tutube

Среда, 14-20 Мск

Дядь Коля высадил меня у дома, внимательно посмотрел в лицо, чуть хмуря седые брови.

— Родь, может, всё-таки, в больницу?

— Да не надо, дядь Коль. Правда, всё цело, всё хорошо. Вы только мамке не говорите, ладно?

— Обязательно скажу! Не сейчас, правда, а попозже так обязательно! Семьёй и посмеёмся.

— Ну дядь Ко-оль, — протянул я уже с улыбкой, вылезая из машины. — Спасибо.

В квартире я сразу бросился в душ вариться в струях кипятка, надраиваясь мочалкой, пока не смыл всю дрянь минувшей ночи и текущего дня. Только потом поставил на зарядку в ноль севший телефон, при соединении с проводом немедленно оживший и высветивший мне восемнадцать пропущенных.

Сначала шефу.

— Андрей Викторович…

— Толоконников, ты офигел? Ты хоть живой? Тебе врезать по премии больно? Почему не отвечал?

— В ментовке был, Андрей Викторович. Родственнику только вечером успел позвонить, а потом батарея сдохла.

— Ну вообще теперь замечательно! На тебе весь проект завязан, а ты правонарушаешь вот до такой степени?! Толоконников! Что случилось?

— Андрей Викторович, вы не поверите, — я хихикнул и повторил: — Вы не поверите… менты дверью ошиблись, — я с трудом сдерживал смех, боясь, что он перерастет в истерику. — Подъезды перепутали. И как-то понеслось… Я завтра буду на работе, свеж и готов к труду. Засчитаете сегодняшний день отгулом?

— Засчитаю. Напишешь завтра заявление. Родион, ты хоть цел?

— Почти да, шеф. Все в порядке, ничего критичного. Знаю, где находится почка. Справа, сзади. А так даже морда не разбита.

— Н-ну… отдыхай тогда. Завтра в девять расскажешь.

Так, самое сложное решено. Маме и Маринке перезвоню попозже. Пока спать…. Нет, сначала поесть!

Только сейчас я почувствовал болезненную пустоту в желудке. Ну да ясно, сутки не есть-не пить… Прошлепал на кухню, щелкнул включателем чайника, заглянул в холодильник…

Обычно утром я пью кофе вместо завтрака, обедаю в кафешке около офиса, ужинаю тем, что куплю по дороге домой. Ну или закажу, если совсем поздно. Так что из холодильника на меня обвиняюще смотрели сморщенный лимон и полбутылки мартини, которую мы с Маринкой позавчера не допили. Правда, в морозилке были пельмени и котлеты, но мне вдруг так захотелось кофе с молоком и огромный бутер с маслом, сыром и копчёным мясом… Я быстро оделся и выбежал в магазинчик через дорогу.

На лавочке, как обычно, сидела теть Лида. Рядом стояли ее блестящие ходунки.

С еле ходящей теть Лидой я дружил с первого дня съема квартиры. Она жила напротив меня, при каждой встрече радостно здоровалась, пыталась остановить поговорить. Я приносил ей заказанные хлеб, кефир и макароны, а от себя добавлял шоколадку, пару глазированных сырков, пакет пряников или другую вкусняшку, за которую цеплялся в маркете глазами. По нашей негласной договоренности, Лидия Захаровна выставляла рано утром под свои двери аккуратный мусорный пакетик, а я забрасывал его вместе со своим на помойку.

При виде меня, выбегающего из подъезда, она, как всегда, разулыбалась:

— Соседушко! Добрый день, мальчик! Ты не в продтовары, случайно? Купи мне, как обычно: половинку беленького и кефир.

Пока она это неспешно проговаривала, я было уже пробежал мимо. Но вернулся. Нагнулся поближе и прошипел зло:

— Беленького? Кефирчику? А двери тебе, старой ведьме, не обоссать?! Маразматичка ты с-с… старая!

В бесцветных глазках заплескалась обида, изумлённо приоткрылись бледные сморщенные губы. Но обида и изумление тут же сменились негодованием:

— Ах ты ж хамло, наркоман, обкололся что ли?!

Я с силой пнул ходунки как можно дальше и быстро пошел к магазину, часто неглубоко дыша. Очень жгло в глазах и неудобно кривился рот…

Вторник, 20-40 Мск (предыдущий вечер, для танкистов)

Дверной звонок едва звякнул, а в двери тут же стали не просто стучать — ломиться изо всех сил. «Открывай, Синявин, мы знаем, что дома! Открывай, это участковый! Синявин, тебе же хуже!»

Я и открыл. Полиция, однако. Да и не Синявин я, бояться мне было нечего. Мужик постарше в штатском, может, был и участковым, не знаю, а двое полицейских точно полицейскими. Вот просто по фуражкам видно было.

Участковый сильно пихнул меня ладонью в грудь, я отлетел вглубь прихожей.

— Собирайся, Синявин, доигрался!

— Толоконников, — ответил я им. — Родион Викторович. Год как снимаю эту квартиру у Серёгиной Нины Ивановны. Сейчас документы достану, вон, сумка на вешалке…

— Толоконников? — удивился участковый. — Да, по морде вижу, не Лёнчик Синий… Вообще-то помнится что-то… Серёгина предупреждала, что квартиру сдаёт. Тридцать шесть — пятьдесят шесть?

Я на минутку задумался над странным паролем, а потом понял:

— Тридцать шесть — двадцать восемь. Вам в следующий подъезд.

— Врёт всё! Всё врёт! — донеслось из подъезда, и в брошенную открытой дверь протиснулась теть Лида, бодро ковыляющая на голоса, даже без ходунков. — Это он, забирайте его, доигрался, негодяй! Круглосуточно музыка, наркоманы воняют палёным, а уж шалавы ходят — каждый день разная, а то и по две! Жизни нету совсем от него, сверху ребенок маленький, а он музыку крутит и крутит, соседей снизу топил уже несколько раз…

— Тёть Лид, — ошарашенно возразил я, — мы на первом, какие соседи снизу? Это Лёню Синявина ищут!

— Витенька! У него паспорт поддельный! И каждый, ну вот каждый день, прямо с утра, по три-четыре забулдыги стучатся!

Полицейские шевельнули носами и двинулись — один в кухню, второй в комнату.

— Забери его, голубчик, жизни совсем нету! Угрожает, жаловаться боимся, ну совсем запугал!

— Паспорт? Посетители? Запугал? — подал голос один из полицейских, выходя из кухни с недомытой с утра туркой в руках. — Уже интереснее. А давайте, гражданин как-вас-там, не-Синявин, проедемте в участок?

Уже когда мы выходили из подъезда, я оглянулся и спросил:

— Теть Лид, вы чего?

— А ты не тётьлидкай, засранец, не тётьлидкай! Я тебя знать не знаю! Нашкодил — отвечай! Думал, всегда нас терроризировать сможешь, да? Иди давай, уголовник! — и моя престарелая соседка и подружка тётя Лида, Лидия Захаровна, торжествующе погрозила мне пухлым кулачком…

Среда, 15-10 Мск

Когда я возвращался с пакетом еды, бабки на лавочке не было. Ходунки так и торчали в клумбе кверху лапками. Я вытащил их оттуда и отнёс к дверям соседки.

Квартира меня встретила трелью оставленного на зарядке телефона. Благо, звонить он начал, когда я уже открывал двери, так что звонок принять я успел.

— Бессовестная твоя рожа! — выплюнула в трубку хозяйка моей съемной однушки. — Знала же, что будут с тобой проблемы, знала! И так без проблем продержался год, и за то спасибо! Вот что, Родион, собирай вещи и в три дня освободи квартиру! Бессовестный!

— Нина Ивановна, — равнодушно ответил я, — меня не хотите послушать?

— А что слушать, что?! Лидия Захаровна всё рассказала, и как нанюхался, и как с ножом на неё бросился только что! Как же ты мог, Родион? На такого золотого человека! На беспомощного инвалида! Она еще меня учила! Ты что, действительно наркоман? Выметайся прямо завтра!

Я нажал на сброс.

Выметаться мне было куда. Хоть к родителям, а хоть и к Маринке. А жить в одном подъезде с сумасшедшей старухой я не хотел.

Дорогие двадцать пять подписчиков! Дорогое сообщество поэтов! Дорогой Пикабу! С Новым Годом!  Спасибо вам.

В ладу с зимой погода

Мороз и солнце к нам!

В минуту Новогода

Я обращусь к друзьям:

Люблю и рад безмерно

Что у меня вы есть.

Вы лучшие, всё верно.

(Примите не за лесть)

Кто были и кто будет,

На «вы» с кем и на «ты»,

Кого люблю, кто любит –

Любви и теплоты!

Покоя и удачи!

Исполнить все «Хочу!»

Стать чуточку богаче

И веселей чуть-чуть!

Мне каждый здесь так дорог,

Читающий сейчас

За хохот и миноры,

За каждый день и час,

За флуд и молча плюсы –

ТЫ, кто читает, ТЫ!

Мы выпьем и закусим,

Чтоб все сбылись мечты!

Спасибо, друг мой милый,

За то, что просто есть.

Читать тебя (а ты меня!) –

Почту сейчас за честь.