Май на Ветлане. Река Вишера, Пермский край
Как золото моют в горах
Золото на Ниолсовской площади открыли совершенно случайно в 1985 году. Началось всё с того, что на полевой базе, расположенной на берегу Ниолса, правого притока Вишеры, одной из самых важных рек Пермского края, нужно было вырыть новый туалет. Рабочие постарались – туалет отгрохали здоровенный, на две секции и четыре дырки, тем более что постройка туалета оплачивалась в то время весьма неплохо. А вынутую глину решили промыть на шейкере – чего добру-то пропадать? И совершенно неожиданно в породе оказалось золото, да не пара знаков, а пара десятков, а это уже пахнет как минимум рудопроявлением поскольку не в речке найдено, а на коренном берегу. Дело это случилось в самом конце сезона, поэтому поиски отложили до будущего года.
Но вот наступил новый 1986 год, а вместе с ним новый полевой сезон и моя демобилизация из армии. Практически сразу по возвращению домой я устроился на работу и отправился на свой первый полевой сезон в суровые горы Северного Урала.
Муравьиный камень - хребет, под которым стоял наш лагерь.
После приезда на Ниолсовскую базу юная геологиня Ирина, наша будущая начальница сообщила нам с Андреем (моим другом, однокурсником и таким же дембелем, как и я), что мы с ней и её мужем Александром отправляемся мыть золото в истоки рек Малый и Средний Ниолс.
Золото! Вот прямо как герои Джека Лондона и Френсиса Брета Гарта!!
От такой перспективы я просто знатно обалдел. В моём мозгу старательно рисовались картины лотков, набитых золотым песком, сверкающим в лучах неяркого северного солнца, огромные тяжёлые самородки, с которыми я гордо фотографировался на фоне гор: фантазия у меня была буйная!
Виктор Яковлевич, начальник Мойвинского геолого-съёмочного отряда, вызвал меня к себе в командирский домик.
- Я знаю, что Вы служили в роте охраны, – начал он, едва я зашёл. – Вам поручено вывезти намытое золото с геологической базы в Пермь.
Раз партия сказала: надо! То комсомол ответил: есть! Мы с начальником вышли из домика и отправились к вертолётной площадке. На ней стоял маленький одноместный вертолёт, точь-в-точь такой, как на рисунке в журнале «Моделист-конструктор». Мы привязали к нему мешок с золотом, после чего я сел на пилотское место и вертолёт поднялся в воздух. Ну надо так надо! И в этот момент до меня дошло, что управлять то я им не умею…
В этот самый момент я проснулся.
Вот такой вертолёт мне приснился.
На Нилосовской базе - красивейшие места!
«Вот, блин, приснится же такое!» - подумал я и выбрался из спальника. Весь предыдущий день мы готовились к выезду в полевой лагерь: получали на складе палатки, одежду, спальники, продукты, посуду, доски и самую разную мелочёвку вроде мази от комаров, спичек и свечей. И это не считая рабочих инструментов: мешков для проб, вёдер, тазов, лопат и самого главного нашего инструмента – шейкера.
Шейкер – такой здоровый деревянный короб, в который вставляется несколько сит с разным размером ячеек: от крупноячеистой сетки до самой мелкой, через которую хорошо вермишель откидывать. В шейкер загружается проба и подаётся вода. Один из рабочих трясёт шейкер, растрясывая пробу. Глина вымывается, а камни, проходя через сита, сортируются по размеру. В самом низу шейкера стоит лоток, куда попадает самый мелкий порошок, который называется серый шлих. Геолог доводит его на лотке до состояния чёрного шлиха, смывая самые лёгкие частицы и оставляя только наиболее тяжёлые, в число которых входит и золото.
Сейчас вся эта куча барахла, заботливо укрытая куском брезента, высилась в углу вертолётной площадки ожидая прилёта вертолёта. База ещё спала и только на кухне повариха гремела посудой, готовя завтрак. Туда я и направился. Как говорится: поближе к кухне, подальше от начальства. К тому же на кухне я уже третий день учился колоть дрова, на радость поварихе, работягам и геологам, наблюдающим за моими трудовыми подвигами.
Повариха одобряет.
Погода начала потихоньку портиться: небо затянуло тяжёлыми тучами и сильно похолодало, но на утреннем сеансе связи подтвердили, что борт вылетает к нам из Красновишерска, а значит, нужно собираться и быть готовым к отлёту. Мы быстро покидали свои вещи в рюкзаки и уселись ждать вертолёт.
Но вот вертолёт прилетел. На погрузке бортмеханик поторапливал нас, хмуро поглядывая на небо, поскольку погода из плохой превратилась в откровенно хреновую. Пошёл мелкий, противный, во всё проникающий дождь, низкие облака вот-вот могли накрыть горы, поэтому нужно было торопиться, ведь место нашего будущего лагеря находилось высоко в горах – сумеет ли вертолёт туда добраться?
Перед посадкой Саня, старший рабочий и муж нашей начальницы, пытался корректировать курс вертолёта, прося пролететь чуть-чуть вправо, а вот теперь немножко влево…
- Я вас посажу вот здесь, - ткнул пальцем командир экипажа в окружающий пейзаж. – А отсюда можете идти налево, можете - направо, а можете вообще здесь остаться. Облака горы закрывают, уходить нужно.
И высадил в седловине между двумя хребтами, неподалёку от маленького озера, на берегу которого торчала воткнутая в незапамятные времена насквозь проржавевшая лопата.
Минут через 10 после приземления. Андрюхино лицо как бы говорит нам: "Вот, блин, я попал!" А Саня схватился за рацию.
С одной стороны от нас высился хребет Муравьиный камень, с другой – Молебный. Дул пронизывающий ветер, шёл дождь, было жутко холодно и неуютно. Прикрыв вещи брезентом, мы стали разбираться что делать дальше, поскольку как оказалось, высадили нас не в той седловине, где нужно, а в соседней. Поэтому нам придётся перевалить через Молебный хребет, дойти до старой мансийской тропы и спуститься по ней до реки Средний Ниолс. Кто сказал – пять километров? Какие мелочи, зато на Среднем Ниолсе в 1976 году стоял полевой лагерь, наверняка основания для палаток сохранились и значит не нужно маяться с установкой палатки. О том, что за 10 лет эти самые основания наверняка сгнили, мы в тот момент как-то не задумались.
Посидеть перед дорожкой - старинный русский обычай. Ирина явно замёрзла, зато я счастлив до безобразия :-)
Взяв с собой пару спальников (ватные геологические спальники очень тёплые, но к большому сожалению ужасно тяжёлые), еды на пару дней и две громоздкие геологические брезентовые 4-местные палатки, которые повесили на меня на манер парашюта: одну спереди, другую сзади, мы отправились в путь.
Вот так я и шёл всю дорогу.
Идти по горной тундре довольно просто, если бы не валуны, верховые болота и берёзовый стланик: первые норовят всё время выскользнуть из-под сапог, в то время как вторые всё время норовят затормозить, запутать ноги. Зато в изобилии растёт щавель и дикий лук, который можно жевать, срывая на ходу. К сожалению, я такой возможности был лишён, поскольку две здоровые палатки не давали мне наклоняться за дарами природы. Поэтому кормил меня Андрей, время от времени срывавший пучок какой-нибудь съедобной травы и запихивающий её мне в рот. Так мы добрались до вершины Молебного камня, откуда была видна уже «наша» седловина между Молебным камнем и хребтом Хомгинёл. В седловине паслось стадо диких оленей, которые завидя нас стремглав унеслись куда-то в сторону останцев Хомгинёла. До старого лагеря на берегу Среднего Ниолса мы добрались уже в сумерках.
Как совершенно неожиданно выяснилось через много-много лет, то как раз в 1976 году в этом самом лагере стояли мои будущие тесть с тещей и моей будущей женой (правда, на тот момент ещё не успевшей родиться) – жизнь бывает интересно закручена!
Примерно так я выглядел, когда всё же добрёл до лагеря.
Сушка портянок и спальников.
На месте оказалось, что из двух оснований для палатки, более-менее сохранилось только одно, да и то доски на нарках успели подгнить, поэтому их пришлось срочно менять на вырубленные в худосочном лесу толстые палки. Спальники и одежду пришлось сушить, поскольку за целый день под дождём всё на нас жутко промокло. Зато появилась возможность спокойно поесть и поспать в относительном уюте брезентовой палатки. Начинались суровые геологические будни...
P.S. Решил написать цикл рассказов про свой первый полевой сезон - очень много о чём хочется рассказать, а писать отдельными рассказиками тяжело. Поэтому решился на новый цикл. Выкладывать буду раз в неделю может чуть почаще - как пойдёт. Надеюсь, понравится.
В общем, как обычно: пишите, критикуйте, спрашивайте - всегда рад с вами общаться!
Апрель в посёлке Кусье-Александровский. Пермский край, река Койва
В глубинах уральских лесов сфотографировали снежного человека...
Переправа, переправа...
Самый нелюбимый метод геофизиков – магниторазведка. Не потому, что она даёт плохие результаты, напротив, это один из самых крутых геофизических методов исследования Земли. Но очень уж он дёшево стоит: чтобы заработать более-менее приличные деньги на магнитке, нужно в день проходить с работой не меньше 8-10 километров. Геофизика ноги кормят! А что поделать: и работу сделать нужно, и заработать хочется — вот и приходится носиться по профилям, как угорелому, невзирая ни на погоду, ни на природу.
Летом 1996 года наша геолого-съёмочная партия выехала на работу в Красновишерский район Пермского края. Работать нам предстояло на Кутиме – северной реке, пересекающей Урал и впадающей в приток Вишеры Улс. Река эта знаменита среди геологов – в конце 19-го века на её берегах было найдено уникальное Кутимское гидротермальное железрудное месторождение. В когда-то сонное царство охотников и рыбаков ворвалась цивилизация – началась самая настоящая железная лихорадка. Строились мелкие заводики по переработке руды, хитники отправлялись в горы на поиски новых месторождений железа и золота, а по Вишере стали ходить пароходики. Край лихорадило лет двадцать, пока не оказалось, что вывозить с Вишеры железо очень накладно и невыгодно: Кутимский завод взорвали, деревни и пристани забросили и Кутим снова превратился в край, где кончаются дороги. В 30-х годах было ещё несколько попыток изучения Кутимского месторождения, да видно места здесь очень уж дальние да негостеприимные. Вообще про то, как открывали и изучали Кутимское месторождение можно рассказать много интересного (я довольно много времени провёл за чтением старых отчётов в архиве Пермского геологического комитета) но это, пожалуй, тема для отдельного рассказа.
В общем, в конце 90-х годов на берега Кутима прибыл наш геофизический отряд, чтобы провести детальные магниторазведочные работы в районе месторождения. Вообще, Северный Урал – край не особо гостеприимный, но Кутим, даже по меркам Урала, очень мрачное место: непроходимые леса с многоэтажными завалами, болота, скалы и самая бурная река. Да не забудьте добавить сюда ещё и следы многолетней человеческой деятельности – в любой момент под ногами могли неожиданно открыться древний шурф или канава, выкопанные, возможно, больше 100 лет назад.
Берзинская шахта. Где-то здесь довелось поработать Варламу Шаламову.
Прислушайтесь к местным названиям: скала Екатерина, действительно похожая на нашу знаменитую императрицу,
Скала Екатерина (обратите внимание на самую верхнюю часть), она же скала Орёл. Под этой самой скалой мы чуть было не утопли на резиновой лодке, когда вывозили вещи из лагеря.
гора Гроб, названная так за очень характерные очертания, гора Каюк
Каюк. Я как-то на полном серъёзе предложил геологам сделать маршрут от гора Гроб до горы Каюк. Не оценили юмора.
река Мыка – кто на ней мыкался, интересно? А теперь разбавьте всё это дождями, шедшими практически непрерывно в течение всего полевого сезона, и вы получите примерное впечатление от этого места.
Я со своими рабочими (я в центре) на вершинке какой-то безымянной скалки.
Лагерь наш находился примерно в 2 километрах вверх по течению от бывшего посёлка Кутим и развалин Кутимского завода. Оттуда мы и ходили по окрестным лесам и горам, проводя магнитную съёмку. Ходить приходилось много, стандартный рабочий маршрут – четыре километра с работой в одну сторону, четыре километра в обратную по соседнему профилю, плюс подход/отход. Иной раз таким образом набегало по 15-20 километров в день.
Профиль – узкая просека в лесу, отмеченная зарубками на деревьях и вешками.
В очередной свой рабочий день уже практически в конце сезона мы с рабочим Константином Константинычем вышли уже по свежевыпавшему снегу. Нам предстояло подняться по Рыбной скалке до магистрали, дойти по ней до своего профиля и оттуда с работой пройти 4 километра до следующей магистрали.
Магистраль – достаточно широкая просека в лесу, связывающая участок в единое целое.
Добравшись до профиля, и выпив чаю из походного котелка (чай не пил, какая сила?), мы отправились в путь. Константин Константинович шёл впереди с топором, компасом и мерным 50-метровым шнуром, привязанным к рюкзаку. Время от времени он ставил затёски на деревьях и убирал мешающие ветки и мелкие деревца. Каждые 50 метров он ставил пикет, на котором я брал замер на магнитометре. Мелкий снег, шедший с самого утра, постепенно сменился нудным осенним дождём, моментально промочившим нас с Костей насквозь. И вот так, с работой, мы вышли к Кутиму, который и в хорошую-то погоду переходить сложно, а сейчас он ревел и шумел, напитавшись в горах дождями. Мы прошлись вдоль берега, в поисках хоть какого-нибудь брода на реке для перехода. Брода не находилось – Кутим на всём этом участке казался примерно одной глубины, да и муть, поднятая дождём, не давала толком разглядеть дно реки.
Примерно так выглядел переход через Кутим в хорошую погоду по хорошему броду. В левом углу снимка - Константин Константиныч. Я галантно перевожу свою начальницу (она в самом начале повредила ногу, после чего практически весь сезон просидела в лагере)
Константин Константинович вырубил себе шест из ближайшей березки, после чего деловито убрал в рюкзак топор и мерный шнур, спрятал за пазуху компас и отправился в брод через реку, а я тревожно следил за ним. Вот он довольно быстро добрался до середины реки, после чего шаг его сильно замедлился – у левого берега началась стремнина: там и глубина больше и течение быстрее. Упираясь шестом в дно реки, и с трудом перебирая ногами, Константиныч всё-таки выбрался на берег и тут же бросился разводить костёр.
- Полные сапоги набрал! – прокричал он мне.
Вот такой он - Кутим
Ну что же, настала моя очередь набирать полные сапоги. Я подтянул ремни на сбруе магнитометра, чтобы он не болтался на мне во время переправы, спрятал поглубже пикетажку (не дай бог её потерять – вся работа насмарку), подобрал свой шест и зашёл в реку. Тугие струи воды тут же начали бить меня по ногам, пытаясь закружить, остановить, сбить с ног.
Единственный верный способ пройти горную реку – идти немного против течения. Если идти по течению, то вода будет бить под колени и легко может повалить даже очень сильного человека.
И вот я добрался до самого скверного места – до стремнины. При переходе я несколько сбился, и пошёл не там, где прошёл Костя, а несколько ниже, и это стало моей очень большой ошибкой. Практически через пару шагов я ушёл в воду по пояс: болотные сапоги моментально набрали воду, и теперь сидели на мне двумя пудовыми гирями. Ледяная вода обхватила меня и стала медленно заваливать на бок. Выпучив глаза и беззвучно шевеля губами, с берега на меня смотрел Константин Константинович. «Только бы магнитометр не замочить!» - думал я, медленно заваливаясь в реку. Пять метров! Всего пять метров отделяло меня от спасительного берега, но как их пройти! Упершись шестом в дно, я прыгнул. Прыжком назвать моё телодвижение было сложно, но я всё-таки хоть немножко, на каких-то десять- пятнадцать сантиметров, но продвинулся вперёд! И так, короткими прыжками, я и добрался до берега, где меня подхватил Костя и практически на руках вытащил из Кутима…
А потом мы в одних трусах стояли у костра и пили обжигающий крепчайший чай. С неба сыпал мелкий снег, но, боже, как было прекрасно стоять у живого огня и подкалывать друг друга, вспоминая эту переправу!
И снова Кутим, мрачный и пасмурный.