Серия «Солнце на блюде»

Осень, она прекрасна. Там, за горизонтом, огромный город, шумный, суетливый, а здесь тишина. Такая, как хотелось той училке, с пустым, как банка от пива, взглядом. Умная зараза, недоверчивая.

— А разве женщина имеет право прикасаться к священному напитку? — насторожилась клиентка, при виде бокала с вином.

Об этом-то откуда она знает? Она же учительница, откуда ей знать церковные законы.

— В Левите написано…

— Но вы же не в церковь пришли. — Потёрла за ухом. Она всегда так делала, когда нервничала. Дурацкая привычка с детства. — Если вы передумали, я закрою портал. — Поставила бокал на стол.

— Нет, нет, не обижайтесь. Я просто не совсем понимаю, как это работает. Простите…

— Карты показали близкую дорогу и казённый дом. Выпейте вино, а я прочту заклинание. Вселенная подскажет мне координаты.

Противная училка опьянела не сразу. Привыкший к снотворному организм кочевряжился. Ведунья читала заклинания, исподлобья наблюдая за гостьей.

— Чаша Грааля — водород 79 — гелий 44 –нановолны –энергетика –золотарь –частица Бога — ионосфера.

Училка сидела прямо, внимательно прислушиваясь к словам, и заторможено моргала.

Ведунья с остервенением тёрла за ухом. Раздражение нарастало. А началось всё, когда эта прибитая нелёгкой жизнью «моль», раскрыв тряпичный кошелек, начала отсчитывать договорённую сумму. Делала она это с явной неохотой. Словно отрывала от сердца последние кровные.

Судя по опустевшему кошельку, так оно и было, и чародейка поспешила обнадёжить:

— Расстаёшься с деньгами, обретаешь возможность.

Увещевание подействовало, гостья кивнула и протянула мятые бумажки.

— Плутоний — мутация — проектор…

Учительница клюнула носом, и ведунья тотчас подняла глаза, но поспешила. Клиентка тряхнула головой, прогоняя дремоту, и чуть заплетающимся языком спросила:

— Это эзотерическое?

Ведунья кивнула и открыла рот для продолжения, но гостья снова перебила:

— Мне карты всё же понятней… Казённый дом… Но как мне его найти… Я хотела бы знать… А то вдруг мне не подойдёт… А вы наколдуете… — Голова тяжелела, но она боролась с ней, упорно задирая подбородок.

— Это школа — интернат для девочек в пригороде Подмосковья.

Протяжное «Оооо…» — свидетельство одобрения, вырвалось из щелистого рта.

— Это как раз то… что… мне… нужно. — Голова с глухим стуком шлёпнулась на стол.

Наконец-то. Ведунья встала. Уголки рта презрительно скривились. Выгоды с такой клиентки — мизер. Двести рублей, больше не выжмешь. Как и всего остального. Тощее обескровленное тело без грамма жира. Ни украшений, ни приличной одежонки. Старый поношенный плащ, растоптанные туфли.

Ведунья схватила чёрную сумочку. Потрескавшиеся ручки, застрявший на полпути бегунок. Дёрнула посильнее, вырывая металлические зубчики молнии, перевернула, высыпав на стол содержимое. Несколько копеек шлёпнулись на стол вместе с крошечным футляром «губнушки» времён социализма. Чеки, квитанции, билеты. Последним вывалился телефон. Допотопный, кнопочный. Кто такой возьмёт? В костёр его. В костёр. Там ему самое место.

Да, небогато живут учителя, не то, что эстрадная богема. Воспоминания о блиноликой оперной диве улучшили настроение. Вот где барыш получился. Вот где навар так навар и в прямом, и в переносном смысле. Не то, что та нищебродка. Больше с подобным она связываться не станет.

А примадонна оказалась редкая штучка, породистая. Выступающие из выреза платья мясистые груди выпирали так, будто требовали к себе внимания и восхищения. Впрочем, всё в ней требовало этого. Говорила, словно роль играла. Сочные, готовые прыснуть ботоксом губы, произносили пафосные речи. Театр, да и только! Ну что ж. Она тоже играла роль, и ещё вопрос, кто играл лучше. Надменная. С самомнением. А всё равно дура! Пришлось ей подыграть, наобещать то, чего она так жаждала, для удовлетворения её карьеристских амбиций. Психотерапия, ёптить! Спасибо интернету, пару бесплатных видеоуроков хватило, чтобы понять, как это работает. Прогрессивное гадание. Тут и образования специального не надо, особенно с такими, как эта напыщенная особа. Такую разговорить — не проблема. Сама про себя всё выложила, оставалось только правильно упаковать полученную информацию в трудно понятные фразы заклинания. Нужные слова, так называемый ключ, у неё под рукой. Да здравствует Интернет, здесь всегда есть место идиотам, возомнившим себя пророками и пугающих своих оппонентов формулами эзотерических проклятий.

Она довольна. Сегодня она очень довольна собой.

Наполеончики

— Будь осторожен, я могу начать тебя ревновать к этой вертихвостке. — Лена одёрнула загнувшийся подол юбки и достала из сумочки расчёску. Провела по опалённым солнцем волосам.

— Было бы здорово. Мне очень хочется, чтоб ты меня ревновала, а то складывается впечатление, что тебе всё равно.

— Мне не всё равно. Просто мне не к кому тебя ревновать. Одри Хепбёрн давно умерла, а других дам рядом с тобой… — Лена осеклась. — К жене я не ревную.

— Странно. Мне казалось, что любовницы в первую очередь ревнуют к жене.

— Глупо ревновать к жене, ведь ты изменяешь ей со мной, а не мне с ней. — Сказала и поморщилась. — Мы с тобой, конечно, мерзавцы. Но мы влюблённые мерзавцы, а влюблённые очень, очень эгоистичны. Как думаешь, это простительно?

— Вряд ли.

Шум ветра донёс голоса. Кто-то шёл им навстречу.

— О-о! Пора убегать, пока нас не застукали. Встретить знакомых в этом лесу — вероятность небольшая, но закон подлости ещё никто не отменял.

— После свитеров я этому даже не удивлюсь. Так и жду от провидения какого-нибудь подвоха.

— Держим темп! — Из-за поворота показалась розовощёкая девушка со скандинавскими палками в руках. Следом за ней, словно стая кузнечиков, двигалась группа людей.

— Пойдём скорей. — Макс потянул Лену за руку.

— Постой. Это же Шоцкая! Ирина Шоцкая.

— Хочешь взять автограф?

— Нет… Просто…

— Лена! Леночка! — От группы отделилась старушка и, улыбаясь, направилась к Рязанцевой. — Вот так встреча!

— Ну вот он… Здравствуй, закон подлости, — усмехнулся в воротник куртки Макс.

— Агата Тихоновна? — Лена быстро выдернула руку из его ладони. — А вы что тут делаете? — спросила и покраснела.

— Вот занимаюсь. Хожу с палками. А вы?..

— Я… — Лена растерянно посмотрела на Макса. — Мы тут по работе.

— Здравствуйте, — стараясь скрыть в уголках губ улыбку, поздоровался Макс и полез в карман за сигаретами. — Я отойду, покурю в сторонке, чтоб вам не мешать.

— По работе? Расследуете какое–то преступление? — загорелась любопытством старушка. — Расскажите.

— Это долго. Вы отстанете от группы.

— Ничего, я дорогу знаю, но вы же не бросите меня здесь одну? — Агата Тихоновна перевела глаза на Макса, её взгляд задержался, бровь удивлённо приподнялась. — Или…

— Нет, нет, мы не оставим, мы как раз закончили… всё, что нам было нужно, мы уже сделали…

— Кхе-кхе… — закашлялся Макс.

— Агата Тихоновна, — быстро заговорила Лена. — Я пока не могу вам ничего рассказать, тайна следствия, понимаете?

— Понимаю, — закивала старушка, не сводя глаз с Макса.

— Но мы вас подвезём. Да, Макс?

— Конечно, — Макс затянулся глубоко и объёмно, с нескрываемым наслаждением, что помогло ему не рассмеяться. А смеяться хотелось очень. Особенно смешила лисья мордочка Рязанцевой, которой приходилось на ходу выкручиваться из щекотливой ситуации.

— Ну, если тайна следствия, то понятно, — Агата Тихоновна сложила палки, сунула под мышку. — Потом расскажите. А пока я… Я хочу спросить у вас совета… В одном деле… Даже не знаю.

— Что-то случилось? — с радостью ухватилась за отвлекающую соломинку Рязанцева.

— Не знаю, случилось или нет. Понимаете, я тут с одной женщиной подружилась… Из нашей группы. А она исчезла.

— Как исчезла?

— Ну, перестала ходить на тренировки, телефон не отвечает, и дома её нет. Я несколько раз приходила, звонила, но мне никто не открыл.

— Может, уехала? К родственникам. — Макс затушил сигарету и подошёл к дамам.

— Нет у неё никого, сирота она.

— Может, заболела, в больницу попала. Вы соседей спрашивали?

— Соседи плечами пожимают. Вы же знаете, какие сейчас соседи, им до того, кто за их стенкой, дела нет. Одна она жила, ни детей, ни мужа, только со мной вот подружилась, да и я повела себя по-свински.

— Как это?

— Дурой её обозвала… Поссорились мы… А она после этого перестала на тренировки ходить.

— За что же вы её так, Агата Тихоновна? — уже не сдерживал улыбку Макс. Его забавляла сложившаяся ситуация и рассказ старушки. Чувствуя игривость интонаций, Лена как бы случайно толкнула его локтем в бок. — Ой, ну чего вы толкаетесь, Елена Аркадьевна, — издевался Макс.

— Не толкаюсь, а подталкиваю… К машине… — Лена развернулась к Агате Тихоновне спиной и показала перед грудью Максу кулак. Потом, сменив свирепый взгляд на нежную улыбку, снова повернулась к старой знакомой. — Вы всё нам расскажете про свою подругу по дороге, хорошо? А мы подумаем, как её разыскать.

Лена взяла старушку под руку и двинулась вперёд по тропинке. Макс шёл сзади и любовался россыпью её золотистых волос, закатное солнце окрасило их в розовый цвет. Фламинго. Птица заката. Розовая и трепетно-нежная.

— Ты похудела.

— Разве?

— Я раньше не замечал.

— Может ты просто перестал обращать на меня внимание, — постаралась отвлечь кокетством, и вымучено улыбнулась.

— Свитер на тебе висит.

— Ну, это же оверсайз.

— Оверсайз, он и раньше был, но так не висел. Сама посмотри.

Лена подошла к зеркалу, и поджилки затряслись с утроенной силой. Она перепутала. Вернее он. Когда натягивал в темноте её свитер. Разница в размерах у них небольшая, только рост. Выходит, сейчас на ней его свитер, а её…

— Вот гадство… это он после стирки так растянулся. Вот тебе и «Sara». Вот тебе и фирма.

— Снимай скорей свою фирму, я хочу оценить тебя в натуре. — Она не успела возразить, Вадим жестом фокусника стянул с неё свитер. — Мм… Какая аппетитная. Только вот это лишнее, — щелчок застёжки и бюстгальтер полетел в сторону. Стал стягивать с неё юбку. — И это тоже.

— Нет, не сейчас, — она оттолкнула его, подобрала с пола свитер, надела.

— Что такое?

— Я не хочу. — Она думала о том, что надо поскорей закрыться в ванной и отправить сообщение, пока…

— Раньше ты по-другому реагировала. — Его обиженный взгляд мозолил ей плечи. — Кстати, у Макса точно такой же свитер.

Йеллоустоун! Помпеи! Фудзияма! Она выскользнула из свитера и кошкой бросилась на него.

Хозяйка садится напротив, и в свете огня её лицо расчерчивается мелкими штрихами морщинок, берущих начало в презрительном изгибе губ.

— Итак, что привело вас ко мне? Что вы хотите узнать?

— Я хочу знать, насколько ко мне благосклонна Вселенная, — лепечет гостья.

— Хорошо. — Ведунья прячет руку в полы накидки, вытягивает из внутреннего кармана колоду карт, раскладывает веером. — Возьмите любую.

— Какую? — волнуется гостья.

— Ту, что по сердцу.

По сердцу… По сердцу…

Гостья вытягивает червового короля.

— Положите на ладонь и накройте другой рукой.

В комнате душно. Хочется пить.

— Теперь дайте её мне и покажите вашу ладонь.

Гостья протягивает дрожащую руку. Ведунья внимательно рассматривает глубокие прорези между припухлостями ладони. С лёгкой улыбкой кивает.

— Очень благоприятный расклад.

Гостья с облегчением выдыхает.

— Но что это значит? Я буду счастлива?

— Каждый из нас сам кузнец своего счастья. Желать недостаточно. Этого мало.

— А что нужно?

— Для начала надо правильно сформулировать желание, выстроить его мысленную конструкцию. А потом уже направить поток сознания в нужный портал.

— Но как? Я не умею.

— Для этого есть я. У меня есть связь с Вселенной. Я передаю ей ваше желание, а Вселенная даёт мне ответ.

Гостья закивала и полезла в сумочку, вынула кошелёк, щёлкнула застёжкой и изъяла из него три сторублёвые бумажки. Протянула хозяйке.

— Вот. Как договаривались.

Ведунья сложила купюры и опустила их в потайной карман накидки.

— Ну что ж, приступим. — Она встала и чёрной тенью прошла в угол комнаты.

Пока ведунья колдует над снадобьем, гостья, не отрываясь, смотрит на червового короля.

— Вот, — протянула хозяйка.

— Что это? — гостья заглянула в бокал. — Вино?

— Кровь Христа.

— Кровь? — отшатнулась гостья.

— Условно. На самом деле это вино, но не простое, а приближенное по химическому составу к крови. Кровь имеет связь с Высшими силами, она подчинена им. По крови считывается передаваемая информация. — Ведунья села на свой стул. Отодвинула карты. Порылась в ворохе бумаг, выудила розовый потрёпанный по краям лист. — Пейте. Это поможет вам правильно смоделировать желание. А я буду читать заклинание, призывающее Высшие силы. — Опустив глаза в лист, забормотала:

— Дейнерис из дома Таргариенов, первая своего имени. Дени Дейнерис Бурерождённая Неопалимая Миса. Турьятита — Пятое состояние, следующее после турьи, в котором наступает полное единение и тождество Атмана и Параматмана.

Гостья пригубила бокал и медленно выпила всё без остатка. Вкус вина был необычным, немного солоноватым, похожим на вкус крови.

— Бог — владыка — всеединое — портал — вращение — голубь — ночь — ничто — власть — кремний. Стекло — запись — магистр — гурия — мистика. — Слова сыпались из ведуньи, как сухой горох. Под звук её голоса гостья почувствовала необычную легкость. — Всё, что существует, должно быть сотрясаемо и никогда не прекращать движения.

Кажется, она это уже слышала. Но где? И когда? Нет, не о том. Она должна думать о червовом короле. Должна смоделировать своё желание.

— Великое ничто — свет абсолюта — нирвана — геенна огненная — систр 86.

Скоро. Уже скоро у неё начнётся новая жизнь. Полная любви и счастья.

Она мечтательно прикрывает глаза, но открыть их снова получается с большим трудом.

— Прецессия — светокопия — центриоль — сеть индры — тайное число — число зверя — метавселенная — квантовый мир — нищий духом — 152.

Веки такие тяжёлые, словно их залили свинцом. Её голова сползает на сложенные руки, и через несколько секунд она проваливается в глубокий сон.

Ведунья дует на свечу, поднимается, расшторивает окно. Выходит из комнаты и через минуту возвращается. В одной руке у неё большой эмалированный таз, в другой топор. Таз она ставит под стол, топор кладёт поверх скатерти и принимается раздевать гостью. Уснувшая не сопротивляется, её сон так глубок, что она не чувствует резких стягивающих одежду движений. Только боль от разорванных мочек на мгновение вырывает её из сна гулким стоном, но она тут же отключается снова. Хозяйка пытается снять с пальца гостьи массивный перстень с прозрачным, редкой красоты янтарём в перемычках оправы, но мешают широкие костяшки. Ведунья без колебаний хватает топор, вскидывает и резко опускает. Тело гостьи вздрагивает в болезненной конвульсии. Плюш быстро проглатывает брызги крови, и перстень вываливается в кровавую лужицу. Ведунья стягивает тело с табурета, кладёт поверх таза и заносит топор.

Вот, тогда, уже тогда бы ей понять, кто он и что он. Но она сглупила. Все подруги уже давно встречались с парнями, некоторые даже выскочили замуж, а она ещё ни разу не целовалась. Да и родственники всё время подгоняли: «Когда замуж выйдешь?». А главное все хором ехидно и очень обидно подначивали: «Что, никто не берёт?». А ведь действительно — никто не брал. И это её мучило. А тут он. Маленький, ниже на целую голову, да ещё и с родимым пятном во всю щёку. Никаких таких ухаживаний. Просто и грубо:

— В кино пойдёшь?

Пошла. И фильм такой… «С любимыми не расставайтесь». Очень, очень ей понравился. А он:

— Чушь. Сопли и слюни. Надо было на «Последний отсчёт» идти.

Она не спорила. Лишь бы замуж взял. Чтоб подругам нос утереть, а родственникам рты заткнуть. И вышла. А потом проснулся тот самый Наполеончик, и начался ад. Когда не то, что слово поперёк, даже взгляд, показавшийся ему косым, мгновенно вызывал взрыв раздражения, переходящего в бешенство.

Сначала сыпались угрозы, потом посыпались удары. Не сразу. Постепенно. Особенно после того, как сын родился.

Надо было уходить. Она понимала, но уйти было некуда. Это была её квартира. Крохотная однокомнатная квартирушечка. Ни разделить, ни обменять. Развода он бы не дал, а если бы и дал, то всё равно не оставил её в покое. И из квартиры никуда бы не ушёл. Мучитель никогда добровольно не расстанется со своей жертвой. Да и как прожить на зарплату учительницы? Материально она полностью зависела от него. Вот и терпела. Сын вырос, уехал на Север, там женился, и домой не приезжал. Она была совсем одна. Так бывает. Когда замужем, но одинока. Стала задерживаться на работе, чтобы меньше быть дома, по выходным долго и бесцельно бродила по городу. За эти годы город опостылел ей настолько, что мысль — уехать куда-нибудь в глушь, где чистый воздух, мало людей и много тишины, стала её несбыточной мечтой.

Когда муж неожиданно умер от инфаркта, она выдохнула с облегчением. Но счастливей не стала. Вскоре к одиночеству прибавилась ещё и скука. Каменные стены домов давили замкнутостью и холодностью, фильмы раздражали, как трагичностью, так и «хэппи эндом». Читать книги не позволяло зрение, она пробовала слушать, но на слух текст воспринимался плохо, она всё время отвлекалась на всякую ерунду. Даже завести себе какую-нибудь зверюшку, она не могла — погладив на улице кошку, у неё тут же начинали чесаться глаза и нос. Работа осточертела, ученики её не слушали, издевались. Теперь им можно было всё. У них теперь есть права. Попробуй, как раньше, прикрикнуть, и тут же нагрянут родители с обвинениями в нарушении этих самых прав. И как она, маленькая серенькая училка, может справиться с великовозрастными детинами? С этими Наполеончиками, Наполеонами и Наполеонищами. Какие есть права у неё? Или у неё только обязанности? Завтра ей исполняется 55. Завтра она выдохнет. Пенсия — избавление от обязанности терпеть их издевательства.

Дома накормила котёнка остатками рыбного бульона, обложила коробку из-под обуви пакетами, накидала туда обрывки бумаг. Самодельный туалет поставила под окно. Форточку на кухне она никогда не закрывала, чтоб рыбный запах не застаивался в квартире. Почувствовала зуд в глазах. Надежда, что аллергия всё-таки обойдёт её, рухнула. Придётся сидеть на антигистаминах. Зоя достала из навесного шкафа аптечку, выпила «Супрастин» и вернула короб на место. Затем прошла в прихожую, взяла со шкафчика всё, что она вчера вынула из почтового ящика. Счета, счета, счета. За всё. За газ, за свет, за воду. За жизнь. За такую жизнь — плата слишком высокая. За её никчёмную, неудавшуюся жизнь — плата непомерная.

Зоя отложила счета, остальной мусор — многочисленную рекламу совершенно ненужных ей услуг, сгребла, чтобы смять и выбросить. Одна бумажка вылетела и упала на пол. Зоя присела, подобрала, пробежала глазами, задумалась, встала и положила бумажку в стопку со счетами.

Чудесный день. Солнечный. Настроение у всех боевое. Голос у Ирины приятный, мягкий, с чуть раскатистым «р».

— У вас телескопические? — Сухопарая дама в фирменном спортивном костюме и ярко-красной ветровке наклонилась к уху Агаты Тихоновны.

— Не знаю. Дочь покупала.

— А у меня телескопические, — похвасталась, блеснув янтарными серьгами. Два маленьких солнышка игриво заколыхались в ушах.

Агата Тихоновна невольно засмотрелась. Она не очень любила янтарь, считала, что молодых он старит, да и пожилых не освежает. Однако эти висюльки ничуть не прибавляли лет их владелице, а скорее наоборот — молодили. «Наверное, из-за пузырчатой структуры», — предположила Агата Тихоновна и не удержалась от комплимента:

— Очень красивые у вас серьги, и вам очень идут.

Комплимент оказался к месту, дама поправила выпавшие из-под повязки кудряшки и добавила: — Это очень ценные серьги. Редкий янтарь, называется «Слёзы солнца».

— Да, — улыбнулась Агата Тихоновна, — название соответствует. Я вообще считаю, что у красивых вещей должны быть красивые имена.

Глаза дамы вспыхнули радостью, она коснулась руки Агаты Тихоновны и представилась:

— Меня Изольда зовут. А вас?

— Агата.

— Тоже красивое имя, — отплатила комплиментом дама. — Вы первый раз или ходили уже с ними? — кивнула на палки.

— Пробовала, в парке у нас, но одной как-то стыдно мне, все глазеют, тут, смотрю, объявление, набирают группу, да ещё и под руководством самой Ирины Щоцкой…

— Вот и я тоже, у меня артроз, колени скрипят, как «потёртое седло», — Изольда тихо засмеялась в ладошку.

— Ну что? Вперед! — скомандовала тем временем Ирина и первой начала движение. Толпа ходоков, разбившись на парочки, двинулась ей вслед.

— Будем вместе ходить, — предложила Изольда.

— Я не против, — обрадовалась новой подруге Агата Тихоновна.

— Дышим ровно, держим темп, — командовала Ирина. - В конце пути нас ждёт сюрприз.

— В конце пути нас ждёт один и тот же сюрприз, — философски—грустно подытожила Агата Тихоновна.

— Ну что ты, Агата? Какие наши годы? — приободрила новая подруга, и заговорщицки шепнула: — Я вот ещё замуж хочу.

— Уж не женихи ли нас там, в конце пути, ждут в качестве сюрприза, — пошутила на это Агата.

— Если бы, — вздохнула Изольда и прибавила громкость. — Знаю я, что за сюрприз. Там, в конце тропинки клён Каэде растёт. Подарок японцев. Он невысокий и корявый, но листья необыкновенно красивые, ярко-красные.

— Японцам лишь бы что-то посозерцать, — недовольно буркнул сзади круглопузый мужик.

Изольда обернулась, кокетливо хихикнула и приотстала от своей партнёрши.

— Да, японцы специально устраивают путешествия по местам, где цветёт этот клён. — Теперь она шла рядом со здоровяком, оттеснив сморщенного до безобразия, крючконогого старичка. — Любование осенью Каэдэ не уступает традиции любования сакурой весной. Листья этого клёна очень изящны и ажурны, — старалась блеснуть знаниями Изольда, — японцы находят их изысканным украшением домашнего интерьера и частенько преподносят в качестве подарка.

— Нормально придумали, — гаркнул здоровяк, — листья дарить. Жмоты ваши японцы. Приди ко мне в гости кто с букетом кленовых листьев, уж я бы его попотчевал ими же. — Мужик громко «заржал».

— Вы угадали, — улыбнулась Изольда. — Листья клёна в кляре, обжаренные в кипящем масле — излюбленное сезонное блюдо японцев.

— Га-га-га, — не унимался мужик. — Дуралеи япошки силосом питаются.

— Вообще-то… — не выдержала Агата Тихоновна, — у нас на Руси тоже суп из крапивы варили и салат из одуванчиков ели.

— Не отставать! — крикнула Ирина, заметив образовавшийся затор. — Держим темп, контролируем дыхание.

Изольда тут же подскочила к Агате и пошла рядом.

— Как тебе? — слегка кивнула назад. — Импозантный мужчина, скажи?

— Мужлан неотёсанный и грубиян. — Агата Тихоновна постаралась восстановить сбитое дыхание.

— Ну не знаю, по мне так очень даже… Надо бы познакомиться.

— Дело хозяйское. — Агата Тихоновна глубоко вздохнула, подумав о быстро убегающем времени. О желаниях и отпущенных возможностях.

Отстранённый от реальности воздух заставляет думать о временном.