Когда образцу викторианского джентльмена Холмсу (в исполнении Ливанова, конечно) было скучно, он или кололся морфием, или играл на скрипке, или верноподданнически изображал на стене вензель королевы (VR, Victoria Regina), причём кистью ему, по источнику, должен был служить «веблей бульдог» (а не «наган», как у Ливанова), а красками – пули. Шесть патронов в барабане.
По стечению обстоятельств, в королеву Викторию стреляли ровно шесть раз. Всего же на особу её величества покушались семь раз (или восемь, если Френсису засчитать обе попытки за отдельные покушения, плюс падение с лестницы, которое то же некоторое время рассматривалось, как покушение и был ещё наезд паровоза на упряжку принца Альберта). В общем, было не скучно, хотя Бог и Скотлэнд-Ярд, конечно, хранили королеву.
Франц Ксавьер Виттенхальтцер. Королева Виктория в молодости. 1842.
Отношение к королеве Виктории на протяжении её правления было не ровным. Ничего удивительного, если учесть период и срок. Если, как претендентка на трон, она крайне выгодно смотрелась на фоне своих кутил-дядьёв и даже весёлого короля Вильгельма Четвёртого, то после того, как в 18 лет принцесса Кентская Александрина-Виктория взошла на престол, настроения несколько изменились. Юная королева росла под сильным влиянием своей матери Виктории Саксен-Кобург-Заальфельдской, герцогини Кентской, воспитывалась камерно, в прусском духе (хоть и английской традиции), чем весьма резко контрастировала с вольными нравами тогдашнего двора. Уже это у подданных порождало некоторую настороженность.
Опасения усиливал и национальный момент. Мало кто помнит, но термин «Виндзорская династия» возник с началом Первой мировой по соображениям политкорректности. До этого же официальное обозначение правящего дома Великобритании было Саксен-Кобург-Готская, а до этого — Ганноверская династия. Немцы утвердились на Британском престоле ещё в 1714 году, благодаря «Акту о престолонаследии» (1701) отрезавшему путь к короне католикам из дома Стюартов. Георг Первый, сын Эрнста Августа Брауншвейгского и Софии Ганноверской, дочери Елизаветы Стюарт, был правнуком Якова Первого, что и дало ему права на британский престол. С немцами на троне именно смирились и именно терпели в силу безальтернативности. Первый из британского Ганноверского дома даже не говорил по-английски, но обладал рядом других достоинств, первым из которых было то, что он был протестант, вторым — то, что он был джентльмен (а не леди), третьим (и главным) — то, что он не лез в дела Британии и парламента. Правление трёх Георгов, королей ганноверской династии, не зря называется ещё «Эпохой регентства», прошедшей под девизом «King is ring, but doesn’t rule». Но сам факт смены династии здорово тряханул британскую внешнюю политику (пересмотр союзов с целью обеспечения независимости Ганновера и Семилетняя война, как один из итогов). Происходя из ганноверской династии, Виктория, по салическим законам, не могла наследовать престол Ганновера (который перешёл к её старшему дяде), а её брак с принцем Альбертом положил начало новой «немецкой» британской династии. При этом, брак с наследником Саксонского герцогства и обществом, и парламентом был воспринят едва ли не в штыки. Что говорить, если даже собственный дядя, который и познакомил когда-то Викторию и Альберта, отговаривал юную королеву, считая кандидатуру Альберта мало подходящей для роли принца-консорта.
Вдобавок, став королевой, Александрина-Виктория начала активно вмешиваться в политику, отдавая явное предпочтение вигам и устойчиво сопротивлялась, например, назначению статс-дам из тори («спальный скандал»). Поползли слухи, что тори вообще запретят. Парламент, в ответ и в меру сил, так же третировал обоих молодых монархов (решение о морской блокаде Афин, например, было принято в обход королевы). Альберту выделили пониженное годовое содержание (30 т.ф. вместо обычных для супруга монарха 50 т.ф. в год), не дали титул консорта, даже не ввели в палату пэров, что было уже совсем необычно. Жуткое изобретение эпохи — газеты – всерьёз высказывали опасение, что с такой парой на троне Британия может стать придатком к германской политике и что британская казна опустеет, оплачивая германские долги. Тем самым формировалось негативное общественное мнение, с которым в Британии как-то было принято считаться. В общем, спустя три года после коронации народ отвернулся от её величества.
Юная королева боролась за общественное мнение, как могла: активно помогала сиротам, вела диалог с зародившимися чартистами, из личных средств ассигновала на общественное здравоохранение, принимала петиции от подданных. Кроме всего прочего, публиковался распорядок дня королевы, с указанием времени и места её нахождения, где были предусмотрены ежедневные выезды в Лондон и которому она пунктуально следовала, пытаясь быть ближе к народу. Это сыграет свою роль в дальнейших событиях.
Эдвард Оксфорд стреляет в королеву Викторию. Г.Х. Майлз, акварель. 1840г.
04.05.1840. Во время ежедневной прогулки Виктории по Лондону, некто Эдвард Оксфорд с расстояния в пятнадцать шагов дважды выстрелил в её экипаж из дуэльных пистолетов. И не попал. Вообще никуда не попал: ни в карету, ни в лошадей и ни в кого из полутысячи зевак. Даже в стену дома напротив не попал. В последствии полиция прочесала весь район в поисках пуль, но не нашла никаких их следов, хотя некоторые очевидцы утверждали, что слышали их свист над головами. Толпа едва не линчевала стрелка, но тот был отбит полицией. Королева же приказала продолжить прогулку.
Происшествие резко изменило отношение к королевской чете. Сам факт покушения на монарха был представлен чем-то потрясавшим основы мироустройства. Газеты восхищались мужеством королевы, призревшей опасность. В добавок, по легенде, принц Альберт, услышав первый выстрел, закрыл собой Викторию, чем резко повысил свои котировки среди народа.
Попутно всплыло, что королева на момент покушения уже находилась в положении, что ранее скрывалось двором. Новость распространилась по всему Лондону с быстротой пожара, ведь королева готовилась подарить Англии законного и прямого наследника. Немецкое происхождение Альберта было мигом забыто и его теперь приветствовали, как отца будущего монарха. Впервые парламент посмотрел на принца серьёзно и даже увеличил ему ежегодные выплаты с 30 тыс. фунтов в год до 50 тыс. обычных. В концертных залах, школах, харчевнях, публичных местах пели «Боже, храни королеву».
Во время обыска на квартире Оксфорда были найдены клинок, мушкет, стрелковые принадлежности и странная чёрная шапочка с двумя алыми бантами. Анализ найденных там же писем и записной книжки Оксфорда показал, что он принадлежал к тайной организации «Молодая Англия», состоявшей из четырёх сотен членов, принадлежавших к разным слоям общества. Шапочка – отличительный знак, банты – ранг в организации. Целью организации было убийство Виктории и дальнейшее выступление по сигналу некоего «Первого». Предполагаемый глава гипотетического заговора – король Ганновера Эрнст Август, дядя Виктории, первый в очереди на британский престол, если у Виктории не будет детей. Раскрутку дела тормозили два обстоятельства: пули так и не были найдены и все документы Оксфорда были написаны только его рукой… В результате даже государственный обвинитель пришёл к выводу, что, скорее всего, в намерения Оксфорда входило лишь напугать королеву, так как он или стрелял из незаряженных пистолетов, или стрелял в воздух, а тайная организация существовала лишь в его воображении.
Эдвард Оксфорд признан невменяемым. Суд учёл трудное детство обвиняемого и данные френологической экспертизы, убедительно показавшей, что человек с такими ямками и шишечками просто не может быть нормальным. 24 года провёл в Бедламе и, позже, Бродмурской лечебнице. До 1855 года – в одиночном заключении. Выказал неординарные способности к языкам, аналитическим играм и живописи, чем неплохо зарабатывал. Много читал. Когда врачи наконец убедили власти в его полной нормальности, он был выслан в Австралию, где изначально малярствовал и расписывал стены, а после женитьбы ушёл в журналистику. Написал книгу «Огни и тени Мельбурнской жизни». Умер в 1899 году уважаемым человеком. Один из пейзажей его кисти продан на «Сотбис» в юбилейном для него 1999 году за 750 000 евро.
29.05.1842. Джон Френсис. Разорившийся в следствии повышения акцизов владелец табачной лавки. Пистолет даёт осечку, Френсис замечен, но успевает скрыться. Не смотря на опасность, королева решительно отказывается отменить свою прогулку на следующий день. Впрочем, конвой усилили, экипаж ехал на большей скорости, чем обычно, а констебли по пути следования были натасканы на описание злоумышленника. Как ни странно, но Джон Френсис повторяет свою попытку и взят на месте преступления. На этот раз выстрел получился. Сам Френсис утверждал, что пистолет был заряжен лишь порохом и табаком, но государственный обвинитель посчитал, что даже пыж мог нанести травму королеве или поджечь платье. Приговор: виновен в Государственной измене. Государственная измена каралась в то время ещё в стиле Генриха Восьмого: преступник должен был быть повешен, в дальнейшем – четвертован, а голова его в назидание вывешивалась на Тауэрском мосту. Буквально за несколько часов перед казнью приговор был смягчён. Френсиса приговорили к пожизненной каторге на Земле Ван Димена (Тасмания), где он и умер.
Порт Артур Тасманский. Современный вид. Колония приняла последний корабль в 1853 году, но работала ещё четверть века. Приглаженный «Ад на земле».
08.05.1845. Джон Ульям Бин. Горбун и карлик, прошедший краем ада уже в детстве. Изгой в собственной семье. Нищенствовал. Продал Библию и за три шиллинга приобрёл пистолет и порох. На пулю денег уже совсем не хватало, и он зарядил ствол жёванной бумагой и осколками глиняной трубки. Во время выезда королевы из Букингемского дворца выстрелил в экипаж, но пистолет дал осечку.
Новое покушение прошло незаметно, только Альберт меланхолично отметил «что, кажется, в нас опять стреляли». Кроме Альберта, на поведение горбуна обратил внимание лишь Чарльз Дассет, мальчик-заика, который схватил Бина, отобрал у него пистолет, отволок к констеблям, но не смог им ничего объяснить. Коммуникационные трудности привели к тому, что полиция занялась поисками Бина лишь на следующий день. Некоторое время жители Лондона могли наблюдать сюрреалистическую картину настоящей охоты полиции на горбунов, карликов и прочих увечных. Через неделю Бина взяли. Что подвигло его на выстрел – не понятно. Эдвард Оксфорд, которого допросили по вопросу (таки призрак «Молодой Англии» витал над короной!), полагал, что поводом, возможно, послужило назначение весьма мягкого наказания ему самому. Для Бина, в его обстоятельствах, заключение в Бедлам выглядело спасением от рутины борьбы за жизнь. Бин, в отличии от куда более разумного Оксфорда, был признан вменяемым, но так как гуманизм уже шёл семимильными шагами, бедолагу приговорили всего лишь к восемнадцати месяцам тюремного заключения «за нарушение общественного спокойствия». После освобождения Бин успел дважды жениться и попасть в лечебницу. В 1882 наложил на себя руки, выбрав наиболее нежный способ: отравился ландаумом (настойкой опия на бренди).
Покушение Вильяма Гамильтона. Газетная литография.
19.05.1849. Уильям Гамильтон и «Молодая Ирландия». Молодость провёл во Франции, где пришёл к выводу о неизбежности свержения монархии и необходимости тираноубийства. Вернувшись в Англию примкнул к республиканской организации «Молодая Ирландия» и начал готовить покушение на Викторию. Если «Молодая Англия» остаётся полумифической, то «Молодая Ирландия» существовала и вела активную деятельность на самом деле. Боролись за отмену акта унии 1800 года, в том числе и методами отстрела английских чиновников, но к 1849 эта группа была уже разобщена и дезорганизована, так что Гамильтон выступал, скорее, как террорист-одиночка. Гамильтон не успел выстрелить. Как только он извлёк пистолет — был тут же схвачен, а газеты вообще выставили его дураком и неумёхой, не сумевшим забить пулю в ствол.
В силу того, что покушения, фактически, не произошло, Гамильтон был обвинён в «злонамеренном нарушении покоя Её величества и общественного покоя». 7 лет поселения в Австралии, где его следы теряются.
Парадоксально, но именно покушение "дурака и неумёхи" было впервые воспринято, как реальная угроза, что резко ускорило организацию детективного отдела Скотлэнд-Ярда, который, вообще, финансировался крайне скупо. С начала 1850 года отдел начинает работать в составе 2-х инспекторов и 6-ти сержантов в штатском, в функцию которых, в том числе, входит охрана представителей королевского дома во время публичных выездов и мероприятий. И вовремя.
27.06.1850. Роберт Френсис Пейт младший. Пожалуй, самый загадочный случай, заставивший опять вспомнить «Молодую Англию», не смотря на утерю актуальности вопроса (Эрнст Август Ганноверский недавно умер, да и с наследниками было уже всё в порядке). Пейт был отставной гусарский лейтенант. Сын богатого торговца кукурузой выбившегося в джентльмены и ставшего Лордом-лейтенантом и Верховным шерифом Кембриджшира и Хантитоншира. Служил в Ирландии, покинул службу в 1846, отличался эксцентричным поведением. Ну как эксцентричным… До изнеможения бегал в парках, по утрам обливался холодной водой, растирался виски с камфарой, ходил «гусиным шагом», использовал трость в качестве гимнастической палки, не пил, не курил… Сейчас таких много. Во время посещения королевой Кембридж-Хауса, дома любимого дяди, Пейт «злонамеренно» нанёс ей удар по голове короткой тростью с медным набалдашником. Помял шляпку и оставил ссадину. Единственное покушение где реально пролилась монаршая кровь. Взят теми самыми детективами в штатском.
Портрет лейтенанта Эндрю Финекана в форме 10го (Prince of Wales’s Own) гусарского полка, в котором служил и Пейт. Джеймс Норскорт, масло, 1831.
Мотивы остались неизвестны (при этом известно то, что защита старательно избегала самих таких терминов как «злонамерен» и «невменяем», остановились на «кратковременном затмении ума»). Признан виновным в «причинении ущерба Её величеству, нарушении покоя Её величества и общественного покоя». 7 лет каторги на Тасмании. Реально отсидел два года. Деньги отца обеспечили весьма мягкий режим и вхождение в тамошнее общество. На Тасмании удачно женился. Вернулся в Англию, умер в 1895, оставив наследникам 5 000 фунтов годового дохода.
28.02.1872. 17-летний Артур О’Коннор (правнук ирландского политика Фергюса О’Коннора) под дулом незаряженного пистолета попытался вручить Виктории петицию о освобождении ирландских политических заключённых. Присутствовавший при этом дворецкий Виктории Браун схватил его, и сдал на руки охране. О’Коннора приговорили к 12 месяцам тюремного заключения и порке. Единственный, к чьему приговору Виктория отнеслась снисходительно, хотя и говорила о том, что это было самое страшное для неё покушение.
Покушение Мак Клина в представлении «Вокруг Света».
02.03.1882. Родерик Мак Клин. Поэт. По мнению некоторых, худший поэт в британской истории. Выстрелил в королеву на перроне Виндзорского вокзала. Обиделся на то, что Виктория не приняла посвящённого ей стихотворения. Когда подоспела охрана, она застала Родерика избиваемым зонтиками двух проходивших мимо школяров-итонцев. Что с поэта взять? Суд признал его невменяем. Королева была в ярости. Но и тут не без плюсов: «Ценно, когда в тебя стреляют, — можно увидеть, как сильно тебя любят», говорила она уже после выражения верноподданнических чувств нацией по поводу покушения. В дальнейшем, Виктория настояла на принятии т.н. «Закона о суде над сумасшедшими 1883», где невменяемые, в подобных случаях, признавались «виновными, но сумасшедшими», а не «невиновными в следствии невменяемости».
Для поэта Мак Клина — 40 лет в Бордсмунде, где и умер, пережив реорганизацию, гуманизацию парадигмы и тасовки администрации. Его это не коснулось.
Обзор показывает, что действительно внятных и политически мотивированных покушений на Викторию просто не было. Серьёзные намерения можно приписать лишь Оксфорду и Гамильтону, причём обоим — с натяжкой. Ничего похожего на российскую охоту за венценосцами, на события вокруг Наполеона III или Вильгельма I. И это при том, что викторианская Англия отнюдь не была «тихим болотом», а вполне себе бурлила, стала прибежищем для радикалов со всей Европы. События периода «юности наций», колониальные войны не могли не отразится и на Англии. Первые массовые убийства (таверна «Колесо Фортуны», 1855), политические массовые беспорядки, связанные с чартизмом, ирландским кризисом и колониальными войнами вполне себе имели место. Камерно отстреливали, травили, просто били и чиновников, и разных парламентариев, но, например, взрывать предпочитали, всё-таки, чужих монархов (шотландский след в «деле Орсини», 1858).
Причина – крайне грамотная самопрезентация королевской четы. Королева – вне политики (хотя изначально была сторонницей вигов), принц-консорт – чуть позади, всегда по правую руку от трона, занят экономикой и помощью рабочему классу (позиция в «хлебном вопросе», например). Альберт даже не пэр, но: «…Как герцог Саксонский я чувствую себя неизмеримо выше, чем герцог Эдинбуржский…». Чета – моральный авторитет нации. При этом проблемы те же, что и у любой другой семьи с подрастающими шалопаями. Старший сын Эдуард, принц Уэльский, закрутил роман с ирландской актрисой Нелли Клифден (и оно там повеселее Матильды будет). Младший сын, Леопольд, получил наследственное проклятье саксонских принцесс – гемофилию (умер в 31 год). С девочками, соответственно, то же не всё ладно, что не мешает заключать им выгодные браки и активно размножаться (за исключением Луизы, которая умерла бездетной, но для нас тут важно, что вторая дочь Виктории, Алиса, становится матерью Алисии, она же Алексис, она же Александра Фёдоровна). Но выверенная работа с газетами и общественным мнением выводят королевскую чету из-под любого светского скандала или политического удара, перенаправляя их на парламент.
Покушения играют особую роль в формировании викторианской легенды. Покушения Оксфорда и Гамильтона просто случились весьма кстати (или не просто так, а слишком кстати, есть и такая версия), а остальные наглядно демонстрировали, что покушаться на монарха может только ущербный и больной человек. Характерен тут контраст с нашими народовольцами или итальянскими националистами, которых общественное мнение героизировало. В любом случае, все покушения на Викторию лишь сплачивали нацию вокруг трона, зачастую позволяя монархам демонстрировать лучшие черты королевского дома: стойкость, призрение к опасности, личное мужество и приверженность к долгу.
Впервые выложено на АльтХистори мною же.
