dapo

История старая как мир. Молодого человека забрали в армию. На гражданке у него осталась любимая девушка, которая клялась ему, что дождется. Спустя некоторое время парень позвонил ей, и, как водится, она призналась, что нее есть другой. Солдат заперся в туалете и пустил себе в голову очередь из «калашникова».
Многие по этому поводу начали обвинять девушку, мол, как же так, сука бессердечная, погубила парня. Но девушка – это, во–первых, человек, а во–вторых – женщина. То есть существо крайне ненадежное, подверженное сиюминутным соблазнам. Обижаться на женщин бессмысленно, а уж обвинять – тем более. Что по–настоящему важно – осознавать с кем имеешь дело.

Как и большинство человеческих трагедий, эта чудовищная история – прежде всего, история глупости и малодушия.

Если бы меня забирали в армию или тюрьму, то я бы просто расстался заранее. Так и так, дорогая, я тебе, конечно, верю, но в биологию и природу человека верю больше. Мы, конечно, можем встретиться, когда я вернусь (меня выпустят), но, начиная с этого момента, я ни на что не надеюсь, ничего не жду, и ты вольна делать что угодно.

Об этом отлично писал Ремарк. Помните, в романе «Время жить и время умирать» главный герой, у которого заканчивается отпуск, категорически запрещает возлюбленной приходить провожать его на вокзал? Это единственно правильное решение в таких случаях. (Однако она все равно приходит (женщины!), он замечает ее растерянное лицо из глубины вагона, кричит, пытается раскидать прилипших к окну солдат, но тщетно – поезд уносится на Восточный фронт, их взгляды так и не встречаются.)

Этот молодой человек покончил с собой в приступе, прежде всего, Бессилия перед ситуацией, а не разбитого сердца. Когда тебе 18 лет, и твоя девушка с тобой расстается, можно попытаться сделать многое. Подраться с ее новым бойфрендом, умолять, ползать на коленях, караулить под окнами, «ну давай просто поговорим», «как у тебя все может быть так просто». Все это, разумеется, не принесет никаких результатов, но сам факт Действия спасает, амортизирует психоз.

Когда тебе 18 лет, и ты находишься в физической изоляции от мира, максимум, что ты можешь «делать» – это слушать равнодушные телефонные гудки, а то и вовсе оповещение о том, что тебя занесли в черный список. С металлическими нотками в голосе автоматического оператора. Тебе кажется, что непременно следует что–то совершить, какими–то действиями изменить ход ситуации. Но сделать объективно ничего нельзя, и перенапряженная психика подсказывает неверное, но, как тебе кажется, единственно возможное действие, и палец жмет на спуск. Как я понимаю этого бедного парня.

Спасать таких подверженных малодушию молодых людей следует задолго до возникновения критических ситуаций, и это, конечно, задача отцов. Именно отец должен дать сыну базовые знания о том, как устроены женщины, как они работают, что у них внутри; что делать, если тебя бросили, как себя вести (и, главное, как себя настраивать) в пограничных состояниях.

В этот страшный момент отчаяния именно фигура отца должна была всплыть в голове у этого пацана. Отца, который обязан был ему методично вдалбливать, что в 18 лет не бывает «навсегда», что когда–нибудь у него будет столько девушек, сколько захочется, что в отношениях никто никому ничего не должен, и следует это принять и с этим жить. В конце концов, что когда он бы встретил ее лет через пять, то убедился бы в том, что переживать, в сущности, было не из–за чего.

Но отца, скорее всего, нет, и нет его образа, и нет нормального воспитания, и нет армейских психологов, и нет сослуживцев, которые могли бы помочь. Есть только залитая кровью ванная и кошмарная, нелепая смерть.(с)