Серия «Славянское фентези »

Перемахнул через куст, проскочил между деревьями, вылетел на середину площадки и застыл в ошеломлении, окидывая взглядом порушенных истуканов и превращенные в груду камней врата. Затем упал на колени, завыл, пряча в ладонях лицо. Рита тихонько села неподалеку, поджав к груди ноги. Что тут скажешь? Никакие утешения не заглушат боль, когда твой мир превращен в руины. Клен смолк неожиданно. Поднялся тяжело, будто старик, зачерпнул горсть земли, поцеловав, произнес:
– Прости, отец Сварог, – подошел к ближнему идолу, вновь поклонился. – Прости, мать Макошь, – шагнул к следующему, поклон. – Прости, Перун… Прости, Лада… прости, Велес… Прости, Дажьдьбог…
Он обошел все изваяния по кругу. И Рита каждый раз повторяла негромко за ним:
– Простите.
Мужчина приблизился к куче валунов, встал на колени и, коснувшись лбом земли, промолвил:
– Прости великий Род, отец всех богов. Виновен. Не защитил.
Слезы стояли в глазах у Клена, когда он сел рядом с Ритой. Сорвав травинку, бессмысленно крутил ее в руках и молчал. Молчала и девушка, давая время ему для скорби и прийти в себя.
– Это капище воздвигал мой дед, – проговорил он, смотря на свои ладони. – Закрываю глаза и вижу, каким оно было прежде: окруженное двумя рвами, с оградой из березовых столбцов, на возвышении из камней стоял Род, перед ним изрезанные рисунками врата, по обе стороны от них шли изваяния богов, посередине Сварог, вокруг жертвенные ямы, в которых горели костры. Здесь мне дали взрослое имя, здесь волхв назвал нас с Рябинушкой мужем и женой, сюда я хотел принести для благословения богов своего сына, как когда-то мой отец принес меня… – Он вновь замолчал, покривился. Желваки заходили на скулах. Сделав над собой усилие, продолжил: – Теперь это место мертво, здесь нет жизни. Боги ушли. Мы не смогли их защитить, как и себя. Ничего не осталось от моего дома. Как же так? Ладно, люди. Но боги… ведь они были так сильны.
– Неужели ты не знал, что стало с капищем? Не бывал здесь все это время? – спросила Рита.
– В последний раз я приходил сюда перед появлением чужаков, возносил требу, чтобы ребенок родился живым и здоровым. Боги меня не услышали. А потом, когда умер, будто преграда стояла, сквозь которую было не пробиться. Держали крепко корни дерева на одном месте. Только нынче вдруг ощутил свободу. Потянул зов. Я думал – это веление богов. Но ошибся. Нет больше богов, – Клен, обхватив голову руками, склонился к коленям.
– Есть, но другие. Сейчас считают, что создатель един, просто твои боги – это разные его лики.
Мужчина неприязненно дернул плечом, сбрасывая ее руку.
– Ты говоришь, как те чужаки, что вырезали мой род.
– Плоха не вера – плохи люди, которые подстраивают ее под свои цели, – Рита сунула в карман руку, вытянула медальон, вложила мужчине в ладонь. – Возьми в память о своих богах.
Он изумленно вытаращился на зеленоватый кругляшек, бережно взял пальцами, поднес к глазам.
– Это же амулет Перуна! Откуда он у тебя? – голос язычника дрогнул от волнения.
– Здесь нашла. Камень из-под ноги вывернулся с пластом земли. А под ним медальон в корнях травы запутался, – объяснила девушка.
Клен вскочил, заходил нервно перед Ритой, ероша волосы.
– Теперь понятно, откуда зов. Что меня потянуло, заставило искать тебя. Боги дали знак, а я решил, они мертвы, – он расхохотался, напугав Риту. Умом повредился при виде капища заброшенного? – Они живы, и они ведут нас. – Схватил девушку за руку, потянул к реке. – Я должен тебя спасти. Это веление богов. Ты – та, кого ищут столько столетий эти поганцы. Не допущу!
Мужчина спустился по обвалившемуся берегу к реке, Рита еле поспевала за ним. Остановился у воды, с тоской поглядел на противоположный берег, вздохнул.
– Иди. Как только перейдешь Алью, они до тебя не доберутся.
– Идем вместе.
Клен покачал головой.
– Мне туда нельзя. Как и им. Слышала про реку Смородину и мост через нее из мира живых в царство мертвых? – Он указал на другой берег. – Там твой мир. Тут мой и их. – Неожиданно привлек девушку к себе, провел рукой по волосам, коснулся виска поцелуем. И дохнуло на Риту родным, теплым: свежеиспечённым хлебом, запахом скошенного сена, вкусом молока и радостью детства. И не было в тот момент никого ближе и дороже этого мужчины. И стали враз пустыми, ненужными все прошлые знакомства и встречи. Был только он один в ее жизни, снах и забвениях прошлых жизней. Лишь одного его ждала и любила. И вот нашла, наконец. Потянулась к нему, потерлась щекой об бороду. Отозвалось его тело на ласку, обнял как после долгой разлуки. А потом вдруг закаменел, отстранил от себя. – По разную мы сторону жизни и смерти. Уходи. Забери только. Он тебе послан.
Сунул ей в руку медальон, легонько подтолкнул к воде.
– А я ведь даже не спросил, как тебя зовут.
– Рита. Маргарита, – поправилась она. – Как цветок.
– Удачи тебе, Маргаритка. Вспоминай обо мне, – Клен помахал рукой, развернулся и зашагал к лесу.
Рита посмотрела с грустью ему вслед, вздохнула и осторожно ступила на мокрый камень. Скользко, не сверзиться бы в реку! Переступила на второй.
Стрела ушла в воду в ладони от ее ноги. Через миг рядом с ней плюхнулась вторая. Дернувшись от неожиданности, девушка чуть не свалилась с валуна.
– Вертайся, сука, а то стрелами утыкаем! – прогремел за спиной голос.
Рита оглянулась. На склоне стоял Никифор со своей ватагой. Двое держали луки с готовыми сорваться с них стрелами. Едва она сделала вперед шаг, как одна впилась в бедро, другая чиркнула по руке. Девушка вскрикнула, пошатнулась. Упасть не дал очутившийся рядом Клен. Ухватил за талию, оттащил назад, под прикрытие нависшего козырьком берега. После чего вышел вперед, встал между девушкой и спускающимися вниз ватажниками. Рванул из ножен меч.
– А, старый знакомый, –ухмыльнулся Никифор. – Ну как, насладился сполна своим проклятием?
– Убирайтесь! Ее вы не получите.
– А ответь-ка мне, добр человек, чего это ты за девку вступиться вздумал? Впервые, за столько лет. Аль напомнила кого? Сеструху, женку, с кем мои ребятки потешились хорошо, прежде чем глотки перерезать? – вожак, уперев руки в бока, смотрел на противника с насмешкой.
Глаза Клена сверкнули обещанием смерти.
– Я долго ждал. И нынче ты ответишь за все сполна.
– Ой ли. Жаждешь умереть во второй раз? Так я с удовольствием тебе в том помогу. Отдай девку, и мы уйдем.
– Нет.
– Ты сам решил, – меч Никифора метнулся в грудь язычника. Тот увернулся, ответил ударом. Вожак рубанул с плеча, язычник встретил удар, отвел в сторону. Противники закружились, стараясь достать друг друга мечами. Звенела сталь, блестела в свете луны, но кровь еще не окрасила оружие ни одного из них. – Думаешь, я не знаю, чего ты о девке этой печешься, – прохрипел Никифор. – Светлая она. Для себя приберег. Решил с мостка скакнуть. Нелегко, чай, вечность деревом тянуть? И какой бережок выбрал?
– Тот, где не дам тебе больше убивать беззащитных, – выдохнул, тяжело дыша, Клен.
– Никак проклятие свое назад возьмешь и прощение нам даруешь? – Никифор обошел противника с боку, ударил. Раздался звон встретившихся мечей.
– Я лучше вечность деревом стоять буду, чем прощу вас, извергов.
– Тогда стой! – вожак, повернувшись, сделал выпад, рука с мечом пошла снизу вверх, обошла запоздавшую на миг защиту и вонзила клинок в живот.
Клен судорожно вздохнул, будто подавился воздухом, уронил оружие и упал на колени.
Никифор поглядел на окровавленный меч, присел перед противником.
– Глуп ты, язычник. Ничему тебя вечность не научила. А ведь могли вместе пройти через Смородину по мосту. Не захотел, – встал, обтер клинок об рукав, кивнул через плечо на едва начинавшую алеть узенькую полоску на востоке. – Упустил ты свой шанс поквитаться со мной. Рассвет близок. Не стоять тебе теперь даже деревом.
– Не тронь ее… Дам вам прощение… заберу проклятие, – слова Клену давались с трудом.
Вожак хмыкнул.
– Быстро ж ты меняешь решение. А кто грозился, что ни в жисть? Где же твердость слову своему и верность роду? Ты ведь из-за них нас на вечную муку обрек, вместе с невинными бабами и детишками. А знаешь, каково это – испытывать неутолимую жажду и голод, нестерпимое желание заснуть – а не в мочь? Знаешь, как умирать раз за разом в когтях ящера тьмы и воскресать заново, чтобы опять принять лютую смерть, видеть из века в век, как дети твои гибнут?
– Знаю, – прошептали губы Клена. – Вы такое с моими сотворили.
– И так-то ты чтишь их память? – Никифор рукоятью меча приподнял голову язычника, заглянул ему в глаза. – Предаешь их из-за какой-то девки. Даже мне такое в обиду. Прежде уважал за стойкость, а нынче презрения ты достоин. Не надобно нам твоего прощения. Без тебя сладим. У нас теперь девка есть. Умрет за нас, приняв все наши грехи на себя, как Христос, и души обретут покой. В одном загвоздка, – Никифор встал, подошел к вжавшейся в скалистый берег Рите, приподнял и резким ударом вогнал в девушку меч. Глядя в ее распахнутые от боли глаза, сказал: – Мне по нраву стала такая жизнь. Пусть лишь в полнолуние, но я чувствую себя живым, могу наслаждаться едой, питьем, бабами, проливать кровь. Это лучше, чем превратиться в прах. Потому забирай свою светлую себе, мне она без надобности. Я доволен своей судьбой.
Он толкнул обмякшую Риту к Клену. Она упала рядом с язычником, застонала, зажимая рану ладонями. Ватажники во главе с Никифором стали подниматься на берег. Нельзя было дать им уйти, позволить и дальше убивать. Девушка усилием воли вскинула вверх окровавленную руку с медальоном.
– Стойте! – из горла вырвался только слабый хрип. Но ватажники остановились, обернулись разом, словно кто толкнул в спины. Увидев амулет, посерели лицом. Дернулись было вернуться, отнять, а и шагу сделать не могут, спеленали невидимые путы. – Заклинаю Перуном, богом языческим, а также Христом, чью веру вы испоганили, под чьим именем смерть невинным несли, что окончен ваш бесконечный путь отныне и навсегда, а души проклятыми уйдут в ад и не найдут там искупления и обратной дороги ни при свете солнца, ни при свете луны, ни на закате, ни на рассвете. Кровь и жизнь моя тому нерушимая печать. Прими их Мара и захлопни за ними навечно врата.
Медальон вспыхнул огнем, и тела ватажников развеялись пеплом. Сил у Риты хватило только перевернуть на спину Клена.
– Откуда слова колдовские ведаешь? – выдавил он с трудом.
– Не знаю. Не я это говорила, другой кто-то, – девушка оперлась на локоть, приподняла край меховой безрукавки, глянула на его рану. Он перехватил ее руку.
– Неважно это. Тебя не уберег. Прости.
– Никифор говорил, если жизнь мою возьмешь, упокоение обретешь. Сделай! Все равно умру. Хоть не впустую, ради доброго дела, с родными соединишься, – Рита протянула ему меч. – Давай, пока не поздно.
– Не могу, – откинул Клен клинок. – Только не тебя – лучше деревом останусь.
– Зря, – уронила она голову ему на грудь. – Когда еще возможность подвернется.
– Хоть бы и никогда, – он повернул к ней лицо. – Жаль только, по разным дорогам разведут нас боги после смерти. Глаз твоих не увижу боле.
– А если попросить их не разлучать нас? Неужели откажут?
– Жить вечность духом леса, видеться лишь в полнолуние? Ты сама не ведаешь, чего просишь.
– Ведаю, – девушка переплела их пальцы, зажав между ладоней медальон. – Говори слова нужные. Где ты – там и я.
– Макошь, мать судьбы, соедини наши дороги в одну, – начал произносить Клен слова заклинания, а у самого в глазах мольба: «Не делай этого, не надо». Но Рита повторила за ним слово в слово. – Отец Сварог, кланяемся тебе и просим благословить наш путь. Лада, богиня любви, взываем к твоей щедрости, ибо сердца наши бьются вместе. Перун Громовержец, скрепи слова нашей клятвы на века. Кровь тому нерушимая порука.
Последние слова вылетели из ослабших губ торопливым шепотом. Только бы успеть, сказать до конца…
На востоке лениво разгоралось зарево просыпающегося солнца. Но лес еще окутывал сумрак, упорствовал, не давал лучам разбудить дремлющую природу и живность. Ночь неохотно уходила, прячась за стволами деревьев, в овражки и ложбины. Убегали тени, скользили по траве и листве, догоняя идущих впереди молодого мужчину и девушку. Они держались крепко за руки, но утро было безжалостно к ним. И вскоре их тела стали бледнеть, таять и растворяться в солнечном свете. Руки разомкнулись.
– Я буду ждать тебя, – пролетел шепот над травой, затерялся в ветвях деревьев.
– Скоро увидимся, – раздалось в ответ.
Ветер подхватил и унес остатки тумана в разные стороны. И шелестела листва ему вслед.

Полнолунье… это значит скоро
Будет миг, когда решают судьбы
Всех живущих, праздников и будней,
И любовей всех, и всех раздоров,
Птиц, летящих высоко и дико,
Взглядов, полных радости и боли.
Каждого дыханья, слова крика
И рябин и кленов в чистом поле.

Нет добра и зла, наверно, тоже.
Есть любовь – она неизмерима.
И нести ее так тяжко, боже,
Но как свет она необходима
Всем кто дышит, верит, ждет и злится,
Птицам и рябинам над водою.
Из всего, что было и случится
Лишь она одна всегда с тобою.

ч.5

ч.1— Я буду ждать тебя

ч.2— Я буду ждать тебя

ч.3— Я буду ждать тебя

ч.4— Я буду ждать тебя

– Эй, славница, очнись, – легкое похлопывание по щекам привело Наташу в чувство. Хотя, лучше бы она умерла. Открывать глаза не хотелось, но шлепки стали сильнее и пришлось прекратить упорствовать. Девушка разжала веки, взглянула на ненавистного Никифора. Ухмыляющаяся рожа едва не вызвала у нее стон отвращения. Перед глазами стоял его истинный облик, явленный вспышкой молнии. – Эк, как ты разомлела от настоящего мужика.
Стоявший рядом с вожаком Степан похабно заржал. Наташе было безразлично. Ее уже не волновало ничего, даже, что с ней случится дальше.
– Не обманула ты, девица, порушено капище. Уж не знаю, каким чародейством удалось это сделать, а хвала тебе от нас великая, – Никифор положил ладонь на плечо девушки. Ощутив, как она вздрогнула от его прикосновения, успокаивая, погладил. – Ну-ну, не пужайся, никто боле не обидит. Ступай со Степаном, он тебя к батюшке Пантелеймону сведет, исповедуешься ему.
Наташу приподняли, поставили на ноги, и она покорно поплелась за подручным Никифора. В душе, словно все умерло. Куда ведут? Зачем? Не имело значения. Только на миг вырвалась из пучины отрешенности, замерла в страхе, когда спустившись с холма, Степан прошел сквозь его недра и исчез в глубине. Она дернулась было назад, но ее рванули за руку и втянули внутрь холма…

– Показывайте вашу добычу, горе-воины, – Никифор развалился на сваленных в кучу рюкзаках, недоуменно крутя в руках фотоаппарат.
Вытолкнутая вперед Ольга упала на траву, краплёную кровью Антона и Сергея. Покривилась, ушибив колено. Упираясь на связанные в кистях руки, поднялась, взглянула с презрением на вожака.
– Это и есть ваша воительница? – Никифор с сомнением оглядел девушку с головы до ног. – Хлипковата, что б троих вояк ранить. Врете, сукины дети! – гаркнул, разбив фотоаппарат об землю. – Сами друг друга порезали из-за девки.
– Святую правду глаголим, – перекрестился один из ватажников. – Верткая сучка, еле впятером взяли, Петра как кабана одним ударом выпотрошила.
– Врут? – глянул на Ольгу с прищуром Никифор.
Девушка вытерла ладонями кровь с разбитых губ, криво улыбнулась.
– Нет.
– Кто обучал сражаться?
– Мастера рукопашного боя.
– Славные были у тебя учителя, – Никифор, размышляя о чем-то, хрустнул костяшками пальцев. – Пойдешь в мое войско?
– В это, что ли? – кивнула она на стоявших за ней ватажников.
Вожак расхохотался.
– А не высокого девка о вас мнения, браты.
Мужики зароптали.
– А чего не пойти, если приставать не будут, – пресек гомон спокойный голос Ольги. – Лихие у тебя ребята. Ловко они меня подловили.
Враждебность на лицах ватажников сменилась довольством.
– Ладушки, – хлопнул по коленям Никифор, вставая. – Испытание пройдешь, сестрой назовем.
Обняв Ольгу за плечи, повел вниз с холма. Ноги девушки стали непослушными, когда она увидела, куда шел вожак. У подножия, на сбитых крестом осинах, висел распятый Макс. Смотреть на него было невыносимо. Оголенный до пояса, отданный на съедение комарам и слепням, с засохшей кровяной коркой на разбитом лице и открывшейся от побоев раной в боку он походил на мертвеца. Лучше бы так и было. Но парень зашевелился, приподнял голову, заслышав приближающиеся шаги. Мутный взгляд скользнул по вожаку, остановился на Ольге. В нем отразилось то ли сожаление, то ли удивление. А, может, девушке это только показалось, и друг даже не видел ее? Макс был на грани смерти, но костлявая шла к нему медленно, наслаждаясь его страданиями. И они могли продлиться долго.
– Убей его, и станешь одной из нас, – Никифор подтолкнул девушку вперед, сам остался на месте.
К ней подошел один из ватажников, протянул меч.
Ольга взглянула на парня, потом на оружие.
– Руки развяжите, – буркнула хмуро.
Кинжал полоснул по веревкам на запястьях. Девушка неторопливо размяла затекшие кисти, взяла оружие. Приблизилась к другу.
– Прости, Макс, – сглотнула вставший в горле ком и быстрым движением вонзила меч под ребра парню.
Тот дернулся, издал всхлип и обмяк.
– И впрямь храбра, даже не дрогнула, – похвалил Никифор. – Огонь девка! Правой рукой моей будешь.
Ольга выдернула оружие из тела мертвого друга, неторопливо обтерла сорванным пучком травы, подошла к вожаку, поклонилась.
– Спасибо за честь, – и коротким ударом вогнала меч в грудь Никифора. Мужчина покачнулся, сделал шаг назад… затем ухватил за рукоять клинок и вытащил из тела. Осклабился.
– Хорошая была попытка. А теперь беги.
И Ольга побежала, виляя меж кустов и деревьев.
– Прохор, – скомандовал вожак. – Подстрели птаху.
Ватажник снял с плеча лук, наложил стрелу, прицелился. Взвизгнула тетива, только синее оперение мелькнуло в воздухе. Жалящей осой вонзилась девушке между лопаток, сбив с ног. Так и осталась лежать Ольга, раскинув руки и уткнувшись лицом в землю.
– Быстро бегала, да недолго, – промолвил Никифор.
– От стрелы мало кто убегал, – сплюнул ватажник.

Ладони пахли мятой и молодой листвой. Жесткая, в мозолях кожа царапала губы. А пальцы зажимали рот так, что даже вздохнуть трудно, не то, что закричать, хотя суровый голос незнакомца сразу предупредил.
– Заорешь – умрешь.
Рита молчала и смиренно перебирала ногами, двигаясь спиной за волочившим ее мужчиной. Даже не хотелось думать, куда тот тащит и зачем. Слезы лились по щекам. Боль в щиколотке была невыносимой, опираться на пятку стало совсем невозможно. Казалось, этот путь кошмара и боли никогда не закончится, как вдруг похититель остановился. Склонился и прошептал.
– Не кричи. Иначе они придут за тобой. И тогда мне тебя не спасти.
Она кивнула, хотя плохо понимала, почему мужчина решил скрыть ее от своих. Для себя вздумал приберечь? Или пожалел? Хотя, вряд ли. Видела Рита, какие они жалостливые. Антон с Сергеем о том лучше всего расскажут. А что стало с Максом и Наташей вообще неизвестно.
Хватка незнакомца ослабла, и ладонь перестала зажимать ей рот. Оборачиваться было страшно, но девушка пересилила себя. Мужчине навскидку было лет тридцать. Лицо строгое, худое, обрамленное короткой бородой. Глаза серые, взгляд колючий. Каштановые волосы, достигавшие лопаток, стянуты полоской кожи. На щеке и лбу два небольших старых шрама. Одет просто: из грубого некрашеного полотна штаны и рубаха, сверху меховая накидка – неужели не жарко в такую погоду в ней? – на ногах что-то на вроде чуней. На поясе меч.
На Риту накатила злость. Еще один ряженый!
– Что вам надо от нас?! Деньги, ценности? Мы бы все и так отдали, зачем же убивать? Что вы за нелюди!
Мужчина глянул хмуро на девушку, промолвил не с меньшей злостью:
– Я не из них!
– А кто ты тогда? – опешила она. – Одет так же, как и они.
– Не суди людей по одежке. У меня с ними разные дороги. И свой долг крови тоже имеется.
– Они убили кого-то из твоих близких? – в глазах девушки появилось понимание и жалость.
– Весь род, – промолвил хрипло мужчина. Отвернулся, прислонился лбом к дереву, прошептал еле слышно. – Рябинушка, любимая. Прости, не уберег.
– Весь род, – ахнула Рита. Похоже, банда действовала с размахом. – А в милицию обращался? В МЧС звонил?
– Я не знаю таких богов. Если сами Сварог и Перун не помогли, отвернулись, какой резон заступаться за нас чужим богам?
Мужчина явно был не в себе от пережитого горя, тронулся слегка умом. Впрочем, Рита сама была недалека от этого состояния. Но подошла, положила сочувственно руку на спину незнакомца.
– Как тебя зовут?
– Клен.
Она вскинула удивленно голову. Надо же, как и героя легенды. И семью тоже убили всю… И племя…
– А где стояла твоя деревня? – спросила она внезапно севшим голосом. Мысли одна неправдоподобнее другой роились в голове. Но этого не могло быть на самом деле! Сказки не оживают. Мертвецы не возвращаются. Не убивают.
– В полуверсте отсюда, возле Альи, – ответил Клен.
– А неподалеку капище с деревянными идолами, – голос звучал совсем безжизненно. Ноги стали ватными. Но нельзя терять сознание. Нельзя! Нужно быть сильной! Ради погибших друзей!
– С богами, – поправил мужчина, взглянув на нее озадачено. – Откуда знаешь про капище?
Рита замотала головой, отходя назад.
– Это неправда. Признайся, что ты просто пугаешь меня! Это такая игра. Ты ролевик и изображаешь парня из легенды. Я поверила. Хватит!
– Я не ролевик. Я из племени хартов, – мужчина все больше не понимал, что происходит. – Ты бледна, точно луна. Тебе плохо?
– Сколько тебе лет?
– Было двадцать четыре, когда умер. Теперь не знаю. Столько веков прошло – не счесть.
Зажав рот ладонью, Рита тихо заскулила.
– Почему ты плачешь? Ты боишься меня? – Клен шагнул к девушке, но заметив панический ужас в ее глазах, остался на месте. – Я не причиню тебе зла. Поверь. Я – не они.
– Тебя утыкали стрелами на берегу реки, а потом ты стал деревом, – слова давались с трудом, но Рита должна была убедиться, что не спятила. И все происходит на самом деле.
– Все так и было, – произнес медленно мужчина.
– Ты ведь умер! Зачем же ты явился?! И какого черта восстали они?! – сорвалась девушка на крик, потом опомнилась, перешла на шепот. – Что вы забыли здесь полтора тысячелетия спустя?
– Это я виноват, – Клен опустился на землю, сгреб в кулак опавшие листья. – Я проклял их. Проклял, не подумав, призвав богов в свидетели и помощники. Я отнял у них право на упокоение, и вот каждое полнолуние они возвращаются из мира мертвых в надежде найти чистую душу, что снимет с них проклятие и окончит вечный путь.
- Поэтому их не убить, – с обреченностью промолвила девушка. Мужчина кивнул. - А прекратить это никак нельзя?
- Можно, - неохотно ответил он, и тут же произнес жестко: - Но этому никогда не бывать.
– Если ты простишь их, – догадалась Рита.
–Моего прощения им не получить! – отрезал мужчина.
– А как насчет тех, кого они убивают в полнолуние?!
– А как насчет моего племени? Ты готова простить им смерть своих друзей? – Клен удовлетворенно кивнул на молчание девушки. – Вот и я нет.
– Зачем же ты здесь? Оставался бы деревом на обрывистом склоне, безмолвным свидетелем чужих смертей по твоей милости. Так ведь проще, – она не успела даже вскрикнуть, как Клен преодолел расстояние между ними и, стиснув пальцами ее подбородок, процедил.
– Ты понятия не имеешь, что мне выпала за судьба, чтобы обвинять. Я лучше бы умер вместе со своими родичами, чем видеть из полнолуния в полнолуние, что они творят, и не иметь сил их остановить. Проклятие – коварная вещь. Оно возвращается и к тому, кто его произнес, – мужчина вдруг пораженно застыл, разглядывая ее лицо, будто увидел в нем что-то особенное. – Как же вы похожи. Почему я сразу не заметил. Может быть, поэтому…
– О чем ты?
Он отпустил ее, ладонью прикрыл себе глаза. Помолчав, сказал:
– Я постараюсь тебя спасти. Укрыть где-нибудь до утра. С рассветом они уйдут в свой большой дом с крестом, что в холме. Только ты должна меня слушаться и делать все, что скажу.
– Что именно?
– Не шуметь, – Клен быстро зашагал между деревьями, подныривая под ветками, переступая через коряги. Ни один сучек не треснул под его ногой. Рита старалась не отставать и двигаться так же бесшумно, но получалось плохо, нога болела, щиколотка опухла. Вдоволь ободрав руки и лицо, она схватила мужчину за рукав. – Может, чуть сбавишь темп? Я не успеваю. И куда вообще мы идем?
– Не шуметь – это не болтать, не стонать, не ругаться, когда цепляешься за сучки и пеньки. Ты переполошила все окрестности, – выговорил он ей, как нерадивой ученице наставник. – Чем незаметнее ты себя будешь вести, тем больше надежды уцелеть. Они чуют жизнь и будут идти по следу, как волки.
Рита сама не поняла, почему заплакала, ведь язычник не сказал ничего обидного. А накатило вмиг: ожившие мертвецы, гибель друзей. И полились слезы. И не остановить их. Мужчина смягчился, погладил ее по щеке.
– Я должен увидеть капище, потом отведу тебя за Алью, там ты будешь в безопасности. Через реку им не перейти, вода для них как стена. Знаю, тебе нелегко и страшно, но ты должна забыть на время и про усталость, и страх, и что против тебя, беззащитной, толпа вооруженных ворогов. Попадешься им – не помилуют. – Он притянул ее к себе, обнял. – Не робей. Я с тобой и в обиду не дам. Верь мне.
-У меня нога болит, – хлюпнула она носом. – Наступать не могу.
Клен присел, ощупал ей щиколотку. Девушка напряглась, ожидая вспышки боли. Но руки мужчины были осторожны и нежны.
– Сядь, – велел он. Рита послушно опустилась на землю. Язычник протянул ей ветку. – Закуси.
Вот теперь ее заколотило по-настоящему. По военным фильмам помнила, что обычно следовало за этими словами. Дрожащими руками запихнула ветку в рот, зажмурилась, вцепившись пальцами в траву.
– Не бойся, я ласково, – проговорил Клен, обхватив ее ступню ладонями. Улыбнулся и дернул резко. У девушки потемнело в глазах от пронзившей щиколотку боли. Это называется ласково?! За такое целительство убивать надо. Потом вспомнила, что он и так мертв. Да и в ноге боль притупилась. Язычник тем временем оторвал от рубахи кусок подола, туго перевязал ей ногу, помог встать. Отыскал подходящую для посоха палку, чтобы она могла опираться на нее во время ходьбы. – Готова идти дальше?
Рита кивнула.
– Вот возьми, пожуй, боль уменьшит, – сунул он торопливо ей в руку какую-то травку, смущенно отдернул ладонь, когда их пальцы соприкоснулись.
Клен уже не торопился, как одержимый, и дорогу выбирал полегче, чтобы Рита поспевала за ним. Но на подходе к капищу вдруг выдернул руку и помчался вперед.

ч.4.

ч.1— Я буду ждать тебя

ч.2— Я буду ждать тебя

ч.3— Я буду ждать тебя

Звон колоколов оборвался резко, будто нажали на кнопку и выключили диск. Что-то в этом было обрекающее. Друзья сбились в кучу, озираясь. А потом студенты увидели между деревьев тени. Одна, две, три, четыре…Они приближались, обретая форму людей. Незнакомцы были обряжены в необычную одежду, которую носили сотни лет назад: меховые безрукавки, вышитые рубахи, подпоясанные кушаками, яловые сапоги, мечи на поясах. И сами незваные гости напоминали людей давно канувшей в прошлое эпохи.
– Ну мы и дураки. Это, похоже, ролевики, – выдохнул, успокоившись, Антон.
– Или кино снимают, – поддакнул Сергей.
– Сейчас узнаем. Девчонки, скройтесь-ка в палатке на всякий случай и не высовывайтесь, пока мы не разберемся, что это за люди. Нож прихватите, – Макс достал убранный в рюкзак пистолет.
Глядя на него, Антон вооружился топором, Сергей саперной лопаткой.
– Ближе не подходить! Буду стрелять! – крикнул Макс, направив оружие на приближающихся людей.
– Нехорошо вы гостей принимаете, не по обычаю русскому, – долетел ответ.
– Сначала скажите, кто вы? Потом поговорим, – отозвался Антон.
– Мы переселенцы с Дона. А село наше недалече отсель, в версте. Вольновка называется. Али не слышали?
– Точно ролевики, заигрались, мать их, даже говорят, как в старину, – Сергей сплюнул с досады, злясь на незнакомцев за пережитый недавно страх. Было стыдно за минуты слабости и перед собой, и перед друзьями. Проклятый дед, все из-за его дурацкой байки.
Но Антон с Максом держались по-прежнему настороже. Смущало их что-то в обряженных в старинные одеяния шутах. Сейчас развлекаются, кто как может. Отчего же не отпускает ощущение угрозы? Оно прямо обволакивало холодом, раздражала нос неприятным запахом. Догадка, что это за запах, заставила их лица посереть. Пахло смертью. Могильной сыростью и разложением.
Пара минут понадобилась им, чтобы осознать, кто с ними разговаривает. И за это время незнакомцы вдруг очутились на вершине холма. Впереди шел ражий детина с лохматой черной бородой. Шагал уверенно, напористо, точно по своему полю. Только руки его сжимали не плуг, не косу, а меч, поблескивающий в закатном свете. За вожаком двигались – под стать ему – такие же крепкие мужики: кто с копьем, кто с палицей.
– Стоять! Дырок в башке понаделаю! – заорал Макс, щелкнув предохранителем.
– Да ну? Забавное у тебя оружие. Неужто и убивать умеет? – осклабился вожак. Однако остановился, расставив ноги, упер руки в бока. С интересом взглянул на парней. – Вы кто сами будете, хлопчики?
– Мы туристы, – ответил за всех Антон.
– Это что за народ такой – туристы? Не слыхал, – вскинул бровь мужчина.
– Туристы не народ. Это образ жизни, – Сергей скривился, поняв, что ляпнул не то.
– Вера, значица. И кому молитесь? – спутники вожака придвинулись ближе с угрозой в глазах.
– Туристы – это люди, которые любят путешествовать. Путники мы. И неприятности нам не нужны, – Антон попытался выдавить улыбку. Друзья глянули на него с недоумением, когда он заговорил как пришлые: – Милости просим, дорогие гости, разделите с нами нашу скромную трапезу. Что бог послал.
Вожак взглянул с усмешкой на парней, подошел к расстеленной на земле клеенке, наклонившись, цапнул с нее шампур с мясом.
– Что Бог, говоришь, послал? – откусил и тут же выплюнул. – Что за гадость вы жрете? Будто лягушку проглотил. Не особо вас любит Бог, если посылает такую снедь мерзкую.
– Обычное мясо, свинина, – пробормотал Сергей.
– Видно, кормили ее дерьмом, если она на вкус такова, – спутники вожака дружно заржали. Правда, глаза у них так и остались точно льдинки, бесстрастны. Их предводитель захватил на этот раз бутылку водки, недолго думая, отбил мечом горлышко, плеснул содержимое в рот, изрезав губы. – Вот это доброе питье. А теперь поговорим о Боге, в которого вы веруете. Кому поклоняетесь, туристы?
– Христа чтим, – перекрестился Антон.
Вожак кивнул. Отбросил в кусты пустую бутылку.
– Христа, значица. Это ладно. Только где ж твой нательный крест?! – никто и охнуть не успел, как его рука с мечом стремительно взлетела в воздух, рубанула Антона по шее. – И крестился ты, хлопче, не верно, - сплюнул презрительно мужик.
Макс с Сергеем в оцепенении уставились на покатившуюся по склону голову друга, роняющую на траву багровые капли крови. Поверить в происходящее было невозможно. Этого не правда! Мертвецы не оживают, не пьют водку и не убивают мечами. Это просто легенда, сказка! Только тело Антона, лежавшее у их ног говорило об обратном.
Меч вожака уперся в горло Сергею.
– В кого ты веруешь, хлопче?
– В Христа. В Христа. Клянусь, православный я. Вот крест, – трясущимися руками Сергей вытащил из-под спортивной кофты золотой крестик, вытянул вперед, чтобы его лучше разглядел мужчина.
Вожак кивнул. Хищный оскал исказил лицо.
– Крест есть. Веры нет!
Взмах мечом, и голова Сергея свалилась в траву.
– А, сволочи, получайте!
Макс отскочил назад, выстрелил три раза в мужчину. Оставшиеся в обойме патроны выпустил в других мертвецов.
– Отважный, но глупый, – произнес вожак. В два шага очутился возле парня и оголовьем меча ударил его по лицу. Макс упал, оглушенный, на землю. – Распять, паршивца!
– Никифор, с ними вроде девки были, – зашептал ему на ухо один из ватажников.
Предводитель повел бровью, бросил заинтересованный взгляд на палатки.
– Проверь их халупы, – сам уселся на перевернутое бревно возле клеенки, засунул пальцы в открытую банку с ананасами, вытянув пару колечек, отправил в рот, хмыкнул удовлетворенно. – Хороша заморская снедь.
Поглядел, чем бы еще поживиться…

То, что от поднявшейся на холм ватаги мужиков ничего хорошего ждать не приходится – стало ясно сразу. Чувствовалась в них нахрапистость, привычка брать чужое, как свое. Но еще теплилась надежда, что мальчишки разрулят как-то конфликт, избавятся миром от незваных гостей… Пока голова Антона не свалилась в траву. Стыдно признаться, но именно парализовавший их шок, отнявший на миг голос, не позволил выдать своего присутствия.
– Бежать надо, – прошептала Ольга, первая пришедшая в себя после потрясения. – Спрятаться.
– А как же мальчики? Я Сережу не оставлю, – уперлась Наташа. – Мы должны помочь.
– Как? С одним-то ножом! Только обузой для них станем, если попадемся этим психам ряженым. Глупо умирать всем вместе.
– Ольга права, – промолвила Рита, – надо бежать. У Макса пистолет. Отобьются. Мы только свяжем им руки. Вернемся, когда они будут в безопасности.
Вместо ответа Наташка всхлипнула, затрясла головой, указывая пальцем на поляну. Сдерживаемые рыдания готовы были выплеснуться истерикой.
– Заткнись, сука, погубишь всех нас, – прошипела Ольга, зажав ей рот.
Отстранив приглушенно завывающую подругу, Рита с опаской припала глазом к щели в пологе палатки. От увиденного она тут же зажмурилась, сдерживая слезы. Ольга поняла все без слов, взгляд сделался жестким.
– Уходим.
А через миг грянули выстрелы. Один, второй, третий…
Спортсменка разрезала ножом заднюю стенку палатки, выкатилась наружу и поползла к темнеющим деревьям. Оглянувшись, махнула подругам рукой, зовя за собой. Рита не отрывалась от щели в пологе до последнего, все надеялась, что Макса минет судьба друзей, пока чудом уцелевший вожак шайки не сбил его с ног. Девушка знала, парню больше не подняться.
– Идем, Натка. Надо теперь самим спасаться.
Выскользнула в дыру, поползла к Ольге. Добравшись до деревьев, скатилась в овражек, где ее поджидала подруга.
– А где эта чумная, почему не идет?
Рита с удивлением обернулась. Ей казалось, Наташка ползет следом. Но ее голова только появилась в проеме располосованной стенки палатки. Девушка выкинула вперед рюкзак, который покатился со склона прямо к их овражку, и только затем собралась вылезти сама. Но тут мужская рука вцепилась ей в волосы и дернула назад.
– Бегите! – зазвенел надрывно голос подруги. А потом захлебнулся, будто кто перехватил горло ножом.
Схватив рюкзак, Ольга рванулась в чащу. Рита помчалась следом, но время от времени оглядывалась, хотя надеяться было глупо. Сзади следовало ждать лишь погоню. Надежда, как оказалось, в последние полчаса вещь такая же реальная, как Дед Мороз.
По ощущениям Риты, они убежали далеко от холма, но ночной лес мог водить их кругами или того хуже, завести в болота. Было удивительно, что за ними никто не гнался, они с Ольгой создавали такой шум, несясь по лесу не разбирая дороги, что без труда можно понять в какой стороне их искать. К счастью, им везло. Преследователи не дышали в спину, не хватали за волосы. Едва только девушка подумала об этом, как нога угодила в ямку, подвернулась и щиколотку охватила боль. Рита растянулась на земле, ободрав щеку. Попыталась встать, вскрикнула, вновь осела на землю.
– Бежать можешь? – спросила вернувшаяся назад Ольга.
– Вряд ли, – покачала девушка головой.
Подруга посмотрела на нее задумчиво и с сожалением. Рите не понравился ее взгляд.
– Прости, но сейчас каждый сам за себя. Вдвоем нам не уйти. Спрячься куда-нибудь и не высовывайся. Если я сумею добраться до людей, то приведу помощь. Ты только продержись. Я быстро.
Рита надеялась, что ее улыбка не выглядит жалкой.
– Иди.

– Вот, поймали одну, а две другие сбегли, – проговорил ватажник, кинув к ногам вожака Наташу.
– Ничего, нынче наше время, никуда не денутся, – обтер Никифор рот рукавом. Затем приподнял голову девушки за волосы. – Что это у тебя с лицом, разукрашена вся: хворая или шаманка? – указал он на порезы, смазанные зеленкой.
– Я не шаманка, – пролепетала сквозь слезы девушка. – Я вообще сюда ехать не хотела… их отговаривала. А они… придурки… не послушались… Отдыха на природе им захотелось! И капище это проклятое! Не надо было туда ходить. Все из-за него!
– Капище? – насторожился, как охотничий пес, вожак. – Что вы делали на капище?
– Мы только посмотреть хотели. А врата возьми и рухни, осколки во все стороны, мне в лицо, Максу в живот, – Наташа поперхнулась словами от стиснувшей горло ладони вожака.
– Врешь, курва, не могли врата сами рухнуть. Их шестеро здоровых мужиков пытались повалить – не вышло, веревки полопались, глаза им повыбивали, кого задушили. А у вас взяли и рассыпались?
– Сходите – проверьте, одни осколки от них остались, – прохрипела девушка. Подняла дрожащую руку, перекрестилась. – Бог свидетель.
Хватка железных пальцев ослабла на горле.
– Степан, проверь, – вожак подтянул Наташу ближе, заглянул ей в глаза.
–Крестишься ты верно, но если солгала – на ремни порежу.
– Христом клянусь, правду говорю.
– И крест имеется?
– А как же без него, – девушка потянула из-за ворота майки цепочку с крестом – из самого Иерусалима привезли, в соборе Христа Спасителя крестилась в Москве. И молитвы знаю. Отче наш, Иже еси на на небесах… – затараторила она.
Вожак поднял руку, давая знак замолчать.
– Ладно, девица, верю. Только как ты с этими язычниками повязалась?
– Уговорили поехать вместе. Грех попутал.
– Бывает, – степенно произнес Никифор, погладив ее по голове. – Все мы не без греха.
Наташка потупила взгляд, изображая смирение, а на деле пряча радость. Поверили. Пригодился теткин молитвенник и ее комариное зудение, чтобы она выучила хоть пару молитв. Кто б знал, что жизнь ей спасут.
– Только теперь ты очиститься должна, снять с себя скверну, что подцепила от язычников и доказать, что по-прежнему верна вере христовой.
– Доказать? Как? – растерялась девушка.
Взгляд Никифора стал масленый. Губы расплылись в похотливой улыбке. Руки потянулись к штанам.
Наташа побледнела. Отвела глаза и медленно потянула с плеч ветровку…

Найденный в рюкзаке компас точно взбесился. Стрелка крутилась в безудержной пляске, вращаясь то вперед, то назад. Ольга со злости закинула его в кусты и попыталась взять себя в руки. Вот уже час она бродила вокруг проклятого холма. Неладное девушка заподозрила, когда вышла к нему в первый раз. А ведь, казалось, километра три пробежала, удаляясь от их лагеря, но жарко полыхающий на вершине огонь и мелькающие в его свете тени говорили об обратном. Ольга была не в силах поверить, что сумела заблудиться. С ее-то умением ориентироваться на местности, да в такую лунную ночь, когда под ногами видна каждая веточка, что и без фонарика спокойно обойтись можно. Но когда в третий раз вернулась к холму, внутри нее уже все кипело от злости. Сбросив на землю рюкзак, спортсменка повела натруженными плечами, покрутила головой, избавляясь от поселившейся в спине боли, будто и не носила прежде тяжести по много километров. Хруст ветки за спиной заставил ее вздрогнуть. Подхватив с земли рюкзак, она быстро оглянулась. Из-за дерева вышла тень. Сбоку появилась другая, чуть в отдалении от них третья. За спиной кашлянул четвертый.
– Привет, красавица, заждались мы тебя. Может, хватит бегать?
Ольга улыбнулась, кивнула, а потом резко развернулась, швырнула в стоявшего позади ватажника рюкзак, сбив его с ног, и метнулась в чащу. Возможно, ей и удалось бы убежать, если бы не саданувшее по ногам копье прячущегося в зарослях кустов пятого мужика. Девушка полетела кубарем, разбив нос об торчавший из-под земли корень. В глазах на миг потемнело. Но она сумела заставить себя вскочить, принять оборонительную стойку. Пальцы дернули привязанный веревкой к левой руке нож.
– Ба, да ты никак, девонька, с нами сражаться собралась? – заржали ватажники, вальяжно окружая ее.
Зря они потешались. Ухмылки на их лицах исчезли бы, знай они, что Ольга вела курс самообороны. Первого напавшего, расставившего широко руки и решившего с ней поиграть она легко отправила посидеть на травке, зажимая руками распоротое брюхо. Остальные на его примере сразу собрались, потянулись за мечами.
– Живьем брать суку, – прохрипел один из ватажников, отлетев от удара Ольги в кусты.
Мужики налетели скопом и отмахиваться ото всех одновременно стало невозможно. Она исхитрилась ранить еще двоих, но удар по затылку опрокинул саму на землю. Чья-то рука схватила ее за волосы, задрала вверх голову, в шею уперлось лезвие кинжала.
– Только дернись, – прошипели угрожающе на ухо.
Ольга медленно подняла вверх руки…

Кровь сочилась в горло из прокушенных губ. Ее вкус и бьющий в нос запах мертвечины вызывали тошноту. Наташа зажмурила до слез глаза и уговаривала себя потерпеть, потерпеть еще немного – жизнь того стоила. Никифор врезался в нее грубо, жестко, глубоко. Низ живота болел от его движений и проникающего холода, будто в нее загоняли ледяную палицу. Скорее бы все это кончилось. Спрятаться, уйти в себя, отключиться от реальности, иначе спятит. Надо думать о чем-то другом, прекрасном. Море. Анапе. Горячем песке. Солнце. Но когда вожак выгнулся на ней и издал рык наслаждения, Наташа невольно разжала веки. На ярко светившую, точно фонарь, луну наползла туча, бросив хищную тень на землю. Черноту неба разрезала молния. Огненный всполох озарил холм, высветил пятном лицо вожака: пустые глазницы, лысый череп, куски разложившейся плоти, свисавшие с потемневших костей, беззубый рот. Наташа закричала от ужаса и потеряла сознание…

Идти было больно. Щиколотка слегка опухла, и каждый шаг давался с мукой. Рита хромала, опираясь на подобранную палку.
Спрятаться. Нужно спрятаться. Но где?
Более глупого вопроса не придумаешь, находясь ночью в лесу, но на деле найти подходящее место оказалось не так-то просто. Лес заливал лунный свет, пронизывая каждое дерево, освещая каждый куст. Раскидистые сосны не давали нужного укрытия, ветви находились или слишком высоко, или слишком низко: не подлезть, а там, куда удалось девушке пробраться – ее легко могли заметить. Рите хотелось превратиться в белку и скрыться в дупле, или стать зайцем и забраться в нору. На зайца она и походила: дрожащая от холода и страха, вздрагивающая при малейшем шорохе. Внезапно раздавшийся крик совы чуть не вызвал у нее истерику, и только мысль, что тем самым она выдаст свое местонахождение, удержала от желания разрыдаться.
Овражек.
Глубокий темный овражек, вот что ей необходимо, лучше – заросший кустами. Девушка бродила больше часа, но ничего подходящего для укрытия не нашла. Туча набежала на луну, притушив ее свет, и желанная темнота окутала лес. Только теперь стало еще страшнее, неизвестно, откуда могут появиться бандиты. То, что напавшие на них люди были бандиты – она не сомневалась. Непонятно лишь, как остался жив после трех пуль вожак.
Девушка замерла, заметив впереди возле дуба фигуру. Первым желанием было рвануть наутек, но с больной ногой не побегаешь. Приглядевшись, она с облегчением различила у прислонившегося к дереву человека светлые волосы до плеч, как у Ольги. И фигура вроде ее – стройная, спортивная. Но что она тут делает? Рита надеялась, подруга уже далеко отсюда. Возможно, поднимает милицию и народ на помощь. И вдруг стоит себе в задумчивости у дерева.
Она проковыляла к дубу, протянула руку к плечу девушки.
– Оля?
Та обернулась, и у Риты в груди все оборвалось. Перед ней стоял мертвец. Незнакомая молодая женщина с пустыми глазницами на полусгнившем лице. Безгубый рот ощерился, костлявая рука протянулась вперед.
– Попалась, – прокаркал живой труп.
Крик застыл в горле ледяным комом. Рита отшатнулась, краем глаза уловив какое-то движение сбоку. В голубом свете выплывшей из-за тучи луны сверкнуло лезвие меча, и голова женщины слетела с плеч, покатилась в кусты. А потом крепкая ладонь зажала девушке рот и ее куда-то поволокли…

ч.2

ч.1— Я буду ждать тебя

– Вроде пришли. Ну да, все сходится. Как и говорил Вареник: холм, слева овражек, справа засохший раздвоенный дуб, – Антон оглядел быстро местность, сложил карту, сунул в рюкзак. – Привал. Ставим палатки здесь, – раскинул руки в стороны и закричал во все горло: – Я свободен!
– Ага, от сессии и родичей, – подтвердил Макс, плюхнувшись рядом на траву. Вытянул ноги, блаженно вздохнул. – Фу, устал. Столько отмахать по чащобе.
– Надо же, наши мальчики притомились, а еще мужчинами себя называют, – Ольга легко поднялась на холм, насмешливо глянула на парней. – И как в старину по несколько часов без устали на мечах рубились? А потом еще любовью занимались ночь напролет.
– У них были женщины добрые и покладистые, а не язвы, шпыняющие через каждые десять шагов, что кому-то не помешало бы заняться спортом, – съязвил Макс.
– Вам не надоело пререкаться? Посмотрите лучше, какая красота вокруг! – следовавшая за Ольгой Рита застыла в восхищении, любуясь пейзажем.
Лес простирался, куда хватало взгляда. Девственный, не потревоженный вырубками, колеями дорог и следами присутствия человека. Здесь, действительно, охватывало ощущение полной свободы, родства с природой. Не давила серость небоскребов, городская суета, запах раскалившегося асфальта. Даже мысли наполняли голову возвышенные, поэтичные. Будь Рита посмелее, она тоже раскинула бы руки и закричала, как Антон. Или продекламировала вслух: «Люблю я пышное природы увяданье. В багрец и золото одетые леса…» Но сейчас не шестидесятые и порыв к чтению стихов вызовет лишь усмешки друзей.
Раскинувшийся на траве Макс приподнялся на локте, сдвинув на лоб солнцезащитные очки, глянул на пустой склон.
– А где наша парочка отставших искателей приключений?
– Вон ползут, языки на плечо вывалили, – хмыкнула Ольга. Ей, спортсменке, занимающейся скалолазанием и рафтингом, казалась недопустимой и постыдной подобная хилость в людях, не способных пройти десяток километров, подняться на горку без отдышки или катить на велосипеде несколько часов.
– Эй, черепахи, бойчее шаг, а то все пиво выпьем, – крикнул, подначивая Макс. – Кстати, о пиве, где оно у нас тут холодненькое, родненькое?
Он полез в рюкзак, звякнули бутылки. В этот момент на холм поднялась последняя пара туристов.
– А внизу нельзя было расположиться, обязательно лезть на верхотуру? – Сергей недовольно сопел, пот лил с него ручьем.
Бредущая позади Наташка угрюмо молчала – устала ныть всю дорогу. На ее гундение, что можно было снять домик у озера и отдохнуть по-человечески, в комфорте, давно никто не обращал внимание. В домике у озера – обыденно, а тут романтика, в глуши леса, ни одной рожи поблизости. Эх, тянет порой людей к своим корням, что не говори. Хочется окунуться в мир дикой природы, почувствовать себя покорителем неизведанных земель, человеком древности, не испорченным цивилизацией.
Вдохновленные этой идеей друзья решили рвануть куда-нибудь в лесную глушь на каникулы. Это потом, в дороге, начались уже недовольства и предложения вернуться назад. Большинством голосов постановили следовать намеченному плану, и Наташке с Сергеем пришлось смириться и плестись за всеми.
– И ради этого мы тащились сюда столько километров по лесу? Меня комары сожрали всего, даже спрей не помогает, – продолжал ворчать Сергей, пристроившись на сброшенный рюкзак.
– Надеюсь, бутылочка целительного напитка спасет твою загубленную жизнь, – Макс протянул ему пиво.
Наташка от угощения отказалась, достала фляжку с водой, жадно припала к горлышку. Пиво она не любила.
– Полчаса на отдых, потом разбиваем лагерь, – распорядился Антон.
Сергей выразительно покосился на друга, но промолчал. Большими звучными глотками опустошил бутылку. Пиво улучшило ему настроение и придало сил. Он вдруг воспылал жаждой бурной деятельности. Хлопнул в ладоши, расправил плечи.
– Ну что, ставим палатки и разводим костерок?
– Вот что делает с человеком божественная амброзия, – Макс посмотрел на солнце через пустую бутылку. – Вкусновато, но маловато, – передразнил он Машку из мультфильма. – Никто не хочет поделиться со страждущим своей долей?
Всеобщее молчание стало ему ответом.
– Так и знал, нет героев больше на Руси Матушке. Никакого самопожертвования в людях не осталось.
– Все, братья и сестры мои, пора за работу, – провозгласил Антон. – Распределяем обязанности. Одни идут за водой, река по карте отсюда в трехстах метрах на северо-востоке, то есть… – он завертелся, определяя направление.
– Я знаю, в какой это стороне, – прервала его муки Ольга. Вылила в котелок остатки воды из фляжки, зацепила еще парочку, опустевших по дороге. – Кто со мной?
– Пошли, – поднялась Рита, надкусив выуженное из сумки яблоко.
– Вот и ладненько, девчонки за водой, мальчишки ставят палатки и разжигают костер, – Антон снял свитер, взялся за топор.
– Я не пойду, вдруг там медведь или волки, – заупрямилась Наташка. – А, может, и того хуже, бандюки какие.
– А на этот случай у нас кое-что имеется, – Макс залез в рюкзак, порылся в нем и вытащил пистолет.
– Газовый, – с пренебрежением протянул Сергей.
– Обижаешь. Травмат. А к нему пачка патронов. Постреляем потом.
– Вот ты и иди за водой, а я ветки стану собирать, – огрызнулась Наташка.
– Палатки ставить ты тоже будешь? – не смолчал Макс.
– Хватит лаяться, давай пистолет, мы с Риткой сходим за водой, – оборвала их ссору Ольга. – Пусть Натка остается, помогает.
Макс неохотно передал девушке оружие.
– Стрелять умеешь?
– Не впервой, – Ольга засунула пистолет в карман ветровки, застегнула молнию и бросилась догонять спускающуюся с холма подругу.
Идти было неудобно, приходилось пробираться сквозь буреломы и заросли травы. Особенность диких мест без пригляда человека.
– Где же эта река? Шумит вроде рядом. А идем неизвестно сколько, – Рита поднырнула под оплетенными паутиной лапами сосны.
– В лесу из-за тишины всегда так. Звук несущейся по камням реки далеко разносится, – Ольга подкинула на ладони шишку, запустила вперед, отмахнулась от приставучих комаров.
– Какой тут воздух чистый. Дышится легко. После нашего-то смога и загазованности. Вот они прелести цивилизации. Предкам в этом плане можно позавидовать, натуральные продукты, не загрязненные реки, не отравленные леса.
– А все равно не хотела бы я жить в старину. Доставалось бабам немало. Под венец только с родительского позволения, мужу слово поперек не скажи, а уж как управлялись без стиральных машин, утюгов, водопровода и прочих прелестей современного мира – представить трудно. Все на своем горбу тащили. Да еще мужики постоянно воевали. Им потеха, а бабам расплачивайся за их подвиги, лежа на спине под каждым завоевателем. Ладно бы еще красавчики были, а то…бр-р, грязные, вонючие, вшивые.
Девчонки рассмеялись. Минут через десять они вышли к реке. Когда-то она была бурной и своенравной, теперь же поток поубавил прыти, русло уменьшилось вдвое. Еще полсотни лет и река совсем умрет или изменит направление, найдя лучший для себя путь. Правда, берега оставались по-прежнему крутые, не позволяющие спуститься вниз.
Девушки прошли метров тридцать, но ни одной тропки, ведущей к воде, не отыскали.
– Похоже, вернемся с пустыми флягами. Тут можно спуститься разве что на веревках, – определила наметанным глазом Ольга, осмотрев берег. На лице спортсменки появилось изумление.
– Глянь, и на чем держится только, как прижился в таком месте? – подозвала она подругу.
Рита заглянула за край и потрясенно охнула. На скалистом берегу, цепляясь корнями за камни, рос клен. Крепенький, чтобы держаться на уступе и противостоять непогоде, но с бедной кроной, не добравшей света и соков земли. Пара ветвей засохла, но на остальных трепетали зеленые листочки. Точно пальцы карабкались вверх в попытке выбраться на склон. И Рита, гонимая неясным чувством, легла на землю, перевесилась через край, потянулась рукой к листве: лаская, жалея. И показалось на миг, что ветви оплелись вокруг запястий, повлекли к себе. Тело начало сползать вниз.
– С ума сошла, свалиться захотела?! – ухватив за куртку, оттащила её подальше от края Ольга. Подруга была вне себя от гнева. – Ничего лучшего не придумала, чем свешиваться над обрывом? Ты у нас, конечно, с причудами, но тут превзошла себя. А если бы я не успела?

Рита была настолько напугана произошедшим, что не могла вымолвить ни слова. И как объяснить подруге, что почувствовала душу клена, его необъяснимую боль и тоску, желание прикоснуться к живому человеку. Скажешь такое, и опять будет смеяться, подшучивать, что она не в себе, если с деревьями разговаривает. Лучше промолчать.
– Сама не знаю, что нашло. Извини, – пролепетала Рита под суровым взглядом подруги.
– Ладно, проехали. Давай пройдем чуть дальше. Не найдем спуска – возвращаемся, – смягчилась Ольга.
Через сотню шагов они наткнулись на место, где обвалившийся берег полого спускался к реке. Вода была столь холодна, что ломило зубы, но ее вкус казался восхитительнее любого напитка. Набрав полные фляги, девушки отправились к холму другой дорогой.
– Мы не заблудимся? – забеспокоилась Рита.
– Не волнуйся, я хорошо ориентируюсь на местности. Доверься мне. Если пойдем напрямки, быстрее доберемся до лагеря, – ответила Ольга, определяя по солнцу направление.
Новый путь оказался значительно легче предыдущего. Буреломов меньше и трава едва достигала колен. Встречались и цветы. Рита загорелась нарвать букет, но жалко стало губить красоту. Все равно засохнут, до дома не довезти. Пусть растут.
– А это что? – остановилась внезапно Ольга.
Рита проследила за взглядом подруги, выдохнула в изумлении:
– Обалдеть.
Не сговариваясь, девушки положили фляги и двинулись вперед, туда, где среди зарослей травы и деревьев стояли каменные врата. Колонны и поперечная балка – по длине чуть выше роста человека – были грубо обточенные и изрезанные странными письменами и рисунками. За ними громоздилась гора валунов. По правую и левую сторону от врат шли деревянные идолы, замшелые, потрескавшиеся от времени. Одни лежали на боку, другие покосились, третьи только на пару локтей высовывались из земли, от четвертых остались одни основания.
– Что это? – в свою очередь спросила Рита, разглядывая руины.
– Похоже на языческое капище, – пробормотала Ольга, переходя от одного истукана к другому. – Лица стерты, не разглядеть, кого изображают.
– Шутишь? Откуда тут языческое капище? Как оно могло сохраниться за столько лет? Местные если балуются. Так Антон говорил, на многие километры нет поселений.
– Откуда я знаю. Древнее оно – это точно, – огрызнулась Ольга. – Что там нарисовано на вратах? Можешь разглядеть?
Рита забралась на камень рядом с опорой, стерла пальцами плесень.
– Мужчина на коне с копьем, – потянулась очистить рисунок выше, как камень неожиданно вывернулся из-под ног с куском почвы и травы. Потеряв равновесие, Рита свалилась на землю, разбив локоть об колонну. Кровь мазнулась по вратам, запятнала камень, пару капель пролилось на землю. Девушка зашипела от боли.
– Тянет тебя на приключения, – выговорила ей подбежавшая Ольга. – Потерпи, сейчас подорожник найду, замотаем.
В ожидании подруги Рита присела на пенек. Странные ощущения одолевали в этом месте. Будто кто-то невидимый следил за ней, раздумывая, осерчать за вторжение, или отпустить с миром. Взгляд так и жег спину. Девушка непроизвольно оглянулась, не стоит ли кто сзади. Но вокруг царила тишина, даже птиц не слышно. Взгляд Риты скользнул по вывороченной земле. Что-то поблескивало в густом пучке сплётшихся корней травы. Она наклонилась, разломила пополам комок. Пальцы осторожно потянули облепленный землей зеленоватый металлический кругляшек. Девушка соскоблила грязь и на поверхности проступили очертания знака – шестиконечного коловрата.
– Перунов амулет, – раздался над ухом Риты голос. Она, вскрикнув, подскочила. Рядом стояла Ольга с листами подорожника в руках. – Где отыскала?
– Под камнем.
– Не глядела, может, что еще есть?
Сунув Рите подорожник, Ольга, разгребла землю возле колонны, но ничего не нашла.
– А откуда знаешь про Перуна? – спросила Рита.
– Читала в инете, увлеклась после фильма про языческих славян, – подруга поднялась с колен, отряхнула руки. – Нет тут больше ничего.Случайно, видно, затерялся. На твое счастье.

Рита была рада поскорее уйти из этого места. Не покидало давящее чувство, что тут она лишняя. Пора и честь знать. Но за дар следовало отблагодарить, так вроде было положено у древних. Она порылась в кармане, вытащила жменю леденцов, положила у врат, тайком от подруги поклонилась, а то засмеет еще. Девушки уже подходили к оставленным флягам, когда среди кустов мелькнула серая тень. Рита вскрикнула от страха, Ольга выхватила пистолет.
– Заметила, кто это был? Человек или волк?
– Не разглядела.
– Эй, только сунься - мозги вышибу! Я не шучу! – крикнула Ольга, поводя дулом пистолета из стороны в сторону.
Подружки постояли еще немного, прижавшись спина к спине, вслушиваясь в каждый шорох. Так и казалось, что за каждым деревом кто-то прячется, выжидает, чтобы напасть. Но человек ли, зверь ли то промелькнул, он явно передумал нападать на них. Девушки подхватили фляги и чуть ли не бегом припустили к лагерю.
– Вы куда пропали? – накинулся на них Антон, когда они взобрались на холм. – Мы уже на поиски собирались идти.
– За вами дикие звери гнались? Дышите как загнанные лошади, – съязвил Макс.
– Потаскай через лес фляги с водой, посмотрю я на тебя, – не осталась в долгу Ольга.
– Пока вы ходили, мы уже шашлыки забабахали, – Сергей поднес девчонкам по шампуру с сочными прожаренными кусочками мяса.
– А мы языческое капище нашли, – выпалила Рита, впиваясь зубами в румяный обжигающий кусок. За поисками воды и сокровищ, она и не заметила, насколько сильно проголодалась.
– Ты им свою находку покажи. Пусть обзавидуются, – поддержала ее подруга.
Рита отложила шампур, обтерла руки салфеткой и вытащила из кармана медальон.
Вокруг сразу столпились друзья. С изумлением рассматривали находку, передавая из рук в руки.
– Золотая? – воодушевился Макс.
- Скорее медяшка обычная, – протянула разочаровано Наташка.
– Ты глаза разуй, какая медяшка? Бронза, – выпалил Антон.
– Ну, Ритка, повезло тебе, такой кус урвала. Дорогая вещичка… – Сергей вернул девушке медальон.
– А если подделка?
– Вряд ли. Уж я-то в таких вещах разбираюсь, – заявил уверенно Антон.
Они заспорили, откуда мог взяться в лесной глуши медальон. Тут же возникло предложение отправиться копать клад, которое Ольга сразу же закопала фразой:
– Пусто там, рылись уже.
– Без лопаты? – фыркнул насмешливо Сергей. – А вот если копнуть поглубже, вдруг, что еще отыщется.
– Кладоискатели, мать вашу, – Антон, подхватил топор и начал спускаться по склону. – Сначала вторую порцию шашлыка дожарьте, а потом идите на свое капище.
– А ты куда?
– За дровами. Осталось мало, на всю ночь не хватит.
– Помощь нужна? – предложил Макс.
– Сам справлюсь. Поляну накрывайте и пиво охладите.
Девчонки нанизывали мясо на шампуры, Сергей занимался углями. Макс взял в руки гитару, провел по струнам пальцами и запел. Голос у него был отменный. Бархатистый, приятный, он проникал в самую душу…

Память так многолика. Но не всегда ей верь.
Жизнь отворяет двери, прошлое рядом где-то.
Есть и любовь, она – пламя в этом костре,
Дарит тепло и свет – но не дает ответа.

Вот же мое плечо, хочешь, так прислонись,
Дальше идти вдвоем, прошлому не переча.
Тонкой нитью на юг тянутся стаи птиц…
Каждого ждут своя Осень, Судьба и встреча.

Верность – кому, чему? Может вчерашним снам,
Свету того костра, что пищи так жадно просит?
Жизнь, если есть любовь, это такой бедлам…
Жизнь, если нет любви – крошево зим и вёсен.

Верь – хоть в себя, хоть в Рок, слепо иди на свет,
Птиц небесных считай, чтобы унять тревогу.
Завтра или вчера – разницы в общем нет:
Правде, любви, огню жизнь уступит дорогу.

Сергей вдруг толкнул Макса в плечо, тихо произнес:
– У нас гости.

ч.1

ч.2— Я буду ждать тебя

К ним редко захаживали путники. Место было глухое, уединенное. В чаще леса, вдали от людских поселений, чужих глаз и злобы сердец. И появление незнакомцев восприняли с удивлением и опаской.
Десяток вооруженных людей, возглавляемый старцем в длинной черной рубахе и с крестом на шее – странная компания. На купцов не похожи, и на княжьих людей, что норовили в последнее время под свою руку подмять свободные племена, тоже не смахивали. Скорее на татей лихих. И как отыскали затерянную в глуши деревушку хартов в пять домов? Видно, сам Чернобог указал им путь.
Незнакомцев приметили издали, успели схватиться кто за топоры, кто за вилы. Но чужаки явились как гости: с поклоном и дарами, хотя мечи на поясах к доверию не располагали. Однако приняли честь по чести, за стол усадили, негоже платить грубостью за приветливые слова. Ковыль, глава рода, велел даже зарезать козу, дабы ответить достойным пиром на поднесённые дары. Чужаки, надо отдать им должное, вели себя скромно, женщин не цепляли, не сквернословили, неторопливо беседовали, рассказывая, что в мире происходит. И хмельного меда пили в меру. Старший сын Ковыля, Клен, двадцати четырех лет отроду, сидел по правую руку от отца. Тоже пил мало, больше вид делал, провозглашая здравицы за гостей. Сам же слушал и зорко следил за пришлыми. С незнакомцами всегда держи ухо востро. Особенно, если они, невзирая на долгую утомительную дорогу, по-прежнему внутренне собраны и готовы к любой неожиданности – привычка воинов: как бы ни устал, быть всегда начеку. А заметить за якобы расслабленными позами напрягшиеся под рубахами спины лучшему охотнику племени не составило труда.
Не случайно забрели к ним чужаки – место для поселения искали и веру диковинную несли про единого бога.
Вот и Ковылю сладкими речами изливался старик с крестом, убеждая, насколько заветы нового бога истинны. Хаял старых богов. А вот это Клену очень не понравилось. Приходя в чужой дом, не указывай хозяину, как ему жить и кому требу класть. Но смолчал, не возразил старцу под строгим взглядом отца. Тот умудрен жизнью, лучше знает, как отвечать на подобные речи. Ковыль внимал гостю с почтением, даже здравицу поднял за нового бога, но на вопрос – примет ли он истинную веру, ответил вежливым отказом:
– Хотите селение рядышком возвести? Мы не против. Селитесь. Места вдоволь. Добрым соседям только рады будем. Но от богов своих, извиняйте, не отречемся. Они еще наших прапрадедов уму разуму учили, оберегали. Не дело - уклады предков предавать. А вы молитесь своему богу, ежели он вам мил. Злыми словами поносить его не станем. У каждого своя вера. На небесах хватает места всем богам. Почему же нам не жить в согласии?
Пришлые ответ выслушали, поблагодарили за угощение и откланялись, заверив в своей дружбе, хотя недовольство и сквозило во взглядах.
– Не нравятся они мне, отец. Зря позволил чужакам селиться тут, – Клен с подозрением смотрел вслед уходящим гостям.
– Поглядим, – буркнул Ковыль. – Ежели поведут себя недостойно – выпроводим. А гнать людей, исходивших множество дорог в поисках дома и лучшей судьбы – негоже.
– Не пожалеть бы потом. Мечи у них видел? Не чета нашим. И сами они на пахарей не похожи.
– Ничего, мы настороже будем. Время покажет, что они за люди, – доля правды в словах сына имелась. Не для красы носили пришлые мечи, владеть ими умели. Это чувствовалось. Вояки опытные. Повидал он в своей молодости таких не мало, глаз набился. И самому пришлось повоевать достаточно. Пока не решил, что хватит с него. Вернулся домой, собрал родню и увел из села в чащу лесную, своим родом жить. Отец еще крепок был, поддержал в начинании. А то спасу не стало от княжьих разборок, кто кем править будет. Ковыль вынырнул из воспоминаний. В последнее время они что-то частенько стали его посещать. – Ступай на охоту, подстрели косулю, чужаки нас к себе в гости звали, нехорошо с пустыми руками идти. И Тополька прихвати.
Клен послушно кивнул отцу, кликнул младшего брата. Пока тот побежал за рогатиной, зашел в дом с женой попрощаться. Рябинушка отложила пряжу, поднялась ему навстречу, придерживая большой живот. Тяжело, вперевалку, подошла к мужу, заботливо стерла с виска пятнышко сажи.

– Заскучала одна? – обнял ее Клен, с нежностью погладил живот. – Когда же ты, сынок, батьку обрадуешь?
– Скоро. Уже скоро. Гости ушли?
– Ушли. Отец за косулей посылает. К серым камням с Топольком пойдем, только утром вернемся. Потому не жди меня, ложись спать.
Рябинушка прижалась всем телом к мужу, потерлась щекой об его щеку.
– Возвращайся скорее, ладо мое, холодно без тебя.
– И мне без тебя, – заглянул с любовью в ее глаза Клен.
Поцеловал жену, взял лук и вышел за порог…

– Проклятые язычники – отвергнуть милость божью, путь к свету! – негодовал отец Пантейлемон, пиная попадающиеся по дороге шишки.
– Ничего, батюшка, не хотят по-доброму к вере приобщиться, поступим иначе, – произнес шедший рядом Никифор, старшой в ватаге переселенцев.
– Ждать, пока в них проснется понимание истинной веры? Дикари преданы языческим богам. И по доброй воле не захотят расставаться со своими заблуждениями.
– А мы и не будем их уговаривать, – подмигнул Никифор. Его ладонь легла многозначительно на рукоять меча. – Не для того с Дона шли, ноги били, лишения терпели. Места тут благодатные, землица добрая. Зачем же от такого богатства уходить…
– Ты предлагаешь… – отец Пантелеймон, не договорив, воровато оглянулся, не подслушивает ли кто, но рядом был только юный монах Аркаша, молодой послушник, изъявивший желание отправиться осваивать дикие земли и нести просвещение здешним народам.
– Не по-христиански это, – вмешался тот в разговор. – Господь велел быть терпимыми и с пониманием относиться к заблудшим овцам. Мы должны убедить их, своим примером и верой показать путь к свету.
– Убеждали уже. Таких упрямцев только мечом и огнем, – хищный оскал Никифора вызвал у молодого монаха дрожь.
– Отец Пантелеймон, нельзя на крови строить веру.
– Можно, сын мой, можно, если это во благо Христа нашего, – взгляд священника обратился на Никифора. – У них тоже мужчин много. И мечи имеются.
– Грубые железяки, ими только коров пугать. Они дикари, а мы воины. Если на рассвете нагрянуть… то и сопротивление оказать не успеют. Пока возы с нашими бабами и детишками доберутся – все будет сделано. Вы только шепните Елизару, что б он со своими ребятами по-тихому к нам подтянулся. И следующую ночь уже под крышами проведем.
Отец Пантелеймон стиснул в кулаке крест.
– Ступай, сын мой. И да пребудет с вами милость Господня. Аркадий, мы подождем их на стоянке…

Срываясь с ветвей, в воздухе парили невесомые паутинки, под ногами умиротворяюще шелестела листва. Неугомонная кукушка беспрерывно отсчитывала чьи-то года жизни, ей вторил дятел, размерено постукивая клювом по стволу сосны. День зачинался хороший, теплый. Прощальный дар уходящего лета.
Клен с Топольком возвращались с богатой добычей: двумя косулями. Ноша оттягивала плечи, но эта тяжесть была приятной. До деревни осталось с пару сотен шагов, как тихий стон в кустах прервал разговор братьев на полуслове. Клен опустил бесшумно добычу на землю, снял с плеча лук. Тополек стиснул в пальцах рогатину. Крадучись подобрались к месту, откуда донесся звук, раздвинули ветви. На земле лежал парнишка из ватаги пришлых, облаченный в такие же черные, как у старца, одежды. Видел его Клен на пиру. Запомнился взглядом сияющим, когда речь о новом боге заходила. Из спины юнца торчала стрела с синим оперением. Чужая. Не ихняя. Кто ж его? Клен с осторожностью перевернул мальчишку. Лицо распухло от синяков, на разбитых губах пузырилась кровь. Ресницы паренька дрогнули, веки приоткрылись.
– Гляди-ка, живой, – изумленно произнес Тополек.
– Беда… Скорее, – просипел тот с трудом. Сглотнул, с силой вытолкнул последние слова. – Не ведают… что творят… Грех… Спасайте своих.
И умер.
Клен прикрыл пареньку глаза. Взглянув на брата, схватил лук, бросился по лесу к деревне. Тополек еле поспевал за ним. Страх за родных гнал их хлеще голодной волчьей стаи.
Вот и деревня. Они выскочили на пригорок и застыли не в силах поверить увиденному. Двери домов раскрыты, повсюду лежат мертвые сородичи, кровь окрасила землю и траву. Клен зарычал, бросился вниз по склону, на ходу накладывая стрелу на тетиву. Тополек вскинул рогатину.
Огонь безумия сменился закипающей яростью, когда они спустились вниз. Первой им попалась Осока, тринадцати весен девчонка, с задранным до пояса подолом и перерезанным горлом. Рядом дед Мох: грудина рассечена, в руке топор. Дальше тетка Груша с двумя младенцами, проткнутые копьями. Мальчишка Репей у порога собственного дома. Их близкие лежали повсюду. Лицо Клена почернело от гнева, Тополек наоборот был бледен как снег. Не сговариваясь, они бросились к своему дому. Ковыль был прибит копьями к стене. Но и трое чужаков приняли смерть от его меча. Мать Крапива, раскинув руки, лежала внутри горницы, сестренки по бокам от нее. Клен метнулся в опочивальню. Переступить порог не хватило сил. Он так и сполз по косяку на пол, завыл, стискивая кулаки и жмурясь до боли в глазах. Видеть жену с распоротым животом, искромсанным лицом … лучше бы он умер. Брат всхлипывал за спиной, опираясь на рогатину. Его голос, казалось, доносился издалека. Мир рухнул, погребя под собой Клена. Тьма Чернобога накрыла его, отняв способность дышать.
Во дворе послышались веселые голоса чужаков. Тополек метнулся к двери, выскочил на улицу и с криком ненависти бросился на троих пришлых, деливших добычу. Он успел вспороть рогатиной живот одному, ранить другого. Но третий не дал ему шанса одержать быструю победу, отбил мечом удар. Выбежавший на крыльцо Клен наложил стрелу на тетиву, но брат крутился волчком, заслонял собой воина. Тогда охотник выхватил нож, бросился к сражающимся. Их разделяло четыре шага, когда меч чужака пронзил Тополька. Его ноги подкосились, рогатина выпала из рук, и брат рухнул на землю, уставившись мертвыми глазами в небо. Пришлый через мгновение лег рядом с ножом в горле. Следом свалился второй, срубленный подобранным мечом. А Клен продолжал кричать обезумевшим зверем, пугая рассвет, занимающийся над мертвой деревней. Упав на колени, мужчина обратил лицо к небу.
– За что, боги?!
А потом из-за угла появились они: шестеро чужаков, привлеченные его криком. Клен поднялся на ноги, сжимая в ладони меч. Харты были мирным племенем, но Ковыль учил сыновей сражаться, защищать родной дом и близких. Жаль, опоздали, не спасли…
Клен еле держался на ногах, меч казался непосильно тяжелым, кровь заливала глаза. Но и пришлых осталось трое. Израненных, злых. Уверенность, что им легко удастся разделаться с последним язычником, растаяла после первого натиска. Они не понимали, как лесной охотник мог противостоять шестерым хорошо обученным воинам. Чужаки не видели, что вместо него дралась сама смерть. В нем не осталось жизни. Его держала лишь месть.
И вот они стояли на скалистом берегу Альи. Уже не люди. А четыре зверя, чью ненависть могла утолить только кровь. Их ждал последний бой. Как песчинки меж пальцев уходили чьи-то последние мгновения жизни. Клен был уверен, что его. Ухватить бы только с собой еще одного врага.
Голубая змейка реки вилась внизу, с рокотом обтекая огромные глыбы. Теперь воду из Альи будут набирать чужаки.
– Хорош играться. Семен, стрельни его – и дело с концом, – прохрипел старшой.
Клен с кривой ухмылкой глянул на Никифора.
- Не будет для вас конца. Только смерть! - сдернул с шеи бронзовый медальон со знаком Перуна – памятка от деда. Тот уверял, что кругляшек колдовской силой обладает и любую просьбу исполнить способен. Прежде не верил. А теперь только в него надежда и была. Вскинул руку к солнцу, дав налиться золотыми лучами. Брызнула искрами зеленоватая поверхность. - Перун – свидетель моего проклятия. Не жить вам тут, не растить детей, не встречать старость. Обрушится гнев богов на ваши головы, и будете вы отвергнуты самой Марой. Вечная дорога вас ждет между мирами мертвых и живых, вечный путь в поисках дома и упокоения.
Стрела оборвала слова Клена, сбросила с берега в реку. Но когда чужаки заглянули за край, то увидели его уцепившимся за камни.
– Волчий потрох, вот же живучий, гад, – выругался старшой, выхватив лук у Семена. – Ступай к своим богам, дикарь.
Тренькнула пронзительно тетива, стрела ударила в шею Клена. Пальцы разжались, и он упал в бурлящие воды Альи...