Эзотерика и магия

В традиционной жизни села обладающие магическим знанием люди, связанные, как считалось, с потусторонним миром (знающиеся с нечистой силой), занимают особое место. Как правило, и по сей день в большом селе или в нескольких рядом расположенных деревнях обязательно есть хоть один человек, который, по общему мнению, умеет колдовать. Обычно сами эти люди не склонны афишировать своё знание, да и окружающие не говорят о них открыто, однако это не мешает всем местным жителям знать, к кому следует обращаться в случае болезни, для поиска заблудившегося в лесу человека, для приворота возлюбленного и т. д. В местах, откуда происходят публикуемые нами тексты, этих людей называют знатками, (знатоками) знатухами или знающими. Это самое общее наименование, отражающее не оценочную позицию, а суть явления: эти люди знают нечто, чего не знают другие, --- обладают особым, тайным знанием --- и ещё они знаются с потусторонними силами. Весь этот комплекс тайного, магического, колдовского знания называется знатьём. При подобном использовании глагола знать или образованных от него существительных и причастий никогда не поясняется, что именно знают знатки --- объект не требуется: он и так ясен. Поэтому, когда нам говорят: «Вы пойдите к Марье
Ивановне, она знает», --- мы понимаем, что Мария Ивановна не знает что-то известное или привычное, а обладает магическим знанием. Точно так же для магических текстов используется вполне нейтральное и совершенно однозначное обозначение --- слова (слова от грыжи, слова на выгон скота, дать слова, сказать слова и т. п.).

Знающими (знатухой, знатком) могут назвать и старушку, которая лечит словами, и обиженного на молодожёнов колдуна, которого не позвали на свадьбу, а он в отместку её испортил, и того, кто сделал так, что у пастуха все коровы разбрелись по лесу, и того, кто их нашёл в лесу и собрал
вместе, --- слово не знает разделения на тех, кто использует магию на пользу, а кто --- во вред людям. Да и само это разделение --- на злых колдунов и добрых знахарей --- в большей степени существует в сознании далёких от традиционной культуры современных городских жителей. Сами же носители традиции, напротив, обычно не проводят такого различия. Это деление вполне искусственно: что на пользу одному --- то на вред другому, --- как тут всем угодить? Поэтому и говорят про всех, что они знают --- а уж кто что (или на что) знает --- это уже другой разговор.

Во введении, комментариях и указателе этого издания мы будем использовать то же обозначение (знаток, знатуха) как нейтральное и универсальное.

Отношение к знаткам со стороны окружающих может быть разным, причём разные проявления отношения могут легко уживаться в сознании одного человека. Страх и уважение, недовольство и надежда, ирония и жалость --- всё это определяет статус знатка в деревне. Его боятся, но к
нему идут за помощью, в нём видят и спасение, и причину всех невзгод. Часто обвинение в колдовстве возникает из ничего: небольшая странность в поведении, внешности, речи односельчанина и совпавшая с нею по времени неприятность --- и готово обвинение в колдовстве. Но это никак не означает, что все знатки появляются таким способом: напротив, многие сознательно перенимают знатьё у престарелых родственников, могут даже идти ради этого на некоторые ограничения и жертвы, чтобы затем мочь знатить, лечить, колдовать, а впоследствии оказаться перед опасностью тяжёлой мучительной смерти, какой умирают знатки, не передавшие своего знатья. Подчас в условиях фактически отсутствующей в деревнях медицины и долгое время отсутствовавшего родовспоможения и т. д. знатки выполняли эти функции, иногда сильно облегчая жизнь односельчанам.

Мы попытались в настоящем сборнике дать слово всем участникам этой коммуникации: колдунам и их жертвам, лекарям и пациентам, верящим и не верящим в колдовство. Именно из сочетания всех этих точек зрения и может сложиться представление о той роли, которую играло и всё ещё играет знатьё в жизни традиционной севернорусской деревни.

Магия так или иначе присутствует в жизни всех сельских жителей. Наряду с теми, кого обычно принято называть колдунами и знахарями --- людьми, которые по просьбе других или во благо себе самим совершают магические действия с целью исцелить, навести порчу, свести парня с
девушкой или поссорить влюблённых, найти вора, снять сглаз и т. п., --- определённым, профессиональным знатьём обладают или обладали в прошлом представители разных профессий, люди, которые в селе занимались не обычным крестьянским трудом (или не только обычным крестьянским трудом), а другими важными в жизни села, но не общедоступными видами деятельности: кузнецы, пастухи, строители, охотники, рыбаки, повитухи, коновалы. Все они, живя среди соседей-крестьян, обладали ремеслом, которого у других не было. Конечно, построить дом, выгнать скот на пастбище, подстрелить утку и принять роды мог любой житель села, однако тут речь идёт именно о тех, для кого эти виды деятельности были главным или одним из основных источников дохода и кто делал это лучше других (скажем, охотники, уходившие на промысел на несколько недель, взяв с собой одну лишь буханку хлеба; пастухи, пасшие скот в лесах и уберегавшие стадо от хищников). О таких людях неизбежно складывалось представление как об обладающих тайным магическим знанием. Они же не просто поддерживали в других такое восприятие, но и сами придерживались этой идеи. Они перенимали знатьё у старших коллег и тщательно хранили его в тайне, чтобы перед смертью сдать преемнику.

Наконец, определённым знанием магических приемов может обладать любой житель деревни. В ряде бытовых ситуаций, в случае мелких неприятностей и повседневных нужд каждый может сам справиться при помощи «фонового» знания: чтобы остановить кровь, выгнать скот на пастбище, вылечить детскую бессонницу, найти потерянную вещь и т. п., не нужно обращаться к знатку --- это могут все. Фигура знатка возникает, когда уже что-то не получается, когда «домашних» средств оказывается недостаточно. Знаток, к которому обращаются за помощью, не обязательно сам примет участие в обряде --- он может просто дать слова: наговорить на предмет или написать заговор на бумажке и сказать, что с этим предметом и словами делать. В этом сборнике мы не стремимся отразить всю широту народных магических знаний и приводим только материалы, касающиеся деятельности знатков. Однако в ряде случаев мы отступаем от этого правила, поскольку границу между знанием знатка и «фоновым» магическим знанием не всегда можно провести, а люди, не считающиеся знатками, могут использовать те же приёмы, что и сами знающие, например, заимствуя знание у последних. Иногда не представляется возможным отделить одно от другого, когда, например, «заказчик» получает от знатка слова (при этом не сообщается, какие именно), а затем описываются действия самого «заказчика» без уточнения, то ли посоветовал знающий.

Готовя тексты к печати, мы старались представить как можно более широкий спектр верований и обрядов, связанных с людьми, имеющими статус знатка, и не ограничиваться только описаниями самих магических действий. Значительное количество публикуемых (и бытующих в традиции) текстов составляют рассказы о контексте их деятельности: о передаче колдовства, о ритуальных запретах для профессионалов, об отношении к колдовству в обществе и т. п.

В архиве, где я работал, как и на других объектах, было необходимо по инструкции делать обход здания, насколько я помню один раз в два часа; чего же, я конечно не делал, но по причине не только своей природной лени, но также на это имелись другие веские причины.

Обычно я обход делал два раза за смену: когда заступал, с охранником, который уходил на выходные, и с охранником, который меня сменял, когда я сам сменялся.

Я не знаю что раньше находилось на месте где сейчас было построено здание архива, но с наступлением темноты в здании архива начинали происходить странные дела.

Я слышал такие звуки, которые не должен был слышать: на этажах словно кто то бегал; был шум, то открывающихся, то закрывающихся окон, глухой гул, мерещился какой-то шепот.

Сначала я добросовестно ходил с фонариком в те места откуда доносился шум, то при обходе там было все в порядке: окна и двери закрыты и опечатаны, никого нет.

Потом я просто перестал реагировать на эти звуки, напротив, как Хома Брут в «Вие» читал молитвы в помещении охранника.

Можно было предположить, что эти звуки плоды моего не очень здорового воображения, но после одного случая убедился, что я не один  их слышу.

Однажды в полночь ко мне приехал очередной проверяющий и когда делал запись в журнале проверок, то услышал эти посторонние звуки сверху на этажах: словно кто-то бегает наверху и хлопает окнами.

Он очень удивился и спросил: «Слушай, а кто это у тебя там?»

Я постарался сделать невозмутимое лицо и сказал: «Да это когда трамвай проезжает, то здание трясется». 🤷‍♂️

По его лицу я понял, что проверяющий мне нисколько не поверил, но он предпочел побыстрее убраться и при прощании со мною в его взгляде даже читалась какая-то жалость по отношению ко мне.

Так я убедился, что эти звуки мне не мерещатся: ведь несколько людей не сходят с ума одновременно и одинаковым образом.

До конца работы на этом объекте я так и не понял причину этих таинственных явлений.

Коридор зловещего отеля из фильма «Сияние»

Итак, вы решили написать фэнтези. Вас не привлекает конструирование вымышленных миров, поэтому действие будет происходить в нашем мире, возможно даже, в нашем времени. Или, возможно, из нашего мира родом ваш протагонист – он окажется в волшебной стране, переживёт там удивительные приключения, а затем вернётся обратно.

И тут перед вами встаёт во весь рост проблема религии.

Фэнтези – история о похождениях персонажей в волшебной реальности. У мира там существует невидимая Та Сторона, и она активно принимает участие в происходящем. На худой конец, мир там не волшебен, но в нём есть достаточно развитые технологии, неотличимые от магии и иногда даже называющиеся так. Они позволяют творить удивительные чудеса.

Но у религий тоже есть свои истории о чудесах и чудотворцах. Свои представления о Той Стороне, её географии, обитателях и правильных способах общения с ними.

Стоит вам допустить в свою книгу хоть одну реально существующую конфессию – и эти представления немедленно вступят между собой в конфликт.

Как поведёт себя верующий христианин, оказавшись в магическом мире, управляемом богами (во множественном числе), а уж тем более – поняв, что его собственный мир всегда был магическим, и в нём живут волшебные существа, не являющиеся ни ангелами, ни бесами?

Что будет делать убеждённый буддист во вселенной, где все живут единожды, а после смерти уходят в загробный мир, и дружить с правильными богами – единственный способ избежать страданий?

История о приключениях героя в волшебном мире сразу же превращается в историю о кризисе веры: протагонист обнаруживает, что все его представления были ложными, и должен теперь как-то научиться с этим жить и обрести новый смысл. Вы своими руками взвалили на себя дополнительную сюжетную линию, которую тоже придётся развивать и приводить к финалу.

Есть способы этого избежать. Но они требуют целенаправленных усилий автора, и его собственный мир для этого должен быть устроен определённым образом – похожим на вселенную традиционного космотеизма. Так поступили Андрей Валентинов в «Оке Силы» и Джим Бутчер в «Досье Дрездена».

Однако у каждого писателя свой замысел, и подобное порой не вписывается в него от слова «совсем».

Куда проще не говорить о реальных религиях вовсе – даже там, где они, казалось бы, непременно должны упоминаться.

Лучшая иллюстрация – книги «христианнейшего» из авторов фэнтези Клайва Льюиса.

«Хроники Нарнии» основаны на христианских ценностях, как их понимал автор. «Племянник чародея» рассказывает о сотворении мира почти по книге Бытия. «Лев, колдунья и платяной шкаф» – очень узнаваемая история искупительной жертвы, смерти и воскресения Сына Божьего. «Последняя битва» – самая натуральная повесть об антихристе, конце света, Страшном Суде и грядущем царстве.

Но нигде там не упоминается ни Христос, ни крест, не звучат христианские молитвы, не появляется в кадре ни единой церкви, священника или монаха.

Можно понять, почему нет христиан среди нарнийцев – это другой мир, да и большинство аборигенов вообще не люди. Но и попаданцы из Англии как будто не просто неверующие, а вовсе никогда не слышали о христианской вере. Ни разу они не дают понять, что происходящее им что-то напоминает.

Когда Аслан умирает и воскресает, став более могущественным – никакого узнавания. Когда Аслан говорит, что на Земле его знают под другим именем – ни намёка на понимание, нет даже кивка «мы знаем, о ком ты говоришь»*.

* Судя по этому моменту, Льюис и сам не всегда до конца продумывал свои идеи. Если Аслан – не просто «Хрустальный дракон Иисус» из вымышленной реальности, а тот же самый Сын Божий, что и у нас, то в нашем мире он уже умер и воскрес, и уже воссел во славе одесную Отца. Вторая смерть и воскресение в Нарнии не должны были ничего добавить ему.

Нарушение правила привело к логической дырке в сюжете, которую автор не заметил – или понадеялся, что не заметят читатели.

Только в самом конце «Последней битвы» герои с удивлением видят огромный мир внутри крохотного хлева, и один из них вспоминает, что и в нашем мире хлев однажды вместил того, кто был больше всей вселенной – явный намёк на историю Рождества, как она описана у Луки. Но никаких имён и подробностей даже тут.

Почему Льюис так поступил – предельно ясно. Христианское фэнтези в чистом виде – это жития святых. Не слишком увлекательный жанр, да и правдоподобием не блещет.

Льюис, очевидно, не хотел связывать своё воображение такими узкими рамками. Ему требовалась метафизика – и вера – созданная по образу и подобию христианской, сохранившая всё, что сам он считал в христианстве главным, но в то же время достаточно сказочная, чтобы повести не превращались в проповеди.

Роулинг попробовала пойти тем же путём.

Семилогия о Гарри Поттере, по признанию автора, также основана на христианских идеях и ценностях. Её признания немного стоят, ибо меняются от конъюнктуры, но тем не менее, конкретно это всё же подкреплено самим текстом.

К седьмой книге христианская основа становится настолько явной, что бросается в глаза. События сюжета приурочены к Рождеству, Крещению и Пасхе (и отчётливо перекликаются с соответствующими евангельскими). На могилах волшебников появляются новозаветные цитаты. Перед финальным противостоянием Гарри предлагает Волдеморту раскаяться в содеянном, поскольку только это может исцелить душу, разорванную на части заклятием крестража.

Однако самого христианства в кадре нет. Оно присутствует где-то на заднем плане – в этом мире и волшебники, и маглы празднуют Рождество, в той же седьмой книге упоминается деревенская церковь, у Гарри есть крёстный, а затем появляется и крестник. Но имя Христа не звучит ни разу, а Бог упоминается только в разнообразных фразеологизмах, и то куда реже, чем в разговорах обычных неверующих англичан нашего времени.

От конфликта с христианскими фундаменталистами книгу это не спасло. Но по крайней мере, внутри самого сюжета такого конфликта удалось избежать.

А вот Лукьяненко чуть было не нарушил правило.

В какой-то момент двое персонажей «Дозоров» задаются вопросом, был ли Иным Иисус Христос.

На этот вопрос не существует правильного ответа. По условиям сеттинга, единственный источник сверхъестественных сил – Сумрак. Единственные, кто может пользоваться этими силами – Иные, бывшие люди, преобразованные Сумраком.

Это оставляет лишь три варианта. Если Иисус действительно творил чудеса – он должен был быть Иным, то есть не был Сыном Божьим, даже если сам считал себя таковым. Значит, христианство – грандиозный обман. Возможно – ещё один проект Светлых (или Тёмных) по преобразованию человечества.

Если Иисус не был Иным – он не мог творить чудес, и тогда христианство – снова обман.

Наконец, если Иисус, не будучи Иным, всё равно творил чудеса – значит, вся картина мира, которую разделяют Иные, ложна, они об этом знают, но ничего не собираются с этим делать.

К счастью, Лукьяненко, кажется, понял свою ошибку. Он сделал вид, что этого разговора не было, и больше никогда к этой теме не возвращался. В последующих книгах в его мире нет христианства.

Отсюда