Жду новый пост

Серия «Подарок вампира»

Может быть, хоть так соседи снизу отреагируют и придут сюда.

Лена включила воду в ванну, затем заткнула сливное отверстие пробкой. А после решительно залезла на антресоли – достать папин сундук с инструментами и вынуть топорик. Когда Марина вернётся, она даст отпор.

Оказалось, скорую помощь и вызвали именно соседи, а точнее – Лера Павловна, бухгалтерша, проживающая с двумя маленькими детьми и мужем, водителем погрузчика на складе. Когда Харитон Ильич показал в «глазок» своё удостоверение, она вышла на площадку, закрыв дверь квартиры, где громко работал телевизор, и усталым голосом произнесла:

- Спрашивайте. Только давайте побыстрее. Мне ещё детей купать и уложить спать надо.

Харитон Ильич достал блокнот, но тот, оказалось, вымок, поэтому он включил диктофон на смартфоне, предварительно спросив женщину:

- Не возражаете?

Затем участковый стал задавать вопросы, попросив вкратце рассказать как о самой пострадавшей, какой она из себя человек, так и о том, что, собственно, вообще произошло, в деталях.

Лера Павловна прикрыла усталый вздох ладошкой и поведала:

- Мы с мужем здесь десять лет живём. Пенсионерку Мартой Андреевной зовут, знаем её хорошо. Она женщина порядочная, всю жизнь на химзаводе проработала. Дочка у нее, правда непутевая, гулящая, мать свою вообще не навещает. А если позвонит, то тогда Марта Андреевна с горя пить начинает, но всегда быстро баловаться заканчивает, волю в кулак берёт. А так она часто клумбами при доме занимается, цветы сажает, ещё кошек прикармливает.

Раньше с дачи, в деревне, привозила и яблоки, и помидоры с перцем. Нас угощала. Детей при случае всегда баловала то конфетой, то ещё чем вкусненьким. Вот поэтому я, услышав её крики и стук, сначала в скорую звонить не хотела. Думала, обойдётся. Может, она водки выпила и нехотя перепила. Правда, раньше Марта Андреевна никогда подобного себе не позволяла. Но вскоре, наоборот, хуже стало. Я изнервничалась, испугалась за неё и вызвала. Ведь кричала она громко и жутко, даже сквозь грозу было слышно. В стену стучала, топала, шумела. А дверь в квартиру не открывала. Вот и всё. Полицию – так сказали санитары, она сама вызвала, а потом и из квартиры вышла. Как сейчас перед глазами вижу её. Ноги и руки дрожат, бледная, аки смерть, в руках нож, пижама в крови. Трясётся, глаза выпучены, и молчит. Больше ничего не знаю.

- Спасибо за откровенность и детали, - выключил диктофон Харитон Ильич и добавил: - Можете быть свободны.

Когда бухгалтерша вернулась к себе домой и заперла дверь, то он направился к квартире пенсионерки. Следовало посмотреть, что там и как. Не по себе участковому было после рассказанного Лерой Павловной. А ещё предчувствие даже не беды, а настоящей катастрофы сильно скреблось, словно кошка когтями драла между лопатками.

Харитон Ильич почесал затылок, поежился от внезапного холода (оказалось, что промок от ливня гораздо сильнее, чем думал) и, открыв дверь квартиры, вошел.

Лена сидела напротив матери, в спальне, держа её за руку. На коленях лежал топор. Она ждала сестру, копя в себе ярость и злость, чтобы не расплакаться, чтобы отогнать прочь страх и беспомощность. Пульс матери на ощупь был нитевидный, кожа рук холодная, на лбу испарина, а щёки, наоборот, горячие. К тому же кровь из раны на бедре продолжала сочиться, пропитав насквозь повязку.

Её хорошо было бы сменить, подумала Лена. Ожидание нервировало. Гроза за окном бушевала вовсю и не думала прекращаться.

Лена вздохнула, сняла топор с колен, положила на краешек кровати. Затем встала, направилась к окну и открыла его, а потом выключила свет и, вернувшись за топором, спряталась за шторой, крепко сжимая рукоять и молясь про себя, чтобы хватило сил и решимости ударить сестру.

В однушке Марты Павловны, в коридоре и на кухне, царила идеальная чистота и порядок, а вот в гостиной... Диван был отодвинут от стены, а зеркало в советской «стенке» разбито.

Подушки на кровати разорваны в клочья, перья устилали напольный ковёр, словно белый снег. Книги и осколки посуды разлетелись по комнате.

Незастеклённый балкон оказался открыт, и дверь слегка поскрипывала на ветру. Дождь залил пол, образовав лужу. Шторы были сорваны с петель, и у Харитона Ильича возникло чувство, что за них цеплялись.

Капли свернувшейся крови на полу частично впитались в перья и ковёр. А ещё на обоях глубокие следы царапин. Итак, с виду не поймёшь, что именно здесь произошло.

Восьмой этаж, и пусть балкон не застеклён, но всё равно слишком высоко, чтобы хоть на мгновение представить злоумышленника, залезшего на балкон, а затем заставившего пенсионерку открыть балконную дверь и впустить его в квартиру.

Какая дикость. Глупость. Абсурд. Но почему тогда чутьё у участкового внутри буквально вопит представить хоть на мгновение нечто подобное как реальный факт?

Живое воображение Харитона Ильича сразу нарисовало яркую картину: пенсионерка с полусна или под гипнозом идет к балкону, открывает дверь и вдруг словно просыпается, осознав, что сделала.

В крови Марты Павловны вспыхивает адреналин, она кричит, затем обороняется. Хватает все, что попадается под руку, но гость с балкона оказывается сильнее, догоняет, ранит, разбивает зеркало. Возможно, то происходит, когда женщина в порыве яростного отчаяния толкает напавшего, а сама вырывается и добирается до телефона, набирает номер полиции. Кричит о помощи, сообщает адрес.

Может быть, именно это и спасает ей жизнь, останавливает напавшего. И что потом? Тот уходит, как и пришёл, – через балкон.

«Слишком фантастично!» - выносит вердикт разум участкового, но внутри что-то упрямо подсказывает: в размышлениях есть и рациональное зерно.

Лена начала клевать носом, едва не выронив топор, когда на карнизе заскреблось, а потом заскрипел подоконник.

Сердце в груди застучало быстрее, ладони вспотели. «Господи, а вот и Марина», - подумала Лена.

И тут на пол на корточках приземлилась сестра.

Сверкнула молния, и в её вспышке Лена увидела, какие острые и длинные были когти на руках Марины. А за её спиной, за мокрыми волосами, облепившими плечи… Что это за трепещущие кожистые бугорки, похожие на?.. Лена сглотнула комок в горле, додумав – на крылья.

На грязных босых ногах сестры тоже были когти. Но ужаснее всего сейчас выглядели глаза Марины, испускающие яркий, жёлтый внутренний свет.

В этих светящихся в темноте глазах не было ничего человеческого, ни проблеска искры прежней Марины. И когда сестра встала с пола, направляясь к кровати, где едва дышала раненая мама, то Лена пулей выскочила из укрытия и замахнулась топором, обрушив его на Марину.

Она целилась в голову, но промахнулась, сестра дёрнулась в попытке отскочить в сторону, и поэтому Лена глубоко вонзила лезвие топора в её плечо. Топор застрял. Сестра повернулась, и её жёлтые глаза буквально испепеляли ненавистью.

- Как ты смеешь, мелкая сука! - удивлённо взревела Марина.

Не мешкая, Лена с влажным звуком выдернула топор и снова занесла его для удара.

- Сдохни, тварь! - крикнула Лена и снова ударила, но не попала.

На этот раз проворно уклонившаяся Марина захохотала. И этот смех гадливо прошёлся по коже Лены, словно россыпью шевелящихся личинок. Она вздрогнула, чувствуя, как спадает адреналин.

- Обещаю, что ты поплатишься за это, падаль! Немедленно брось топор по-хорошему... А сейчас я закончу с нашей мамой, пока она ещё съедобна, - зловеще пророкотала Марина.

Она явно не воспринимала сестру как угрозу своей жизни всерьёз, и Лена не понимала, почему так. Неужели Марине не больно, или, может быть, топором сестру не остановить?

- Нет. Прочь от мамы, тварь! - нашла в себе силы крикнуть Лена.

На этот раз она подошла к сестре вплотную и со спины, со всей силы, с криком ударила ту в шею.

Крови было на удивление мало. Марина не кричала от боли, а издала странный фыркающий звук, собираясь то ли повернуться к Лене, то ли вытащить топор. Лена едва не впала в ступор, в глубине тела от содеянного зарождалась нехорошая дрожь.

И тут мама с кровати произнесла что-то неразборчивое, послужившее для Лены спусковым крючком. Если она сейчас отступит, то проиграет и мама. Точно не выживет.

Девушка глубоко вздохнула и, с хриплым животным криком резко вытащив топор из шеи сестры, ударила им снова, затем ещё и ещё, пока не отрубила Марине голову.

Голова сестры покатилась по полу. Из обрубка шеи вдруг брызнуло фонтаном крови прямо в лицо Лены.

Кровь сестры была ледяной, густой и липкой, словно патока. Руки и ноги обезглавленной Марины резко задрожали, затем обмякли. Тело мешком осело на пол.

На мгновение среди грохота грома снаружи в спальне зависла тяжёлая, давящая тишина.

Лена часто дышала. В голове стало пусто. Руки и ноги налились свинцом. А сердце стучало в груди так сильно, будто собиралось сломать рёбра и выпрыгнуть.

«Ну, вот и всё, - отупело подумала Лена. - Я убила её, свою сестру».

И вдруг голова Марины на полу фыркнула, а потом жутко захохотала.

- Мелкая поганка. Неужели ты думала, что сможешь так просто покончить со мной? - злобно произнесла Марина. - Я теперь бессмертна. Как ни руби меня топором, кости и жилы мои снова срастутся. Он так сказал, - и, зашипев, голова затихла.

Неожиданно обезглавленное тело Марины привстало с пола и, как по команде, направилось к голове. Лена заметила, что кровь перестала течь из раны сестры на шее.

Лена закрыла глаза, чувствуя, что сходит с ума. Такого ведь не могло быть на самом деле? Хотелось смеяться без остановки – и на этом всё. Она хмыкнула, расплываясь в улыбке, чувствуя, что сейчас захохочет и тогда уж точно сойдёт с ума. Нет, Божечки, не смей, не сдавайся! И, резко ущипнув себя за руку, взвизгнула от боли. Боль отрезвила.

Лена открыла глаза. Безголовое тело Марины продолжало ползать по полу и искать свою голову. Что будет, когда оно найдёт её, Лена знать не хотела.

«Давай, соберись и останови её. Раз взялась, то доводи до конца». Этой мыслью девушка побуждала себя к действию и одновременно отгоняла рвущийся наружу безумный смех. Лена знала, что если сейчас рассмеётся, то больше уже не остановится.

Она вздохнула и снова взяла в руки топор, затем, крепко стиснув рукоять, начала молча и сосредоточенно рубить ползущее тело Марины на части.

Вскоре Лена устала; руки, спина онемели от напряжения. Адреналин спал. Некоторое время она обессиленно смотрела, как по ковру, влажному от липкой, похожей на красный гной крови Марины, ползают отрубленные кисти рук сестры и дёргаются части ног. Голова сестры молчала и больше не подавала признаков жизни.

Вдохнув мерзкий смрад от ковра, Лена ощутила, как тошнота подступила к горлу, и побежала в ванную, где её вырвало.

Там она умыла лицо и руки, выпила воды и снова вытошнила в унитаз. От усталости и пережитого шока ей очень захотелось сесть на пол и больше никогда не вставать.

Что же она наделала? Она действительно убила свою сестру. А вдруг её можно было вылечить? Слёзы подступили к глазам, в горле образовался ком. Нет, она покачала головой. Та Марина в комнате больше не была её сестрой. Её настоящая сестра умерла ещё в больнице. Всё, хватит думать об этом.

Следовало вернуться в спальню. А ещё Лена очень надеялась, что маму ещё можно спасти и то, что она не могла нащупать её пульс, ничего не значило.

А ну, живо бери себя в руки!

Мысленно выругавшись, Лена заставила себя выйти из ванной, зайти на кухню, взять из-под раковины мешки для мусора, скотч и ножницы. Затем вернуться в спальню и сквозь подступающую к горлу тошноту дрожащими руками собрать куски Марины в мешки, крепко заклеить их скотчем и положить у стены, а голову перенести подальше – в ванную.

А после вытереть слёзы и, крепко стиснув зубы, заставить себя включить моющий пылесос и начать чистить ковровое покрытие в спальне. И в этот момент громко зазвонил телефон Марины.

Лена вздрогнула от дурного предчувствия и выключила пылесос. На ватных ногах пошла в комнату сестры. На дисплее смартфона Марины высвечивались незнакомые цифры.

- Алло? - тихо произнесла Лена.

- Почему я больше её не чувствую?

Приятный мужской голос в трубке был холоден как лёд.

Лена вздрогнула.

- Что ты наделала, мелкая сучка? Отвечай! - приказал незнакомец.

- Я, - замялась Лена и, нервно рассмеявшись, послала его к чёрту.

Телефон звонил и звонил. Она не поднимала трубку. Затем пришла эсемеска. "Ты поплатишься – и очень скоро". Лена с криком швырнула смартфон об стену и собралась вернуться в родительскую спальню, как в квартире вдруг стало очень тихо. Гроза закончилась.

Во входную дверь позвонили, и она в ужасе прижалась к стене, не зная, что делать. Неужели звонивший уже здесь?

Нет, ведь не может такого быть. И она ведь ни за что не пойдет открывать ему дверь, как какая дура. Не так ли? А если это пришёл не тот мужчина, кто звонил по телефону и угрожал Лене, то она очень сглупит, если хотя бы не посмотрит в дверной «глазок», чтобы, возможно, попросить помощи.

Боже, помоги! Лена на цыпочках медленно подошла к входной двери. И едва не осела на пол, когда увидела в «глазок» участкового. Харитон Ильич явно уже собирался уходить, ибо направлялся к лестнице. И Лена со всей силы заколотила ногой по двери и хрипло закричала: "Помогите!"

Ведь всего год назад, до рокового понижения по службе, он сам работал следователем и чётко шёл на повышение. К тому же мужчина был счастливо женат, пока воочию не узнал о частых изменах любимой красавицы Дианы, которым со слов коллег не верил, но таки проверил.

А как убедился, то сразу сорвался, однажды поехав по подсказке коллеги в местный клуб.

Любовника жены – как оказалось, влиятельного местного бизнесмена со связями, Харитон Ильич избил так сильно, что тот едва не умер.

С этим тогда ещё следователю Самойлову повезло, зато любовник жены подал в суд.

И только безупречная репутация и предыдущие заслуги в полиции помогли не упечь Харитона Ильича надолго в тюрьму. Он отделался очень крупным штрафом. Ещё понизили в должности, а с неверной женой он развёлся. Но, чтобы выплатить штраф, пришлось продать квартиру. После уехать решил сам, ибо дорогие сердцу столичные улицы враз осточертели.

Раньше свою работу следователя Харитон Ильич любил по-настоящему, ведь у него легко получалось ловить преступников и закрывать очень сложные дела, как считал сам – именно благодаря природному чутью.

Сейчас он не хотел всю жизнь прозябать участковым и поэтому когда-нибудь собирался открыть своё частное детективное агентство. Знал, что с пятном на репутации больше выше подняться в полиции не дадут.

И плевать было начальству, что раньше он был единственным в столице, кто мог похвастаться работой без висяков.

Вот и сейчас в кабинете, заполняя очередной отчёт, разобравшись с многочисленными жалобами местных пенсионерок на шумных молодых соседей и хулиганистых подростков, заперев в вытрезвитель мужа, распускавшего по пьяни на жену руки, мыслями Харитон Ильич часто возвращался к Лене Одинцовой.

Она ему постоянно снилась в кошмарах, наверное, как предполагал участковый, из-за её умершей сестры – точнее, того, что Одинцова рассказала ему о Марине.

Вдовесок участкового мучило чувство вины, потому что из-за навалившейся работы он не пришёл в больницу раньше, не успел поговорить с ныне покойной сам.

Но кто же тогда мог вообще подумать, что Марина умрёт?

От врачей толку не было. Оказалось, что покойная об изнасиловании никому, кроме сестры, и не говорила. И если бы Лена не пришла к нему, этот факт так и остался бы не раскрыт.

Ещё стоит отметить, что Харитон Ильич уже привык по утрам видеть Лену в парке, на лавочке, с задумчивым грустным лицом и наушниками в ушах.

Оно и понятно, после внезапной смерти сестры прийти в себя трудно. Раньше чуть ли не каждый день они с Леной здоровались при встрече, а теперь её и вовсе в парке было не видно.

Честно сказать, Харитон Ильич после своих кошмарных снов стал за нее сильно волноваться и даже не раз думал заглянуть в гости, но по закону подлости всё никак не получалось.

А сегодня как раз и повод появился: едва утренние новости по телевизору за спешной чашкой кофе увидел, так и решил, что Одинцовых проведает.

Оказывается, в многоэтажном доме, где жила семья Лены, уже долгое время странная херня творилась. То ли болезнь, то ли что-то ещё подобное.

Там за два летних месяца скорая помощь забрала уже десять жильцов преклонного возраста, и все вскоре в больнице умерли от остановки сердца.

Затем стали болеть маленькие дети, двух как раз вчера увезли в больницу. По телевизору старушки на лавочке дружно уверяли ведущую местного новостного канала, что на дом наложено проклятье, крестились на камеру и проклинали цыган с первого этажа и отчего-то бомжей.

Мужчина, в маске, с собакой на поводке, в опросе предположил новую эпидемию гриппа и спешно ретировался. А моложавая женщина, со стильной короткой стрижкой и усталым лицом, ответила журналистке, что её детям каждую ночь кошмары снятся: мол, говорят, что во сне в окошко их комнаты на восьмом этаже красивая тётя стучится.

Затем женщина сказала, что вообще переезжать собирается, уверяя: мол, видела царапины от когтей на обратной стороне стекла в детской спальне. И попросила ведущую во всём разобраться. А та, отметил Харитон, выглядела сильно растерянной и в дом идти не спешила.

Выпуск, в общем, он не досмотрел, опаздывал на работу. Но внутреннее чутье после увиденного пожарной сиреной в мозгу вопило, гораздо сильнее обычного: беда, беда, беда!

Лена не помнила, как заснула, а проснувшись, поняла, что выходить из своей комнаты отчего-то страшно. А ещё все попытки вспомнить, чем она занималась весь день, вызывали странное мерзкое ощущение в солнечном сплетении.

Нутром Лена чувствовала: во внезапной потере памяти виновата Марина. Ничего ведь страшного не произошло? Иначе она бы не заснула.

Лена успокаивала себя этими мыслями снова и снова, но из комнаты выходить не спешила.

За окном стремительно темнело, чёрно-фиолетовые тучи под порывами ветра неумолимо двигались с запада, пряча собою солнце.

Руки Лены пахли резиновыми перчатками и слегка хлоркой, и она намазала их кремом. Подумала, как она могла так просто забыть, что убиралась. И почему её смартфон сломан?

Старенькие настенные часы в комнате Лены будто нарочно медленно отмеряли время. Скорее бы пришли родители. На душе Лены было тревожно. Хотелось выйти из квартиры.

Она встала с кровати, прислушалась и подошла к двери. Когда стрелка настенных часов приблизилась к цифре шесть, то медленно и осторожно приоткрыла дверь спальни. За окном совсем стемнело. Вот-вот должен был начаться дождь.

В квартире тишина, и оттого хорошо слышен щелчок замка во входной двери. Услышав его Лена, пулей рванула из комнаты в коридор и едва не упала, увидев там Марину. Что-то было не так? И почему ей так при виде Марины, как никогда прежде, жутко?

Сестра погрозила ей пальцем. Родители зашли в квартиру, закрыли дверь. Папа глянул на Марину и тут же спрятал ключи в карман.

Лена с отчаяния схватила мамину сумочку, чтобы взять её телефон. Марина вдруг дотронулась до плеч холодными, как лёд руками, и морозным шёпотом приказала:

- Положи на место.

Лена всхлипнула, руки враз ослабли, сумка упала на пол. Из груди рвался надрывный крик, но изо рта вышел лишь хриплый, жалобный стон. Ноги задрожали, а потом стали ватными, потому что память вдруг вернулась.

- Мы отдохнём перед ужином, - спокойно сказала мама и зевнула. Затем они с папой ушли к себе в спальню.

Марина сидела за столом на кухне, пока Лена разогревала ужин. За окном грохотал гром, и с каждой новой вспышкой молний Лена все сильнее хотела убить сестру. А она словно читала её мысли, и когда Лена смотрела на Марину, то встречалась с её жутенькой улыбкой, похожей на оскал.

От него Лену бросало в дрожь, и все мысли об убийстве сестры исчезали. Ей до боли хотелось сбежать куда подальше.

А ещё Лене казалось, что Марина прислушивается к чему-то сквозь дождь. Ведь сестра часто с задумчивым видом смотрела в окно.

Лена разложила по тарелкам ужин. Нарезала мясо для Марины и вздрогнула, выронив из руки нож, услышав, как сестра произнесла:

- Скоро.

Затем она принялась с аппетитом есть мясо.

- Пойду, позову ужинать родителей, - сказала Лена.

- Они сегодня не будут есть. А ты кушай, - самодовольно усмехнулась Марина и одарила Лену тяжелым, пристальным взглядом. Мол, только посмей меня ослушаться.

Сглотнув ком в горле, Лена села за стол и послушно принялась ужинать.

За мытьем тарелок Марина ушла. И Лена, быстро вытерев их полотенцем, поспешила в коридор, к маминой сумочке, которой на привычном месте не оказалось.

За окном люто бушевала гроза, и свет в квартире стал мигать, пока не погас.

Родители так и не вышли из спальни, а где сейчас находилась Марина, Лена не знала.

Вскоре сидеть и ждать Лене стало невыносимо.

Поэтому она решительно подошла к двери спальни родителей, прислушалась.

Сквозь грохот грома уловила в комнате влажный, сосущий звук. В душе сразу возникли нехорошие, жуткие подозрения. И если сейчас в комнате с родителями находится Марина, то… Лена похолодела от страха, а после в крови резко забурлил адреналин, побуждая к немедленному действию.

Лена вздохнула и решительно вошла в спальню.

Вокруг темно и странно пахло смесью кислого пота и мокрой шерстью животного.

Оконные шторы оказались не занавешены, и в свете всполохов молний Лена увидела лежащих на кровати родителей.

Папа был в шортах, мама в лифчике и трусиках. А ещё на краю кровати, прямо на маминых ногах сидела, низко наклонившись к её бёдрам, пряча между ними голову, Марина.

Сестра периодически издавала чмокающий и сосущий звук. Кровь прилила к щекам Лены. Зрелище на кровати выглядело грязным, постыдным и мерзким. Что Марина делает с мамой? И сама себе ответила: ничего хорошего. И почему никак не реагирует папа?

Вдруг Лена испугалась: «Жив ли он?» А в ответ внутри взъярился дикий гнев, мысли исчезли. Хватит! Нужно остановить Марину!

Шаги Лены заглушал толстый ковёр, или увлечённая процессом Марина действительно не слышала её приближения.

Лена схватила с тумбочки светильник и, стремительно подойдя к постели, с криком огрела им Марину по голове.

Светильник разбился, ярко вспыхнула молния, за ней следующая и ещё... А сестра повернула к Лене окровавленную голову.

Зашипела, в рот с бедёр матери втянулся длинный язык.

Мать застонала, но так и не открыла глаза. На бёдрах матери выступила и полилась кровь. Марина облизнула окровавленные губы. Глаза сестры полыхали злобным жёлтым.

- Мелкая сука! Кормление нельзя прерывать, теперь из-за тебя она умрёт, а наш папочка уже мёртв, - с издёвкой прошипела сестра и, вскочив с постели, быстро схватила Лену за шею, приподняла вверх и швырнула на ковёр.

- Нет! - хрипло крикнула Лена, поднимаясь и бросая разбитый светильник в Марину.

Сестра легко уклонилась и, внезапно устремясь к окошку, открыла его, взлетела на подоконник. Прежде чем выскочить на карниз, раздражённо, с обидой в голосе произнесла:

- Жаль, мне запретили выпить тебя! - и исчезла в ночи среди ливня, грома и молний.

Резко включился свет. Лена подошла к отцу. Тот не дышал.

Мама стонала, с прокушенного бедра продолжала течь кровь. А вены вокруг раны вспухли и почернели.

Впустую потратив время, Лена лихорадочно искала телефон папы и заодно ключи от входной двери и ничего не нашла.

После в бессильном отчаянии подошла к окну, взобралась на подоконник, где во всполохах молний заметила глубокие следы когтей на стене, отчего вздрогнула от ужасной догадки про Марину.

Это ведь не летучие мыши беспокоят жильцов, а её сестра.

Лена глубоко вздохнула и стала звать на помощь. Но из-за грозы её никто не услышал.

Охрипнув и продрогнув от дождя, Лена закрыла окно. Затем сжала кулаки, отгоняя слёзы, и, сходив за аптечкой, обработала маме рану на бедре перекисью водорода и перебинтовала. Мама, как ни пыталась привести её в чувство Лена, не приходила в себя, а её кожа горела огнём. И что делать дальше – Лена не знала.

Рабочий день давно закончился, но работа, словно издеваясь, не отпускала от себя участкового, подбрасывая ему разные неприятности. Вызовы следовали один за другим: то бытовые жалобы на соседей, то злостное хулиганство и, наконец, пьянство с поножовщиной.

Как назло, людей в участке очень не хватало. Двое сотрудников со вчерашнего дня были на больничном.

А сейчас Харитон Ильич вообще надолго застрял в круглосуточном магазине, серьёзно беседуя с подростками, попавшимися на краже алкоголя. Снаружи магазина бушевала лютая гроза. На сердце участкового с самого утра засела тревога. Довлеющее предчувствие чего-то неведомого, некой страшной скоропостижной беды всё сильнее сдавливало его плечи холодным, тяжёлым обручем.

К слову, ночью Харитону Ильичу в очередной раз снилась Лена, а с ней во сне была темнота и кровь.

Он несколько раз за день звонил её родителям и на домашний телефон Одинцовых, но трубку не брали. И вот сейчас, как по закону подлости, Харитон Ильич не мог вырваться с работы и приехать к ним домой.

Наконец закончив с подростками, он, записав их контактные данные в блокнот и сразу позвонив их родителям, побеседовал с ними и таки освободился.

На улице мощный ливень с грозой не прекращался. Вода шумным потоком бурлила по тротуару. Огромные лужи растеклись у обочины. Машины и автобусы растянулись в гигантской пробке на мосту.

Зонтик против этого стихийного бедствия оказался практически бесполезным, Харитон Ильич всё равно вымок.

Кое-как добравшись до остановки, Харитон Ильич основательно продрог. Он собирался поймать маршрутку.

На дорогих наручных часах – подарок за прошлые заслуги, уже была половина двенадцатого вечера, как ему на рацию снова поступил вызов. И вот, похоже, сама судьба теперь посылала его в дом Одинцовых.

Вопреки грозе и позднему вечеру, любопытные соседи с восьмого этажа стояли на подъездной площадке. Кто курил, кто-то просто жадно смотрел. Плечистые санитары буквально силком вытаскивали из квартиры худощавую пожилую женщину в пижамном костюме. Она сучила ногами и руками, упиралась, ругаясь чёрным матом. Женщина сквозь потоки ругни ещё умудрялась кричать, что она не сумасшедшая, и в психушку не поедет, и уколов ей не надо. А затем заорала, потребовав убить тварь.

Пока участковый продирался между соседями к квартире, санитар сумел вколоть ей успокоительное, и та обмякла.

- Кто вызывал полицию? - громко и властно спросил Харитон Ильич.

Люди молчали и только переглядывались. Затем под жёстким взглядом участкового они стали быстренько расходиться по квартирам. Никто из любопытствующих соседей не хотел взять на себя ответственность за вызов и давать показания.

- Что случилось?

Участковому пришлось спросить у санитаров, те пожали плечами. Зевнули, явно желая поскорее уйти либо с пациенткой, либо без.

- Она адекватна? - спросил Харитон Ильич, глядя на обмякшую женщину.

- Кто её знает, - с неохотой ответила санитар. - Мы приехали, она стучала в стену, гремела и орала в квартире, как ненормальная. Звала на помощь! Окно у себя в гостиной разбила. Утверждала, что на неё с улицы напало чудовище. Вероятно, что маразматичка. Дочке её мы не дозвонились. А в больницу по новому протоколу сейчас заберём: после участившихся смертей в этом доме главврач утвердил принимать строгие меры. К тому же в её состоянии опасно одну оставлять.

- Хорошо, - сказал участковый и устало вздохнул, понимая, что домой вернётся не скоро.

Для отчёта нужны были свидетельские показания, и Харитон Ильич направился к квартире соседей потерпевшей и позвонил в дверь. Санитары за это время разложили носилки и потащили обмякшую пожилую женщину к грузовому лифту.

А мама посмотрела на Лену, затем на отца и обратилась к нему, но слова предназначались для Лены:

- Нужно, чтобы она готовила. Я одна не справлюсь, ты же знаешь, дорогой. Пора Лене начать помогать семье. К тому же мы скоро переезжаем.

Папа в ответ кивнул. А на гневный вопрос Лены, куда и почему они должны уехать, родители промолчали.

Затем мама детально объяснила Лене, какой ей сегодня следует приготовить ужин. А ещё попросила оставаться дома с Мариной: мало ли той что-то понадобится.

И они с отцом переглянулись, как какие заговорщики.

Лена не стерпела и вскочила со стула, сжимая руки в кулаки, и, повысив голос, заявила, что ничего делать не будет. Мама изменилась в лице, но спокойно, ледяным тоном сказала:

- Будешь.

Ее слова прозвучали с откровенной и страшной угрозой: мол, не то заставим. Затем она улыбнулась и как ни в чём не бывало поручила Лене помыть посуду, а перед уходом добавила, что теперь все домашние дела будут на ней.

Едва мама с папой ушли на работу, как Лена тоже отправилась на прогулку, проветриться. Она не могла заставить себя быть наедине в квартире с Мариной.

Вернулась через час, а сестра поджидала ее в коридоре и молча сверлила недобрым, пристальным взглядом. Затем Марина попросила помочь ей помыться в ванной и набрать ей воду, хотя выглядела способной сделать это сама. Но её тяжёлый взгляд напугал Лену, и она не осмелилась отказать.

Пижама под халатом Марины местами заскорузла от крови, и Лена дрожащими руками помогала сестре раздеться, осторожно отлепляя приклеившуюся ткань от плеч, груди и шеи сестры.

Мылась Марина в прохладной солёной воде, без мыла. И, едва она улеглась в ванну, вода окрасилась розовым цветом.

Лена заметила, что никаких порезов и ран на коже сестры не было видно. Так чья же это кровь? Словно читая её мысли, Марина сказала:

- Я неаккуратно ем мясо.

"Ложь!" - подумала Лена, но смолчала.

Она помогла вымыть длинные волосы сестры шампунем и после сполоснуть их душем. После Лена вытерла Марину полотенцем, отметив, что кожа сестры была неприятно холодной, намного холоднее воды в ванне.

Затем Лена помогла облачиться Марине в халат и сопроводила в её комнату, спросив, хочет ли сестра есть.

Марина покачала головой и попросила посидеть с ней. Лена осталась.

Сестра внезапно подошла к шкафу и достала чёрный парик, с виду – из натуральных волос, и сказала, что скоро они все уедут. Спросила:

- Ты рада этому, Лена?

Лена сглотнула комок в горле, уточнила:

- Куда мы поедем?

- Ты и я вместе начнем новую жизнь за границей.

- Но у нас нет денег! - растерялась Лена, ибо сестра так уверенно говорила о переезде.

- Вот увидишь. У нас будут и деньги, и паспорта. Не волнуйся, я никогда не брошу свою похорошевшую любимую сестричку. - Карие глаза Марины на мгновение засветились желтым.

Лена вздрогнула, и ей нестерпимо захотелось крикнуть: «Кто же ты?!» Но она сдержалась и тихо спросила:

- А мама с папой согласны переехать?

Марина в ответ усмехнулась и промолчала.

Лена вдруг, шестым чувством, поняла, что сестра чего-то важного недоговаривает.

А Марина неожиданно встала и крепко обняла её, сильно прижимая к своему холодному телу под халатом. Затем легонько поцеловала в щёку. Губы сестры были ледяными. Отстранившись, Марина равнодушно сказала:

- Знаешь, это ведь он решил оставить тебя, не я. Увидел через мои воспоминания, какая ты хорошенькая, невинная маленькая овечка, и не позволил мне обижать тебя, приказал любить. И я люблю.

- Что ты такое говоришь? - воскликнула Лена, отступая от сестры.

Слова Марины ввели её в дикий ужас, мурашки пробежали по коже, волосы на затылке зашевелились.

- Иди, готовь ужин и приберись. Ненавижу бардак, - ласково, как ни в чём не бывало сказала Марина и улыбнулась оцепеневшей от страха сестре.

Лена вздрогнула и пулей выскочила из комнаты.

Лена умаялась готовить плотный мясной ужин: то и дело терзали навязчивые мысли, незаданные вопросы и то, что ей срочно, необходимо их озвучить родителям. Сегодня.

Закончив с ужином, она вымыла ванну с хлоркой, надев перчатки. После купанья Марины даже необходимость здесь принимать душ вызывала омерзение. Словно ванна после мытья в ней сестры стала заразной.

Родители пришли с работы как обычно. Переоделись, помыли руки. Лена следовала за ними из комнаты в комнату, как приклеенная. Настойчиво спрашивала: куда они уезжают? И почему?

Папа молчал и поглядывал на маму. Мама в спальне, наконец, соизволила ответить, что в сентябре они продают квартиру и все вместе переезжают в Беларусь.

- Ну почему? Вы меня спросили, хочу ли я уезжать? И как быть с Мариной? Она же по документам мертва?! - вскипела Лена.

- Ну и что, - спокойно ответила мама своим ровным, спокойным голосом, которым стала говорить ещё с похорон сестры.

Затем она почесала запястья, где под длинными рукавами блузки синяки в виде отпечатков пальцев практически сошли.

«Но какая она стала худая и постаревшая...» - отметила Лена. Заметно поредевшие, поседевшие волосы мамы давно пора было красить. И ещё про привычную раньше косметику мама будто забыла либо это у неё от нездоровой усталости.

- У Марины есть влиятельные друзья, - загадочно уточнила мама, словно это всё Лене объясняло, и сказала: - Я такая голодная. Пошли ужинать, дочка.

А Лене при взгляде на неухоженные волосы мамы внезапно вспомнился чёрный парик сестры, и в голове, словно сложился недостающий пазл. Она предположила, что Марина в этом парике неузнанной может уходить из дома по ночам. А ещё Лена вспомнила, как не раз среди ночи, проснувшись от кошмара, слышала щелчок дверного замка.

Но она так ничего больше и не спросила: мама уже вышла из спальни.

В разгар ужина к ним в гости явилась соседка.

С кухни Лене был хорошо слышен их с мамой разговор у двери. Соседка спрашивала, не болеют ли они, мама отвечала, что всё хорошо.

А соседка не отставала, прямо говорила, что мама очень плохо выглядит и Олег тоже. Пояснила, что видела его недавно в мясном отделе, и сразу полюбопытствовала: мол, раз мяса много покупаете, то, наверное, гемоглобин низкий? Или что другое случилось? А Олег не ответил.

- Вот я и пришла, волнуюсь, соседи как-никак.

- Не ваше дело, - разом закончив разговор, холодно ответила соседке мама и резко захлопнула дверь квартиры.

Напрасно Лена ждала объяснений случившемуся от мамы, та сделала вид, что вообще ничего не произошло.

- Нужно уехать раньше, - расправляясь с огромной порцией сырого мяса, заявила Марина.

Папа с мамой кивнули и, одарив дочку обожающим взглядом, жадно набросились на еду.

Лена специально не ложилась спать, решив проверить свою догадку о Марине, а затем поймать её с поличным в коридоре. Но что дальше? Об этом Лена не задумывалась, сидя на своей постели, с выключенным светом и прислушиваясь, но в квартире было тихо.

Она таки задремала и резко проснулась, что-то услышав в коридоре. Тихонько поскрипывал пол, и Лена осторожно, стараясь не шуметь, встала – и, прокравшись к двери и осторожно открыв её, выглянула в коридор.

Там был включён светильник, у полки с телефоном, и в его тусклом жёлтом свете Лена увидела отца. Он стоял возле комнаты Марины, сцепив руки на груди, нервно переминаясь с ноги на ногу. Лицо отца было сильно напряжено, словно в неком томительном ожидании, а челюсти, как и губы, крепко сжаты.

Что происходит? Лене захотелось окликнуть его, но она сдержалась, продолжая стоять и наблюдать.

Вскоре дверь Марининой комнаты открылась, и оттуда, пошатываясь, как пьяная, вышла мама и кивнула ему. Папа в ответ нетерпеливо взвизгнул и пулей заскочил в комнату Марины, закрыв дверь.

Лена наблюдала, как мама томно застонала, затем неистово провела руками по животу и груди, вверх к шее и опустила руки. Затем причмокнула губами. На её одуревшем, расслабленном, словно с тяжёлого глубокого сна, лице внезапно появилась блаженная, придурковатая улыбка – подобное выражение однажды Лена видела в документалке про наркоманов и сейчас вздрогнула от ужаса.

Мама продолжала постанывать и медленно, с неохотой направилась в свою спальню. Лена едва сдерживала рвущийся из груди пронзительный крик, но, сжав кулаки, заставила себя бесшумно закрыть дверь и лечь в постель, где в отчаянии разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку, а после заснула.

Утром Лена проспала, и никто не разбудил её, чтобы она приготовила завтрак. Тихая квартира выглядела пустой, а все ключи от входной двери исчезли, поэтому из дома ей было не выйти.

- Марина, ты спишь?

Чувствуя себя запертой в ловушке, из отчаяния она постучала в дверь сестры, но та не отозвалась.

- Марина, открой, пожалуйста? - напрасно просила Лена, затем ушла на кухню.

В холодильнике, кроме жирного мясного рулета, – пусто. Пакет с молоком, четвертинка белого хлеба, яйца исчезли, как и мешок из-под мусора.

- Я не буду это есть! – громко, со злостью сказала Лена, на глазах выступили слёзы.

Она заварила себе сладкого чая и выпила, но к двум часа дня голод взял своё. Лена сдалась.

А Марина в это время незаметно подкралась на кухню и ласково со спины сказала:

- Кушай, кушай.

Лену сразу затошнило. Она отложила вилку в сторону, отодвинула тарелку. Марина села на табуретку рядом, дотронулась до плеча сестры, вновь ласково попросив доесть.

- Нет! - воскликнула Лена, резко убрала руку сестры и встала, вытаскивая из-под домашней кофты серебряный крестик.

- Не заставишь!

Марина рассмеялась и холодно сказала:

- Напрасно мне дерзишь! - Затем ловко и быстро сорвала крестик с цепочкой с шеи Лены и переломила его.

- Сука! - не сдержала чувств Лена. Ярость клокотала внутри.

- Ешь! - приказала Марина. Непривычно-карие, изменившиеся со дня возвращения с кладбища, глаза сестры мгновенно пожелтели и теперь ярко светились изнутри.

- Сядь и ешь!

И Лена, вопреки своей воле, подчинилась. Её ноги и руки заледенели, а пальцы дрожали.

Сквозь слёзы и рвущийся изнутри крик ужаса она стала быстро есть под пристальным взглядом сестры, пока не расправилась с большей частью рулета на блюде из холодильника.

Только после этого Марина сказала:

- Хватит!

Затем приказала помыть посуду и наполнить ей ванну, а потом начисто выдраить квартиру.

Лена после приказа сестры вся внутри словно заледенела. Голос пропал, тело не слушалось собственных мысленных команд.

Она, как ни старалась, но не могла воспротивиться воле сестры. «Неужели это конец?» - безумно страшилась своей новой, подобной родительской участи Лена, механически, как робот, начав мыть посуду.

На этот раз Марина мылась самостоятельно, не требуя помощи сестры.

Лена не знала, нужно ли сегодня убирать у неё в комнате, а спрашивать у Марины не хотела.

Так и решила убраться, а заодно, пока сестра моется, осмотреться. Потому что с прошлого визита к сестре случайно заметила тётушкины чемоданы, выглядывавшие из-за кресла у шкафа.

Положив взятую для уборки мокрую тряпку на подоконник, она сразу направилась к креслу, за которым сейчас, к досаде, было пусто.

А вот телефон Марины, к удаче, лежал на кровати.

Лена знала её пароль: сестра никогда с ним не заморачивалась, остановившись на собственном дне рождения, и раньше постоянно часто лазила в телефоне на виду у Лены. Сейчас Лена сразу взяла телефон, открыла и, проверив контакты и сообщения, к огорчению, ничего не нашла.

Лена выключила телефон, положила на место.

Затем подошла к окну за тряпкой, удивляясь, тому, что Марина не занавешивала шторы, чтобы прятаться от света.

Этот факт разбивал все представления Лены о кровожадных ночных чудовищах вдребезги.

Кем же или чем тогда новая Марина была?

Спросить Лене было не у кого.

Она принюхалась, внезапно уловив в комнате едва ощутимый кислый запашок. Запах усилился возле встроенного в стену шкафа-купе.

Не раздумывая, Лена открыла его и среди вещей сестры сразу увидела тётушкины чемоданы.

Тут же от недоброго предчувствия ёкнуло сердце, а в голову закралась мысль, что нужно немедленно вызвать полицию. Запах кислятины в шкафу усилился. И пахло от чемоданов.

Она с огромным трудом достала первый, коричневый, тётушки Варвары, не понимая, отчего он такой тяжёлый, словно набит кирпичами.

Открыла и громко вскрикнула. В нос резко дохнуло тухлятиной.

По полу из чемодана покатилась сморщенная, ссохшаяся голова тётушки Варвары.

Там, где раньше находились ее глаза, зияли влажные провалы, а рот был широко раскрыт, словно в крике. Там копошились личинки.

Лена отпрянула, к горлу подступила желчь, затем живот скрутило от рвотного позыва. Она согнулась и вытошнила на пол.

- Как ты посмела зайти в мою комнату и рыться в вещах! - разъярилась незаметно вошедшая Марина и, подойдя к Лене, крепко дёрнула сестру за волосы. - Немедленно убери за собой это и выметайся! - ядовитым от злобы голосом сказала Марина, указав на рвоту на полу, и направилась к окну, чтобы открыть его.

Затем села на кровать и включила фен, наблюдая, как позеленевшая Лена, крепко стиснув губы, тряпкой вытирает пол.

Закончив с уборкой, Лена ушла, а за её спиной Марина закрыла дверь своей комнаты на защёлку.

От пережитого Лену трясло, и она умывалась холодной водой, пока не отступила тошнота. Затем она решительно направилась к телефону в коридоре, чтобы вызвать полицию. Телефон оказался сломан, как и её смартфон в спальне.

От отчаяния Лена закричала, заметалась по квартире, собираясь открыть окно в гостиной и позвать на помощь. Марина ей этого не позволила. Она тихо подошла, когда Лена уже залезла на подоконник. Сестра схватила её за талию и с лёгкостью подняла, зашипев по-змеиному в ухо:

- Запрещаю, запрещаю!

И, игнорируя сопротивление Лены, лишь стискивала её за талию всё крепче, пока та не успокоилась.

- А теперь забудь, что видела, и спи! - приказала Марина, глядя в упор на Лену своими жёлтыми светящимися глазами.

Девушка задрожала и, обмякнув, рухнула на пол у дивана, заснула.

Она за месяц у них в гостях похудела, навскидку – килограммов на двадцать пять. Ушёл постоянный румянец, а на лице появилась нездоровая бледность, даже лучше будет сказать – серость. А из потускневших глаз тётушки будто бы вытянули весь жизненный блеск.

Ещё Лене хотелось отметить, что Марина, напротив, стала выглядеть как неотразимая модель с обложки журнала.

Она, что удивительно, быстро поправилась и полностью излечилась. Её кожа стала буквально светиться изнутри, а волосы приобрели прежний цвет и былую густоту.

Сутулость сестры тоже исчезла, а в походке появилась кошачья грация и плавность.

От новой Марины, её сказочной красоты буквально захватывало дух, и эти перемены пугали Лену до дрожи. Она всеми силами старалась избегать общества Марины и никогда не оставалась с ней наедине.

Глаза Марины, как часто замечала Лена, изменили свой цвет, став тёмно-карими. Ещё взгляд сестры словно обрёл незримую тяжесть и сильно гипнотизировал. Оттого Лена при общении с ней всегда смотрела в пол. Иначе Марина, как показал опыт, легко могла её заставить не только есть больше обычного, но и делать всякое… другое. Но пока что сестра отчего-то сдерживалась. Возможно, это было из-за обещания дать Лене время, но, скорее всего, потому что Марина знала, как сильно сестра боится её способностей к принуждению. И сестра с удовольствием играла на опасениях Лены.

Например, за завтраком она специально сидела напротив Лены, чтобы нервировать своей близостью. А голос Марины во время еды нарочно становился паточным, глаза же при взгляде на Лену блестели особенно жутко, с предвкушением, как у кошки, охотящейся на мышь. Не раз от взглядов сестры по коже Лены бегали мурашки. Поэтому ей с каждым днём находиться в обществе Марины становилось всё труднее и страшней.

А вот тётушки после внезапного всплеска их неуёмной энергии всё реже убирались дома, почти перестали смотреть телевизор и большую часть дня спали.

Ночью, когда Лена ходила в туалет, то часто натыкалась на них в коридоре. Тётушки стояли под дверью Марины и словно ждали чего-то.

Родители Лены напротив заметно поздоровели, с их лиц сошла измождённость, только глаза лихорадочно поблескивали.

Несколько раз Лена тоже заставала родителей среди ночи в коридоре. Они с закрытыми, как у лунатиков, глазами, шатающейся походкой медленно выходили из комнаты Марины. Она тогда нарочно не заходила в свою комнату, стояла в коридоре и наблюдала, как после родителей в комнату Марины заходят тётушки. Не по себе Лене вдвойне было оттого, что в эти моменты на неё внимания никто не обращал.

Тайна с ночными посещениями комнаты Марины родителями и тётушками изводила Лену, не давая ей покоя. И в то же время она хоть и нестерпимо хотела узнать её, но и одновременно боялась ответов. А ещё Лена чувствовала, что когда Марина-кошка вдоволь наиграется с ней, мышкой, то Лена вступит в ряды посвящённых в тайну – и тогда назад уже пути не будет. Поэтому, терзаясь внутренними догадками и сомнениями, она не предпринимала никаких решительных действий, чтобы самостоятельно разгадать этот секрет.

Однажды утром внезапно исчезла тётушка Варвара. А когда Лена за общим семейным завтраком спросила, где она, то Анастасия спокойно ответила, что сестра уехала.

Родители вообще молчали и с жадностью ели жареное жирное мясо без гарнира. Марина сидела рядом с ними за столом и с аппетитом жевала сырое мясо.

Лена залила молоком свои сладкие хлопья и нарочно, из опасения перед сестрой, села на противоположной стороне стола от Марины. Она хорошо помнила, как на днях Марина показала ей, на что стала способна. Едва Лена без спроса собралась уйти, проигнорировав общий мясной завтрак, как Марина бесшумно встала и догнала Лену у самой двери кухни, схватила за запястье (пальцы Марины в этот момент были обжигающе горячими) и шепнула: "Стой".

Лена враз онемела, всё тело обмякло, а кожа под пальцами Марины, словно горела огнём.

- Иди, поешь со всеми! - громко произнесла сестра.

И Лена, действуя под чужой волей, как на автопилоте, вернулась и села за стол. Затем положила себе с общего блюда большой кусок запечённого мяса и быстро, едва прожевывая, съела его.

Позднее в своей комнате она плакала от страха и беспомощности.

Стоит отметить, что Марина всё чаще, пусть в мелочах, но воздействовала на Лену, тем самым не скрывая, что, вернувшись с того света, изменилась.

А родители, как считала Лена… неужели они теперь в плену воли сестры? И что будет дальше?

Она не может больше бездействовать. Это невыносимо. Поэтому должна обязательно что-то предпринять. Но что именно?

Обдумывая усугубляющуюся ситуацию в семье, Лена сильнее погружалась в пучину отчаяния.

И теперь, когда Варвара вот так просто исчезла, невидимое напряжение в их семье достигло своего апогея. Лена сходила с ума от жутких домыслов и нехороших предположений и не могла больше сидеть сложа руки.

К тому же всем остальным домочадцам исчезновение тетушки, похоже, было безразлично. Из-за этого продолжать расспросы тётушки Анастасии и родителей не было смысла.

А ещё Лена видела стоявшие на обувной полке в прихожей любимые туфли тётушки Варвары. Те самые, по словам тётушки, самые удобные, специально купленные для постоянно отекающих ног.

Стоило Лене снова подумать про тётушку, как в голову приходили нехорошие подозрения и предположения. И хлопья с молоком не лезли в горло. Родители за едой неприятно чавкали, а тётушка Анастасия жадно поглощала суп прямо из черпака – из кастрюли на плите.

Марина, абсолютно спокойная внешне, медленно жевала своё мясо на тарелке.

Лена же при взгляде на явно ведущих себя неадекватно родителей и тётушку едва сдерживала крик в горле и подступающую тошноту, заставляя себя доесть хлопья.

Затем она встала и вымыла свою посуду и ушла к себе в комнату.

Нужно бежать отсюда, пока Лена сама не стала такой, как они, пока Марина не превратила и её в прожорливое подобие родителей и тётушки. Девушка закрыла глаза и, сев на кровать, сделала серию коротких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.

После Лена включила компьютер и снова внимательно стала просматривать форумы. Попутно делала себе пометки в блокноте о том, чем можно защититься от нечистой силы. Увы, из прочитанного она не узнала ничего нового.

Серебро, соль, чеснок, святая вода, распятие, молитва. Эти шаблонные средства использовали во всех книгах и фильмах. Но – была не была! От безысходности почему бы и ей не попробовать, например, сходить в церковь. Купить крест, набрать святой воды. Вдруг банальные вещи ей действительно помогут?

Обнадёжив себя этими мыслями, Лена разбила свою старенькую свинью-копилку.

У папы на карточке деньги давно закончились, и она вернула её на место. Зато на продукты Лена минувшим вечером скрепя сердце взяла деньги у мамы из сумки, чего раньше бы ни за что не сделала, а та пропажи словно и не заметила.

К сожалению, попросить у родителей денег никак не получалось, ибо теперь они ужинали всей семьёй вместе с Мариной, а когда сестра находилась за столом, то Лена думала лишь об одном: быстрее поесть и уйти.

После ужина родители вообще не обращали на Лену внимания. Они быстро запирались у себя в комнате и на стук дочери и её вежливые просьбы (можно ли к ним зайти и поговорить) не реагировали.

А тётушка Анастасия после ужина полностью погружалась либо в уборку, либо как зомби сидела в гостиной, уставившись в телевизор, а Лену, или действительно не замечала, либо нарочно игнорировала.

В церковь Лена пошла пешком. Она после смерти Марины только пешком по городу и ходила. Долгие прогулки помогали ей хорошо проветрить голову, убить время и подготовиться к вечеру дома, с Мариной и спятившими родителями.

А уже в самой церкви, кроме серебряного крестика на цепочке, к слову влетевшего Лене в копеечку, купила ещё свечу, чтобы поставить Богородице и таки попросить ее о помощи.

Поставив свечу, в специальном баке с краником она набрала святой воды и решила вернуться домой пораньше.

Возле подъезда пожилая соседка с первого этажа, заядлая сплетница, с листовкой в руках, окликнула Лену, попросив подписать жалобу в ЖЭУ.

А когда Лена поинтересовалась, в чём, собственно, дело, женщина недовольно пояснила: мол, ночью окна атакуют летучие мыши, и жильцы говорят, что те и по чердаку шныряют. Скребутся по стеклу, спать мешают, и во всём подъезде дети малые боятся заснуть.

- А может, и сова завелась бешеная, - высказала свои предположения соседка и добавила: - Но, думаю, что всё-таки летучие мыши. Парк ведь рядом, а климат во как быстро меняется. Поэтому они и обживают новые места. Видимо, и у нас в доме прижились. А ещё ты же должна быть в курсе, что крыша нашего дома дырявая, давно ремонта требует, вот мыши треклятые и в эти дырки пробрались. А вообще, - перестала тараторить соседка, - ты, Лена, где это днями пропадаешь, что совсем ничего, что в доме происходит, не знаешь. Работаешь? - упёрла руки в бока, дожидаясь ответа.

Лена на её вопрос пожала плечами. Работать этим летом она как раз собиралась, но без родительской расписки-разрешения ведь никуда не берут. А после возвращения Марины эта тема как-то сама собой закрылась. Но соседке-сплетнице об её проблемах знать не стоит.

Поэтому Лена быстро подписалась под жалобой и, пояснив, что очень спешит, ушла. Соседка-сплетница, не удовлетворённая таким коротким ответом, вслед её недовольно процокала языком.

В квартире было тихо. «Марина, – предположила Лена, - вероятно, находится у себя в комнате. И что она там днями делает?»

Тётушка Анастасия крепко спала на диване, и, подойдя к ней поближе, Лена заметила, насколько сильно она похудела и постарела.

Кожа на лице тётушки плотно натянулась на скулах. Волосы так безобразно поредели, что просвечивала кожа головы. Под ввалившимися глазами Анастасии появились синяки, а под шеей некрасиво обвисла кожа.

От вида сильно изменившейся тётушки Лену пробрало. Она вдруг поняла, что при встрече не узнала бы её на улице.

В своей комнате, переодевшись в домашнее, Лена оставила сумку со святой водой. А крестик, подумав, надела. Знала, что под тонкой кофтой с воротником под горло его не будет видно. Затем она пошла на кухню, где пожарила себе картошки и впервые за долгое время в одиночестве вкусно поела, запив молоком из холодильника.

А после заснула без сновидений в своей комнате, обдумывая, как ради эксперимента использовать святую воду на Марине.

Родители с работы пришли вовремя, зато с сумками, полными упаковок с мясом. Лена специально встречала их в коридоре, чтобы спросить, как прошёл день. Так она часто делала раньше.

Папа сегодня выглядел неважнецки, словно несколько ночей кряду не спал. А мама ещё хуже него: с болезненно запавшим лицом, с лихорадочным румянцем на щёках. И как она не заметила изменений в родителях утром? В голове сразу мелькнула укоризненная мысль, что она постоянно смотрела на Марину, а на маму с папой не обращала внимания.

- Потом! - махнул рукой папа, отсекая на корню расспросы Лены.

- Но я только хотела…

- Отстань, не видишь, что мы очень устали! - резко и гневно добавила мама, внезапно за долгое время проявив хоть какие-то эмоции. - Мы отдохнём немного, поедим попозже, - зайдя на кухню, предупредила мама тётушку Анастасию, у плиты разогревающую мясной ужин для всех.

Лена сразу пришла в ужас, когда представила, что сегодня придется, есть без родителей, практически наедине с Мариной. Но тут же волевым усилием взяла себя в руки, вдруг осознав, что именно сейчас у неё появилась прекрасная возможность опробовать святую воду на сестре.

Ведь ещё до прихода родителей она в своей комнате налила святой воды в миниатюрную пластиковую бутылочку от пробника шампуня, затем положила его в карман свободных домашних шорт, чтобы иметь при себе на всякий случай.

Сердце в груди Лены болезненно ёкнуло, когда на кухне она решительно сжала пальцы в кулак и с улыбкой подошла к Анастасии, предложив нарезать мясо для Марины.

Тётушка замялась и долго буравила её испытующим взглядом, но Лена не дрогнула и всё так же ей улыбалась.

- Хорошо, - наконец разрешила тётушка Анастасия, сказав, какое мясо брать и как резать.

Лена нарочно долго возилась с мясом, поджидая удобного момента, но тётушка не спешила покидать кухню. Лена уже отчаялась опробовать святую воду, как неожиданно, к удаче, зазвонил домашний радиотелефон, и Анастасия поспешила в коридор, ответить.

Лена быстро достала бутылочку из кармана и слегка сбрызнула водой мясо, предполагая, что и этого для нечистой силы в лице Марины должно хватить. И вовремя спрятала её в карман, ибо тётушка уже возвращалась на кухню.

Ужинали они втроём. Марина, Анастасия и Лена.

Тётушка наложила себе полную глубокую тарелку тушёного мяса и с жадностью поглощала его, практически не жуя.

Пот стекал по её раскрасневшемуся от еды лицу прямо в тарелку, но она не придавала этому значения.

Лена отвела взгляд от тётушки и посмотрела на сестру, внутренне холодея и крепко стискивая ложку, не в силах поднести её ко рту.

- Что с тобой сегодня? - поинтересовалась Марины. - Ты какая-то нервная, - и усмехнулась, затем наколола на вилку кусок мяса, положила в рот и прожевала.

- Пмс, - ответила Лена, чувствуя, как по позвоночнику стекает холодный пот. С Мариной от святой воды ничего не происходило. Но почему не подействовало?

- Кушай, остынет, - холодно приказала Марина, и Лена заставила себя есть.

Ночью Лене не спалось, и она слышала, как тётушка Анастасия долго ходит по коридору, повторяя про себя: «Пожалуйста, Мариночка, впусти». Затем, чуть позднее, сжавшись, слушала, как она громко стучит в дверь в комнату Марины и, наконец потеряв терпение, сорвавшись, отчаянно орёт:

- Впусти, я не могу больше ждать!

Этот дикий, переполненный эмоциями тётушкин окрик испугал Лену до глубины души.

- Здравствуй, Лена!

Открыв глаза, она автоматически поздоровалась в ответ, рассматривая мужчину в спортивных шортах до колена, футболке и фирменных беговых кроссовках. С трудом узнавая в нём участкового Харитона Ильича.

Он сошёл с тропинки, удобно огибающей парк по кругу, и остановился рядом с Леной, дружески посматривая на неё. Затем начал бежать на месте, но перед тем участливо спросил: как дела?

- Нормально, - со вздохом ответила она, подавляя порыв рассказать всё, как есть. Но спросила о другом: почему он тренируется поздним утром?

- Я сова, - честно признался участковый, добавив, что сегодня у него выходной.

По его пристальному взгляду Лена поняла, что участковый не поверил в её "нормально", но не стал допытываться из вежливости.

- Я вот что хотел сказать, раз мы встретились. Дело твоей сестры зависло. Зацепок не нашли. Ни следов, ни отпечатков. И столичный следователь уехал в столицу, не хочет терять время в нашем Мухосранске. В общем, мне жаль, - с чувством и разочарованно сказал участковый и отвел глаза. Затем попрощался и убежал.

- До свидания! - тихо ответила Лена ему вслед, с горечью подумав про себя, что так вышло.

Домой ей возвращаться не хотелось, но не будет же она сидеть и прятаться здесь, на лавочке, вечность?

Вздохнув, Лена встала, чувствуя, что хочет пить. Да и поесть ей бы не помешало.

Время на дисплее смартфона показывало, что уже подходило к часу дня, а она, к сожалению, так и не придумала ничего дельного. Разве что немного пришла в себя.

Дома тётушки буквально заставили Лену поесть, наложив ей тушеного картофеля и огромный кусок мясного рулета. А сами, вопреки жаре и застарелым болячкам, резво и энергично занимались уборкой. Варвара протирала пыль, а Анастасия пылесосила и подпевала радио.

И у Лены на мгновение при взгляде на суетящихся тётушек сложилось впечатление, что именно они в квартире хозяйки.

Пообедав, Лена помыла посуду и пошла к себе. Хотя собиралась поговорить с тётушками и расспросить их. Например, узнать, как долго они здесь будут гостить. Но что-то в напряжённом выражении их лиц не давало ей этого сделать. Или просто смелости не хватило?

Не зная, чем заняться, Лена включила компьютер и до прихода родителей искала что-то полезное в интернете – по теме возвращения с того света.

Но, увы, она не нашла ничего дельного и похожего на то, что произошло у них в семье.

На тематических форумах и сайтах в обсуждении попадалось всё, что угодно: от городских легенд до полтергейстов, упырей, зомби, призраков, оборотней, которые по описанию и действиям совсем не походили на вернувшуюся из мёртвых Марину.

Начитавшись всякого разного и жуткого, Лена разнервничалась, ибо все мнения и факты сходились воедино на том, что от выходцев с того света – жди беды.

Позднее она вышла из комнаты встречать маму и папу с работы: они приходили с завода в одно время.

Мама выглядела уставшей, словно всю ночь не спала. Папа – не лучше, но стоило им переодеться, как они оба направились к комнате Марины, постучали и вошли, закрыв за собой дверь.

Лену не приглашали, и вообще на неё родители словно не обращали внимания. Она в растерянности стояла возле комнаты сестры и прислушивалась, но, кроме шуршания и скрипа кровати в комнате, похоже, ничего не происходило.

Родители и Марина не разговаривали. «Ну, охренеть! И что мне делать?!» - со злостью подумала Лена, устав стоять и бездействовать.

Она пошла в спальню родителей и без спроса взяла из портмоне отца карточку, решив сходить в магазин.

На кассе Лена расплатилась только за хлеб, батон и пакет молока. Яйца пришлось вернуть, ибо средств на папиной карточке не хватало. Очередь из-за неё задерживалась; уши и щёки Лены горели, и она была готова провалиться от стыда сквозь землю.

Когда вернулась из магазина домой, то папа с мамой так и не вышли из комнаты Марины, зато тётушка Анастасия на кухне варила что-то похожее на мясной суп в большой кастрюле.

Раскладывая продукты в холодильник, Лена наблюдала, как Варвара мелко нарезала на доске крупный кусок сочащегося кровью мяса, затем аккуратно положила его на тарелку, а её ставила на поднос.

Увидев, что Лена на неё смотрит, подмигнула и сказала, что мясо для Мариночки, и вышла из кухни с подносом – видимо, пошла к сестре. Анастасия, бросив мешать суп, внезапно открыла холодную воду и стала жадно пить прямо из крана. Лене стало от этого зрелища не по себе, и она отвернулась.

Вскоре и родители пришли на кухню. Они выглядели бледными и сильно вспотевшими. Волосы отца слиплись и прилипли к голове, а у мамы свисали некрасивыми сосульками вокруг лица.

Лена быстро налила себе стакан молока, отрезала щедрый ломоть батона и застыла на месте, ибо родители совершенно не обращали на неё внимание. Они дружно уселись за стол и стали жадно поглощать мясной рулет и остатки холодного картофеля из тарелки, которую вытащил папа из холодильника. Родители ели, хватая мясные куски голыми руками, чавкая и причмокивая при этом.

Не выдержав безумного зрелища, Лена покрутила пальцем у виска и со стаканом молока и ломтем батона в руках поспешила к себе в комнату. По пути в коридор успела заметить, как Анастасия наконец перестала пить воду и теперь тяжело дышала, высунув язык изо рта, словно собака.

«Фу, что с нашей семьёй внезапно стало не так? И заразно ли это безумие?» - подумала Лена, передёрнув плечами от омерзения.

В своей комнате она выпила молоко и съела батон. Затем решила вымыть стакан в ванной, чувствуя, что не хочет сегодня больше видеть ни родителей, ни тётушек. Мысли о Марине вообще нагоняли на неё ужас.

Но в ванную пойти не получилось. Туда буквально перед самым её носом стремительно проскочили мама с Мариной. Сестра больше не сутулилась и крепко держалась за руку мамы.

Лена вздрогнула, заметив длинные, твёрдые ногти на руках Марины, а ещё заметно отросшие и погустевшие волосы на её голове.

Перед тем как закрыть дверь ванной, сестра пристально посмотрела на Лену и ухмыльнулась. Ее глаза блестели по-звериному, а на щеках был сильный румянец.

Лену от её взгляда передернуло, и она выронила стакан, который лишь чудом не разбился. Ей захотелось заорать, а лучше сбежать из ставшего сумасшедшим дома куда подальше. Как же, сука, жаль, что ей некуда пойти!

Тётушки, вдовесок к царившему в квартире безумию, начали петь караоке в гостиной и пританцовывали, полные энергии, словно напились кофе или чего покрепче.

В отчаянии Лена пошла к папе в родительскую спальню и разбудила, чтобы поговорить. Сначала спросила, когда они с мамой собираются показать Марину врачу.

- Зачем? Ей ведь стало лучше, - резко и непреклонно констатировал папа, и по его твёрдому взгляду Лена поняла, что спорить бесполезно.

- А тётушки у нас надолго? - сменила тему Лену.

- Они помогают Марине. Разве ты не видишь?

Лене от слов отца и откровенной враждебности в его тоне стало сильно не по себе.

- Папа, как ты себя чувствуешь? - спросила она, осматривая лихорадочный румянец на его щеках и испарину на лбу.

- Замечательно, - мечтательно отозвался папа и попросил уйти, сказав, что очень хочет спать.

Лена ушла, больше не находя ни слов, ни сил, понимая, что если сейчас сорвётся и заистерит, изойдя криком, то от этого ей только самой будет хуже. Поэтому она закрылась на защёлку в своей комнате и сразу бросилась на кровать, где в бессилье разрыдалась, обнимая подушку.

Ночью Лене снился кошмар. В полной темноте она бегала по квартире, а в спину дышала, догоняя, Марина. От сестры противно пахло сырым мясом и гнилью. Часто во сне холодные, как лед, руки Марины хватали Лену за плечи, она отчаянно вырывалась, пальцы сестры соскальзывали, и ногти больно царапали кожу.

Марина то злобно смеялась во сне и шипела, то ласково просила Лену перестать убегать и просила дать обнять себя. Говорила, что очень любит её.

"Нет, нет!» - закричала во сне Лена, когда родители внезапно встали на её пути, а Марина крепко ухватила её за плечи.

И проснулась.

Она тяжело дышала, приходя в себя после кошмара. Хотелось пить, и Лена пошла в ванную, заодно взяв с собой немытый стакан из-под молока.

В квартире царила неприятная тишина. Не было слышно ни храпа тётушки Варвары, ни скрипа старого дивана в зале.

А в ванной, на бортике раковины, алела капелька крови. Ещё парочка капель была на полу, возле мусорной урны.

Насторожившись, Лена открыла крышку урны, заглянула внутрь. На смятом куске от бумажного полотенца россыпью, в сгустках крови лежали зубы. Тошнота подкатила к горлу. Захлопнув крышку, Лена еле успела добраться до унитаза, куда её стошнило.

Едва отдышалась, как в мыслях от увиденного выстроились разные жуткие предположения. Аж зазнобило. Она больше не могла находиться в ванной.

Вернувшись в свою комнату, Лена заперла дверь и легла в постель. Она решила, что утром встанет пораньше и внаглую устроит родителям настоящий допрос с пристрастием и если придётся, то пригрозит полицией. Хотя сама понимала, что такая угроза – глупость. Но что-то надо было делать и срочно!

Будильник на смартфоне прозвенел в пять утра. Лена выключила его, пытаясь спросонья понять, зачем его поставила. А как вспомнила, так сон и прошел.

Она встала и пошла на кухню, решив там дожидаться родителей. Но там, к огромному удивлению Лены, за столом уже сидела Марина и жадно ела сырое мясо. А мама и папа стояли у плиты.

Первой вошедшую на кухню Лену заметила Марина и улыбнулась.

Зубы сестры выглядели ровными и белоснежными, как с картинки рекламы услуг дорогой стоматологии.

«Это не её зубы!» - с ужасом подумала Лена. Сердце в груди тут же сжалось от страха. В горле образовался мерзкий ком.

Лена хорошо помнила, сколько средств потратили родители на стоматологов Марины, чтобы скорректировать природную кривоватость её зубов и отбелить желтизну. Но все их усилия и деньги так и не сделали улыбку сестры такой идеальной, как сейчас.

А ещё… сидящая за столом Марина заметно поправилась. Её лицо, руки больше не выглядели как тонкие птичьи лапки. К тому же кожа сестры в слабом предрассветном свете будто светилась изнутри. И такого потрясающего эффекта уж точно не мог предоставить никакой супердорогущий тональный крем или хайлайтер.

- Садись! - голос Марины напоминал тёплый бархат. И куда делись вчерашние хриплость и тихость…

А Лене от её изменившегося голоса стало ещё больше не по себе. Ноги вдруг ослабли. И тут папа отошёл от плиты и заботливо подвинул Лене стул, чтобы она села.

- Давай позавтракаем вместе, как одна семья. Хватит дичиться! - бодро сказала мама и повернулась, предложив налить супчика. Она выглядела ужасно, будто за ночь враз скинула пять килограмм.

- Мама! - вскрикнула Лена. - Что с тобой? - спросила, разволновавшись не на шутку.

- Ах, милая, не переживай. Я на диете. Хочу в старое платье влезть.

Мама врала. Лена всегда это чувствовала. Только сейчас, судя по тону матери, ложь давалась ей легко, без всякого зазрения совести.

Мама налила из кастрюли густого, наваристого мясного супа с овощами. Мяса в тарелке было навалом, и суп по густоте больше напоминал рагу.

- Кушай, - ласково проговорила Марина и посмотрела прямо Лене в глаза.

И она вдруг сильно захотела есть и быстро, не успев об этом подумать, расправилась с супом.

- Молодец, - похвалила Марина и, улыбнувшись, попросила добавки мяса.

Отец оставил свою тарелку и быстро открыл холодильник. Затем достал упаковку с мясом, распаковал ее в раковине, вымыл холодной водой и начал ловко нарезать на доске.

После съеденного желудок Лены был полон и побаливал. Она переела и не понимала, как так получилось.

А ещё ей очень хотелось уйти с кухни, но почему-то она не могла встать со стула. Ноги словно приросли к полу, и это пугало Лену до усрачки.

- Спасибо, папа, - ласково поблагодарила Марина отца, когда получила желанную мясную добавку.

Затем она кивнула ему и, посмотрев на Лену, стала медленно есть мясо, а между делом рассказывала:

- Не бойся, сестричка, я дам тебе время привыкнуть. Ты научишься доверять мне, как прежде, и любить меня, как остальные в нашей семье, - загадочно обронила Марина, затем добавила: - А теперь можешь идти, сестрёнка.

Пока она говорила, Лена заметила, что мама встала и начала есть суп прямо из кастрюли у плиты. Но после реплики Марины перестала и, повернувшись к столу, искусственно улыбнулась. В зубах мамы застрял кусочек серого мяса.

Получив разрешение уйти, Лена встала, послушная Марине, как какому-то гипнотизеру. Внутри неё сейчас словно одновременно бушевал жар и холод. Лене отчаянно хотелось крикнуть, выругаться, расплакаться, сделать что угодно, но почему-то она ничего не могла, словно ей не разрешали.

Чары от голоса Марины спали, едва Лена вышла в коридор. И тут сразу так закрутило в животе, что она едва успела добежать до туалета, где её вытошнило супом.

В коридоре Лена встретила тётушек, торопившихся на кухню.

Вернувшись в свою комнату, Лена принялась было собирать вещи, чтобы решительно уйти из дома, но, едва начав, поняла, что не сможет этого сделать.

С досады она села на кровать и расплакалась, мысленно называя себя идиоткой, дурой и прочими нелестными эпитетами, всячески коря за трусость.

Позднее, успокоившись, Лена снова разложила по местам вещи, оделась и пошла гулять. Находиться дома было невыносимо.

Неужели она больше никогда не увидит Марину? Не будет ни ссор, ни препирательств и частых замечаний сестры? Её дорогих шампуней и нагромождения косметики на полках в ванной, кучи грязных вещей в корзине для белья. Звонкого смеха и громкой музыки в её комнате. Навязчивого запаха дорогих духов в коридоре и редких, но таких счастливых совместных посиделок на диване с мороженым. Когда на Марину накатывало плохое настроение или что-то не ладилось, тогда она снова вспоминала про младшую сестру и вела себя иначе, была дружелюбной и ласковой. А Лена в такие моменты всё былое ей прощала и забывала.

Такие вот ситуации позднее оставались в памяти Лены светлым пятном.

Поддавшись воспоминаниям, Лена заплакала в машине, не в силах сдержать слёз. И папа, сидевший рядом, вытер ей щёки платком и обнял.

В кафе, за поминальным столом много мест пустовало. Для Лены время стало словно резиновым. Оно растянулось в словах и плаче вокруг сидящих людей, вспоминавших Марину.

А затем она сама незаметно нашла утешение в водке и белом вине и пила, не сдерживаясь.

Зато, когда подошла очередь высказаться, сказала дрожащим от эмоций голосом, что Марина была хорошей и любящей сестрой, вспоминая ту сестру, которой она изредка становилась. Ведь о мёртвых положено говорить лишь хорошее.

Вскоре от алкоголя её слезы высохли и на душе стало легче. Лена больше не вникала в разговоры, пропуская мимо ушей бессвязные, пьяные реплики пришедших. Ей хотелось скорее поехать домой и лечь в постель.

Тётушки, как раньше сказал папа, оставались у них на ночь, а утром вроде бы собирались уехать.

Лена, зевая, помогала собрать со столов остатки мясной вырезки и колбасы, а также вино и водку в бутылках.

Домой они приехали поздним вечером. Разыгравшаяся после обеда уличная жара стала удушающей и словно потрескивала от напряжения.

- Гроза будет – кости ноют, - изрекла тётушка Анастасия, которая была намного толще сестры и постоянно ныла про свои болячки.

- Ага, - поддакнула Варвара, чаще немногословная, но во всём согласная с сестрой, что бы та ни постановила.

Они проветрили комнату Лены, затем закрыли окно и плотно завесили шторы, пока хозяйка комнаты, по просьбе матери, выдавала им чистые полотенца из шкафа для ванны.

Разобравшись с тётушками, обессиленная Лена пошла в гостиную и легла на диван, где сразу крепко уснула, не слыша, как её зовёт мама с кухни, как папа пытается разбудить её, похлопывая по шекам, пока, наконец, не добившись желаемого, не уходит. Ни того, как тётушки после ванной усаживаются в зале, напротив дивана, в креслах, и долго смотрят телевизор. Не слышала крепко спящая Лена, как начался мощный ливень с грозой.

Ей снился кошмар, в котором мама готовила на кухне и хохотала, как сумасшедшая.

Щёки матери были красными, а лихорадочно блестевшие глаза слезились. Лена со странным чувством, завороженно смотрела на мамины руки. Рукава ее кофты были закатаны по локоть, а на запястьях виднелись красно-фиолетовые синяки, похожие на следы от пальцев.

Вдруг мама бросила крошить овощи и посмотрела прямо на Лену.

- Марина вернулась, как обещала! - рявкнула она и расхохоталась. На сковороде заскворчало масло, сильно запахло жареным мясом.

За окном сверкнула молния, и Лена проснулась, тяжело дыша, не понимая, где она находится. Пот пропитал её одежду насквозь.

За окном бушевала гроза, а балконная дверь, не до конца закрытая, скрипела. Как в дурмане, Лена поднялась с дивана. Голова раскалывалась, в животе болезненно заурчало и закрутило, тошнота подступила к горлу, и она поспешила в туалет.

В коридоре к прихожей горел свет. Входная дверь была приоткрыта. На полу лежали комья влажной земли, от коврика у порога расползались грязные потёки. А ещё остро пахло чем-то похожим на запах увядших, загнивших у корней цветов.

Всё увиденное в коридоре казалось Лене нереальным из-за новых волн дурноты. Шатаясь, она с трудом добралась до туалета, где закрыла за собой дверь и несколько раз вытошнила в унитаз.

Когда она выходила, то увидела, что входная дверь в квартиру заперта, а грязь с пола убрана.

«Как странно», - подумала Лена и направилась в гостиную, но перед тем на мгновение замерла на месте, прислушавшись. Ей показалось, что из комнаты Марины доносятся голоса... Мамин и чей-то тихий и хриплый.

Лена собиралась пойти проверить, в чем дело, но вдруг сильно закружилась голова, и она передумала. Затем она медленно вернулась в гостиную, легла на диван и уснула.

…Кто-то тормошил за плечо и настойчиво шептал:

- Дочка, проснись!

- Папа? - едва ворочая языком во рту, спросила спросонья Лена, с трудом узнав в шёпоте голос отца.

- Давай. Вставай, пошли скорее…

Шёпот папы выдавал сильное волнение. Лена с усилием открыла глаза, сфокусировавшись на нем. Он был в домашней пижаме, лохматый, с тёмными кругами под блестящими, словно от лихорадки, глазами. Ещё щёки отца полыхали от сильного румянца.

- Что такое? - сонно протянула Лена.

- Тсс, молчи, тетушек разбудишь.

Он шикнул и схватил Лену за руку, помогая ей подняться с дивана. А после буквально потащил за собой на кухню.

На кухне были опущены жалюзи и включена лампа с абажуром. А за столом сидела мама и... Лена вдруг обомлела и потеряла дар речи, увидев Марину.

- Не бойся, - бодро сказала мама и улыбнулась.

- Как? Как такое возможно? - спросила Лена, чувствуя, как мороз прошелся по коже и стало жутко.

Ноги вдруг стали ватными. Она не хотела подходить к столу, но папа отодвинул стул и подтолкнул её сесть.

- Я вернулась, - хрипло шепнула Марина и вытянула в сторону Лены руки.

Лена покачала головой, игнорируя жест сестры.

- Это чудо! - воскликнула мама.

- Нет, это ненормально! Надо вызвать врача! - воскликнула Лена, пристально разглядывая сестру.

Марина выглядела как ссохшаяся мумия и пахла увядшими цветами. Её глаза на костистом лице ярко блестели, и они были карими, а раньше – голубыми. Или это зрачки сестры так сильно расширились, что казалось, будто её глаза поменяли цвет?

Марина продолжала улыбаться и протягивать к Лене руки, и отвести от её лица взгляд было трудно. И Лене вдруг очень захотелось взять сестру за руку. Это казалось сейчас очень правильным.

- Мы никому не скажем, - сказал папа.

- И ты, Лена, должна хранить наш секрет, - поддакнула мама.

Голоса родителей вывели её из ступора, изнутри вырвался протест.

- Я не хочу, не могу!.. - воскликнула Лена, встала со стула и отошла к двери.

- Дочка?! - синхронно, недовольно возмутились родители.

Марина тоже встала, и пусть она молчала, но Лена отчётливо слышала в своей голове холодный чужой голос, настойчиво вопросивший: «Сестра, куда же ты?»

Лена медленно пятилась к двери, смотря себе под ноги, закрыв уши руками. Внутри царило смятенье и хаос. Она не могла поверить своим глазам, но и убедить себя в том, что происходящее (возвращение сестры из могилы) – кошмарный сон, не получалось.

- Что случилось, Леночка? - обеспокоенно спросила тётя Варвара из коридора, видимо собиравшаяся в туалет, но передумавшая туда идти из-за шума на кухне.

«Уходите!» - мысленно прокричала Лена ей в ответ и прижалась к стене. Тётушка пошла на кухню, а из комнаты Лены уже с беспокойным любопытством выглядывала из-за приоткрытой двери Анастасия. И, судя по её лицу, она явно собиралась выйти и разобраться в происходящем.

Наконец Варвара увидела Марину и, вскрикнув, грохнулась в обморок. Лена бессильно съехала по стене, сев на корточки. Ей хотелось закрыть глаза в предчувствии катастрофы, но она не смогла.

Анастасия, распахнув дверь, бегом проскочила мимо Лены к сестре на помощь.

- Здравствуйте, тётя Настя. Я вам очень рада… - прошипела из кухни Марина.

Анастасия испуганно взвизгнула, забыв про сестру. И, пятясь, начала отступать с кухни, но споткнулась о тело сестры на полу и упала.

Лена видела, как Марина медленно, сутулясь, шла к ней. А родители спокойно сидели за столом и улыбались.

- Не бойтесь тетя Настя, - искусственно улыбнулась Марина и, присев, крепко ухватила тётушку за руки. Та поначалу вырывалась, дергалась всем телом, но Марина хватку не ослабляла. И вдруг тётушка обмякла.

А Марина сразу посмотрела на Лену. Её глаза блестели, как у хищного животного. Она нарочно напоказ отняла руки от тётушки и прижала палец к губам.

Мороз прошёл по коже, и Лена заорала от ужаса, чувствуя, как сокращается мочевой пузырь и в пижамных штанах становится жарко и мокро, а влага стекает по бедрам.

Адреналин вскипел в крови, голова стала пустой, и Лена побежала к входной двери, подергала за ручку, та не открывалась. Ключи в замочной скважине отсутствовали, не было их и в вазе на полке, где стоял радиотелефон.

- Дорогая, успокойся! - мягко и ласково говорили ей родители чужими механическими голосами, направляясь к ней из кухни.

За ними неспешно шла Марина, нашёптывая, что её не нужно бояться и что они одна семья.

- Не подходите ко мне! - взъярилась Лена, хватая в руки мамину туфлю на высоком остром каблуке.

Родители переглянулись и остановились. Марина вышла вперед, худая и страшная, как мученица из концлагеря. Домашний халат свободно висел на ней, словно был с чужого плеча.

- Лена, подойди. Дай обнять тебя! - протянула руки Марина, с трудом распрямляя тощую спину.

- Ты не моя сестра!

Лена бросила в Марину туфлю и от отчаяния побежала в свою комнату, страшась, что родители или Марина побегут за ней следом, перехватят – и что тогда с ней будет?

В комнате она закрыла за собой дверь на защёлку. Лену сотрясала дрожь, и зубы во рту клацали. Лицо пылало, а мысли метались.

Она распахнула окно, намереваясь звать на помощь. Затем вытрясла из сумочки тетушки Анастасии вещи на пол, схватила старенький телефон-раскладушку, набрала номер полиции и прислушалась, ожидая, что дверь станут выламывать. Но было тихо.

Поэтому, глубоко вздохнув, Лена уселась на кровать, накрылась одеялом и в бессилье, сжимая телефон в руке, так и не позвонив, разрыдалась.

А затем свернулась в клубочек и задумалась, умом понимая, что никакая полиция ей не поможет.

Во-первых: не поверит, а во-вторых, если она будет настаивать, что Марина ожила, приедут уже за ней, чтобы запереть в психушку.

Но что-то делать нужно. Может быть, попробовать переубедить родителей? С такой мыслью она заснула.

А когда проснулась, то в комнате было темно, с улицы из открытого окна тянуло выхлопными газами от машин. Лена поднялась с постели и закрыла окно.

Сделав глубокий вдох, она вернулась за тётушкиным телефоном и медленно подошла к двери, прислушалась, затем решительно открыла её.

В зале Лена обнаружила тетушек. Варвара спала на диване, похрапывая, а Анастасия сидела возле телевизора и на минимальной громкости смотрела ток-шоу.

Пол поскрипывал при ходьбе, и Анастасия обернулась, лениво, словно с полусна, протянув:

- А, это ты... Мы теперь будем ночевать здесь.

«Ночевать» прозвучало, как жить на постоянной основе.

- Но… - проглотила ком в горле Лена, пытаясь уточнить слова тётушки.

Та её слова проигнорировала и снова вернулась к просмотру ток-шоу.

"Ладно", - подумала Лена и пошла на кухню. Её нестерпимо хотелось есть, а остальное в возникшей ситуации, которую Лена обозначила про себя "сумасшедший дом", она решила, что обдумает позднее.

В морозильной камере холодильника, кроме пельменей, она обнаружила пакеты с мясом. В самом холодильнике на полках тоже лежало мясо. Остальные продукты впихнули на узкие полки за дверью.

Там стоял полупустой пакет с молоком, кусок чёрствого сыра, пара яиц.

Лена поставила кастрюлю с водой на плиту, зажгла газ и вышла в коридор, потому что снова захотелось найти родителей, поговорить или выслушать то, что они скажут ей.

Отец крепко спал в спальне, и она, как ни старалась, не смогла его разбудить. А мамы нигде в квартире не было, вот только комната Марины оказалась заперта.

Расхрабрившись, Лена постучала в дверь, но ей никто не ответил. А может, это она сошла с ума от стресса и возвращение Марины ей привиделось?

На эту мысль Лена покачала головой и, сказав себе: "Стоп!", решительно вернулась на кухню, сварила пельмени и поела.

На следующий день мама и папа как обычно пошли на работу. А тётушки были необычайно бодрые. Даже неповоротливая пышка Анастасия, страдающая гипертонией, возилась на кухне.

Они на пару готовили мясной рулет и тушили картошку. Варвара ловко резала на тарелке на мелкие кусочки сырое, сочащееся кровью мясо и, поймав взгляд Лены, заговорщицки прошептала: мол, это для Мариночки. Затем поставила мясо на поднос.

Лена поморщилась: от запаха мяса в духовке её затошнило.

Картошка в большой кастрюле тоже выглядела непривлекательно. Поэтому она, достав сковородку, пожарила себе яичницу и заварила чай, щедро добавив туда сахар, жалея, что нет хлеба.

Лена поела в своей комнате, подальше от всех. Затем приняла душ, переоделась и, обнаружив свой смартфон и ключи от квартиры в широкой вазочке на полке в коридоре, решила пройтись.

Досадно, что денег родители ей не оставили, а у тётушек просить она постеснялась.

В девять утра на центральной городской улице (их спальный район находился рядом) в будний день было вполне оживлённо: люди спешили на работу, выгуливали собак и просто направлялись по своим делам.

На лестнице Лена столкнулась с участковым и поздоровалась. А когда возвращалась назад, держа кофе в руках, а маленькую бутылку с водой под мышкой, услышала с лестничной площадки громкий голос матери и поспешила к ним.

- Ты! - громко и зло обратилась к Лене мама. - Как ты посмела очернить сестру? Зачем говорила с участковым?

Он, к слову, спокойно стоял рядом с отцом, возвышаясь над ним на целую голову, возле диванчика, на котором лежала раскрытая сумка.

От голоса матери, её тона жар прилил к щекам Лены, но вот не было сил найти весомые слова в своё оправдание.

- Она исполнила свой гражданский долг и поступила правильно! - вмешался участковый. - А вы решили скрыть факт изнасилования...

- Это наше личное дело и право, - зло ответила мать.

- Марину изнасиловали? - удивился отец. - Почему ты мне не сказала?

- Зачем разводить грязь? Об этом никому знать не следует. Иначе, сам понимаешь, Володя, репутация Мариночки пострадает.

- А вас, Ольга Дмитриевна, не смущает тот факт, что подруг Марины, вероятно, убил её насильник? И если бы об изнасиловании сообщили вовремя, то полученный анализ ДНК существенно помог бы в расследовании?

- Да, признаю, что Марина мне и врачам объяснила, что много выпила и не помнит, с кем у неё была сексуальная связь.

- Мама, мне она сказала другое! - вставила Лена.

- Когда я смогу поговорить с Мариной? - спросил участковый.

Папа пожал плечами, а мама с горьким сарказмом ответила, что их дочь умирает, и криво усмехнулась.

- Так, прошу уточнить: вы не знали про смерть подруг Марины? - задал вопрос Ольге Дмитриевне участковый.

- Откуда? Нам сейчас не до телевизора и новостей, - заступился папа.

И участковый с укором, серьёзно посмотрел на Лену.

- Да, я посмотрела новости и практически сразу пошла к вам! - перешла на крик Лена. - Родители были не в том состоянии, чтобы им что-то рассказывать!

Её лицо горело, а тело дрожало в ознобе. Она практически залпом выпила остывший кофе.

Мама покраснела, отец замер. Участковый обречённо вздохнул, смиряясь с фиаско, и сказал:

- Думаю, что вам следует знать: бармен Семён Анатольевич из кафе "Гараж" в тот злополучный вечер странным образом не мог вспомнить своих клиенток, жаловался – мол, голова сильно болела. Но на камерах наблюдения были чётко видны убитые девушки, сидящие за барной стойкой, а с ними и Марина. А вот что не поддаётся логике, так это мужчина рядом с ними: на камерах его фигура как будто смазана. Едва можно распознать, во что он одет. Бармен и этого мужчину с девушками в упор не узнаёт. И спрашивать больше не у кого было, кроме официантки. А вот она неожиданно разговорилась. Оказавшись особой наблюдательной и любопытной, припомнила, что вечером среди дальнобойщиков приметила незнакомую фуру, чистенькую, как с конвейера, а главное – окна у неё были затемнены.

- Фура с тонировкой! - воскликнул папа. - Разве такое законно?

- Сложный вопрос, но технически возможно, - произнёс участковый. Затем, выждав паузу, вздохнул и сказал: - Сегодня следователь из столицы приезжает, и я передаю дело ему. Так сказать, по положению должностных инструкций.

Затем попрощался и ушёл.

Лена первой села на диванчик, за ней мама и папа. Так и сидели, молча, в тишине, каждый погруженный в свои мысли… Неожиданно пришла грузная медсестра, с усталым лицом, и объявила, что Марина умерла.

Мама потеряла сознание. Папа весь напрягся, а потом заплакал. А у Лены кровь отхлынула от лица, на душе стало очень холодно и пусто. Хотелось заплакать, но слёз не было.

Маме, чтобы привести её в чувство из-за резко снизившегося давления, поставили капельницу прямо в коридоре. А все срочные дела пришлось вынужденно решать Лене с папой.

Родственники Одинцовых жили в другом городе, им пришлось звонить как Лене, так и друзьям Марины. В процессе выслушивать соболезнования и говорить, что позвонит еще, когда папа договорится о ритуальном зале, где можно будет попрощаться с сестрой.

И так за всеми многочисленными звонками уставшая Лена сварила себе пельмени и выпила две таблетки аспирина от головной боли.

Папа вернулся из больницы после обеда, вместе с мамой – с бледным и пустым, как у куклы, разом постаревшим лицом. Родители закрылись в спальне, но говорили достаточно громко, чтобы Лена слышала их споры, в которых мама оправдывала себя, говоря: «Ты не понимаешь, я никому не разрешу резать мою девочку!» А папа пытался убедить её, что если бы она разрешила вскрытие, то они бы знали точную причину смерти. На что мама жёстко ответила: «Они и так не определили ни причину болезни, ни саму болезнь. Так зачем вскрытие, для галочки в отчёте?» - повысила голос мама. В ответ было молчание. А потом Лена слышала только мамины всхлипы.

Вечером тело сестры из морга должны были привезти в бюро ритуальных услуг. На этот раз Лена осталась дома, а выбирать гроб, цветы и прочее поехали мама с папой.

Обзвонив всех родственников, связавшись с друзьями Марины, она составила приблизительный список тех, кто придёт на поминки. Затем приняла душ и легла отдохнуть.

Родители вернулись практически в пять вечера. Измученные, молчаливые, совершенно на себя не похожие, словно смерть Марины забрала с собой и часть их жизни. Папа устало сказал Лене собираться.

На кухне за стенкой был слышен звон посуды, хлопанье дверей шкафчиков, пока Лена думала, что надеть, вытаскивая из шкафа чёрную водолазку и чёрную юбку-карандаш. Подходящих туфель у неё не было, пришлось обуться в тёмно-синие кеды.

Пока доехали в ритуал-сервис, снова начался дождь, но, вопреки непогоде, людей пришло много: подруги Марины из университета, одноклассники, учительница физкультуры, с которой сестра ездила на соревнования и завоёвывала медали.

Здесь было так много незнакомых лиц! Друзья родителей, даже соседи по дому пришли, а вот родственников приехало мало. Лишь троюродные тётушки со стороны отца. Пенсионерки, которых Лена, сколько себя помнила, на дух не переносила. Тётушки постоянно давали ненужные советы и лезли не в своё дело, а если приезжали в гости, то потом их было не выгнать.

Вот и сейчас они откровенно докучали своими бесконечными оханьем и аханьем да причитаниями, какой хорошей девочкой была Марина. И какая с её смертью семью постигла непомерная утрата и потеря.

Лене на их слова не единожды хотелось закричать, чтобы тётушки заткнулись, и про себя жалеть, что родители не позволят напиться.

А Марина лежала в красивом гробу, в стильном, дорогом платье, накрашенная, так что выглядела словно живая и казалась спящей. Но иллюзия исчезала, стоило посмотреть на туго обтянувшую скулы сестры кожу и истончённые, заметно поредевшие волосы, похожие на солому.

Мама смогла взять себя в руки. И пусть её накрашенное лицо напоминало маску, а глаза словно остекленели, она отлично держалась. А вот отец, когда думал, что никто этого не замечает, часто прикладывался к маленькой бутылке водки, которую прятал в кармане.

Постепенно, поток прощавшихся с Мариной редел, пока, кроме тетушек и родителей, в зале больше никого не осталось.

Тётушки достали библию и православный молитвослов и настойчиво уговаривали мать читать покойной псалмы. Мать отказывалась, она не была религиозной.

Лена и сама не помнила, когда они вообще с семьёй ходили в церковь, кроме Пасхи, чтобы освятить, как большинство просто по традиции, куличи.

Вскоре папа уснул на диване, а у Лены разболелась голова.

Тётушки тоже всё чаще жаловались на усталость и недомогание. Охали, ёрзая на мягких креслах, недовольно поглядывая на маму, которая положила молитвослов на стул и не открывала.

Вежливая администратор, дежурившая в фойе здания ритуальных услуг, несколько раз приходила и предлагала кофе.

- Вези их к нам домой, - наконец сказала мама отцу, встав со стула напротив гроба Марины. - А ты, Лена, размести и уложи тётушек, хорошо?

Папа зевнул и встал с дивана. Затем помог тётушкам подняться с кресел и повёл их к дверям.

Мама подошла к Лене, и та заметила, что глаза матери странно блестели, а зрачки были сильно расширенны. Лена очень испугалась за неё, предположив худшее: неужели мама приняла наркотики? А мама напугала её ещё больше, внезапно одарив широкой искусственной улыбкой и тихонько, как заговорщица, прошептала:

- Всё будет хорошо. Мариночка ведь жива и скоро к нам вернется, - и ушла к гробу.

- Что ты сейчас сказала? - ошарашенно прошептала Лена, вцепившись в дверную ручку, слегка приоткрыв дверь.

Затем покачав головой, хотела переспросить мать, ибо думала, что, вероятно, неправильно поняла её слова или вовсе не дослышала.

Но папа позвал снизу лестницы, сказав поторопиться, пояснив, что такси приехало, и Лена поспешила уйти.

На улице снова лил дождь как из ведра, но без грозы.

В такси царило молчание, а Лене хотелось плакать. Хотелось, чтобы её пожалели, обняли, утешили ласковым словом.

Она совсем не могла представить, как это они теперь будут жить без Марины. А ещё она очень боялась за маму и папу. Ибо видела, что горе буквально высосало из них все силы, и сразу предположила худшее: что дальше они поодиночке сопьются, полностью уйдут в себя и разведутся. Как это ей тогда будет жить без привычных семейных разговоров и споров за завтраком, обсуждений успехов Марины, её частых звонков по вечерам на неделе и радостной после них мамы, когда смотришь на неё, счастливую, и тоже улыбаешься?

И вот, подумала Лена, как скоро в их квартире станет тихо и пусто, будто все умерли, а не только Марина. И жить станет совсем тошно и невыносимо.

И будут ли снова ей приходить навязчивые мысли в голову, как в десять лет, после очередной острой ссоры с сестрой, чтобы напиться маминых снотворных таблеток и, тем разом решив все проблемы, больше никогда не просыпаться?

Лена вздрогнула, очнувшись от дрёмы. Такси приехало к дому.

Тётушки по приезде сразу заняли маленькую комнату Лены. Там было старое раскладное кресло, помимо односпальной кровати, что позволяло им ночевать вместе.

Комната Марины, по настоянию матери, и раньше гостям не предлагалась. «Теперь вообще, наверное, станет музеем», - зло подумала Лена, понимая, что ей придётся спать на неудобном старом диване в гостиной, с жесткой, выскочившей в самом его центре пружиной.

А папа как зашёл в квартиру, так сразу направился в спальню и больше не выходил.  

Разобравшись с капризными тётушками и постелив себе на злосчастном диване, Лена выпила воды и тоже легла.

На дисплее её смартфона было два часа ночи.

…Встала рано и чувствовала себя бодрой, хотя практически не спала.

Она приняла душ, затем заварила кофе, пожарила большой омлет и сделала тосты.

Тётушки пришли на кухню первыми. От кофе отказались, попросив зеленого чая, а омлета без спросу наложили себе огромную порцию. Ещё они без стеснения щедро мазали тосты маслом и персиковым джемом, словно находились у себя дома.

Папа пришел поздно, когда все уже поели. Слегка посвежевший после душа, гладко выбритый, он молча выпил воды с аспирином. Затем налил себе кофе, добавив туда пять кубиков сахара, а вот от остатков омлета отказался. Затем начал без аппетита есть, и тут ему позвонила мама. Она по громкой связи сказала, что в ритуальном зале всем нужно быть к девяти, когда придёт батюшка и отпоёт Марину, а после все поедут на кладбище.

Голос матери по телефону был на удивление бодрый – такой, словно ничего не случилось, – с неприятным чувством отметила про себя Лена.

От бодрого маминого голоса ей стало очень тревожно и появилось плохое предчувствие.

Вскоре разговор закончился, и папа положил трубку. Затем позвал Лену, сказал, что сейчас поедет к маме, возьмёт ей кофе, и попросил сделать бутерброды, чтобы та перекусила. А ещё поручил купить цветы и приглядеть за тётушками, а позднее всем вместе приехать на такси. А на расходы Лене вместо денег отец вручил свою карточку.  

Лена быстро сделала бутерброды, благо в холодильнике было из чего. Она завернула их в плёнку и, передав отцу, пошла заниматься тётушками.

Тётушки заняли диван в гостиной и болтали, точнее, сплетничали, ещё и телевизор включили. А как пришла Лена, то попросили принести из их комнаты сумку с тонометром и аптечку, чтобы измерить себе давление.

К сожалению, этим просьбы и поручения не ограничились. Ещё тётушки настаивали, чтобы Лена посидела с ними, и ей пришлось остаться в гостиной. Она, вполуха вслушиваясь в их беседу, постоянно посматривала на часы на смартфоне, чтобы скорее сбежать в цветочный магазин.

А тётушки с энтузиазмом пролистывали и комментировали уже третий семейный альбом. Ещё вспоминали прошлое и говорили, каким замечательным и чудесным ребёнком была Мариночка. Затем театрально смахивали слезу и дрожащим, жалостливым голосом приговаривали: мол, если бы не несчастье, то она точно стала бы выдающейся личностью. «Такая умница, красавица, как же несправедливо и жалко, что Марина такой молодой умерла!»

При этом они искоса посматривали на Лену, хмурили брови, прицыкивали языком и словно забывали, что хотели ей сказать, и снова начинали говорить про Марину.

Наконец на часах смартфона подошло время открытия магазина, и ей можно было сбежать от них.

От жужжащего, монотонного голоса тётушек, честно сказать, её уже тошнило, и, если пришлось бы ещё задержаться и слушать их, Лена, наверное, бы не выдержала и заорала.

В цветочном ларьке, ближайшем к дому, она купила гвоздики и белые лилии, любимые цветы Марины.

Затем вернулась в квартиру за тётушками, которые всё никак не могли собраться, и пришлось ожидать их, а после вызывать такси.

Они опоздали, и когда приехали в ритуальный зал, то священник уже дочитывал отпевание.

В помещении крепко пахло ладаном и свечным воском. А людей собралось мало, отчего Лене стало грустно.

Из пришедших – подруги Марины из университета, её школьные друзья и классная руководительница. Ещё были знакомые родителей с работы, сами родители и Лена с тётушками.

Позднее на улице, сидя в арендованном микроавтобусе, по пути на кладбище, Лена часто ловила себя на мысли, как внезапно в лучшую сторону резко изменилась мама.

Она выглядела на удивление спокойной, без стеклянного блеска от принятых таблеток в глазах. А ещё посвежевшей, словно хорошо выспалась и больше ни о чём не переживала.

Эти резкие перемены в матери настораживали и даже пугали, потому что Лена никак не могла их себе объяснить. Поведение матери в сложившейся ситуации выглядело ненормальным. Но, похоже, из присутствующих никто, кроме Лены, даже отец и любопытные тётушки, ничего не замечали. Поэтому она решила больше об этом не думать.