Как правильно не заботиться о завтрашнем дне
О чём говорит Спаситель, когда призывает нас не заботиться о завтрашнем дне (Мф, 6,34)? Как же о нем не заботиться, если у каждого из нас есть обязанности – перед другими людьми? Рассуждает игумен Нектарий (Морозов).
Ждать у моря погоды и ничего не делать?
В Евангелии сказано: Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем, достаточно для каждого дня своей заботы (Мф. 6, 34). Эти слова Спасителя вполне можно понимать буквально, но только обязательно правильно.
Нигде в Священном Писании мы не сможем найти одобрения праздности. Многим из нас с детства знакома поговорка «кто не работает, тот не ест», которая – как ни странно, потому что широко распространена она была в советские времена – является практически дословной цитатой из Послания апостола Павла к фессалоникийцам: Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь (Фес. 3, 10).
Безусловно, апостол Павел вряд ли решился бы как-то противоречить словам Христа Спасителя. Более того, все Священное Писание говорит о том, что со стороны человека необходим труд – как духовный, так и телесный
Если мы вернемся к самому началу Священного Писания, Книге Бытия, то увидим, что человек получил повеление в поте своего лица снедать свой хлеб, то есть трудиться своими руками, уставать, утомляться и таким образом добывать пропитание, для себя насущное.
Поэтому в словах «не заботьтесь о завтрашнем дне» нет призыва к праздности. Что же означает «заботиться» в этом контексте? Чрезмерно много думать о том, будет ли мне завтра что есть, что пить, во что одеться.
Думать нужно иначе: мне просто нужно сегодня делать все, от меня зависящее, для того, чтобы завтра у меня все это было. Мне необходимо быть в своих расходах скромным, бережливым, мне необходимо работать усердно, но при этом избегать страха, волнения, внутренней суеты, которая рождается у человека, не доверяющего Богу и Его Промыслу о себе. Ведь этот страх порой появляется у людей, которые уже имеют все необходимое, но с большими сомнениями и тревогой смотрят в завтрашний день. И этот страх без какой-то реальной причины начинает уничтожать человека изнутри.
Границу между здравым попечением и суетностью не так сложно определить. Все, что здраво, носит конструктивный характер. Когда человек рассчитывает свои силы, средства, обдумывает все обстоятельства и не мечется от этого, а напротив, чувствует себя более спокойно и уверенно, это можно назвать здравой, нормальной заботой.
При этом если человек верующий, то он понимает, что его планы могут подкорректироваться в соответствии с волей Божией. А значит, так тому и быть, потому что в конечном итоге все обратится к пользе. Когда же человек в этих мыслях и в этом попечении пребывает непрестанно, когда этот страх его мучает и заставляет глотать успокоительные препараты, то, конечно, грань здравого отношения человек уже переступил.
Здесь и сейчас, всё и сразу?
Выражение «не заботьтесь о завтрашнем дне» в сознании некоторых людей приобретает совершенно превратный смысл: живи беспечно, одним днем, «бери от жизни все», не думай о последствиях. Очевидно, что такая подмена понятий может произойти только в сознании человека, который свои представления о том, как правильно прожить эту жизнь, черпает где угодно, но только не в Евангелии.
Это, скорее, даже какая-то сатанистская идеология, ведь известно, что один из постулатов современного сатанизма — это «здесь и сейчас», то есть я должен получить все, что захочу, прямо здесь и прямо сейчас, невзирая ни на моральные, ни на материальные ограничения.
А почему происходит эта подмена? Она происходит тогда, когда человек теряет веру. Это то, о чем говорил Достоевский: «Если нет Бога, то все позволено». И если нет вечной жизни, то хочется действительно получить максимум удовольствия от каждого дня жизни земной. Человек просто не задается вопросом: «А что потом?», или же задается и дает себе на него отрицательный ответ: «Никакого «потом» не будет».
Если продолжить разговор о подменах, то приходится вспомнить, что часто в некой беспечности обвиняют многодетные семьи: мол, люди рожают детей и не думают о том, как они их будут воспитывать. Такие семьи на самом деле часто сталкиваются с бытовыми и финансовыми проблемами. Но, на мой взгляд, данная постановка вопроса вообще неправильна и неправомочна.
Какая альтернатива предлагается? Заниматься планированием рождаемости? Это совсем не христианский подход. Мы видим семьи, в которых родители хотят иметь детей, и Господь им их не посылает; и видим семьи, в которых действительно есть определенные материальные трудности, отсутствие достатка, и рождается ребенок за ребенком. Ведь это тоже дело Промысла Божия.
Появление каждого человека в этот мир – это всегда некое чудо. Вот не было его – а потом он явился. И мне кажется, что это именно как чудо и как волю Божию надо принимать, а не упрекать людей в беспечности.
А насколько уж удается обеспечить детей необходимым, это, наверное, в значительной степени зависит не от того, сколько их рождается, а от того, как в целом складывается жизнь родителей: насколько они востребованы как профессионалы в своей области, насколько они в свое время потрудились, чтобы такими профессионалами стать.
Вот на чем нужно концентрироваться, а не на количестве детей. Ведь нет ничего дурного в том, чтобы приобретать профессию, которая может сделать человека твердо стоящим на ногах.
Просто не надо, с другой стороны, и как-то безутешно скорбеть, когда по какой-то причине труд невысоко оплачивается, лишь бы он был честным и не связанным с чем-то греховным.
Есть, конечно, такие семьи, где детей рожают одного за другим и не занимаются ими. Но здесь проблема не в многодетности, ведь по большому счету нет разницы: один ребенок предоставлен самому себе, или двое, или пятеро. Вся суть – в родителях, которые либо пьют, употребляют наркотики, либо им просто нет дела до своих детей.
Во многих многодетных семьях дети не только не предоставлены самим себе, но они еще и участвуют в воспитании друг друга, и их количество становится не проблемой, а наоборот, решением проблемы.
Заповедь о труде
Я еще раз возвращусь к Книге Бытия и к повелению в поте своего лица добывать хлеб. Все необходимое нам в жизни действительно добывается с трудом, и это некая епитимия, которую несет человек после грехопадения. А что мы знаем о епитимии? Плохо, когда приходится ее нести, ведь это означает, что есть некий повод, который определяет ее необходимость. Но если уж ее нам определили, то нужно ее выполнять.
Посильное, разумное попечение о своих материальных нуждах – тоже составляющая часть епитимии, данной нам после грехопадения. Фактически это еще одна заповедь Божия – трудиться и добывать свой хлеб.
А возвращаясь все-таки к этому слову – «не заботьтесь», или, как сказано в церковнославянском тексте, не пецытесь (не пекитесь) – хочется вспомнить рассказ Аркадия Аверченко, замечательного дореволюционного писателя, которого называли королем смеха.
Герою этого рассказа, который пытался сделать какое-то дело и для этого блуждал по многим инстанциям, все время говорили: «Надо бы похлопотать». Он никак не мог понять, что значит «похлопотать»: бегать, хлопать руками, крутиться, еще что-то делать?
Так и человек, который излишне о чем-то печется, он как бы бессмысленно «хлопочет» – бегает, машет руками, а толку от этого никакого нет, потому что внутреннее беспокойство, суета способны только лишь помешать человеку сделать то, что ему необходимо.
Если речь, допустим, идет не о семье, а о монастыре, то и там эконом совершенно обязательно должен рассчитать запасы, денежные средства так, чтобы их хватило на питание, на одежду для братии, на все необходимое для богослужения. Если он этого не рассчитывает, то грош ему цена как эконому – и, наоборот, выполняя свое монашеское послушание, он ни в коем случае не приходит в противоречие с Евангелием.
Однако если он без конца ходит мрачнее тучи и говорит: «Завтра мы все умрем с голоду», хотя на день сегодняшний есть все необходимое, он, безусловно, против доверия Богу погрешает. Мы можем видеть множество примеров в истории различных обителей, когда открывали амбар с полной уверенностью, что он пустой, а он чудом Божиим ломился от пшеницы или других запасов.
Господь тем самым явным образом показывал, что человек посредством собственного попечения ничего не может обрести, что Он заботится о нас Сам, и мы получаем то, что нам потребно. Ведь в Евангелии есть и такие слова: Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть (Мф. 6, 27). Сделайте все, что от вас зависит, а в остальном положитесь на Бога.
Старец Паисий говорил про себя: когда нужно что-то сделать, я сначала делаю все по моим силам, что требуется, а потом становлюсь на молитву, воздеваю руки и молюсь о том, чтобы Господь дал то, чего не хватает. Вот самое лучшее попечение, самая лучшая забота о завтрашнем дне.
Инна Стромилова, игумен Нектарий (Морозов)
P.S.
✒️ Я почти не читаю комментарии к своим постам и соответственно редко отвечаю здесь на них. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Фотобродилка: Береза, Беларусь
Береза или Береза-Картузская – центр одноименного района в 106 километрах от Бреста, расположенный вдоль железной дороги Брест-Барановичи.
Фотобродилка по Березе полностью с описаниями того, что на фото: https://fotobrodilki.by/bereza-belarus/
Диалог 7-й. О монашестве (часть 2)
Неизвестный. Значит Церковь была только в монастыре?
Духовник. Нет. Единая Церковь была и в миру, и в монастыре. Но монастырь был самой несокрушимой для врага твердыней ее святости.
Неизвестный. Но если монастырь – это древняя Апостольская Церковь в ее чистоте – откуда же явились «игумены», «старцы», «послушники», эти особые монастырские уставы, монастырские «правила», «пятисотницы», поклоны, словом весь уклад монастырской жизни? К чему все это? Ведь обходился же без этого «монастырь в миру», как ты называешь Апостольскую Церковь.
Духовник. Уходя от мира и начав замкнутую, обособленную не только внутренне, но и внешне, духовную жизнь, монастырь не мог оставаться таким, как это было во время Апостолов. Было иное взаимоотношение с миром, иначе протекала внутренняя борьба, создавался совершенно иной уклад жизни. И монастырь стал создавать свои методы для достижения духовных задач, применительно и к этим новым условиям замкнутой церковной жизни и к этому новому внутреннему самочувствию людей, порвавших и внешнюю связь с мирской жизнью. «Монашеский устав» – и богослужебный, и постный, и общежительный, все правила и весь строй монашеской жизни – все создано духовным опытом, молитвой, подвигом. В монастыре все от внутренней жизни, а не от ума. Во всем веяние Духа благодати Божией, которая обильно напояла избранных Христовых воинов. Они проходили путь христианского совершенствования в этих новых условиях – и каждый оставлял в сокровищнице монастырского устава свою драгоценную лепту.
Неизвестный. Но можешь ли ты подробнее сказать, что именно создал монастырь в смысле методов для достижения духовных задач?
Духовник. Молитва, пост и послушание – это то, чем жило монашество. И если вся Церковь создавала богослужебный и постный устав и укрепляла принципы послушания, то монашество создавало это по преимуществу. Ведь Церковь и монастырь – не есть нечто противоположное друг другу или различное по существу. Монастырь – определенная часть земной Церкви, но, ведя борьбу с врагом спасения, и Церковь в миру, и Церковь в монастыре, каждая делала свое дело, решала свои задачи в меру своих сил.
Неизвестный. Я бы хотел, чтобы ты подробнее сказал мне о молитве, посте и послушании.
Духовник. Хорошо. Начнем с молитвы.
Молиться – это значит находиться в том особом внутреннем состоянии, когда духовное начало в человеке входит в таинственное и непосредственное соприкосновение с Господом Богом и потусторонним невидимым миром. Состояние это .возможно во всех внешних условиях. Но так как ему препятствует все мирское, то наилучшим условием для молитвы надо считать уединение. Господь Иисус Христос Сам указал этот молитвенный путь. Он и один оставался для молитвы, уходя от народа и от учеников. Оставался и с учениками своими, уединяясь с ними от народа. По словам евангелиста Луки: «...он уходил в пустынные места и молился» (Лк. 5, 16). И евангелист Марк говорит: «Утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место и там молился» (Мк. 1, 35).
Евангелист Лука говорит и об уединенной молитве совместно с учениками: «Он молился в уединенном месте и ученики были с Ним». Уединенное место – это внешне благоприятное условие для молитвы. Мирской шум мешает извне. Но есть препятствия внутренние. Как бы внутренний шум. Этот шум создают в нас мирские привязанности и плотские страсти. Поэтому за основным делом монашества – молитвой стоит внутренняя невидимая брань с соблазнами и связанные с этой борьбой добродетели: нестяжательность, самоотречение, бесстрастие.
Монашество опытно проходило путь нестяжательности, самоотречения и бесстрастия и опытом же создавало совершенную молитвенную жизнь. Все, что оно дало богослужебному уставу, и все, что вылилось в форму «келейных правил», было не кабинетными измышлениями, а результатом великих молитвенных подвигов. Молитва наполняла собой почти всю жизнь монастыря. Она создавала истинное небо на земле. Монах жил в храме. И уходил оттуда лишь для тех или иных земных забот, которые нес терпеливо, как нечто неизбежное для облеченного в земную оболочку человека. Но исполнение этих земных дел не успевало рассеять то, что наполняло душу в храме. Потребность «непрестанно молиться» создала особый вид молитвенного подвига: делание молитвы Иисусовой:
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».
Эта молитва, явившаяся в Церкви, по преданию, со времен Апостольских, которую творили раньше все верующие люди, стала впоследствии основанием молитвенной жизни монахов. Молитвенное устроение без этой молитвы сделалось для монаха просто невозможным. Она была у него постоянно и на устах, и в разуме, и в сердце. Она сопровождала его везде. Она восполняла молитву в Церкви, размягчая сердце и открывая его для усвоения богослужения, она заменяла ему храм, когда он шел исполнять послушание и должен был заниматься земными своими делами. Она жила с ним в его келье, отгоняла тоску, саможаление, помыслы. Она собирала блуждающую мысль и рассеянные чувства, она была самым сильным оружием в борьбе со страстями, особенно при неизбежных соприкосновениях с миром. Иисусова молитва давала возможность душе человеческой все время чувствовать себя перед очами Божиими. Все время в глубине сердца испытывать умиление от сознания безмерного к нам милосердия пострадавшего за грехи наши Господа Иисуса Христа, и сокрушение о грехах, и надежду на спасение. И все это как одно общее чувство, которое поселилось в сердце, жило там постоянно даже тогда, когда не произносились слова молитвы, и защищало душу от скверны и соблазнов мира. Молитва, как и все в жизни духовной, имеет свой путь и свои ступени восхождения. Не всегда с безусловной полнотой дается молитвенное состояние человеку. И здесь, как в нравственной жизни, много от усилий самого человека, но главное и совершенное от милости Божией; от благодати, как дара Духа Святого. В жизни нравственной каждый добрый поступок есть уже нечто положительное на пути совершенствования, потому что за ними стоит доброе произволение. И в жизни молитвенной каждое молитвенное слово, хотя бы и одними устами произносимое, есть уже молитвенное деяние, потому что свидетельствует о желании молиться. И монастырь поэтому строго требовал соблюдения, хотя бы внешнего, молитвенного правила. Это не было требованием «буквы закона». В этом была великая мудрость. Буква молитвенного правила была необходимой ступенью, которую непременно проходили и самые великие подвижники. Правило было то, что требовалось от всех. Дальнейшее восхождение по внутренним ступеням молитвенного совершенствования представлялось Благодати Божией и подвигам каждого отдельного человека.
Итак, монашество, продолжая дело Спасителя, Его святых Апостолов и первых христиан – подвигом и благодатию Божией создало совершенную форму молитвенного Устава и, опытно пройдя молитвенный путь, научало идти по нему всех ищущих спасения.
Второе дело монашества – пост.
Подвижники называют молитву и пост двумя крылами, без которых нельзя подняться над мирскою и страстною жизнью. Некоторые из них считали подвиг поста самым верным мерилом успешного прохождения духовного пути. Пост – это подвиг, который направлен на борьбу с нашими страстями. За ним стоит добродетель бесстрастия. «Даждь кровь – и приими Духа», – говорит Апостол, разумея под «кровью» все скорби подвижнического пути. Под постом надо разуметь не только воздержание в пище, но совокупность всех подвижнических средств в борьбе со страстями. Первая и основная ступень его – воздержание от определенного состава пищи, ее обилия и сладости, а дальнейшие ступени касаются внутренних задач: воздержание от всяких вообще скверн.
Церковный взгляд на это выражается словами: «Постимся постом приятным благоугодным Господеви. Истинный пост есть злых отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похотей отлучение, оглаголания лжи и клятвопреступления – сих осуждение пост истинный есть и благоприятный». Перейти сразу к такому посту, перешагнув первую ступень «постного устава», так же невозможно, как подняться сразу же до умной молитвы, не пройдя первую ступень молитвы устной. Это не отвлеченное богословское утверждение, а истина, установленная подвижническим опытом, и все слова о том, что «лучше, чем не есть скоромного, – не злиться, не обижать, не завидовать» – пустые слова.
Духовная жизнь без поста невозможна. Эта истина, как и все в монашеской жизни, – не отвлеченно-богословская, а подвижническая, за которую заплачено кровью. Внешний устав не есть совершенный пост. И потому нельзя ограничиться им, но внутренние высшие задачи поста невозможны без соблюдения внешнего постного устава.
И здесь по человечеству Своему Спаситель указал примером Своим значение поста, не вкушая пищи в течение 40 дней в пустыне; и Апостолы молились с постом, и применяла пост вся древняя Церковь. Монашество, продолжая дело Спасителя, Апостолов и первых христиан, создало подвижническим опытом своим совершенный постный устав, как наилучший путь в достижении внутренних задач бесстрастия. Здесь молитва неотделима от поста. И пост неотделим от молитвы.
Переходим теперь к послушанию. Это – главный фундамент монашества. По-монашески – послушание выше поста и молитвы. На нем зиждется все великое здание монастыря. Оно проникает собой каждое движение монашеской жизни, оно – высшая вожделенная добродетель для каждого монаха. За послушанием стоит все – и молитва, и самоотречение, и бесстрастие, и смирение, и подвиг. Недаром святые отцы называют послушание: «добровольным мученичеством». И этот путь добровольного мученичества проходит каждый монах. Он отказывается от своей воли и вручает ее игумену и духовному своему отцу. Он распинает свою волю, свое самолюбие, свою гордыню. Разум, желание, чувства – все отдается в послушание. Послушание – это не согласие с авторитетным мнением и не подчинение из принципа – это внутренний отказ от всякого самостоятельного действия. Отказ не потому, что «надо слушаться, хотя и не согласен», а потому, что не может быть никакого «несогласия», – ибо я ничего не знаю, а все знает, что мне надлежит делать, духовный мой отец.
Неизвестный. Подожди. Но если духовник ошибается. Ведь он не Бог. Неужели надо исполнять явно ошибочные или нелепые требования?
Духовник. Да. Подвижники говорят, что надо исполнять даже такие требования, которые могут казаться послушнику противоречащими его спасению. И это истина. Ибо где критика, несогласие, – там есть свое знание, своя воля, свое решение, которое противопоставляется знанию, воле и решению старца, а истинный послушник ничего не знает, воли своей не имеет и решений у него никаких нет.
Неизвестный. А если старец будет требовать противного учению Церкви, если он отпадает от православия, тоже надо слушаться?
Духовник. Разумеется, нет. Отпадение духовника -есть смерть, а смертному не повинуются.
Неизвестный. Но разве ошибочные требования по неопытности или греховности духовника не могут погубить послушника?
Духовник. Не могут. Истинное послушание все сделает спасительным для послушника. Ошибки в духовном руководстве опасны для лишенных истинного послушания, они могут запутать и даже погубить их. Но послушник до конца – вне опасности. Послушание все покроет и все претворит во благо. Самое неразумное и вредное превратит в мудрое и полезное. Ибо послушание – это смирение, самоотречение, беспристрастие и любовь. А эти добродетели есть всегда верный путь спасения. В послушании, как в огне, сгорают все мирские привычки, самонадеянность, самоутверждение, самовозношение. Послушание освобождает сердце от того мирского своеволия, которое рабство страстей выдает за свободу, и открывает путь к тому истинному состоянию свободы, которое дается лишь благодатью Божией смиренным Его рабам. Без послушания нет монашества. Оно проникает духом своим весь монашеский строй, весь устав и уклад монашеской жизни. Без послушания нет подвига, и все кажущиеся достоинства монаха – самообман. Самочиние сводит на нет и молитву, и пост, и борьбу со страстями и делает бесплодным, даже опасным, подвиг. Там, где нет послушания, – там начинается страшная духовная болезнь, на языке монашеском именуемая прелестью. Подвиг без послушания – это путь к гордыне, который в единый час превращает в ничто плоды долгих подвижнических трудов. Монах – это прежде всего послушник.
Апостолы были послушниками Спасителя. На послушании Апостолов утверждалась первоначальная Церковь, и послушанием, молитвою и постом – создан монастырь. Послушание, как молитва, пост и всякая добродетель, -имеет свои ступени восхождения, свой путь развития. Не может человек сразу сделаться делателем умной молитвы и бесстрастным подвижником. Не может он сразу достигнуть и высших ступеней послушания. Монастырь научает молитве, научает посту, научает послушанию. Он ничего не требует через силу и не ломает, а спасает душу. Вот что такое монашество. Это наиболее совершенное создание христианства, а не его искажение. Это – твердыня Церкви. Оплот от злых стихий мира. Золотой апостольский век, бережно сохраненный в православных монастырях и перенесенный неповрежденным через долгие века мировой истории.
Неизвестный. Но опять спрошу тебя: значит, все должны быть монахами?
Духовник. Нет, не все.
Неизвестный. Почему?
Духовник. Во-первых, потому, что путь монашеский – поскольку монашество из мира ушло за каменную ограду – есть непременно путь безбрачных. А ты знаешь, что безбрачие не есть общеобязательный путь спасения, а лишь для тех, кто может его вместить. Во-вторых потому, что воинствующая Церковь имеет особые задачи в миру. И как на войне не все должны сражаться в крепостях, хотя они и считаются главными твердынями, так и воинствующая Церковь побеждает мир не только монастырским подвигом, но и общественным служением. Кому что дано. Одни должны охранять крепость, другие сражаться в открытом поле. Одних Господь призывает в пустыню, и они проходят путь спасения в условиях уединенной монастырской жизни, других призывает к служению тем же высшим идеалам Богосовершенствования и к борьбе с теми же внутренними препятствиями, но уже в иных условиях, в иных внешних формах, не в монастырской, а в мирской жизни.
Неизвестный. Да, это ясно. Но встает вопрос о будущем. Монастырь явно пришел к упадку и, можно сказать, даже к уничтожению. И если уничтожилось самое сильное, то, что ты называешь твердынею Церкви, не очевидно ли, что должно уничтожиться менее сильное, то есть мирская Церковь? Но как это может быть попущено Богом?
Духовник. Внешняя известная нам форма монастырской жизни, может быть, и будет уничтожена внешней же исторической системой, но монашество не будет уничтожено никогда. В поразительных, истинно пророческих словах раскрывает судьбы монашества св. Антоний Великий. Он говорит: «Придет время, возлюбленные дети мои, когда монахи оставят пустыни и потекут вместо них в богатые города, где вместо этих пустынных пещер и темных келий воздвигнут гордые здания, могущие спорить с палатами царей, вместо нищеты возрастет любовь к собиранию богатств, смирение заменится гордостью; многие будут гордиться знанием, но голым, чуждым дел, соответствующих знанию; любовь охладеет, вместо воздержания умножится чревоугодие, и очень многие из них будут заботиться о роскошных яствах не менее самих мирян, от которых монахи ничем другим отличаться не будут, как одеянием и наглавником: и несмотря на то, что будут жить среди мира, будут называть себя уединенниками (монах – собственно уединенник). Притом они будут величаться, говоря: «я Павлов», «я Аполлосов» (1Кор. 1, 12), как бы вся сила их монашества состояла в достоинстве их предшественников: они будут величаться отцами своими, как иудеи отцом своим Авраамом. Но будут в то же время и такие, которые окажутся гораздо лучше и совершеннее нас; ибо блаженнее тот, кто мог преступить и не преступил, и зло сотворить и не сотворил, нежели тот, кто влеком был к добру массою стремящихся к тому ревнителей...»
Неизвестный. Как же тебе представляется будущее этого нового монашества?
Духовник. Совершенно ясно, что св. Антоний разумеет здесь монашество в миру. Оно не будет внешне ограждено от мирских соблазнов, как ограждено было в прежнем монастыре. Эти новые подвижники будут жить в миру, где они «могли бы преступить» и не преступят, могли бы «сотворить зло» и не сотворят. Здесь разумеется не внутренний соблазн и не внутреннее совершение зла, так как это внутреннее падение угрожало монаху и в прежних монастырях и пустынях, а св. Антоний в своих пророческих словах противопоставляет будущих монахов прежним и говорит, что они будут блаженнее, потому что задача их будет труднее. Очевидно, речь идет о близости и доступности соблазнов, легкости, с которой можно «преступить», поддаться им, потому что они тут же под руками, не за оградой, а в миру, в котором будет жить этот будущий подвижник. И ясно далее, что это будет не общежительное подвижничество, а единоличное, потому что этим подвижническим путем будет идти не «масса стремящихся» к спасению, а отдельные люди. История как бы завершит круг и вновь придет и к гонениям первого века, и к монастырю первоначального христианства.
Вот что говорится о гонениях перед концом мира в слове Божием. Господь сказал своим ученикам на горе Елеонской о грядущей судьбе мира и христианства: «...восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это – начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое...» (Мф. 24, 7–9).
А св. Лука приводит следующие слова Спасителя: «Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят...» (Лк. 21, 16). Но гонения, естественно, сделают невозможным внешний монастырь и поставят Церковь в условия первоначального христианства. Но это будет Церковь, прошедшая весь свой славный земной путь, в ней будут все духовные сокровища, которые приобрела она. Она будет «монастырем в миру», как была Церковь Апостольская, не потому, что откажется от всего, что обретено ею за две тысячи лет благодатным действием Святого Духа, а по своему духовному состоянию и по своему отношению к миру.
Отдельные люди будут по-прежнему принимать монашество, давая обет безбрачия и тем как бы устанавливая духовное родство с великим прошлым монашеской жизни, но и эти, принявшие постриг, и не принявшие его, а вступившие в брак, – все будут жить уже не в прежних монастырях, а в миру, как жила первоначальная Церковь.
Св. Иоанн Златоуст указал одно из главных духовных оснований для этого грядущего монастыря. В слове «О сокрушении» он говорит: «Мы должны искать пустынножительства не только в каких-либо местах, но и в самом произволении и прежде всего другого – душу свою ввести в самую необитаемую пустыню».
Вот эта внутренняя пустыня и будет основанием монастыря в миру. Не монахи, а все верующие будут уходить в эту пустыню. Не монахи, а все верующие встанут на путь послушания и духовной жизни. Вновь, как в Апостольский век, Церковь внутренне оградит от мира себя и противопоставит себя ему. Встанут невидимые стены, которые прочнее, чем каменные, и оградят святую Церковь от мира, лежащего во зле. Эти стены воздвигнет молитва, пост, послушание, бесстрастие, подвиг. Вновь все верующие, как в древней Церкви, станут делателями молитвы Иисусовой. Вновь вернуться они к постоянному причащению Святых Тайн. Вновь, как некогда в Иерусалиме, будут «единодушно пребывать вместе» и будут чувствовать себя в миру, как в безводной пустыне. И новые подвижники превзойдут древних. И Церковь преисполнится, как и Церковь Золотого века, благодатными дарами Святого Духа. Эта полнота благодати в древней Церкви была потому, что живы были люди, которые сами лицезрели Господа, и все было как бы освящено недавним Его присутствием среди людей. Церковь грядущая будет исполнена полнотой этой благодати потому, что будет полна предчувствием второго славного пришествия Его и будет освящаться близостью Христа Грядущего.
Неизвестный. Ты говоришь так, как будто бы это вопрос ближайших дней.
Духовник. Нет. Нам не дано знать времена и сроки. Но монастырь в миру уже созидается, это могут не видеть только слепые.
Неизвестный. Да. Твои последние слова уяснили многое. Точно открылся единый великий путь Церкви, который прошла она от времен Апостольских до наших дней и который предстоит пройти от наших дней до последних, тоже как бы Апостольских времен. Но мои вопросы, кажется, никогда не кончатся, и я никогда не излечусь от своих сомнений, которые ты именуешь пороком. И вот опять я должен просить тебя ответить мне на новый вопрос и успокоить новые мои сомнения.
Духовник. Постараюсь. О чем же ты хочешь спросить меня?
Неизвестный. Во всем, что ты говоришь о пути спасения, о внутренней борьбе, аскетических подвигах, о самоотречении и уходе от мира и, наконец, об ответственности перед Богом, я вижу признание «свободной воли». Но Церковь учит о Промысле Божием, о том, что все делается по воле Божией. Что волос с головы человека не упадет без воли Отца, и я никак не могу примирить учение о свободе воли с учением о Божественном Промысле. Я боюсь, что этот вопрос окажется неразрешенным. Во всяком случае, я сам не могу разрешить его. Помоги, если можешь.
Духовник. Хорошо. В следующий раз мы будем говорить с тобой о Промысле и свободе воли.
Неизвестный. И тогда у меня останется еще только один вопрос.
Духовник. Не будем забегать вперед. Ты его скажешь в свое время.
Продолжение темы "Диалоги" следует...
Сила немощи
Заехал в монастырь переночевать и попал на именины к настоятелю. Праздновали, конечно, днем, а за ужином доедали остатки рыбного пирога — других следов торжества не осталось. Потом пошли на озеро, прогуляться. Собственно озеро находилось несколько в стороне, но один из его заливов приникал к стенам обители. Там на берегу стояли скамейки, на которых, как можно было предположить, любили отдыхать немногочисленные насельники. Мы разместились — свободно и даже как-то вразброс, чтобы сохранять уединение, но при этом видеть и слышать друг друга. Настоятелем был пожилой игумен, присланный из большого монастыря. К послушникам, независимо от их возраста, он относился как к малым детям, называл их разбойниками, непослушниками и другими подобными именами, сохраняя при этом строгость в служебных и деловых отношениях.
Справа от него сидел худощавый смиренник с большими, как блюдца, не то серыми, не то голубыми глазами. Он, как мне рассказал настоятель, был из старообрядцев, северянин. Вчера он спас отрока: деревенский парнишка проверял отцовские сети да зацепился, выпал из надувной лодки и стал тонуть… Этот, с глазами, как блюдца, услыхал крики, прибежал, сплавал, успел…
Не знаю уж, сколько времени провели мы так в тишине и в созерцании осеннего вечера, как вдруг смиренник предупредил:
- Сейчас случится сражение, — и указал на гусей, заплывающих в наш залив.
Настоятель вопросительно посмотрел на него.
- Это — стадо с сахарного завода. В нем, наверное, голов сорок или пятьдесят.
- Ну и что? — не уразумел настоятель.
- А то, что залив принадлежит гусям деревенским, — вон они, семь штук, у берега плещутся…
И описал надвигающиеся события. Похоже, он хорошо знал законы животного мира, потому как грядущая эпопея развивалась в точном соответствии с его предсказаниями.
Как только деревенские заметили вторжение неприятеля, все они вслед за своим вожаком бросились наперерез. Сахарнозаводчики смотрели на это с явным высокомерием, однако притормозили. Достигнув агрессора, малое стадо бесстрашно вклинилось в середину толпы и стало яростно молотить во все стороны. Мощные гусаки противника, небрежно уклоняясь от беспорядочных и суматошных атак, наносили в свой черед удары такой сокрушительной силы, что от деревенских перья летели. Однако ярость защитников, не щадивших своего живота, таила в себе непредсказуемые угрозы, и чужаки стали отступать к противоположной стороне залива. Наконец, лениво отбиваясь, они вышли на берег, но и там, на земле, преследование продолжилось, и оба войска исчезли с глаз.
- Что ж они такие опасливые? — вопросил настоятель.
- Не опасливые, — отвечал наш прозорливец. — Они, конечно, сильнее, но для деревенского стада этот залив — свой. Можно сказать — родина. И они будут биться насмерть. Заводские — сильные, наглые, но такой народ перья терять не любит.
Тут наконец вернулись победители: впереди шел вожак, молча, а за его спиной все обсуждали закончившуюся баталию. Спустились в воду, направились в глубь залива, где стояла маленькая деревенька, и долго еще мы слышали их разговоры и восклицания…
- Конечно, это всего лишь птицы, но «всякое дыхание да хвалит Господа», а потому и сей пример свидетельствует: не в силе Бог, а в правде, — заключил настоятель.
Интересно, что следующий день подарил мне еще одну иллюстрацию к рассуждениям о силе и о победах. И на сей раз не на птичьем примере, а совершенно из человеческого бытия.
Наутро, когда я готовился уезжать, смиренник шепотом попросил меня отслужить при первой возможности благодарственный молебен.
- А по какому поводу?
- Да я, батюшка, плавать не умею нисколько: у меня на родине вода ледяная — не для купания.
- Так как же ты?
- Не знаю.
- А отчего не сказал отцу настоятелю?
- Неловко: будто я в чудотворцы стремлюсь…
- А разве не чудо? В подряснике, в сапогах, вода холодная, плавать не умеешь — и парня спас…
- Не знаю, батюшка, сам не знаю, как получилось: ни сил, ни умения у меня для такого действия нет. Думаю, Господь хотел сохранить мальчонку — и сохранил. А что я немощен, так это для Бога пустяк: сила Божия, как известно, в немощи совершается.
Ярослав Шипов
Колокольная гармония
Николо-Угрешский Монастырь
Монастырь Курская Коренная пустынь – Курская область
Примерно в получасе езды от Курска (в 30 км), на берегу тихой речки Тускарь, в 13 столетии на месте обретения знаменитой иконы Божией Матери «Знамение» выстроили почитаемый в центре России необыкновенно красивый мужской монастырь Курская Коренная Рождества Пресвятой Богородицы пустынь.
История монастыря Курская Коренная пустынь
В тяжкую пору разорения и опустошения городов и селений набегами монголо-татарских войск хана Батыя (1295 г.) в 30 км от Курска промышляющие в лесу близ реки Тускарь охотники увидали возле огромного дерева икону.
Как только один из них поднял ее, из этого места забил родник, увидав который, мужчина поставил икону «Знамение» Божией Матери в отверстии этого дерева. Охотник рассказал о такой невидали товарищам, которые, посоветовавшись, возвели часовню чуть выше упомянутого места (где позже был сооружен соборный храм Рождества Богородицы), в которой и поставили чудную икону. Об этом происшествии говорит скульптурный ансамбль у входа в обитель, созданный курским скульптором Вячеславом Клыковым.
Не так давно в центре обители воздвигли памятник Серафиму Саровскому (автор — Вячеслав Клыков), уроженцу города Курска. Исцелившись в десятилетнем возрасте от тяжелого недуга с помощью чудодейственной иконы «Знамение», преподобный позже неоднократно бывал здесь.
Туда, где нашли икону, стали приходить многочисленные паломники. И тогда Василий Шемяка, князь рыльский, повелел перевезти ее в город Рыльск. Но не оказал князь достойных почестей чудотворящему образу и вскоре ослеп, прозрев лишь тогда, когда пообещал возвести в Рыльске храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы, где впоследствии хранили чудодейственную икону. Удивительным образом исчезнув из церкви, икона вернулась на то место, где нашли ее охотники. Ее не единожды пытались перевезти в город, но каждый раз икона оказывалась на месте своего появления.
В 1383 г. татаро-монголы снова налетели на землю курскую и решили спалить часовню, но, увы, она не загорелась. Тогда в ярости разрубили нечестивцы святую икону пополам. Старец Боголюб нашел оставшиеся частички и сложил вместе, и, о чудо, — они срослись.
Царь Федор Иоаннович, наслышанный о чудесной иконе, издал указ в 1597 г. возродить город Курск. А икону для поклонения перевезли в Москву, где вокруг нее соорудили специальную доску из кипариса, на которой были изображения пророков из Ветхого завета, и поместили ее в оклад из серебра с позолотой, украшенный жемчугами и ценными камнями. Царица Ирина и ее дочь княжна Феодосия собственными руками расшили золотом пелену для оклада. Икону «Знамение» Божией Матери возвратили снова в Коренную пустынь, где по указанию царя-батюшки выстроили монастырь и собор во имя Рождества Пресвятой Богородицы.
В 18-м столетии Коренную пустынь отстроили камнем благодаря пожертвованиям фельдмаршала Бориса Петровича Шереметьева, чуть ранее посетившего святую обитель.
Над чудодейственным источником была выстроена церковь живоносного источника, появились каменные ворота с изображениями ада и Страшного суда.
Много всяких событий пережила Коренная пустынь: разрушения, разорения, закрытие и разграбление в советские годы, Великую Отечественную войну, возрождение. И лишь в 1989 г. пустынь снова оказалось в Курско-Белгородской епархии, и через год монастырь начал новую жизнь. Сегодня, наравне с Троице-Сергиевской лаврой и нижегородской Дивеевской обителью Серафима Саровского, Коренная пустынь — третий религиозный центр в России. Здесь ведутся восстановительные работы, проводятся божественные службы, расположен действующий мужской монастырь и маленькая богадельня.
К церкви иконы «Живоносный источник» и к самому источнику каждый день приезжает огромное количество паломников за святой водой и чтобы окунуться в купели. Ведь, говорят, даже одежда, в которой ты искупался, потом лечит.
Копия иконы находится в монастыре, а подлинник — в нью-йоркской (США) Русской зарубежной православной церкви. Ее периодически привозят в обитель, чтобы российские верующие могли поклониться и прикоснуться к святыне.
Монастырь — необыкновенной красоты! После реставрации его строения, выкрашенные в голубой небесный цвет, смотрятся потрясающе!
Не так давно в центре обители воздвигли памятник Серафиму Саровскому (автор — Вячеслав Клыков), уроженцу города Курска. Исцелившись в десятилетнем возрасте от тяжелого недуга с помощью чудодейственной иконы «Знамение», преподобный позже неоднократно бывал здесь.
В курскую Коренную пустынь, кроме паломнических поездок, часто организовываются туристические экскурсии. Ведь обитель — это не только благостное священное место, но и наше прошлое, история России.
Как добраться
От курского железнодорожного вокзала ехать на любом маршрутном такси, идущем до остановки «Дубровинского», от которой до пустыни каждые 15 минут отходят «газельки» до поселка Свобода. Выходить приблизительно через 30—40 минут (лучше спросить остановку у водителя).
Контактная информация
Адрес: Курская область, Золотухинский район, м. Свобода, ул. Советская, д. 40
Координаты: 51.97253, 36.31297
Телефон: +7 (4715) 14-15-76 (паломническая служба); +7 (905) 159-21-25 (гостиница)
Официальный сайт: korennayapustin.ru
Электронная почта: snamenie@yandex.ru
Источник: grandtourist.ru
Хорошо разбираетесь в звездах и юморе?
Тогда этот вызов для вас! Мы зашифровали звездных капитанов команд нового юмористического шоу, ваша задача — угадать, кто возглавил каждую из них.
Переходите по ссылке и проверьте свою юмористическую интуицию!
Пушкинская площадь: от Страстного монастыря до современной «России»
Одно из самых популярных мест для встреч в Москве — у памятника Пушкину на Пушкинской площади. Погуляем здесь и узнаем, как менялась площадь со временем. Помогает нам гид и организатор экскурсий в Москве Виктория Фролкова. Ещё больше интересных об истории и архитектуре Москвы — в нашем спецпроекте.
Фото: shutterstock.com
Хотя все мы привыкли видеть бронзового поэта на этой площади, изначально он стоял в другом месте. Его установили в 1880 году на Тверском бульваре, чётко напротив нынешнего места, на противоположной стороне улицы Тверской.
В 1860 году выпускники Царскосельского лицея запустили благотворительную акцию по сбору средств на создание первого в России памятника великому русскому поэту. За 10 лет активисты собрали небольшую сумму и решили объявить сбор повторно. В это же время был объявлен конкурс на создание памятника. В 1875 году состоялся конкурс проектов, на котором первую премию присудили известному скульптору Александру Опекушину. Именно его проект мы видим на площади.
На постаменте стоит Пушкин и преклоняет голову — перед чем? Сейчас кажется, будто перед шумной Тверской. Но прежде, когда памятник стоял на бульваре, он преклонял голову перед Страстным монастырём, который стоял напротив.
Этот монастырь давал название площади — Страстная — и бульвару за святыней. Поэтому расположение и поза памятника имели больше смысла, чем сейчас.
Фото: pastvu.com
Московский женский Страстной монастырь был основан в 1654 году у ворот Белого города ещё при первом царе из рода Романовых, Михаиле Фёдоровиче. Своё название монастырь получил в честь Страстной иконы Божьей Матери, которая находилась в Нижнем Новгороде. По преданию, эта икона подарила исцеление от страшной болезни одной женщине, поэтому царь велел доставить святыню в Москву. Место встречи города с иконой находилось у Тверских ворот Белого города. Там же в 1646 году построили пятиглавый храм с крестами. В него же и поместили икону.
Фото: wikipedia.org
Территория монастыря была небольшой (как современная территория от памятника Пушкина до Страстного бульвара), но на ней располагался целый церковный комплекс: собор Страстной иконы Божией Матери (1641–1646), придел Нила Столобенского, придел Николая Чудотворца, придел Архангела Михаила, придел святой великомученицы Анастасии Узорешительницы, трапезная, церковь Алексия Человека Божия (1849–1855), а ещё церковь Антония и Феодосия Печерских (1898–1899).
После революции, в 1919 году, монастырь был упразднён, однако ещё несколько лет на его территории проживали более двухсот монахинь. Тогда же в кельях разместили различные учреждения, а колокольню и ворота использовали в рекламных целях и «украшали» агитплакатами.
Фото: pastvu.com
В 1931 году Страстную площадь переименовали в Пушкинскую, а в связи с реконструкцией Тверской улицы храмовый комплекс решили снести. И около 30-ти лет это место пустовало.
На месте Страстного монастыря разбили скромный сквер, а Пушкин «перешёл» улицу, или как многие тогда шутя говорили: «Пушкин прошёл через Горького». На противоположной стороне улицы выросли сталинские дома, которые визуально изменили образ архитектурной застройки некогда исторически важной площади.
А в 1961 году за спиной великого русского поэта выросла «Россия» — один из крупнейших кинотеатров нашей страны.
Специально построенный и открытый ко второму Московскому международному кинофестивалю кинотеатр станет и главным залом, и вообще символом 60-х годов. Ещё до открытия кинотеатра его прогулочный стилобат появился в культовой кинокартине Гайдая «Я шагаю по Москве».
Символична и архитектура здания. Вздёрнутый козырёк олицетворяет порыв вверх и в светлое будущее, хотя и является исключительно декоративным элементом. Интересна выпирающая консоль, в которой располагается балкон зрительного зала. Идея подобного архитектурного решения была взята у Константина Мельникова и его проекта Дома культуры имени Русакова.
Фото: pastvu.com
Помимо темы полёта, в здании можно заметить ещё одну важную метафору — это тема лёгкости и прозрачности. Кинотеатр не только являлся самым большим кинотеатром в СССР (более 2500 мест), так ещё и внутри можно было увидеть самый большой витраж. Обратите внимание на вход в фойе: он остеклён с трёх сторон и кажется совсем невесомым.
Фото: pastvu.com
Кинотеатр был трёхзальным: основной большой зал на 2500 мест, малый зал для демонстрации мультфильмов на 200 мест и второй малый зал для демонстрации хроники — тоже на 200 мест. Размер экрана большого зала — 29 метров, что тогда поражало зрителей своей масштабностью.
Здание кинотеатра сильно изменило облик площади. Теперь это не просто сквер и пустырь, а многоуровневое общественное пространство, первое в своём роде в 60-е годы. Достигли этого просто — за счёт лестничного пролёта, ведущего к кинотеатру и переброшенного над проезжей частью. Так образовалось большая единая прогулочная зона и любимое место встреч москвичей.
В 1990-х годах спрос на кинотеатры упал, да и не было практически никакой прокатной системы. Тогда часть здания отдали под казино и розничную торговлю. В 1997 году здание арендовала молодая и преуспевающая компания «Каро Фильм», которая после реконструкции открыла свой кинотеатр «Пушкинский». К сожалению, большие однозальные кинотеатры постепенно становились нерентабельными, и в 2012 году «Пушкинский» перестал быть кинотеатром и превратился в театр. С тех пор на его сцене ставят мюзиклы, а пространство теперь называется Московским театром мюзикла.
Ещё больше о перестроенных кинотеатрах Москвы читайте в нашем материале.
Кстати, после всех метаморфоз, которые перенесла площадь, от неё не отстали просто так. В 2000-х существовал план реконструкции, по которому под ней планировали разместить подземный паркинг. Но проект так и не реализовали.
С 2006 года существуют идеи восстановления Страстного монастыря на его историческом месте, но всерьёз такой проект не рассматривают. Пока что с 2012 года на площади стоит памятный камень, который напоминает о прошлом этого места.
Фото: ru.wikipedia.org
Поделитесь, какой вид площади вам нравится больше? Страстная площадь с монастырём или модерновый огромный кинотеатр на Пушкинской? Что важнее — сохранить историю или идти в ногу со временем и создавать новый облик города?