Пастырь
О терпимости к ближнему.
Однажды всё вернётся на круги своя,
Душа живая в сумрачном лесу
Волчицу встретит, рысь и льва,
И вновь Вергилий отвратит беду.
Ступая вслед за Данте, путник
Юдолью скорби вновь пройдёт,
Лимб посетит, где гаснут звуки
И в вечном сумраке тоска живёт.
Увидит в вихре бесконечном
Елену и Париса, как и прежде:
Цена наивности беспечной
И страсти, что питала их надежды.
На том же месте повстречает
Пса Цербера и сонм обжор,
Их грязь густая покрывает,
Их хлещет ледяным дождём.
Скупцы и моты, коим нет числа,
Под плетью Плутоса покорны:
Один копил, другой швырял,
Но оба одинаково никчёмны.
Зловонный Стикс из берегов выходит,
Загадки в этом нет, немудрено,
Гнев ныне цель свою находит
Без драки и тяжёлых кулаков.
Достаточно мне далее сказать,
Что всё по-прежнему в аду:
Могилы Дита заревом горят,
И Флегетон кипит тиранам на беду.
Самоубийцы гарпий проклинают
И Капанея дух не сломлен,
А Злые Щели, полные до края,
Едва вмещают постояльцев новых.
Девятый ров из десяти пересекая,
Увидит путник вереницу мертвецов,
Иной, распоротый от края и до края,
Свершает заживленным круг и вновь
Его на части разрывают без пощады,
И он опять бредёт, не смея подобрать
Ту требуху, что выползла из раны,
И кровь не силится унять.
Иные же, в спокойствии нутро храня,
Лишаются опоры некогда привычной,
Заменит ногу жалкая культя,
Ихор на землю из неё сочится.
Один, не видя, где ступает,
Бредёт вслепую через строй теней,
В руках измученных сжимая,
Вместилище для мыслей и речей.
Безумен взгляд той головы усопшей
И для червей она уютный дом,
Но губы хладные тихонько ропщут,
Как если бы она была живой.
Печально зрелище, не передать словами,
Увечных душ кровавый хоровод,
Ров полон боли, плача и стенаний,
Обитель скорби и её оплот.
И путник спросит, хороня испуг:
"Учитель, отчего терзают так жестоко
Идущих этот бесконечный круг,
Не человека вижу, но куски безликой плоти.
Воистину, должны быть тяжкими без меры
Грехи земные проклятых скитальцев,
Лишь только прирастут увечные члены,
Так снова рассекут хозяина на части".
"Ты верно судишь, воздаяние достойно,
Их промысел противен замыслу Творца,
Росткам любви предпочитая семена раздора,
Себя на муки обрекли, которым нет конца.
Услышав их, однажды разум потеряли
Брат кроткий и достойная супруга,
Отец и сын сердечное доверие попрали,
Врагом стал тот, кто некогда был другом.
Теперь идут, утробу выставляя на виду,
В расплату за отвратные дела,
И стелют позади идущим алую тропу,
А те другим и так до Страшного суда".
И снова путник спросит своего поводыря:
"Ответь, прошу, ещё на мой вопрос,
Я вижу средь теней немногих, чей изъян
Непостижим мне, ведь по швам не разошлось
Ни платье их, ни тело, в целости они,
Когда бы знать, за что их наказали,
И почему одним без ран положено идти,
А прочих без пощады растерзали?"
"Когда б свой взор ты занял целью
Запечатлеть устройство злых щелей,
И, малодушно глаз не отводив, смотрел бы,
За что и как карают здесь людей,
Тогда бы понял, почему одни рассечены,
А некто с виду будто невредим,
Вглядись в них да получше рассмотри,
А после, как закончишь, вновь поговорим".
Так путник будет пристыжён вполне,
Страх поборов, заглянет в ров глубокий,
И в круговерти тьмы и гибельных огней
Его оставлю, здесь прервутся строки.
Не смею словом робким охватить
Всю бездну бесконечных мук,
Здесь мужества не хватит честным быть,
Кому же хватит, пусть лишится языка и рук.
И путник скажет, наконец, лицо оборотив:
"Учитель, я увидел духа, с виду невредим,
Он в чёрной рясе и имеет грозный вид,
Седая борода всклокочена и чёрт идёт за нам.
Неладное с его лицом творится,
Оно багровое и всё горит огнём,
Глаза на выкате и лезут из глазницы,
И каждый мускул болью искажён.
Но странно это, адский гул стоит
От криков, стонов, причитаний и проклятий,
А этот хоть измучен, но молчит,
Как будто бы за стон страшась расплаты".
"Всё так и есть, как ты сказал, —
Вергилий путнику ответит сразу,
"Он слишком многих в жизни уязвлял,
Считая, что священник безнаказан.
Одежды пастыря и сан позорил,
Им позабыты милосердие и доброта,
Однажды встав на путь раздора,
Он не сходил с него и верен был всегда
Словам прямым, что без разбора били,
И правых и виновных с равной силой бичевал,
Без устали он уличал, клеймил, судил их,
А здесь, а аду, немее дохлой рыбы стал.
Щипцами раскаленными ему язык достали,
Ножом отрезали под самый корень,
А после глотку перцем забросали,
Наполнив чрево нестерпимой болью.
К нему, как видишь, чёрт приставлен
И роль его достаточно проста,
Лишь только дух издаст хоть звук случайный,
Его распорет чёрт, от шеи до пупа".
И только был рассказ короткий завершён,
Случилось то, о чём Учитель молвил,
Дух застонал, чёрт выхватил тесак огромный,
И путник, отвернувшись, прочь пошёл.
22.02.2020
