Жду новый пост

Серия «Истории об истории»

Началась эта история сильно давно, пару-тройку тысяч лет назад и, неожиданно, но в Египте. Там у фараона Рамзеса II среди множества отпрысков была дочь - принцесса Скота. И однажды она решила посмотреть мир, расширить горизонты, поискать себе место под солнцем и ушла. С собой прихватила камень из породы песчаников, весом 152 кг, буквально, горсть родной земли.
Сами понимаете, приличная девушка из хорошей семьи, с камнем опять же, привлекла к себе внимание. И не кого попало, а царя скифов - Гателы, который, не тратя времени зря, сразу же сделал Скоте предложение. Смекнув, что так веселее, да и тащить камень вдвоем сподручнее, принцесса томить не стала, ответила согласием, и они на пару отправились бродить по свету.
Шли-шли и дошли, наконец, до края Ирландии. Вгляделись в туман, а на горизонте что-то красивое. "Вот, - сказала Скота, прижимая Камень к груди, - прям чувствую, земля это обетованная, пойдемте, будем там жить". Махнули с Гателой через пролив и стали обосновываться. Детишек завели, скоттами назвали, а местность назвали Дал Риада, но мы ее теперь зовем Шотландией (Скотланд).

Собственно, вот он

А Камень судьбы, чтоб под ногами не валялся, положили в крепость Дунадд, где лежал он до середины IX-го века, пока король скоттов Кеннет I не переместил его в Скон.
Кеннет I объединил племена скоттов и пиктов в гэльское королевство, дал новому государству имя Альба, ну и вещички из старой резиденции перевез в новую столицу. Пикты со скоттами за перемещением Камня наблюдали с искренним любопытством. Король, заметив которое, решил объясниться, мол, граждане, это реликвия, музейный экспонат: "И вообще, раз уж я его сюда припер, давайте короноваться на нем и буду, сами посмотрите - здорово выйдет". А шепотом добавил: "Если я не достоин быть вашим правителем, Камень так заверещит, попадаете все. Вот вам крест!"
Само собой, камень был нем как рыба, а короли Шотландии с тех пор во время церемонии коронации сидели на этом камне.

Одним из таких королей был Джон Баллиоль, тот, что возглавил Шотландию при поддержке Эдуарда I, короля Англии. Эдуард, позже получивший прозвище "молот шотландцев" за непримиримость с вольнодумием последних, когда помог Баллиолю воцариться, и собрался было уже домой, вдруг передумал. И правда, чего бы это ему независимостями разбрасываться. Поэтому собственного протеже пленил, а чтобы побольнее шотландцев обидеть, забрал еще и Камень, который к концу XIII-го века стал не только реликвией, но и святыней, символом и прочей сакральностью.

Притащив Камень в Англию, Эдуард поместил его в Вестминстерское аббатство, сверху поставил трон, нарек эту инсталляцию «Креслом короля Эдуарда» и объявил, что теперь короли Англии будут короноваться на шотландском камне. Думается, после этого злорадно захохотал.

Кресло короля Эдуарда

Позже, когда Англия и Шотландия заключили мирный договор, согласно одному из пунктов, англичане должны были вернуть Камень, но они вдруг вспомнили о пророчестве: «Где этот камень лежит, там и король скоттов» – так что в целях борьбы с сепаратизмом, решили, договор есть договор, а все пункты выполнять необязательно. Снова оставив соседей без дорогого их сердцу Камня.
Шотландцы, конечно, от такого унижения страдали и неоднократно совершали попытки получить Камень обратно. С тем же успехом, с каким боролись за независимость, то есть ничего у них не получалось. И мучились бедные шесть с половиной веков - с конца XIII-го века до середины XX-го.

В 1950 году группа шотландских студентов, которых позже называли националистами, активистами и другими громкими словами, в общем, прекрасной рождественской ночью, четверо отчаянных голов проникли в Вестминстер, выковыряли из трона Камень и растворились в сумрачном тумане Альбиона.
К сожалению, операция по выковыриванию прошла не без осложнений и Камень раскололся. Тем не менее, обе его части бесследно, по версии Скотланд-Ярда (какая ирония), пропали. Англичане были потрясены. Шотландцы взволнованы. Вся Британия в ужасе не скрывала слез - через три года короновать Елизавету, а самого важного нет. От огорчения даже закрыли границу с Шотландией — впервые за 400 лет.

Scotland! Freedom!

Не на тех напали, студенты-похитители, привезли, таки, Камень на его родину, не в Египет, на вторую родину. И, конечно же, первым делом обратились к специалисту по разломанным камням, который починил реликвию, с историей в несколько тысяч лет, цементным раствором. При этом, якобы, похитители спрятали внутри Камня записку таинственного содержания, и она до сих пор находится, как вы понимаете, там, внутри. Хотя, может наврали. Проверять то все равно никто не будет.
Тем временем, поскольку исчезновение Камня вызвало в обществе противоречивые реакции, а положить его на виду, чтобы любоваться, никак нельзя, похитители, помучившись, в апреле 1954 года подбросили Камень в бывшее шотландское аббатство Арброт, о чем анонимно известили полицию, причинив ей огромную радость.

Сотрудники Скотланд-Ярда разглядывают в лупу Скотланд Стоун

Увы, следствие, по чьим результатам, виновники похищения были найдены, осталось за кадром. Однако, в любом случае, студентам, кроме обвинения, ничего за это не было. Правительство решило, если накажет похитителей за действие, многими воспринимаемое как акт в поддержку шотландской идентичности, то будут большие проблемы.

Ну, а спустя еще почти 50 лет, в 1996 г. правительство Великобритании под предводительством премьер-министра Джона Мейджора решило вернуть Скунский камень владельцам, но с условием. Шотландцы обязались предоставлять его для коронаций британских монархов. Между прочим, такое странное великодушие англичан очень даже объяснимо. По слухам, шотландцы изготовили несколько имитаций Камня и, фактически, теперь никто не знает, где подлинник и есть ли он вообще. Как говорится, "в мире насчитывается десять голов Иоанна Крестителя, но только три из них настоящие".

Камень едет домой

Камень торжественно, по главной улице, с оркестром, в сопровождении плачущих от счастья шотландцев (семьсот лет люди ждали, можно их понять), дотащили до Эдинбургского замка и запрятали под стекло. Кстати, после этого вольнолюбивые потомки египетской принцессы и скифского царя притихли и даже несколько лет не заикались о независимости.

Трон же святого Эдуарда, до сих пор стоит в Вестминстерском аббатстве, и 6 мая британцы под него засунули легендарный Камень, который привезли из Шотландии тайными окольными путями, сверху водрузили Карла, на Карла надели корону и радовались. С чем мы их и поздравляем.

Сколько раз ловила себя на мысли, что в Петербурге (как минимум в центре), куда не ткни, попадешь в то, что связано со Строгановыми. А если каким то чудом попадешь в то, что связано, например, в Голицыными, поскребешь и кто там? Строгановы.
Им принадлежал Строгановский дворец, с их опосредованного участия появился Казанский собор, в честь них назван бефстроганов, и даже к гибели Пушкина они тоже оказались причастны.

Роман одного из Строгановых Европа обсуждала почти двадцать лет. А Байрон даже нашел для него место в «Дон Жуане».

"Ищите всюду! - Юлия кричала...
...У ног моих бывали англичане,
Граф Строганов к любви моей взывал..."

Григорий Александрович Строганов

Григорий Александрович дипломат, посол, действительный тайный советник, представитель старинного рода, в 1805 году, будучи в отпуске во Франции, влюбился в графиню Жюли Д’Эга (Жулиана Мария Луиза Каролина София д’Ойенгаузен). Супруга камергера королевы Португалии, одна из образованнейших женщин того времени, по слухам, любовница французского генерала Жюно, а, может быть, даже и его шпионка, ответила российскому дипломату взаимностью. Да так, что Григорий Александрович даже забыл вовремя вернуться на службу.

Обвенчаться же им удалось только в 1826 году. Николаем I Строганову был пожалован титул графа, а сказанные тогда же слова "Граф, было бы неплохо вам жениться", Григорий Александрович понял абсолютно верно, и графиня Жюли д’Эга стала графиней Юлией Петровной Строгановой.

Юлия Петровна Строганова

Дочь Григория Александровича и графини д’Эга, Идалия, урожденная Обертей, появилась задолго до брака родителей. В семью ее, конечно, взяли, но почему то не удочерили, так и росла она на правах "воспитанницы", но лишений не терпела. Можно сказать больше. Девочку баловали с самого детства, предположительно, проведенного под присмотром одной из бабушек - маркизы Леоноры де Алмейда Португал.

Идалия выросла и родители приняли решение осчастливить ее сказочным обществом офицера Кавалергардского полка Александра Михайловича Полетику. Тот не возражал, у него было два интереса - казармы и карточные игры, так что компания обаятельной женщины блестящего ума, с весёлым характером, пусть и со злым языком казалось ему вовсе необременительной. Возможно, он ее даже любил, а вот Идалия любила кавалергардов. Супруг иногда ей, бывало, пенял на неосмотрительное поведение, но прислушивалась ли дама, которую в обществе называли неистовой и "Мадам Интрига" к словам человека с прозвищем "божья коровка", остается только догадываться.

А теперь начинается Санта-Барбара.

Идалия была второй женой Александра Михайловича Полетики, первой же была некая Надежда Маслова, которая после развода вышла замуж за Павла Петровича Ланского, брата Петра Ланского, самого преданного, да в общем то, и преданого поклонника Идалии. В свою очередь, Петр Ланской стал вторым мужем Натальи Гончаровой, которая до этого была супругой Александра Сергеевича Пушкина. Виновник смерти последнего, Жорж Шарль Дантес, приходился мужем Екатерине Гончаровой, старшей сестре Натальи. Дантеса же обожала Идалия, зато к Пушкину, по причине до сих пор неизвестной, испытывала всепоглощающую ненависть до конца своей, даже не его, жизни. Нехило так они замутили, да?

С чего Идалия невзлюбила Александра Сергеевича - тайна покрытая мраком. По одной из версий, он не ответил на ее симпатии, а она, как полагается приличной светской даме, затаила на него зло. Хотя, если принять во внимание, что Полетику называли второй красавицей света, а Пушкина ловеласом, то у нас к нему есть вопросики.
По другой версии, будущее солнце нашей поэзии неудачно разыграл Идалию 1 апреля. Та, поначалу приняв его восхищения за правду, не смогла простить, когда поняла, что это был шутейный разговор. Ну сомнительная версия. Все-таки современники отмечали острый ум Полетики и вряд ли она стала бы вести себя настолько глупо. Хотя... если посмотреть, что было дальше...

Идалия Полетика

Третья версия вообще из разряда бредовых. Якобы, в карете, где были Пушкин, Наталья Гончарова и Полетика, Александр Сергеевич зачем то схватил Идалию за коленку. Одинаково трудно представить, что двигало авторами этой гипотезы и Пушкиным. Помимо того, что, в принципе, странно в присутствии супруги хватать посторонних дам за что бы то ни было, так если мы еще и вспомним туалеты тех времен, у меня точно не хватит фантазии представить как долго и целеустремленно Александр Сергеевич копался в обилии юбок, чтобы эту коленку найти.
Четвертая и последняя из версий хоть и кажется запутанной, но зато наиболее правдоподобной. Будто бы дама, к которой воспылал чувствами Дантес, была вовсе не Наталья Гончарова, а именно Полетика, и весь "спектакль" был организован для отвода глаз. В этом случае неприязнь Идалии к Пушкину понятней не становится, а вот последующая антипатия к Гончаровой уже вполне объяснима. Ведь именно из-за дуэли с ее мужем, Дантес был выслан из России и никогда уже не встретился с Идалией, из-за чего, по воспоминаниям Екатерины Гончаровой, та плакала, как безумная.

Такая вот тайна русской литературы. В любом случае, пусть мы и не знаем причину ненависти Полетики, известно, что ее имя упоминается в числе причастных к развязке любовного треугольника Пушкин – Гончарова – Дантес. Хотя вопрос, был ли этот треугольник, до сих пор открыт.
Именно Идалию подозревают в авторстве и как идейную вдохновительницу письма о принятии Пушкина в орден рогоносцев. А письмо стало причиной дуэли. И написано оно было после встречи Дантеса с Гончаровой в доме Полетики, куда та пригласила Наталью, сама при этом улизнув, то есть создав идеальные условия для компрометирующей ситуации.

Александр Михайлович Полетика "божья коровка"

После гибели Пушкина, свет был не особенно опечален. Кто-то даже считал, что ему поделом, слишком утомил общество своим ревнивым темпераментом. А Церковь хотела похоронить его за оградой кладбища, участники дуэли приравнивались к соответствующему контингенту. И уговорить сменить точку зрения служителей культа смогли лишь... опять Строгановы. Не Идалия, конечно, ей было все равно, свою ненависть она уже перенесла на Наталью Гончарову. Потом это объясняли женитьбой на Гончаровой, упомянутого ранее, Петра Ланского, упуская из вида, что ненавидеть Наталью Полетика начала раньше.

До конца своих дней внебрачная дочь блестящего дипломата и украшения европейских дворов не чувствовала ни вины за содеянное, ни раскаяния. А когда узнала, что Пушкину в Одессе в 1888 году открыли памятник, объявила о своем намерении плюнуть в него. Увы, но причину желания плеваться в монументы давно погибших поэтов мы, похоже, никогда не узнаем.

Алексей Михайлович Романов

Алексей Михайлович Романов, а я думаю, вы по имени уже догадались, что речь о сыне Михаила Федоровича Романова и Евдокии Стрешневой, карьеру свою начал, родившись в 1629 году. Не буду больше называть даты. Ни к чему. Только все портят. В общем, родился царевич Алексей, до пяти лет заботились о нем мамки-няньки, а после был передан на воспитание боярину-наставнику Борису Морозову, кстати, деверю той самой боярыни Морозовой. Между прочим, сам по себе, этот Борис, ну такая себе была личность, если честно, скользкая, однако образование будущему царю дал хорошее, наследник престола вырос у него приличным и образованным молодым человеком.

В шестнадцать лет Алексей стал царем. Прозвище ему дали Тишайший. По одной из версий, за характер, дескать, ну, вот такой он славный человечек - не скандалил, созерцать любил, наблюдать за происходящим, мысли всякие думать, философствовать. Хотя вспышки гнева у него случались. Без этого никак. Вот тебе и Тишайший. Любознательный был, интересовался, чего там за рубежом, как дела делаются, как соседи поживают, что на Востоке происходит, что на Западе. Хотел перенимать их опыт. Не весь, а прогрессивный, конечно, и полезный. Но не сказать, что прям склонялся перед чьей-то линией партии. Нет. «Я, - говаривал, - не буду торопиться с выводами, примерю, лапкой потрогаю, а там видно будет». Западную прессу пристрастился читать, даже пытался наладить ее регулярную доставку, и в его время была создана первая почтовая линия "Москва - Рига" в 1665 году (ой, простите, больше не буду).

Газеты ему очень нравились. Не из праздного интереса, не так, что сел с утра - нога на ногу, самовар завел и сидит, почитывает да похохатывает. Нет, читал для пользы делу. Более того, проводил минутки политинформации. Соберет, бывало, бояр вокруг себя и декламирует им статью особо интересную. Как, например, о страданиях английский народа, потому что тот необдуманно казнил своего монарха Карла I, вот и страдает теперь. И тут надо понимать, что Алексей Михайлович не в том смысле, мол, давайте поржем как они там мучаются, нет. А в назидание окружению: «Видите-видите, что бывает? Делайте выводы и не повторяйте чужих ошибок англичан. Берегите меня. И голову мою на плечах моих берегите тоже».

Царские смотрины

Когда же царь захотел жениться, приглядел себе невесту - Евфимию Всеволожскую. Стали уже к свадьбе готовиться, а Морозову это вообще не надо, потому что он то для воспитанника уже приглядел совсем другую партию. Так что, когда Евфимию наряжали, морозовские агенты туго заплели ей косу, да повязку на голове затянули слишком сильно. Вроде бы мелочь, а нервозное волнение и передавленные сосуды, девушка потеряла сознание. Сразу поднялся шум, дескать, гляньте только, царю припадочную подсунули. Вызвали врача, естественно, морозовского, тот жертву интриг осмотрел и говорит: «У нее падучая. Плохая невеста. Вычеркиваем». Что тут началось. Всю невестину семью рассовали по телегам и отправили в Тюмень. «Вы, - спрашивают, - кого нам привезли? Мы ж ее как-никак в царицы, а вы какое-то больное существо пихаете».

И дело тут не в дискриминации больных, или что к ним плохо относились, хотя конечно же плохо. Тут вопрос государственной измены. От будущей царицы требуется что? Правильно, здоровые наследники, а если она сама уже заранее чахнет-дохнет, так и страна следом. Это же кризис власти. А кризис власти всегда плохо, за ним следует экономический, политический, социальный, в итоге вороги страну рвут на части, и она прекращает свое существование. Зачем это? Не надо. Так что невеста должна быть здорова, румяна, весела, а престолонаследие не должно прерываться. Потому с Всеволожскими наскоро и без лишних эмоций попрощались.

Царь вроде и расстроился, но самую малость. А тут ему еще Морозов с новой претенденткой: «Смотри, какая ягодка, прошу любить и жаловать - Мария Милославская». Алексей Михайлович смотрит, ну да, симпатичная. И здоровая, родила ему потом целых тринадцать штук детей. Не все конечно выжили, не все дожили до взрослого возраста, а нас из них вообще интересуют только трое - Иван, Федор и Софья. Да и то, не сейчас. А спустя десять дней после царской свадьбы, Морозов женился на сестре Марии - Анне Милославской. Вот же ж фантастическое совпадение. Морозовы породнились с Милославскими, а те с Романовыми. Прям как теория шести рукопожатий, только двух.

Мария Милославская

Но пока аристократия занималась устройством личной жизни, народ был недоволен. Потому что ему подняли налог и, как следствие, цену на соль. Вот в один замечательный день, он взбунтовался и устроил Соляной бунт. Потребовал разневаный люд выдать им Морозова. «Мы, - говорят, - знаем кто виноват. Не царь, нет». Царю они все-таки симпатизировали, а вот Морозова, мол, вынь да положь, мы уж тут его сами анигилируем. Естественно, Алексей Михайлович никакого Морозова им не отдал, пожертвовал теми, кого не сильно жалко. Народ их и убил. Царь сделал вывод - надо что-то менять в этой жизни. Внес кое-какие правки, создал Соборное уложение. Это был свод правил, связанных с таможней, налогами, и прочей исполнительной и законодательной властью. Задумывался то он, чтобы снизить градус напряженности. Но народу легче житься не стало, потому что этот же свод подарил им крепостное право.

Пока жители Русского царства развлекались созданием будущего памятника российского законотворчества, юго-западнее тоже происходили захватывающие события. Некий гетман, Богдан Хмельницкий, поднял восстание. Взял и заявил: «Казачество не хочет быть под пятой Речи Посполитой. Вообще под пятой быть не хочет. До свиданья, мы уходим». Речь Посполитая удивилась, что за выходки: «Куда это вы намылились? Да кому вы там нужны?». А Хмельницкого уже не остановить, взял, да и написал письмо Алексею Михайловичу. Так, мол, и так, вы привлекательны, мы тоже ребята ничего, давайте жить дружно. Царь письмо то получил, но сделал вид, что не получил, потому что еще не знал, какое решение ему принять. То ли ввязываться, а это война с поляками, то ли не ввязываться, а войны и земель немножко хочется. Взял паузу, типа, абонент пока не абонент. Тем временем, казаческая восстанческая активность уже вовсю росла. Подумал еще чуточку Алексей Михайлович и говорит: "Была не была! Так и быть, полякам войну, а запорожцев включим в себя. Станем большой крепкой семьей. Заживем!"

Казаки волнуются

И все бы ничего, нам, да и полякам не привыкать, но тут активизировалась Швеция, богатство которой стало прирастать польскими городами, захваченными. Царь в недоумении: "чет то я не понял, причем тут шведы" и от греха подальше, заключил перемирие с поляками. Правда, ненадолго. А пока ввязался в войну со шведами. Но и там все закончилось перемирием. Правда, тоже ненадолго.

Но война дело дорогое. И что придумали царь с правительством? «А, давайте, - говорят, - мы будем собирать налоги серебром, а выплаты делать медью?» И радуются, как дети, ей богу. Сделали. Народ юмора не оценил, это ж какой-то неравноценный обмен, возмущается. Правительство успокаивает: «Да не, все нормально!», а сами помимо этого, чеканку денег отдали по госконтракту в монастыри. И монахи так разошлись, стали использовать свою медь и прочие непонятные присадки для эмиссии государственных денег. А это значит, что деньги уже не были обеспечены. Следом инфляция. Ну и без фальшивомонетчиков тоже куда уж теперь? Народ опять возмутился и начал подстрекаться к бунту, мол, мы знаем, кто во всем виноват. Принялся таинственные анонимные послания рассылать с призывами к дискредитации. Естественно, опять царя не обвиняют, а лишь его приспешников. И снова, для ясности намерений, решили взбунтоваться.

Пришли к царю толпой, говорят: «Выдьте, пожалуйста, царь-государь, и посмотрите, что у нас тут происходит»? Царь, конечно, сочувствует, но спрашивает от него то им чего надо? Народ отвечает: «Казните кого-нибудь. Для успокоения наших дум и душ". Царь подумал-подумал, говорит: "Ладно, давайте, я сейчас ситуацию обдумаю. Все будет хорошо. Целую нежно. Вы пока домой". Народ поверил, что ему вняли и пошел. Но в это время навстречу ему шел другой народ, более разъяренный. Слились они в единении оскорбленных чувств, развернулись и пошли обратно, в столицу, безобразничать. Все плохо закончилось. Кого-то пытали, кого-то казнили, но Медный бунт был подавлен. И авторов листовок тоже искали. Взяли образцы подписей и ходили сличали. Вот вам графологическая экспертиза 17-го века.

Медный бунт в Москве

А еще, видимо, чтобы народ между бунтами не скучал, очередной приближенный царю, некий господин Никон, задумал церковную реформу. «Теперь, - говорит, - не так креститься будем, а вот так. И вообще, все по новому сделаем». Царю то особо некогда, у него войны, ну Никон и взял лишнего в свои руки. И руки у него были, знаете ли, загребущие. Принялся утверждать, что церковь главнее государства. Ему то легко говорить, он патриарх, а другим-то не понравилось. Никон обиделся и ушел в монастырь, говорит: «Ну и оставайтесь, темнота безграмотная, неблагодарная, а я сам там буду сидеть, по себе. Один». При этом ждет, что царь то за ним приедет, уговаривать начнет. Придумал тоже. Царь, когда вернулся, осерчал. «Зачем это, - говорит, - у нас, патриарх, самовольно оставляет государственную должность? Товарищ Никон, вы тут самый умный что ли? Мы вас судить будем». Устроили собор, приговорили к вечному заключению в монастырь. Не на это Никон рассчитывал. Да ладно он, знали глазки… но в стране произошел церковный раскол. Особенно на этом фоне выделился Соловецкий монастырь, который несколько лет держал оборону. Закрылись там изнутри: «Не будем мы по вашему богослужить, нам и по старому хорошо было». И все, монахи в домике, царь в ярости. Отправил туда войско, чтобы монастырь осаждали, голодом морили, палили друг в друга пушками. Назвали это мероприятие Соловецкое сидение. Но сколько ни держался, а это без малого восемь лет, но пал монастырь при помощи перебежчика, всех окаянцев казнили.

Вроде бы и выдохнуть можно. А нельзя. Потому что теперь на югах объявился Степан Разин. В донских степях укрывался беглый люд и считалось, оттуда выдачи нет. К тому же сам Разин был не просто разбойник, а типа пират, то есть нападал на проходящие суда, ну торговые, понятно, есть что грабить. Но при этом, платил Астрахани подати. И как бы вроде с одной стороны преступник, а с другой честный налоговый резидент. В общем, капер. Но в какой-то момент Разин думает: «А чего это мы так по-мелкому, крохоборничаем. Давайте-ка развернемся, за свободу и равенство поборемся». И организовал восстание.

Степан Разин

Распространял "прелестные письма" с призывом примкнуть к казакам, сбросить гнет и строить новый мир. Остановили эту братию только у Симбирска. Но тут важнее под какой эгидой проходило восстание. Разин же хитренький, чего он против царя то будет? Преподнес все, дескать, царь молодец и вообще хороший, просто не знает, что творится на местах, до него не доводят эту информацию, вот поэтому наш первейший долг, пойти на Москву и освободить царя любимого батюшку от зловредных мерзавцев, вызволим его светлую головушку от влияния гнусных предателей. Народ внял. «И, правда, - говорит, - пойдемте царя спасать». Ага, поспасали, конечно. Всех снова казнили. Подавили и Крестьянское восстание.

Но политика это одно, а личная жизнь тоже благополучием решила не радовать. Умерла у Алексея Михайловича супруга, которая Мария Милославская. Пригорюнился царь. Чего делать? Мужчина то еще молодой, во цвете лет. А до этого он очень своевременно сблизился с таким персонажем, как боярин Артамон Матвеев. И вот видит боярин, царь одиночеством страдает, говорит: «Слушай, у тебя место вакантное, а у меня родственница на выданье, глянь как совпало. Чего бы вам не пожениться?»

Наталья Нарышкина

Царь и женился - на Наталье Нарышкиной. Пусть жили они не очень долго, все ж родили троих детей, и потом Алексей Михайлович умер от сердечного приступа. С таким-то количеством войн да бунтов, неудивительно. Умер он, умер, и все расстроились, потому что в общем то Алексей Михайлович Тишайший был неплохим человеком, особенно, когда мертвый, и с учетом всех неприятностей, выпавших на годы его правления. Был первым царем-корабелом, не сам, конечно, но ему принадлежала идея построить флот. Даже корабль на Оке при нем построили, который сходил до Астрахани и обратно, на этом все. Но начало было положено. Продолжала прирастать Сибирью Россия. Были основаны такие города, как Кунгур и Иркутск и другие приятные места. Да и на Дальний Восток теперь народ погладывал с большим интересом.

Провел Алексей Михайлович реформы в армии. Посмотрел, как там на Западе, говорит: «Нравится мне, давайте у нас также сделаем» и создал такие подразделения войск как гусары, драгуны, прочие красивые мужчины. Издал указы всякие, инициировал создание прототипа Счетной палаты, учредил Тайный приказ (сами понимаете, чем они там занимались). Проявлял заботу о здоровье нации и радел за противопожарные меры - «творцам» табачного дыма полагалось 60 палочных ударов, или даже пожизненная ссылка в Сибирь.

Деятельный был человек. Хоть пожил недолго, сделал много, народ его иногда любил, преимущественно между восстаниями и казнями. А Тишайшим его прозвали не за нрав, куда уж там. Однажды хвастливому боярину по шее дал, да за бороду оттаскал. Прозвище свое Алексей Михайлович получил за то, что успокоил Россию. Но это неточно.

Что не говори, а любят французы происходить от гадов морских. В хорошем смысле. То Меровинги у них от чудища из пучин появятся, то Лузиньяны от земноводных произойдут. А нам теперь расхлебывай, в прямом смысле, в Старбакс.

Жил в Шотландии король - Элинас. Ну жил и жил, тоже мне, удивил. Но однажды встретил он у ручья даму. Дама, а звали ее Прессина, замечательно проводила время в удовольствие и в уединении, песни пела, мечтала, пока Элинас не потревожил предложением познакомиться. Представился честь по чести - я, мол, местный монарх, у меня тут и королевство есть: "Очень хороший и веселый человек, холост. Выходите за меня замуж, чего вы тут одна на сквозняке сидите".

Прессина задумалась. Фея, из хорошей семьи, между прочим, сестра феи Морганы. Надо ли ей такое счастье? С одной стороны, партия складывается неплохая. С другой - ну это ж смертный, слов, скорей всего не держит, обещаний не выполняет, мороки с ним потом не оберешься. Но немножечко, все-таки замуж за него хочется. Потому предложила сделку - под венец она идет, а Элинас никогда ее не тревожит во время родов и купания детей. Король согласился, решил, условия вообще нетрудные. Однако, когда Прессина родила ему аж тройню, на радостях запамятовал, а может, потому что смертный, или по жизни, вот такая он необязательная личность. В общем, нарушил собственное обещание.

Прессина в ужасе вскрикнула, в склерозе мужа упрекнула. Взгрустнула на дорожку, детей в охапку и поминай, как звали. Устроилась на острове Авалон, где стала воспитывать троих дочерей - Мелюзину, Мелиор и Палатин. А спустя пятнадцать лет, Мелюзине приспичило узнать, где, собственно, папаша. Прессина не стала делать из этого тайну. И, судя по всему, зря, потому что Мелюзене сделалось так сильно за маму обидно, что, подговорив сестер, она организовала похищение Элинаса, с последующим заключением в места не столь отдаленные от какой-то горы. Прессина же, когда об этом узнала, мужа освободила, но дочерей за неуважение к папе изгнала. А на Мелюзину, как предводительницу и идейного вдохновителя, еще и заклятие наложила, чтоб каждую субботу из нее вырастал хвост. То есть шесть дней в неделю она человек человеком, а один день не то змея, не то рыба, одно слово - русалка.
Вот здесь бы и поставить точку, да мораль вывести, но нет. Как говорила незабвенная Маша Вите: "это присказка, не сказка..."

Жил во Франции граф - Эммерик Пуату. Богатый, успешный, состоявшийся. И взял он на воспитание Раймонда де ла Форе, сына другого графа, основательно беднее. Однажды, во время охоты, уже заблудившись, устав, в потемках, Раймонд нечаянно зарубил покровителя. Ну, вот так он размахивал мечом, спасая Эммерика от кабана, что убил и того, и другого. Испугавшись содеянного, да и последствий, вскочил он на коня и понесся куда глаза глядят. Куда его глаза в этой темноте глядели, мы не знаем, но оказался он на поляне, а помимо него на ней оказался еще родник, вокруг которого восседали три златокудрые прекрасницы.

Одна из них подошла к Раймонду и поинтересовалась, чего это он ночами по полянам шастает, еще и с таким опрокинутым лицом. Тот скромности ради помешкал, но потом как на духу выложил, признался что с ним приключилась беда. "Ой, - махнула на него девушка, - я вас, сударь, сейчас научу презумпции невиновности. Короче, делаете так - поезжайте спокойно в замок. Все равно ваши охотники заблудились и возвращаются по одиночке, а не организованной группой. Никто и не вспомнит, что вы совместно с графом терялись. И когда тело графа найдут, изображайте удивление до полного неведения. Может, старый граф вообще сам по себе, один, с пути сбился, отчего и погиб в неравной схватке со свинорылым".

Раймонд слушает, дама-то дело советует. Умная, еще и симпатичная. Начал с ней диалог развивать. И вроде обсудят уже вопрос, резюмируют, он опять какую-нибудь животрепещущую тему поднимет. Так до утра и пробеседовали. А перед тем как уходить, Раймонд говорит: "Вы такая интересная особа, извините, не знаю как вас по батюшке, давайте, продолжим наше общение, например, в виде брака". Девушка застеснялась, потупилась, сама думает: "Чего я в замуже за бедным графским сыном забыла?" Но Раймонду отвечает: "Зовут меня Мелюзина Элинасовна, можно без отчества. По профессии фея. Специализация водная. Состоятельна. Вредных привычек не имею. В целом, препятствий для нашей семейной жизни не вижу, разве что пара нюансов. Во-первых, позаботьтесь о крыше над головой. Я вас сейчас научу. А во-вторых, когда поженимся, по субботам у меня от вас выходной. Вот, чтоб не беспокоили меня совсем, сутки". Раймонд на все согласился. Мелюзина на дорожку ему объяснила как квартирный вопрос решить: "Вы у сюзерена своего в качестве свадебного подарка попросите столько земли, сколько покроет оленья шкура. Я там займусь строительством нашего дома". И многозначительно подмигнула.

Когда Раймонд вернулся в замок, придерживаясь легенды, составленной Мелюзиной, подозрений и обвинений благополучно избежал. А как речь зашла о женитьбе да земле, еще и удивил нового графа Пуату. То говорит, дайте землю, покрытую шкурой оленя, ему ее выделяют, он в капризы: "Я не то имел ввиду". Режет шкуру, связывает полоски между собой и, будьте любезны, такой рулеткой ему отмеряйте. А это, как говорится у них в Пуату, две большие разницы.
Надел Раймонд получил. Приличный. Отношения с Мелюзиной складывались тоже весьма прекрасно. Он своими феодальными делами занимался. Она замок возводила, не без помощи колдовства, конечно. Первое строение назвала Лузиньян. Говорят, в честь себя. Объяснение, куда она дела "Ме-", оставим на совести французов.

Жили душа в душу. Правда, дети у них все какие-то страшненькие рождались. У первенца, Уриана, уши свисали. Куда не знаю, тоже к французам вопрос. У второго лицо красное. Третий, Жио, почти красавчик, если не считать, что один глаз у него выше другого. Следующий, Антоний, был весь покрыт шерстью, пятый родился с одним глазом. Но Мелюзину это не останавливало, родила еще нескольких, все как на подбор - цвет нации, примерно такие же. Раймонда, странно выглядящие, дети тоже не смущали. И с чего бы? Вырастают они все равно героическими персонами, в крайнем случае, духовными лицами становятся. А мама еще каждому в приданое не замок, так крепость строит. Так, по слухам, Ла-Рошель она возвела для Жио (третий, красавчик).

К тому же семья Раймонда тоже была облагодетельствована, включая братьев. Один из которых, не пойми зачем, начал вдруг капать на нервы Раймонду, мол, чего это твоя жена по субботам вне зоны доступа? Может, чем нехорошим занимается? Вот и народ говорит, прелюбодействует она. А народ же зря врать не станет. Разволновался Раймонд и решил подглядеть, что такое Мелюзина делает. Смотрит в замочную скважину, а там наполовину супруга, наполовину земноводное. Испугался. Не хвоста ее, в этом плане, мужчина оказался крепкий, а того, что будет, когда Мелюзина узнает, что он знает то, что она думает, он пока не знает. Долго делал вид, будто ни сном, ни духом. Пока один их сын случайно не убил другого. Мелюзина спешила мужа утешить, горечь утраты разделить, а у того несоразмерная реакция. Кричит, ногами топает: "Это все твоя змеинная сущность отравила мой генофонд. Ехидна!" Супруга по славной традиции средневековых дам - в обморок. Пришла в себя, страдает, с Раймондом прощается. "Я, - плачет, - тут тебе еще пару сыновей родила. Оставляю под твою ответственность, сама удаляюсь. Но еще вернусь! Буду орать и пугать всех своим тоскливым воплем". Хлоп оземь, превратилась в дракона и исчезла, оставив эхо душераздирающего плача и конденсационный след.

С тех пор, назначили Мелюзину покровительницей дома Лузиньянов. И видели ее, в агрегатном состоянии призрака, лишь впечатлительные личности. Некоторые еще слышали, потому что Мелюзина истошным криком предупреждала потомков, если им угрожало несчастье. Королевская династия Плантагенетов, графов Анжуйских, и Лузиньяны попроще, например, король Иерусалима, Ги де Лузиньян, гордились таким родством.

Но это было давно. Сейчас от дочери шотландского короля и племянницы феи Морганы нам осталось не так много - ее портрет на стаканчиках кофе и платья со шлейфом, который, якобы, был придуман для сокрытия внеурочно отросшего хвоста. Рыбьего или змеиного, в ассортименте.

Жил-был в Нормандии мальчик по имени Гийом. Если совсем официально, Гийом Робертович. Мальчик был рожден, в так называемом, норманнском браке, некоем побочном матримониальном союзе, за что получил душевредное прозвище — Бастард. Хоть Гийому и не светила карьера наследника, образование ему дали приличное и воспитанием тоже не обошли. Поскольку папа Гийома, герцог Нормандии Роберт Дьявол, был существо беспокойное и о преемственности не особо волновался, отвлекаясь на интриги с родней и ссоры с церковью, мальчика решили держать на скамье запасных, лелея надежду, что на ней он и останется.

По сложившейся традиции жизней замечательных людей, Роберт Дьявол внезапно умер, возвращаясь из покаянного похода в Иерусалим, чем вскрыл неприятный дефицит претендентов на свое место. Знать, поломав голову, перебрав возможных кандидатов, остановила свой взор на Бастарде и принялась делать из него герцога. Так у 7-летнего мальчика, которому и до этого несладко жилось из-за насмешек и оскорблений сверстников, все сделалось еще хуже. Половина его дядек желала ему смерти, вторая половина самоотверженно защищала, пряча и спасая бегством.

Трудное детство, наложило на характер Гийома отпечаток и, став в 15-летнем возрасте рыцарем, он принялся своим плохим дядькам причинять всевозможные неудобства, попутно разъясняя им и прочей оппозиции, почему они должны любить и почитать именно его. Занимался он этим довольно долго, деспотично, но успешно, впрочем, не забывая и о дипломатии. Поэтому, пришедшая в его голову идея породниться с соседом Болдуином Фландрским, с целью защиты границ своих владений, показалась ему очень даже умной и своевременной.

Матильда прокладывает маршрут в Нормандию

Остановив выбор на Матильде Болдуиновне, Гийом заслал в Брюгге сватов. Последние же были отправлены обратно в довольно грубой форме, и наябедничали ему, что Матильда обзывается. Молодой герцог обиделся. А кто бы не обиделся? Два метра ростом, весь из себя рыцарь, смельчак, почти принц, почти красивый, а какая-то причудница 1,5 метра ростом на его преференции профанациями отвечает. Примчался в Брюгге и поколотил Матильду. В прямом смысле, причинив ей легкие телесные повреждения. К удивлению, на Матильду Болдуиновну, такое нетривиальное ухаживание произвело неизгладимое и самое приятное впечатление. Пришла к папе и сказала: «Теперь только за него пойду, давайте меня замуж выдавать, очень уж мне такие решительные мужчины нравятся». Папа, конечно, нашел это в некоторой степени странным, но против желания дочкиного не пошел. И правильно сделал, потому что будущий зять хоть был человеком порядочным (не считая битья невест кнутом) и рыцарской чести не чуждый, а руки-ноги обидчикам отрубал с удовольствием.

Женившись и обретя взаимопонимание с супругой, Гийом вернулся к строительству карьеры воодушевленным. Пока навел порядок в своем герцогстве, пока на его периферии, пока суд да дело, в общем в один прекрасный день он поцеловал жену, детей и отправился в Англию в гости к родственнику — дяде-королю, королю Эдуарду. Цель Гийом преследовал сугубо дипломатическую, вел себя благочинно и дружелюбно. Вот бездетный дядя, подпав под обаяние племянника и ляпнул: «Хочешь, сделаю тебя своим преемником?» И щурится так хитро, по-ленински. Амбициозный герцог, брутал и честолюб, счастья упускать не стал и скоропостижно согласился. За сим, откланялся и, окрыленный перспективами, поехал домой, ждать.

Гийом думает. Или не Гийом. Или не думает

Дядя Эдуард, коварный старикан, наобещав подобного еще паре-тройке человек, взял да и умер, а наследников оставил разгребать эту муть. А у тех хоть и своих проблем было навалом, корону добровольно отдавать другому претенденту желания не испытывали. Поэтому, пока юный Эдгар Этелинг (еще один племянник Эдуарда) робко поглядывал на престол, Гарольд (шурин Эдуарда) под одобрительное рукоплескание витенагемота возложил на себя обязанности монарха.

Осерчал Гийом, психанул и начал собирать армию и флот. Укомплектовав свои вооруженные силы безземельными рыцарями, незаконнорожденными сынами аристократов, наемниками и всяким сбродом, в общем, социально незащищенными слоями средневекового общества, герцог Нормандский, провозгласил воцарение Гарольда вероломным предательством и воспользовался им как причиной для объявления войны.

Объявить-то объявил, а наличие Ла-Манша и отсутствие ветра, приказали долго ждать. Гарольд в Англии, конечно, чувствовал, что земля под ногами уже горит, но очень был занят прекращением ига викингов, в чем успехов добился, положив половину своих воинов. А тут и ветер переменился.

Нормандцы, к морским прогулкам неприученные, плавать не умеющие, страдая от качки и подсчитывая смытых в пучины Английского канала коллег, пристали к берегам Британии в дурном расположении духа. Злые, жестокие, в сияющих на солнце кольчугах, они перепугали англосаксов вусмерть. Только вот сидели люди, завтракали, употребляли пудинг с тостами, планировали, как урожай собирать будут, а тут на тебе, захватчики. И такие зверские, что аборигены их орками окрестили, за лютость и кровожадность.

Гарольд, конечно, старался. Что и говорить, человек он был умный, покрывший себя славой мудреца и воина. Отваги ему было не занимать, да и выхода другого не было. Но ничего-то у него не вышло. Пал смертью храбрых, пораженный стрелой, поразивший смелостью.

Гибель Гарольда II Годвинсона, Битва при Гастингсе (ну типа)

Настроение захватчиков от победы улучшилось и пошли они по Англии жечь и убивать. А Гийом поехал в Лондон короноваться. Досаждали ему, конечно, партизаны и прочие народно-освободительные движения, но целеустремленность и поддержка церкви, вселяли оптимизм и веру в успех. Цыкнув на Эдгара Этелинга, цыкнув на сопротивляющееся дворянство, а кому и вовсе отрубив чего нужное, Гийом 25 декабря 1066 года стал королем Англии под именем Вильгельм I, и, довольно вздохнув, начал строить Тауэр и работать над мотивацией электората.

Новоявленный король Англии хоть и захватил власть быстро, но так же быстро понял, что в сказку он не попал. Родственники Гарольда и цвет аристократии энергично взялись делать ему всякие пакости. Англосаксы яростно обиделись на интервентов. За 500 лет они уже и забыли, что в свое время их предки — англы и саксы вытеснили хозяев острова — кельтов, на север и прочие места, том числе в Нормандию и Бретань, откуда спустя пять веков пришли захватчики, вполне возможные потомки изгнанных с острова коренных жителей. Такой вот пердюмонокль.

Гобелен из Байё, фрагмент Битва при Гастингсе

И, поскольку, каждая противоборствующая сторона чувствовала себя правой, стояли они насмерть. Гийом, человек умный и ушлый, предлагал побежденным баронам два варианта — присяга на верность или голова на кол. Что важно, голова от тела отдельно. Бароны капризничали, а Вильгельму было все равно, потому что его интеграционная политика была хитрая и многоярусная. Избавив отсечением головы очередного строптивца от бремени жизни под игом нормандца, он получал прекрасный соцпакет для очередного верного вассала — вдова (дочь, сестра) барона плюс замок или земля в придачу. Вассал счастлив, дама в шоке, Вильгельм улыбается и потирает ручки. 25% государства английского, таким образом, поделил между 190 рыцарями своими.

Англосакские дамы, возлюбленные нормандцами, принялись рожать детей, что логично, наполовину нормандских. Ненавидеть собственных отпрысков у них не всегда получалось, а потому, демографический всплеск стал сопровождаться медленным, но стойким ростом лояльности к нации завоевателей. И так удачно все пошло, что Англия после этого 300 лет на французском языке разговаривала.

Партизаны, конечно, воду мутить продолжали, и потому Вильгельм начал строить замки-крепости, дабы власть свою укрепить и придать ей вид устрашающий. Даст владение какое, рыцарю своему безземельному и укажет там возвести чего-нибудь твердокаменное, а рыцарь-то и старается, ров копает, башни взращивает, неприступными стенами обносит. И не устает королю-благодетелю похвальбы устами медовыми расточать. Кое-некоторые и сейчас стоят, взор ласкают. Это я про замки, не про рыцарей.

Лондонский Тауэр

Но Вильгельм, помимо жилищной и демографической реформы, еще одно важное дело задумал. Пришла в его светлую голову идея провести глобальную инвентаризацию. Вдруг война, а он не в курсе, где, что лежит и численность народа непонятна. Да и авось, кто припрятал чего, для экономических развитий полезное, а он ни сном ни духом. Вот и прародил он перепись населения, а последнее, от темноты своей и безграмотности, назвало ее Книгой Страшного суда.

Что уж греха таить, Вильгельм для королевства своего постарался. Правил мудро и, по возможности, справедливо. Благодарности был не чуждый, четверть угодий передал в лоно церкви, за протекцию и лоббирование его интересов. Жену любил, детей растил, охотничал, в смысле зверья и дичи всякой. В общем, человеком был достойным всевозможного уважительного восхищения и благолепного трепета.

Статуя Вильгельма Завоевателя находится в месте его рождения, Фалезе, Кальвадос, Франция

Умер первый английский король из Нормандской династии глупо и печально. Неосторожное обращение с лошадиным снаряжением вкупе с антисанитарией, полгода мучений и смерть. Прихвостни его мерзкие так торопились к новому королю, что опрокинули неостывшее тело Гийома на пол. С погребением тоже заминка вышла — то пожар, то могила маловата, а спустя 7 веков и ту разграбили. Оставив нам на память от достопочтенной личности только берцовую кость.

Кровь Вильгельма Завоевателя и сейчас можно найти в организмах ныне правящих британских монархов, а 1/5 территории современной Великобритании до сих пор принадлежит его потомкам.