- Помни, Владимир, главное веровать и знать, что в твоем народе – сыны русского царя, принявшие православие, чтящие заветы благочестия и исполненные любви к Родине, которые охранят ее от всяких напастей.
А дальше все зависит от тебя самого. От твоих бдений, размышлений и духовных подвигов - и, разумеется, от того, насколько серьезно ты относишься к своей миссии
- Понятно, отец Амвросий. Буду стараться, - вздохнул Владимир Иванов, лучший из юнкеров, закончивших Александровскую гимназию. - А теперь скажите, отче, когда мне отправляться?
- Скоро, - тихо ответил иерей, - уже через несколько часов. Я провожу тебя до заставы на границе. Помни, Россия сейчас находится на пороге большой войны. Японцы хотят разжечь смуту в нашем Отечестве, да и германцы не отстают.
- Именно! Именно Гансы, всю эту кашу и заварили, - вклинился в разговор Бахметьев, доселе к нему не присоединявшийся. - Слышали о негодяях, осквернявших могилы в имении покойного Алексеева, которому вы изволили, отец Амвросий, служить?
Так вот, их главарь – Архипка Омурский, и уж этот собака во всем следует указаниям некоего Хелирбренда - так прозывается этот негодяй, будь он неладен.
- Вот это и страшно, други мои, - ответил священник, - что орудием преступления, как мы теперь знаем, выступают родичи наши по отчизне, готовые опозорить Землю Русскую – без всякой видимой причины. Не мечом, так клеветой и наветами.
Но полно, друзья, не ищите подтверждении для своих искушении в это темное и злое время. Я вижу, вы утомлены дорогой. Размещайтесь, располагайтесь, отдыхайте. Сейчас принесут чаю. Оставим же сей скорбный разговор. Да поможет нам в этом милостивый Господь! И да пребудет с нами его пресветлая благость!
По лицу старца снова пробежала едва заметная улыбка.
Начался чай – и все как-то незаметно разошлись по своим комнатам
Оставшись один, церковнослужитель долго стоял у окна, задумчиво глядя вглубь заснеженного сада.
Снаружи было тихо, падал снег, и пахло морозом и печным дымом. Но в глубине души была какая-то смутная тревога, а в сердце сквозило неясное беспокойство
Вдруг внизу загремела кованая дверь, и в покои вошел рослый, пожилой уже человек в рясе и скуфье.
Батюшка посторонился и жестом пригласил гостя к столу.
Дьякон поклонился и сел на лавку возле окна, положив скуфью на колени
- Прикажете начать разговор? – спросил он у Амвросия.
- Да, – ответил тот. – Но давай-ка сначала попросим Господа, чтоб Он не оставил нас в час испытаний. И помолимся вместе.
Оба истово перекрестились, прочли "Царю Небесный" и замолчали, склонясь над столом. Стало слышно, как в лесу ухает филин и шумит ветер в ветвях старой осины. Внезапно за окном мелькнула чья-то быстрая тень – и где-то совсем рядом кто-то пронзительно закричал. Евсхимон испуганно вздрогнул, выронил из рук чайную ложку и схватился за крест на груди.
- Не бойся, сын мой, – промолвил служитель божий, кладя руку ему на плечо. – Слугам врага рода человеческого нет доступа в сердце того, кто служит Христу. Так учил Господь, и не нам с тобой спорить с ним.
Дьякон с облегчением перевел дух и перекрестился снова. Мало-помалу дрожь его прошла, и он стал смотреть на иерея, тихонько раскачивающегося в такт каким-то своим мыслям. По комнате опять пополз слабый аромат черного чая и благовоний – а в окне, между тем, постепенно все стихло.
- Выходит, сон мой был был правдив, – произнес наконец священник. - застава разгромлена, а на тропе впереди уже стоят рыцари темного бастиона, чтобы вновь вступить в бой… Что ж, неси свой крест дальше, Евсхимон. И да пребудет с тобою Господь.
Не забывай молиться – и Он защитит тебя…
Владимир проснулся на следующий день – с полным непониманием происходящего. Всю ночь ему снились сражения, страшные и разрушительные, и один раз, когда он, ведомый каким-то чувством, бросился на штурм вражеских укреплений, прямо у него над головой грохнул выстрел – и черная тень, метнувшейся мышью, заслонила солнце.
Иерей, сидевший на стульчике рядом с постелью, взял со стола кружку с чеберецом и протянул ее юноше.
– Утро, дитя моё. – тихо сказал иеромонах. – Пора собираться. Вставай. В сенях ждет лошадь. Поход обещает быть трудным. И кто знает – что ждет тебя на этом пути. Ты уверен, что хочешь пройти его до конца?
– Да, отче, – ответил Владимир. – Я уверен. Давно уже не испытывал я такой уверенности. Что бы со мной ни случилось, я пойду вперед.
В дверцу негромко постучали, и появившийся в проеме Феодор показал на стрелку отцовского хронометра:
– Почти семь. Все готово. Можем начинать.
– Я готов, – поднялся эстандарт - юнкер, – с Богом.
Снаружи неспешно шествовала зимняя погода. В небе, при ясном свете ноябрьского дня, теснились кучевые облака.
Пройдя монастырский двор, слегка запорошенный снегом, троица свернула на улицу, вдоль которой тянулись бревенчатые дома.
Прошли мимо нескольких открытых настежь окон, из которых слышался заливистый девичий смех, до того заразительный, что хотелось присоединиться к веселью - но юный воин осадил себя: негоже предаваться смехотворству в бранный час, лучше скоротать дорогу с молитвой.
Вскоре подворье осталось позади, и отряд вышел на большак. Дойдя до развилки, на которой стоял деревянный указатель «Виндавская застава», спутники остановились, столкнувшись с толпой вооруженных винтовками людей в зеленых шинелях, – судя по значкам в виде скрещенных алебард, это были преображенцы.
Выяснив, что путники направляются в Митрополье, солдаты велели следовать за собой, и вскоре на краю заснеженного поля стала видна мазанка со знаком воинской части, расположенная возле маленького телеграфного столба.
Над трубой поднимался серый дымок, а у входа топтался невысокий чернобровый офицерик в башлыке – прямо цыган, не иначе.
Заметив людей, постовой небрежно махнул рукой, пропуская внутрь.
Рядовой провел компанию в комнату, где за столиком с разложенными на нем картами восседал сам начальник гарнизона.
Насупясь и сверля непрошеных гостей надменным взглядом, тот явно не был расположен к разговорам. Так, во всяком случае, показалось Бахметьеву.
- Что тут у вас, Василий Никанорович? – спросил зауряд - прапорщик. – Ну-ка, подойдите ко мне… Вот так, ближе… Кто вы такие, судари? Откуда идете? Признавайтесь… Как там у Некрасова? «А может, вы разбойники какие?»
- Зря вы так, ваше благородие, – наконец подал голос чернец.– Не надо так с нами. Мы не разбойники. Мы самые что ни на есть православные христиане. Батюшка я, отец Амвросий. А это моя братия. Позволите присесть? – и указал на три пустых стула, стоявших возле стола.
- В ногах правды нет, да и очень уж мы измотаны.
Говоря все это, он ловко уклонялся от смертоносного взгляда, который то и дело бросал на него командующий полком. И чуть заметно, краешком глаза, следил за офицерами, которые с интересом прислушивались к происходящему.
- А почему, позвольте спросить, – заговорил военный, не отрывая от старца тяжелого взора, – почему вы бредете к дикому полю, где нынче обретается столько разного колобродья ? Если не секрет, конечно.
- Никаких секретов нет, – спокойно отозвался церковник. - Дело тут такое: слыхал я, что в имении покойного графа Алексеева, бывшего моего духовного воспитанника, злодействуют всякие лихие люди, яко псы рыкающие, оскверняя могилы христиан правоверных, учиняя всяческое глумление над усопшими. Вот хочу конец этому ужасу положить
- И какой же у вас план? – внимательно оглядывая исподлобья темную рясу священника, спросил другой офицер, с четырьмя лычками на погонах. У него был низкий и хриплый голос, который неприятно резал слух.
- Ведь это, насколько мне известно, дело не простое. Совсем не простое, господа. И не вашего ума оно.
Он бросил на Володю насмешливый взгляд, словно говоря: “Поглядим, как у вас получится”. Третий офицер, с красной повязкой на рукаве и оспинками на лице, в разговор не вступал, поигрывая золотой цепочкой от часов.
Когда наступила полная тишина, он заложил пальцы за пояс и изрек: – Думаю, вы слышали, что у нас, в Митрополье, объявился один деятель. Кто такой - вы, сдаётся мне, догадались, господа. Крайне опасный человек.
- Хелирбренд - совсем тихо, словно про себя, прошептал Владимир.
Во рту пересохло, и юнкер машинально облизал губы.
- Все его так называют. Предтеча гибели. Откуда он появился, никто толком не знает, но, говорят, из темных рыцарей. И вроде как его сам Вильгельм Короткорукий послал в Россию сеять смуту и темную силу поднимать. Правда это или нет - пока неизвестно. Известно только одно - появление этого лица на нашей земле объединило все разрозненные бандитские своры в единый лагерь.
Если раньше между ними происходили стычки, а временами и кровавые столкновения, то теперь враг стал куда более опасным.
И в руках его появилась страшная сила, с которой даже нам, лучшим из лучших в нашей армии, пока не совладать.
Именно по этой причине я говорю вам всем - не ходите в Митрополье. Не ввязывайтесь в то, чего не понимаете.
- Да что же вы такое тараторите, ваше благородие? - спросил Яша Бехметьев, изумленно качая головой. -Там же наши люди живут. Русские. Нешто бросим их?
И из - за кого? Из-за какого-то нечистого?!
Бить таких надо, ваше благородие, сразу, без рассуждений! И без разговоров.
Гневно выкрикнув эти слова, лучший другэстандарта, отвернулся, демонстрируя свою решительность.
- Мой вспыльчивый наперсник, - грустно улыбнулся Амвросий, - пожалуй, что и прав. То, что он сейчас говорит, совершенно логично. С каких это пор мы стали бояться зла? Надо встретить его с достоинством и отвагой, ничего не страшась. Потому, кажется мне,наш долг отправиться прямиком в его логово. И сразиться с теми, кто затаился там.
- Верно ведь, Кирилл Михайлыч? Все обернулись к прапорщику. Тот, смущенный неожиданным поворотом разговора, опустил глаза.
Посмотрев на свои сжатые кулаки, мужчина вдруг вздохнул и пробормотал: - Да что я, в самом деле? Налетели - как блохи! Хотите помирать - так и помирайте. Только присоединиться к вам мы не будем... - И вдруг, неожиданно для всех, круто повернувшись, взвопил: - Матвеев! Кончай дремать! Верни благородному господину его коня! Воздадим хвалу безумству храбрых!
Алчный ветер донес до Амвросия протяжный звук трубы и тут же долетел отголосок флюгельгорна. Прогремели три быстрых удара в барабан.
Владимир стремительно вскочил на лошадь и взмахнул над головой саблей.
- За мной, в атаку! - закричал он. И первым рванулся в неизвестность.
Следом за ним, то и дело оглядываясь, тронулись остальные.
Некоторое время они скакали молча, потом Владимир осадил лошадь и поднял руку. Они прислушались. С южной стороны до них долетело негромкое, но отчетливое жужание множества тысяч мух, быстро приближавшихся к ним.
Амвросий осторожно опустил ладонь нарукоять посоха. Юнкер подъехал к нему и, понизив голос, прошептал: - Отче, ты понимаешь, что происходит?
Это вся нечисть на воздух поднимается! Ну просто нашествие
- Вельзевул - тот, кто меч на нас поднял, - мрачно откликнулся монах, - павший, сварившийся в собственной крови, и мухи эти - часть от плоти его!… Помнишь, я тебе говорил? Это проклятие, Владимир. Нашествие. Новый виток жатвы. Другого слова нет. Если мы не остановим её, она за нами придет! И в этом будет повинен каждый из нас!
- Ага, а дальше-то что? - беспокойно заерзав, спросил Яша. - Может, назад нам повернуть? Или… Ах, чтоб тебя!… - Он еле удержался в седле, увидев такое, чего и описать-то было нельзя. Прямо на него с невероятной скоростью неслась огромная темная туча, со свистом рассекая воздух; она казалась живой - насекомые были видны абсолютно отчетливо и тошнотворно шуршались, сплетаясь в толстые шевелящиеся нити, и среди них, чудились огромное угольные глазищи, раздутые ноздри, разинутые пасти, утыканные короткими черными шипами
Еще секунда, и эта туча нависла над верным оруженосцем эстандарта, закрыв его от посторонних глаз…
Но вдруг в тишине раздался решительный возглас чернеца: - Поли - полириум! Прочь, сын греха! Да свершится воля Бога! Аминь! - И он поднял свой фальшион из стебля фенхеля
Со страшной силой порыв ветра отбросил адское создание прочь; а когда черный силуэт исчез за кронами деревьев, вокруг вновь стало светло и тихо.
Вытирая пот со лба, иеромонах подвел итог: - Стало быть, так, братие: медлить нельзя, ибо враг наш весьма хитер и коварен. Поэтому, лучше иметь дело с ним сразу, а не в прятки играть. Понятно?
Все дружно кивнули.
- Тогда - вперед! Nobiscum Deus!
Митрополье встретило их невыразимо унылым пейзажем – облака были настолько густыми и тяжелыми, что казались лапами великана, навалившегося на чахлое село, чтобы задушить его в своей объятьях. Дождь лил не переставая – и ветер, вздымая грязь и слякоть, нес с собой запахи мокрой земли, гниющей листвы и еще чего-то ужасающего.
Это было недоброе место, открытое всем бедам и бестрепетно переносящее их. Уже несколько раз над головой проносились длинные, смолистые тени – не то вороны, не то прихвостни врага. На улице было безлюдно, лишь в одной из темных подворотен кто-то хрипел, захлебываясь кровью.