического в поэтический текст, что сделало последний ярким и запоминающимся по образной и прочим системам. «Внешне примитивные, стихотворения Буковски оказываются сложнее для восприятия, чем его проза, и именно поэтому Буковски-поэт менее популярен.// Буковски обладает талантом изображать вневременное в сиюминутном, и, возможно, форма стихотворения оказывается более подходящей для этой задачи, чем форма романа», - цитируя источники. И алкоголь и прочее – здесь лишь метод посмотреть на  мир с другой точки зрения. Метод отчуждения и метод внимательного наблюдения за миром. А теперь ссылки и стихи.
http://lib.ru/INPROZ/BUKOWSKI/stihi.txt

http://www.topos.ru/article/literaturnaya-kritika/charlz-buk...

http://www.topos.ru/article/6574

Чарльз Буковски, «Дни точно бритвы, ночи полны крыс»

 

будучи очень молодым человеком, я делил время поровну между

барами и библиотеками; как мне удавалось обеспечивать

свои остальные обычные потребности - загадка; короче, я просто не

заморачивался этим слишком сильно -

если у меня была книжка или стакан, я не думал чересчур много о

других вещах - дураки творят себе собственный

рай.

 

в барах я считал себя крутым, крушил предметы, дрался с

другими мужиками и т.д.

 

в библиотеках - другое дело: я был тих, переходил

из зала в зал, читал не столько книги целиком,

сколько отдельные части: медицина, геология, литература и

философия. психология, математика, история, другие вещи обламывали

меня. в музыке меня больше интересовала сама музыка и

жизни композиторов, чем технические аспекты...

 

тем не менее, только с философами я ощущал братство:

с Шопенгауэром и Ницше, даже со старым трудночитаемым Кантом;

я обнаружил, что Сантаяна, очень популярный в то время,

вял и скучен; в Гегеля надо было по-настоящему врубаться, особенно

с перепоя; многих, кого я читал, я уже забыл,

может, и поделом, но хорошо помню одного парня, написавшего

целую книгу, в которой доказывалось, что луны там нет,

причём делал он это так хорошо, что после ты и сам начинал считать: он

совершенно прав, луны действительно там нет.

 

как же, к чёртовой матери, молодому человеку снисходить до работы по

8 часов в день, если там даже луны нет?

а чего ещё

может не хватать?

 

к тому же

мне не столько нравилась сама литература, сколько литературные

критики; они были полными мудаками, эти парни; они пользовались

утончённым языком, прекрасным по-своему, чтобы называть других

критиков, других писателей ослами. они

выводили меня из себя.

 

но именно философы удовлетворяли

ту потребность

что таилась у меня где-то в замороченном черепе; продираясь

сквозь их навороты и

заковыристый словарь

я всё равно часто поражался -

у них выскакивало

пылающее азартное утверждение, казавшееся

абсолютной истиной или чем-то дьявольски близким

к абсолютной истине,

и вот этой определенности я искал в своей повседневной

жизни, больше походившей на кусок

картона.

 

какими клёвыми ребятами были эти старые псы, протаскивали меня сквозь

дни, что как бритвы, и ночи, полные крыс; и сквозь баб

базлавших, будто торгаши из ада.

 

братья мои, философы, говорили со мной не как

народ на улицах или где-то ещё; они

заполняли собой невообразимую пустоту.

такие классные парни, ах, какие классные

парни!

 

да, библиотеки помогали; в другом моём храме, в

барах, всё было иначе, упрощённее, и

язык, и отношение были другими...

 

днём библиотека, ночью бар.

ночи были одинаковы,

поблизости сидит какой-нибудь тип, может, и не

плохой, но мне он не так как-то светит,

от него прёт чудовищной мертвечиной - я думаю о своём отце,

об учителях в школе, о лицах на монетах и банкнотах, о снах

об убийцах с тусклыми глазами; ну, и

мы с этим типом начинаем как-то обмениваться взглядами,

и медленно накапливается ярость: мы враги с ним, кошка с

собакой, поп с атеистом, огонь с водой; напряг нарастает,

по кирпичику, уже готов обрушиться; наши кулаки

сжимаются и разжимаются, мы пьём теперь, наконец, уже с

целью:

 

он оборачивается ко мне:

"тебе чё-то не нравится, мужик?"

 

"ага. ты."

 

"хочешь чё-нибудь сделать?"

 

"конечно."

 

мы допиваем, подымаемся, уходим в конец

бара, в переулок; мы

поворачиваемся, лицом друг к другу.

 

я говорю ему: "между нами нет ничего, кроме пространства. как

насчёт сомкнуть это

пространство?"

 

он бросается на меня, и неким образом это представляет собой часть части

части.

Всем здравствуйте. Начинаю серию постов, в которых буду знакомить вас с разными интересными известными поэтами, которых нет здесь (или число постов о них ускользающе мало). Сегодня поговорим о верлибре и почитаем поэта Уолта Уитмена. Проблемка в том, что Пикабу достаточно консервативен в плане восприятия искусства - и порой даже бедный Малевич становится поводом для жарких дискуссий про "искусство или нет". Во много можно спасибо за это сказать отечественной школе, которая показывает даже литературу еще с советских времен очень выборочно, пропуская целый ряд явлений и жанров. В итоге поэзия, например, для многих оканчивается Серебряным веком, а стихи - "это то, что только в рифму".

Так вот, о верлибре. Как оказывается, стихи вполне могут жить (и давно живут) без рифмы - искусству свойственно раздвигать границы. Так, одной из точек в поисках путей развития в поэзии и стал отказ от тесного скафандра единого метра - появляется верлибр. Эта стихотворная форма и к рифмам, и к размеру относится очень вольно - они могут быть, могут не быть. Неизменным остается одно - разбивка по строчкам - то есть тот признак, по которому и разделяется речь разговорная и стихотворные строки. В итоге стихотворение вполне остается стихотворением, но поэт получает возможность не сидеть и считать количество слогов и рыться в словарях рифм, а строить свою поэтическую речь настолько точно, насколько ему это необходимо.

Для отечественной поэзии верлибр - явление не новое (вспомним Блока и его верлибры). А в целом эта форма появилась еще в 19 веке. Одним из многих первопроходцев стал американский поэт Уолт Уитмен. Почему начинаю с него? Часто упоминаем, любим во многих кругах и его стихи - один из хороших способов показать, как может быть верлибр. В ближайших постах буду публиковать других американских поэтов – они интересные и хорошие, но их достаточно сложно найти из-за проблем с копирайтом.
Ссылки. Про верлибр подробнее - http://slovar.lib.ru/dictionary/verlibr.htm. Про Уитмена - http://american-lit.niv.ru/american-lit/istoriya-literatury-...

Ну что же - добро пожаловать в комменты, где мы поспорим, что искусство, а что нет. Ну а теперь стихи.

Уолт Уитмен, "Жил малыш. Когда он выходил..."

Перевел К.С.Фарай

Жил малыш.
Когда он выходил на свою ежедневную прогулку,
и оглядывался вокруг,
то на что бы он ни смотрел
с жалостью, любопытством, страхом или любовью,
он становился этим предметом,
и это предмет становился частью его
на один день или на одно мгновение дня,
...на целый год или на циклы тянущихся лет.

Ранние незабудки становились частью малыша,
И трава, и красивая герань, и клевер,
и маленькие колибри,
и мартовские ягнята, и поросята с розовыми грудками...
кобыла с жеребятами, смеющиеся толпы во дворах,
люди у скользкого входа в пруд,
любопытные рыбки среди темно-зеленых камней,
и водяные мельницы с тяжелыми
стальными верхушками...
все становилось частью этого малыша.

И апрельские и майские полевые всходы
становились малышом...
и зимняя пшеница,
и светло-каштановые кукурузные ростки,
и съедобные коренья в огородах,
и яблони, и цветы яблонь,
и сочные яблоки, падающие с веток...
и лесная малина... и подорожник;
и старый пьяница по дороге домой
из таверны, где он недавно лежал без памяти,
И торопливая учительница... и дружелюбные дети,
и грустные дети... и аккуратные девочки-горожанки...
и все изменения в городах и селениях,
куда бы он ни шел.

И даже родители малыша - мужчина, зачавший его, выстрелив отцовской смесью
среди ночи... и женщина, выносившая малыша в своей сумке
перед тем, как он появился на свет...
они дали ему гораздо больше этого,
и давали ежедневно... и они, и то, что исходило от них
становилось частью малыша.
Его мать... и тарелки, и блюдца, поставленные
на обеденный стол,
Мать... и потоки прекрасных слов...
и чистая косынка, и фартук,
и здоровый материнский аромат,
отлетавший от ее волос и платья
когда она проходила мимо;
Его отец: сильный, мужественный, независимый,
строгий, рассерженный, несправедливый,
и удар, и окрик, и просьба, и заманчивая
ложь,
И предметы домашнего обихода, и разговор, и лавка старьевщика,
мебель... и желания переполненного сердца,
Любовь неподкупная... и чувство неизменной реальности,
мысли о том, что и это только мечта,
Сомнения днем и ночью, желание
узнать "как это?" и "что это?"...
Существует ли то, что кажется реальным
или это только вспышки и искры?
Мужчины и женщины на дорогах,
если не вспышки и искры,
то тогда кто?
И сами дороги, фасады серых домов...
товары на широких витринах, лица,
телеги, причалы, толпы на переправах;
Вид деревни, когда солнце падает
за зеленый холм... вереницы изломанных рек...
И тени... и лучи света в гущах летних дождей...
свет, падающий на крыши... и белая и коричневая
черепица...
очертания, отсветы, силуэты;
шхуна неподалеку, уходящая с отливом...
лодка на мели среди береговых камней,
Бег и танец темно-синих волн - растерянный всплеск,
и красочные облака... и багровая мачта,
оставленная кем-то словно в одинокой
бесконечной грезе;
склон горизонта, сизый пеликан на фоне солнца,
сгустки ила в аромате соленых водорослей;
все эти явления и кажущиеся явления, да,

Все это становилось частью малыша, который
ежедневно выходил,
и впредь будет выходить ежедневно,
становилось собственностью малыша, будь то
он или она,
кто гнался за всем этим
день за днем, час за часом -
всегда.

Картина - Август Маке. "Большой зоопарк, триптих"