Меня будто накрыло тяжёлым, горячим одеялом. Поворочавшись, я устроился на боку и, подложив руки под голову почмокал губами, сквозь приятную дрёму прорывался громкий шум и звуки голосов, но, сон брал своё и реальность постепенно отдалялась, уступая место сумбурной фантазии. Внезапно, в мой тёплый и уютный мирок вторгся некий дискомфорт, чувствуя непонятное покалывание во всём теле, я вяло отпихнул трясущего меня за плечо человека.
- Ну мам, - невнятно пробормотал я, - ну ещё пять минуточек.
- Какие пять минуточек блядь?! – взревел прямо над моим ухом чей-то осипший бас, - ты совсем охуел что ли?
Резко открыв глаза, я сел, тут же пожалев о этом поспешном действии, голова раскалывалась, в горле пересохло, а неровная, грунтовая стена окопа, в котором я полулежал, засыпанный горячей после взрыва землёй плыла и периодически расплывалась из-за наворачивающихся на глаза слёз. Стряхнув с себя трясущимися руками часть сухой, словно порох, земли, я попытался подняться, но тут же свалился на корточки. Перетерпев бухающую колоколами головную боль, я снова попытался встать, на этот раз аккуратнее, придерживаясь за стену. Мой новый знакомый тем временем высунулся из-за края окопа, прикрывшись для незаметности невесть откуда взявшимся банным веником.
- Лезут сссуки, - с чувством прошипел мужик, сплюнув по ноги.
- Кто лезет? – всё ещё ничего не понимая, я тоже высунулся из окопа.
В бескрайней степи, у самого горизонта чёрными блохами метались крошечные точки, напрягая зрение я попытался понять, что же это такое, но расстояние было слишком велико. Мужик же плюхнулся на землю и с прищуром глядя на меня стал умело сворачивать самокрутку. Облизав край папиросной бумаги, он зажал сигарету в зубах и, прикурив от роскошной, позолоченной зажигалки, затянулся.
- Какой сейчас год?
- Чего? – потерев лоб, я присел обратно на кучу земли, - двадцать первый?
Выпустив густой клуб дыма, мужик отрицательно помотал головой. Головная боль накатила с новой силой, скрючившись в окопе, я прислушивался к треску сырого табака, ветру и тихим голосам в окопах по соседству. Прикрыв глаза, я начал копаться в обрывках своих воспоминаний, отчётливо, я помнил только канун двадцатого года, тогда ещё стал популярен видеоблог какого-то маршрутчика, после этого всё было будто в тумане.
- Тридцать первый год сейчас, - просипел втянувший в себя порцию вонючего дома мужик, - да ты не мучайся, сейчас сержант Клюквенко тебе всё расскажет.
- А кто это?
- Я это, - бесцеремонно схватив меня за локоть, сержант устремился куда-то в сторону, не обращая внимания на мои слабые протесты и стоны. Нырнув в какое-то задёрнутое куском брезента отверстие в земле, он потянул меня за собой. Крепко приложившись лбом о служащее дверным сводом бревно, я снова плюхнулся на жопу, созерцая радужные круги, пляшущие перед глазами. В своём стремлении затащить меня внутрь сержант не церемонился и, после очередного рывка, я оказался в низкой, скудно освещённой землянке.
- Короче, - изрёк он, бухая на стол пузатую бутылку с плещущейся внутри мутной жидкостью, - двадцатый ты помнить должен, так что имя Армен Рубенович Султанян для тебя не пустой звук, - наполнив мятую алюминиевую кружку жидкостью, он пихнул её мне в руку, - пей давай, полегчает. Так вот после того, как он набрал пятнадцать миллионов подписчиков, к двадцать второму, всем стало понятно, кто станет новым президентом.
Повинуясь властному жесту, я опрокинул в себя пахнущую нестиранными портянками, обжигающую жидкость. В глазах потемнело, но голова болеть перестала, по телу от желудка стало расходиться приятное тепло. Сержант же продолжал свой рассказ, приправляя его красочными эпитетами и забористыми ругательствами. Когда я вновь обрёл способность видеть краткий пересказ произошедшего подходил к концу, из него выходило, что с двадцать четвёртого года, президентом страны является водитель маршрутки, а стран Восточной Европы и Азии больше не существовало, они все стали частью ТССР – Транспортных Советских Социалистических Республик.
- Ну а в двадцать девятом, в том году ещё Ленина клонировали, - продолжал разглагольствовать сержант, - в Штатах к власти пришёл Иван.
- Какой Иван блядь? – внутри росло подспудное раздражение, - русский стал президентом США?
- Он индус, таксистом работал, - невозмутимо ответил Клюквенко, - Ванья Нарендра Дипакмуди… Или Сандипмуди, хуй знает, не помню, что-то с мудями связанное.
- Да что за херня, - пробормотал я, закрыв лицо руками. В погрузившейся в тишину землянке, было слышно, как сержант с кряхтеньем и бульканьем жрёт самогон. С какой-то обречённостью я осознал, что всё сказанное было правдой. Снаружи послышалась беготня, а затем кто-то истошно завопил:
- Либерал-фашисты!
- Мочи гандонов!
Мгновенно вскочивший с места Клюквенко схватил стоящую в углу Мосинку и, покачиваясь бросился наружу. Нащупав притороченную к поясу кобуру с наганом, с последовал за ним, ещё раз по пути приложившись головой о дверной косяк. Приготовившиеся к атаке солдаты заняли огневые позиции, поле будущего боя погрузилось тишину, нарушаемую лишь доносящейся издалека песни It’s a raining men.
Когда моё зрение прояснилось, я наконец смог увидеть их. Через развороченное взрывами поле, стройными рядами танцевали вперёд одетые только в чёрные кожаные ремни и шипастые гульфики шеренги боевых пидарасов, перед собой они гнали ползущих на карачках, одетых в розовых лошадей тварей, отдалённо напоминающих людей. Сначала выстрелил один солдат, потом к нему присоединился второй. Подчиняясь внутреннему импульсу, я заорал что есть мочи:
- Огонь!
Редкий лазерный огонь мосинок превратился в шквал, сминающий ряды наступающих. Где-то в стороне, вражеские войска добрались до окопов и пошли в рукопашную, грозно размахивая огромными фиолетовыми фаллоимитаторами. Забывшись в пылу боя, я слишком поздно заметил низкий, вибрирующий гул, доносящийся из-за тяжёлых туч, сменившийся протяжным свистом. Сорвав с пояса противогаз, сержант заревел, перекрывая своим басом звуки выстрелов и крики раненных:
- Гей-бомба!
Едва успев напялить противогаз, я увидел её, стремительно приближаясь к земле, бомба оставляла за собой яркий радужный след, оборвавшийся только у самой земли. Оглушённый сотрясшим землю взрывом, я на некоторое время потерял способность соображать, всё вокруг окутал густой розовый туман боевых афродизиаков. Над окопом ритмично взлетала бледная и прыщавая задница яростно совокупляющегося с кем-то солдата. Не знаю сколько времени я блуждал по затихшему полю боя, знаю только, что когда подъехали маршрутки, из окон которых высовывались волосатые, украшенные многочисленными золотыми перстнями руки, нетерпеливо стучащие по ржавым, кое-как окрашенным дверям, я уже всё вспомнил.
- Э, ара, - окликнул меня водитель ближайшей газели, - до госпиталя, за двести, а?
Отмахнувшись от пинающего колёса водителя, я побрёл к командной землянке, отряхивая землю с капитанских погонов.
- Мудак ты, сержант, - сказал я хрустящему огурцом Клюквенко, - и самогон у тебя говно, уже третий раз от него память отшибает.
Тихо тянулась к маршруткам вереницы стыдливо прикрывающих зияющие на жопах дыры солдат. Заканчивался очередной день в новом Мире.
