ViZet85

– Господин Коданси, не говорите так! – Саяку вздрогнула всем телом.

– Нам нельзя выходить, – твердо заявил Токэн, но на его руку легла ладонь Ясаоны.

– Сэнси, – сказала она. – Мне страшно, но проверить надо. Господин Коданси прав, нам нужно знать, разбиты ли защитные знаки.

– Госпожа Юи… – начал воин, но женщина покачала головой, и телохранитель, насупившись, кивнул.

Вернулась Андзинь, и раздала всем факелы, быстро зажгла каждый из них. Теплая одежда хранилась у входа, и уже через десяток минут постояльцы, хозяин и служанка оказались на улице.

Снег по-прежнему падал с темного неба, но уже поредел, и снежинки легко таяли в пламени факелов. Огонь разрывал ночь, тени метались по стенам дома и створкам ворот.

Коданси решительно шагал впереди, поднося факел к стенам, квадратом окружавшим гостиницу. На каждой из них должно было быть начертано по пять охранных знаков, как принято в таких домах. Все знали: темным духам куда проще войти туда, где постоянно бывает много разных людей, для того и нужна защита.

Знаки у ворот были нетронуты. Припорошены снегом, но целы. Хозяин поднес факел к каждому, убеждаясь в этом и показывая остальным.

Знаки на западной стене тоже оказались в порядке. Фуго было дернулся, увидев, что в одном месте линия нарушена – но это оказалась неудачно упавшая тень.

На северной стене было всего четыре знака. Люди испуганно заозирались, при этом на миг испытав облегчение: брешь была найдена. Но Юси молча указал наверх – последний знак просто был начерчен выше других.

Восточная стена по-прежнему несла на себе пять защитных символов, целых и невредимых. Все замерли рядом с ней, поднимая факелы, вглядываясь в обереги и убеждаясь – да, все в порядке.

– Значит, – выдохнула Ясаона, – дом по-прежнему защищен? Но как же тогда…

– Если обереги действуют, то темный дух не может и шагу ступить в пределы гостиницы, – нерешительно сказал Юси.

– Нет, – Коданси повернулся, пламя факела высветило его лицо, пляшущие тени превратили черты в причудливую маску. – Может. Вы помните, как?

Саяку судорожно втянула воздух. Ясаона сжалась, Фуго охнул, Токэн потянулся к мечу. Лицо Юси застыло, Андзинь замерла безмолвной тенью.

Они действительно вспомнили. Темный дух мог преодолеть обычные охранные знаки, если занял тело человека: плотская оболочка защищала пришельца из царства гибели. Так же, как в истории Юси.

– Это же значит… – пробормотал Фуго. Взгляд его заметался по чужим лицам, и в каждом взгляде светились осознание и ужас.

Кроме них, больше людей в гостинице не было.

– Вернемся в зал, – нарушил молчание Коданси. – Здесь нам точно нечего делать.

Шестеро людей медленно двинулись к гостинице. Где-то в стороне раздался крик ночной птицы, и Ясаона вздрогнула, остальные тревожно заозирались, Юси снова словно закостенел, а Саяку забормотала молитвы.

В доме они сели за разные столы; по залу заметались недоверчивые, тревожные взгляды. Гости и хозяева перебирали в памяти весь день; все они на какое-то время отходили друг от друга, не видели, что кто делает. Да, четверо поднялись на второй этаж – но это человеку трудно будет выпрыгнуть из окна, убить лошадь и вернуться наверх же, не проходя через зал. Темному духу такое совершить несложно.

– Но неужели кто-то может… – начал Фуго. – Ну, есть же способы определить… Я могу попытаться вспомнить, что там предки умели, как выявляли…

– Это если вы сами не дух, господин Фуго, – холодно сказал Токэн. Купец оскорбленно вскинулся, но тут же поник, понимая, что опровергнуть нечем.

Ясаона огляделась. Историю никого из них нельзя было проверить. Включая их с Токэном – говорят, что темному духу не нужно много времени, чтобы занять чужое тело. По пути к гостинице они не раз отходили друг от друга.

Женщина незаметно отодвинулась от воина, и тут же увидела, что он делает так же и не убирает руки с меча. Отчего-то от этого стало легче: если Токэн – человек, то он не потерял ни соображения, ни чутья.

– Плохо, что снег, – негромко сказала Саяку, ее голос потерял обычную живость. – Ночью не уйдешь, если он начнет охоту.

– Тогда почему не начал? – дернулась Ясаона. – Чего ждет, если он тут?

– Потому что страх тоже питает темных, – проронил Коданси. – Чем больше вы будете бояться – тем сильнее он станет еще до того, как возьмет ваши жизни.

Его слова обдали гостей холодом. Сам хозяин тоже утратил прежнюю жизнерадостность; он сидел за самым близким к стойке столом, сгорбившись и лишь потирая кончиками пальцев пояс.

– Но мы же должны как-то почувствовать его присутствие, – жалобно сказал Фуго. – Их сила чужда миру! Она должна… ощущаться.

– Темному духу не обязательно проявлять свою силу открыто, – сказал Коданси. – Он может тревожить людей и иначе. Шорохами. Резкими звуками. Или, скажем, стуком – особо рассчитанным, таким, что незаметен, но заставляет нервничать.

Хозяин гостиницы помедлил и небрежно добавил:

– Вот как господин Юси Табито делает сейчас.

Все застыли на миг. Потом взгляды разом метнулись к студенту, положившему на стол обе руки, и только что негромко постукивавшему по нему кончиками пальцев.

– Господин Коданси, – нервно сказала Ясаона. – Вы же не серьезно…

– Даже если не серьезно, то попал в цель.

Сначала Ясаона даже не узнала голос студента. Неуверенность из него пропала полностью, каждую ноту наполняли сила и насмешливое спокойствие.

Через миг она поняла, что было сказано, ахнула и отшатнулась.

Юси Табито выпрямился во весь рост, снял очки и небрежно отбросил их в сторону; стекла со звоном разбились о стену. Растерянная улыбка исчезла с лица, зубы обнажились – куда больше, чем возможно для человека.

– Я слишком увлекся, – произнес он, и низкий, рычащий голос, ничем не напоминающий тихую речь студента, наполнил зал. – Но это сейчас уже безразлично, не правда ли? Вам некуда бежать, люди.

Ясаона охнула, отпрянув к стене. Токэн мгновенно заслонил ее, выхватив из ножен меч; но Юси лишь бросил взгляд в его сторону, и воина вздернуло в воздух, дважды припечатало о стену. Он бессильно сполз на пол.

– Сэнси! – испуганно вскрикнула Ясаона, бросившись к потерявшему сознание бойцу.

Фуго вжался в стену, выставив перед собой руки. По его лицу катился пот; кровь магов в семье сказалась – сейчас купец остро ощущал, как от лже-студента веет холодной, темной и злобной силой.

– Драконы Небесной Горы и все предки, защитите от зла… – забормотала Саяку, и тут же поперхнулась словами, когда Юси лениво повернул голову к ней.

Спокойным оставался только Коданси за своим столиком. За его спиной у лестницы замерла Андзинь.

– Я не думал, что меня можно легко выявить, – лже-студент медленно поднял руку. Угольно-черные когти прорвали подушечки пальцев, выходя наружу и маслянисто поблескивая. – Но странное дело, меня словно тянуло раскрыть себя.

– Истории, – спокойно сказал Коданси. – Твое племя тянет к ужасу. Как только начали рассказывать – ты оказался в плену этих сказок, тебя потянуло воплотить их, даже ту, что рассказал сам. Кто-то из ваших князей смог бы сопротивляться зову – но ты же не князь, верно? Тебя особенно потянуло, когда господин Фуго поведал свою, о призраке-охотнике?

Юси кинул быстрый взгляд на купца. Тот побледнел как бумага.

– И освещение, – продолжил Коданси. – Прорези на бумаге каждого фонаря здесь отбрасывают свой узор, который манит тебя, гасит желание уйти. Ты бы легко прошел сквозь снег – но тебе не хотелось покидать гостиницу. А с каждой вспышкой страха ты становился все спокойнее, все довольнее. Сведущему нетрудно это заметить.

Юси поднял голову к потолку, посмотрел на светильники. Сквозь его кожу проступали очертания костей, мерцающих черным сиянием.

– Ловушка, – тихо сказал он.

– Ловушка, – согласился Коданси. – С того момента, как я узнал о появлении темного духа в округе, я готовил такой обряд. И теперь я знаю, кто ты. Ши-джинг, пожиратель-притворщик. Надевающий тела людей и меняющий их… как собирался и сейчас поступить, правда?

– И теперь я знаю, кто ты, лже-трактирщик, – прошипел темный дух. Его глаза залили скользящие тени, узор костей под кожей складывался в нечеловеческий скелет; волосы вытягивались, превращаясь в острые иглы. – Или ты будешь отрицать свое имя, Кай Джалин?

Коданси засмеялся, вставая со стула.

– Отрицать? Встретив свою добычу? Никогда.

Он демонстративно извлек из-под рубашки серебряный медальон мага; в центре безупречно выгравированного знака «пять» багрово мерцал альмандин.

На краткий миг повисла тишина. Гости не смели даже дернуться, и не могли отвести взгляда от заклинателя и духа, замерших друг напротив друга.

А потом Юси клокочуще расхохотался; кожа на его руках пошла трещинами, выпуская острую щетину.

– Ты действительно кровный маг? О, Убийца Духов, а я на миг усомнился в своей победе!

Он торжествующе вскинул руки, сверкнув черными когтями в свете ламп.

– Твоя сила же будет бессильна против меня – неужели ты думаешь, что я дам хотя бы капле твоей крови меня коснуться? Или, может, интереснее закрыться от нее чужой…

Юси выразительно обвел взглядом всех гостей. Те застыли, скованные ужасом и тяжелой, давящей силой, исходившей от ши-джинга.

– Твое искусство заклинателя тем более бессильно, – продолжил дух. – Я слишком быстр, чтобы дать тебе шанс начертить печати и произнести слова. Единственным спасением для тебя было бы начертить их заранее – но я бы почуял любой знак, выписанный более часа назад!

– Это так, – сказал Кай Джалин. – Твое племя – искусные обманщики, и не менее искусные бойцы.

Юси шагнул к нему, широко раскрывая рот. Вместо языка из него показался сгусток дергающейся тьмы с тысячью шипов на конце.

– Но люди тоже могут лгать, – закончил заклинатель. – Хан.

Нестерпимым, ярким светом полыхнули знаки на полу, на стенах, на потолке. Начертанные краской одного цвета с поверхностью, они были невидимы до сих пор – и теперь же засияли, озарив все вокруг холодным свечением.

Этот свет заключил Юси в эфемерную клетку, что была прочнее стали, сковал его, и темный дух испустил вопль ярости и изумления, отдавшийся в сердцах и душах всех, кто был рядом.

– Печатей не было! – взвыл ши-джинг. – Как? Когда ты успел?!

Кай Джалин не ответил ничего. Он просто коснулся своего медальона, и отбросил в сторону кусочек камня – выдолбленный альмандин, прикрывавший настоящий знак.

В этот самый миг дух, притворявшийся Юси Табито, понял, как ошибался. В серебро на груди заклинателя был оправлен аметист, камень совсем иного Искусства.

Кай Джалин не был кровным магом. Он овладел Потоком, волшебством времени. И каждый раз, как лже-Юси отводил от него взгляд – срывался с места и вычерчивал новый знак, а потом возвращался, укладываясь в единый миг для всех, не владевших той же магией. И даже духи не могли уловить такого движения, если не знали о нем.

Пальцы заклинателя замелькали, складываясь в замысловатые знаки. Ровным, монотонным голосом Кай Джалин начал читать слова уничтожения.

Для всех глаз фигура Юси размылась, обратившись в беспрерывно подрагивающий силуэт. Темный дух ускорился сам, стараясь располосовать пленивший его свет и одновременно уходя от заклинания – чтобы оно сработало, его должен был четко слышать не только заклинатель, но и сам дух.

Это не помогло. Долей секунды спустя речь Кай Джалина превратилась для людей в невнятную скороговорку: он снова призвал собственную магию, многократно ускорив себя, оказавшись в одном временном потоке с духом и позволяя ему слышать губительные слова.

Фигура, потерявшая всякое сходство с человеком, дергалась в плену знаков, ускоряясь и замедляясь, пытаясь спастись от жгущих саму его суть слов. Не помогало, не выходило: Кай Джалин ни на долю мгновения не отставал.

Безумный вой хлестнул по стенам гостиницы; Ясаона ощутила, как по ее лицу течет кровь, Фуго охнул и схватился за живот, согнувшись от боли.

Плоть Табито разлетелась клочьями, Саяку поспешно отвернулась, не вынеся взгляда на корчащееся, невозможное существо. Темный дух полностью сбросил человеческую оболочку, открывая себя притяжению родного царства, стараясь уйти туда раньше, чем слова заклинания испепелят его.

Знаки держали крепко. Андзинь, не шевелясь, смотрела на духа.

Кай Джалин повысил голос, произнося последние слова. Печати разгорелись еще ярче, свет переплелся с воем – и на миг внезапно настала абсолютная тишина, в которой утонул каждый звук.

И эту тишину разрезал голос заклинателя.

– Син. Хао. Шисен. Познай погибель.

Ровное белое пламя вырвалось из тела духа, обратив его в пылающий столб, растворяя в себе черную изменчивую не-плоть, обращая ее в пепел, а пепел – в мельчайшую пыль.

Последний вопль погибающего ши-дженга был неслышен, но пронизал всех вокруг иглами ужаса и боли.

Затем знаки погасли. Темного духа больше не было.

– Вы задумали все это с самого начала, мастер Кай? – тихо спросила Ясаона.

Токэн пришел в себя еще ночью, и Саяку заверила, что с ним будет все в порядке, если обработать мазями. Телохранитель все равно выглядел мрачно и корил себя за то, что не смог сделать ничего.

Светало. Солнечные лучи пробивались сквозь окно, и Андзинь ходила по залу, меняя свечи в лампах. Гости едва успели отдохнуть, и их ночные сны были полны корчащихся теней и холодного страха.

– Я не думал, что здесь будет столько гостей, – сказал заклинатель, – но вы правы. Я говорил правду: только услышав о духе, и прикинув, кем он может быть, я нашел эту гостиницу, убедил хозяина временно уступить мне место за особую плату, и все подготовил.

– Андзинь – ваша помощница?

Служанка бросила короткий взгляд в сторону собеседников, но, как всегда, промолчала.

– Она в самом деле тут служит, – ответил Кай Джалин, – но вызвалась мне помочь. У Андзинь родственник погиб от рук темного духа, и у нее с ними свои счеты.

Он рассмеялся.

– Пожалуй, без нее я бы не смог убедительно сыграть хозяина. Так что я позаботился о ее защите: у нее под одеждой немало моих талисманов, которые бы ненадолго отразили нападение духа и подали мне знак.

– А если бы Ю… темный дух проявил себя позже? – спросила Ясаона. – Если бы успел убить кого-то из нас?

– Один подозреваемый бы выбыл, – холодно улыбнулся заклинатель.

– И все?

– Госпожа Ясаона, – Кай Джалин посмотрел ей прямо в глаза. – Я посвятил свою жизнь охоте на темных духов и их уничтожению. Я занимаюсь тем, что убиваю бессмертных. К миру людей я тоже отношусь… иначе.

Ясаона содрогнулась и отвела взгляд. Заклинатель сейчас выглядел расслабленным и довольным, но она не могла отделаться от мысли, что точно так же выглядит тигр после хорошей охоты и сытной еды.

Во дворе Фуго спешно седлал лошадь. Купец не желал оставаться в гостинице ни минуты; Ясаона бы последовала его примеру, если бы Токэн мог ехать.

– Днем приедет настоящий хозяин, – Кай Джалин поднялся, подхватил собранную сумку. – А мне пора. А, да, я уже попросил господина Фуго – попрошу и вас с госпожой Дзаи. Не описывайте мою внешность и мои умения, хорошо?

– Ложные, или истинные? – негромко спросила Ясаона.

Заклинатель улыбнулся и подкинул на ладони выдолбленный альмандин. Скрывать свое Искусство было незаконно, но Ясаона была уверена, что никто не жаловался на Кай Джалина.

– Любые, – сказал он, направляясь к выходу. – Тайне легче бороться с тайнами.

– Но есть ли тогда разница между тайнами? – невольно спросила Ясаона.

Вопрос застиг заклинателя на пороге. Тот оглянулся – без улыбки, холодно.

– Есть, – сказал он. – Мои тайны убивают не людей.

Он вышел. Ясаона глубоко вздохнула, бросила взгляд на молчаливо прибирающуюся Андзинь, потом – на потолок, где на втором этаже Саяку смазывала ушибы Токэна. И подумала, что исполнить просьбу Кай Джалина будет несложно.

Одна мысль об историях про духов и заклинателей уже вызывала у нее тошноту.

– Да, конечно, – невысокая изящная женщина сбросила дорожную одежду, с досадой посмотрев на оставшиеся на полу лужицы. В свете ламп сверкнула изумрудная ткань дорогого халата, украшенного золотистой вышивкой.

Ее спутник тоже освободился от верхней одежды, поправил меч на поясе. Толстая рубашка и прочный жилет, крепкие мускулы и пара шрамов на щеке не оставляли сомнений – воин, телохранитель.

Служанка скользнула в сторону, гости же прошли к столикам.

– Кошмарная погода, госпожа, не правда ли? – заговорил полноватый мужчина с ухоженной бородкой, облаченный в темно-синий халат.

– Здесь же север, бывает и хуже, – сверкнула улыбкой дама. – Но, видимо, мы здесь надолго задержимся.

Воин пробурчал что-то неразборчивое.

– Наш хозяин говорит, что снегопад к утру прекратится, – нерешительно заметил молодой человек в круглых очках и с книгой в руках. Студент, судя по фиолетовому халату. – Я не знаю, я так далеко на север не забирался…

– О, бывает, бывает, – закивала головой пожилая женщина в коричневом платье, машинально похлопывая по стоявшей рядом пухлой сумке. – Снег валит сильно, но будет недолго.

– Милостью предков, так и выйдет, – дама плавно опустилась за свободный столик. – Но будет непочтительно мне не представиться. Имя моего рода – Ясаона, мое имя – Юи, моего спутника зовут Токэн Сэнси.

Воин молча кивнул, садясь рядом с хозяйкой.

– Имя моей семьи – Фуго, собственное – Фон, – наклонил голову бородач. – Я купец, торгую тканями и мехами.

– Юси Табито, – пробормотал юноша. – О, простите… имя моей семьи – Юси, собственное же – Табито. Я студент, учусь в Самакаве…

– Дзаи Саяку, – охотно представилась женщина с сумкой. – Я целительница, вот между этими деревнями хожу. Сюда впервые забралась, тут, говорят, травы редкие растут, вот в моих деревнях все здоровы пока, так я себе такую учебу устроила.

О происхождении Ясаоны никто не спросил. Поведение, одежда и внешность безошибочно выдавали в ней знатную даму, слова «имя моего рода» – тем более.

– Мое скромное имя Коданси, госпожа Ясаона, – послышался голос от входа. Хозяин вернулся в дом, отряхнувшись от снега за порогом. – А это Андзинь.

Служанка тенью проскользнула по залу, учтиво поклонившись.

– Кони устроены как следует, вместе с другими, – продолжил хозяин, проходя к своей стойке. – Обед сейчас будет готов, прошу почтенных гостей подождать немного.

– О, жду с нетерпением! – оживился Фуго. – Если в такую погоду еще и не поесть – то совсем можно считать, что духи рассердились!

Он рассмеялся собственной шутке, Ясаона лишь слегка улыбнулась.

– Вижу, только я путешествую не одна? – заметила она.

– Увы, – горестно вздохнул Фуго. – Помилуй предки, я с большим удовольствием странствовал бы в подходящем экипаже, или остался дома. Но так уж совпало, что мне срочно нужно в Силинь, иначе дело там совсем встанет. Местные дороги я хорошо знаю, но снегопад оказался очень некстати. Днем бы я сквозь него пробрался, но близится ночь…

– А вы, господин Юси? – как только купец сделал паузу, Ясаона обратилась к студенту. Фуго недовольно насупился.

Молодой человек смущенно отвел взгляд.

– Я… преуспел в каллиграфии, и учителя посчитали, что мне нужно посетить одного знаменитого мастера, поучиться у него особым приемам письма… А он живет далеко на севере, вот я и…

Под взглядом искрящихся глаз женщины он смутился еще больше и попытался укрыться за книгой.

– А я вот редко с кем-то хожу, – вмешалась Саяку. – А зачем? Тропы знаю, где травы всякие искать – так это мне провожатый не подскажет, сама соберу. Разбойники меня не тронут, знают, что взять толком нечего, да и знают – целителя оберешь, а потом тебя лечить некому будет.

– Я этого не слышал, госпожа Дзаи! – откликнулся из кухни Коданси. Целительница захихикала.

Гости успели переброситься еще несколькими фразами, исключая по-прежнему молчаливого Токэна. Пусть семейства и занятия у них были совершенно разными – но в дороге часть границ стиралась, дозволяя то, что непредставимо в привычном обществе. Такой закон не значился в книгах, но был ведом и понятен каждому жителю империи.

– Почтенные гости, – объявил Коданси, появляясь из кухни, – прошу вас. Никто не скажет, что в «Тихом снегу» дурно кормят.

Андзинь принялась безмолвно выносить еду для гостей. Ясаона с интересом пригляделась к хозяину: на вид ему было лет сорок, худощавый, не очень высокий, лицо приятное, но незапоминающееся. Темно-зеленый халат, тяжелый пояс со множеством карманов: обычное дело для человека, который привык много работать по дому и держать инструменты под рукой.

– Отлично, – воодушевился Фуго, когда перед ним поставили тарелку. – А если сюда добавить немного приправы тикё?

– Андзинь, у нас она есть? – оглянулся на служанку Коданси.

– Да, – тихо подтвердила та. – На кухне, вторая полка сверху.

Хозяин кивнул, и через минуту вернулся с изящным сосудом.

На какое-то время все занялись едой, подкрепляя силы после дороги и наслаждаясь разливающимся по всему телу теплом. Коданси занял место за стойкой, с улыбкой наблюдая за гостями и переводя взгляд с одного на другого. Фуго мимоходом осведомился о плате, услышал разумные цены и удовлетворенно кивнул.

Подходил вечер. За окнами по-прежнему валил снег, лампы расчерчивали зал причудливыми узорами. Ясаона подумывала даже их зарисовать, а Юси с интересом рассматривал игру теней.

В «Тихом снегу» всем было хорошо.

После обеда обнаружилось, что отдыхать никого не тянет. Трое гостей успели отдохнуть с дороги, а Ясаона призналась, что привыкла ложиться поздно, и бросила лукавый взгляд на Токэна. Воин остался невозмутим, Юси же смутился и уткнулся в книгу.

– Извините, достопочтенные гости, я никаких развлечений предложить не могу, – с сожалением развел руками Коданси. – Просто не умею ни петь, ни играть… вот разве что Андзинь умеет.

Он вопросительно поглядел на служанку. Тихая девушка покачала головой и негромко ответила:

– Нет.

– Но тогда ничего не остается, – Юси поднял взгляд от книги и поправил очки. – Я мог бы почитать, но у меня все про… ну вы знаете, науки…

– А доски для го нету, – вздохнула Саяку. – А я бы с радостью сыграла, когда вот у больного сидишь, делать нечего, только следить, так разум размять, как первыми государями завещано.

– Что сожалеть, – резонно сказала Ясаона, – если ее нет?

Гости переглянулись. Один лишь Фуго ничего не предлагал, лишь удовлетворенно сложил руки на животе.

– Досточтимые гости, – снова вмешался Коданси, – знаете, в такие вот снежные вечера люди, сидя дома, часто начинают рассказывать истории. Возможно, у нас есть чем поделиться?

– Часто страшные рассказывают, – негромко добавила Андзинь, поправлявшая светильник.

– А хорошая идея! – оживилась Саяку. – Всегда послушать интересно, что другие слышали, что знают, и что где такое было! А в тепле да после обеда капелька страха кровь горячит, я вам как лекарь говорю. Потому в деревнях и рассказывают.

Остальные гости одобрительно закивали. Сказания любили послушать по всей империи.

– Только вот кто начнет… – задумался Коданси.

– А жребий давайте, – предложила неугомонная целительница. – Господин Коданси, найдутся у вас лучинки разные?

– Ну еще бы, – усмехнулся хозяин. – Андзинь, где там они у нас?

– Я принесу, – сказала служанка.

Лучины нашлись быстро, и очередь распределилась мигом: сперва Юси, потом удивившийся этому Токэн, потом – Фуго, Ясаона, Саяку и Коданси. Андзинь от жеребьевки отказалась, тихо заверив, что не знает историй.

– Итак, господин Юси, вам рассказывать первому, – мягко улыбнулась Ясаона, и студент покраснел.

– Не беспокойтесь, – хихикнула Саяку. – Это же не экзамен.

– Лучше бы экзамен… – пробормотал Юси, вызвав смех у слушателей. – Но давайте я попробую…

Он откашлялся.

– Давным-давно, еще до Войны Духов, ну, вы знаете…

– Когда темных духов изгнали со всех земель империи и ввергли в их царство, – кивнул Фуго. – Все знают, продолжайте, пожалуйста, господин Юси.

– Да, конечно… – студент замялся. – Тогда темные духи свободно бродили по земле, и с ними сражались как могли. Волшебных Искусств еще не было, так что людям оставалось лишь заклинательство, знаки, слова и предметы, что складывались в оружие и защиту.

Голос Юси стал крепче, он ступил на знакомую почву и приобрел уверенность.

– Был тогда могучий дух-охотник, который преследовал людей, разрывал их и поедал души. И был заклинатель, который поклялся покончить с ним, найти и навеки запечатать. Он знал повадки духов, он знал слабые места пожирателей и умел с ними бороться. Заклинатель отправился в путь, взял след от места первой жертвы. Нашел себе проводника, девушку, у которой этот дух погубил почти всю родню.

Проходившая мимо Андзинь на миг остановилась, посмотрев на студента с непонятным выражением. Тот не обратил внимания и продолжил:

– Так шли они по следу несколько дней, и наконец остановились в долине, где заклинатель распознал явные признаки присутствия духа. Он был уверен, что тот здесь появится, и подготовил ловушку – очертил круг, нарисовал десятки знаков пленения и заточения, вспомнил все нужные слова, и сел посреди защитной фигуры со своей помощницей.

– И дух пришел? – мигом спросила Саяку. – Угодил в ловушку?

– Да нет, – печально покачал головой Юси. – Настала ночь. Заклинатель был готов столкнуться с духом. Но чего он не ждал – что черные когти ударят ему в спину.

– Как? – хором изумились целительница и Ясаона.

– Заклинатель ошибся, – сказал студент. – Дух, за которым он охотился, был не просто пожирателем, а пожирателем-притворщиком; он знал, что за ним идет охота, и вместо того, чтобы уйти в ночи, занял человеческое тело, убив истинного хозяина.

– Девушка-проводник! – охнула Саяку.

Юси кивнул.

– Она была рядом с заклинателем, в человеческом теле прошла мимо его знаков, не заметивших ее. И ударила, когда он отвлекся. Так заклинатель погиб, пал жертвой духа и своей же самоуверенности.

Повисло тяжелое молчание. Обычно рассказчики все же старались вывести такие истории к хорошему концу, но студент, похоже, пересказывал прочитанную книгу, где автор поступил иначе.

– Невесело у вас вышло, господин Юси, – сказала наконец Ясаона.

Юси смущенно развел руками.

– Вы извините… это первое, что пришло на ум… если бы я не был первым, вспомнил бы еще что.

– Но теперь время для новой истории, – Саяку повернулась к Токэну. – Ваша очередь!

– Я не умею рассказывать, о древностях особенно, – сухо сказал Токэн. – Если хотите послушать о нынешнем – могу.

– Давайте, – предложил Фуго. – Господин Юси человек ученый, и поведал о деяниях старых времен – вы же человек военный, так что кому как не вам, говорить о настоящем.

Воин бросил взгляд на Ясаону, та с улыбкой кивнула.

– Хорошо, – проронил Токэн. – У меня история краткая и невыдуманная. В провинции Као, с пару месяцев назад начали погибать люди. Разные, от бродячих воинов до знатных, и даже магов. Общего у них только одно – они все были в пути, погибли ночью.

Токэн обвел взглядом слушателей.

– И у каждого горло было вспорото когтями, а на лице застыл безмерный ужас. Так и ясно, что это не человек убивал, даже не безумец. Темный дух, неведомо какой, но вынырнувший из своего царства и вышедший на охоту. Маги и заклинатели, говорят, уже в провинции его ищут, но пока не нашли.

– Не нашли? – нахмурилась Саяку. – Но в чем тогда история?

– А ни в чем, – мрачно сказал воин. – Я же говорил – не умею рассказывать. Только о том, что слышал.

– Я не слышала, – удивилась Ясаона.

– Я говорил с другими воинами в Самакаве, пока вы спали, госпожа Юи, – уточнил Токэн. – Потом не хотел вас беспокоить.

Женщина мимолетно улыбнулась телохранителю. Он всегда старался оберегать ее не только от прямого вреда.

– Погодите, – поднял руку Юси. – Но провинция Као… это же рядом. В дне пути.

– А и точно, – дернулся Фуго. – Вы правы, господин Юси… Так что же, дух и сюда перебраться может?!

Гости и хозяин вздрогнули. В империи любили рассказывать о темных духах, но никто не желал с ними столкнуться. А то, что Токэн даже не попытался плавно вести рассказ, а изложил его словно докладывал, почему-то вызывало еще больший страх.

– Да нет, – попыталась приободрить всех Ясаона. – В конце концов, за порядком везде следят, и такие убийства расследуют.

– А если где буйствуют темные духи – так туда придут священники или заклинатели! – Саяку стукнула по столу сухим кулаком. – Может, даже сам Кай Джалин!

Прозвучавшее имя словно холодным ветром пронеслось по залу.

Кай Джалин слыл легендой среди заклинателей. Он безустанно охотился на темных духов, но не изгонял и не пленял – уничтожал. Почему – никто не осмелился спросить, да и сама фигура Убийцы Духов была овеяна тайной. Говорили, что его имя знают даже темные князья, и ненавидят его, а то и боятся.

– Но я слышал, что он не мужчина, – робко сказал Юси. – Что на самом деле говорить надо «Кай Джалинь», это женщина.

– Я то же самое слышала, – подтвердила Ясаона и бросила на студента мягкий взгляд. – Как совпало, господин Юси.

Студент покраснел и опустил взгляд.

– Ну как же так, – возразил Фуго. – Вряд ли в таких вопросах может быть неясность.

– Если женщина в мужской одежде, в какой ходить по глухомани удобно, так можно и не различить, – сказала Саяку. – Я-то знаю, всякое у меня бывало.

Остальные гости с удивлением взглянули на целительницу. Та развела руками:

– В молодости, в молодости. Но будь то Кай Джалин или Джалинь – никак не простой заклинатель, не одними знаками обходится.

– Верно, – Юси поправил очки. – Он еще и маг, владеет каким-то Чистым Искусством.

– Именованием или кровной магией, – твердо заявил Фуго. – Как раз с их помощью заклинателю-магу легче всего справиться с духом. Уж поверьте мне.

– Вы же сами не маг, господин Фуго, – упрекнула его Саяку. – Точно ли знаете?

– Точно, – заявил купец. – И подтверждением тому послужит моя история.

– О, конечно, ваша очередь, – вспомнила Ясаона. – Прошу вас тогда, простите, что перебили.

– Пять Чистых Искусств сотворено предками, – начал Фуго. – Именование, что правит именами, кровная магия, основанная на связях через кровь, искусство Пяти Князей, что призывает стихии, Воплощение, что творит нечто из ничего, и Поток, чей удел – вре…

Купец смущенно кашлянул, поняв, что на нем скрестились пять взглядов. Чистые Искусства мог перечислить каждый ребенок в империи.

– Так вот, – после краткого замешательства продолжил он, – семья Фуго была славна торговлей, но многие мои предки были магами, и все Искусства встречались у нас в роду. Послушайте же, что случилось с Фуго Сансиро, моим прапрапрадедом и могучим Именователем…

Купец сложил руки на животе.

– Когда Сансиро был молод, но уже овладел своей магией, он отправился на юг, в Ланьтао, по делам семьи. Столь умен был Сансиро, что быстро справился со всеми делами, отправил весть домой, и пожелал немного пожить в Ланьтао, ибо была весна, а южные города прекрасны в это время. Гуляя вечерами по улицам города, он встретил прекрасную девушку с опечаленным лицом. Она пришлась ему по сердцу, но Сансиро удивился тому, что с ней не видно провожатых. Встретив ее еще раз, он решил заговорить с ней, и она ответила.

Фуго выдержал краткую паузу.

– Девушку звали Аои из семьи Амаку – богатого, старого рода. Сила Именования подсказала Сансиро, что она говорит правду, что имя и впрямь принадлежит ей; в разговоре понял он, что девушка нравится ему не только за прекрасный лик, и он задумался. Он собирался жениться, но хотел и интересы семьи соблюсти, и взять жену, что ему понравится. Может, предки вознаградили его за почтение к ним? Но Сансиро не давало покоя то, что она ходит по улицам одна. Он посмел спросить, и услышал в ответ печальную историю.

– Она что, незаконная была? – живо спросила Саяку.

– Помилуй предки! – возмутился Фуго. – Нет. Аои рассказала, что ее родители умерли, а ветвь семьи преследуют неудачи. Только ее они не касаются, но семья подозревает, что на ней лежит проклятие, что приносит несчастье другим, и потому никто не смеет сопровождать ее. Странное дело, но Сансиро в глубине души обрадовался, ибо что благороднее для мага, чем бороться с проклятиями? И потому он показал девушке свой знак волшебства, серебряный браслет с алмазом, рассказал о том, что владеет магией, и предложил выяснить, есть ли на ней проклятье.

– Прямо на улице? – несмело спросил Юси.

– Нет, – улыбнулся Фуго. – Аои пригласила его в опустевший дом ее семьи близ Ланьтао, и на следующий вечер Сансиро пришел туда. Молодая хозяйка хорошо приняла его, провела во внутренние покои, и тогда…

Он сделал паузу. На этот раз никто не стал перебивать.

– И тогда, – продолжил Фуго, – Сансиро заметил удивительное. На дворе была весна, и на юге в такое время года неизменно тепло. Но в доме было прохладно, а его волосы трепал холодный ветерок…

– Ох! – внезапно подскочила Саяку. – А я сижу тут, сижу, а травы-то мне нормально на холод надо положить, там из многих дурные примеси мороз вытягивает. Господин Коданси, можно в моей комнате наверху окно открыть? Не бойтесь, не замерзну, я крепкая.

– Да, пожалуйста, ваша в конце коридора, – кивнул хозяин.

– Мне тоже неплохо бы положить наши вещи, – вспомнила Ясаона. – Сэнси?

Токэн молча подхватил сумки.

– Да, я тоже хотел бы книги… – смущенно начал Юси.

– Господа! – воззвал Фуго. – Вы не дослушали.

– Одну минуту, – улыбнулся Коданси. – Простите, господин Фуго. Я тоже ненадолго отлучусь, мне на завтра еду надо сделать. Пойдем, Андзинь.

Купец недовольно засопел, но спорить не стал.

На какое-то время зал опустел, остался один Фуго. Минут через пятнадцать, однако, все вернулись, и снова заняли места за столиками. Купец обвел всех сердитым взглядом, услышал горячие извинения, смилостивился и продолжил:

– Когда Сансиро ощутил холод, то острые чувства мага подсказали ему, что дело неладно. Подошел он к стене, на которой висела дивная картина, коснулся ее и попытался познать ее Имя. И понял Сансиро, что странно это, что Имя того, что он видит, не соответствует тому, чего он касается.

– Морок! – с восторгом охнула Саяку.

Фуго кивнул.

– Воззвал тогда Сансиро к своей силе, и все вокруг исчезло. Был дом – но полуразвалившийся, прогнивший и увядший. А вместо прекрасной хозяйки колебалась тень с бездонно-черными глазами и в лохмотьях вместо чудесной одежды. Понял призрак, что его разоблачили, кинулся на Сансиро, но тот сумел оборониться, потому что знал некоторые знаки заклинателей, и укрепил их своей магией. Бежав из старого дома, Сансиро наутро же явился к семье Амаку, и узнал, что и впрямь была в их роду такая девушка – но умерла сотню лет назад от проклятия, и к дому с тех пор никто не подходил. Тогда Сансиро нашел сведущего священника, пришел в тот дом и сумел позвать призрака своей силой, ее именем и молитвами служителя богов. Вместе успокоили они душу Аои, отправили ее к предкам, и более не появлялась она в Ланьтао. А Сансиро же вернулся домой, и с тех пор был осторожен в поисках жены.

– Хорошая история, господин Фуго, – заявила Саяку, – но вам бы подробностей прибавить. Как бросалась, как зубы скалила…

– Я рассказываю так, как поведал Сансиро семье, – возмутился купец. – Да и плохо умею говорить не о делах. Но, полагаю, вы искуснее меня в рассказах, госпожа Ясаона?

Все заинтересованно повернулись к женщине.

– Я думаю, я последую примеру господина Фуго, – Ясаона улыбнулась купцу, тот довольно выпрямился, – и поведаю историю о своих предках. Все началось с того, что сыну основателя нашего рода подарили яшмовую статуэтку…

Она задумалась на миг.

– Я даже могу ее показать. Ее изображение, вернее.

– Книга в седельной сумке? – уточнил Токэн.

– Да, – кивнула Ясаона. – Ты не мог бы?..

Воин кивнул, плавно поднялся и вышел.

– Видите ли, – объяснила женщина, – я хотела бы ее показать, потому что иначе трудно будет представить, как обличье статуэтки связано с историей. А описывать ее долго.

– О да, – слегка оживился Юси. – Всегда лучше самому узнать, чем слушать пересказ.

– Я надеюсь, вы не о моем пересказе нашей истории, господин Юси? – улыбнулась Ясаона.

Студент смутился и съежился. Остальные гости рассмеялись.

– И, кроме того… – продолжила Ясаона и осеклась. – Что такое, Сэнси?

Воин ворвался в зал, распахнув дверь; впервые его лицо утратило маску невозмутимого спокойствия.

– Одна из лошадей мертва, – хрипло сказал он. – Разорвано горло, кровь выпущена. Рвали когтями. А остальные храпят от ужаса.

Окончание через час...

Но давайте и впрямь возьмем персонажа «мне все позволено!» И... знаете, лично мне таким неинтересно играть. Потому что цели у него нет. Потому что с появлением цели возникают идеи по ее достижению, формируются методы, а значит – ограничения. И если скажут «так злой может цели выбирать сам» – я напомню, что Майкла Карпентера никто не вынуждал принять святой меч, Сангвиния – жертвовать собой, а Кенета Деревянного Меча – помогать людям.

- Злые куда харизматичнее. Очень часто забывают о том, насколько же это субъективная вещь – харизма. Крайне уважаемый мной Сэмюель Ваймс и близко не красавец, Шенно Дайр Кинтар тоже не выглядит эпически. Но обаятельны же оба – на мой взгляд, и не только на мой. А вот Кайло Рену или Армитажу Хаксу, на те же взгляды ничто не поможет выглядеть круто и харизматично. А чем эти взгляды сильно хуже обратных?

Это зачастую тесно связано с феноменом актера. Сколько фанатов полюбили не столько Локи или Драко Малфоя, сколько двух Томов в этих ролях? И зачастую да, актеры в отрицательных ролях блещут – совершенно офигенная Мишель Пфайфер в «Звездной пыли» и озвучке Эриды в «Синдбаде», вызывающий дрожь Шварценеггер в первом «Терминаторе», озвучивающий Джокера Марк Хэмил... Но, на мой взгляд, не из-за злодейства. Просто когда кто-то выходит за пределы привычного амплуа, играет нечто новое – это чувствуется и наполняется огнем.

А уж говорить о харизматичности игрового персонажа вообще не выйдет. Он будет настолько харизматичным, насколько его сыграешь ты, игрок. И это не завязано на мировоззрение ни в какой степени.

- У злых интереснее предыстория. Иногда – да. Иногда – совершенно не факт. Предысторию злых персонажей бывает интересно анализировать... но вот ведь какое дело – мне лично куда интереснее изучать или играть то, как человек остается хорошим вопреки своему окружению и вопреки обстоятельствам. Нет, я сейчас не про хрестоматийный пример в лице Дзирта До'Урдена. Я про менее явные случаи.

Например, Ремус Люпин («Гарри Поттер»). Оборотень, бедняк, к моменту старта истории потерявший всех близких друзей. Превосходный повод ожесточиться против всего мира, а? Но почему-то Ремус так не поступает. Напротив, это один из самых добрых персонажей всей истории (и один из моих любимых).

Или Орешек (Ольга Голотвина, «Представление для богов»). Раб, едва не погубленный капризом аристократа, не имеющий никаких прав. Потом внезапно оказывающийся в позиции, где он может смело плевать на всех, кто причинял ему вред. И как? И никак, потому что невзирая на все беды и искушения, Орешек остается хорошим и честным человеком. Удерживается на этой стороне.

Или, внезапно, Карамон Маджере («Сага о копье»). Которому вообще проще всего – полностью довериться острому уму брата и стать его верным помощником, к чему бы тот ни стремился. Так нет же, мало того, что Карамон остается хорошим человеком – именно он, по сути, оттаскивает Рейстлина от трона Властелина Ничего.

В общем, понятно. Мне куда интереснее такие истории. Тем более, что опять-таки – если ты хочешь кем-то играть, то историю этого персонажа пишешь сам. И тут дело не в его темности или светлости, а в твоем умении и фантазии.

- Злые честнее, а добрые обманывают. Ох, где такая точка зрения только не возникала. И очень часто она, если отбросить словесные украшения, выглядит так: «Волдеморт хороший, он честно пришел и всех перерезал, а Дамблдор – плохой, он не сказал всей правды». Или «Оби-Ван соврал Люку про отца – исчадие ада! Не то что Палпатин, всего-то на счету десятки тысяч человек». Кхм. Ну в целом понятно, насколько я скептически отношусь к таким доводам? Тем более, что как раз у злых персонажей ложь и обман возникают куда чаще.

Совершенно замечательно над этими идеями поиздевался Стражинский в «Вавилоне-5». В течение первого сезона мы часто видим, как Г'Кар интригует, а Лондо Моллари честно пьет или испытывает понятные моральные проблемы, и проникаемся соответствующими симпатиями. А второй сезон берет и выводит нам лучшие качества Г'Кара и показывает, на что Лондо способен пойти ради своих целей. А уж как эти двое выглядят в последующих сезонах и как поворачиваются истории с ворлонцами и Тенями, я молчу.

- Злые на самом деле правы. А это вообще прекрасный пункт. Очень часто оправдание злых персонажей выглядит так: «на самом деле его противники – ужасные, а он борется против них! И его идеи – чудесные!» Не касаясь того, насколько это вообще соответствует канону, и насколько чудесный и радостный человек, например, Беллатрикс Лестрейндж... если поглядеть, то получается следующее: «я хочу играть злого персонажа, потому что он творит доброе дело».

...и какой он после этого злой? Ну честно-то. Особенно если это действительно правда. Но почему-то все любители «серых зон» персонажей напрочь забывают, что работает эта идея в обе стороны...

Получилось несколько сумбурно, но давайте подведем итог: неинтересно мне играть за зло со вседозволенностью. Я вообще к нему испытываю определенное отвращение, и по вполне весомым причинам. И я совершенно не могу понять, что в таких персонажах именно любопытного для исполнения.

В заключение приведу цитату, которая когда-то во многом определила для меня такую разницу.

- Почему нас так много, тогда как Зандрамас, похоже, совершенно одинока?

- Дитя Тьмы всегда пребывает в одиночестве — как Торак в его безумной гордыне. Вы же скромны. Не в ваших обычаях стремиться превзойти друг друга, ибо собственное «я» для вас отнюдь не превыше всего на свете. Это и подкупает в тебе, Дитя Света, ведь ты не ослеплен значимостью собственной персоны. Пророчества Тьмы всегда избирали кого-то одного и наделяли его всей возможной силой. Пророчества же Света неизменно распределяли силу между многими. И хотя основное бремя ты, Белгарион, несешь на своих плечах, все товарищи твои делят его с тобой.

Дэвид Эддингс, «Келльская пророчица»

– Сестра все придумала. Старший брат достал руду, когда отправился в поездку. Средний выделил из нее серебро…

Аой снова запнулась, сморгнув слезы и вспоминая, как ее впервые начали учить искусству волшебства.

Семья Масанори славилась равно искусными ювелирами и магами. Чаще всего в ней учились стихийным искусствам Пяти Князей, нередко – Воплощению. Многие говорили, что еще через пару поколений семья войдет в число самых известных волшебных родов государства.

Сбудется ли такое предсказание сейчас, когда она осталась одна?

Белая Чума косой прошлась по южным областям Империи и собрала богатую жатву. В числе жертв оказалась и семья Масанори. Аой до сих пор не знала, как выжила сама. Благословение предков? Стойкость, подаренная кровной магией и путем Князя Земли? Просто удача?

Ответ один и тот же: она выжила. Все остальные – нет.

Совершив похоронные обряды и вступив в права наследства, Аой постепенно наполнила опустевший дом жизнью. Кто-то из прежних слуг выжил, многих пришлось нанимать заново. Нельзя ни на кого пожаловаться, все исполнительны и внимательны.

Но нет тех, кого знала с детства. Уже нет.

– Мать придумала, как именно он должен выглядеть, – Аой снова с силой прижала пальцы к фигурке журавля. – И изобразила. А отец его сделал. Вы знаете…

Конечно, он знал. Мало кто в этих местах не слышал имя Масанори, не видел созданные ими узоры на металле и камни, погруженные в золото и серебро.

Аой вздохнула, постаралась взять себя в руки.

– Отец сделал, – повторила она. – И подарили они тоже все вместе. Я думала, я сама взлечу…

Катоно смотрел спокойно и бесстрастно, не задавал вопросов и не просил продолжать. Аой снова кольнуло раздражение, но она сосредоточилась на собственной силе, призвала кровь успокоиться. Переплела пальцы, ощутив металл холодного кольца, ее собственного знака мага.

– А первый в жизни подарок я получила от старшего брата, – сказала она и поправилась: – Первый, который я помню. Он очень гордился тем, что обогнал всех, и не раз об этом напоминал. Зато потом ему так и не удалось быть первым, всегда кто-то успевал раньше.

Аой с трудом улыбнулась. Оглянулась вокруг, и неожиданно для себя самой сменила тему.

– Этот дом уже много поколений принадлежит нашей семье. Но при жизни деда случился пожар. Потом именно отец многое тут перестроил, и уже наше поколение тоже изменило…

– Покажите, Масанори ланши, – неожиданно сказал Катоно.

– Что? – слегка растерялась Аой.

– Дом и след семьи, – лаконично ответил Катоно. Через миг Аой поняла и кивнула. Поднялась, зашелестев платьем, Катоно встал следом. Проходя сквозь темные деревянные арки дверей, он ступал совершенно бесшумно; ни одна полированная половица не скрипнула под ногами.

Через пару минут Аой мысленно поблагодарила собеседника. Он словно знал, что так ей будет легче.

Каждая комната вызывала воспоминания, а те – облекались словами. Подставка для меча, инструменты, кисти, пологи, старые кровати и столы. Написанные матерью картины. Резьба на окнах, идея среднего брата. Неумело, но с энтузиазмом вышитые сестрой узоры.

Казалось, сам дом отзывался, вовремя являя детали, обретавшие плоть в словах. Царапина на темном дереве стола, случайно оставленная инструментом отца. Тонкий силуэт горы на белой перегородке, начертанный матерью. Тихо позванивающие от малейшего движения воздуха серебряные колокольчики, созданные братьями.

Аой почти забыла о том, что Катоно Тэн следует за ней безмолвной тенью. Она переходила из комнаты в комнату, вспоминала и говорила, говорила и говорила. Даже не пыталась как-то построить речь. Просто вспоминала и рассказывала, ощущая, как дрожит голос, как слезы просятся на глаза, но разом чувствуя и странное облегчение.

А потом, на втором этаже, в просторной комнате с чистыми стенами, она резко остановилась.

Двери слева вели в ее собственную комнату и в комнату родителей. А впереди была полуоткрыта дверь в кабинет отца. Теперь – ее собственный.

Аой видела разложенные на столе бумаги и приготовленные письменные принадлежности. Она знала, что рано или поздно ей придется переступить порог, сесть за стол и заняться делами.

И каждый раз, как она об этом думала, ее пробирал холод. Это значило, что она окончательно займет место ушедших. Окончательно расстанется со своей семьей.

Она не могла даже подойти к двери кабинета.

– Назовите мне имена, – проронил Катоно.

Аой вздрогнула. Медленно повернулась к нему – неужели уже время, уже хватит? Встретила все тот же бесстрастный взгляд. Прикрыла глаза, потом снова подняла веки. И медленно произнесла:

– Масанори Вэньян.

Старший брат. Веселая улыбка, тяжелый бронзовый браслет на левом запястье. Частые поездки и подарки. Частые чернильные пятна на руках после переговоров. Размытая тень от быстрых ударов меча во время тренировок.

– Масанори… Асано.

Средний брат. Серьезный взгляд, ирония с непроницаемым лицом. Рассудительные слова и терпеливый взгляд. Запах металла и гибкие сильные пальцы, воля, менявшая камень и сталь.

– Маса… Масанори Нин.

Младшая сестра. Живые глаза, любопытство и быстрые, легкие движения. Звонкий смех и лукавая улыбка. Поворот головы и фырканье, способные заменить тысячу слов. Кошки и собаки, льнувшие к ее рукам.

Катоно Тэн по-прежнему смотрел на нее, не меняя выражения лица. Застыл статуей, будто высеченной из гранита Восточной Стены.

Аой стиснула зубы, пытаясь сдержать чувства, пытаясь назвать последние имена спокойным тоном. Не получилось. И с первыми-то не получилось.

– Масанори Кайто! – вырвался у нее крик вместе со слезами. – Масанори Цзяо!

Отец и мать. Лица над тобой. Большие ладони, в которые доверчиво ложатся пальцы. Объяснения и уроки. Ласковое прикосновение к плечу, снимающее усталость. Истории и рассказы, советы, помощь, вечера вместе, поездки к Белому источнику и в храм Алой Ивы, терпение и понимание, умение выслушать и согласиться или объяснить, когда неправа, мимолетные взгляды друг на друга, тепло, проскальзывающее в каждом касании, незримая и ощутимая связь…

– Хватит, Масанори ланши, – сказал Катоно.

Аой поняла, что пол под ногами дрожит в такт биению сердца, отзываясь на ненаправленную силу Земли. На миг кольнул стыд, но через миг она поняла, что Катоно даже не собирался делать выговор.

Его слова были именно тем, чем прозвучали. Ему хватило рассказанного, и он просил не мешать, дать приступить к работе.

Аой отступила назад, коснувшись броши. Катоно неспешно осмотрелся, переводя глаза с одной стены на другую, словно проникая взглядом под чистую поверхность.

А потом он поднял руки, и воздух задрожал от силы творимого волшебства.

Потом, обдумывая случившееся, Масанори Аой пыталась подобрать слова для того, что увидела на лице Катоно Тэна, того, как оно изменилось. Она сумела найти лишь странное определение.

«Сосредоточенное счастье».

Предельное внимание, полное погружение в свою задачу, в понимание того, что и как надо сделать. И невыразимые словами счастье и радость от того, что он это делает, что он осознает и творит. Свет в глазах, проступающий сквозь лицо и читающийся в каждом движении, свет, возжигаемый лишь тем, чему человек посвятил жизнь и душу.

Но эти слова Аой нашла позже. Сейчас же она с ослепительной ясностью поняла, почему Катоно Тэн одевается и ведет себя именно так. Ничто в его одежде, голосе и лице не влияло на рассказ заказчика. Ничто не подталкивало собеседника к выбору тех или иных слов. Ничто, кроме воли говорящего, не определяло то, что он скажет об ушедших.

Знание, полученное с предельной чистотой. Важнейший ход, когда речь идет об именах тех, кого больше нет.

И о Воплощении их образов, сплетенных из имен и воспоминаний.

Сила хлынула из кончиков пальцев Катоно Тэна, заплясала тысячами невидимых кисточек на чистых стенах. Полуоформленные образы возникали, менялись, пропадали, появлялись снова, вертелись в круговороте моментально сменяющих друг друга идей и впечатлений.

Аой застыла на месте, даже не пытаясь уследить за меняющимися силуэтами и красками. Она знала, что происходит, даже не владея ни Именованием, ни Воплощением.

Ведь для этого она и оплатила визит Катоно Тэна. Одного из немногих магов-художников Империи. И единственного, кто творил исключительно посмертные портреты, рискуя и опираясь на имена ушедших.

Аой не знала, сколько они простояли так: погрузившийся в свое волшебство художник и безмолвная хозяйка дома. В какой-то миг у нее закружилась голова от сотен образов, она закрыла глаза и лишь вслушивалась в шелест чужой магии.

А потом все стихло.

– Они здесь, – сказал Катоно.

Аой медленно открыла глаза и задохнулась.

Много позже она будет гадать, что именно Катоно понял из ее рассказов, что – удачно угадал, а что – уловил чувствами Именователя. Но эти раздумья, опять же, придут потом.

А сейчас она смотрела на свою семью.

Вэньян улыбался со стены, бросив ладонь на рукоять меча и помахивая свитком с печатью. Достанешь, сестричка? Угадаешь, за чем я ездил в столицу области?

Асано смотрел с серьезной заботой, забросив за спину безупречно заплетенную косу. Ну что же ты снова ничего теплого не накинула? Знаю про твои Искусства, но осторожных предкам и беречь не надо.

Нин сидела, чинно сложив руки на коленях, но глаза лукаво искрились. А спорим, я дольше по-придворному просижу, пусть и маленькая? Спорим, а?

Трое младших на одной стене. И двое старших на другой.

Родители стояли вместе, и казалось, что серебро в волосах отца плавно продолжается паутинкой узора на платье матери. А свет, игравший на ее коже, был точно таким же, как и наполнявший почти готовое ожерелье в отцовских руках.

Они смотрели на своих детей с едва заметными улыбками, и Аой видела, что вот еще миг – и Кайто с Цзяо поглядят друг на друга, поцелуются взглядами. Как всегда. Как было.

Аой медленно двинулась с места. Коснулась руки отца, вздрогнула, ощутив тепло. Провела кончиками пальцев по протянутой к ней ладони матери. Отошла к противоположной стене, снова протянула руку. Темные волосы сестры. Руки братьев.

Прощайте. И здравствуйте. Снова и снова.

– Они именно такие, какими были, – сказала Аой вслух.

– Нет, – покачал головой Катоно.

Слово прозвучало неожиданно ярко, с чувством. Аой взглянула на него с удивлением, но тут же поняла: работа завершена, художнику больше не надо отстраняться от разговора.

– Они такие, какими вы их помните, – продолжил художник. – Это лишь одна грань того, какими они были.

– Верно, – спокойно согласилась Аой. – Но иной у меня нет. И все, кто жил в этом доме, заслуживают памяти любящего человека.

Щека Катоно Тэна слегка дернулась. Аой бы и не заметила, не будь движение мышц на ранее бесстрастном лице столь внезапным.

– Вы не согласны? – спросила она.

– Есть иные мнения, – Катоно чуть заметно пожал плечами. – Есть люди, которым важно, чтобы кого-то помнили только так, как они хотят. Любовь к этому не имеет никакого отношения. Желание сохранить добрую память – тоже.

Он снова дернул щекой.

– От таких заказов я всегда отказываюсь.

Аой медленно кивнула. Потом задумалась, пытаясь поймать очень странное ощущение, дать ему имя. Медленно обвела взглядом стены, с которых смотрела ее семья.

– Подождите минуту, Катоно таншен, – попросила она и быстро удалилась в свою комнату. Там остановилась перед зеркалом и несколько секунд смотрела на себя. Потом прикрыла глаза, твердо кивнула и потянулась к шкатулке с украшениями.

Когда Аой вернулась, ее платье было заколото брошью со сложным узором. А серебряного журавля она молча протянула художнику.

– Но она же вам дорога, – удивленно сказал Катоно, чуть-чуть приподняв брови.

– Дорога, – согласилась Аой и оглянулась на стены с лицами родных. – Но сейчас именно она породила мои слова, а те – картины. Мне теперь…

Она закончила фразу неловким жестом. Сама не была уверена, какими словами выразить то, что чувствовала.

Художник понял, и молча взял брошь. Она странно смотрелась на крепкой мужской ладони, выделялась светлой вспышкой на коже.

– Я всегда хотела путешествовать, – со вздохом сказала Аой. – Теперь на это не будет времени.

Она снова поглядела на брошь. И добавила:

– Но журавль должен лететь. Это правильно.

Катоно Тэн внимательно посмотрел ей в глаза. Потом медленно достал из рукава кусочек шелка, завернул в него брошь.

И улыбнулся.

Аой на миг задохнулась: улыбка вспыхнула неожиданно, исчезла так же быстро, но осталась в памяти. Словно она стояла перед суровой крепостью, а потом кто-то внутри зажег золотые фонари, наполнив мир вокруг теплым мягким светом.

– Я благодарю вас, Масанори ланши, – поклонился Катоно. – Мне было очень приятно здесь работать.

– Я благодарю вас, Катоно таншен, – эхом отозвалась Аой с подобающим поклоном. – Вы всегда будете желанным гостем в этом доме.

Она ненавязчиво выделила слово «гость». Катоно уловил оттенок и серьезно кивнул.

Он покинул дом через несколько минут, подобающим образом попрощавшись с хозяйкой. Аой же бестрепетно переступила порог кабинета. Села за стол, задумчиво посмотрела на бумаги, заключавшие в себе дела семьи. Предстояло еще очень много работы.

Но теперь она знала: стоит ей сделать несколько шагов – и она по-прежнему сможет посмотреть в глаза тем, кто всегда ей помогал. И одна мысль об этом вливала силы потоком полноводнее Старой Реки.

Аой решительно пододвинула ближайший свиток и коснулась кисти.

На лице главы рода Масанори играла задумчивая улыбка.

Семьдесят шесть лет спустя Катоно Тэн снова будет сидеть под картиной с изображением серебристой ивы и слушать рассказ о Масанори Аой, уже давно получившей прозвище Феникс Масанори. На этот раз с ним будут говорить многие люди, и художнику потребуется больше времени, чтобы создать образ, сотворенный ее именем. Воплощенный портрет будет заключать в себе частичку памяти каждого из домочадцев, отражать все грани того, какой она осталась в их памяти.

И ее платье будет заколото брошью в виде журавля.