От Матроса до Старпома
В 19 лет сижу в трюме старого ржавого рефрижераторного судна и считаю коробки с замороженной рыбой за 100 баксов в месяц.
А в 28 еду на свой первый контракт Старпомом на современный газовоз.
«Подлодка»
Данная цитата убрана из соображений цензурыЧто это?
В этой игре Вам предстоит взять на себя роль одного из старших офицеров немецкой подлодки времен второй мировой войны и совершить много славных побед во славу *удалено цензурой*.
Игра идет одновременно на столе с макетом подлодки и в игровом приложении, в котором симулируется ваш поход.
Игровой процесс
В игре есть 4 «должности» — капитан, старпом, главный инженер, навигатор.
Лучше всего играть вчетвером, так как игра исторично делится на два неравных части:
— Большую часть времени вы флегматично плывете в район задания, лениво передвигая экипаж на нужные места и отмечая всякое на макете подлодки и в приложении, тут при должной ловкости справится и один игрок;
— В момент захода на цель/ обнаружения самолетом/ в попытке скрыться от забрасывающих все вокруг глубинными бомбами эсминцев, Вы вчетвером делаете 5 дел в секунду в попытке не пойти ко дну, и тут количество игроков будет крайне важно.
Действие игры происходит одновременно в трех местах:
— За игровым столом с макетом подлодки, по которому вы перемещаете экипаж, спас средства, отмечаете, что с вверенной подлодкой случилось нехорошего: пожары, затопления, загазованность и прочие мелкие неприятности;
— На планшетах игроков и других вспомогательных средствах, где вы отслеживаете состояние подчиненного Вам экипажа и выполняете ваши должностные обязанности;
— В игровом приложении, с которым работает старпом, там вы выбираете задание, получаете шифровки от штаба, а самое главное – плывете, топите корабли (или они топят Вас) и получаете всякие события.
Из важного – игра идет в режиме реального времени, с ускорением при необходимости.
В начале игры каждому офицеру выдается по 2 комплекта сигарет, это самый ценный ресурс на подлодке! Они позволяют сбросить напряжение как у отдельных матросов, так и у всего экипажа в целом, после боевой тревоги.
И помните, лодка маленькая, а экипаж еще меньше. Плохо потерять отсек от затопления (кроме рубки, тогда вообще можно поднимать белый флаг), но еще хуже терять матросов. Даже один убитый в одной из смен сильно подрывает боеспособность лодки.
У каждого из офицеров есть в подчинении 8 человек экипажа, разбитых на 2 смены. Любой член экипажа может выполнять любые действия (даже повар может работать на дизеле), но из-за того, что им эта обязанность мало знакома, они сильнее устают от таких приказов. У каждого члена экипажа свои навыки, и некоторые есть только у одного из смены (например медик). Помимо управления своей частью экипажа у офицеров есть еще свои персональные обязанности. К ним и перейдем.
1. Капитан — человек в фуражке, с умным видом отдающий приказы.
Приказы этого игрока не обсуждаются, кроме тех случаев, когда их невозможно выполнить. «При всем уважении капитан, я не могу отправить управлять зенитным орудием экипаж, когда мы на глубине 100 метров». При виде конвоя он отдает приказ развернуться – «Да, капитан, изменить курс на 180!», даже если все остальные считают, что надо атаковать, тут вам не подводные штаты Америки, приказы капитана не обсуждаются. Ни одного действия на подлодке не осуществляется без прямого приказа капитана. Помимо отдачи приказов (их на смену ограниченное количество), он может раз в смену объявить боевую тревогу, для обновления трека приказов (со штрафами). Также он обязан отслеживать мораль экипажа, и когда она опускается ниже определенных значений — разыгрывать карты происшествий, чем ниже опускается мораль – тем хуже события, начиная от того, что в запаре какой-то подводник шарахнулся об переборку, до бунта экипажа с последующим смещением капитана. Если мораль упала до 0, то при первой же серьезной проблеме с подлодкой замученный экипаж с ней не справится и подлодка пойдет ко дну. Перед началом миссии капитан берет одноразовые карты-джокеры, облегчающие решение возникающих проблем, которые он может использовать по ходу игры: например, раздать экипажу пива для поднятия морали или собрать офицеров и срочно раздать дополнительные приказы в случае серьезных проблем с подлодкой и т.д.
Экипаж, подчиненный непосредственно капитану, отвечает за загрузку/запуск торпед, за работу с перископом и за обращения капитана к команде.
От игрока за капитана требуется только одно — быстро принимать решения, желательно правильные, все остальное — механическая работа.
2. Старпом — человек, работающий с приложением и повелевающий временем.
Он читает всю информацию, которую выдает приложение — озвучивает произошедшие события, узнает о получении шифровок, донесений от впередсмотрящих об обнаружении/потере контактов или самолета (и будьте уверены, через секунд 10-30 он вас начнет обстреливать). Также он занимается расшифровкой сообщений от штаба с помощью книги кодов (звучит круче, чем выглядит на самом деле, но все же), передает все значимые действия от игроков в приложение: курс, скорость подлодки, глубина погружения, количество впередсмотрящих и т. п. А самое главное — он глаза игроков, так как в «перископ» смотрит он, и он же занимается определением этих самых плавучих контактов. Попробуйте отличить рыбацкий траулер от малого эсминца. Легко? А когда он к вам кормой? А ночью? А в шторм? Он должен визуально определить строй конвоя, найти в нем самые вкусные цели (и кто из этих 10 кораблей танкер, а?). И в качестве бонуса — он по приказу капитана распределяет цели для торпед и, если вы отчаянные парни — стреляет из зенитки.
Экипаж, подчиненный непосредственно старпому, отвечает за установку курса подлодки, совместно с инженерами за погружение/всплытие или простое изменение глубины, прослушивание гидрофона, расшифровку сообщений на энигме. Также в ведении старпома находятся судовые врачи и вся доступная медицина на корабле. Так как экипаж может (и будет) получать травмы, запас медикаментов может испариться в мгновении ока.
От игрока за старпома необходима внимательность, чтобы не продолбать смену курса в приложении, или случайно не промотать вместо одного часа четыре. А также наметанный глаз для различения кораблей — в первые разы мы несколько раз шли ко дну из-за того, что «мирный торговый корабль» оказывался эсминцем, который подлодку отправляет на дно за 2 минуты.
3. Главный инженер — самый задолбавшийся игрок, тем не менее для первого знакомства с игрой это самая удобная должность.
Наверное, для кого-то это будет неожиданно, но главный инженер отвечает за техническое состояние лодки. Есть одно но: вашу лодку собрал какой-то орочий мек из вахи. В ней ПОСТОЯННО что-то ломается. И большинство поломок не сулят ничего хорошего: забыли проверить гальюн — держите отравляющие газы на камбузе; главный люк не смазали — и вот при погружении вы идете на дно, так как он не закрылся; не проверили дизель — поздравляю, у вас протечка, время миссии уменьшено на 10%. Только инженеры в спокойное время на подлодке все время задолбаны в край. Они постоянно что-то чинят. Также в ведении инженера ремкомплекты, набираемые в начале миссии, часть из которых одноразовая, часть — нет (к счастью, схему подлодки в процессе ремонта не скуривают). Они позволяют или уменьшить количество людей, требуемых на ремонт, или привлекать других членов экипажа к ремонту без штрафов. Любой ремонт требует от одного до трех членов экипажа и занимает довольно продолжительное время. А еще при получении пробоины начинается отдельное веселье — инженеру за определенное время надо собрать по чертежу лодки несложный пазл из трех секций, соседних с местом пробоины. Если он не успел или ошибся (пазл собирается на стороне с чертежом, а затем проверяется переворачиванием на другую сторону) — отсек затоплен. Если таким образом затопит два отсека — «она утонула».
Экипаж, подчиненный непосредственно главному инженеру, отвечает за изменение скорости лодки, погружение/всплытие или простое изменение глубины совместно со старпомом, как было сказано ранее. Процесс погружения/всплытия требует наличия всех четверых инженеров смены, так как в этот момент происходит переключение двигателей с дизельного на электрический и обратно (кстати, на электродвигателях можно плыть только ограниченное время).
От игрока за главного инженера требуется немного уметь собирать пазлы, но игра в целом никогда не дает ему заскучать. Он постоянно будет просить других офицеров выдать ему во временное подчинение их матросов.
Инженеры — самые курящие члены экипажа.
4. Навигатор — самый порицаемый игрок.
Тут все дело в том, что игра НИКАК не говорит, где вы находитесь (ну не совсем, но все же). Держи карту с квадратами, вот тебе начальная точка, вот тебе место задания, вот тебе квадраты минных полей/ конвоев/ дополнительных миссий. Чо встал? Плыви! И времени у тебя не сильно много. В среднем запас игрового времени в миссии 7-12 часов. Подлодка из пункта А начинает движение со скоростью … Конвой из пункта Б … Ну вы поняли, да?
А теперь следите за руками:
— Неожиданный факт, квадраты на карте большие, ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ. Обнаружить цель можно сонаром: теоретически, если встать в центр квадрата, сонар как раз весь его и прослушает.
— У вас скорость под водой примерно в 2 раза меньше, чем над водой, а любое столкновение с противником, даже если он вас не заметил, заставит вас нырять под воду, возможно надолго.
— По прямой мешают плыть всякие мелочи типа минных полей, эсминцев, погони по приказу капитана за мимокрокодилом-сухогрузом без охраны, нападения самолетов и МАТЬ ЕЕ АНГЛИЯ.
У Вас есть всего одна помощь от приложения – секстант. Если погода ясная, то вы можете узнать свое местоположение с точностью до квадрата (и через секунду пересечь его границу с другим квадратом в произвольном месте, ага) и, возможно, получить по башке от всего экипажа. Так как Ваша могучая математика не сошлась с реальностью. А в тот самый момент, когда вам будет срочно необходимо узнать, где вы, может начаться шторм, и вы часов 5+ будете болтаться неизвестно где.
Но это еще цветочки — ягодки начнутся, если вы-таки найдете конвой. Старпом кричит — 4 цели, вторая сухогруз, первая эсминец, еще две хз кто это. Расстояние до цели 7 миль, скорость 6 узлов, курс цели 115, курсовой угол 318. У Вас сейчас не вырвалось «чо *****?». А к Вам в этот момент поворачивается капитан и изрекает – «Герр навигатор, рассчитайте заход на сухогруз, с правого борта, желательно под 90 градусов, так чтобы мы были в трех километрах на курсе атаки через 4 часа, как раз будет пересменка». И вот что хочешь, то и делай — в общем крайне рекомендую. А самое смешное — это чаще всего промежуточная цель и Вам надо не забыть все ваши перемещения вокруг конвоя, включая дерганья из стороны в сторону под водой после атаки, и учесть их при дальнейшей прокладке маршрута.
В качестве компенсации такой загруженности игрока экипаж, подчиненный непосредственно навигатору, практическини за что не отвечает. У него в подчинении есть впередсмотрящие, один из которых умеет пользоваться секстантом, которые толпятся наверху в то время, когда вы на поверхности, и помогают всем подряд, когда вы под водой, так как делать им решительно нечего. А ещё почему-то именно под навигатором ходит корабельный кок, который должен 3 раза в день (и то не обязательно) покормить экипаж для поддержания морального духа.
Миссий в игре немного, но есть уровни сложности и режим кампании (которая сложна хотя бы из-за того, что у Вас лодка не начинает с чистого листа, а все потери переносит в следующие миссии, хоть и с небольшой компенсацией). И если первые миссии покажутся прогулкой, то потопление авианосца — это ад на воде. В игре живо чувствуется разница между 42 и 44 годом. Если в 42 вы чувствуете себя вполне вольготно, то в 44 Вас задолбают самолеты, эсминцы и прочая нечисть, которая буквально кишит вокруг туманного Альбиона и жаждет прервать ваш доблестный поход.
Итог
Великолепная, непохожая ни на что игра. Из-за небольшого количества миссий в нее не стоит играть месяцами подряд. Игра за каждую из должностей кардинально отличается и одна и та же миссия за капитана или навигатора ощущается совсем по-разному. Также в игре есть понятие счета миссии (ага, как этих Ваших японских слешерах) за тоннаж, пущенный ко дну, выполнение основной и дополнительных миссий, что толкает Вас попробовать еще и еще раз, после того как вы сможете пройти миссию в первый раз.
PS. Создатели игры явно черпали вдохновение в незабвенном Das boot, если вы не смотрели – schnell schnell смотреть.
PPS. Если вы играете с друзьями дома, можно играть с шумомером, тогда при поиске Вас под водой эсминцы будут реагировать на то, как вы орете друг на друга после неудачной атаки. Добавляет атмосфэры, но у меня так знакомые из-за человека-соседа пошли ко дну =)
Автор: Глеб Елин
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Полжизни на военном флоте, как чемодан без ручки
Доброго времени суток! Начинаю серию постов о том, что делать человеку, когда на него заводят уголовное дело, как бороться и отстаивать права, и о том, что на самом деле никогда не стоит опускать рук, ведь даже в самый казалось бы тяжелый момент, решение проблемы может прийти из ниоткуда, и окажется оно самым простым. P.S. Эта история еще не закончилась, и я обещаю периодически писать о своих успехах в этом нелегком деле.
Итак, расскажу немного о себе. Это мой первый пост поэтому попрошу отнестись с пониманием и не быть строгими к стилистике.
Я родился в самом западном регионе нашей большой страны, сейчас мне чуть более 30 лет. Хорошо учился в школе, не был ни быдлом, ни ботаном, а простым обывателем средней городской гимназии. Занимался спортом, ходил на байдарках, плавание, вольная борьба. Было время даже занимался велотриалом. В возрасте 15 лет я вдруг решил поступить учиться в Нахимовское Военно-морское училище (далее НВМУ) в г. Санкт-Петербурге, которое достаточно неплохо закончил.
Много интересного было, и самоволки, и первые отношения, и драки с другими курсами, в общем эту молодость у нас не отнять. Дважды ходили на параде на красной площади, это были незабываемые ощущения. Просыпался всегда с чувством энтузиазма и энергии. После окончания решил поступить на штурманский факультет в Санкт-Петербургский Военно-морской институт, где успешно отучился и который закончил с красным дипломом.
Со временем стал старательным, почему-то стало нравится достигать новых вершин, занимал первые места на олимпиадах по физике, математике, тянул класс, впоследствии стал старшиной класса и помогал многим моим одноклассникам по учебе. Ходили в моря на практиках, бывали в Средиземном море, узнали что такое настоящий камбуз, драили палубы, в общем ощутили все прелести морской службы. Думаю что если бы не эти все прелести, то жизнь стала бы совсем серой у нас. Много интересного было, всего не перечислить, но курсантские , как и студенческие годы, всегда считались самыми беззаботными в жизни молодых. После выпуска удалось осуществить свою давнюю мечту – поднять бокал с ВВП и Шойгу за одним столом- лучших выпускников отправили на фуршет в Кремль, где были все отличившиеся выпускники военных ВУЗов, хотя признаться честно, видел я его издалека, и охрана буквально кружила вокруг него. Но челлендж был выполнен. По распределению попал в Балтийск, там походил по морям, побывал в жарких странах (благо успел это сделать до короноограничений), стал лучшим в своем деле, и заслужил ветерана боевых действий, женился – развелся, в общем все как у типичного обывателя корабля 30+ который бОльшую часть времени проводит на корабле.
После ряда внутренних реформ решил что надо расти и желаю командовать кораблем, поэтому поступил учиться в Военный институт дополнительного профессионального образования (или Высшие офицерские классы), которые так же отлично закончил, и попал на Север. Послужил старшим помощником, скажу сразу что не зря эту должность называют собачьей – ответственности океан, времени минимум, задачи появляются каждую минуту, несколько раз уже думал что не потяну, но все равно оказывались силы, а может это мой внутренний стержень, но я двигался вперед, и осваивал все новое для себя.
Параллельно учился в City Business School в свободное время (которого не было), потому что понимал что служба может прекратиться в любой момент. Что в принципе и произошло. Вы спросите причем здесь уголовное дело, о котором я написал вначале поста? а об этом уже завтра) Хорошего дня
Старпом
К вопросу о психической несовместимости
Звали чифа Эдуард Львович, фамилия — Саг-Сагайло.
Никогда в жизни я не сажал людей в холодильник специально. Грешно сажать человека в холодильник и выключать там свет, даже если человек тебе друг-приятель. А если ты с ним вообще мало знаком и он еще твой начальник, то запирать человека на два часа в холодильнике просто глупо.
Еще раз подчеркиваю, что произошло все это совершенно случайно, тем более что ни на один продукт в нашем холодильнике Саг-Сагайло не походил. Он был выше среднего роста, белокурый, жилистый, молчаливый, а хладнокровие у него было ледяное. Мне кажется, Эдуард Львович происходил из литовских князей, потому что он каждый день шею мыл и рубашку менял. Вот в одной свежей рубашке я его и закрыл. И он там в темноте два часа опускал и поднимал двадцатикилограммовую бочку с комбижиром, чтобы не замерзнуть. И это помогло ему отделаться легким воспалением легких, я не чахоткой, например.
Конфуз произошел следующим образом. У Сагайлы в каюте лопнула фановая труба, он выяснял на эту тему отношения со старшим механиком и опоздал на обнюхивание бегемотины минут на пять.
Я в артелке порядок навел, подождал чифа — его нет и нет. Я еще раз стеллажи обошел — а они у нас были в центре артелки, — потом дверью хлопнул и свет выключил. Получилось же как в цирке у клоунов: следом за мной вокруг стеллажей Эдуард Львович шел. Я за угол — и он за угол, я за угол — и он за угол. И мы друг друга не видели. И не слышали, потому что в холодной артелке специально для бегемотины Эдуард Львович еще вентиляторы установил и они шумели, ясное дело.
— Ниточкин, — спрашивает Эдуард Львович, когда через два часа я выпустил его в тропическую жару и он стряхивал с рубашки и галстука иней. — Вы читали Шиллера?
Я думал, он мне сейчас голову мясным топором отхватит, а он только этот вопрос задал.
— Нет, — говорю, — трудное военное детство, не успел.
— У него есть неплохая мысль, — говорит Саг-Сагайло хриплым, морозным, новогодним голосом. — Шиллер считал, что против человеческой глупости бессильны даже боги. Это из «Валленштейна». И это касается только меня, товарищ Ниточкин.
— Вы пробовали кричать, когда я свет погасил? — спросил я.
— Мы не в лесу, — прохрипел Эдуард Львович.
Несколько дней он болел, следить за бегемотиной стало некому — я в этом деле плохо соображал. Короче говоря, мясо протухло. Команда, как положено, хай подняла, что кормят плохо, обсчитывают и так далее. И все это на старпома, конечно, валится.
Тут как раз акулу поймали. Ну, обычно наши моряки акуле в плавнике дыру сделают и бочку принайтовят, или пару акул хвостами свяжут и спорят, какая у какой первая хвост вырвет с корнем. А здесь я вспомнил, что в столице, в ресторане «Пекин», пробовал жевать второе из акульих плавников — самое дорогое было блюдо в меню. Уговорил кока, и он акулу зажарил. И получилось удачно — сожрали ее вместе с плавниками. Два дня жрали. И Эдуард Львович со мной даже пошучивать начал.
А четвертый штурман, сопливый мальчишка, вычитал в лоции, что акулу мы поймали возле острова, на котором колония прокаженных. И трупы прокаженных выкидывают на съедение местным акулам. Получалось, что бациллы проказы прямым путем попали в наши желудки. Кое-кого тошнить стало, кое у кого температура поднялась самым серьезным образом, кое-кто сачкует и на вахту не выходит под этим соусом.
Капитан запрашивает пароходство, пароходство — Москву, Москва — главных проказных специалистов мира. Скандал на всю Африку и Евразию. И Саг-Сагайле строгача влепили за эту проклятую акулу.
Вечером прихожу к нему в каюту, чтобы объяснить, что акул любых можно есть, что у них невосприимчивость к микробам, они раком не болеют. Я все это сам читал под заголовком: «На помощь, акула!» Чтобы акулы помогли нам побороть рак. И что надо обо всем этом сообщить в пароходство и снять несправедливый строгач.
Эдуард Львович все спокойно выслушал и говорит вежливо:
— Ничего, товарищ Ниточкин. Не беспокойтесь за меня, не расстраивайтесь. Переживем и выговор — первый он, что ли?
Но в глаза мне смотреть не может, потому что не испытывает желания мои глаза видеть.
Везли мы в том рейсе куда-то ящики со спортинвентарем, в том числе со штангами. Качнуло крепко, несколько ящиков побилось, пришлось нам ловить штанги и крепить в трюмах. А я когда-то тяжелой атлетикой занимался, дай, думаю, организую секцию тяжелой атлетики, я перед приходом в порт заколотим эти ящики и все дело. Капитан разрешил. Записались в мою секцию пять человек: два моториста, электрик, камбузник. И… Саг-Сагайло записался.
Пришел ко мне в каюту и говорит:
— Главное в нашей морской жизни — не таить чего-нибудь в себе. Я, должен признаться, испытываю к вам некоторое особенное чувство. Это меня гнетет. Если мы вместе позанимаемся спортом, все разрядится.
Ну, выбрали мы хорошую погоду, вывел я атлетов на палубу, посадил всех в ряд на корточки и каждому положил на шею по шестидесятикилограммовой штанге — для начала. Объяснил, что так производится на первом занятии проверка потенциальных возможностей каждого. И командую:
— Встать!
Ну, мотористы кое-как встали. Камбузник просто упал. Электрик скинул штангу и покрыл меня матом. А Саг-Сагайло продолжает сидеть, хотя я вижу, что сидеть со штангой на шее ему уже надоело и он хотел бы встать, но это у него не получается, и глаза у него начинают вылезать на лоб.
— Мотористы! — командую ребятам. — Снимай штангу с чифа! Живо!
Он скрипнул зубами и говорит:
— Не подходить!
А дисциплину, надо сказать, этот вежливый старпом держал у нас правильную. Ослушаться его было непросто.
Он сидит. Мы стоим вокруг.
Прошло минут десять. Я послал камбузника за капитаном. Капитан пришел и говорит:
— Эдуард Львович, прошу вас, бросьте эти штучки, вылезайте из-под железа: обедать пора.
Саг-Сагайло отвечает:
— Благодарю вас, я еще не хочу обедать. Я хочу встать. Сам.
Тут помполит явился, набросился, ясное дело, на меня, что я чужие штанги вытащил.
Капитан, не будь дурак, бегом в рубку и играет водяную тревогу. Он думал, чиф штангу скинет и побежит на мостик. А тот, как строевой конь, услышавший сигнал горниста, встрепенулся весь — и встал! Со штангой встал! Потом она рухнулся с него на кап машинного отделения, и получилась здоровенная вмятина. За эту вмятину механик пилил старпома до самого конца рейса…
Ты не хуже меня знаешь, что старпом может матроса в порошок стереть, жизнь ему испортить. Эдуарда Львовича при взгляде на меня тошнило, как матросов от прокаженной акулы, а он так ни разу голоса на меня и не повысил. Правда, когда я уходил с судна, он мне прямо сказал:
— Надеюсь, Петр Иванович, судьба нас больше никогда не сведет. Уж вы извините меня за эти слова, но так для нас было бы лучше. Всего вам доброго.
Прошло несколько лет, я уже до второго помощника вырос, потом до третьего успел свалиться, а известно, что за одного битого двух небитых дают, то есть стал я уже более-менее неплохим специалистом.
Вызывают меня из отпуска в кадры, суют билет на самолет: вылетай в Тикси немедленно на подмену — там третий штурман заболел, а судно на отходе. Дело привычное — дома слезы, истерика, телеграммы вдогонку. Добрался до судна, представляюсь старпому, спрашиваю:
— Мастер как? Спокойный или дергает зря? — Ну, сам знаешь эти вопросы. Чиф говорит, что мастер — удивительного спокойствия и вежливости человек. У нас, говорит, буфетчица — отвратительная злющая старуха, въедливая, говорит, карга, но капитан каждое утро ровно в восемь интересуется ее здоровьем.
Стало мне тревожно.
— Фамилия мастера?
— Саг-Сагайло.
Свела судьба. И почувствовал я себя в некотором роде самолетом: заднего хода ни при каких обстоятельствах дать нельзя. В воздухе мы уже, летим.
Не могу сказать, что Эдуард Львович расцвел в улыбке, когда меня увидел. Не могу сказать, что он, например, просиял. Но все положенные слова взаимного приветствия сказал. У него тоже заднего хода не было: подмена есть подмена. Ладно, думаю. Все ерунда, все давно быльем поросло. Надо работать хорошо — остальное наладится.
Осмотрел свое хозяйство. Оказалось, только один целый бинокль есть, и тот без ремешка. Обыскал все ящики — нет ремешков. Ладно, думаю, собственный для начала не пожалею, отменный был ремешок, в Сирии покупал. Я его разрезал вдоль и прикрепил к биноклю. Нельзя, если на судне всего один нормальный бинокль — и без ремешка, без страховки. Намотал этот проклятый ремешок на переносицу этому проклятому биноклю по всем правилам и бинокль в пенал засунул.
Стали сниматься. Саг-Сагайло поднялся на мостик.
Я жду: заметит он, что я ремешок привязал, или нет? Похвалит или нет? Ну, сам штурман, знаешь, как все это на новом судне бывает. Саг-Сагайло не глядя, привычным капитанским движением протягивает руку к пеналу, ухватывает кончик ремешка и выдергивает бинокль на свет божий. Ремешок, конечно, раскручивается, и бинокль — шмяк об палубу. И так ловко шмякнулся, что один окуляр вообще отскочил куда-то в сторону.
Саг-Сагайло закрыл глаза и медленно отсчитал до десяти в мертвой тишине, потом вежливо спрашивает:
— Кто здесь эту самостоятельность проявил? Кто эту сыромятную веревку привязал и меня не предупредил?
Я догнал окуляр где-то уже в ватервейсе, вернулся и доложил, что хотел сделать лучше, что единственный целый бинокль использовать без ремешка было опасно…
Саг-Сагайло еще до десяти отсчитал и говорит:
— Ничего, Петр Иванович, всяко бывает. Не расстраивайтесь. Доберемся домой и без бинокля. Или, может, на ледоколах раздобудем за картошку.
И хотя он сказал это вежливым и даже, может быть, мягким голосом, но на душе у меня выпал какой-то осадок.
Дали ход, легли на Землю Унге.
Эдуард Львович у правого окна стоит, я — у левого.
Морозец уже над Восточно-Сибирским морем. Стемнело. Погода маловетреная. И в рубке тихо, но тишина для меня какая-то зловещая.
Все мы знаем, что если на судне происходит одна неприятность, тут же еще две — до ровного счета. Чувствую: вот-вот опять что-нибудь случится. Но стараюсь волевым усилием отвлекать себя от этих мыслей.
Через час Саг-Сагайло похлопал себя по карманам и ушел с мостика вниз.
— Плывите, — говорит, — тут без меня.
Остался я на мостике один с рулевым и думаю: что бы сделать полезного? А делать ровным счетом нечего: берегов уже нет, радиомаяков нет, небес нет, льдов пока еще тоже нет. В окна, думаю, дует сильно, Надо, думаю, окно капитанское закрыть. И закрыл.
Ведь какая мелочь: окно там закрыл человек или, наоборот, открыл, но когда образуется между людьми эта психическая несовместимость, то мелочь вовсе не мелочь.
Так через полчасика появляется Эдуард Львович и, попыхивая трубкой, шагает своими широкими, решительными шагами к правому окну, к тому, что я закрыл, чтобы не дуло.
Я еще успел отметить, что когда Саг-Сагайло старпомом был, то курил сигареты, а стал капитаном — трубку завел. Только я успел это отметить, как Саг-Сагайло с полного хода высовывается в закрытое окно. То есть высунуться-то ему, естественно, не удалось. Он только втыкается в стекло-сталинит лбом и трубкой. Из трубки ударил столб искр, как из паровоза дореволюционной постройки. А я — тут уж нечистая сила водила моей рукой — перевожу машинный телеграф на «полный назад». Звонки, крик в рубке, и попахивает паленым волосом.
Потом затихло все, и только слышно, как Саг-Сагайло считает: «…восемь, и девять, и десять». Потом негромко спрашивает:
— Петр Иванович, это вы окно закрыли? Разве я вас об этом просил?
А я вижу, что у него вокруг головы во мраке рубки возникает как бы сияние, такое, как на древних иконах. Короче говоря, вижу я, что Эдуард Львович Саг-Сагайло вроде бы горит. И находится он в таком вообще наэлектризованном состоянии, что пенным огнетушителем тушить его нельзя, я можно только углекислотным.
Я ему обо всем этом говорю. И мы с рулевым накидываем ему на голову сигнальный флаг: других тряпок в рулевой рубке, конечно, и днем с огнем не найдешь.
Потом я поднял трубку, открыл капитанское окно и тихо забился в угол за радиолокатор. А Саг-Сагайло осматривается вокруг и время от времени хватается за обгоревшую голову. Наконец спрашивает каким-то не своим голосом:
— Скажите, товарищ Ниточкин, мы назад плывем или вперед?
И тут только я понимаю, что телеграф продолжает стоять на «полный назад».
Минут через пятнадцать после того, как мы дали нормальный ход, Эдуард Львович говорит:
— Петр Иванович, вам один час остался, море пустое; я думаю, вы без меня обойдетесь. Я чувствую себя несколько нездоровым. Передайте по вахте, чтобы меня до утра не трогали: я снотворное приму.
И ушел, потому что, очевидно, уже физически не мог рядом со мной находиться.
И такая меня тоска взяла — хоть за борт прыгай. И он человек отличный, и я только хорошего хочу, а получается у нас черт знает что. Ведь не докажешь, что я все из добрых побуждений делал; что в холодильнике его случайно закрыл; что штангу действительно на шеи кладут, когда в атлеты принимают; что в окно дуло и ветер рулевому мешал вперед смотреть; и что я свой собственный, за два кровных фунта купленный ремешок загубил, чтобы бинокль застраховать… Не объяснишь, не докажешь этого никому на свете.
На следующий день все у меня валилось из рук в полном смысле этих слов. Чумичка, например, за обедом — шлепнулась обратно в миску с супом, и брызги рыжего томатного жира долетели до ослепительной рубашки Эдуарда Львовича. Он встал и молча ушел из кают-компании.
Спустился я в каюту и попробовал с ходу протиснуться в иллюминатор, но Мартин Иден из меня не получился, потому что иллюминатор, к счастью, оказался маловат в диаметре. Был бы спирт, напился бы я. И пароход чужой, пойти не к кому, поплакаться в жилетку, излить душу. Хотя бы Сагайло на меня ногами топал, орал, в цепной ящик посадил, как злостного хулигана и вредителя, — и то мне бы легче стало…
А он на глазах тощает, седеет, веко у него дергается, когда я в поле зрения попадаю, но все так же говорит: «Доброе утро, Петр Иванович! Сегодня в лед войдем, вы повнимательнее, пожалуйста. Здесь на картах пустых мест полно, промеров еще никогда не было, за съемной навигационной обстановкой следите, ее для себя сезонные экспедиционники ставят, и каждый огонь, прошу вас, секундомером проверяйте».
И знаешь, как сказал Шиллер, с дураками бессильны даже боги. Ведь я уже опытным штурманом был, черт побери, а как упомянул Эдуард Львович про секундомер, так я за него каждую секунду хвататься стал — от сверхстарательности. Звезда мелькнет в тучах на горизонте, а у меня уже в руках секундомер тикает, и я замеряю проблески Альфы Кассиопеи. Пока я Кассиопею измеряю, мы в льдину втыкаемся и белых медведей распугиваем, как воробьев.
Штурмана, знаешь, народ ехидный. Вид делают сочувствующий, сопонимающий, а сами, подлецы, радуются: еще бы! — каждую вахту третьего штурмана на мостике можно вроде как цирк бесплатно смотреть, оперетту, я бы даже сказал — кордебалет! Тюлени и те из полыньи выглядывали, когда я на крыло мостика выходил.
Ну-с, пробиваемся мы к северному мысу Земли Унге сквозь льды и туманы. Вернее, пробивается капитан Саг-Сагайло, а мы только свои вахты стоим. Вышли на видимость мыса Малый Унге, там огонь мигает. Я, конечно, хвать секундомер. Эдуард Львович говорит:
— Петр Иванович, здесь два съемных огня может быть. У одного пять секунд, у другого — восемь.
А я только один огонь вижу. Руки трясутся, как с перепоя. Замерил период — получается пять секунд. Дай, думаю, еще раз проверю. Замерил — двенадцать получается. Я еще раз — получается восемь. Я еще раз — двадцать два.
Эдуард Львович молчит, меня не торопит, не ругается. Только видно по его затылку, как весь он напряжен и как ему совершенно необходимо услышать от меня характеристику этого огня. Справа нас ледяное поле поджимает, слева — стамуха под берегом сидит, и «стоп» давать нельзя: судно руля не слушает.
— Эдуард Львович, — говорю я. — Очевидно, секундомер испортился, или огни в створе. Все разные получаются характеристики.
— Дайте, — говорит, — секундомер мне, побыстрее, пожалуйста!
Дал я ему секундомер. Он вынимает изо рта сигарету (после случая с закрытым окном Эдуард Львович опять на сигареты перешел) и той же рукой, которой держит сигарету, выхватывает у меня секундомер. И — знаешь, как отсчитывают секунды опытные люди — каждую секунду вместе с секундомером рукой сверху вниз: «Раз! Два! Три! Четыре! Пять!»
— Пять! — и широким жестом выкидывает за борт секундомер.
Это, как я уже потом догадался, он хотел выкинуть окурок сигаретный, а от напряжения и лютой ненависти ко мне выкинул с окурком и секундомер. Выплеснул, как говорится, ребенка вместе с водой. Выплеснул — и уставился себе в руку: что, мол, такое — только что в руке секундомер тикал, и вдруг ничего больше не тикает. Честно говоря, здесь его ледяное хладнокровие лопнуло. Мне даже показалось, что оно дало широкую трещину.
И я от кошмара происходящего машинально говорю:
— Зачем вы, товарищ капитан, секундомер за борт выкинули? Он восемьдесят рублей стоит и за мной числится.
— Знаете, — говорит Эдуард Львович как-то задумчиво, — я сам не знаю, зачем его выкинул. — И как заорет: — Вон отсюда, олух набитый! Вон с мостика, акула! Вон!!
Пока все это происходило, мы продолжаем машинами работать, И вдруг — трах! — летим все вместе куда-то вперед по курсу. Кто спиной летит, кто боком, а кому повезло, тот задом вперед летит.
Самое интересное, что Эдуард Львович в этот момент влетел в историю человечества и обрел бессмертие. Потому что банка, на которую мы тогда сели, теперь официально на всех картах называется его именем: банка Саг-Сагайло.
Ну-с, дальше все происходит так, как на каждом порядочном судне происходить должно, когда оно село на мель. Экипаж продолжает спать, а капитан принимает решение спустить катер и сделать промеры, чтобы выбрать направление отхода на глубину.
Мороз сильный, и мотор катера, конечно, замерз — не заводится. Нужна горячая вода. Чтобы принести воду, нужно ведро. Ведро у боцмана в кладовке, а ключи он со сна найти не может; буфетчица свое ведро не дает, и так далее, и тому подобное.
Я эти мелкие, незначительные подробности запомнил, потому что мастер с мостика меня выгнал, а спать мне как-то не хотелось.
С мели нас спихнуло шедшее навстречу ледяное поле: как жахнуло по скуле, так мы и вздохнули опять легко и спокойно. Все вздохнули, кроме меня, конечно.
Подходит срок на очередную вахту идти, а я не могу, и все! Сижу, валерьянку пью. Курю. Элениума тогда еще не было. Стук в дверь.
— Кого еще несет?! — ору я. — Пошли вы к такой-то и такой-то матери!
Входит Эдуард Львович.
Я только рукой махнул, и со стула не встал, и не извинился.
— Мне доктор сказал, — говорит Эдуард Львович, — у вас бутыль с валерьянкой. Накапайте и мне сколько там положено и еще немного сверх нормы.
Накапал я ему с четверть стакана. Он тяпнул, говорит:
— Я безобразно вел себя на мостике, простите. И вам на вахту пора.
Еще немного — и зарыдал бы я в голос.
И представляешь выдержку этого человека, если до самого Мурманска он ни разу не заглянул мне через плечо в карту.
Капитаны бывают двух видов. Один вид беспрерывно орет: «Штурман, точку!» И все время дышит тебе в затылок, смотрит, как ты транспортир вверх ногами к линейке прикладываешь. А другой специально глаза в сторону отводит, когда ты над картой склонился, чтобы не мешать даже взглядом. И вот Эдуард Львович был, конечно, второго вида. И в благодарность за всю его деликатность, когда мы уже швартовались в Мурманске, я защемил ему большой палец правой руки в машинном телеграфе. А судно «полным назад» отрабатывало, и высвободить палец из рукоятной защелки Эдуард Львович не мог, пока мы полностью инерцию не погасили. И его на санитарной машине сразу же увезли в больницу…
Вот желают нам, морякам, люди «счастливого плавания», подумал уже я, а не Петя Ниточкин. Из этих «счастливых плаваний» самый захудалый моряк может трехкомнатную квартиру соорудить — такое количество пожеланий за жизнь приходится услышать. Ежели каждое «счастливого плавания» представить в виде кирпича, то пожалуй, и дачу можно построить. Но когда добрые люди желают нам счастья в рейсе, они подразумевают под этим счастьем отсутствие штормов, туманов и айсбергов на курсе и знаменитые три фута чистой воды под килем. А все шторма и айсберги — чепуха и ерунда рядом с психическими барьерами, которые на каждом новом судне снова, и снова, и снова преодолеваешь, как скаковая лошадь на ипподроме…
Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689