Серия «"Нравственные письма к Луцилию" Луций Сенека»

Что такое намеренье? То, что привлекало художника и за чем он гнался: если он работал на продажу, - это деньги, или слава, если он работал ради почета, или вера, если он готовил приношенье в храм. Значит, причина и то, ради чего делается вещь. Или, по-твоему, нет необходимости считать в числе причин сделанного дела все, без чего оно бы не делалось?

Платон добавляет еще одну причину: образец, именуемый у него "идеей". На него-то и оглядывается художник, чтобы создать именно то, что собирался. Неважно, будет ли этот образец вне его, но перед глазами, или внутри, зачатый и выношенный в душе. Эти образцы всех вещей заключает в себе божество, обнимающее духом и число, и вид всего того, что имеет быть созданным: оно полно теми не ведающими ни смерти, ни перемены, ни усталости обликами, которые Платон зовет идеями. Люди погибают, а сама человечность, по образцу которой создается человек, пребывает и не терпит урона от людских страданий и смертей.

<...> То же самое, говорит Платон, есть и у вселенной: и создатель - то есть бог, и то, из чего она создана, - то есть материя, и форма - тот облик и порядок, которые мы видим в мире, и образец - то, наподобие чего бог сотворил эту прекрасную громаду, и намеренье, с которым он ее сотворил.

Ты спросишь, каково было намеренье бога? Сделать добро. Именно так и говорит Платон: "какая причина создать мир была у бога? Он добр, а добрый не жалеет другим ничего благого, - вот он и сделал лучшее, что мог". Так рассуди нас и вынеси приговор, чьи слова, на твой взгляд, всего правдоподобнее <...>

В утверждениях Платона и Аристотеля названо либо слишком много, либо слишком мало причин. Если считать причинами все, без чего нельзя сделать того-то, - названо их слишком мало. Пусть тогда причислят к причинам и время: без времени ничто не будет сделано. Пусть причислят и место: ведь если делать негде, то и невозможно делать. Пусть причислят движение: без него ничто не делается и не гибнет, без движения нет ни искусства, ни изменений.

Но мы-то ищем первую и общую причину. А она должна быть простой, потому что проста материя. Что это за причина? Конечно, деятельный разум, то есть бог; а перечисленные вами - это не отдельные причины, они все зависят от одной, той, которая и действует.

Ты говоришь, что форма есть причина? Но ее придает изделию художник, она есть часть причины, а не причина. И образец - не причина, а необходимое орудие причины. Образец так же необходим художнику, как резец, как напильник; без них искусство не сдвинется с места, но они - и не части его, и не причины.

- "Намеренье художника, то, ради чего он берется что-нибудь сделать, есть причина". - Пусть причина, но не действующая, а дополнительная. Таких может быть без счета, а мы доискиваемся до общей причины. Нет, без обычной своей тонкости утверждают они, будто весь мир, как любое законченное изделие, есть причина: между изделием и его причиной - большая разница.

<...> - Но ты скажешь: "Какая тебе радость терять время на эти пустяки? Они ведь ни одной из твоих страстей не уймут, ни от одного из вожделений не избавят". - Верно; я тоже считаю важнее те занятия, которые утишают душу, и сперва исследую себя, а потом только вселенную.

Но времени я, вопреки твоим мыслям, не теряю и сейчас: ведь если этих исследований не мельчить и не растекаться в ненужных тонкостях, они поднимают и возвышают наш дух, придавленный тяжелой ношей, но жаждущий распрямиться и вернуться в тот мир, которому он принадлежит. Тело для духа - бремя и кара, оно давит его и теснит, держит в оковах, покуда не явится философия и не прикажет ему вольно вздохнуть, созерцая природу, и не отпустит от земного к небесному. В этой отлучке он ускользает из-под стражи и набирается сил в открытом небе.

<...> Мудрый или ищущий мудрости, хоть и прочно скованы с телом, отсутствуют лучшей своей частью и направляют помыслы ввысь. Они, словно присягнувшие воины, считают срок своей жизни сроком службы, и образ их мыслей таков, что жизнь они принимают без любви и без ненависти и терпеливо несут смертную долю, хотя и знают, что лучшее ждет их впереди.

Ты запрещаешь мне наблюдать природу? Отрываешь от целого, оставляешь мне малую часть? Нельзя мне доискиваться, в чем начала всех вещей? Кто их лепщик? Кто расчленил все, когда оно было слито воедино и облечено косной материей? Нельзя мне доискиваться, кто создатель этого мира? По какой разумной причине такая громада обрела закон и порядок? Кто собрал разбросанное, разделил перемешанное, коснеющему в единой бесформенности придал обличье? Что изливает столько света? Огонь ли это, или что-нибудь ярче огня?

Значит, нельзя мне этого доискиваться? Так мне и не узнать, откуда я вышел? Однажды ли я должен все это видеть, или мне предстоит рождаться много раз? Куда я отправлюсь отсюда? Какое жилище ждет душу, избавившуюся от рабского человеческого состояния? Ты запрещаешь мне причаститься небу - значит, велишь мне жить, не поднимая головы.

<...> Возвращаясь к нашему предмету, я повторяю, что свободе этой немало способствует и наблюдение природы, о котором мы беседовали. Ведь все состоит из материи и бога. Бог упорядочивает смешение, и все следует за ним, правителем и вожатым. Могущественнее и выше то, что действует, то есть бог, нежели материя, лишь претерпевающая действие бога.

То же место, что в этом мире бог, занимает в человеке душа; что в мире материя, то в нас - тело. Так пусть худшее рабски служит лучшему; будем же храбры против всего случайного, не побоимся ни обид, ни ран, ни оков, ни нужды. Что такое смерть? Либо конец, либо переселенье. Я не боюсь перестать быть - ведь это все равно, что не быть совсем; я не боюсь переселяться - ведь нигде не буду я в такой тесноте.

У Сенеки с друзьями случился интересный разговор, касавшийся разницы в метафизике стоиков, Платона и Аристотеля по вопросу о причинах, то есть о том, как и почему возникают все вещи и явления. Основную часть беседы философ пересказывает Луцилию и просит рассудить, кто ему кажется точнее в своих размышлениях.

В античности был распространен взгляд, что всё относящееся к понятию "материя" - пассивно (инертно) по своей природе. Первоматерия, из которой состоят все вещи во Вселенной - это просто некий материал, и из него можно вылепить что угодно, как из глины гончар делает всякую посуду.

Однако, нужен тот, кто лепит, руководствуясь какими-то соображениями. Материи обязательно нужно нечто, что придает ей конкретную форму и свойства; что из общего, из её вариативности, сделает множество частных отдельных вещей. Таким активным началом признавался разум.

Разум - это та внешняя по отношению к материи сила, которая сосуществует с ней, но не является её частью, и оказывая воздействие на материю, создает из неё все имеющееся в Космосе. В религии, например, Разум станет тождественен Богу, а если говорить на языке науки - фундаментальным законам, которым подчиняется материальный мир.

Стоики считали, что разума, как единственной активной причины, вполне достаточно, а все остальные причины можно свести к нему. Тем не менее, позиции Аристотеля и Платона внесли огромный вклад в развитие философской мысли, и были очень популярны.

Аристотель считал, что есть 4 причины, которые объясняют происхождение всего.

1. Материальная причина (Материя). Это сам пассивный материал, из которого что-то делается.

2. Действующая причина (Движение). Это создатель, который приводит материю в движение и таким образом изменяет её.

3. Формальная причина (Форма). Это структура объекта, его вид и свойства (в общем, сущность), которые создатель ему задаёт. Благодаря оформлению, объект становится собой. Например, конкретную статую (допустим, "Давид" Микеланджело) мы отличаем от других статуй именно по её характерным чертам (форме).

4. Целевая причина (Цель). Это назначение объекта, цель, с которой он вообще делается. Ничего не происходит бездумно, даже если причины мы не осмысляем. Конечный функционал объекта всегда определяется целями, которыми руководствуется его создатель.

Платон придерживается +/- той же структуры, но добавляет пятую причину, основную в рамках его философии - идею. Это вечный, неуничтожимый и неизменный образец, от которого происходит ряд вещей одного класса. Например, мы можем взять множество собак разных пород, размеров, окрасов, чего угодно, но всех их объединяет идея "собачности". Взглянув на любую собаку мы точно понимаем, что это собака, а не кошка или лошадь.

По Платону, конечная вещь не совпадает с её идеей. Когда скульптор делает статую, он задумывает её руководствуясь идеей "ста'туйности", как бы интуитивно понимая, какие черты должно содержать изделие, чтобы являться статуей. Однако, получив из куска мрамора результат, скульптор имеет конкретную статую, а не её "идеальный" прообраз, который существует лишь в умозрительном мире идей.

Сенека замечает, что добавляя причины к Разуму, мы лишь плодим ненужные сущности. Если Разум - это творец, скульптор, то все остальные причины уже содержатся в нём и исходят от него. Иначе нам нужно добавить и время, и место в пространстве, и само движение и т.п. Зачем ограничиваться? Однако, гораздо уместнее оставить единственную основную активную причину, как прародительницу всех остальных.

Далее, Сенека отвечает на вопрос, - "Зачем вообще нужны все эти сложносочиненные размышления?". Мы знаем, что стоики к философии относили лишь практически пригодные наработки, которые непосредственно улучшают жизнь и облагораживают её. Перечисленные причины - это какие-то абстракции, которые невозможно использовать в жизни с пользой.

Но нашему духу, - отмечает Сенека, - естественно задавать извечные вопросы, волнующие каждого человека. Такие размышления рассекают дух и тело, позволяя первому воспарить туда, откуда он происходит, не будучи скованным телом. Нас будоражат те глубины, которые скрывает природа, а любознательность, удовлетворенная хорошим ответом, дарит большое наслаждение. Наверняка многие вспомнят, какое удовольствие они получали от решения сложной задачи по математике в учебные годы. Это буквально экстаз, непонятно откуда берущийся.

Точно также и с философскими вопросами, которые не должны ограничиваться лишь практикой, а еще и дарить нашему духу подлинную свободу.

End.

Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы

Но пусть даже все открыто древними всегда будет ново и применение открытого другими, и его познание и упорядоченье. <...> Лекарства для души найдены древними, но наше дело отыскать, как их применять и когда.

Жившие раньше нас сделали много, но не все; и все же нужно взирать на них благоговейно и чтить, как богов. Почему бы мне для поощрения души не завести у себя их статуи, не праздновать дни их рождения? Почему бы мне, почета ради, не призывать их в свидетели клятвы? Ведь если я обязан чтить своих наставников, то не меньше должен чтить и наставников человечества, в которых изначальный источник великого блага.

Сенека рассказывает Луцилию, как собравшись с друзьями на пиру, они обменивались мнениями, дискутировали, а затем читали размышления Квинта Секстия Старшего. Он был философом, тяготевшим к стоицизму, современником Гая Юля Цезаря и учителя Сотиона Александрийского, который в свою очередь был учителем Сенеки.

Письмо ярко свидетельствует о пользе наставника, и о той моральной силе, которую он может вдохнуть в нуждающегося в нём человека. Стоит вычитать назидание, попадающее, что называется, "в нерв", так прилив бодрости и воодушевление подталкивают к сражению с ситуациями любой трудности. Ты понимаешь, что не только на твою долю выпала борьба, но плечом к плечу с тобой стояли многие, лучшие люди, оставившие нам прекрасное наследие мысли, заряжающее на преодоление всего.

Так и Секстий, пишет Сенека, дарит надежду на блаженную жизнь (добродетельную), показывая, что она достижима. Как мы знаем, статус "мудреца" в стоицизме заслужить практически нереально, и в этом смысле блаженная жизнь является чем-то вроде мечты. Также стоики скептически относились к понятию "надежды", считая, что надеющийся человек полагается на фортуну, на вмешательство неожиданных внешних обстоятельств, которые могут привести к успеху, хотя всегда нужно полагаться лишь на собственные усилия и не тешить себя пустыми грёзами. Здесь Секстий говорит "как человек, а не как стоик", что периодически любил делать и Сенека.

Забавно утверждение Сенеки, дескать "всё открыто древними". Уже тогда люди думали, что лучшие мысли давно проработаны, и нам остается лишь немного прибавлять к ним в силу своих возможностей. С одной стороны, с этим можно согласиться, ведь сколько у нас появилось со времен античности абсолютно новых философских контекстов, или проблематик, не содержащих в себе в качестве основы античный фундамент?

С другой стороны, вспоминается гениальная фраза незабвенного Михаила Жванецкого: "Даже неточное цитирование уже кое-что своё". Одна и та же мысль, поданная в другом виде, может пронять совершенно разные души, и в этом смысле неважно, во сколько отличающихся оберток мы облачим уже сказанное, если оно работает, кому-то помогает и вдохновляет.

Так выберем же себе великих, не в качестве идолов, но в качестве вдохновляющих примеров для подражания, чтобы их целительные речи могли стать лекарствами от любых болезней души.

End.

Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы

Так будем жадно наслаждаться обществом друзей - ведь неизвестно, долго ли еще оно будет нам доступно. Подумаем о том, как часто мы оставляли их, отправляясь в долгое странствие, как часто, живя в одном месте, не виделись с ними, - и мы поймем, что больше вре мени было упущено при их жизни.

А стерпишь ли ты таких, кто пренебрегал друзьями, а теперь горше всех рыдает, кто не любит их, пока не утратит? Они потому и скорбят так безудержно, что боятся, как бы кто не усомнился в их любви, и ищут поздних доказательств своего чувства.

Если у нас есть еще друзья, то мы плохо к ним относимся и нс ценим их, коль скоро они не могут утешить нас, заменив одного погребенного; если же он был единственным нашим другом, то не фортуна перед нами виновата, а мы сами: она отняла у нас одного, а мы ни одного не добыли.

<...> То, что я хочу прибавить, избито, я знаю, но все же не откажусь повторить только из-за того, что так говорят все. Если скорби не прекратит разум, ей положит конец время; однако для разумного человека утомление скорбью - позорнейшее лекарство от скорби. Так что уж лучше сам оставь скорбь, раньше чем она тебя оставит, и поскорей перестань делать то, чего при всем желании не сможешь делать долго.

<...> И это пишу тебе я - я, так безудержно плакавший по дорогом мне Аннее Серене, что меня (вот уж чего я не хотел!) можно привести в пример как человека, побежденного горем. Теперь я осуждаю себя за это и понимаю, что было главной причиной такого горя: я никогда не думал, что он может умереть раньше меня. Только одно было у меня перед глазами: он младше меня, и младше намного, - как будто судьба соблюдает черед!

Письмо Сенеки можно охарактеризовать фразой: "Что имеем - не храним, потерявши - плачем".

Луцилий потерял друга и философ пытается сгладить его скорбь верными наставлениями. Грустить по утрате, говорит он, естественно, но это нужно делать в меру. Любая сильная эмоция недолговременна, иначе она перегружает психику, поэтому нам не требуется долгих слез для выражения своей искренности в грусти. Бывает люди отдаются скорби дольше, чем на самом деле чувствуют, потому что пытаются доказать слезами своё трепетное отношение к ушедшему. У некоторых слезы являются формой тщеславия, чтобы подольше вызывать жалость окружающих уже к себе. Плохо, когда это идет напоказ!

Даже короткий временной промежуток приносит новые эмоции, новые ситуации, и скорбь на фоне них потихоньку уходит. Чего уж говорить о прошествии долгого времени? Не нужно возвращать печаль специально, ведь память по человеку никто не отнимет. Он навсегда остается с нами. Более того, с человеком нас связывало множество счастливых воспоминаний. Так не лучше ли придаваться им, поблагодарив судьбу, что нам выпала возможность насладиться его обществом?

А лучше ценить людей, пока они с нами. Подумаем о том, говорит Сенека, сколько раз мы от них уезжали, надолго прерывая общение, или как часто, занимаясь делами, не виделись с ними подолгу, живя в одном месте? Мы твердо убеждены, что завтрашний день наступит и он будет примерно таким же, как сегодняшний. Этих дней еще много и мы обязательно встретимся с другом недели через две, потому что работа, семья с детьми, другие дела, да и как-то неохота. Но и Сенека, вспоминая о своём друге Аннее Серене, который значительно младше него, не предполагал, что тот может уйти раньше. Мгновение и человека нет, и всё связанное с ним делится на безвозвратное "до" и "после".

"Будем же жадно наслаждаться обществом друзей, - говорит Сенека, - ведь неизвестно, долго ли еще оно будет нам доступно". Также важно окружать себя хорошими людьми, которые утешат в горе и благодаря которым оно окажется не таким сильным. Может ли быть больше одного настоящего друга - вопрос философский, но добрых приятелей определенно может. Если мы фокусируем всё внимание на одном человеке, его утрата буквально уничтожает нас. Другое дело, когда еще есть, для кого жить, кого радовать и кому помогать.

Нам надо постоянно думать о том, что смертны и мы, и любимые нами. И мне следовало тогда сказать себе: "Мой Серен младше, - но при чем тут это? Он должен умереть позже меня, но может и раньше". Я этого не сделал, и удар фортуны застиг меня врасплох. Теперь я думаю так: все смертны, и для смерти нет закона. Что может случиться всякий день, может случиться и сегодня. Так будем, мой Луцилий, помнить о том, что скоро сами отправимся туда, куда отправились оплаканные нами. И быть может, - если правдивы разговоры мудрецов и нас ждет некое общее для всех место, - те, кого мним мы исчезнувшими, только ушли вперед.

End.

Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы

Сартр видел в человеческой природе муку выбора, поскольку мы "обречены выбирать" из конечного, да и признаться честно, узкого диапазона вариантов, и уже потому не свободны. Смерть - единственное абсолютное исключение из правил. Ведь ты полностью принадлежишь ей с самого рождения и даже выбора не требуется. Она примет тебя любого.

Парадоксальность человеческой природы в неумении жить настоящим, хотя именно в нем мы существуем ежемоментно; неумении наслаждаться элементарным из-за шор пресыщения на глазах. Вечный бег за иллюзиями: деньгами, статусом, известностью, славой... чтобы что? Не две комнаты в бетонной коробке, а пять? Не простой руль, а с подогревом? Не обычная хлопковая футболка, а брендовая, когда платишь маржу в сотни процентов за лейбл?

В этом бессмысленной гонке легко забываешь, что сегодняшний день неповторим. Его больше не вернуть. И сколько еще у тебя таких дней? Сколько остается времени, после того, как часть отнимут естественные нужды, часть кто-то из попутчиков, а часть ты просадишь на мнимое?

По-моему, не беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж лучше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши предки поздно быть бережливым, когда осталось на донышке. Да к тому же остается там не только мало, но и самое скверное.

End.

Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы

У вас всегда найдется возможность, чтобы повидаться с приятелем, которого давно не видели, или который оказался в трудной ситуации; найдется время, чтобы исполнить мелкую просьбу, которая для просящего может быть очень важна; и уж точно найдется пол часа на изучение нового материала. Это ни требует ни специально отведенных мест, ни каких-то дополнительных обременяющих условий. Только немного самодисциплины. Мозг - как мышца, и его обязательно нужно регулярно тренировать.

Даже при общении с друзьями, с которыми весело скоротать время, философ не забывает обращаться к лучшим, пусть их и давно нет с нами. Несмотря на занятость "внешним", главное оставаться свободным и независимым в душе. Для этого полезно взять за образец человека, который вдохновляет своим примером, и с которым можно "говорить", заглядывая внутрь себя.

Так Сенека "беседовал" с Деметрием - киником-моралистом, жившим в крайней бедности и презиравшим лишние атрибуты культуры, вроде ненужных благ. В трактате "О счастливой жизни" Сенека писал: "Увидев, в какой крайней бедности проводит он жизнь, я по-другому слушаю его и читаю". Деметрий принадлежал только себе, поскольку ничего не имел. За смелость критиковать императоров, он дважды изгонялся из Рима. Не каждому подойдет такая принципиальность, но тем полезнее иметь столь высокий идеал в качестве мысленного спутника и стремиться к нему.

End.

Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы

Что Сенека имеет в виду в первом абзаце письма, говоря о родителях? Точно не вспомню, кому принадлежит фраза (кажется, Марку Твену), но смысл её следующий:

Кошка говорит котенку: "Делай как я", - и это хорошо. Птичка говорит птенцу: "Повторяй за мной", - и это хорошо. Человек говорит своему ребенку: "Будь как я", - а это уже преступление.

Мы заимствуем из семьи многие паттерны поведения, ведь неоткуда больше их черпать, кроме как от людей, постоянно нас окружающих. Родители хотят лучшего для нас, но понимают это со своей колокольни, передавая вместе с тем и пороки, какие-то свои стереотипы, страхи и раздражения. Они молятся, чтобы мы стали успешными людьми, нажили богатство, почет и уважение; чтобы хотели того же, чего хотят они. Не разбираясь в современных реалиях, они могут навязывать нам профессию, игнорировать наши интересы и стремления. Всё это выливается в замкнутый круг потребления, которое с каждым поколением приобретает лишь большие масштабы.

К чему, - спрашивает Сенека, - нам столько засеянных полей, имея в виду людей успешных. Для нас целый народ снимает урожай, а корабли привозят заморские яства для единственного стола. В то время, когда один лес способен прокормить целое стадо слонов, один человек хочет иметь флотилию из яхт, или особняки в каждой стране мира, в которых он не будет появляться годами. В то время как другим людям негде жить, а их дневной рацион составляет пару долларов, толстосум может за один обед оставить годовой бюджет небольшого городка.

Все эти дорогие производства обходятся дорого не из-за безразмерного желудка, а из-за безразмерного тщеславия. Согласно примерной статистике, человечество ежегодно выбрасывает больше трети всех произведенных продуктов, просто потому, что вышел срок годности или перехотелось это есть. На само производство тратится безумное количество ресурсов, которое можно было бы перераспределить в другие секторы экономики, например в здравоохранение.

Осознавая это, невольно задумываешься над вопросом: "Мы точно носители космического логоса?".

End.

Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы

Как мы знаем, Сенека писал свой труд будучи пожилым человеком по меркам Древнего Рима. Родился он примерно в 4 году н.э., а "Письма" создавались между 63 и 65 годами, т.е. ему было примерно 67-69 лет. И если бы император Нерон не приговорил философа к казни через самоубийство, вероятно до нас бы добралось больше гениальных работ. Но вышло как вышло. С возрастом Сенека уже не тратит время попусту, не распыляется на бренные земные вещи, как было в отрочестве, а целиком поглощен изложением своего опыта.

Размышлений о смерти у Сенеки встречается много. Это один из главных вопросов этики стоиков: "Как примириться с самым неизбежным в нашем существовании - его конечностью?". Конкретный ответ на него дать невозможно, потому что он заключается в самой практике стоического образа жизни. Это то, с чем нужно просыпаться и ложиться, что нужно представлять, убеждая себя в его неотвратимости.

Во-первых, необходимо учиться каждый день проживать как последний, будто в нем и заключена вся жизнь. Мы не замечаем, как пролетают годы, потому что процесс "проживания" очень плавный. Мы думаем: "Так быстро прошел день, а я столько всего не успел. Завтра постараюсь сделать это и это". Живя вот этим "завтра", мы упускаем "сегодня", игнорируя момент самой жизни. А ведь еще любим копаться в прошлом, рефлексировать на его счет. Да, у нас может быть этих "завтра" в запасе, у кого-то больше, у кого-то меньше, но этот запас конечен. Пропусти через себя эту мысль.

Во-вторых, и старость, и смерть, и еще куча вещей в жизни - это принятие неизбежного, не зависящего от нас. Постоянные размышления на тему того, что находится в нашей власти, а что является естественным ходом вещей, позволят и в таком вопросе, как "неизбежность смерти", видеть всего-лишь очередной этап. Ведь бесполезно бегать от того, что всё равно наступит, а если пытаться это делать, то кроме страха, стресса и несчастья в оставшиеся дни, мы все равно ничего не получим. "Научить душу тому, что требуют обстоятельства", - самый верный рецепт, но он требует практики.

End.

Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы