FANFANEWS

Его дебютный роман «Пляж», без компромиссов осветивший культуру наркотической зависимости и способности человека даже рай на земле превратить в истинный ад, перевели на 25 языков и чуть позже адаптировали в полнометражный фильм с Леонардо ДиКаприо.

Писатель особого участия в экранизации не принимал (его текст под экран обработал постоянный сценарист режиссера Джон Ходж), зато Дэнни Бойл узнал про Гарленда и впоследствии нанял его в качестве сценариста своего будущего новаторского зомби-хоррора, ставшего для фантаста пропуском в мир большого кино. Сейчас на больших экранах идёт его пятый режиссерский проект — масштабная военная антиутопия студии А24 «Падение империи» (с 11 апреля в российском прокате). Отличный повод освежить в памяти всю фильмографию Алекса Гарленда.

1. «28 дней спустя» / 28 Days Later... (2002)

Жанр: ужасы, фантастика, триллер, драма

Режиссер: Дэнни Бойл

В ролях: Киллиан Мерфи, Наоми Харрис, Меган Бернс, Брендан Глисон, Кристофер Экклстон

В написании сценария к тому, что после премьеры назовут «маленькой революцией в поджанре зомби-хорроров», Алекс Гарленд вдохновлялся фильмами ужасов Джорджа Ромеро и культовым британским сай-фаем «День Триффидов». Герой Киллиана Мерфи просыпается в опустошенном Лондоне после комы и узнает, что в мире бушует неизвестный вирус, превращающий людей в зомби. Фильм в первую очередь блистательно срежиссирован: Бойл мастерски использует свой фирменный клиповый монтаж, создает «грязную» картинку за счет ловкой смены 35-миллиметровой пленки на 8-миллиметровую, снимает постапокалипсис, практически как документальную хронику. Однако именно Гарленд придумал радикально освежить образ ходячих мертвецов, превратив их из еле передвигающихся мумий в бешеных кровожадных спринтеров, и это видение идеально сошлось с неугомонным режиссерским стилем Бойла.

2. «Пекло» / Sunshine (2007)

Жанр: фантастика, триллер

Режиссер: Дэнни Бойл

В ролях: Киллиан Мерфи, Роуз Бирн, Клифф Кертис, Мишель Йео, Крис Эванс

«Пекло» стало продолжением сотрудничества Бойла и Гарленда, которое вывело дуэт на орбиту классической научной фантастики. В этом фильме они попытались переосмыслить основополагающие концепты мироздания, выстраивая нарратив вокруг спора науки и религии. Завязка достаточно лаконичная и захватывающая, намекающая на зрелище вроде «Чужого»: интернациональная команда с огромной бомбой на борту космолета отправляется с опасной миссией зажечь гаснущее солнце. Но по факту Алекс Гарленд ударился в сторону научной достоверности полета, философских рассуждений о незначительности человека по меркам космоса и по интонации приблизился скорее к «Солярису» Тарковского. «Пекло» — образец умного, вдумчивого фантастического кино, еще и с впечатляющей работой с декорациями, футуристическим дизайном и практическими эффектами.

3. «Не отпускай меня» / Never Let Me Go (2010)

Жанр: фантастика, триллер, драма, мелодрама

Режиссер: Марк Романек

В ролях: Кэри Маллиган, Эндрю Гарфилд, Кира Найтли, Иззи Мейкл-Смолл, Чарли Роу

Хорошенько прощупав концепции биологической мутации и физики космических полетов, в своем третьем сценарии Алекс Гарленд обратился к новой стороне научно-фантастического жанра. На этот раз он занялся социальным сай-фаем. «Не отпускай меня» — это экранизация романа нобелевского лауреата Кадзуо Исигуро о недалеком будущем, где есть специальные интернаты, в которых выращивают клонов для дальнейшей трансплантации органов. Трое главных героев (Маллиган, Гарфилд, Найтли) — одни из детей такого интерната. Несмотря на то что им с самого детства рассказывали о своем предназначении, герои, взрослея, начинают все больше ценить жизнь и все меньше хотеть стать донорами органов. Интересная задумка упирается в довольно слабую реализацию (Марк Романек все-таки не Дэнни Бойл), из-за которой фильм тает в приторной меланхолии, как сахар от слез влюбленных мечтателей.

4. «Судья Дредд» / Dredd (2012)

Жанр: фантастика, боевик, криминал

Режиссер: Пит Трэвис

В ролях: Карл Урбан, Оливия Тирлби, Лина Хиди, Вуд Харрис, Донал Глисон

Сентиментальность (хоть и с оттенком циничности), как показал предыдущий сценарный опыт Гарленда, не из его сильнейших сторон. Поэтому следующей работой драматурга стал брутальный герметично-вертикальный киберпанк «Судья Дредд», неофициально считающийся режиссерским дебютом Алекса Гарленда и официально — современным эталоном сай-фая. Здесь снова гениальная простота концепта: вооруженный до зубов полицейский оказывается заперт в жилом комплексе, кишащем преступниками, каждый из которых страстно желают его убить. Дальше, как говорится, дело за малым: разбросать по этажам дюжину зрелищных экшен-сцен — и чтобы ни одна визуально не повторялась. Гарленд с этим справился безупречно. А еще ясно дал понять, что антиутопия — его любимый жанр: тем, как он в мелочах прописывает образы разложившегося футуристического общества, восхитился бы даже Оруэлл.

5. «Из машины» / Ex Machina (2014)

Жанр: фантастика, триллер, драма

Режиссер: Алекс Гарленд

В ролях: Донал Глисон, Алисия Викандер, Оскар Айзек, Соноя Мидзуно, Кори Джонсон

Как бы ни уверяли работавшие над «Судьей Дреддом» люди, что именно Гарленд руководил процессом, официально британец дебютировал как постановщик лишь в 2014 году с минималистичным сай-фаем «Из машины». Эксцентричный миллиардер (Оскар Айзек) нанимает молодого программиста (Донал Глисон), чтобы тот провел тест Тьюринга девушке-роботу (Алисия Викандер). Дальше Гарленд задается разумными вопросами, что именно отличает человека от андроида, можем ли мы доверять искусственному интеллекту и как с микробюджетом, тремя актерами и камерной локацией создать новую веху в научно-фантастическом жанре. Результат превзошел все ожидания, а академики даже номинировали Гарленда за лучший оригинальный сценарий. Судя по тому, что научилась вытворять нейросеть всего за десять лет с момента выхода фильма, наверное, Гарленду все-таки надо было давать тот «Оскар».

6. «Аннигиляция» / Annihilation (2017)

Жанр: ужасы, фантастика, триллер, драма

Режиссер: Алекс Гарленд

В ролях: Натали Портман, Дженнифер Джейсон Ли, Джина Родригес, Тесса Томпсон, Тува Новотны

К экранизации научно-фантастического романа Джеффа Вандермеера с элементами психологического хоррора Алекс Гарленд подошел с заметно возросшим бюджетом, но при этом фирменный размеренный режиссерский ритм и богатая смысловая нагрузка никуда не делись. Падение небольшого метеорита приводит к образованию аномальной зоны со своей уникальной растительностью и лишь отдаленно напоминающей знакомую нам фауну. Группа ученых во главе с биологом Линой (Натали Портман) отправляется в научную экспедицию навстречу неизведанному.

«Аннигиляция» — один из самых живописных, загадочных и сновидческих фильмов режиссера, напоминающий во время просмотра погружение в дурной сон. Самый очевидный референс — «Сталкер» Андрея Тарковского: герои также совершают вылазку в зону неизвестного происхождения, где окружающий мир приобрел трансцендентальный характер, а разум транслирует человеческие страхи прямо в мозг. Оба фильма — выразительные метафоры людской изоляции, саморазрушения, конфликта материального и духовного, мирского и возвышенного.

7. «Программисты» / Devs (мини-сериал, 2020)

Жанр: фантастика, триллер, драма, детектив

Режиссер: Алекс Гарленд

В ролях: Соноя Мидзуно, Ник Офферман, Чин Ха, Кейли Спейни, Стивен Хендерсон

В своем единственном авторском мини-сериале, а если точнее, в семичасовом художественном фильме, поделенном на главы, Алекс Гарленд смешивает передовой технотриллер с теологической теорией происхождения мира. Завязка и вовсе детективная: IT-специалистка Лили (Соноя Мидзуно) начинает подозревать, что ее бойфренда похитили и убили. И это дело рук компании, в которой она работает. В частности, она подозревает своего энигматичного босса Фореста (Ник Офферман), который определенно что-то скрывает. От детектива «Программисты» вскоре отходят в историю об отношениях человека и Бога, изображением которого становится компьютерная программа, а не фреска, как в «Андрее Рублеве» (тоже, кстати, поделенном на главы).

И Тарковский, и Гарленд исследуют духовность (или даже одухотворенность) окружающего мира — пусть в «Программистах» он цифровой, — а также природу выбора: может ли человек в принципе что-то в этой жизни решать или же все давно предопределено.

8. «Род мужской» / Men (2022)

Жанр: ужасы, драма

Режиссер: Алекс Гарленд

В ролях: Джесси Бакли, Рори Киннер, Гэйл Ранкин, Паапа Эссьеду, Сара Твоми

Претенциозность прощается большим художникам. Это как раз случай Алекса Гарленда и его «Рода мужского» — возможно, самого непростого и неоднозначного фильма в карьере британца, сильнее остальных расколовшего его публику (и это она еще «Падение империи» не видела). Впервые Гарленд отошел от сай-фая и снял фолк-хоррор про то, как в попытке убежать от психологических травм девушка (Джесси Бакли) едет в уединенный загородный дом, но пребывание там для нее оборачивается сущим кошмаром (спасибо инфернальному Рори Киннеру). Библейские мотивы смешиваются с языческой символикой, психологическое напряжение — с телесными деформациями. По шкале Тарковского «Род мужской» ближе всего к «Жертвоприношению», потому что это тоже религиозная притча о том, как один человек вступает в неравный бой с высшими силами. Плюс единство места (загородный коттедж), схожий мотив грехопадения (все начинается с откусанного яблока в местном «Райском саду») и целительная сила природы, с которой камера Гарленда намеренно не сводит глаз.

9. «Падение империи» / Civil War (2024)

Жанр: боевик, драма

Режиссер: Алекс Гарленд

В ролях: Кирстен Данст, Вагнер Моура, Кейли Спейни, Стивен Хендерсон, Соноя Мидзуно

В США бушует гражданская война. Объединенные силы Калифорнии и Техаса штурмуют Белый дом, с юга туда же подходит армия Флориды. Президент (Ник Офферман) забаррикадировался в Капитолии, хотя уже даже ему понятно, что скоро Вашингтон падет. Группа журналистов с Западного побережья решает совершить марш-бросок через всю страну, чтобы взять последнее интервью у президента. Среди героев — трое ветеранов военной журналистики во главе с бесстрашной Ли (Кирстен Данст), фотографом со стальным взглядом и хронически уставшим видом. К ним прибивается юная фотограф-любитель Джесси (Кейли Спейни).

«Падение империи» — антиутопическое роуд-муви с холодной, трезвой и, как свойственно журналистам, циничной перспективой на войну и профдеформацию, ведь у объектива фотокамер не может быть ни мнений, ни сочувствия, ни выводов. Сама история, как в «Ивановом детстве», подана эпизодически и во многом с точки зрения невинного подростка, заматеревшего по пути. У Тарковского война была без видимых ее атрибутов. У Гарленда война — без лишнего контекста и ненужных политических аллюзий. Универсальный взгляд, отстраненный и честный. От этого еще более понятный, тревожный и, что главное, удачно вписывающийся в вечность: теперь, когда бы вы ни включили это кино, оно у вас точно откликнется в душе. Правда, у всех по-разному.

Алекс Гарленд завтрашнего дня

Закончив свой самый масштабный, амбициозный и попросту дорогой проект в карьере (неспроста «Падение империи» сравнивают с «Апокалипсисом сегодня» Копполы), Алекс Гарленд решил взять перерыв на неопределенный срок. Из профессии он не уходит, просто сосредоточится на других вещах. Например, он все еще числится сорежиссером фильма про войну в Ираке с Джозефом Куинном и Чарльзом Мелтоном. Но, скорее всего, в Warfare Гарленд будет лишь наставлять и подсказывать Рэю Мендозе, как тот консультировал Гарленда по военным делам в «Падении империи».

Также в ближайшее время Алекс Гарленд воссоединится с Дэнни Бойлом над продолжением хоррора «28 дней спустя». Гарленд пишет сценарий к триквелу, который будет называться «28 лет спустя», а Бойл снова сядет в режиссерское кресло. Киллиан Мерфи тоже обдумывает возвращение к своей роли. Фильм должен запустить новую зомби-трилогию. Поэтому кто знает, может быть, одна из будущих частей и станет следующим режиссерским проектом Алекса Гарленда.

Источник: https://www.pravilamag.ru/entertainment/721901-scenarist-fan...

Юрий Гагарин больше чем человек. Это один из буквально нескольких советских образов с безусловно положительной мировой репутацией.

Полет первого человека в космос — важная победа в соперничестве двух сверхдержав в середине XX века.

Несмотря на техническое превосходство почти во всем наземном, США к концу 1950-х отчетливо проигрывали космическую гонку — и очень хотели первыми запустить человека в космос. В отличие от превосходства в гонке вооружений, это была бы отчетливая и сугубо мирная победа.

Британский историк, писатель и режиссер Стивен Уокер тщательно исследовал хронику этой гонки и написал о том, что сделал Советский Союз, чтобы иметь право на миф о первом человеке в космосе. На английском книга вышла в 2021 году, к 60-летию полета, а спустя три года опубликовали ее русский перевод.

***

Читать об этом этапе космической гонки — все равно что пересматривать классический футбольный матч, результат которого хорошо известен буквально каждому, но подробности — или стерлись из памяти, или никогда и не были известны. Риска заспойлерить исход нет, но интересно, как и почему он оказался именно таким.

Когда финал истории известен заранее, все прелесть в деталях. В Советском Союзе об этих деталях долгое время не было известно почти ничего. Советская пропаганда подавала историю Гагарина с максимальным лоском: в ней все было безупречно, все герои были исключительно положительными, а у соперника не было никаких шансов.

«Первый» — историческое исследование, поиск этих деталей, образцовая документалистика. Стивен Уокер — не только писатель, но и режиссер, его монтаж часто напоминает кинематографический. При этом у текста — свои преимущества, для экрана недоступные. Практически каждое утверждение в рассказе подкреплено ссылкой на источник. Если указания источника нет в основном тексте, то оно наверняка есть в обширных примечаниях.

Уокер изучил десятки источников: официальные материалы, архивные и секретные; отчеты, биографии и интервью; изданные сразу после полета, после смерти Королева и Гагарина или уже после распада Советского Союза. Самыми достоверными и информативными предсказуемо оказались личные и секретные материалы, например тайный дневник руководителя подготовки космонавтов Николая Каманина, изданный в 1995 году, но и более официальный дневник врача программы Владимира Яздовского (тоже изданный только после распада Советского Союза) и официальная киносъемка добавляли общей картине объема.

С американскими источниками все немного проще, программа США была куда более открытой, хотя и у них огромное число документов — и ЦРУ, и НАСА — тоже было засекречено.

Кроме исследования документов и книг, архивной кино- и телесъемки, Уокер при подготовке книги с 2013 по 2019 год сам взял 18 интервью у непосредственных участников событий и их родственников со стороны СССР, 11 интервью — со стороны США.

Композиционно «Первый» — хроника с отступлениями на объяснение контекста и биографические истории. А поскольку гонка была заочной, рассказ фактически превращается в две параллельных истории, между которыми можно прыгать, следя за тем, что происходит с обеих сторон. Это соперничество было действительно почти спортивным соревнованием. В отличие от гонки вооружений, с которой космическая была связана максимально тесно, это была гонка не просто ради гонки, но с очень понятной целью — в космосе должен был оказаться нужный человек.

Этот этап противостояния Уокер отсчитывает от запуска первого советского спутника, который оказался болезненным ударом по американской национальной самооценке. Именно тогда, на пике противостояния сверхдержав в конце 1950-х, начал широко использоваться термин «космическая гонка». Каждый следующий шаг был ответом на ход соперника. Разведка обеих стран пристально следила за происходящим и реагировала.

Первой набирать команду для подготовки потенциальных астронавтов стали США. В ответ на запуск американского проекта Mercury и старт набора кандидатов в космонавты свою команду стала собирать и советская сторона. Начиная с этого момента советская и американская истории развивались параллельно, в одно и то же время и довольно быстро. Стивен Уокер не отказался от проведения параллелей, сравнения технических достижений, предполагаемых параметров запуска, личных качеств и характеров всех участников, деталей подготовки. Между программами было очень много структурных сходств, на фоне которых очень хорошо видны и отличия, главное из которых — в открытости программ:

«Две команды существовали в параллельных вселенных — публичной и секретной, и каждая из них словно в кривом зеркале отражала другую».

У каждого из американских персонажей был советский доппельгангер, начиная с пары Кеннеди — Хрущев. Иногда эти сравнения довольно условные и натянутые, но иногда — максимально оправданные. Германа Титова Уокер сравнивает с Джоном Гленном, Григория Нелюбова — с Аланом Шепардом. У американцев последним тестовым пилотом перед человеком был шимпанзе Хэм, у Советского Союза — Белка и Стрелка.

Определяющее противостояние в этой схеме — конструкторы ракет Сергей Королев и Вернер фон Браун. У каждого из них была своя неоднозначная история. Фон Браун во время войны был важной частью нацистской структуры и создателем ракеты «Фау-2». Королев, наоборот, сильно пострадал от сталинской репрессивной системы: в конце 1930-х он был на Колыме и почти всю войну провел в московской шарашке. Противостояние конструкторов олицетворяло противостояние систем в том числе и с точки зрения секретности. Если про фон Брауна знали все, имя Королева было засекречено еще довольно долго после полета. По окончании войны он начал исследовать ракеты «Фау-2», чтобы их можно было воспроизвести. Поэтому на немецком военном наследии летели в космос оба конкурента.

На фоне гонки вооружений даже Хрущев понимал, что мирные космические победы с политической точки зрения будут важнее, чем наращивание арсенала и ядерные угрозы. Тем более что Советский Союз довольно сильно отставал в сфере военных технологий: советские электронные и механические компоненты бомб были значительно тяжелее американских, из-за чего и ракеты для них требовались более тяжелые мощные. Это и привело к довольно неожиданному перевороту диспозиции в космической гонке.

«С самого начала космическая программа США столкнулась с парадоксом: технологическое превосходство в сфере создания бомб обусловило отсутствие превосходства в космосе. США выигрывали гонку вооружений по той же причине, по которой проигрывали космическую гонку».

Поэтому, кроме различий, непосредственно связанных с особенностями политической системы — открытости и отношения к участникам программы, — была и чисто техническая разница.

Советская ракета «Р-7», которая должна была вывести человека в космос, весила почти 300 тонн и была высотой 38 метров. Это была та же межконтинентальная ракета, место водородной боеголовки на верхушке которой отводилось капсуле с космонавтом. Американская ракета Mercury-Redstone была примерно в десять раз меньше. Поэтому и гнались соперники на самом деле немного за разным: американский пилот мог только вылететь за пределы атмосферы по баллистической траектории, преодолеть формальную границу в 100 км, подняться над атмосферой и опуститься обратно. Советский Союз собирался запустить человека сразу на орбиту.

Отличия касались не только ракеты, но и формы «кораблей», в которых находились пилоты. Если у СССР была просто сферическая капсула, то форма американского корабля разрабатывалась исходя из аэродинамических соображений, чтобы он тормозил при входе в плотные слои атмосферы. Форма корабля не отличалась особой красотой: корабль напоминал то ли колбу, то ли мусорный бак — но была значительно более продуманной. Из «Востока», чтобы избежать проблем с приземлением, при приближении к поверхности надо было катапультироваться.

Но на планировании программ больше сказывались не технические детали, а политические мотивы, в том числе из-за различий в секретности. Если американцы скрывали технические детали и умалчивали о некоторых сложностях тестовых запусков, то Советский Союз вообще ничего не говорил о подготовке полета человека в космос. Например, совсем ничего не сообщалось о многочисленных тестовых полетах собак, кроме самых успешных. Помимо Лайки, Белки и Стрелки, в космос до человека успели слетать еще и Жулька, Альфа, Звездочка и другие собаки, далеко не все из которых вернулись на Землю. Всего, по оценкам автора, до человека СССР запустил в космос 41 собаку, больше половины из которой погибли. А когда есть возможность умолчать о любой потенциальной проблеме, то и на риск пойти немного проще, меньше опасаясь политических последствий.

Американцы тоже не всё знали — например, о сложностях довольно драматического тестового полета в космос шимпанзе Хэма 31 января 1961 года. После него газеты напечатали только фотографию с широко улыбающимся Хэмом возле корабля после полета, но ничего не знали о том, как этот полет ему на самом деле дался. Вероятность усилить обнаруженные, но не обнародованные сложности показалась руководителям программы неоправданным риском, и не в последнюю очередь — политическим.

Из-за нежелания рисковать для США гонка фактически закончилась еще за пару месяцев до полета Гагарина. Кеннеди вместе со своими советником по науке Джереми Визнером и фон Брауном сделали ставку на надежность. Осторожность руководителей программы, некоторые недочеты тестовых полетов и внешнеполитические проблемы как будто бы отодвинули тему первого полета человека в космос на второй план. Важнее показалась военная операция на Кубе — как вскоре выяснилось, неудачная.

В результате после сравнительно успешного полета шимпанзе было решено провести дополнительный тест, чего не поняли американцы и чем были недовольны сами потенциальные астронавты. Этот полет в итоге прошел очень успешно, но без человека. Алан Шепард был очень обижен тем, что первым человеком в космосе стал не он.

СССР был готов больше рисковать. Перед финальным полетом советские инженеры успели исправить большинство проблем, с которыми столкнулись на тестах: в последний момент решили проблему с перевесом, внесли исправления в систему ориентации корабля, систему работы тормозного двигателя и систему осушения. Но некоторые исправления удалось проверить не до конца, поэтому пришлось частично расширить возможности для ручного управления — а частично просто рискнуть.

Риск оправдался. 12 апреля 1961 года был создан советский миф. Несмотря на некоторые сложности в работе третьей ступени (из-за которых траектория оказалась несколько выше расчетной и изменилось место приземления) и отделении отсека тормозного двигателя, полет прошел успешно. Советский Союз преподнес победу как безусловную и безукоризненную. Так она и воспринималась — и в СССР, и в мире.

У этой победы было вполне конкретное лицо — лицо Юрия Гагарина. Выбор человека, который первым полетит в космос, вероятно, одно из самых удачных решений советской пропаганды. Если бы первым человеком в космосе стал Герман Титов, миф выглядел бы иначе. Выбор делался сознательно, исходя из профессиональных навыков и медицинских тестов, но больше — именно с точки зрения того, как будет выглядеть советская победа. Харизма и улыбка, сложное военное детство и идеальная биография стали портретом достоинств коммунистического советского строя.

В «Первом» Стивен Уокер смотрит на гонку за право на это мифотворчество с восхищением и некоторым недоумением. Он как будто не может определиться, что важнее: победа или забота о человеке и демократические ценности. Особенно с учетом того, что поражение в глазах многих подрывало веру в эти самые ценности.

Сам писатель отчасти отвечает на этот вопрос в эпилоге. Личная история Гагарина закончилась сразу после полета, а миф о нем, по крайней мере в США и Европе, довольно сильно поблек после американской лунной миссии. Фигура Нила Армстронга оказалась для мира более сильным образом, чем фигура Юрия Гагарина.

Но именно Гагарин стал первым человеком в космосе, а Сергей Королев — конструктором, запустившим первого человека в космос. Миф был создан. Красивый романтический миф, правда, за счет военных средств:

«Возможно, одним из величайших парадоксов этой истории является тот факт, что увидеть всю красоту нашей планеты Гагарину позволила ракета, созданная для ее разрушения».

Источник: https://gorky.media/reviews/gonka-za-pravo-na-mif/

1. Аполлон 18 | Apollo 18 (2011)

Космическую программу «Аполлон» закрыли на 17-м запуске, но был и ещё один посланный на Луну корабль. Его экипажу на собственном опыте пришлось выяснить, что спутник Земли не такой уж безжизненный и даже весьма опасный.

Продюсерский проект Тимура Бекмамбетова в очень жутком ключе интерпретирует многочисленные мифы и теории заговора, сложившиеся вокруг программы «Аполлон». Фильм выглядит так, будто его и правда смонтировали из записей с камеры наблюдения космической станции: картинка здесь по большей части нечёткая и с помехами.

2. Парадокс Кловерфилда | The Cloverfield Paradox (2018)

На Земле большие проблемы с ресурсами. Человечеству необходим альтернативный источник энергии, и для этого учёные отправляют на орбиту ускоритель частиц «Шепард». Тестировать его поручают экипажу космической станции «Кловерфилд». После ряда неудачных попыток команде всё же удаётся запустить прибор, но установка перегревается и отбрасывает станцию в другой конец Солнечной системы. Одновременно астронавты ещё и умудряются открыть портал в мир жутких монстров.

Первый фильм вселенной «Кловерфилд» рассказывал про нападение гигантского чудовища на Нью-Йорк. Лента понравилась как зрителям, так и критикам, а её продюсер Дж. Дж. Абрамс позже решил развить историю в спин-оффах.

Необычно, что все фильмы кардинально различаются по стилистике. Так, «Кловерфилд, 10» оказался камерным триллером, в котором лишь в финале сделали отсылку к оригиналу. Третью часть «Парадокс Кловерфилда» вообще сняли в жанре научной фантастики, причём вышла картина не в кинотеатрах, а сразу на Netflix.

Откровенно говоря, это самый слабый фильм франшизы. По замыслу Абрамса, «Парадокс Кловерфилда» должен был связать между собой все картины серии, но проблема в том, что сценарий пришит к основной вселенной белыми нитками. Впрочем, ситуацию немного спасают сильные актёры и несколько очень эффектных сцен.

3. Европа | Europa Report (2013)

Команду астронавтов отправляют на задание: им нужно найти и подтвердить существование внеземной жизни на Европе, спутнике Юпитера. Но из-за солнечной бури у экипажа пропадает связь с Землёй, а миссия оборачивается настоящим кошмаром.

Режиссёр Себастьян Кордеро предпринял довольно интересную попытку снять космический триллер в жанре «найденной плёнки». И это отличный пример, когда недостаток бюджета отлично компенсируют изысканная работа оператора, яркий актёрский состав и превосходный саундтрек.

4. Спутник (2020)

В 1983 году советский космонавт Константин Вешняков вместе с напарником совершает аварийную посадку посреди казахской степи. Коллега погибает, а вот главному герою удаётся уцелеть. Вот только он никак не может вспомнить, что произошло до аварии.

Оставшегося в живых лётчика доставляют на секретную базу. Там его принимается изучать нейрофизиолог Татьяна. Однако героиня ещё не знает, что внутри Вешнякова поселился таинственный инопланетный паразит.

Фильм отечественного режиссёра Егора Абраменко особенно высоко оценили за рубежом. Одним из фанатов «Спутника» даже стал знаменитый геймдизайнер Хидео Кодзима.

Кстати, на родине картину рекламировали как российский ответ «Чужому». Хотя между двумя фильмами очень мало общего. Во-первых, в «Спутнике» большая часть действия происходит не в космосе, а в исследовательском центре.

А во-вторых, в основе сюжета тут лежит метафора реальной проблемы — чувства вины перед близкими людьми. «Чужой» же, напротив, — чистой воды научная фантастика без всяких намёков на социальную драму.

5. Живое | Life (2017)

Группа учёных на МКС исследует образцы марсианского грунта и находит там одноклеточный организм. Поначалу пришелец кажется безобидным и даже милым, но быстро растёт, а потом начинает атаковать астронавтов. И экипажу некуда бежать от этого монстра.

Сценаристы «Дэдпула» Ретт Риз и Пол Верник сумели сделать из заезженной формулы «агрессивный пришелец охотится на астронавтов» достаточно напряжённое и динамичное кино. Ещё интереснее этот хоррор смотрится благодаря игре Райана Рейнольдса, Ребекки Фергюсон, Джейка Джилленхола и других классных актёров.

6. Пандорум | Pandorum (2009)

Двое астронавтов, Бауэр и Пэйтон, выходят из продолжительного анабиоза на борту звездолёта. Мужчины никак не могут вспомнить, куда летят и зачем. Ситуация осложняется тем, что судно кишит мутантами-людоедами.

До того, как попробовать себя в космической тематике, Кристиан Альварт сделал себе имя как мастер триллеров («Антитела», «Дело № 39»). Экшен не очень удался режиссёру, зато сильной стороной фильма стали саспенс и сводящая с ума атмосфера.

7. Сквозь горизонт | Event Horizon (1997)

Спасательный космический корабль отправляют изучить давно пропавшее судно, которое необъяснимым образом объявилось в районе Нептуна. Прибыв на место, капитан Миллер и его команда находят пустой звездолёт с одним чудовищно изуродованным трупом. Это далеко не все неприятности, которые их ждут, а вопросов к происходящему с каждой секундой становится всё больше.

Фильм Пола Андерсона получился ярким миксом из «Чужого», «Восставшего из ада» и «Соляриса». Увы, зрители на момент выхода не оценили картину. Не помогли даже крутые по тем временам спецэффекты и восхитительная работа оператора Эдриана Биддла. Но в наши дни посмотреть эту незаслуженно забытую работу стоит каждому, кто любит фантастику.

8. Чужой | Alien (1979)

Грузовой космический корабль «Ностромо» перехватывает странный сигнал, исходящий с неизвестной планеты. Астронавты решают отправиться туда и выяснить, в чём дело. Но во время вылазки на одного из членов экипажа нападает жуткая тварь.

Картина Ридли Скотта не только получила культовый статус и ряд престижных наград, но и послужила началом целой франшизы, включающей фильмы, книги и компьютерные игры. Причина такой популярности не только в блестящем сценарии и атмосфере саспенса, но и в визуальном мире, созданном на основе сюрреалистических работ Ганса Гигера.

Источник: https://lifehacker.ru/filmy-uzhasov-pro-kosmos/

Собираясь привести себя в порядок, первым делом сняла обручальное кольцо и мужские часы с правой руки, оставила на туалетном столике, а потом быстро сполоснула лицо — смыла дорожную пыль и разогнала остатки сна после сиесты. Вытершись, оценила в зеркале грудь, округлую и горделивую, несмотря на двое родов. Ребром ладоней оттянула назад щеки, чтобы вспомнить, какой была в молодости. Не обратила внимания на морщины на шее, с которыми ничего уже нельзя было сделать, и оглядела великолепные зубы, недавно чищенные после обеда на пароме. Помазала шариковым дезодорантом тщательно выбритые подмышки и надела прохладную хлопковую рубашку с инициалами АМБ, вышитыми на кармане. Расчесала индейские волосы до плеч, платком с птицами завязала их в хвост. Напоследок смягчила губы самой простой гигиенической помадой, послюнила указательные пальцы и подровняла сросшиеся брови, чуть подушилась за ушами «Восточным деревом» и только тогда по-настоящему посмотрелась в зеркало и встретилась лицом к лицу с собственным лицом, материнским, осенним. Кожа без следа косметики цветом и текстурой напоминала патоку; под темными португальскими веками мерцали топазовые глаза. Она раздробилась на мелкие кусочки, осуждающе оценила каждый кусочек без всякой жалости и нашла, что выглядит почти так же прекрасно, как чувствует себя. Только надев обратно кольцо и часы, она поняла, что опаздывает: было без шести четыре, но она позволила себе задержаться еще на одну ностальгическую минуту и полюбоваться цаплями, неподвижно парящими над горячим маревом лагуны.

Такси ждало под банановыми деревьями у входа. Не дожидаясь указаний, водитель проехал по обсаженному пальмами проспекту до незастроенного участка между отелями, где обосновался стихийный рынок под открытым небом, и затормозил у торговки цветами. Крупная негритянка, дремавшая на пластиковом стуле, всполошилась от гудка, но, окончательно проснувшись, сразу же узнала женщину на заднем сиденье, разулыбалась, стала сыпать словами и вручила ей специально приготовленный букет гладиолусов. Через пару кварталов такси свернуло на едва заметную дорожку, шедшую резко вверх меж острых камней. В кристальном от жары воздухе привольно лежало Карибское море, увеселительные яхты выстроились вдоль туристического причала, четырехчасовой паром возвращался в город. На вершине холма приютилось самое что ни на есть бедное кладбище. Она без усилия толкнула ржавую калитку и пошла с букетом мимо заросших сорной травой могил. В центре росла раскидистая сейба, по которой легко было найти могилу матери. Острые камни больно впивались в ноги даже через прогретые зноем резиновые подошвы, а настырное солнце проникало под атласный зонтик. Из кустов выскочила игуана, резко остановилась прямо перед ней, встретилась с ней взглядом и кинулась прочь

Она вынула из сумочки и надела садовую перчатку. Пришлось расчистить три могильные плиты, прежде чем она узнала желтоватый мрамор, имя матери и дату смерти, восемь лет назад.

Каждый год шестнадцатого августа она приезжала в один и тот же час, на одной и той же машине, покупала цветы у одной и той же торговки и приносила на могилу матери букет свежих гладиолусов. С этой минуты у нее не оставалось никаких дел до девяти утра следующего дня, когда отплывал первый паром.

Ее звали Анна Магдалена Бах, ей было сорок шесть лет от роду, и двадцать семь из них она провела в отлично налаженном браке с мужчиной, которого любила, который любил ее и был первым ее ухажером — она вышла за него девственницей, не закончив искусствоведческий факультет. Ее мать была всеми уважаемой учительницей в монтессорианской начальной школе и, несмотря на многочисленные заслуги, до последнего вздоха отказывалась от всяческого повышения. Анна Магдалена унаследовала от нее ослепительные золотистые глаза, дельное немногословие и ум, чтобы верховенствовать над перепадами собственного характера.

В ее семье были одни музыканты. Отец преподавал фортепиано и сорок лет руководил местной консерваторией. Муж, дирижер, тоже происходивший из музыкальной династии, сменил его, своего учителя, на этом посту. Образцовый сын стал первой виолончелью в Национальном симфоническом оркестре в двадцать два, и сам Мстислав Леопольдович Ростропович рукоплескал ему на частном концерте. Дочка же, которой было восемнадцать, обладала почти гениальной способностью со слуха выучиваться игре на любом инструменте, но ценила в себе этот дар лишь как предлог не ночевать дома. Она крутила веселый роман с превосходным джазовым трубачом, но собиралась, вопреки воле родителей, принять постриг в ордене Босоногих кармелиток.

Мать изъявила желание быть похороненной на острове за три года до смерти. Анна Магдалена хотела поехать на похороны, но все посчитали это неразумным, да и ей самой казалось, что она не выдержит такой скорби. Отец отвез ее на остров в первую годовщину смерти, чтобы положить беломраморную плиту, которую они давно задолжали материнской могиле. Ее напугал путь на каноэ с подвесным мотором: они плыли почти четыре часа, и море за это время не успокоилось ни на единую секунду. Ее восхитили усыпанные золотистой мукой пляжи у самого края девственной сельвы, птичий гомон и призрачный полет цапель над заводями лагуны. Ее огорчила нищета деревни, где им пришлось заночевать под открытым небом, в гамаках, подвешенных между двумя кокосовыми пальмами, хотя это было родное селение знаменитого поэта, а также языкастого сенатора, чуть не ставшего президентом. Ее поразило количество темнокожих рыбаков, лишившихся руки вследствие неудачного подрыва динамитной шашки. Но самое главное — она поняла волю матери, увидев великолепие мира с вершины кладбищенского холма. Это было единственное уединенное место на свете, где ей не было одиноко. Тогда-то Анна Магдалена решила оставить ее там, где она лежала, и каждый год привозить на могилу букет гладиолусов.

Август — месяц зноя и безумных ливней, но она воспринимала это как обязательное условие покаянного паломничества, которое должна была свершать, не отлынивая и непременно в одиночестве. Она нарушила правило всего один раз, сломавшись под давлением детей, хотевших попасть на могилу к бабушке, и в ответ природа устроила им кошмарное плавание. Лодка вышла в море несмотря на дождь, чтобы ночь не застала их в дороге, и дети вконец измучились от страха и морской болезни. На сей раз им, к счастью, удалось поселиться в первом на острове отеле, который сенатор выстроил на государственные деньги и записал на свое имя.

Год за годом Анна Магдалена Бах наблюдала, как стеклянные утесы все растут и растут, а деревня все беднеет и беднеет. Моторки отправились на пенсию, их заменил паром. увеселительные яхты выстроились вдоль туристического причала, четырехчасовой паром возвращался в город. На вершине холма приютилось самое что ни на есть бедное кладбище. Она без усилия толкнула ржавую калитку и пошла с букетом мимо заросших сорной травой могил. В центре росла раскидистая сейба, по которой легко было найти могилу матери. Острые камни больно впивались в ноги даже через прогретые зноем резиновые подошвы, а настырное солнце проникало под атласный зонтик. Из кустов выскочила игуана, резко остановилась прямо перед ней, встретилась с ней взглядом и кинулась прочь

Она вынула из сумочки и надела садовую перчатку. Пришлось расчистить три могильные плиты, прежде чем она узнала желтоватый мрамор, имя матери и дату смерти, восемь лет назад.

Каждый год шестнадцатого августа она приезжала в один и тот же час, на одной и той же машине, покупала цветы у одной и той же торговки и приносила на могилу матери букет свежих гладиолусов. С этой минуты у нее не оставалось никаких дел до девяти утра следующего дня, когда отплывал первый паром.

Ее звали Анна Магдалена Бах, ей было сорок шесть лет от роду, и двадцать семь из них она провела в отлично налаженном браке с мужчиной, которого любила, который любил ее и был первым ее ухажером — она вышла за него девственницей, не закончив искусствоведческий факультет. Ее мать была всеми уважаемой учительницей в монтессорианской начальной школе и, несмотря на многочисленные заслуги, до последнего вздоха отказывалась от всяческого повышения. Анна Магдалена унаследовала от нее ослепительные золотистые глаза, дельное немногословие и ум, чтобы верховенствовать над перепадами собственного характера.

В ее семье были одни музыканты. Отец преподавал фортепиано и сорок лет руководил местной консерваторией. Муж, дирижер, тоже происходивший из музыкальной династии, сменил его, своего учителя, на этом посту. Образцовый сын стал первой виолончелью в Национальном симфоническом оркестре в двадцать два, и сам Мстислав Леопольдович Ростропович рукоплескал ему на частном концерте. Дочка же, которой было восемнадцать, обладала почти гениальной способностью со слуха выучиваться игре на любом инструменте, но ценила в себе этот дар лишь как предлог не ночевать дома. Она крутила веселый роман с превосходным джазовым трубачом, но собиралась, вопреки воле родителей, принять постриг в ордене Босоногих кармелиток.

Мать изъявила желание быть похороненной на острове за три года до смерти. Анна Магдалена хотела поехать на похороны, но все посчитали это неразумным, да и ей самой казалось, что она не выдержит такой скорби. Отец отвез ее на остров в первую годовщину смерти, чтобы положить беломраморную плиту, которую они давно задолжали материнской могиле. Ее напугал путь на каноэ с подвесным мотором: они плыли почти четыре часа, и море за это время не успокоилось ни на единую секунду. Ее восхитили усыпанные золотистой мукой пляжи у самого края девственной сельвы, птичий гомон и призрачный полет цапель над заводями лагуны. Ее огорчила нищета деревни, где им пришлось заночевать под открытым небом, в гамаках, подвешенных между двумя кокосовыми пальмами, хотя это было родное селение знаменитого поэта, а также языкастого сенатора, чуть не ставшего президентом. Ее поразило количество темнокожих рыбаков, лишившихся руки вследствие неудачного подрыва динамитной шашки. Но самое главное — она поняла волю матери, увидев великолепие мира с вершины кладбищенского холма. Это было единственное уединенное место на свете, где ей не было одиноко. Тогда-то Анна Магдалена решила оставить ее там, где она лежала, и каждый год привозить на могилу букет гладиолусов.

Август — месяц зноя и безумных ливней, но она воспринимала это как обязательное условие покаянного паломничества, которое должна была свершать, не отлынивая и непременно в одиночестве. Она нарушила правило всего один раз, сломавшись под давлением детей, хотевших попасть на могилу к бабушке, и в ответ природа устроила им кошмарное плавание. Лодка вышла в море несмотря на дождь, чтобы ночь не застала их в дороге, и дети вконец измучились от страха и морской болезни. На сей раз им, к счастью, удалось поселиться в первом на острове отеле, который сенатор выстроил на государственные деньги и записал на свое имя.

Год за годом Анна Магдалена Бах наблюдала, как стеклянные утесы все растут и растут, а деревня все беднеет и беднеет. Моторки отправились на пенсию, их заменил паром. Плавание по-прежнему занимало четыре часа, но с кондиционером, оркестром и девочками. Теперь только Анна Магдалена и заглядывала в деревню.

Она вернулась в отель, легла на кровать, сняв все, кроме кружевных трусиков, и стала читать книгу с заложенной ножом страницы, под лопастями потолочного вентилятора, едва взбалтывающими жару. Это был «Дракула» Брэма Стокера. Половину она прочла еще на пароме, прочла страстно, понимая, что ей попался шедевр. Теперь она уснула с книгой на груди и проснулась два часа спустя в темноте, в поту и страшно голодная.

Гостиничный бар работал до десяти вечера, и она спустилась перекусить перед сном. Заметила, что клиентов больше, чем обычно в это время, и официант вроде бы новый. Заказала для верности то же, что и в прежние годы: поджаренный сэндвич с ветчиной и сыром и кофе с молоком. Дожидаясь еды, она вдруг увидела, что окружена теми же престарелыми туристами, что приезжали сюда, когда отель был единственным на острове. Мулатка, совсем девочка, пела грустные болеро, и всегдашний Агустин Ромеро, только старый и слепой, ласково подыгрывал ей на дряхлом пианино, звучавшем еще на открытии.

Она быстро разделалась с сэндвичем, стараясь перебороть унизительное чувство от ужина в одиночестве, но от музыки, мягкой и убаюкивающей, ей стало хорошо, да и девочка умела петь. К тому времени, как Анна Магдалена доела, в зале осталось всего три парочки за разными столами и, прямо перед ней, мужчина, которого она раньше не замечала. Он был одет в белый льняной костюм, а его волосы отливали металлом. Перед ним стояла бутылка бренди и налитый до половины бокал, и казалось, этот мужчина совсем один в мире.

Зазвучал «Лунный свет» Дебюсси в рискованной аранжировке: пианист превратил его в болеро, а девочка-мулатка с любовью пропела. Анна Магдалена Бах растрогалась и заказала джин со льдом и содовой, единственное спиртное, которое хорошо переносила. Мир изменился с первого же глотка. Она почувствовала себя лукавой, веселой, способной на все и еще более прекрасной от священной смеси музыки и джина. Она думала, что мужчина за столиком напротив ее не замечает, но, взглянув второй раз, поймала его взгляд на себе. Он залился краской. Она не отвела взгляда, а он уставился на карманные часы. Смущенно убрал их, долил себе бренди, в смятении оглянулся на дверь, убедившись, что женщина напротив безжалостно его разглядывает. И поднял глаза на нее. Она улыбнулась, и он слегка кивнул в ответ.

— Можно вас угостить? — спросил он.

— С удовольствием с вами выпью, — сказала она.

Он подсел к ней за столик и очень элегантно наполнил ее бокал. «Ваше здоровье». Они чокнулись и выпили залпом. Он поперхнулся, закашлялся, сотрясаясь всем телом, и у него брызнули слезы. Оба долго молчали, пока он промокал глаза платком, от которого пахло лавандой, и ждал, пока вернется голос. Она осторожно спросила, не ждет ли он кого-то.

— Нет, — сказал он, — дело было важное, но не состоялось.

Она с хорошо разыгранным удивлением спросила: «Бизнес?» Он ответил: «Ни на что другое я уже не гожусь» — тем тоном, каким говорят мужчины, если не хотят, чтобы им поверили. Она подыграла ему, расчетливо представив, что сказала бы совсем не похожая на нее вульгарная дамочка:

— Разве что дома не годитесь, надо думать.

И так она подгоняла его, пока деликатно не завлекла в путы банальной болтовни. Попробовала угадать возраст и дала всего на год больше: сорок шесть. Попробовала определить страну по акценту, и получилось с третьего раза: гринго, но латиноамериканского происхождения. Вознамерилась узнать профессию, но на второй попытке он поспешил признаться, что он инженер-строитель, и она заподозрила, что это уловка, призванная увести ее от истины.

Когда речь зашла о том, как смело было превратить пьесу Дебюсси в болеро, выяснилось, что он этого даже не заметил. Ему понравилось, что собеседница разбирается в музыке, в то время как сам не мог узнать ни единой мелодии, кроме «Голубого Дуная». Она рассказала, что читает «Дракулу» Стокера. Он читал еще в школе, и ему навсегда запомнился эпизод, в котором граф прибывает в Лондон в облике собаки. На нее этот фрагмент тоже произвел впечатление, и она не могла понять, зачем Фрэнсис Форд Коппола в своем незабываемом фильме его изменил. На втором бокале она почувствовала, что где-то в глубинах ее сердца бренди встретилось с джином, и постаралась сосредоточиться, чтобы не потерять голову. В одиннадцать шоу закончилось, и оркестр дожидался только их ухода.

К тому времени она знала своего собеседника так, будто прожила с ним всю жизнь. Знала, что он опрятный, безупречно одевается, что руки у него немые и слегка испорченные естественным блеском ногтей, а сердце доброе и трусливое. Она поняла, что его смущают ее большие желтые глаза, и не сводила их с него, пока не почувствовала в себе достаточно силы сделать шаг, о котором никогда в жизни не помышляла, и не спросила напрямик:

— Поднимемся?

Он утратил самообладание.

— Я живу не здесь, — сказал он.

Но она даже не стала ждать, когда он договорит. «Зато я — здесь», — бросила она, встала и чуть тряхнула головой, чтобы не так кружилась. «Второй этаж, номер двести три, справа от лестницы. Не стучитесь, просто толкните дверь».

Она поднялась в номер, испытывая восхитительную оторопь, какой не чувствовала с первой брачной ночи. Включила вентилятор, но не свет, быстро разделась в темноте, оставляя вещи по всему полу от входной двери до ванной. Когда она зажгла лампочку над раковиной, ей пришлось зажмуриться и глубоко втянуть воздух, чтобы на задохнуться и унять дрожь в руках. Стремительно подмылась, ополоснула подмышки и пальцы ног, вспотевшие в резиновой обуви, — до последних событий она, несмотря на дневную жару, не собиралась принимать душ раньше утра. Времени почистить зубы не оставалось, и она просто выдавила капельку пасты на язык, а потом вернулась в комнату, едва освещенную диагональной полосой света из ванной.

Она не стала ждать, когда ее гость толкнет дверь, а сама открыла, услышав его шаги. Он испугался, но она не дала ему опомниться. Энергично стащила с него пиджак, галстук, рубашку и побросала на пол через его плечо. Воздух постепенно наполнялся легким запахом лаванды. Сначала гость пытался ей помогать, но ей было недосуг. Раздев его до пояса, она усадила его на кровать и опустилась на колени, чтобы снять ботинки и носки. Он тем временем расстегнул ремень и ширинку, так что ей осталось только дернуть брюки вниз. Ключи, банкноты, монеты и карманный нож рассыпались по полу, но этого никто не заметил. Наконец, она помогла ему стянуть трусы и поняла, что он не так богато одарен, как ее муж — единственный взрослый мужчина, которого она видела голым, — но спокоен и пребывает в боевой готовности.

Она не оставила ему никакой свободы действий. Оседлала его по самую душу и выедала без остатка в угоду себе одной, не думая о нем, пока оба, потрясенные и выжатые, не замерли в луже пота. Она оставалась сверху, перебарывая в удушливом шуме вентилятора первые приступы вины, но потом заметила, что ему, распластанному под ее телом, трудно дышать, и вытянулась на спине с ним рядом. Он лежал неподвижно и, едва восстановив дыхание, спросил:

— Почему я?

— На меня нашло вдохновение, — сказала она.

— Вдохновить такую женщину, как вы, — большая честь.

— Честь? Не радость? — шутливо переспросила она.

Он не ответил; оба лежали и прислушивались к собственным душам. Комната преобразилась в зеленом полумраке лагуны. Послышался шум крыльев. «Что это?» — спросил он. Она рассказала ему про ночные повадки цапель. Целый час они шепотом обменивались банальностями, а потом она принялась очень медленно изучать его на ощупь — от груди до низа живота. Пальцами ног пробежала по его ногам и убедилась, что весь он покрыт густой и нежной порослью, напоминающей апрельский мох. Добралась до спящего зверя и нашла его слабым, но живым. Он повернулся так, чтобы ей было удобнее трогать. Она подушечками оценила размер, форму, растревоженную уздечку, шелковистую головку со складкой, будто зашитой портновским шилом. На ощупь сосчитала швы, и он поспешил подтвердить ее догадку: «Мне сделали обрезание во взрослом возрасте». И добавил со вздохом:

— Та еще радость.

— Ну хоть не честь, — без всякого сострадания съязвила она.

Но тут же утешила, нежно целуя в ухо, в шею, а он тоже нашел ее губами, и они впервые поцеловались. Она снова проверила и застала его вздыбленным. Хотела опять напасть первой, но он вдруг предстал перед ней как искусный любовник и неторопливо довел ее до точки кипения. Она удивилась, что эти неуклюжие руки способны на такую нежность, и попыталась кокетливо улизнуть. Но он твердо пресек все попытки, обошелся с ней по своему вкусу и в своем духе и осчастливил.

После двух часов ночи гром сотряс основания дома, а ветер вырвал щеколду окна. Он встала закрыть и в мгновенном полуденном свете очередной молнии увидела покрывшуюся барашками лагуну, гигантскую луну на горизонте за дождем и голубых цапель, отчаянно бьющих крыльями в безвоздушном пространстве бури. Он спал.

Когда она шла обратно к постели, ноги у нее запутались в одежде на полу. Свою она трогать не стала, но повесила на стул его пиджак, а поверх — рубашку и галстук, осторожно сложила брюки, чтобы не нарушить сгибов, и оставила на сиденье вместе с ключами, ножом и деньгами. Воздух в комнате охладился от урагана, так что она надела розовую сорочку — шелк был такой чистый, что по коже побежали мурашки. Мужчина, спавший на боку с поджатыми ногами, выглядел огромным сиротой, и она не смогла подавить порыва жалости. Легла у него за спиной, обняла за талию, и он почувствовал зарево ее влажного тела. Резко засопел и отодвинулся во сне. Она тоже задремала и проснулась от того, что вентилятор умер: свет отключили, и номер погрузился в жаркий мрак. Он ровно храпел и присвистывал. Из чистого озорства она начала поглаживать его кончиками пальцев. Он резко перестал храпеть и, казалось, ожил. Она на миг оставила его и сбросила розовую сорочку. Но, вернувшись, поняла, что ее уловки не работают: он притворился спящим, чтобы не ублажать ее в третий раз. Так что она снова надела сорочку и уснула спиной к нему.

Проснулась по привычке в шесть. Полежала с минуту c закрытыми глазами, приходя в себя, отказываясь признавать пульсирующую боль в висках, ледяную тошноту, тревогу из-за чего-то неведомого, что, несомненно, ждало ее в реальной жизни. По шуму вентилятора она поняла, что комнату уже видно в голубом свете зари над лагуной. Вдруг ее, словно молния, испепелило жестокое осознание: впервые в жизни она занималась любовью и спала с не своим мужчиной. Она испуганно обернулась через плечо: его не было. В ванной тоже. Она зажгла свет и увидела, что одежды его тоже нет, а вот ее одежду, брошенную вчера как попало, подобрали и сложили на стул почти с любовью. И тогда она поняла, что ничего о нем не знает, даже имени, и единственное, что осталось ей от безумной ночи, — грустный запах лаванды в очищенном грозой воздухе. Только взяв с тумбочки книгу, чтобы упаковать в пляжную сумку, она заметила, что он оставил в леденящих душу страницах купюру в двадцать долларов.

1

В 1999 году Габриэль Гарсиа Маркес объявил, что работает над циклом из четырех или пяти новелл. В 2000-е, судя по воспоминаниям близких, он долго и напряженно корпел над первой книгой цикла. Но участившиеся признаки деменции и провалы памяти вынудили его отложить рукопись.

«Эта книга никуда не годится, — сказал он своим детям. — Ее нужно уничтожить».

Поступок в духе Маркеса и его литературных героев: признать поражение, не потеряв достоинства. Тем более что он завершил работу над другой рукописью — повестью «Вспоминая моих грустных шлюх». В 2004 году она была опубликована, собрала хорошие отзывы, и спустя десять лет Маркес спокойно умер в статусе самого знаменитого латиноамериканского писателя ХХ века.

В 2022 году его дети перечитали рукопись «Увидимся в августе», посоветовались с редактором и решили, что «нет значит да». Критики, конечно же, обругали их за нарушение отцовской воли. «На то мы и дети», — ответили они. Ну и бизнес есть бизнес. 6 марта 2024 года, в день, когда Маркесу могло исполниться 97 лет, роман «Увидимся в августе» был опубликован. В одной только Латинской Америке было предзаказано не менее 250 тысяч копий.

А еще это первый роман Маркеса, в котором главная героиня — женщина. Западные маркетологи воспользовались этим, старательно подчеркивая, что это феминистский роман, в котором «женщина исследует свою сексуальность». Маркес, мол, превзошел наши ожидания, предсказав феминистскую революцию ХХI века. Тем не менее к западным маркетологам прислушались отнюдь не везде. В России книгу оформили в стилистике «любовного романа»: на обложке красуется стереотипная «знойная латиноамериканка», нарисованная ИИ (вот уж сюр: опубликовать роман великого Маркеса, сэкономив на художнике!), а в аннотации указали, что главная героиня, «стройная красивая брюнетка», отправляется на остров за «случайными любовниками». Но в романе Маркеса ни разу не упоминается, что главная героиня «стройная», или «красивая», или даже «брюнетка»; все это является выдумкой отечественного издателя.

Однако феминистская уловка не спасла книгу от ожидаемо серых откликов на Западе. Рецензенты El Pais, New York Times и The Guardian указали на слабые места в структуре книги, на ее непоследовательность и ошибки, которые, очевидно, были допущены писателем из-за участившихся случаев потери памяти. Понятное дело, их упреки были направлены не на великого Маркеса (тем более что он не хотел этой публикации), а на его детей, которые опубликовали откровенно слабую рукопись. К слову, вскоре выяснилось, что они не ограничились ее публикацией. Они умудрились продать Netflix права на экранизацию «Ста лет одиночества», продать вопреки строгой воле отца, при жизни запрещавшего любую экранизацию своего главного произведения. Но на то они и дети. Ну и бизнес есть бизнес.

2

Тем не менее роман опубликован, в том числе в России. Роман небольшой, его правильнее назвать повестью, учитывая скромный объем (120 страниц, набранных, правда, огромным шрифтом — словно читаешь под лупой) и простую нарративную структуру. В романе почти нет отклонений от линейного повествования, он написан от третьего лица, у него одна главная героиня.

Главная героиня — это 46-летняя Анна Магдалена Бах. В 19 лет она влюбилась в мужчину, который лишил ее девственности. Анна Магдалена вышла за него замуж, бросила университет и посвятила себя семье. Семья у нее музыкальная: муж — дирижер, сын — первая виолончель Национального оркестра, дочь же крутит роман с джазменом, но, несмотря на музыкальный талант, собирается постричься в монахини. Семья обеспеченная и буржуазная: они точно знают, что с ними произойдет завтра, послезавтра, даже через два или три года.

Но буржуазные будни рано или поздно приводят к экзистенциальному кризису. Анна Магдалена не исключение. Каждый год в середине августа она отправляется на карибский остров, чтобы навестить могилу матери, но в очередной приезд нарушает правила: выпивает в баре отеля чуть больше, чем следовало, и занимается сексом с незнакомцем. Память об этом отнимает ее покой; в следующий август она приезжает на остров и снова спит с очередным незнакомцем. То же самое происходит в третий, четвертый и пятый приезды. Ее муж, конечно же, ничего не знает.

Пять поездок на остров составляют пять глав романа, пять вариаций на одну и ту же тему. Но у каждой главы имеется своя музыкальная интонация. Первая глава — размеренная, неспешная, в которой только-только намечается роковой поступок Анны Магдалены; во второй главе мы видим рост ее нетерпения в поиске любовника; в третьей — отчаяние; в четвертой — надежду и наказание; в пятой — смирение. Таков был план Маркеса, и если бы он находился в хорошей писательской форме, то, несомненно, передал бы музыкальный характер каждой главы; но из-за упомянутых недомоганий он качественно проработал лишь первые две главы (особенно постельные сцены), а начиная с третьей уже не столь тщательно настраивал ритм своей прозы.

Музыка и религия, заложенные в имени Анны Магдалены Бах, организуют символическое измерение в романе. Измерение бинарное. Музыке (Искусству) противопоставляется Христианство (Любовь). А буржуазный Город, в котором занимаются Музыкой и медленно Умирают, противопоставляется дикому Острову, на котором занимаются Любовью и Воскресают. Так Маркес делится с нами нехитрой истиной: подлинное искусство (или самопознание) рождается не там, где все спокойно и кто-то всегда рядом, а там, где мы в одиночестве предаемся опасным страстям. Говоря иначе, не надо бояться бремени своего одиночества и вечно полагаться на других, надо идти на риск, отказываясь от иллюзорного порядка, и тогда истина откроется тебе. «Истина не печальная, а скорее бодрящая» — как написал сам Маркес об Анне Магдалене в последней главе.

3

В фильме «Призрачная нить» Пола Томаса Андерсона есть одна важная сцена: главный герой фильма, модельер Рейнольдс Вудкок, тяжело заболев, мучается в постели от лихорадки и внезапно видит в галлюцинациях свою мать. Это неслучайно: мужчины нередко видят образ женщины перед смертью, или находясь на грани смерти, или переживая околосмертный опыт. Дело не в том, что в мужском подсознании женщина отождествляется со смертью, нет, все ровно наоборот: образ женщины (или любого человека, которого мы искренне любим) отождествляется с надеждой. Надеждой (может быть, ложной), что там, по ту сторону, что-то еще будет.

Возможно, Габриэль Гарсиа Маркес, учитывая его солидный статус, взялся за написание романа о женщине, потому что в 1990-е Латинскую Америку накрыла чудовищная волна феминицида. Возможно, он чувствовал вину перед женой и вложил в образ Анны Магдалены Бах собственные чувства. Возможно, он хотел погрешить на старости лет, сочинив свою «Дневную красавицу». Но не менее возможно и то, что Маркес, как это произошло с Рейнольдсом Вудкоком, почувствовал, что смерть уже рядом.

Да, роман «Увидимся в августе» не встанет в один ряд даже с поздними произведениями колумбийца. Его слабые места бросаются в глаза слишком откровенно. И тем не менее, когда читаешь этот текст, не покидает впечатление, что он написан именно Маркесом. Я бы связал это впечатление даже не с привычными маркесовскими темами — одиночеством или повсеместностью смерти, — а с мистическим свойством: в этом романе можно расслышать загадочный щелчок.

В 2002 году умерла мать Маркеса, и после этого он написал «Вспоминая моих грустных шлюх» и работал над «Увидимся в августе». В 2003 году фрагменты романа публиковались в газетах. Маркес, без сомнений, собирался его дописать и полностью опубликовать. Но к концу 2004 года у него накопилось целых пять версий текста «Увидимся в августе», не считая ранних черновиков и одной версии, начатой еще в Лос-Анджелесе. Вместо того чтобы дописать роман, он вновь и вновь начинал его заново. И накопил, повторюсь, не менее пяти версий. В самом романе тоже пять глав. И в каждой главе мы читаем, по сути, об одном и том же событии: как Анна Магдалена Бах отправляется на остров в поисках новой любви, нового приключения, но всякий раз возвращается домой. И начинает заново. Точно так же, как Маркес не мог дописать свой роман и начинал его заново.

Вот в чем заключается гений Маркеса (или тот самый загадочный щелчок): он метафорически обратил невозможность дописать новый роман в невозможность для Анны Магдалены начать новую жизнь, обрести новую любовь. Это очень хрупкое, обнажающее душу признание, что смерть — то самое кладбище, на которое из года в год отправляется Анна (или сам Маркес), — где-то рядом, и потому новой книги уже не будет.

В этом трогательном признании, связанном не столько с текстом романа, сколько с повторением магистральных идей самого Маркеса и его героев, — поражение неизбежно, но надо сохранить достоинство, — можно испытать удовлетворение по прочтении «Увидимся в августе».

Источник: https://gorky.media/reviews/net-znachit-da/