Война Алой и Белой розы, часть вторая
Война Алой и Белой розы, часть вторая
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626699
Аудиоверсия:
https://oper.ru/video/getaudio/waroftheroses02.mp3
Война Алой и Белой розы, часть вторая
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626699
Аудиоверсия:
https://oper.ru/video/getaudio/waroftheroses02.mp3
Вопрос к ним у меня:
означают ли многочисленные обширные наводнения то, что
Природу мы с вами задолбали так, что Она решила от нас очиститься?
А Боженька нами сильно недоволен и явно намекает, что
пора бы уже как-то исправляться грешникам.
Ведь по канону именно такой взгляд на катаклизмы является кошерным.
А позиция "Нас не за что / А мы уже святые" — как раз
констатирует проявление беспримесной Гордыни
и зашкаливающего незамутнённого ЧСВ.
Проще всего было бы подобными вопросами не задаваться вовсе.
Однако, нас уже лет 36 убеждают в наличие в РФ 80% православных.
А с недавних пор позиция "Бог" вписана и в Конституцию.
Но оценок под таким углом как-то не заметно.
Или вода — это просто вода. Поймёт познавший Полный Дзэн
Любопытно было бы увидеть ясную позицию патентованных верующих.
А то они удобно так устроились со "своим карманным богом":
когда он нужен им — достали, вот "он с нами".
а можно — и не вспоминать...
Прочитал на URA. ru статью о чистом четверге. Там много пишут о том, что в этот день важно мыться, стирать одежду, убираться в доме и выкидывать старые вещи. И поясняют, что без этих дел в этот день невозможно достичь духовного очищения.
иудейская религия она восновном для жителей пустыни и оазисов всяких создалась. Их время от времени надо было тупо загонять мыться...
Так что это норм .... для бедуинов всяких...
но не в коем случае не для славян. Поскольку:
Про алкогольные напитки ничего против не скажу. Единственное, что хочу уточнить, так это то, что в Библии нет полного запрета на употребления алкоголя. Даже более того, сказано:
"Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов" (1 Тимофею 5:23).
Известно, что у северных народов нейтрализатор алкоголя Алкогольдегидрогеназа в дефиците, так что его употребление пагубно для организма.
Так что тот кто подсунул нам на Русь эту религию - тот еще ушлепок, подложивший славянам большую свинью с физиологической точки зрения.
ИМХО просто евреям хотелось отхватить рынок, что они и сделали, а поскольку старой религией бухло не особо приветствовалось, то возникла мысль её сменить. На что собственно указывает факт того, что кабаками восновном владели евреи и они вовсю спаивали славян. Да и в самом иуда-христианстве вино сейчас встроено в культ.
Возможно в теории в Киеве просто был заговор виноторговцев с князем Владимиром, типа ты и власть покажешь и денег заработаешь, да и матушка-еврейка на мозги постоянно капала...
мысли мысли, кто его знает, как на самом деле было. только в расследовании есть постулат: "следуй за деньгами", а рынок алкоголя - ето след к еврейской алко-мафии.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Мы, люди, всю нашу надежду после Бога возложили на заступление Богородицы. Мы эти слова повторяем часто, они нам стали привычны. А вместе с этим, перед лицом того, что совершалось вчера и сегодня, эти слова непостижимо страшны. Они должны являть или удивительную веру в Богородицу, или являют на самом деле, что мы не глубоко пережили в течение своей жизни этот призыв к помощи Божией Матери.
Перед нами гроб Господень. В этом гробе человеческой плотью предлежит нам многострадальный, истерзанный, измученный Сын Девы. Он умер; умер не только потому, что когда-то какие-то люди, исполненные злобы, Его погубили. Он умер из-за каждого из нас, ради каждого из нас. Каждый из нас несет на себе долю ответственности за то, что случилось, за то, что Бог, не терпя отпадения, сиротства, страдания человека, стал тоже Человеком, вошел в область смерти и страдания, за то, что Он не нашел той любви, той веры, того отклика, который спас бы мир и сделал невозможной и ненужной ту трагедию, которую мы называем Страстными днями, и смерть Христову на Голгофе. Скажете: Разве мы за это ответственны – мы же тогда не жили? Да! Не жили! А если бы теперь на нашей земле явился Господь – неужели кто-нибудь из нас может подумать, что он оказался бы лучше тех, которые тогда Его не узнали. Его не полюбили, Его отвергли и, чтобы спасти себя от осуждения совести, от ужаса Его учения, вывели Его из человеческого стана и погубили крестной смертью? Нам часто кажется, что те люди, которые тогда это совершили, были такими страшными; а если мы вглядимся в их образ – что мы видим?
Мы видим, что они были действительно страшны, но нашей же посредственностью, нашим измельчанием. Они такие же, как мы: их жизнь слишком узкая для того, чтобы в нее вселился Бог; жизнь их слишком мала и ничтожна для того, чтобы та любовь, о которой говорит Господь, могла найти в ней простор и творческую силу. Надо было или этой жизни разорваться по швам, вырасти в меру человеческого призвания, или Богу быть исключенным окончательно из этой жизни. И эти люди, подобно нам, это сделали.
Я говорю “подобно нам”, потому что сколько раз в течение нашей жизни мы поступаем, как тот или другой из тех, которые участвовали в распятии Христа. Посмотрите на Пилата: чем он отличается от тех служителей государства, Церкви, общественности, которые больше всего боятся человеческого суда, беспорядка и ответственности и которые для того, чтобы себя застраховать, готовы погубить человека – часто в малом, а порой и в очень большом? Как часто, из боязни стать во весь рост нашей ответственности, мы даем на человека лечь подозрению в том, что он преступник, что он – лжец, обманщик, безнравственный и т.д. Ничего большего Пилат не сделал; он старался сохранить свое место, он старался не подпасть под осуждение своих начальников, старался не быть ненавидимым своими подчиненными, избежать мятежа. И хотя и признал, что Иисус ни в чем не повинен, а отдал Его на погибель…
И вокруг него столько таких же людей; воины – им было все равно, кого распинать, они “не ответственны” были; это было их дело: исполнять приказание… А сколько раз с нами случается то же ? Получаем мы распоряжение, которое имеет нравственное измерение, распоряжение, ответственность за которое будет перед Богом, и отвечаем: Ответственность не на нас… Пилат вымыл руки и сказал иудеям, что они будут отвечать. А воины просто исполнили приказание и погубили человека, даже не задавая себе вопроса о том, кто Он: просто осужденный…
Но не только погубили, не только исполнили свой кажущийся долг. Пилат отдал им Иисуса на поругание; сколько раз – сколько раз! – каждый из нас мог подметить в себе злорадство, готовность надругаться над человеком, посмеяться его горю, прибавить к его горю лишний удар, лишнюю пощечину, лишнее унижение! А когда это с нами случалось и вдруг наш взор встречал взор человека, которого мы унизили, когда он уже был бит и осужден, тогда и мы, и не раз, наверное, по-своему, конечно, делали то, что сделали воины, что сделали слуги Каиафы: они завязали глаза Страдальцу и били Его. А мы? Как часто, как часто нашей жизнью, нашими поступками мы будто закрываем глаза Богу, чтобы ударить спокойно и безнаказанно – человека или Самого Христа – в лицо!
А отдал Христа на распятие кто? Особенные ли злодеи? Нет – люди, которые боялись за политическую независимость своей страны, люди, которые не хотели рисковать ничем, для которых земное строительство оказалось важней совести, правды, всего – только бы не поколебалось шаткое равновесие их рабского благополучия. А кто из нас этого не знает по своей жизни?
Можно было бы всех так перебрать, но разве не видно из этого, что люди, которые убили Христа, – такие же, как и мы? Что они были движимы теми же страхами, вожделениями, той же малостью, которой мы порабощены? И вот мы стоим перед этим гробом, сознавая – я сознаю! и как бы хотел, чтобы каждый из нас сознавал, – блаженны мы, что не были подвергнуты этому страшному испытанию встречи тогда со Христом – тогда, когда можно было ошибиться и возненавидеть Его, и стать в толпу кричащих: Распни, распни Его!..
Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним соумирала… Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: Мать, я повинен – пусть среди других – в смерти Твоего Сына; я повинен – Ты заступись. Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь – никто нас не осудит и не погубит… Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту…
Вот с какой верой мы теперь стоим, с каким ужасом в душе должны бы мы стоять перед лицом Матери, Которую мы убийством обездолили... Встаньте перед Ее лицом, встаньте и посмотрите в очи Девы Богородицы!... Послушайте, когда будете подходить к Плащанице, Плач Богородицы, который будет читаться. Это не просто причитание, это горе – горе Матери, у Которой мы просим защиты, потому что мы убили Ее Сына, отвергли, изо дня в день отвергаем даже теперь, когда знаем, Кто Он: все знаем, и все равно отвергаем…
Вот, встанем перед судом нашей совести, пробужденной Ее горем, и принесем покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он дал нам силу очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно – и нужно! – потому что любить – это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека, жить для другого, отложив заботу о себе. Умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других.
Аминь!
Как трудно связать то, что совершается теперь, и то, что было когда-то: эту славу выноса Плащаницы и тот ужас, человеческий ужас, охвативший всю тварь: погребение Христа в ту единственную, великую неповторимую Пятницу. Сейчас смерть Христова говорит нам о Воскресении, сейчас мы стоим с возжженными пасхальными свечами, сейчас самый Крест сияет победой и озаряет нас надеждой – но тогда было не так. Тогда на жестком, грубом деревянном кресте, после многочасового страдания, умер плотью воплотившийся Сын Божий, умер плотью Сын Девы, Кого Она любила, как никого на свете – Сына Благовещения, Сына, Который был пришедший Спаситель мира.
Тогда, с того креста, ученики, которые до того были тайными, а теперь, перед лицом случившегося, открылись без страха, Иосиф и Никодим сняли тело. Было слишком поздно для похорон: тело отнесли в ближнюю пещеру в Гефсиманском саду, положили на плиту, как полагалось тогда, обвив плащаницей, закрыв лицо платом, и вход в пещеру заградили камнем – и это было как будто все.
Но вокруг этой смерти было тьмы и ужаса больше, чем мы себе можем представить. Поколебалась земля, померкло солнце, потряслось все творение от смерти Создателя. А для учеников, для женщин, которые не побоялись стоять поодаль во время распятия и умирания Спасителя, для Богородицы этот день был мрачней и страшней самой смерти. Когда мы сейчас думаем о Великой Пятнице, мы знаем, что грядет Суббота, когда Бог почил от трудов Своих, – Суббота победы! И мы знаем, что в светозарную ночь от Субботы на Воскресный день мы будем петь Воскресение Христово и ликовать об окончательной Его победе.
Но тогда пятница была последним днем. За этим днем не видно ничего, следующий день должен был быть таким, каким был предыдущий, и поэтому тьма и мрак и ужас этой Пятницы никогда никем не будут изведаны, никогда никем не будут постигнуты такими, какими они были для Девы Богородицы и для учеников Христовых.
Мы сейчас молитвенно будем слушать Плач Пресвятой Богородицы, плач Матери над телом жестокой смертью погибшего Сына. Станем слушать его. Тысячи, тысячи матерей могут узнать этот плач – и, я думаю, Ее плач страшнее всякого плача, потому что с Воскресения Христова мы знаем, что грядет победа всеобщего Воскресения, что ни един мертвый во гробе. А тогда Она хоронила не только Сына Своего, но всякую надежду на победу Божию, всякую надежду на вечную жизнь. Начиналось дление бесконечных дней, которые никогда уже больше, как тогда казалось, не могут ожить.
Вот перед чем мы стоим в образе Божией Матери, в образе учеников Христовых. Вот что значит смерть Христова. В остающееся короткое время вникнем душой в эту смерть, потому что весь этот ужас зиждется на одном: НА ГРЕХЕ, и каждый из нас, согрешающих, ответственен за эту страшную Великую Пятницу; каждый ответственен и ответит; она случилась только потому, что человек потерял любовь, оторвался от Бога. И каждый из нас, согрешающий против закона любви, ответственен за этот ужас смерти Богочеловека, сиротства Богородицы, за ужас учеников.
Поэтому, прикладываясь к священной Плащанице, будем это делать с трепетом. Он умер для тебя одного: пусть каждый это понимает! – и будем слушать этот Плач, плач всея земли, плач надежды надорванной, и благодарить Бога за спасение, которое нам дается так легко и мимо которого мы так безразлично проходим, тогда как оно далось такой страшной ценой и Богу, и Матери Божией, и ученикам.
Аминь!
Митрополит Сурожский Антоний (Блум)
P.S.
✒️ Я не читаю комментарии к своим постам и соответственно не отвечаю на них здесь. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Семья и дети
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Матрица-шматрица, "мы в матрице, доказательств обратного не существует", "человек - звучит гордо", "сотворен по образу божию". Пока сам не увижу - не поверю! Да я сам видел, собственными глазами! Мыслю, значит, существую. Нет предела совершенству.
и все такое. А вот еще товарищи любят в политику, порассуждать о судьбах вселенной, там, об аленях, дважды два четыре. Воспитать мелкого правильно. Посадить дом и построить дерево.
А дело в когнитивистике. Дело даже не в том, что у нас катастрофический узкий диапазон восприятия и благоприятных условий жизни. Но даже в том, что имеем творится какая-то дичь.
Эмм, просто посмотрите хоть на это:
видос не мой, с просторов интернета. Но не суть. Тег "мое", потому что подводка от меня.
Я узнал, что у меня
Есть огромная семья
В средние века, если бы вы посмеялись над этими сказками вас бы сожги.
В сердце старой столицы, где широкие проспекты пересекались с узкими переулками, как символ столкновения прошлого с настоящим, жил Иван Петрович. Он был человеком думающим и спорящим, не приемлющим старые порядки. В его глазах вероисповедание было как старая одежда, которая уже давно вышла из моды и теснила, но люди продолжали её носить из привычки или страха перед новым.
"Вера должна быть как одежда, подходящая к погоде и времени," – любил повторять Иван Петрович в своих долгих монологах в книжном кафе, где собирались умы города.
Но однажды, в этом самом кафе, он встретился с Игорем, молодым мужчиной с огнём в глазах и верой в сердце. Игорь был тем, кто видел в вероисповедании не оковы, а крылья, которые могут поднять душу над будничной суетой.
"Вы говорите о том, что вера – это цепь, но разве не видите, что она может быть и опорой? Как маяк в темноте, который ведёт корабли к безопасной гавани," – возразил Игорь.
Иван Петрович смотрел на него с сарказмом: "Опорой? Маяком? Это лишь иллюзия, мираж в пустыне жажды знаний. В нашем мире, где наука раскрывает тайны Вселенной, нам нужна новая вера. Вера, основанная на логике и истине, а не на страхе и невежестве."
"Но что, если эта новая вера просто старая вера, переодетая в новые одежды? – спокойно спросил Игорь. – Что если истина, которую мы ищем, всегда была здесь, в наших сердцах, а мы просто не умели её слышать?"
Иван Петрович на мгновение замолчал, почувствовав, как слова Игоря задели его за живое. Он привык был к резким дебатам, но не к спокойным и искренним вопросам.
"Возможно, ты и прав," – сказал он наконец. – "Но если мы ищем истину, то должны освободить себя от предубеждений. Наша новая вера не должна учить нас терпеть нищету и угнетение. Она должна учить нас бороться с несправедливостью, стремиться к равенству и справедливости."
"И как вы представляете эту новую веру?" – осведомился Игорь.
"Она будет как золотая середина между верой и разумом. Она даст нам моральную основу, на которой мы сможем строить общество, в котором нет места ненависти и разделения. Она будет учить нас не только ждать лучшей жизни после смерти, но и создавать лучшую жизнь здесь и сейчас," – уверенно ответил Иван Петрович.
Их разговор продолжался до глубокой ночи, переплетаясь рассуждениями и диалогами, в которых они искали общий язык. И хоть они так и не пришли к единому мнению, их споры пробуждали размышления у слушателей, которые, возможно, однажды найдут ответы на вопросы, поставленные двумя мужчинами в том старом кафе в сердце столицы.