Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
Она подходит ближе каждый день
~
Я впервые заметил ее, гуляя по пляжу в одиночестве. Пустынный берег простирался в обе стороны: никого, кроме меня. И нее. Она брела позади, примерно в километре, черное платье и растрепанные черные волосы развевались на ветру. Тогда я не придал этому значения и продолжил жить своей жизнью, не зная, что она медленно приближается ко мне с каждым ударом сердца.
Несколько месяцев я не видел ее. А потом однажды очутился на пустынной парковке у торгового центра около полуночи. Я вышел из магазина с пакетом продуктов в руке. На стоянке оставалось совсем немного машин – считанные единицы – и те жались к главному входу. Она стояла в дальнем конце парковки прямо под фонарем, примерно в двухстах метрах от меня. Все еще слишком далеко – не разглядеть лица – но это черное платье и растрепанные волосы… у меня возникло ощущение дежавю. Не думаю, что тогда вспомнил об одинокой фигуре на пляже, но, тем не менее, это было жутковато.
Я начал замечать ее все чаще и чаще.
Каждый раз, когда мне приходилось парковаться на большой стоянке, например, у торгового центра или кинотеатра, я видел, как она подглядывает за мной из-за крыш припаркованных машин или стоит под деревом возле выезда с парковки. То же черное платье и растрепанные черные волосы.
В конце концов я начал видеть ее на своей улице. Стоило выглянуть ночью из окна, и вот она: стоит полускрытая в тени за соседским домом или среди деревьев на моем собственном заднем дворе.
Однажды я даже вызвал полицию. Сказал, что кто-то прячется в лесу за домом, и попросил приехать и проверить. Мне оставалось только наблюдать, как полиция рыщет среди деревьев, а она просто стоит на месте, глядя прямо на меня. Офицеры ходили вокруг кругами, я мог бы поклясться, что даже несколько раз задели ее, но они же в итоге сказали мне, что ничего не обнаружили. Ни людей, ни даже следов.
Значит, это все у меня в голове?
Я честно пытался не думать о ней, но она подходила все ближе и ближе. Вот я обедаю с друзьями в ресторане, а она стоит на автобусной остановке через дорогу. Вот я вывожу свою собаку на прогулку, а она смотрит на нас из окон соседних домов…
Все ближе и ближе.
Когда она оказалась всего в 12-15 метрах от меня, уже можно было разглядеть выражение ее лица. На щеке поблескивала дорожка туши, но на лице сияла улыбка. Не могу объяснить: что-то в этой картине заставило меня подумать, что она счастлива, почти ликует. Может то были слезы радости?
Иногда мне кажется, что это было лицо человека, который потерял любимого, но вспоминает хорошие времена.
Когда выдавался плохой день, я считал ее абсолютно сумасшедшей.
Три ночи подряд она прижималась к окнам моего дома. Наблюдала за мной, пока я готовил, убирал и смотрел телевизор. Я не мог уснуть. А когда гасил свет, уличные фонари отбрасывали ее огромную гротескную тень на мой дом.
Я пытался заговорить с ней. Я задавал вопросы. Я выдвигал требования. Я умолял до слез, но она не отвечала. Она не издала ни звука. Не пошевелилась. Она даже не моргнула.
Я взял отгул на работе. Перестал спать и есть. Проводил все свободное время, расхаживая по гостиной, крича на женщину за окном или рыдая. В голове роились мысли. Как быстро я потерял все, что с таким трудом строил в этой жизни! Как быстро все мое существование покатилось в тартарары из-за нескольких поврежденных нейронов или химического дисбаланса.
Но как бы я ни пытался убедить себя, что все это действительно плод моего больного воображения, было чувство, от которого я никак не мог избавиться. Все казалось таким реальным. Конечно, иначе и быть не могло, мой больной мозг любую галлюцинацию посчитал бы настоящей, любой сумасшедший верит, что его видения реальны, но в этой женщине было что-то такое, чего я просто не могу объяснить. Я как будто знал, что однажды она дойдет, что мне нужно отметить эту дату в календаре... Я не в силах этого объяснить.
Нужно было подышать свежим воздухом, поэтому я схватил собаку и повел ее на прогулку. Самую долгую прогулку в жизни моей несчастной собаки. Мы шли часами и забрались далеко – за много километров – от дома, но так и не смогли скрыться от женщины, наблюдающей за нами. Она выглядывала из-за заборов, из-за деревьев в парке, я клянусь, она смотрела на нас с заднего сиденья нескольких машин, проезжавших мимо… Но мы продолжали идти. Вне дома я чувствовал себя свободнее, будто получил возможность убежать, если дела пойдут совсем плохо. Плюс, есть что-то жутко оскорбительное в том, что твой собственный дом, твое единственное убежище, превращают в гребаный зоопарк. Я боялся возвращаться.
Но пришлось. “Прогулка” слишком быстро переросла в издевательство над животным: собаке нужна была вода и отдых. Во что бы я ни вляпался, это моя вина, а не ее.
Я решил просто игнорировать ту женщину, проводившую дни, прижавшись лицом к моему кухонному окну. Я уже несколько дней не спал, так что просто хотел выпить стакан воды, принять душ и лечь спать.
Первые два шага мне выполнить удалось, но не третий. Я просто не мог удержаться! Нужно было посмотреть на нее еще раз. Представьте, что вы плаваете в океане и кто-то кричит “Акула!” Разве можно такое игнорировать?
Я осторожно выглянул из коридора на кухню, всматриваясь в большое окно, в котором она несла свой пост последние несколько ночей. Ее не было. Когда плаваешь в океане и кто-то кричит “Акула!”, самое страшное, если ты ее не видишь.
У меня мгновенно пересохло во рту. Я включил прожекторы на заднем дворе. Никого. Пробежал через темный дом к передним окнам и выглянул наружу. Никого.
Что за черт! Я никогда в жизни еще не был настолько напуган. Где она? Почему мерзкое ощущение, что за мной наблюдают, не исчезло? Я сел на диван и обхватил голову руками. Никакого сна. Надо сварить кофе и хорошенько подумать. Я встал, пошел на кухню и включил свет… и краем глаза увидел ноги.
Это была она. Стояла в углу гостиной и подсматривала за мной из-за штор, всего в нескольких метрах от дивана. У меня скрутило живот. Она была в моем доме. Так нельзя! Это напугало меня. Это оскорбило меня. Это заставило меня почувствовать себя слабым и уязвимым. Даже пока меня тошнило на кухонный пол, я не осмелился разорвать с ней зрительный контакт.
Я сварил себе кофе и сел за кухонный стол с ножом в руке. Понятия не имею, какой толк от ножа против этой женщины, кем бы она ни была, но без него я чувствовал себя совершенно беззащитным. Мы смотрели друг на друга часами. Я швырял в незнакомку вещами, но все они, казалось, просто проходили сквозь нее.
Я должен был что-то сделать. И у меня был план: пялиться на эту тварь, пока не умру от истощения. Так себе план. Поэтому я принял решение. Побежал в гараж и запрыгнул в машину. По крайней мере, ее больше не будет в моем доме. Я открыл дверь гаража и завел машину, но когда развернулся, чтобы выехать задним ходом с подъездной дорожки, обнаружил, что она сидит прямо позади меня на заднем сиденье. Это было уже слишком. От одной мысли, что она настолько близко, меня выворачивало наизнанку. Я вышел из машины и бросился бежать.
Я бежал и бежал, но каждый раз, оглядываясь, видел, что она рядом. Не приближается, не отстает, но всегда очень близко. Слишком близко.
В конце концов, я добрался до места назначения. Полицейский участок. По крайней мере, они могли засунуть меня в камеру под круглосуточной охраной.
Все прошло так, как я надеялся. Если полиция на что-то и годится, так это на то, чтобы сажать психически больных людей в камеры.
Меня бросили в одиночку, размером примерно 2,5 на 2,5 метра. Небольшая кровать, туалет и раковина и все. Я, если честно, не помню, что такого сделал, просто был счастлив наконец-то найти свидетелей. Больше не быть с ней один на один.
Ведь она не отстала. Даже сидя в камере, я видел ее, прижимающуюся лицом к стеклянному окошку в двери. Но я слишком устал, чтобы думать об этом. По крайней мере, ее не было внутри.
Я не знаю, как долго я проспал, но когда проснулся, она стояла на коленях рядом со мной с той же страдальческой улыбкой на лице. Прежде чем я успел закричать, женщина протянула руку и коснулась моего левого плеча. Оно мгновенно взорвалось острой болью, пожаром распространившейся вниз по руке и по груди. Я закричал. Дыхание стало прерывистым, а зрение начало сужаться. Сердце словно схватила и сдавила призрачная рука. Попытка встать закончилась падением на живот. Я еще успел позвать на помощь, прежде чем мир исчез.
Очнулся я в больнице.
Сердечный приступ. К счастью для меня, в здании были парамедики и они успели вовремя.
Все это произошло около полугода назад.
Я снова увидел ее шесть недель назад. На этот раз она двигается быстрее. Уже через пару недель я мог видеть ее лицо. Она выглядит сердитей. Она недовольна мной. И что-то держит в руке, но я не могу сказать, что именно, – она держит руку за спиной.
Я пишу это на ноутбуке, сидя в постели, а она застыла в дверях спальни. Смотрит на меня все с той же гримасой. Но это неважно. Я сейчас приму снотворное и усну. Наверное она окажется уже у самой кровати, когда я проснусь. Если конечно проснусь. Тогда станет ясно, что она прячет за спиной. Я не боюсь, я хочу покончить с этим дерьмом.
Так жалко покидать собаку… но я позаботился о том, чтобы она не осталась одна. Уже отправил сообщение сестре, попросил прийти завтра после обеда. У нее есть ключ.
Надеюсь, я еще успею поздороваться.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Ангел, приди... (Ч.2 - ФИНАЛ)
– Десять лет назад я впервые узнал об этом, когда сменил работу, – говорил мистер Грин, разливая им в бокалы. – О том, что такое возможно. Узнал в одном Иллинойском университете. И что рано или поздно оно должно случится. Обычная цикличность, не более, подобное в веках происходило не единожды. Когда ОНА устаёт от нас, то открывает свои другие глаза, ТЁМНЫЕ. И вот – нас уже завтра может не стать. Чтобы всё началось по кругу заново…
Как всегда, непонятно.
– ОНА – это кто? – спросил Вэлентайн.
– Земля. Наша планета… Я говорил. Или нет?..
Бред милой Моники слушать казалось намного приятней. Она была хотя бы дурочкой, и от неё не ждали умных решений или рассказов. Сесть на самолёт с человеком, повествующим о живой планете и её разных глазах-озёрах, морях и океанах, он бы не желал. Да ещё звал лететь так далеко, не куда-нибудь, а в Россию. Будто нельзя было переждать этот «кашель» Земли где-нибудь ближе.
– Мертвецы не рассосутся, – говорил Джонатан Грин, отпивая из своего бокала. – Это не прыщи на лице. И всё остальное само по себе не исчезнет тоже... Но здесь, на нашем материке, возможности мы упустили. Пробовать будем там, где не поздно.
– Пробовать что?
– Остановить, – пожал плечами и развёл руками мистер Грин. – Всё. Вот это.
Ведь не шутил. Говорил всерьёз.
– Моника сказала, что раньше жнецы ангелов забирали души мёртвых у нашего озера, – поделился с ним Вэлентайн. – И заберут к себе её … Что вы искали на дне водоёма? Храм ангелов? Или жнецов?..
Джонатан Грин улыбнулся.
– Нет, Вэл, – ответил он, – не совсем. Мы же учёные. И имеем дело с так называемым… «третьим видом». Не мёртвым, и не живым. А третьим видом материи. Простым языком, для тебя объясняю…
Да, именно это в нём подкупало. Похоже, Джонатан Грин был искренен, и относился ко всем одинаково, любил окружавших его людей. Говорил с каждым на равных, будто с партнёром по бизнесу или хорошим старым другом.
– В слабой форме возле озёр всё происходит давно. В слабой – потому что все они спали, – всё ещё говорил он, вдаваясь в пространные объяснения. – Странные и неизвестные биологии виды, утопленники, призраки, духи, болотники, домовые. Или те, кого называют чертями и бесами. Подобное в единичном виде наблюдалось всегда. Не все они, кстати, враждебны…
Помолчал, отхлебнул.
– Но после, – продолжил, – случились недавние взрывы. Они-то и пробудили ИХ по-настоящему. ГЛАЗА начинают открываться. Знаешь, сколько и чего ещё поднимется из недр?..
«Эко ж его припекло…» – думал Вэлентайн. Его собеседник переутомился, как многие здесь. Ночка на территории трейлерного парка выдалась жаркой для всех. Черти, водяные, бесы, утопленники…
С другой стороны, неужели к этому дню они успели повидать недостаточно? Хватило б одних мертвецов, чтобы поверить мистеру Грину не глядя, на слово. Только вот Моника трещала обо всём подобном задолго до пресловутых взрывов. Потому Вэлентайн и привык не верить. Может, напрасно…
– Мистер Рид, – обратился один из людей, зашедший в автобус. – Самолёт приближается. Заходит на посадку. И они… тоже идут.
Железный забор вокруг лагеря из трейлеров, – что б снова подвести к нему электричество – как ни старались, починить не успели. И враждебные сущности нового мира, словно узнавшие о проблеме разом, большого перерыва на отдых не дали. Уже начинало светать. Вдоль берега озера шла большая толпа мертвецов. Их будто направили на трейлерный парк и развернули к нему почти что строем. Надвигались целой сотней, шагали молча, четырьмя колоннами. Три ружья, два дробовика, пистолет, несколько автоматов – оружия вроде имелось достаточно. У матери Моники было ещё ружьё, и, кажется, она тоже собиралась драться, вышла из трейлера вместе с ним, когда всех призвали к защите. Вэлентайн мог вооружиться только бейсбольной битой. Грозное оружие, если опустить такую на голову, хоть мёртвому, хоть живому. Одна беда, из оставшихся семнадцати жителей парка, не считая Грина с его людьми, взрослых мужчин было шестеро. Остальные – женщины, дети и старики. Кто-то из них вышел с дубинами тоже. Лучше бы самолёту поспешить с эвакуацией. После стычки с такой толпой дохляков в живых может остаться мало народу.
Остановились. Рассредоточились вдоль забора по кругу и начали раскачивать руками решётки. Взревели, почувствовав близость живого мяса, увидели людей в рассвете глазами, преисполнились голодной яростью и предвкушением. Солдаты мистера Грина, пока держалась ограда, начали уничтожать дохляков одиночными выстрелами. Патронов было не бесконечное количество, их берегли.
– Тоже будете стрелять, мистер Рид?.. – спросил Вэлентайн, отхлебнув из маленькой бутылочки виски, и спрятал её в карман. Он видел, как Джонатан Грин заряжал в барабан револьвера патроны и делала это весьма умело.
– Я бывший коп, Вэл… – произнёс тот в ответ.
Вэлентайн только с уважением кивнул головой. Вот откуда у учёного-биолога выучка организовать людей и стараться всех защитить. Бывших копов ведь не бывает. Стоят на страже граждан, даже если сдали жетон и сняли форму.
Два стрелка мистера Грина уложили почти с полсотни мертвяков, прежде чем надломилась ограда. Более того, к толпе с той стороны присоединилась прискакавшая жаба. С длинной вытянутой мордой, хищной и зубастой, как у крокодила, огромными мозолистыми буграми на сильных лапах и длинным языком, которым хваталась за прутья, пытаясь помочь уронить забор. В какой-то момент у неё вышел разлад с мертвецами. Те полезли кусаться к ней, и она начала защищаться. Одного тут же схватила за голову, хрумкнула его твёрдым черепом как недозрелым толстокорым арбузом. Помощник мистера Грина выпустил в неё пол обоймы из М-5, прежде чем тварь завалилась на бок, и мертвецы на неё набросились. А в следующий миг рухнула треснувшая ограда. Целая секция длиной в четыре с половиной ярда. Мёртвые перешли в наступление.
Что и говорить, армии, способной отстоять трейлерный парк, у них не имелось. Дрогнула сразу половина защитников, обратились в бегство. Но к такому повороту дел мистер Грин их местечко давно подготовил. Два нежилых трейлера и несколько повозок выстроили так, что вышло нечто вроде баррикады. Которую ещё и подожгли, когда мертвецы полезли на неё. Возле озера, позади всей этой баталии, уже садился на подготовленную полосу самолёт. Её расчистили бульдозером в первые дни. Но посреди трейлеров побоище было в самом разгаре. И те, кто держал оружие в руках, защищали женщин и детей, закрывшихся в жилищах изнутри.
– Мон… Она в порядке?.. – увидев близко знакомое некрасивое лицо, выкрикнул Вэлентайн и опустил тяжёлую биту на ключицу тянувшего к нему руки дохляка. Мэриэм перезаряжала рядом ружьё.
А в следующий миг, когда он отвлёкся на другого, мать Моники вдруг исчезла. Вэл увидел её только через пару минут, отступая. Вернее, одни лишь ноги. Четверо мертвецов повалили карлицу на землю, склонились уже над ней и растаскивали внутренности руками, копошась в её животе.
– Собирай всех!.. Самолёт сел!.. – непонятно вдруг кто крикнул непонятно кому.
Вэлентайн осмотрелся. Мистера Рида и одного из его людей увидел вдалеке, у упавшей ограды. Огонь пожара дотянулся до них светом сквозь разгоравшийся ярче рассвет. Оба встречали другую группу мертвецов, особей двенадцать-пятнадцать. Справятся, у них пистолет с автоматом. А вот Джиму и Норману приходилось тяжело. У первого заела винтовка и он отбивался прикладом, а ко второму подступились трое сразу. Вэл бросился к обоим на помощь.
– Выводите женщин и детей!.. – кричал всё тот же голос. – Самолёт сел!..
Голос незнакомый. Понятно, что кто-то из тех других, прилетевших на этом самолёте. Нужно было убираться отсюда. Несколько ударов, и Джим кивнул ему в ответ, благодарил за помощь. И Вэлентайн понёсся к жилым трейлерам.
Он забежал по ступеням. Поднялся не по своим, но по тем, что вели в жилище… Джона и Мэриэм. Тело Саблезубого Джона унесли вместе с другими погибшими в первую атаку, связали и поместили в автобус. Сложили всех в нижний багажный отсек. Укушенные должны были обернуться. Все нужные вещи из автобуса мистер Грин заранее забрал и вместе с оборудованием погрузил с помощником в джип. Автобус подожгли тоже, когда вспыхнули трейлеры и повозки. Вот же было жарко! Казалось, что от огня полыхает край неба над головой.
Он остановился вдруг. Наверное, дверь могла бы оказаться закрытой изнутри, а Вэл должен был постучаться, что б её ему открыли. Но та отворилась почему-то сама. И ноги на мгновенье встали, когда перешли через порог. Затем он сделал быстрый шаг. А как повернул направо... бросился вглубь уже опрометью.
Мертвеца, что склонился над Мон, Вэл жёстко схватил за плечи и отшвырнул. Тот изгрыз её правую руку и шею, но девочка всё ещё жила. Плакала бесшумно, зашлась в приступе боли и конвульсивно дёрнулась.
И тогда Вэл взревел будто раненый пьяный гризли. Набросился на пробравшегося в трейлер покойника и начал молотить его головой о стену. Бил долго, со злостью, сам весь покрылся мёртвой кровью. Пинал потом ногами, когда уронил на пол, пытался раздавить каблуком дохлую голову. И лишь потом заметил, что сволочь успел его типнуть. Укус остался на предплечье. Вот же, зараза!
Ничего. Отстал от него, наконец. Теперь тот был уже дважды мёртв и не двигался. Поднял остатки того, чем прежде была Моника, на руки, и бережно понёс, пошатываясь, к выходу. Глаза её закрывались.
– Самолёт!.. – надрывался снаружи голос. – Есть ещё дети?!. Все вышли?..
– Вэл!..
Последним позвал мистер Грин.
– Скоро спустятся ангелы… – прошептал Вэлентайн на ухо Мон.
Дверь в трейлер он закрыл изнутри на щеколду. Что ему ещё было сказать им всем? Не отпер даже когда стучали. Потом наблюдал в окно, как все уходят. Кто-то бежал, мистер Грин и трое людей забирались в машину.
«Прощайте, мистер Грин… Вы были добры…»
Остатки виски из кармана вылились в рот. Пусть Джонатан Грин спасёт всех людей, кого брал на борт самолёта. Разве ж он против? Пусть остановит зло хоть на всей планете. Их с Мон спасать уже было не нужно…
Вэл вышел, когда боинг взлетал. Взмыл в воздух железной спасительной птицей. Он так и не выпустил Мон из рук, прошёл вместе с ней в свой старый обшарпанный трейлер. Вытащил одну из бутылок и выпил ещё. Поддерживал девочку на колене, что б та не соскользнула, пока отхлёбывал хорошего односолодового. Затем вынес наружу. Солнце поднялось над водой и пожар во дворе затухал. Вэлентайн опустился на землю.
Сел, прислонившись спиной к их ступенькам, приподнял Мон выше, обнял. Держал и качал на руках, пока огонь опадал на горевших повозках. Гладил её длинные локоны, что-то шептал, вспоминая.
"Милая ты моя… уродина... Ласковое страшилище… Светлое глупое чудище!.."
Вглядывался в воздух со слабой надеждой, но понимал, что тщетно. Тот только дрожал перед глазами – рябило до рези в яблоках. И, кроме этой дрожи, в пространстве не проявлялось ничего. Ну, где же вы, добрые ангелы и жнецы? Возьмите её. Она заслужила...
Потом, когда Мон пришла в себя и пыталась вцепиться в него зубами, он вырвался от неё и позволил встать. С нежностью посмотрел в последний раз. А после одним движением свернул хрупкую детскую шею. Подхватил худенькое тельце и бережно опустил на землю. Пальцами расправил липкие волосы, ладонью закрыл ей глаза. Не стал прятать жуткую шишку на лбу, которую Мон всегда закрывала причёской. Стеснялась, глупышка, уродства, будучи прекрасней лучшей части сраного мира вокруг… Взглянул затем на укус на руке и сам себе улыбнулся. Свист ветра смешивался над головой с шумом гремящих о крышу бельевых верёвок. Не было, выходит, их больше здесь – ни ангелов, ни жнецов, ни других спасителей душ. Куда ж все попрятались? Совсем никого не осталось. Лишь он один, и теперь укушенный, а, стало быть, умирающий тоже. Да … эти вокруг...
ЭТИ...
***********************
Посвящается Александре, и всем другим, кто ушёл и встретил своих ангелов…
Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)
Рейс: США, Джорджия - Россия, Волгоград
Где появился мистер Джонатан Грин? Здесь
Куда теперь он направляется? Вот сюда
Остался последний рассказ в первой половине настоящего цикла. Апокалипсис будет только разгораться......
Ангел, приди... (Ч.1)
Вэлентайн глянул наружу, услышав за стенкой скрежет. Папашка опять возился под его окном. Что-то мастерил из дерева и ширкал длинным напильником, всматривался, примерял на глаз. Вот же беспокойные руки. Их трейлеры стояли рядом. Ещё и лыбился во весь рот, как обычно. Вернее, гримаса улыбки застыла на его лице давно – какое-то дегенеративное заболевание, с детства. Череп на его плечах был утолщённым, деформированным, передние зубы торчали наружу, а короткие ручки с ножками крепились на непропорционально длинном теле. Мамочка в семействе была точно такая же. К тому же с противным гнусавым голосом, начинавшим дребезжать, когда пыталась говорить громко. Только дочка в семье вышла ростом, но и та уродилась дурочкой. Моникой звали. Эта семейка порядком надоела за полгода пребывания в близких соседях. Злила и раздражала своим уродством, в основном старшие члены, не девочка. Он-то – повернулся и ещё раз взглянул в зеркало, что б в миллионный раз убедиться самому – был с ними в сравнении настоящим красавцем. Уродливого за последний месяц повылезало повсюду столько, что не хотелось открывать по утрам глаза. А тут ещё живые пугали до смерти, когда неожиданно появлялись с такими лицами в темноте рядом. К ним, таким, никогда не привыкнешь, уж проще к мертвецам. До взрывов четыре недели назад Вэлентайн так остро на соседей своих не реагировал. Зато начал теперь. Не мог больше смотреть и отворачивался, когда видел их слишком близко. Может, из-за того, что выпивать стал больше и пребывал в состоянии вечного смурного похмелья.
Да нет же, соседи его вовсе никому не докучали! Были миролюбивыми существами, самыми добрыми и неприхотливыми во всём трейлерном парке, где их осталось всего около трёх десятков жителей. Просто будто сбежали из цирка уродцев. Ужасов за окном, настоящих и мало пока понятных, хватало без них. Только что, за семиярдовой железной оградой, пропрыгала огромная белая жаба. С каждым её прыжком земля будто подрагивала. Если б не подведённое от генераторов электричество, смяла бы их защиту и разнесла б одна весь городок. Но с первого раза научилась следовать мимо. Опять не увидев никого из живых, – какая же дура!, люди давно попрятались – схватила пастью одного мертвеца и поскакала с ним дальше. Своего же и сцапала! Хотя, какой он ей свой? Жаба, пусть и странная, но всё же была живой. В первый раз, когда её ударило током, к решёткам подобралась близко, сунула морду. Вэлентайн стоял рядом, и чуял, что от неё несло вонью большого немытого зверя. Не мертвечиной, как от дохляков, одним из которых образина только что чуть не подавилась. Остановилась подальше, перестав вдруг прыгать, выхаркала его, изжёванного, на землю. Посмотрела одним глазом, как тот шевелит переломанными её же нёбом конечностями, и снова заграбастала пастью. Дальше уже не выпустила. Проглотила целиком и сытой поскакала к дороге…
Как ё.нулся этот мир настолько? Вот уж никто не знал, что бы там ни выдумывали и ни говорили. Просто встал в один день с ног на голову. Хоп – и всё, одним махом… Что оно, по-другому что ли бывало? Это хорошего ждать приходилось годами. Плохое бьёт из-за угла и всегда, сука, по печени. Зато не надо теперь оправдываться за выпивку и небритую щетину. За грязную рубаху тоже не нужно…
Моника опустилась рядом, на две ступеньки ниже, пока её отец продолжал возиться с деревом, а Вэл вышел и сел возле своей двери. Дочку он никогда не прогонял, всё раздражение касалось в основном её родителей. Она была не такой страшной, высокой, очень худой, и от неё веяло чем-то тёплым, добрым и детским. Уродство лица не бросалось в глаза. Правое око, с набухшей костью над ним, старательно прикрывалось волосами.
– У озера мертвецы, – сказала она. – Их много. Наблюдала всё утро…
Насколько он знал, со сном у Мон всегда было плохо. Могла спать два часа, а потом двое суток не ложиться. Болезнь родителей отразилась на ней по-другому. Вот и наблюдала за округой подолгу, иногда выходила ночами, стояла у ограды по несколько часов.
– Да, – ответил ей Вэлентайн. – Тут и раньше их хватало. Часто находили тела. Просто теперь стало больше, и не лежат, а ходят сами...
Она и вправду из всей семьи раздражала меньше всего. Дурочка, что с неё взять? Чиста и открыта. Очень внимательна, как все слабоумные, к мелким деталям. И будто понимала всегда, о чём он говорит, какими бы словами ни выражался. Даже когда старался нарочно запутать, что б отвязалась на время и оставила одного.
– Мёртвые, что были раньше, – за их душами прилетали жнецы. От ангелов. Уводили с собой в Чистилище. А у этих, – она повернула голову и посмотрела на толпу за железным забором вдалеке, – у этих нет души. ОНА пожрала их души разом. ТЁМНЫМИ ГЛАЗАМИ. Забрала глубоко, в бездну озёр...
Иногда Моника несла полную дурь. Но он к ней привык. Озёра, души, глаза – девочка часто твердила про это, ещё до того, как чокнулся мир. Могла говорить без остановки, смотреть в никуда и раскачиваться, пока не хлопнется в обморок. Тогда он звал её мать, и та приходила, забирала дитя. Моника на какое-то время исчезала, но чтобы опять потом появиться на ступеньках его трейлера. Странная такая дружба. Больше, пожалуй, Вэлентайн ни с кем тут не общался. Шесть лет пробыл частью общины этого парка у озера, жил вместе со всеми и приносил свой доллар для общего блага, но всё равно вёл замкнутый образ жизни. Полюбил одиночество.
– Я видела их, – тихо сказала Мон, – ангелов и жнецов. Меня они ЕЙ не отдадут, ЕЁ СТРАШНЫМ ГЛАЗАМ... Заберут к себе, так и сказали...
"Скорей бы..." – думал он. Не мучилась бы уже...
У девочки пошла носом кровь. И как бы ни хотелось обращаться к её большеголовому папашке, пришлось его громко окликнуть в голос – отец Моники был слегка глуховат.
– Джон!.. Зови Мэриэм!..
Тут же прибежала мать. Вдвоём с отцом, поблагодарив его, они отвели Монику в их трейлер. Переждёт приступ и до вечера уже не покажется. Мон любила гулять, и сразу покидала постель, как только становилось лучше. В этот раз ей повезло, тревога оказалась ложной. Приступ так и не начался, и уже через пять минут девочка снова вышла с улыбкой, к нему. Села на то же место и протянула дымящуюся кружку.
– От мамы! – сказала она с застенчивой улыбкой.
Вэлентайн отхлебнул принесённого кофе.
Сам он ангелов никогда не видел, подумалось вдруг. Одних лишь демонов за последние годы жизни. А началось всё с того мертвеца, что полиция нашла здесь на берегу, лет восемь тому назад. Кевином, кажется звали, известный был экстрасенс, но фамилии он не запомнил. Вернее, забыл. Того застрелили и бросили тут на берегу, недалеко от их со Сьюзен палатки. И после этого всё пошло наперекосяк. Сначала позвонили с работы и сообщили, что он уволен. Вот так, на коротком уведомлении. Затем умерла от рака мать, а Сьюзен ушла к другому. И Вэл начал пить. Он опустился быстро, продал свою машину и дом родителей. Карты, женщины, долги, казино. А через пару лет вернулся к этому же озеру, где старый бомжацкий трейлерный парк дал ему новый кров. Началось всё с одного трупа, найденного здесь на берегу, а теперь их тут бродили сотни. Чего ещё они могли у него отнять?..
– Душу... – вторила его мыслям и раскачивалась, сидя на нижней ступеньке, Мон.
– Тебе хорошо? – спросил он её, думая, что приступ всё же может начаться.
– Да, хорошо… – ответила Мон.
И Вэл отвернулся. С Моникой не нужно было задумываться об искренности сказанных ею слов. Врать она не умела. Неужто и вправду видела ангелов? Или думала, что видит их, а померещилось что-то другое. Но тоже незлое и что-то светлое…
Пыль поднималась столбом. Машина ехала с той стороны, от шоссе, куда упрыгала жаба. Значит, разминулись, поскольку выстрелов не было слышно. Возвращался мистер Грин со своими людьми, ехал по дороге, которая заворачивала к озеру и трейлерному парку.
– Я пойду, а ты посиди, – предупредил Вэлентайн Мон, и указательным пальцем сделал круг на её макушке. Так они прощались, если он не хотел, чтобы за ним увязывались. Моника понимала всегда, и была горда тем, что ей разрешалось в его отсутствие сидеть на ступеньках чужого трейлера. Джона, её отца, Вэл обошёл брезгливо, отвернувшись при этом в сторону. После чего направился к воротам ограждения.
Мистер Грин появился в лагере со своими людьми на третий день после взрывов. Приехал на военном джипе и большом автобусе. Это он рассказал, что взрывы произошли по всему миру, что только в Северной Америке их было двенадцать, а повсюду – больше шестидесяти. Он сразу же начал возводить вокруг стоянки трейлеров большую ограду. Никто толком не понимал, что происходит, но люди не сопротивлялись, и даже были рады, помогали ему. Железо для ограды привезли на двух огромных грузовиках.
Вэлентайн тоже помогал, как мог. И Саблезубый Джон, как в шутку другие называли отца Моники. Ещё бы, мистер Грин привёз с собой столько еды. Настоящую салями и тушёное мясо оленины, виски, конфеты, сыр, арахисовую пасту. Щедро делился со всеми припасами. Автобус мистера Грина встал позади остальных трейлеров, и тоже попал за ограждение. Лишь на шестой день после катастрофы жители парка поняли, для чего всё было нужно, когда закончили установку двух генераторов. Увидели первых мертвецов. Ну, а потом понеслось. Мёртвые люди были цветочками.
Прыгающие жабы размером с техасский пикап – это ещё самая слабая из бед, глупая и неповоротливая, легко отогнать. Назойливей всего оказались шестилапые собаки. Похожи на волков, тощие, с рёбрами наружу и белыми равнодушными глазами. Свалянная шерсть словно на побитой молью шубе смотрелась как на вещах со свалки. Они приходили целой стаей и по несколько часов бродили возле ограды. Желали проникнуть внутрь. Каждые четверть часа одна из них приближалась к железным прутьям, и проверяла, есть ли электричество. А, получив болезненный удар, отползала к остальным. Жутким во всём этом было то, что вели себя собаки молча. Делали до последнего вид, что плевать им было на живых людей, в их сторону даже не смотрели. Так держатся только хозяева и настоящие хищники. Люди прекрасно знали, что они приходили за ними. Прятались по вагончикам, хоть электричество защищало надёжно. Умела ж нагнать истинной жути молчаливая бледная свора...
Впрочем, Саблезубый Джон убил одного из них. Люди мистера Грина учили его стрелять. Не ясно, правда, зачем, тот одной своей рожей мог напугать кого угодно, главное его оружие. Однако Вэлентайн даже зауважал Джона, когда тот с первого выстрела из винтовки подстрелил одного из псов за забором с вышки. Зверь дёрнулся и упал на землю, умер молча, оставшись лежать на майской траве. Что примечательно, стая останки своего не тронула. Просто ушла через четверть часа. А труп шестилапого пса утащила большая многоножка. Вылезла из-под земли и ушла обратно вместе с тушей. Вот было страху-то! Такого зверя все видели впервые, и мысль посетила тогда всех одна и та же. Что, если чудовище с кучей ног вылезет прямо здесь, за оградой, посреди их стоянки?.. Но больше многоножка не появлялась, и люди о ней забыли.
Чем занимался мистер Грин со своими людьми? Он явно был не из простых жителей Америки. Похоже, что работал до взрывов на правительство. С ним прибыло шесть человек, и поначалу каждый день четверо из них уходили к озеру. Двое оставались на берегу с оружием, отстреливали изредка подходивших мертвецов, а двое отплывали на лодке с вёслами. Один в акваланге погружался в воду. Подолгу исчезал, потом появлялся на поверхности и все они возвращались в лагерь. Их можно было видеть из окна. Но однажды аквалангист не выплыл. А через пару дней утонул и ещё один. Тогда все их погружения прекратились. Вэлентайн пытался спросить у мистера Грина, что тот искал на глубине. Но ответ его лишь удручил. Джонатан Грин стал нести бред, достойный доброй Моники. Озеро, глаза и прочая лабуда, о которой так часто вещала девочка. Может, тут все сходили с ума, и он, Вэлентайн, станет следующим сумасшедшим?..
Ворота открылись, и машина заехала за ограждение. Новых людей у мистера Грина больше не было. Двое из оставшихся четверых следили за округой с крыши автобуса или самодельной вышки. А двое разъезжали с ним на джипе. И всем он здесь обещал, что скоро прибудет его самолёт. Что увезёт людей парка туда, где не всё ещё было потеряно.
– Куда? – спрашивал его Вэлентайн.
– Далеко, – говорил мистер Грин. – На другой материк...
И так несколько раз…
– Что?.. – спросила встревоженно Моника. – Не стал говорить с тобой?..
Вэлентайн покачал головой. Он вернулся от ворот к своему трейлеру, машина не остановилась, как обычно, а проехала дальше к автобусу. Трое жителей, ответственных за безопасность, закрывали вход, и снова включилось электричество. Топлива для генераторов пока хватало. А скоро, вечером, начнут раздавать еду. Не думал Вэлентайн, что когда-то будет рад апокалипсису. Он ел теперь настоящую салями и запивал её хорошим виски. Мистер Грин не забывал его, и один из его людей, после каждого выезда наружу, оставлял всегда бутылочку возле ступенек.
– Постучишь, когда принесут, – сказал он девочке. Выполнил их ритуал пальцем, дав понять, что прощается, и Моника засмеялась, почесала голову. Джон, её отец, закончил ковыряться со своими деревяшками, и тоже уходил. А она оставалась дышать воздухом. Сидела на чужих ступеньках одна.
Позже наступил вечер. В округе будто бы стало тише. Уже второй день возле их ограды никто не появлялся, бродили только у озера. Закат пролил последние краски и утопил их вместе с солнцем в озере, смеркалось. Моники на ступеньках не было. Как и привычного виски. Девочка всё выполнила в точности, как ей велели – всего-то нужно было постучать. Но бутылку не принесли, потому не постучала. А, насидевшись, тихо ушла домой.
Вся эта двухдневная тишина, если не считать пропрыгавшей днём лягушки-мутанта, закончилась этой же ночью. Даже псы за это время ни разу не появились, ни где-то рядом, ни у кромки далёкого леса, откуда всегда выползали. В воздухе словно наступило просветление, затишье перед бурей, призрак «надежды», которую многие тут давно потеряли. Если б не мистер Грин со своими людьми, обитатели парка перегрызлись бы в самом начале, не было б давно никакого трейлерного городка. Здесь не бойцы собрались, а распоследние отбросы общества, изгои. Многие устали от жизни и просто влачили существование. Апокалипсис стал для них очередным поводом сдохнуть. Не умерли лишь благодаря появившемуся благодетелю. Может, сначала не особо и хотели спасаться, но будто что-то изменилось с его появлением. Он всех сплотил, появилась еда и иллюзия или слабый намёк на надежду… Руки Вэлентайна немного тряслись. Как любой не самый пропащий алкоголик, он знал, что в будущем выпивкой можно было не разжиться. Потому все презенты экономил. Оставив Мон следить за новой посылкой, открыл свой любимый ящик у себя в трейлере, где хранился его чёрный запас – аж целых две бутылки. И пригубил из одной больше половины. После чего уснул. Потому и дрожали руки, когда через несколько часов он вышел на улицу. В сумерках осмотрелся, вдохнул майский воздух. И на какой-то миг вдруг позабыл, что где-то за оградой бродят зомби и те, что были страшнее их – выползшие из земли существа. Всего их насчитали тридцать-сорок видов, и это только здесь, в окрестностях. Но как только Вэл вспомнил про виски, которого возле его ступенек не оказалось, вспомнил сразу, почему такой подарок появлялся почти каждый день. И ощущения того, что проснулся в прежнем мире, улетучились сразу. Память, сука, позволяла забыться только во сне!..
Добрёл до автобуса мистера Грина и его пропустили внутрь. Застал хозяина дома за переодеванием. Тот только что приладил на глаз повязку и собирался выходить с остальными.
– Кончаются припасы, – сообщил мистер Грин Вэлу, как давнему другу. – Наши склады обнаружили, мы ничего не привезли. Попробуем в ночь другое место. Еды осталось только на день…
Вэлентайн кивнул.
– Про виски для тебя не забуду, – с улыбкой произнёс Джонатан Грин и положил ему на плечо руку.
Надо же, как всегда он был верен своему настроению – вежлив и дружелюбен.
– Когда улетаем? – прозвучал вопрос. Вэл не придумал, что спросить ещё, чтобы сделать вид, будто приходил не пополнить запасы выпивки, а просто поинтересоваться делами, здоровьем.
– Самолёт сядет у озера утром, – отчитался перед ним мистер Грин. – За пару дней заполним его припасами. И сразу улетим.
– Куда?
– Я говорил: на другой континент. К большей реке, что называется Волгой, в один далёкий город… Ну, знаешь, как – город стоит на реке, а на ней есть остров, на острове озеро, и в озере том....
Усмехнулся.
Вэлентайн даже не понял, что он хотел сказать этим.
– Есть у них такая сказка, только про Кощея. И сказочник в ней изрядно ошибся. Смерть Кощея была не в игле, что в яйцах, кроликах и сундуках висела где-то на дереве. На дне её надо было искать, глубоко...
– На дне… озера?.. Как Экскалибур?.. – спросил Вэл, поскольку других загадок про находки в озёрах не знал.
Джонатан Грин посмотрел на него.
– Да. Как Экскалибур. Почему бы и нет?..
Вот так всегда. Как будто бы и поговорили. Расспрашивать же дальше – начнётся бред безумной Моники. Потому Вэлентайн не стал, просто пожелал им всем удачи. Из вежливости предложил свою помощь и компанию, зная заранее, что мистер Грин откажется. На вылазки он выезжал только с двумя своими людьми, и жителями трейлерного парка, где сам нашёл приют на время исследований после взрывов, никогда не рисковал. Лишь дважды брал Саблезубого Джона, но тот всегда сам напрашивался. Искал всё мягкую игрушку в супермаркетах для дочери взамен утерянной старой. Вот, с чем была настоящая проблема – просто так какую-то куклу Мон было не положить, отвергнет и выбросит. Нужен был тот самый мишка. Монике зимой исполнилось семнадцать, но разумом она оставалась девятилетней.
Случилось всё, когда мистер Грин уехал. Буквально через час. Вэлентайн вернулся в трейлер, забрав из общего котла свой рис, сварившийся во дворе на углях. И начал допивать открытый виски. Перевернул обложку книжки Свифта, принялся читать. Чуть не уснул, переворачивая третью страницу. И вдруг услышал снаружи крик.
Мертвецов они боялись меньше всего. Фильмы научили их убивать. В первые же дни, когда те пришли к озеру, Вэлентайн видел, как люди мистера Грина ловко расправлялись с ними на берегу. Все жители трейлерного парка заканчивали тогда возводить ограду. Страшнее дохляков были все эти новые, неизведанные. Звери из-под земли. К такому выводу пришёл мистер Грин, утверждавший, что раз их не было в воздухе и поблизости не имелось больших водоёмов, кроме озера, выбрались они все из глубоких недр. Признаков амфибий и земноводных не имели. Многие из зверей были бледны, с белёсыми глазами и почти без шерсти. И в тот момент, когда Вэлентайн вышел из трейлера на крик, он увидел одно из таких существ. За весь предыдущий месяц подобного монстра ещё не встречали.
Зверь пробрался под их ограду. Прополз под землёй, работая клешнями, и высунул морду. Чем-то похож был на рака. С вышки он сразу получил автоматную очередь – после крика «посторонись!» Вэлентайн едва успел отпрыгнуть. Тварь вылезла как раз между его трейлером и трейлером Мэриэм, Джона и Моники. Саблезубый Джон выскочил с бейсбольной битой мгновением позже и ещё два раза шарахнул зверя по голове. Тот уже и так был бездыханным. Клешни его обмякли, вытек, простреленный, один из трёх глаз на покатом лбу. Сам по себе вреда живым причинить он не успел, но зато повредил их ограду и провода. Оба генератора тут же заглохли, погасли слабые огни в окошках. Электричество перестало подаваться к решёткам и сетке.
Сдержав тошноту, от выпитого и от рожи Саблезубого Джона, шмыгнувшего противно носом после расправы над трупом, Вэлентайн поплёлся вместе с другими к воротам. Хотел оказаться хоть как-то полезным. Ограда под током было единственным, что сдерживало некоторых существ. Ни одно из них, хоть вышло из-под земли, не пыталось до сих пор проникнуть к ним снизу. И этот клешнерукий рак оказался первым. Большущий был гад, ярдов семь или восемь. Бледный, с противной белой кровью, похожей на прокисшую молочную сыворотку, выходившую теперь сквозь оставленные пулями дыры.
А как-только все собрались у ворот и с вышки спустился один из людей мистера Грина, появилась бледная свора. Шестиногие псы будто учуяли, что защита пропала. И лапами, подойдя, начали прыгать на одну из решёток – ту самую, что теперь стояла непрочно, и под которой недавно прополз к ним рак. Несколько автоматных очередей их не отогнали. Убили шестерых или семерых. Но потом они молча бросились стаей, и ограда уступила натиску. Вокруг началась паника.
Вэлентайн понял, что ничем никому не поможет и побежал. Видел, как у него на глазах двое псов терзали упавшего Джона. Неприязнь к отцу Моники прекратилось тут же. Поднял с земли камень, швырнул в них, но только привлёк к себе внимание. Еле успел добежать и захлопнуть дверь, когда лапы ударили в неё с той стороны.
Псы ещё какое-то время бесновались во дворе, слышались выстрелы и крики людей. Из трейлера, по другую сторону, собаки сами вытащили семью наружу и рвали её на части. Пальцы до боли сжали бейсбольную биту, а другая рука ухватилась за бутылку. Остатки пойла полились в горло потоком, чтобы он мог хотя бы встретить без страха смерть.
Но затем другая мысль пролетела в сознании. И Вэлентайн бросился к противоположному окну. Глянул на окна трейлера Джона и Мэриэм. У них в доме было ружьё, он знал. Но Джона не стало. И понял, что Мэриэм с дочкой вдвоём не справятся. Одна была карлицей, другая – худеньким умалишённым ребёнком.
Какое-то время он собирался с духом перед тем, как выскочить. Думал лишь о том, чтобы они быстрее ему открыли. Но в этот миг подворье их маленького городка осветили фары. И огромный джип мистера Грина проехал, сбив двух собак.
Снова послышались выстрелы. Те, кто не умер, воспряли духом и выскочили из вагончиков с дубьём. А через несколько минут побоище прекратилось. Оставшаяся свора отступила в темноту. Вэлентайн вытирал от собачьей крови биту…
Вот он, апокалипсис! Во всей красе!
Мистер Грин сдержал своё слово, привёз аж три бутылки виски. Лежали на заднем сиденье, он видел их. Одна ещё оставалась в заначке. Но радость от всего этого улетучилась быстро, когда обошли после схватки двор и подсчитали свои потери. Погиб один человек мистера Грина и девять жителей трейлерного городка. Двое из них были детьми. Из тех, на чьи жизни их обменяли, в кучу стащили шестнадцать трупов собак и выкорчёвывали из земли дохлого рака. Неплохой обмен, будь это всё игрой на приставке. Но противный Саблезубый Джон любил свою семью, некрасивую жену и слабоумную дочку. Вэлентайн вдруг засомневался, что хоть в чём-то, кроме своей неоспоримой красоты, был лучше Саблезубого. Просрал за пару лет в жизни всё и превратился в жалкого нытика. А Джон боролся с рождения за своё выживание. Жил и рос через насмешки, через них сумел полюбить кого-то, как он, и научиться быть с ней счастливым. Потому что у них родилась однажды дочурка, глупая, но радость и счастье их непростой жизни с уродством…
Был ли у него самого такой лучик света?.. Наверное, нет. Разве что редкие беседы с Мон. Одна дочка на две семьи, даже смешно. Приходила на его крыльцо почти каждый день и журчала словно ручеёк. А он боялся себе признаться в том, что нравилось слышать её бестолковое журчание. Самый безобидный в его бесполезной жизни человек и лучший на свете друг. С ней можно было ничем не делиться, а просто слушать, и знать, что уже не один. Может, поэтому так сильно недолюбливал её родителей, ведь это им досталась хорошая дочь, а не ему? И за какие такие заслуги? Если и вправду так, если именно этим они его раздражали, тогда он был безнадёжен. Ниже упасть было некуда.
Вэл поднял глаза. Он видел, как Мэриэм с ружьём вышла, наконец, из трейлера. Пока ещё одна. Поспешил сразу к себе, унося три бутылки виски, взятые с сиденья джипа. Пусть всё случится без него, пусть другие её успокоят, поддержат. А он глотнёт ещё с полстакана и выйдет помогать остальным. Ограду нужно было восстановить.
Хлопнула дверь за спиной. Уши он заткнуть не успел. Как громко! Истошный вопль Мэриэм прорезал темноту…....
Варьгинская нежить
Автобус подскакивал и дребезжал. Всё время, проведённое в пути, казалось, что дорога подбрасывала его на шероховатой ладони. Мы еле дождались, пока водитель объявит: "Кто до Варьгино? На выход!" И вот наконец-то выцарапались из ПАЗика, переступая через палаточные тюки и горбовики. Настоящая благодать: тёплый вечер, за глухими заборами ленивое гавканье. У остановки - деревянного навеса над скамьёй - появился, словно из ниоткуда, старичок в кроличьей шапке с проплешинами. Из-под неё блеснули глаза, воинственно встопорщилась реденькая бородёнка.
- Ишь, каки девки! Как ошинки тощи. Вше твои, чо ль? - обратился дедок к Антону, единственному юноше в нашей компании. И ощерился зубом - длинным и жёлтым.
- Мои, но с тобой, дед, поделиться готов, - неожиданно по-свойски заявил Антон. - Выбирай любую.
Мы не сразу сообразили, как отреагировать на шутников, и на мгновение застыли. А старичок уткнул бородёнку в ватник с торчащими из прорех клочками, бурыми от грязи, и застенчиво прошамкал:
- Чо выбирать-то? Пущай любушка шама подойдёт и почалует...
От нашего хохота с навеса вспорхнула тёмная птица и закружила в безоблачном небе, которое наливалось розовато-сиреневыми сумерками. Мы подхватили вещи и зашагали к дому подруги Инзы, разыскивая зелёный забор по левую сторону от остановки.
- Прикольный старикан, - сказала Оксана. - Вырядился, будто сейчас зима, а не лето.
- Осень, - возразил Антон. - Обут в суконно-резиновый раритет, в эти... как их... Видел на маминой фотографии, где она маленькая.
- Боты, - вдруг вспомнила я.
- Точно, - улыбнулся Антон. - Кажется, их в середине прошлого века носили.
Я обернулась. Старик смотрел вслед, в его руке возник странный посох. А может, просто жердь. Птица покружилась над шапкой и уселась деду на плечо. Жутковатая, тревожная и отчего-то знакомая картина...
К удивлению, у дома Ахметшиных мы не услышали грозного лая. А как же Уран - легендарный кавказец, о котором взахлёб рассказывала Инза? За соседним забором ворохнулся куст ирги и раздался пронзительный крик:
- Саня! Инза! К вам!
- Бегу уже, - так же визгливо ответил Инзин голос, и калитка распахнулась.
Мы обнялись, будто не виделись целый год, а не полмесяца после летней практики. Антон приладился было с фотоаппаратом, но тут открылась дверь и нас с причитаниями двинулось что-то огромное и цветастое:
- Вот наши студенточки худеньки да бледненьки, со вчерашнего дня дожидаемся, от окна не отходим, переживаем, в дороге-то всяко бывает...
Мощные загорелые руки с запахом краски по очереди прижали нас к груди, объёмной и мягкой, как подушка. Это Александрина Васильевна поприветствовала подруг дочери: меня, Оксану и Надю. Мы с Инзой снимали на четверых двушку в центре Иркутска, и перед зимней сессией её мать приезжала с продуктами. Откармливала "худеньких и бледненьких", сетуя на жестокость мира: "Спихнули дитёв на учёбу... сердце болит - замрут от голоду; цены-то на рынке вон какие, а молоко в магазине - одна вода; хозяин ваш с ума сошёл - студентов грабить, своих-то, поди, детей нет, а на чужих плевать, что синие..." Потискав нас, Александрина Васильевна стряхнула с багровых щёк слёзы и обратила внимание на Антона. Соседка за изгородью из рабицы тоже промокнула глаза концом платка. Видимо, здесь так было принято встречать гостей.
- Антон, - наш друг солидно протянул Инзиной маме ладонь.
Женщина ухватила его руку, притянула к себе и заголосила. Мы посмотрели на Инзу, но она обречённо пожала плечами. Антон только оторопело моргал, пока мамаша-великанша жаловалась: как помер хозяин пять лет назад, так и живут они - вдова безутешная и дитя-сиротка - без помощи и защиты. Румяная пышноволосая сиротка потянула нас в двухэтажный кирпичный дом, шепнув: "Это надолго". Следом пробралась соседка, которая неизвестно как в один миг оказалась в чужом дворе. Она затащила две сумки Антона, бухнула их у печки и заинтересованно прислушалась к звуку. Там же уселась на табурет и стала отнекиваться на приглашение Инзы к накрытому столу. Потом со словами: "Охохонюшки... Уважу гостей... Редко к нам приезжают чужие, а свои вовсе бегут" - устроилась у громадного блюда с печёным гусём. Оксана недоумённо посмотрела на Инзу, но подруга нахмурилась и отвернулась.
- Как добрались-то? - поинтересовалась она, примеряясь к гусю с огромными, видно, старинными ножницами для птицы.
Мы начали было наперебой рассказывать о паромной переправе, но вошла Александрина Васильевна с Антоном. Отчего-то в просторной кухне сразу стало тесно.
- Грудку ему! - скомандовала женщина, и Антон с беспокойством вытаращился на громадный розоватый кусок на своей тарелке.
Из гуся вывалилась сочащаяся жиром гречневая каша с приправой из зелёного дикого чеснока. Я умоляюще посмотрела на Инзу, и она положила мне нарезанных помидоров. Объяснила матери: "Гастрит". "Чо?" - рассеянно спросила Александрина Васильевна, руками отломила гусиную ногу и придавила ею мой салат. А через пять минут как-то позабылось, что с детства не выношу масло, сало, жареную пищу.
Постепенно, в течение часа, все места возле длинного стола заполнились людьми - то пожаловали соседские семейства. Антон поприветствовал каждого вставанием и рукопожатием. Но вскоре над застольем-"встречей" зависло напряжённое ожидание. Антон глазами указал Инзе на сумки у печки, а она шепнула матери на ухо, что заказ выполнен: двенадцать бутылок водки для сборов и переезда в синем бауле. Александрина Васильевна нахмурилась и важно покивала, потом встала, легонько подцепила сумку и унесла в комнату. Вернулась с одной бутылкой. Спросила нас: "Перекусили чуток с дороги?" Мы, рассыпаясь в благодарностях, встали из-за стола. Только сейчас дала о себе знать дорожная усталость, и мы поплелись на второй этаж - устраиваться на ночлег. Александрина Васильевна проводила нас жалостным взглядом и промолвила: "Ишь, студентики..." Почему-то подумалось, что она добавит: "сиротки", но женщина обернулась к застолью и возгласила: "Выпьем за учёбу!"
- За науку! - поправил сосед.
- Толку с неё, - проворчала Инзина мама. - По науке землю перекроили, по науке край испоганили...
Антона устроили в маленькой комнате, где стояли уже упакованные вещи: Инза с матерью продали дом и приготовились к переезду в Иркутск.
- Сегодня каждый потихоньку спросил, не жених ли мне Антоха, - улыбнулась Инза.
- Он у нас общий жених, но может поделиться с любым прохожим - не жадный, - под общий хохот сказала Оксана.
И поведала о старичке на остановке. Вышло прикольно, потому что девушка точно скопировала шепелявость и странную дедову интонацию. Смешливые ямочки на Инзиных щеках тотчас исчезли.
- Только маме об этом ни слова, лады?
- Почему? - удивилась Оксана. - Я ещё за столом хотела всех повеселить.
- И правда, что тут такого? - поддержала её Надя. - Давай-ка, признавайся. Чем этот ископаемый ухажёр твоей маме насолил?
- Может, обойдётся всё, - загадочно ответила Инза.
В открытой двери замаячил Антон и вежливо постучал о косяк:
- Я без сказки на ночь с трёх лет не засыпаю.
Прошёл в комнату и щёлкнул выключателем. В темноте уселся у разложенного дивана, потребовал:
- Рассказывай.
- Вот пристали. Это местные дела. Про Братское море в школе вам говорили? Про затопленные с кладбищами и церквями деревни слышали? Про людей, которые не захотели покидать родные места и ушли под воду вместе со всем, что им дорого? Думаю, этот старик оттуда... В деревне таких нет.
- Оту-у-уда, - передразнил Антон. - Суеверия. Думал, объяснишь, отчего вдруг вы с матерью подорвались и переезжать надумали. Люди, наоборот, из городов бегут, поближе к природе. Батя тоже озаботился, посмотрел цены на дома по Байкальскому тракту. Проще квартиру в столицах купить.
- Антон, всё сложнее, чем ты себе представляешь...
- Ну так растолкуй, что за сложности. На месяц раньше в Иркутск возвращаешься. Подумала, сколько с тебя хозяин за квартиру сдерёт? И почему нам нельзя говорить, что за белыми на остров поплывём?
А ведь и правда... Белые грибы в Сибири не везде водятся. На острове возле Варьгино росли в изобилии. Да такие, что привезённые Александриной Васильевной консервы моментально исчезали. А супчик из сушёных, который варила Инза... А вот местные их собирали почему-то неохотно. Два лета собирались всей компашкой нагрянуть, но мешали родительские планы. Недавно всё так удачно срослось. Только Инза запретила выдавать наши цели. Почему?..
- Доча! - повелительно и устало позвала снизу Александрина Васильевна и прервала наш разговор.
Так что всю правду мы узнали только на следующий день. Когда уже было поздно... Инза понеслась убирать за гостями, и мы с ней. Антон стал медленно спускаться, но подруга отмахнулась: ты лишний. А он и обрадовался, поросёнок ленивый. Ушёл к себе и закрыл дверь.
Мы уже вытирали посуду и проветривали кухню, когда в свежей августовской темноте послышалась песня. Альт Руслановой задорно разливался в ночи. Но звук какой-то странный: вроде не магнитофон и не радио... Разве что очень старый приёмник с треском и свистом помех. Инза побледнела и захлопнула окно.
- Чего испугалась-то? Гуляет народ, - заметила Надя.
- Народ? Знала б ты... - немного задыхаясь, ответила Инза. Потом взяла себя в руки и добавила: - Боюсь, мама проснётся.
Но Оксана выхватила из трясущихся рук подруги полотенце и стеклянную салатную миску, силком усадила и потребовала:
- Да что тут у вас произошло? Ну-ка рассказывай.
- Ничего... пристали...
- Нет, ты расскажешь, - пошла в наступление тихоня Надежда.
Инза вдруг рассердилась:
- Идите да сами посмотрите.
Сжала пальцы в замок так, что побелели костяшки, и уселась подальше от окна. Сразу видно: рот не раскроет, с места не сдвинется. Надя осталась, а мы с Оксаной вышли из дому. Песня внезапно стихла.
- Странно, в деревне жить - и без собаки. Куда же их Уран подевался? Спросить постеснялась, вдруг кавказец погиб. Чего душу тогда бередить, - пробормотала Оксана, когда мы в свете фонаря над дверью двинулись к калитке. - Ещё я заметила, что решётки с окон сняты, в сарае стоят. Может, в связи с переездом.
Я промолчала и поёжилась: откуда-то потянуло стылой речной сыростью.
На улице - ночное безлюдье. Небо в роскошной звёздной россыпи. Такая тишина, что шорох гравия под кроссовками показался громким. Вдруг прямо над ухом сквозь скрежет радиопомех бодро грянул хор, а старушечий голос раздражённо прикрикнул: "Убавь звук, полуношник!" Мы чуть не подпрыгнули от неожиданности. Огляделись.
- Такое бывает, - дрожа и растирая шею руками, сказала Оксана. - Наша дача за много километров от железной дороги, но в ясную погоду иногда слышим, как составы по рельсам несутся... будто рядом.
Стало как-то не по себе, но я решилась:
- Давай по улице пройдёмся.
Мы зашагали в темноту. Лишь за одним забором подал голос пёс и загремел цепью, убегая в глубь двора. Похолодало настолько сильно, что мы, не сговариваясь, повернули назад.
Слева лязгнул засов калитки, и она распахнулась. Никого. В открытую створку виден дом: свет из мансардного зарешёченного окна, глухие ставни на окнах. Вдруг решётка и ставни задёргались и застучали, будто невидимые руки пытались их отодрать. В доме заголосила женщина, что-то с шумом упало. Матерно заругался мужской голос. Лопнуло стекло на веранде.
- Не пущу! Говорила тебе: сними ставенки, как все сделали! А ты... Вот и дождался, - вопила хозяйка. - Притянул нежить.
- Сейчас я эту нежить поймаю, - ярился мужчина. - В участок не пойду, сам поучу!
- Не смей! Мало тебе беды прошлогодней!
Возня, шум у двери, и через минуту перед нами возник обозлённый мужчина с топором в руке.
- А ну стой! - рявкнул он, хотя мы и так замерли от недоумения и испуга. - Повадились пакостить. Щас за всё ответите!
На веранде и во дворе вспыхнул свет. С крыльца закричала хозяйка, натягивая плащ поверх ночной рубашки:
- Чего на людей-то кидаешься, оглоед! Говорю тебе, нежить донимает.
Женщина подбежала к нам.
- Разуй буркалы да посмотри: ребята это, Санины гости.
Мужик с радостным облегчением продолжил ворчать, видно, был доволен: вместо сражения с "нежитью", которая запросто могла оказаться толпой пьяных хулиганов, - обмершие девчонки:
- Гости сидят в гостях, по улицам не шастают.
- Чо на дитёв набросился? Иди в дом да завтра обдери всё с окон, - велела хозяйка и обратилась к нам: - Вы уж не обижайтесь: третью ночь не спим, измучилися... Да и на што нужны загородки эти? Ни краж, ни хулиганства сроду не было... Пока нежить шалить не начала. Сане-то про моего не говорите. Она нервная, и мой такой же. Всю жисть друг друга цепляют.
- А кто это - нежить? - вышла из оцепенения Оксана.
- Нечего ночью лишнее болтать, - женщина плотнее запахнула полы плаща, - ступайте к Сане и утречком её поспрошайте. Идите, идите...
Нас явно прогоняли. И тут откуда-то сверху, будто с неба, пронёсся утробный вой. Потом раздалось: "Цыть, поганец, погибели на тебя нету!" Звук удара обо что-то деревянное. Грохот рассыпающейся поленницы. Обиженное мявканье. Мы с хозяевами потревоженного дома со страхом огляделись. Холод превратился в настоящий мороз, в воздухе даже закружились снежинки. Женщина потянула мужа к калитке, а мы рванули к тёплому гостеприимному дому, из которого вышли по великой глупости. И чего нам понадобилось на улице? Понеслись так, будто хотели побить рекорд области. Сердце гулко стучало в груди, а возле рта колыхалось облачко пара. Потом стало жарко, по спине потекли струйки пота. Остановились и отдышались.
- Мы, наверное, всю улицу пробежали... Возвращаться придётся... - пытаясь выровнять дыхание, сказала Оксана.
Впереди в лунном свете блестел забор Ахметшиных.
- Ничего подобного. Вон, прямо возле нас, дом. Скорее всего, очень далеко прошли по улице.
- Далеко? Смеёшься, что ли? Да я дома считала, чтобы не заблудиться в темноте. Шесть, не больше.
Я не без страха обернулась. Там, откуда мы сбежали, кружился снежный столб. Даже завывание метели послышалось. Первая мысль: всё чудится. Или сплю. Глянула на Оксану: подруга с раскрытым ртом наблюдала за внезапно наступившей зимой. В знойном августе. На трёх квадратных метрах деревенской улицы.
- Ну сколько шляться можно? Идите уже спать, - донеслось от Инзиного дома.
Надя стояла у калитки и звала нас. Она что, не замечает странного природного явления?
- Александрина Васильевна проснулась, хочет Антона за вами отправить. Беспокоится, - ворчала Надя. - Завтра нагуляетесь.
Вот уж нет. Хватит с нас таких прогулок. Мы переглянулись и ходко заторопились к спасительной калитке.
- Надь, ты ничего странного на улице не увидела? - поинтересовалась Оксана.
- Увидела, - совершенно спокойно ответила подруга. Мы напряглись, но девушка продолжила как ни в чём ни бывало: - Двух гулён, которым плевать на то, что все устали и хотят отдохнуть.
Инза еле растолкала нас в половине шестого. Мышцы ныли, как после интенсивной тренировки. На кухонном столе уже были готовы "подорожники" - так Александрина Васильевна вчера назвала сухой паёк для грибников.
- А где Антон? - спросила Надя.
- Мама сказала, что он не стал нас дожидаться и ушёл, едва рассвело. Будет ждать у бунеевской тропы.
- Какой ещё тропы? - удивилась Оксана.
- Это дорога к деревне Бунеево, там выработанный угольный отвал. Зарос весь, его уже в начале прошлого века забросили.
- Антоха знал про эту тропу? - снова поразилась Оксана. - Он же здесь впервые, как и мы.
- Может, мама рассказала. Она же не в курсе, что мы на остров собрались. Думает, в соснячке побродим.
- Надо бы у неё спросить...
- Не надо. В теплице сейчас с помидорами разговаривает. Переживает очень, что с хозяйством расстаёмся.
Серенькое линялое утро обрядило мир в богатые росы, которые уже стекали по заборам, отчего казалось, что доски плачут.
- Из-за нежити уехать решили? - спросила напрямик Оксана. - Колись, подруга. Мы сами вчера с такой чертовщиной столкнулись! Сейчас, правда, всё смешным совпадением кажется...
Инза вздрогнула. Под её чёрными татарскими глазами пролегли печальные полукружья.
- Потом расскажу, когда Антона найдём.
Прохладная утренняя влага наполняла лёгкие небывалой силой, птичий посвист отгонял печаль. Голенища резиновых сапог хлопали по икрам, как бы подстёгивая: "А ну, быстрее!" Мы спустились в низинку и заспешили по скользкой тропе. Она нырнула в густой кустарник и выбралась с другой стороны зарослей. Тут мы и увидели Антона. Он сидел на горбовике и сонно моргал глазами.
- Что за дела? - напустилась на него Оксана. - Почему нас не разбудил, один ушёл?
- И почему сюда притопал, договорились же на остров переправиться? - не осталась в стороне молчунья Надя.
Антон возмутился:
- Сижу, засонь дожидаюсь. А зачем на остров? Вон же сосняк, за ним лес на горе. Грибов навалом. Рыжики повылезли махонькие, с пятак.
Инза подошла к другу почти вплотную и спросила, глядя в затуманенные Антохины глаза:
- Ты откуда про эту тропу знаешь? Про сосняк и рыжики?
- Так старик привёл. Пойдём, сказал, покажу грибные места, - проговорил Антон и сам озадачился. Нахмурился, будто попытался что-то вспомнить.
- Какой старик? - выкрикнули мы с Надей разом.
- Ну... да вчерашний старик, которого на остановке встретили.
Занятно, - молвила Оксана. Сняла ветровку, бросила на траву и уселась. - Чем дальше, тем занятнее. Скажи нам, Антоха, где ты сегодня встретил вчерашнего старика.
Голос девушки был тихим, ласковым, но нам стало по-настоящему тошно. От того, что ответит друг, зависело многое. В частности, мнение о собственной вменяемости.
- Не... не помню. Приснился, наверное. Точно, приснился. Наверное, я вчера за столом услышал про эту тропу...
Все с облегчением вздохнули. Но дотошная Оксана переключилась на Инзу:
- Твоя очередь. Что у вас творится? Голоса из ниоткуда... Зима посреди лета. И где ваш Уран?
Инза начала спокойно объяснять, видно, приготовилась к разговору:
- Я же вечером начала рассказывать, да вы слушать не захотели. Варьгино плохим местом стало, нечистым. Будто кто-то захотел выжить народ из деревни. Многие так и сделали: собрали вещи, продали дома, да и подались кто в город, кто в райцентр. Хотя, с другой стороны, у нас спокойно. Ни краж с разбоем, ни пьяных дебошей. Зато нежить бесчинствует. Заметили, что собак мало? Так вот, перед тем, как кому-то умереть или заболеть тяжело, пропадает со двора собака. Весной наш Уран исчез. И мама испугалась за меня. Голоса слышали? Так всегда какая-нибудь напасть начинается: то пожар, то наводнение. Если не у нас, так в соседнем районе.
У меня прямо язык зачесался, видно, поэтому и ляпнула то, во что сама никогда не верила:
- Это покойники с затопленных кладбищ... Их земле предали, а оказались под водой... Вот и беспокоят живых.
- Все варьгинцы так думают, - тихо сказала Инза, - оттого и съезжают двор за двором.
- Ну вас, - подскочил совершенно проснувшийся Антон. - Достали своими страшилками. Меня вот что заботит: наша поездка за белыми сорвалась? И зимой на супчик никто не пригласит?
- Почему же? - задумчиво протянула Оксана. - Кто струсил, пусть остаётся. Инза, как пройти к берегу?
- Здесь недалеко, - ответила подруга.
И мы зашагали за ней. Утренняя дымка растаяла под солнечными лучами, подул ветер. Какие могли быть страхи в ясный августовский день? В тёплых объятиях небес влажно дышала земля, кружил голову терпкий запах сочной зелени. Вся прелесть зрелого лета словно говорила: этот мир - для людей.
Однако нам ещё предстояло натерпеться настоящего ужаса...
Мы едва поместились в лодке, Антон оттолкнулся шестом, а потом заработал вёслами. С берега вода искрилась синевой, а за бортом оказалась бурой. На волнах покачивались целые островки древесной коры. Оно и понятно: рядом лесозавод.
- На дне много брёвен, - сказала Инза, заметив, что я пальцами борозжу волну. - Оттого вода тёмной кажется. Всё собираются ложе водохранилища почистить, да никак начать не могут.
И правда, на полпути к острову стали видны скопления брёвен на дне. Вдруг мне показалось, что между покрытыми илом стволами мелькнуло что-то белое. Человеческая рука... Кому-то холодно и одиноко в глубине. Машет, будто зовёт... Сейчас... сейчас... уже иду...
В шею впилась удавка. Это Надя дёрнула меня за ворот:
- Сдурела? Чуть за борт не вывалилась...
- Там рука... человеческая... - еле выговорила я.
Антон захохотал и ещё веселее замахал вёслами.
- Мусора на дне много, - повторила Инза, не глядя мне в глаза. - Приблазнится всё, что угодно.
Я проигнорировала насмешливые взгляды друзей. Да они просто храбрятся друг перед другом.
Остров встретил нас раскатами птичьего хора. Вытащили на песчаную отмель лодку, вскарабкались на взгорок и с визгом бросились в чащу. Когда я увидела красно-коричневые шляпки, то поняла Инзину маму, которая разговаривала с помидорами. Свою первую находку, тяжело уместившуюся в ладони, пузатенькую, с шикарной шляпкой набекрень, я прижала к щеке и долго дышала и не могла надышаться острым и сытным грибным духом. Пот лил ручьями, досаждали комариные тучи, но мы всё-таки набрали чуть ли не полный горбовик. Ополоснули зудевшие лица и руки, сели перекусить на берегу.
- Лепота, - вполне серьёзно сказал Антон, взял капустный пирожок размером почти с городской батон и отломил кусок.
И точно: давно не было такого счастливого покоя, тихого, умиротворённого восторга, как в этот полуденный час. Однако над Варьгинским берегом заметались, тревожно крича, стайки птиц. Сразу вспомнилось, что вечером нас ждёт утомительная дорога в город. А через миг вообще пожалели, что заявились сюда.
На противоположном берегу из песчаного обрыва вырос гигантский пыльный столб. Задрожал, перекосился и обернулся крестом. Небо над деревней налилось воспалённым багрянцем, а солнце вдруг заструило чёрные лучи. Глухо, как из-под земли, зазвучал колокольный звон.
-Кто-то умер? - спросил Антон.
Мы уставились на весь этот ужас, а Инза прижала ко рту ладони и провыла:
- Варьгино умерло... Ой, моя мамочка... Не-е-ет...
И в ту же минуту мираж пропал. Мы оторопело притихли.
-Да... чего только не привидится, - пробормотал Антон, помолчал и неуверенно спросил: - Ну, мы возвращаемся или как?
- Или как - это здесь остаёмся? С грибами и комарами? Вы как хотите, а мне домой нужно, - заявила решительная Оксана.
Мы собрались и загрузились в лодку.
Антон бодро налегал на вёсла, огибая обрывистую часть суши перед лодочной пристанью. Вдруг рыжеватый высокий склон как будто задымился. Посыпались камешки, послышался глухой шум. Словно все когда-либо погребённые в этих местах рванулись из песчаных и подводных могил. Берег ухнул и осел в воду. В борт ударила волна, лодка подпрыгнула так, что у нас лязгнули зубы. Кто-то завопил. Может быть, я. Мелькнула мысль, что сейчас перевернёмся и белые покойничьи руки утянут нас на илистое дно. Что-то с немалой силой садануло в корму, но бледный до синевы Антон лихорадочно заработал вёслами, и судёнышко, подскакивая на волне, сумело уйти из опасной зоны. Когда Инза прицепила лодку, чуть не утопив ключ в прибрежном иле, по-щенячьи тоненько заплакала храбрая и отчаянная Оксана.
- Ну что ты? - обняла её Надя. - Всё позади. Живы-здоровы и с грибами.
- Мне обидно... почему это с нами случилось. С самого начала... будто кто-то... прогнать отсюда хотел. Мы-то в чём виноваты?..
- Да ни в чём. Нежить местная накуролесила. Завтра уедем и забудем, - тихо сказала Надя.
- Живой оказалась нежить-то, - в тон ей пробормотал Антон.
Я посмотрела на Инзу, которая удручённо разглядывала смесь песка и щебня под ногами. На Антона-спасителя, который стаскивал изодранные кожаные перчатки. И решилась высказаться против всех:
- С чего вы решили, что нежить отсюда гонит человека? Взять решётки на окнах - может, она протестует, что народ отгородился от мира? Вроде не по-людски это. Или что она против нас ополчилась? А если, наоборот, помогает? Предупреждает? Вот чудной старичок с остановки сонного Антона в противоположную сторону увёл. Не хотел, видно, чтобы мы на остров поплыли и в опасности оказались. Ещё рука в воде... Может, это сигнал был, чтобы назад повернули? А крест? Вы же сами видели... Или вот ты, Инза, сказала, что перед всякими несчастьями...
Я набрала побольше воздуха в грудь, чтобы продолжить митинг в защиту нежити. Но грянул хохот. Заливались все, кто чудом не стал потерпевшим. Антон даже на корточки присел и руками в землю упёрся, чтобы не свалиться от смеха. Я разозлилась и топнула ногой, отчего во все стороны полетели грязные брызги.
- Вот... погляди на себя... - Надя, хватаясь за живот, вытащила из внутреннего кармана ветровки зеркальце и протянула мне.
Ничего себе... Всё лицо в бурых разводах. А в волосах застряла тина.
Вечером, дожидаясь автобуса, мы беспокойно оглядывались. Казалось, забыли что-то или потеряли. Когда ПАЗик тронулся, я высунулась в окно. На удалявшейся остановке рядом с Инзой и Александриной Васильевной стоял старый знакомый - спиной к нам и лицом к деревне. Подруга с мамой махали отъезжающим, а дедок - варьгинской улице. Так вот что тревожило: мы по-человечески не попрощались с Варьгино. А ещё точнее - напрочь забыли о старинном обряде. Всю обратную дорогу автобус поливали дождевые струи. Мы ехали домой с таким ощущением, что ещё не раз вернёмся. Не получится забыть причастность к прошлому и настоящему, зримому и духовному - будто всё в узелок завязалось. Отныне будем чувствовать себя крещёнными красотой, водами и легендами этих чудных мест.
Ответ на пост «Извращенец в окне»
Извините, событие, безусловно, неприятное, но в человеческом обществе так случается очень не редко.