Серия «Тестовая выборка»

Серия Тестовая выборка

Баг. Мозг компьютерный и мозг человеческий

Этот отрывок был взят из книги Эллен Ульман «Баг» (2003)* и переведен. Приятного чтения!

Он готов был поверить, что у человеческого мозга и компьютера общая структура и, значит, его код должен стремиться «мыслить» как человек. Но каждый раз, когда он садился писать «умный» поиск места, где пользователь кликнул мышкой, — с использованием предположений о том, что человек с наибольшей вероятностью хотел сделать, — код тонул в условных конструкциях. Если мышь не в верхнем окне, то найти окно, от которого видно самый большой участок, и проверить там. Если мышь не там, то найти окно, которое использовали последним, и поискать там. Если и там нет, то, если есть кнопка «Выйти»… В сравнении с примитивным решением — коротким циклом, который просто методично обыскивал экран сверху вниз и слева направо, не принимая во внимание никакие ожидания, — «умное» всегда проигрывало. Ему становилось грустно. Может, он выбрал неверную логику. Может, компьютеры еще не настолько быстры, чтобы успевать за человеческим мышлением.

Потом он задался вопросом, не было ли ошибкой даже пытаться имитировать в коде поведение человека. Возможно, компьютеру просто скорость дается лучше хитрости. Возможно, весь «ум» компьютера всего-навсего в том, что он может сделать кучу тупых вещей со скоростью света. И все же (его мозг метался вокруг этой головоломки туда-сюда) что, если человек устроен точно так же и за всей кажущейся сложностью человеческой мысли скрывается что-то такое же простое, как его симуляция, — огромная куча примитивных штук.

Еще один отрывок из этой книги

* События книги происходят в 1984 году.

Этот пост — часть эксперимента с новыми форматами. Судьба формата будет напрямую зависеть от активности.

Спасибо @user5900583, @dimaaru, @crucified и таинственному пикабушнику за донаты.

Показать полностью
Серия Тестовая выборка

Баг. Пауза. Первая порция

Текст был взят из книги Эллен Ульман «Баг» (2003) и переведен. Приятного чтения!

Компьютер способен выполнять миллион команд в секунду. В сравнении с ним человеческий мозг до боли медленный. Например, мне потребовалось целых полминуты, чтобы вспомнить события одного-единственного года. Если задуматься, это довольно долго. Представьте себе, как секундная стрелка тикает через полциферблата. Или как мигают, отсчитывая время, светодиоды на цифровом дисплее — мигают тридцать раз.

— Паспорт, пожалуйста.

На паспортном контроле аэропорта Сан-Франциско сидел молодой человек с приятным лицом, и от него не исходило никакой угрозы: видно было, что работает он без особого пыла.

— В каких странах были?

Мне хотелось ответить, что все написано в миграционной карте, но жизнь научила меня не проявлять в таких случаях характер.

— В одной. В Доминиканской Республике.

Не отворачивая от меня лица, приятное выражение которого сменилось пустотой, он сунул руку под разделявшую нас тесную стойку. Это он сканировал мой паспорт. Первая страница паспорта США уже много лет распознается компьютером.

И потянулось ожидание.

— Хорошо съездили, мисс?..
— Мисс Уолтон. Да.
— Роберта Уолтон.
— Да.
Он покосился на экран компьютера, не убирая руки из-под стойки. Потом спросил:
— Как там сейчас, хорошая погода?
— Ага. Жарко.
— Влажно?
— Да. Но не слишком.

Светская беседа, чтобы заполнить паузу. Он пытался вернуть лицу приятное выражение. Тщетно: глаза то и дело падали на экран, наполовину скрытый стеллажом в углу стойки. Он ждал ответа. Пропустить меня или допросить? Та ли я, кем кажусь, — безобидная женщина средних лет, решившая посреди ноября побаловать себя солнышком? Или я наркоторговка, сутенерша, денежный мул, просто хорошо маскируюсь? Пока система не ответит, он бессилен.

Так что мы стали ждать. Часы тикали, диоды мигали, тридцать секунд тянулись одна за одной, отмеряя дыру в нашем существовании. Мы ждали ответа системы: современная жизнь полна таких пауз. Тихонько стучит клавиатура, потом голос в трубке просит: «Подождите секунду, пожалуйста». Кардридер сперва велит: «Уберите карту», а потом пишет: «Операция выполняется. Подождите…» Крошечный циферблат на экране компьютера напоминает: время течет, и с ним ничего не сделать. Прогресс-бар внизу окна браузера мечется туда-сюда, туда-сюда, как бешеный зверь в клетке. Стоя на контроле, опираясь на тележку с багажом, я подумала: в сущности мне не верится, что компьютеры экономят нам такую уж уйму часов. Они заполняют нашу жизнь вот такими вот крошечными периодами ожидания, бессмысленного ожидания, песчинками времени, в которые ничего не остается, кроме как стоять, сидеть, держать в руках трубку, — ничем не занятыми клочками времени, которых ни одна приличная операционная система в жизни не потерпит. Компьютер, оказавшись в режиме ожидания, найдет себе полезное занятие: проверит, не требуют ли внимания другие процессы, очистит буфер обмена, да хоть кеш обновит.

Кажется, этим и занялся мой мозг, пока я стояла на контроле, — включились какие-то потаенные служебные процессы: инвентаризация болота синапсов, реорганизация памяти, чистка битых ссылок…

«Это же база данных Telligentsia!» — всплыла откуда-то мысль. Потом, шаг за шагом, как силлогизм, пришло осознание. Мы ждем ответа системы, созданной компанией Telligentsia. Той самой компанией, где началась моя техническая карьера. Значит, это я во всем виновата. Я собственными руками помогла выпустить этот режим ожидания в мир!

Я взглянула за стойку, на экран компьютера. Да. Тот самый проклятый транзакционный интерфейс. Служба иммиграции была одним из первых наших клиентов. В 1986 году они собирались с помощью нашей базы данных устроить «революцию» международных полетов. Прошло столько лет — и вот оно, наше программное обеспечение, все еще здесь со своим транзакционным интерфейсом — дико тормозным компонентом, на который мы, тестировщики, постоянно жаловались программистам: слишком медленно, слишком медленно, кто вообще согласится столько ждать? А теперь я видела, как работник контроля научился претерпевать это ожидание. Научился определенным образом тормозить себя; его тело и рот уродливо обвисли, а глаза, и без того немного мутные, теперь глядели в пустоту. Удивительно, как человек ко всему приспосабливается. Программисты давным-давно приучились ждать, пока отработает машина, вскоре вслед за ними адаптировались и мы, тестировщики, и с каждой новой установкой нашей программы это распространялось по миру, как вирус: люди учились тормозить, на крошечные промежутки времени отрешаться от мира — почти не разговаривать, не работать и ничего особого не делать, ведь в любой момент, и никогда не ясно в какой, система может ожить, отозваться и вывести ответ.

А эти долгие тридцать секунд… Забавно — мы жаловались точно на такую же задержку. Удивительно, как за все время никто не уменьшил ее и не устранил. Но, разумеется, она никуда не делась. Да и кто бы мог ее переработать? Вскоре после того как мы вышли на рынок, Telligentsia перекупила другая компания, ту компанию тоже кто-то купил, и наша программа уходила все дальше и дальше по рукам незнакомых с нами людей. Кто после стольких перемен вспомнит наши проблемы, наши споры, все, что мы попробовали и бросили на полдороге? Забавно представлять себе, что этот код так и лежит без изменений, пока программу передают из рук в руки, а сверху, как осадочные породы, наслаиваются новые и новые пласты кода. А внутри — глубоко внутри, в недрах, где никто уже ничего не понимает и которые просто решили не трогать, потому что эта часть кода вроде работает, — внутри по-прежнему живет эта долгая задержка. Программисты и тестировщики ушли своей дорогой, изменились, стали старше — а код вот он, застыл и бездумно запускается снова и снова, бездушный механический артефакт, след жизнедеятельности тех, кто его создал.

След Итана Левина.

Сквозь порожденную долгой паузой дыру во времени всплыло имя. Итан Левин, старший инженер Telligentsia, специалист по вычислениям на стороне клиента и невольный создатель бага, официально названного UI-1017. Я попыталась отогнать воспоминание. Я не готова была, стоя на контроле с багажной тележкой и потея, вспоминать, что с ним случилось. UI-1017 — тысяча семнадцатый баг пользовательского интерфейса. До него были еще тысяча шестнадцать багов, и много тысяч — после, и ради чего? Хватит, сказала я себе. Не зацикливайся на одной-единственной разрушенной судьбе. Жизнь утекла дальше, к новым безумствам новых программистов. Все, кажется, очень довольны миром, который мы, технари, создавали. Вот смотри: даже работник контроля, немного подождав систему, получил ответ и теперь, выстукивая по клавишам нужные данные, улыбается по-настоящему, и его пустое приятное лицо становится почти ярким.

Но Итан Левин не спешил забываться. Длинная тридцатисекундная пауза обрушила на меня все: как я нашла тот непобедимый баг, что случилось с Итаном, пока баг воспроизводился, что я могла сделать, но не сделала… Теперь от этого было никуда не деться. Нельзя было вернуться домой и снова забыть, что случилось. Мне придется вспомнить базу данных, какой я увидела ее впервые поздней осенью 1983 года. Придется вспомнить время, когда я была незадачливым ученым, кандидатом лингвистических наук посреди бума кандидатов в восьмидесятые, работала временным преподавателем лингвистики то тут, то там и отчаянно пыталась выбраться из класса люмпен-профессориата. И стала — по рекомендации друга и к изумлению всех своих знакомых — младшим «инженером» по обеспечению качества в стартапе по разработке программного обеспечения под названием Telligentsia. Там меня прикрепили первичным тестировщиком к некому Итану Левину, тощему, на вид уверенному в себе мужчине тридцати шести лет, который уже двенадцать лет вроде бы очень успешно работал программистом, пока с ним не случился баг UI-1017.

Время свернулось в кольцо. Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Три года как выпустили IBM PC, а Apple Macintosh вообще только появился. Я впервые посмотрела ту знаменитую рекламу с суперкубка, в которой «мак» представили миру: женщина в беговых шортах врывается в аудиторию, где мужчины в одинаковой, как у арестантов, одежде молча сидят перед экраном. На экране красуется та самая огромная голова в синем свете — «большой брат», IBM, прозванным Большим Синим из-за цвета логотипа. И я снова поняла, что должна сделать эта женщина.

И она не подвела: размахнувшись всем телом, запустила в экран молот, расколотила его, разрушая чары на арестантах.

Ура! Эпоха монументальных корпоративных компьютеров закончена. Теперь вычислительные мощности будут в руках каждого. Это каким-то образом изменит всю жизнь. Какая прекрасная находка для рекламы. Призрак 1984 года уничтожен. И уничтожила его женщина! Джеральдин Ферреро баллотировалась на пост вице-президента США, в Олимпийские игры впервые включили женский марафон, так почему женщина в беговых шортах не может символизировать конец технологической тирании?

— Добро пожаловать домой, мисс Уолтон.

Работник контроля — с приятного лица на меня смотрела приятная улыбка — протянул мне паспорт.

Я отсутствующе на него уставилась. Теперь мне не хотелось брать паспорт в руки. На его страницах меня ждала вся история.

Работник положил паспорт на стойку.

— Спасибо, — неискренне произнесла я.

Все было в порядке. Штамп проставили, паспорт вернули. Система послушно записала дату и место прибытия. Старая база данных, предательница и воровка времени, не приняла меня за террориста. Потом кто-нибудь вобьет туда данные из моей миграционной карты: где я была, с какой целью, сколько и на что потратила. А еще позже какой-нибудь исследователь может сунуть нос в накопленный великолепной базой Telligentsia огромный массив данных (возможно, с помощью программы для анализа данных, которую разрабатывал следующий стартап, где я работала). И узнает, как часто я путешествовала, что у меня не бывало поездок по работе, что я всегда ездила одна. И составит отчет, где будет сказано, что я богата — это правда, мне сорок восемь, и я постоянно путешествую в качестве досуга. Официальное занятие — компьютерный консультант. Домашний адрес — Сан-Франциско.

Я катила тележку к таможне и видела свое полное досье глазами компьютера: кремниевая мини-миллионерша, могу не работать за счет опционов, счастливая наследница революции, провозглашенной в 1984 году женщиной в беговых шортах. В другом настроении я бы собой гордилась. База данных ведь до сих пор работает. Эта база данных, которая следит за нами, наблюдает, куда перемещаюсь я и другие граждане, — мой личный вклад в конец тирании.

Баг. Пауза. Первая порция Перевел сам, Книги, Программирование, История (наука), Роман, Длиннопост

Этот пост — часть эксперимента с новыми форматами. Судьба формата будет напрямую зависеть от активности.

Спасибо @user5900583, @dimaaru, @crucified и таинственному пикабушнику за донаты.

Показать полностью 1

На закваске. Едок номер один. Первая порция

Текст был взят из книги Робина Слоуна «На закваске» и переведен. Приятного чтения!

Ужинала бы я, как обычно, питательным гелем, если бы не обнаружила, что к двери моей квартиры приклеили листок бумаги с рекламой местного ресторана, который недавно расширил спектр услуг по доставке.

Я только пришла с работы, лицо от стресса казалось ломким — так бывало нередко, — и обычно в это время меня ни на что необычное не тянуло. Дома ждала вечерняя трапеза из «Жижи».

Но меня заинтриговало меню. Оно было написано от руки черными чернилами и очень уверенным почерком — вернее, можно сказать, почерков было два: к каждому блюду полагалось описание сперва знакомым мне алфавитом, потом незнакомым, отдаленно напоминающим кириллицу, с множеством точек и завивающихся хвостиков. При этом меню было лаконичным: предлагались «Острый суп», «Острый сэндвич» и «Комбо (острый-острый)» — причем уточнялось, что все эти блюда вегетарианские.

Наверху было громадными буйными буквами написано название ресторана: «Супы и хлеб на закваске с Климент-стрит». Внизу имелся номер телефона и обещание быстро все доставить. Климент-стрит была всего в паре кварталов. Меню заворожило меня, и вот вечер, да и вся моя жизнь свернули совсем в другое русло.

Я набрала номер, и трубку взяли в ту же секунду. Слегка запыхавшийся мужской голос сказал: «„Супы и хлеб на закваске с Климент-стрит“! Подождете, ага?»

Я согласилась, и заиграла музыка — песня на каком-то незнакомом языке. Климент-стрит была раем полиглота и пульсировала кантонским, бирманским, русским, тайским и даже обрывками гэльского. Сейчас я слышала что-то иное.

Снова зазвучал голос: «Ага, алло! Что для вас приготовить?»

Я заказала «острый-острый».


***

В Сан-Франциско я приехала из Мичигана: там меня вырастили и выучили, и там мое тело, как правило, вело себя мирно и предсказуемо.

Мой отец разрабатывал базы данных для «Дженерал Моторс» — он обожал свою работу и с пеленок старательно окружал меня компьютерами; и ему удалось: я даже не думала о том, чтобы пойти по иной стезе, тем более что тогда программирование как раз начинало казаться цветущим и заманчивым и факультеты компьютерных наук яростно боролись за внимание молодых женщин. Мне нравилось, что за мое внимание борются.

Так совпало, что у меня хорошо получалось. Мне нравился ритм поиска решения, задачи по программированию приносили мне удовлетворение. В колледже я два лета стажировалась в «Кроули Контрол Системс», саутфилдской компании, которая разрабатывала программное обеспечение для управления моторами электромобилей «Шевроле», — и, когда я получила диплом, меня уже ждала работа. Задачи были расписаны до мелочей и тщательно тестировались, и их решение напоминало укладку кирпича: класть надо было аккуратно, ведь второго шанса не давалось. Мой рабочий компьютер был старым, до меня за ним работали как минимум два других программиста, но кодовая база была современной и интересной. Рядом с монитором я поставила фото родителей и крошечный кактус, который назвала Кубрик. И купила дом в двух городах от работы, в Ферндейле.

Потом меня завербовали. Через мой куцый профиль на LinkedIn со мной связалась женщина — на ее странице значилось, что она специалист по привлечению талантов в компании «Дженерал Декстерити», то есть «Общая сноровка», в Сан-Франциско, — и предложила пробный созвон; я согласилась. Ее широкую улыбку было буквально слышно через колонки. В «Дженерал Декстерити», рассказала она, разрабатывали самые продвинутые на рынке роботизированные руки для лабораторий и заводов. Компании требовались программисты с опытом управления моторами, а в Сан-Франциско, по ее словам, таких было очень трудно найти. Она объяснила, что программный фильтр отметил мое резюме как многообещающее и что она согласна с оценкой компьютера.

У меня есть одно убеждение насчет моих ровесников: мы поколение Хогвартса и больше всего на свете мечтаем, чтобы нас распределили по факультетам.

Пока я сидела в своей машине на тесной парковке за «Кроули Контрол Системс» на Уэст-Тен-Майл-роуд, Саутфилд, мой мир дал крохотную трещину. Она была толщиной с волосок, но сквозь нее уже можно было смотреть.

На другом конце провода специалист по привлечению талантов живописала сложнейшие задачи, которые по зубам только острейшим умам. Поражала мое воображение щедрыми условиями, бесплатной едой и — кстати, я же вегетарианка? А, уже нет. Но, может статься, в Калифорнии я захочу попробовать еще раз. Она расписывала солнце. Небо над парковкой «Кроули» было серым и протекало, как автомобильное днище.

А еще — тут воображению не осталось места — специалист по талантам предложила мне работу. С зарплатой больше, чем у обоих моих родителей вместе взятых. Я окончила колледж всего год назад. За мое внимание снова боролись.

Через десять месяцев после оформления ипотеки размером с Мичиган я продала дом в Ферндейле, почти не потеряв в деньгах. Я еще не успела ничего повесить на стены. Прощаясь с родителями, я расплакалась. До колледжа было меньше часа езды, так что мы впервые прощались по-настоящему. И, погрузив все свои вещи на заднее сиденье машины, а настольный кактус пристегнув к переднему, я отправилась в путешествие на другой конец страны.

Я проехала сквозь узкий проезд в Скалистых горах на запад, пересекла пыльное ничто Невады и влетела в устремленную ввысь зеленую громаду Калифорнии. Я была потрясена. Юго-восточный Мичиган плоский, почти вогнутый, а здесь у мира появилась третья координатная ось.

В Сан-Франциско меня ждали временная квартира и специалист по привлечению талантов — она встретила меня на тротуаре у облицованной кирпичом штаб-квартиры «Дженерал Декстерити». Она была миниатюрной, от силы метра полтора ростом, но, пожимая мне руку, вцепилась в нее как тисками.

— Лоис Клэри! Добро пожаловать! Тебе здесь понравится!

Первая неделя прошла потрясающе. Вместе с дюжиной новичков-Сноровистых (как нам рекомендовали себя называть) я заполнила страховку, получила вихрь невероятных опционов на акции и послушала пересказы короткой истории компании. Мне показали первый прототип роботизированной руки, созданный основателем компании: мясистую трехпалую конечность почти с меня ростом, которая красовалась на небольшом алтаре посреди кафетерия. Можно было скомандовать ей: «Рука, меняй задание. Поздоровайся!» — и она размашисто, радостно махала.

Я изучила анатомию программного обеспечения, над которым предстояло работать (под названием ArmOS). Познакомилась со своим менеджером Питером — тот пожал мне руку еще крепче, чем специалист по талантам. Штатный риелтор подобрал мне квартиру на Кабрилло-стрит (Сан-Франциско, район Ричмонд), за аренду которой мне предстояло платить вчетверо больше, чем за ипотеку в Мичигане. Вложив ключи мне в руку, риелтор сказал: «Тесновато, конечно, но бывать здесь ты будешь мало».

Основатель «Дженерал Декстерити», поразительно молодой мужчина по имени Андрей, провел нашу группу по Таунсенд-стрит к Центру освоения заданий, приземистому зданию, где раньше была парковка. Бетонный пол по-прежнему усеивали пятнышки бензина. Теперь вместо длинных рядов машин шли припаркованные по тридцать в ряд механические руки. Их пластмассовый корпус был синим, в цветах Сноровистых, очертания — теплыми и сильными, с легким намеком на бицепс — на этой гладкой выпуклости стоял логотип «Дженерал Декстерити», радостная молния.

Все руки одновременно что-то делали: мели, хватали, толкали, поднимали… Если зрелище должно было впечатлить нас — оно впечатляло.

Как объяснил Андрей, все это были повторяющиеся движения, которые сейчас выполняли человеческие мышцы под управлением человеческого мозга. Повторение — враг творчества, сказал он. Повторение — дело роботов.

Нашей миссией было избавить мир от труда.

Для этого придется дохрена трудиться.

Неделя погружения торжественно закончилась в пятницу, пивом и турниром по пинг-понгу с роботизированной рукой — разумеется, победила рука. А потом началась работа. Нет, не в ближайший понедельник. На следующее утро. В субботу.

Мне показалось, что меня — вжух! — засосало в пневматическую трубу.

Программисты «Дженерал Декстерити» разительно отличались от моих коллег из «Кроули» — те были очень спокойными людьми средних лет и больше всего на свете любили терпеливо объяснять. Сноровистые не знали, что такое терпение. Многие из них бросили колледж — так торопились попасть сюда, а теперь спешили поскорее сделать работу и разбогатеть. Это были почти сплошь молодые парни, костлявые, с ледяным взглядом, тени в японской джинсе и кроссовках ограниченной серии. Начинали работать они поздним утром, а заканчивали за полночь. Спали они прямо в офисе.

Меня злила сама эта мысль, но в некоторые ночи я и сама падала жертвой мягких диванов в синей — корпоративного цвета — обивке. Иногда я лежала на них ночами, пялилась в потолок — на воздуховоды без корпусов, на сплетения оптоволокна всех цветов радуги, гоняющего по офису данные, — и чувствовала в желудке тугой узел, не желавший распускаться. Мне казалось, что я хочу в туалет, — я шла туда и тупо сидела ногами на унитазе. У датчика движения истекало время ожидания, свет гас, и я оказывалась в темноте. Иногда я сидела так подолгу. Потом мне в голову приходила строчка кода, и я хромала обратно к столу, чтобы ее набрать.

В «Кроули Контрол Системс», оставшейся в Саутфилде, Кларк Кроули раз в месяц прогуливался по офису со словами: «Хорошо работаем, ребята. Продолжайте в том же духе!» В «Дженерал Декстерити», Сан-Франциско, Андрей каждый вторник и четверг отправлял нам отчет со статистикой и словами: «На нас возложена миссия полностью изменить условия человеческого труда — старайтесь получше».

Я начала задаваться вопросом, умею ли я вообще стараться. В Мичигане у всех коллег были семьи и крайне серьезные хобби. У здешних теней не было ничего лишнего, оставались только гуманоидные генераторы дизайна и кода. Я пыталась воспроизвести их поведение, но у меня что-то цепляло внутри. Турбина не крутилась.

В последующие месяцы мне казалось, что у меня истощается какой-то важный жизненный ресурс, и я старалась не обращать внимания. Коллеги колотились в таком темпе три года без единого перерыва, а я расклеилась за первое же лето в Сан-Франциско? Предполагалось, что я перспективный новый кадр с румяным лицом.

Мое лицо перестало быть румяным.

Волосы потускнели и истончились.

Болел живот.

В своей квартире на Кабрилло-стрит я в основном кататонически валялась и регенерировала: мозг дряб, нервные клетки судорожно дышали. Родители были далеко и смотрели на меня из окошка видеочата. Друзей в Сан-Франциско у меня не было, не считая парочки Сноровистых, но им было так же плохо, как и мне. Квартирка была крошечной, темной и слишком дорогой, а еще там был медленный интернет.

На закваске. Едок номер один. Первая порция Перевел сам, Книги, Программирование, Программист, IT, Длиннопост

Этот пост — часть* эксперимента с новыми форматами. Судьба формата будет напрямую зависеть от активности.

Спасибо @user5900583, @dimaaru, @crucified и таинственному пикабушнику за донаты.

* Эта часть эксперимента провалилась, потому что надо было лучше искать информацию о существующих переводах. Зато те, кто заинтересуется, могут сразу прочитать всю книгу.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!