Жду новый пост

Серия «Шуберт. Песни | Исполняет Андрей Киселев»

Die linden Lüfte sind erwacht,
Sie säuseln und weben Tag und Nacht,
Sie schaffen an allen Enden.
(Пробудился нежный ветерок.
Он шепчет и шелестит днём и ночью.
Он распространяется во все пределы.)

O frischer Duft, o neuer Klang!
Nun, armes Herze, sei nicht bang!
Nun muß sich Alles, Alles wenden.
(О свежий дух, о новый звук!
Теперь, бедное сердце, бояться нечего!
Теперь всё, всё должно измениться!)

Die Welt wird schöner mit jedem Tag,
Man weiß nicht, was noch werden mag,
Das Blühen will nicht enden.
(Мир будет становиться всё прекраснее день ото дня.
И вообразить нельзя, что ожидает нас дальше!
Цветению не будет конца.)

Es blüht das fernste, tiefste Thal.
Nun, armes Herz, vergiß der Qual!
Nun muß sich Alles, Alles wenden.
(Расцветёт даже самый отдалённый, самый углублённый дол!
Позабудь же своё страдание, бедное сердце!
Теперь всё, всё должно пойти на лад!)

"Весенние упования" ("Весенние надежды"; "Frühlingsglaube") — песня Франца Шуберта на слова Иоганна Людвига Уланда.

Du bist die Ruh,
Der Friede mild,
Die Sehnsucht du,
Und was sie stillt.
(Ты мой покой,
Мое успокоение и мир,
Моя тоска
И то, что ее утешает.)

Ich weihe dir
Voll Lust und Schmerz
Zur Wohnung hier
Mein Aug' und Herz.
(Тебе я сполна
Отдал радости и боли,
Позволил тебе жить
В моем сердце и взоре.)

Kehr' ein bei mir,
Und schliesse du
Still hinter dir
Die Pforten zu.
(Приди ко мне
И тихонько
Прикрой за собой дверь.)

Treib andern Schmerz
Aus dieser Brust.
Voll sei dies Herz
Von deiner Lust.
(Забери любую печаль
Из моей груди,
Позволь моему сердцу
Наполнится твоей радостью.)

Dies Augenzelt
Von deinem Glanz
Allein erhellt,
O füll' es ganz.
(Услада глаз моих,
Я освещен
Твоим лишь блеском,
О, заполни меня им целиком!)

Meine Ruh' ist hin,
Mein Herz ist schwer;
Ich finde sie nimmer
Und nimmermehr.

Wo ich ihn nicht hab'
Ist mir das Grab,
Die ganze Welt
Ist mir vergällt.

Mein armer Kopf
Ist mir verrückt,
Mein armer Sinn
Ist mir zerstückt.

Meine Ruh' ist hin,
Mein Herz ist schwer;
Ich finde sie nimmer
Und nimmermehr.

Nach ihm nur schau' ich
Zum Fenster hinaus,
Nach ihm nur geh' ich
Aus dem Haus.

Sein hoher Gang,
Sein' edle Gestalt,
Seines Mundes Lächeln,
Seiner Augen Gewalt,

Und seiner Rede
Zauberfluß,
Sein Händedruck,
Und ach sein Kuß!

Meine Ruh' ist hin,
Mein Herz ist schwer,
Ich finde sie nimmer
Und nimmermehr.

Mein Busen drängt
Sich nach ihm hin.
Ach dürft ich fassen
Und halten ihn!

Und küssen ihn
So wie ich wollt',
An seinen Küssen
Vergehen sollt'!

Leise flehen meine Lieder
Durch die Nacht zu Dir;
In den stillen Hain hernieder,
Liebchen, komm’ zu mir!
(Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.)

Flüsternd schlanke Wipfel rauschen
In des Mondes Licht;
Des Verräters feindlich Lauschen
Fürchte, Holde, nicht.
(При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.)

Hörst die Nachtigallen schlagen?
Ach! sie flehen Dich,
Mit der Töne süssen Klagen
Flehen sie für mich.
(Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.)

Sie verstehn des Busens Sehnen,
Kennen Liebesschmerz,
Rühren mit den Silbertönen
Jedes weiche Herz.
(В них понятно все томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они.)

Lass auch Dir die Brust bewegen,
Liebchen, höre mich!
Bebend harr’ ich Dir entgegen!
Komm’, beglücke mich!
(Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!)

Es schlug mein Herz, geschwind, zu Pferde!
Es war getan fast eh gedacht.
Der Abend wiegte schon die Erde,
Und an den Bergen hing die Nacht;
Schon stand im Nebelkleid die Eiche
Ein aufgetürmter Riese, da,
Wo Finsternis aus dem Gesträuche
Mit hundert schwarzen Augen sah.
(Биенье сердца!.. Жажда встречи!
В седло! – И ветром полетел!
Уже баюкал землю вечер,
На горы ночи лик глядел;
Уже в туманном одеянье,
Как исполин, там дуб стоял,
Где тьмы покров листвы сиянье
Крылом чернеющим объял.)

Der Mond von einem Wolkenhügel
Sah kläglich aus dem Duft hervor,
Die Winde schwangen leise Flügel,
Umsausten schauerlich mein Ohr;
Die Nacht schuf tausend Ungeheuer,
Doch frisch und fröhlich war mein Mut:
In meinen Adern welches Feuer!
In meinem Herzen welche Glut!
(Луна, по юности тоскуя,
Смотрела из-за туч, как дух;
Ветров безумствующих струи
Нещадно обжигали слух;
Но мрак отвага побеждала,
Торжествовавшая во мне:
О, в венах пламя как пылало!
И в сердце жар! Всё как во сне!)

Dich sah ich, und die milde Freude
Floß von dem süßen Blick auf mich;
Ganz war mein Herz an deiner Seite
Und jeder Atemzug für dich.
Ein rosenfarbnes Frühlingswetter
Umgab das liebliche Gesicht,
Und Zärtlichkeit für mich - ihr Götter!
Ich hofft es, ich verdient es nicht!
(Тебя увидел я, и радость
Твою я чистую объял;
Я сердца отдал тебе младость
И только для тебя дышал.
И свет весны, что с феей схожа,
Тебя прелестно окружил...
Познал я нежность твою... Боже!
О, чем я это заслужил!)

Doch ach, schon mit der Morgensonne
Verengt der Abschied mir das Herz:
In deinen Küssen welche Wonne!
In deinem Auge welcher Schmerz!
Ich ging, du standst und sahst zur Erden
Und sahst mir nach mit nassem Blick:
Und doch, welch Glück, geliebt zu werden!
Und lieben, Götter, welch ein Glück!
(Явило солнце совершенство –
Сжимает сердце мне прощанье.
Твой поцелуй – само блаженство!
В твоих глазах – одно страданье!
Я уходил – ты недвижимо
Стояла, слёз не в силах скрыть.
О Боже! Счастье – быть любимым!
И величайший дар – любить!)

In einem Bächlein helle,
Da schoß in froher Eil
Die launische Forelle
Vorüber, wie ein Pfeil:
Ich stand an dem Gestade,
Und sah' in süsser Ruh
Des muntern Fisches Bade
Im klaren Bächlein zu.
(Лучи так ярко грели, вода ясна, тепла…
Причудницы форели в ней мчатся, как стрела.
Я сел на берег зыбкий и в сладком забытье
Следил за резвой рыбкой, купавшейся в ручье.)

Ein Fischer mit der Ruthe
Wol an dem Ufer stand,
Und sah's mit kaltem Blute
Wie sich das Fischlein wand.
So lang dem Wasser Helle,
So dacht' ich, nicht gebricht,
So fängt er die Forelle
Mit seiner Angel nicht.
(А тут же с длинной, гибкой лесой рыбак сидел,
И с злобною улыбкой на рыбок он смотрел.
"Покуда светел, ясен ручей, – подумал я, –
Твой труд, рыбак, напрасен, – видна леса твоя!")

Doch endlich ward dem Diebe
Die Zeit zu lang; er macht
Das Bächlein tückisch trübe:
Und eh' ich es gedacht,
So zuckte seine Ruthe;
Das Fischlein zappelt dran;
Und ich, mit regem Blute,
Sah die Betrogne an.
(Но скучно стало плуту так долго ждать, –
Ручей взмутил он в ту ж минуту:
Уж дрогнул поплавок!
Он дёрнул прут свой гибкий, а рыбка...
А рыбка бьётся там;
Он снял её с улыбкой, я волю дал слезам.)

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind;
Er hat den Knaben wohl in dem Arm,
Er fasst ihn sicher, er hält ihn warm.
(Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.)

"Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht?"
"Siehst, Vater, du den Erlkönig nicht?
Den Erlkönig mit Kron und Schweif?"
"Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif."
(— Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?
— Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул;
Он в тёмной короне, с густой бородой.
— О нет, то белеет туман над водой.)

"Du liebes Kind, komm, geh mit mir!
Gar schöne Spiele spiel ich mit dir;
Manch bunte Blumen sind an dem Strand;
Meine Mutter hat manch gülden Gewand."
(«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Весёлого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».)

"Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,
Was Erlenkönig mir leise verspricht?"
"Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind;
In dürren Blättern säuselt der Wind."
(— Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит.
— О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы.)

"Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?
Meine Töchter sollen dich warten schön;
Meine Töchter führen den nächtlichen Reihn
Und wiegen und tanzen und singen dich ein."
(«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».)

"Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort
Erlkönigs Töchter am düstern Ort?"
"Mein Sohn, mein Sohn, ich seh es genau:
Es scheinen die alten Weiden so grau."
(— Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из тёмных ветвей.
— О нет, всё спокойно в ночной глубине:
То вётлы седые стоят в стороне.)

"Ich liebe dich, mich reizt deine schöne Gestalt;
Und bist du nicht willig, so brauch ich Gewalt."
"Mein Vater, mein Vater, jetzt fasst er mich an!
Erlkönig hat mir ein Leids getan!"
(«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».
— Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать.)

Dem Vater grauset's er reitet geschwind,
Er hält in Armen das ächzende Kind,
Erreicht den Hof mit Mühe und Not;
In seinen Armen das Kind war tot.
(Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мёртвый младенец лежал.)