Часть 8 - Жалкая, ничтожная, нисколько не фашистская личность
VIII. Как слово Вани отзовётся?
Перед тем как перейти к рассмотрению ильинских разоблачений античеловеческой политики большевиков внутри советского государства – необходимо завершить вопрос с версией «мыслителя» и «патриота» в отношении виновности СССР во Второй Мировой войне. Почему это так важно? Потому что в статье 6 Устава Нюрнбергского трибунала значилось следующее:
«Следующие действия или любые из них являются преступлениями, подлежащими юрисдикции Трибунала и влекущими за собой индивидуальную ответственность:
а) преступления против мира, а именно: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений, или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий».
Вот что поначалу происходило во время «суда над КПСС» в отношении Нюрнбергского трибунала в качестве заявленной цели:
И вот происходило там дальше, в плане доказывания, например – агрессивных войн:
А вот что говорилось на «суде над КПСС» в отношении войны в нарушение международных договоров — согласно всё той же статье 6 Устава МВТ — являющейся преступлением против мира:
Ну, а теперь, как говорится, «перечитывая Ильина» – «великого» … «русского» … «патриота» … «мыслителя» … «философа»:
«РУССКАЯ ОККУПАЦИЯ ПРИБАЛТИКИ. После событий минувшей зимы можно было предугадать то, что произошло на Балтийском море в эти дни, т. е. оккупацию Литвы, Латвии и Эстонии советскими войсками»;
«на всех вновь захваченных территориях: в Бессарабии, Литве, Латвии, Эстонии и, разумеется, в течение последнего года»;
«Коммунистическое советское государство двадцать два года готовилось к «завоеванию мира». Оно развивалось как военное государство. Оно выступило как агрессор. Соотношение сил по численности сухопутных войск, военно-воздушным войскам и военно-морскому флоту между ним и маленькой героической Финляндией»;
«Советское государство начало эту войну как типичный «агрессор». О каких-либо притязаниях или враждебности со стороны Финляндии, которая до последнего момента демонстрировала уравновешенность, корректность и даже большую готовность пойти навстречу не было и речи»;
«Советский империализм — не русское, не национальное явление. Армия, которая сейчас сражается с финнами, в советском государстве всегда называлась «Красной Армией» или «Всемирной Красной Армией»;
«никто в мире не захочет больше поверить ни ему, ни его адвокатам в том, что «Сталин вовсе не думал о революционизации других стран», что он — «самый мирный и самый лояльный социалистический реформатор в мировой истории», что «его социализм будет добровольно принят другими народами» (как, например, в оккупированной Польше, где «счастливые» крестьянские массы «ликовали» по поводу коллективизации) и т. п. В действительности коммунист был и останется агрессором».
А вот менее конкретные, без привязки к «оккупированным» соседям, мыслишки Ильина, между прочим — заодно не стесняющегося сослаться на авторитетного для него Геббельса. Неконкретные мыслишки патриота России всё такие же — «обличающие» «имманентную» коммунизму агрессивность – вплоть до развязывания третьей мировой войны (вот уж не знал, что Черчилль к плану «Немыслимое» создал у наглосаксов компартию, а к Фултонской речи возглавил новый «Коминтерн» или был у Сталина замом по внешней политике):
«Волевая идея революционного социализма, поколебленная кое у кого из руководителей международной социал-демократии, оживает у коммунистов во всем своем радикализме, фанатичности и агрессивности»;
«Культурбольшевизм агрессивен и самоуверен»;
«Вся политика Советов такова: в качестве революционных термитов разъедать и крушить чужие государственные дома и в то же время уверять всех в своем миролюбии, подрывать чужую самооборону и объявлять ее «воинственной агрессией капитализма»»;
«в долгой, утомительной борьбе за мировую власть, начавшейся в 1917 году, у большевистского агрессора обнаружилась огромная брешь»;
«до тех пор не утихнет брожение и кипение и не умолкнет пропаганда недовольства, пока революционный агрессор не достигнет власти»;
«В ближайшие годы советское правительство попытается добиться общеевропейской коммунистической революции и объединить все европейские государства в огромный «всеевропейский» (а возможно, и «евроазиатский») коммунистический «Советский Союз». Место неудавшегося тоталитарно-германского рейха займет теперь создание тоталитарно-советской мировой империи»;
«Спустя некоторое время в советских газетах появились два примечательных документа, подписанных новым патриархом. Сначала — послание Православного Церковного Совета к христианам всего мира, в котором во веки веков: никакой пощады фашистам, а кто ратует за проявление милости по отношению к ним, тот недостоин называться христианином. Так начинает вырисовываться политическая линия нового «советского христианства»: агрессивная, воинственная, антифашистская (потому что прокоммунистическая), стремящаяся покарать и безжалостная»;
«Дальнейшие «свершившиеся факты» вершатся на бывшем военном фронте частично непосредственно Красной армией, частично коммунистически настроенными отрядами партизан. Первыми, например, осуществлен захват острова Борнхольм; последними — оккупированы Триест, Гёрц и Каринтия (Тито). Причем порою с самого начала известно, что планируется окончательная аннексия (Триест); а порою неизвестно, хочет ли агрессор произвести окончательную оккупацию на манер Гитлера или это делается для того, чтобы, как говорил Геббельс, позднее начать торговаться о более желанной территории (так это выглядело в Каринтии); иногда кажется, что здесь готовится передовой плацдарм для третьей мировой войны»;
«С волнением и тревогой смотрит остальной мир на действия Советского государства и его сателлитов, подобные действиям нацистов, и повторяет слова маршала Александера о «добыче земель» и о «первой агрессии» послевоенного времени»;
«советское правительство, которое только что возмущалось тоталитарными устремлениями Германии, теперь вступает на тот же путь тоталитарной дипломатии, т. е. агрессии»;
«Горе демократическим странам, если они окажутся слишком слабы ввиду большевистской агрессии».
Кто читал П.Г.Балаева – тот должен помнить его возмущение не ставшими на защиту, поджавшими хвост защитниками КПСС и СССР на тех самых заседаниях Конституционного суда – где по ильинским лекалам пытались затащить КПСС и Сталина в новый Нюрнберг. Кто читал П.Г.Балаева – тот знает, что Григорич уже тогда, обсуждая всё это на кухне со своими товарищами, «знал» – всё это не правда. И вот теперь, когда Ильина потихоньку делают суперсветилом патриотической философии и идеологии России (т.е. пытаются придать этой жалкой ничтожной личности капелюшечку авторитета) — Пётр Григорьевич уверяет (вместе с Дугиным) – бороться против наименования чего-либо в честь Ильина – это провокации или происки кого-то и чего-то там…
Как говорил старику Синицкому Александр Иваныч Корейко, «с любопытством поглядывая на борщ, в котором плавали золотые медали жира»: ««В борьбе обретешь ты право свое» – это эсеровский лозунг. Для печати не годится». И хотя Балаев не эсер – ему проще вести вечный бой с появляющимися и исчезающими головами гидры – «левыми эсторегами», нежели с официально пропагандируемой крысоматкой антикоммунизма – И.А.Ильиным. Балаеву проще рассказывать всем про «суд над КПСС» и громить тех, кто там не сопротивлялся и другим попыткам подвести КПСС под юрисдикцию Нюрнбергского трибунала согласно всё той же шестой статье Устава МВТ:
«Следующие действия или любые из них являются преступлениями, подлежащими юрисдикции Трибунала и влекущими за собой индивидуальную ответственность:
а) преступления против мира, а именно: [уже рассмотрены выше];
b) военные преступления, а именно: …[будут освещены дополнительно];
с) преступления против человечности, а именно:
убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам … независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет».
На «суде над КПСС» это выглядело так:
И так:
И вот так – в том числе по актуальнейшему ныне вопросу Катыни, причём тогдашние свидетели «святого Йозефа» понимали, что на Нюрнбергском трибунале была доказана вина нацистов и только нацистов в расстреле поляков в Катынском лесу, поэтому и занимались реанимацией версии Геббельса:
У Балаева: Лоскутов, Дугин и Ильин – это жалкие, ничтожные личности. В принципе – верно. Но есть нюанс – все приравнивания нацистской Германии и СССР, а также прочие античеловеческие деяния, приписанные Сталину и ВКП(б) — придумали Геббельс с Ильиным. Кто из них носит жёлтую майку лидера – об этом рассудит читатель, дождавшийся продолжения (но это не столь уж и важно – кто именно придумал «большой террор»). Насколько оправдано благодушие Балаева в отношении Ильина и чем вызвано некоторое соратничество Петра Григорича с Александром Геличем – это другой и в чём-то более важный вопрос… Но наиболее интересный вопрос заключается в том – чем является внешне выглядящая как подлизывание к Президенту, часто цитирующему Ильина, попытка Дугина назвать ВПШ в честь этого «мыслителя»? В 1997-м Дугин хотел добиться добровольной отдачи Россией Калининграда и Курил для выстраивания каких-то там, только Александру Гельевичу понятных, геополитических осей. И вот представим, как мировое сообщество вслед за Дугиным признает Ильина кем-то великим, плюнув на мнение Балаева об Ильине как о жалкой и ничтожной личности. Не придётся ли в этом случае России отстаивать Калининград с Курилами уже от вооружённой экспансии, вызванной тем, что Россия, как правопреемница СССР окажется виновной в развязывании Второй Мировой войны? Не есть ли это вроде бы подлизывание Дугина к Президенту не более чем дугинский план «Б» по реализации его предложений 1997-го года?
(продолжение следует)