Я — невидимый свидетель мучительной жизни других. Никто не продает недвижимость от хорошей жизни, и уж точно никто не скупает квадратные метры, чтобы поскорее расстаться с деньгами. За каждой сделкой таится нерадостная история бессилия и подлости. Разводящиеся пары, пенсионеры, ради внуков оставляющие в проданных квартирах свои воспоминания, взрослые дети, разоряющие родительские гнезда ради собственного счастья — все они мои клиенты. И я чувствую каждую ложь в их треснувших голосах и каждый вздох, будь то усталость или облегчение, когда документы подписаны.
Моя работа — это ежедневный спектакль лицемерия. Я вижу настоящие мотивы, скрытые за человеческими масками: отчаянные инвестиции, жадность до жизни в кредит, нетерпеливая готовность вырвать свой кусок наследства после смерти близких. Они никогда не говорят правду открыто, но их взгляды и жесты выдают больше, чем могли бы слова.
Я часто думаю, как мало мы знаем о жизни тех, кто рядом. За каждой закрытой дверью скрывается своя адская пропасть, свои искушения и поражения. И именно это заставляет меня быть терпимым и внимательным к людям. Я бесстрастно фиксирую факты человеческих ошибок из библейского списка заповедей и почти всегда встаю на сторону тех, чьи пороки легче весят.
Так что да, моя работа кажется мне ужасно грязной, но именно она не дает забыть о неиссякаемом источнике человеческого дерьма. Никто не видит во мне ценности, но знаю: каждый день я помогаю людям сделать выбор, даже если это начало их конца.
Не редко наблюдаю, как семьи, которые пытаясь исправить прошлые ошибки, бегут в новое жилье в надежде изменить внутренний «минус» на внешний «плюс». Но стены не лечат, а география не меняет прошлого. Покупка или продажа квартиры — всего лишь следующая глава в книге жизни, уже исписанной незаживающими обидами и старыми граблями.
И вот, пожалуйста, новые клиенты. Увидьте их. Полны надежд, что продажа наследственной квартиры сотрет их прошлое до основания. Они убеждены, что деньги исцелят их незаживающие раны горьких обид. Обладатели проклятых наследственных миллионов — брат и сестра, но я их увижу только на сделке. Ко мне пришли не они. Вначале появился муж сестры, затем жена брата быстро юркнула в соседнюю переговорную, старательно избегая встречи с родственником в коридоре. Каждый со своими требованиями, каждый со своей обидой и каждый со своей кровожадной местью. Представителем сестры мне поручено продать квартиру так, чтобы ей досталась не только половина денег, но и все имущество в квартире, потому что на даче, которую ей подарили родители вся мебель поистрепалась. Я соглашаюсь. Прощаюсь и перехожу в следующую переговорную.
— Мы заказали оценку нашей квартиры. Нам нужна половина этой суммы, иначе мы сдадим свою долю в аренду, — требует жена брата, указывая на пухлый том оценочного альбома.
— Но ваша квартира столько не стоит, — отвечаю я.
— Это не наша проблема. Согласны с нашими условиями или нет?
Я киваю. Она тараторит свою версию бесконечно унизительной жизни мужа в этой страшной семье, где с самого раннего детства ему ничего не разрешалось, и все приходилось добывать самому. И что он наконец устал жить в бесконечной заботе о младшей сестре и теперь наступил момент истины, чтобы расплатиться по долгам. Я киваю в знак понимания, качаю головой в знак осуждения и соглашаюсь со всем, что слышу. В этой семье нет ни братских, ни сестринских отношений. Они смакуют только зло. Упиваются своими обидами так, что не могут даже взглянуть друг другу в глаза. Ненавидят собственные воспоминания настолько, что любые слова запечатывают рот, словно сургучная печать на конверте. Их единственная цель после похорон родителей — найти риелтора, готового исполнить требования каждой стороны. Они готовы выбросить миллионы на налоги, но не готовы объединиться в момент, когда оба лишились родителей.
Неужели брат и сестра не ближе всех на свете?
Поймут ли они со временем, что никакие деньги не излечат их душевные травмы и что будущее одиночество возможно станет той сдачей, которую выдаст каждому из них небесный кассир за хамское пренебрежение к своей собственной семье?
Однако вернемся к истории. Покупатель, слушая на авансе мою дичь про условия собственников и схему сделки, хищно интересуется:
— Что я выиграю от этой ситуации? Готов поучаствовать в вашем спектакле. Мне безразличны их склоки, но мне тогда нужна скидка в полмиллиона, иначе я пасс.
Соглашусь ли я? Конечно да. Ведь моя задача — уложиться в рамки возможностей, чтобы каждая сторона почувствовала себя победителем. И кому уже интересно, что каждый из них навсегда потеряет то, что никогда не вернёт.
Иду к руководству подписать контракт с покупателем. Меня опять внимательно слушают и задают еще более логичный вопрос:
— Почему комиссия такая маленькая? Отбивайте полмиллиона покупателю и столько же агентству.
Откажусь ли я? Конечно нет. И вот документы подписаны, сделка заключена. Брат своей младшей сестры, покупатель квартиры и агентство раздербанили долю сестры, которая требовала отдать ей, кроме денег все мебеля. Она получила, что хотела: мебель и половину цены, указанную в договоре купли-продажи. Брату досталась 1/2 суммы, указанной в оценочном альбоме. Удачливому покупателю достались полмиллиона, а агентству приятный бонус за то, что прозорливое руководство увидело возможность, а талантливый риелтор ее осуществил.
Так кто же мы все в этой истории? Воры, подлецы, мошенники? Кто у кого украл «кораллы»? Когда люди поймут, что любая семейная война это всегда потери. Потери для всех сторон. Просто для кого-то они очевидные, а кто-то незаметно всю оставшуюся жизнь будет расплачиваться и не понимать «за что ему все это?!» Сколько ещё таких историй мне предстоит обслужить, прежде чем я откажусь исполнять мстительные желания клиентов? Нельзя украсть деньги у клиента, если он сам этого не хочет. Вы это понимаете? Я всего лишь инструмент в ваших руках, помогающий одной из сторон закрыть сделку, которую они воспринимают, как выход из их бедственного положения.
И пока вы продолжаете верить в свою воинствующую правоту, моя работа остается востребованной. Я продолжаю играть по вашим правилам, которые диктуете вы, не забывая при этом, что я работаю не для того, чтобы исправлять чьи-то жизни, а для того, чтобы моя жизнь была исправна и максимально комфортна.
Я перестал задавать себе риторические вопросы. Время слабости и жадности никогда не закончится, и я продолжаю быть его частью, не ища оправданий для своей роли в этом действе.
Мне давно уже не тяжело смотреть, как люди погружаются в чертов ад. Что я могу сделать? Я риелтор, а не спаситель. Моя работа — обеспечить ключи одним, деньги другим. Кому интересно, о чем я думаю?
Очевидно, что повторяющаяся изо дня в день человеческая драматургия привела меня к сдержанному равнодушию и расчетливой отстраненности от всего человеческого. Я знаю, что ни один переезд не решит ни одной из их тех проблем, от которых обычно бегут люди. Но это и не моя боль объяснять им простую правду. Я работаю, чтобы закрыть сделку, получить свой процент и перейти к следующему герою завтрашнего дня.
Может где-то есть работа, где самым большим стрессом будет замена картриджа в принтере. Может быть. Но вот, на пороге появляется новый клиент с новой сумасшедшей идеей купить мир за пару лямов, и я понимаю, что меня снова засасывает в это липкую жижу. Видимо, созависимость от нездоровых человеческих отношений — это мое второе я. В конце концов, эта работа — единственный способ заплатить за собственную жизнь и доказать себе, что я еще жив, что еще что-то чувствую, хотя бы раздражение или усталость.
Мы все играем свои роли, натягивая тугие маски уверенности и профессионализма, но за этими масками ничего нет. Я продолжаю делать свою работу, потому что это то, что умею делать лучше всего.
Именно так, без лишних эмоций, я продолжаю жить дальше.
Что сказать то хотел. Сосед вчера зашел опять, говорит очень хорошие люди есть, хотят квартиру купить. Только у них нет официального дохода и первоначального взноса тоже нет. Говорит, помоги, будь человеком. У тебя же есть наверное посредники в банках. Они заплатят сколько скажешь за выдачу кредита. Я ему сказал, что любая жадность имеет границы и отказал. И вам скажу: именно с таких поисков левых посредников для одобрения ничем не обеспеченного кредита и начинается долговая яма длинною в жизнь.