Глупых вопросов не задавать! Вопросы есть? Андрей Краско
ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ:
Андрей Иванович Краско родился в Ленинграде 10 августа 1957 года в семье студента Ленинградского театрального института Ивана Ивановича Краско (будущего народного артиста России) и учительницы Киры Васильевны Петровой. Их совместная жизнь была в состоянии развода, поэтому новорожденного записали по фамилии матери Киры Петровой. Вскоре родители Андрея разошлись. Мальчик остался с мамой, но с отцом они были очень дружны.
Первый раз Андрей попал на сцену еще ребенком. Отец был задействован в одной из постановок, сынишка увидел его на сцене, и со всех ног бросился его обнимать. Зал зааплодировал, спектакль после небольшой паузы продолжился. Во избежание возникновения подобных ситуаций, Иван Краско выпросил для сына небольшую роль, чтобы тот мог быть рядом на сцене. Действие проходило во время новогодних утренников, поэтому папа сыграл Деда Мороза, а сынок стал зайчиком.
Кира Петрова долгие годы проработала в школе. Все изменилось после рождения Андрюши, который отличался слабым здоровьем. Женщине приходилось часто отпрашиваться с работы, чтобы в очередной раз показать сына специалистам, поэтому она оставила работу в школе и устроилась в детсад. Позже она приходила в школу на каждой большой перемене, чтобы его проведать, помочь переодеться, проследить за его состоянием здоровья. С диагнозом «Бронхиальная астма» Андрей Краско прожил всю жизнь и даже отслужил в армии.
Детские мечты Андрея о будущей профессии были самыми разными. Сразу он мечтал полететь в космос, потом хотел идти в пожарные, после этого его привлекла мужественная профессия шахтера. Но после долгих раздумий и метаний, он решил выбрать актерскую стезю, которая могла перевоплотить его в любой из желаемых образов.
После окончания школы Андрей Краско принес документы в Ленинградскую театральную академию, но эта попытка не увенчалась успехом. Чтобы быть ближе к миру искусства, Андрей с помощью отца устраивается в театр им. Комиссаржевской, где в течении года занимается монтажом декораций. Параллельно он наблюдает за работой актеров, перенимает навыки актерского мастерства, тайком присутствуя на репетициях. Уже более уверенный в своих силах, Андрей спустя год делает вторую попытку поступить в ЛГИТМиК, которая в этот раз оказалась удачной. Краско попал в творческую мастерскую к А.Кацману и Л.Додину.
ТЕАТР:
По окончании вуза в 1979 году Андрей начал работать в томском ТЮЗе, куда по распределению попал почти весь курс, на котором учился Краско. Это случилось по решению первого секретаря Ленинградского обкома партии Григория Романова, который захотел отправить в только что открывшийся томский театр молодых артистов.
По признанию Андрея Ивановича, многие его однокурсники искали причины, чтобы не ехать: срочно беременели, вспоминали о бабушках, за которыми надо ухаживать. Большинство «ссыльных» актеров быстро разбежались из ТЮЗа. А вот сам Краско продержался 2 года. Причем в воспоминаниях об этом периоде жизни артист отзывался тепло, рассказывая, что эта работа стала для него познавательной и дала закалку в профессиональном плане.
Через два года Андрей уехал из Томска, и вернулся в Ленинград, потому что особых перспектив на сцене провинциального театра не было. Молодой актер пришел устраиваться в «Ленком», который ему посоветовал верный друг – Андрей Ургант. Его приняли, причем буквально сразу же стали задействовать в главных ролях. Первой такой работой была постановка с непонятным названием «Кукарача», сценарий которой дал Краско сам директор театра Г.Опорков. Актер принял предложение, сыграл главного персонажа и понравился зрителю.
Но дальше этой работы карьера в театре не сложилась. На премьерный показ спектакля прибыли высокие гости во главе с замминистра внутренних дел Чурбановым и его свитой. Сама постановка получила благосклонные отклики, а вот персонаж Краско не соответствовал образу советского милиционера. Слишком уж неуставным, по мнению важных гостей, получился этот участковый, с расстегнутыми пуговицами, закатанными рукавами и постоянно веселящийся.
Буквально на следующий день после премьеры, Андрей получил повестку в армию. Местом прохождения службы значилась Архангельская область. Его пытались «отмазать» от службы, нашлись влиятельные защитники в лице режиссера Д.Асановой, в постановке которой Краско тоже играл ключевую роль. Но все попытки успехом не увенчались, и в 1982-м актер попал в Северный Полярный округ. Пока актер отдавал долг Родине, ушли Асанова и Опорков, поэтому по возвращении из Армии, места в театре ему не было. Андрей пытался устроиться в другом театре, но все усилия были тщетными. Поиски привели его в маленький городок Димитровград, где он некоторое время выступал на сцене местного провинциального театра.
После возвращения в родной город артист не мог попасть на сцену — в то время, в конце 80-х — начале 90-х, театральные постановки не пользовались спросом. Андрею пришлось выживать, работая в кооперативе (шил куртки и брюки), на кладбище (делал ограды), строителем (занимался евроремонтом квартир). А еще актер занимался извозом. Для этого он собрал небольшие деньги от своих гонораров, взял взаймы некоторую сумму у родителей и друга Урганта и купил подержанную машину.
В конце 90-х Краско вернулся в театр, начал работать в петербургском «Приюте комедиантов» на Садовой. Яркими ролями этого периода стали Венечка в спектакле «На кабельных работах осенью 69 года», созданном по мотивам поэмы «Москва — Петушки», и Тарелкин в «Смерти Тарелкина» по одноименной комедии Александра Сухово-Кобылина.
ФИЛЬМЫ:
Андрей Краско периодически снимался в эпизодических ролях, озвучивал фильмы и мультфильмы. Ему предложили роль роль в картине с символическим названием «Прорыв». Но название никак не сказалось на карьере Краско – это был не прорыв, а полный тупик. в 1996 году он попал в комедию «Операция “С Новым годом!”», сыграв в эпизоде. Вскоре после этого Андрей узнал, что на студии будет сниматься новый проект «Улицы разбитых фонарей», обещающий стать успешным, и стал настойчиво в него напрашиваться. Но артисту досталось лишь несколько минут на экране. Эпизодическим стало появление и в Балабановском «Брате».
Проснуться популярным Краско помогла роль в сериале «Агент национальной безопасности». Лента вышла в 1999 году и сразу же приковала внимание зрителей. И хотя Андрей оказался несколько в тени главного героя, которого сыграл Михаил Пореченков, для артиста настал звездный час. В интервью исполнитель сообщал, что роль писалась специально для него, хотя первоначально планировалось, что «агент» будет этаким одиночкой. Просто позднее создатели проекта решили, что у каждого супермена всегда должен быть под рукой напарник, который может помочь в сложной ситуации.
После выхода «Агента национальной безопасности» предложения от режиссеров последовали незамедлительно. Вскоре Андрей уже работал на съемках военной драмы режиссера Александра Рогожкина «Блокпост». Затем последовала киноновелла «Болдинская осень», в которой сын и отец Краско снимались вместе.
Востребованность Андрея Краско растет от фильма до фильма. Он стал кумиром не только зрителей, но и многих режиссеров, которые хотели бы заполучить его в свои картины. Следующими успешными работами стали фильмы «Олигарх» и «Линии судьбы».
Но лучшей работой в фильмографии актера стала роль в драматическом фильме «72 метра». Андрей замечательно сыграл Янычара — капитана 1-го ранга, командира подводной лодки «Славянка». Артист сумел глубоко прочувствовать и очень тонко передать характер своего героя. Картина была заслуженно названа лучшим фильмом 2004 года.
В 2005-м Андрею Краско предложили работу еще в одном проекте – сериале «Гибель империи», в котором ему предстояло изобразить офицера-контрразведчика Стрельникова. В актерском составе сериала были прославленные мастера сцены, поэтому успех ему был гарантирован.
Зрителям запомнились его роли в фильмах «9 рота», «Доктор Живаго», «Особенности национальной рыбалки», Дядя Паша в фильме «Сволочи». В фильме «Есенин» Краско сыграл Сталина. В 2003 году он был приглашен в проект телеканала «Культура» «Кто в доме хозяин?». В течение всего сезона он появлялся на экранах телевизоров в роли ведущего программы.
Комедийное амплуа актера Краско очень ярко проявилось в других его работах – «Участок» и «Заколдованный участок».
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ:
Личная жизнь Краско была очень насыщенной. Первой женой Андрея еще в молодости стала его однокурсница Наталья Акимова. Молодые люди поженились, будучи студентами, но очень быстро разошлись. Наталья ушла от Андрея к его другу Игорю Скляру, который временно жил в их доме, пока не мог найти жилье после приезда из Курска. В своих дневниках артист написал, что предательство любимой и друга довело его до психбольницы.
В восьмидесятых Краско снова женился. Его супругой стала гражданка Польши Мириам Александрович, учившаяся в России. В этом браке у Андрея появился сын Иван (настоящее имя Ян Анджей — в честь деда и отца). Этот брак существовал довольно долго, но исключительно на бумаге. Вместе пара почти не жила. Вскоре после рождения сына супруга уехала на родину, забрав мальчика с собой.
Помимо двух официальных браков у артиста было несколько гражданских. В 1998 году в фактическом браке с актрисой Маргаритой Звонаревой у Краско родился сын Кирилл. А в 2003 году уже от Каролины Поповой на свет появилась дочка Алиса. Последние два года жизни рядом с Андреем все время была его гражданская жена Светлана Кузнецова.
СМЕРТЬ:
Его смерть стала неожиданностью для всех, ведь он был так молод, полон сил и творческого вдохновения. У Краско только началась белая полоса в жизни – карьера пошла вверх, в личной жизни появилась надежная женщина, его любили зрители и высоко ценили критики.
В 2006-м Андрей был занят в сериале «Ликвидация», где ему досталась роль вора Фимы. Но в этой картине зритель его уже не увидел. Андрей сыграл буквально несколько сцен и умер, поэтому режиссер Урсуляк решил вырезать эти кадры и дать роль другому актеру – Сергею Маковецкому.
Самочувствие актера резко ухудшилось 04.07.2006 года, во время съемок в Овидиополе. Этот же день стал последним в его жизни. Причиной смерти была названа сердечная недостаточность.
Многие персонажи, которых доводилось играть Андрею, были любителями хорошенько заложить за воротник, поэтому у всех сложилось мнение, что сам актер тоже злоупотребляет спиртным. На самом деле все было иначе – близкое окружение актера категорически опротестовали эти домыслы, как неправдивые.
Местом упокоения Андрея Краско стало Комаровское кладбище недалеко от Санкт-Петербурга. В память о безвременно ушедшем актере театр «Сатирикон» дал спектакль «Отелло», режиссером которого был Ю.Бутусов.
Кровь из глаз))) Покажите мне этого учителя)))
Иногда смотрю такие объявления и грустно становится. И вспоминается Янычар из фильма "72 метра" хочется чесать себя в самых неприличных местах)))
Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
В день Военно-морского флота ещё один рассказ А.М. Покровского из его книги "72метра"
Хайло
Это нашего старпома так звали. Обычно после неудачной сдачи задачи он выходил перед нашим огромным строем, снимал фуражку и низко кланялся во все стороны:
— Спасибо (еще ниже), спасибо… спасибо… обкакали. Два часа на разборе мне дерьмо в голову закачивали, пока из ушей не хлынуло. Спасибо! Работаешь, как негр на плантации, с утра до ночи в перевернутом состоянии, звезды смотрят прямо в очко, а тут… спасибо… ну, теперь хрен кто с корабля сойдет на свободу. По-хорошему не понимаете. Объявляю оргпериод на всю оставшуюся жизнь. Так и передайте своим мамочкам.
Потом он надевал фуражку набекрень, осаживался и добавлял:— Риф-ле-ны-е па-пу-а-сы! Перья распушу, вставлю вам всем в задницу и по ветру пущу! Короче, фейсом об тейбол теперь будет эври дей!
Старпом у нас был нервный и нетерпеливый. Особенно его раздражало, если кто-нибудь в люк центрального опускается слишком медленно, наступая на каждую ступеньку, чтоб не загреметь, а старпом в это время стоит под люком, и ему срочно нужно наверх. В таких случаях он задирал голову в шахту люка и начинал вполне прилично:
— Чья это там фантастическая задница, развевающаяся на ветру, на нас неукротимо надвигается?
После чего он сразу же терял терпение:
— А ну скорей! Скорей, говорю! Швыдче там, швыдче! Давай, ляжкой, ляжкой подрабатывай! Вращай, говорю, суставом, грызло конское, вращай!
Потеряв терпение, он вопил:
— Жертва аборта! Я вам! Вам говорю! И нечего останавливаться и смотреть вдумчиво между ног! Что вы ползете, как удивленная беременная каракатица по тонкому льду?!
«Удивленная беременная каракатица» слезала и чаще всего оказывалась женщиной, гражданским специалистом.
И вообще, наш старпом любил быстрые, волевые решения. Однажды его чуть крысы не съели. Злые языки рассказывали эту историю так.
Торжественный и грозный старпом стоял в среднем проходе во втором отсеке и в цветных выражениях драл кого-то со страшной силой:
— …Вы хотите, чтоб нам с хрустом раскрыли ягодицы?.. а потом длительно и с наслаждением насиловали?.. треснувшим черенком совковой лопаты… вы этого добиваетесь?..
И тут на него прыгнула крыса. Не то чтобы ей нужен был именно старпом. Просто он стоял очень удобно. Она плюхнулась к нему на плечо, пробежала через впуклую грудь на другое плечо (причем голый крысиный хвост мазанул старпома по роже) и в прыжке исчезла.
Старпом, храня ощущение крысиного хвоста, вытащил глаза из амбразур и — как болт проглотил. Обретя заново речь, он добрался на окосевших ногах до «каштана»(прим. - Система внутренней проводной связи подлодки) и завопил в него:
— Ме-ди-ка сю-да! Этого хмыря болотного! Лейтенанта Жупикова! Где эта помятая падла?! Я его приведу в соответствие с фамилией! Что «кто это»? Это старпом, куриные яйца, старпом! Кто там потеет в «каштан»?! Кирпич вам на всю рожу! Выплюньте все изо рта и слушайте сюда! Жупи-кова, пулей чтоб был, теряя кало на асфальт! Я ему пенсне-то вошью!..
Корабельные крысы находятся в заведовании у медика.
— Лейтенанту Жупикову, — передали по кораблю, — прибыть во второй отсек к старпому.
Лейтенант Жуликов двадцать минут метался между амбулаторией и отсечными аптечками. На амбулатории висел амбарный замок, у лейтенанта не было ключа (химик-санитар, старый козел, закрыл и ушел в госпиталь за анализами). Лейтенанту нужен был йод, а в отсечных аптечках ни черта нет (раскурочили, сволочи). На его испуганное «что там случилось?» ему передали, что старпома укусила крыса за палец, и теперь он мечтает увидеть медика живьем, чтобы взвесить его сырым.
Наконец ему нашли йод, и он помчался во второй отсек, а по отсекам уже разнеслось:
— Старпома крысы сожрали почти полностью.
— Иди ты…
— Он стоит, а она на него шась — и палец отхватила, а он ее журналом хрясь! — и насмерть.
— Старпом крысу?
— Нет, крыса старпома. Слушаешь не тем местом.
— Иди ты…
— Точно…
Лейтенант прилетел как ошпаренный, издали осматривая пальцы старпома. От волнения он никак не мог их сосчитать: то ли девять, то ли десять.
— Подойдите сюда! — сказал старпом грозно, но все же со временем сильно поостыв. — Куда вас поцеловать? Покажите, куда вас поцеловать, цветок в проруби? Сколько вас можно ждать? Где вы все время ходите с лунным видом, яйца жуете? Когда этот бардак прекратится? Да вы посмотрите на себя! У вас уже рожа на блюдце не помещается! Глаз не видно! Вы знаете, что у вас крысы пешком по старпому ходят? Они же у меня скоро выгрызут что-нибудь — между прочим, между ног! Пока я ЖБП (прим. - Журнал Боевой Подготовки) писать буду в тапочках! Только не юродствуйте здесь! Не надо этих телодвижений! Значит, так— чтоб завтра на корабле не было ни одной крысы, хоть стреляйте их, хоть целуйте каждую! Как хотите! Не знаю! Все! Идите!
И тут старпом заметил йод, и лицо его подобрело.
— Вот, Жу-упиков, — сказал он, старательно вытягивая «у», — молодец! Где ж ты йод-то достал? На корабле же ни в одной аптечке йода нет. Вот, кстати, почему все аптечки разукомплектованы? Выдра вы заморская, а? Я, что ли, за этим дерьмом следить должен? Вот вы мне завтра попадетесь вместе с крысами! Я вам очко-то проверну! Оно у вас станет размером с чашку Петри и будет непрерывно чесаться, как у пьяного гамадрила с верховьев Нила!
Слышали, наверное, выражение: «Вот выйдешь, бывало, раззявишь хлебало, а мухи летять и летять»? Именно такое выражение сошло с лица бедного лейтенанта после общения со старпомом.
Но должен вам поведать, что на следующий день на корабле не было ни одной крысы. Я уж не знаю, как Жу-упикову это удалось? Целовал он их, что ли, каждую?
В честь дня Военно-морского флота очередной рассказ А.М. Покровского. Из его книги "72 метра"
Конспект
Все! Попался-таки! Мой конспект попался на глаза заму. Я увлекся и не успел его спрятать. Зам вошел, взял его в руки и прочитал название — красное, красивое, в завитушках:
«„Падение Порт-Артура“, В. И. Ленин, ПСС, т… стр…»
Под ним почерком совершенно безобразным шло: «Он упал и загремел в тазу…»
Зам посмотрел на меня и опять в конспект.
«Голос: И хорошо, что упал, а то б туда служить посылали».
— Это что? — спросил зам. — Конспект?
— Конспект, — отважно ответил я. Отчаяние придало мне силы, и какое-то время мне даже было жаль зама.
Он тем временем снова углубился в изучение текста:
«Ночь плывет. Смоляная. Черная. Три барышни с фиолетовыми губами. Кокаиновое безумство. Лиловые китайцы. Погосы-кокосы. Сотня расплавленных лиц громоздится до купола. Распушенная пуповина. И зубами за нее! И зубами! Красные протуберанцы. Ложатся. Синие катаклизмы. Встают. Болван! Не надо читать. Надо чувствовать. Брюшиной. Стихи: Ландыш. Рифма — Гадыш. Неба нет. Вместо него серая портянка. И жуешь ее, и жуешь! „Кого? Портянку?“ — „Это уж кто как понимает“».
— Александр Михайлович, что это?
Видите ли, весь фокус в том, что у меня два конспекта в тетрадях совершенно одинакового цвета. В одной я пишу настоящий конспект первоисточников, а в другой — свои мысли и всякую белиберду из прочитанного и храню все это вместе с секретными документами, потому что у нас же свои мысли просто так не сохранить: обязательно через плечо влезет чья-нибудь рожа. Поэтому над мыслями я писал наиболее удачные заголовки работ классиков марксизма. Писал крупно и красиво. Влезет кто-нибудь: «Что пишешь?» — и ударит ему в глаза красный заголовок, после чего он морщится и гаснет. А с замом осечка произошла: сунулся и вчитался. Просто непруха какая-то!
— Что-о де-лать! — по складам прочитал зам осевшим голосом. — Полное собрание сочинений… так… что делать…
«И встал! И тут во всей своей безобразной наготе встал вопрос: что делать? Потом он взял и сел».
«Ради бога! Ради бога, не надо ничего делать! Ради бога! Сидите тихо и не шевелитесь…»
«Что-то тупое и наглое глядело из каждой строчки этого коллективного труда…»
«Члены моего кружка — кружки моего члена».
«Кавказ: „Слушай, а! Па иному пути пайдем! Не нада нам этой парнаграфии — „Горе от ума“, „Ревизор“, Гоголи-моголи!“»
«Ах, не могу я, Рюрик Львович, ах, не могу…»
«Увы вам, Агнесса Сидоровна…»
Я закатил глаза и приготовился к худшему, а зам тем временем читал, все убыстряясь:
«Материализм и эмпириокритицизм».
«Тысячи вспугнутых ослов простирались за горизонты. Произошло массовое отпадение верующих. Множество их лежало там и сям в самых непотребных позах. Остальные были ввергнуты в блуд и паскудство. Сучизм процветал. И повинны в том были сами попы, дискредитировавшие в лоск не только себя, но и свет истинной веры. Мрак сочился. Тени неслись. Мерзость липла. Пора! Мама, роди меня обратно».
«Великий почин».
«Панданусы стояли колючей стеной. Цвели агавы. Царица ночи распустила повсюду свои мясистые сахарные лепестки. Удушливо пахли рододендроны и орхидеи. Свисали розалии. Кричали тапиры. Тарахтели коростели. Кряхтели обезьяны-носачи. Со стороны неторопливо несло амброзией. Жаба, скрипя сердцем, наползала на жабу. Наползала и брякала, наползала и брякала. Рай да и только. Ну как в таких условиях, я вас спрашиваю, схватить на себя бревно и потащить его неведомо куда? Совершенно невозможно даже помыслить, чтобы схватить…»
Дальше сдавленный зам лихорадочно выхватывал из-под заголовков только первые строчки.
«Три источника — три составные части марксизма».
«Только не надо трогать могилы…»
«Карл Маркс».
«Он открыл свой рот, и отшатнулся, и весь вспыхнул в луче!.. Нет. Нет слов для описания черного бюста этого чудовища, поставленного перед Думой в обрамлении арки. Сын погибели. Отец мрака. Брат отца сына безумства. Изы-ди! Антрациты! Помоечные блики ложатся. Пляшут гиганты!»
«Кто такие „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов».
«— Приветливо запахло шашлыком.
— Это жареным запахло.
— Вы ошибаетесь. Пахнет шашлыком. Шашлык обладает огромной притягательной силой».
«Очередные задачи советской власти».
«Умоляю! Только не это! Что угодно, но только не это! Только не трепет новой жизни.
— Гесь! — крикнул кучер во сне. — Сарынь на кичку! — и лошади в струпяных пятнах понесли, и полторы версты голова мертвеца колотилась о ступени.
Приехали! Поле чудес в Стране Дураков. Выбирай себе любую лунку, садись и кидай в нее золотой. Наутро вырастет дерево, и на нем будет полным-полно золотых для Папы Карло. Просто полно.
Сто миллионов Буратин! Столько же миллионов Папа Карл!»
«Как нам реорганизовать Рабкрин».
«А-На-Хе-Ра?! И так полная жопа амариллисов! Робеспьеры! Ну решительно все Робеспьеры!»
«Все на борьбу с Деникиным!»
«Увесистый мой! Ну зачем нам такой примитив? Не будем падать от него на спину вверх ножками».
«О соцсоревновании».
«— Вип-рос-са-лий!!! Шампанского сюда! Я буду мочить в нем свою печаль.
— Звезда души моей, временно не ложьте грудь ко мне в тарелку, я в ней мясо режу».
Хлоп!
Это зам захлопнул мой конспект, тяжело дыша. Тут же потянуло гнилью. Кошмар, что было после. Но все вскоре обошлось. Все мои замы рано или поздно приходили к мысли, что я слегка не в себе.
В честь дня Военно-морского флота хотелось бы поделиться рассказами А.М. Покровского
Вареный зам
Зама мы называли «Мардановым через „а“». Как только он появился у нас на экипаже, мы — командиры боевых частей — утвердили им планы политико-воспитательной работы. Все написали: «Утверждаю, Морданов». Через «о».
— Я — Марданов через «а», — объявил он нам, и мы тогда впервые услышали его голос. То был голос вконец изнасилованной и обессилевшей весенней телки.
Когда он сидел в аэропорту города Симферополя, где человек пятьсот мечтали вслух улететь и составляли по этому поводу какие-то списки, он двое суток ходил вокруг этой безумной толпы, периодически подпрыгивал, чтоб заглянуть, и кричал при этом криком коростеля:
— Посмотрите! Там Марданов через «а» есть?..
Инженер неискушенных душ. Он познал нужду на Черном флоте, был основательно истоптан жизнью и людьми, имел троих детей и любил слово «нищета».
— Нищета там, — говорил он про Черноморский флот, и нам тут же вспоминались подворотни Манхэттена.
У него был большой узкий рот, крупные уши, зачеркнутая морщинами шея и тусклый взгляд уснувшего карася.
Мы его еще ласково называли Мардан Марданычем и «Подарком из Африки». Он у нас тяготел к наглядной агитации, соцсоревнованию и ко всему сельскому: сбор колосовых приводил его в судорожное возбуждение.
— Наш зернобобовый! — изрекали в его сторону корабельные негодяи, а матросы называли его Мухомором, потому что рядом с ним не хотелось жить.
Он любил повторять: «Нас никто не поймет», — и обладал вредной привычкой общаться с личным составом.
— Ну, как наши дела? — произносил он перед общением замогильным голосом восставшей совести, от которого живот начинал чесаться, по спине шла крупная гусиная кожа, а руки сами начинали бегать и хватать сзади что попало.
Хотелось тут же переделать все дела.
Однажды мы его сварили.
Вам, конечно же, будет интересно узнать, как мы его сварили. А вот как.
— Ну, как наши дела? — втиснулся он как-то к нам на боевой пост. Входил он всегда так медленно и так бурлачно, как будто за ним сзади тянулся бронированный хвост.
В этот момент наши дела шли следующим образом: киловаттным кипятильником у нас кипятилось три литра воды в стеклянной банке. Банка кипела, как на вулкане. Чай мы заваривали.
— Ну, как…
Дальше мы не слышали, мы наблюдали: он запутался рукавом в нагревателе и поволок его вместе с банкой за собой.
Мы: я и мой мичман, мастер военного дела, проследили зачарованно их — его и банки — последний путь.
— …наши дела… — закончил он и сел; банка опрокинулась, и три литра кипятка вылилось ему за шиворот.
Его будто подняли. Первый раз в жизни я видел вареного зама: он взлетел вверх, стукнулся об потолок и заорал как необразованный, как будто нигде до этого не учился, и я понял, как орали дикие печенеги, когда Владимир-Солнышко поливал их кипящей смолой.
Слаба у нас индивидуальная подготовка! Слаба.
Не готовы замы к кипятку. Не готовы. И к чему их только готовят?
Наконец мы очнулись и бросились на помощь. Я зачем-то схватил зама за руки, а мой мичман, мастер военного дела, кричал: «Ой! Ой!» — и хлопал его зачем-то руками по спине. Тушил, наверное.
— Беги за подсолнечным маслом! — заорал я мичману. Тот бросил зама и с воплями: «Сварили! Сварили!» — умчался на камбуз.
Там у нас служили наши штатные мерзавцы.
— Насмерть?! — спросили они быстро. Им хотелось насмерть.
Мой мичман выпил у них от волнения воду из того лагуна, где мыли картошку, и сказал:
— Не знаю.
За то, что он «не знает», ему налили полный стакан.
Мы раздели зама и начали лечить его бедное тело. Он дрожал всей кожей и исторгал героические крики.
Однако и проняло же его! М-да-а. А проняло его от самой шеи до самых ягодиц и двумя ручьями затекло ниже пояса вперед и там, спереди, — ха-ха — все тоже обработало!
Спасло его только то, что при +28оС в отсеке он вместо нижнего белья носил шерстяной костюм.
Своя шерсть у него вылезла чуть позже — через неделю. Кожа, та тоже слезла, а там, где двумя ручьями затекло, там — ха-ха — снималось, как обертка с сосиски, то есть частично вместе с сосиской.
— Ну, как наши дела? — вполз он к нам на боевой пост осторожненько через две недели, живой. — Воду не кипятите?..
А.М. Покровский "72 метра"
Ответ на пост «Я прошел сложный путь от сперматозоида до командира подводной лодки. Поэтому буду краток.©»
Ляпы ляпами, но фильм классный. И тяжёлый. И без так модной последнее время какой-то неуёмной бравады. Рассказ ещё тяжелей.
Особенно когда читаешь его в Североморске, в офицерской общаге, свежеприехавшим лейтехой, и тебя окружает вся эта фактура, вот она!
Природа! Такой я нигде и никогда не видел. Полная противоположность южным краям с их приторностью, тут ты ощущаешь себя мелкой никому не нужной песчинкой на планете. Сопки черные, земли нет почти, в основном это все те же черно-каменистые породы, раскрошившиеся до состояния песка. Деревца малюсенькие, снегопад в сентябре. Причем такой что снега сантиметров двадцать выпало, минут за 20.
Но при этом ягоды, особенно морошка, их там собирают "комбайнами", такими совками, только дно как гребёнка, потому что много их там.
грибы. Без червей вообще.
оленина (это для аксакалов, у которых по 15+ календарей)
крабы. Не знаю, как сейчас, тогда их были какие-то безумные количества, водолазы рассказывали.
Сёмга, которую позавчера выловили в Коле, вчера засолили, а сегодня под пиво, Кольское разумеется.
Общага была офицерская, и такого разношерстного состава было поискать, на нашем этаже жили: морпех, подводник (причем минер, вот прям как из рассказов, что Покровского, что Овечкина), командир с ан26, флагманский доктор, мы, несколько стартехов, но из разных полков: я с вертолетного, кашники с противолодочного, и с истребительного. Штабные. В общем, было интересно.
Вот, кто-то из кашников мне и подсунул "расстрелять". Я думал, что это какая-то модно - изобличительная чернуха, и как-то без энтузиазма взял. А потом было уже не оторваться.
А самое главное, как все точно подмечено. Да, чайки (которых называют бакланами) гоняют ворон от свалок и мусорок. И наверное ещё немного и вороны научатся ловить рыбу в Кольском заливе))
"72 метра" стоит как-то отдельно, особняком. Тяжело читать, особенно когда в это время ездишь в Мурманск и обратно , а в росляках стоит "Курск", без носовой части, вот этой обезглавленной стороной повернутый в сторону трассы. 2002 год шел...
Я прошел сложный путь от сперматозоида до командира подводной лодки. Поэтому буду краток.©
Картина «72 метра» вышла через четыре года после гибели атомной подлодки «Курск», которая унесла жизни ста восемнадцати членов экипажа. После премьеры фильма Владимира Хотиненко многие зрители посчитали, что «72 метра» — экранизация тех самых событий. На самом деле фильм снят по рассказам подводника Александра Покровского. Они были написаны до трагических событий и выходили в сборниках под названиями «Расстрелять!» и «72 метра».
Подлодку «Славянка» изображала настоящая дизельная подлодка «Алроса», на тот момент единственная боевая подлодка Черноморского флота. Это было не первое и не последнее появление «Алросы» кино — она принимала участие даже в съёмках гонконгского фильма с Джеки Чаном! Но внутрь подлодки съёмочную группу не пустили — все сцены в отсеках «Славянки» снимали в павильонах «Мосфильма». Там построили бассейн и сделали копию подлодки из пенопласта. Натурные съёмки проходили на настоящих базах ВМФ в Североморске, Севастополе, Гаджиеве и Полярном.
По сюжету фильма на борту оказался всего один исправный дыхательный аппарат. Подобная ситуация случилась в 1983 году на Камчатке с подводной лодкой «К-429» — она затонула по пути на учения. Экипаж решил протестировать погружение, через вентиляцию хлынула вода и лодка легла на дно. После аварии выяснилось, что спасательные средства неисправны, а кислородные баллоны почти все пусты. По неизвестным причинам аварийную тревогу не объявили и поиски не начали. Как и в фильме, на поверхность были отправлены два добровольца, которые сообщили о случившемся, и на третьи сутки из затопленной подлодки спасли 104 человека из 120.
Музыку к фильму написал итальянский композитор Эннио Морриконе. Договаривался с ним сам Владимир Хотиненко — пригласить знаменитого итальянца было его идеей. Режиссёр рассказывал, что ему надо было написать Морриконе несколько убедительных строк, и после долгих раздумий он отправил следующее послание: «Дорогой Эннио, я понимаю, что удивить Вас ничем невозможно. Поэтому напишу коротко. Нашей стране, как и нашему фильму, нужна красота и надежда. Все это есть в Вашей музыке. Поэтому прошу принять наше предложение и написать музыку». Композитор прочитал письмо, ознакомился со сценарием и впервые написал музыку для русского фильма. Его тронула история о мужской дружбе и верности присяге.
Андрей Краско сам дописал некоторые реплики своему капитану Янычару и придумал ему черты характера. Это его идея, чтобы грозный Янычар прерывает отчитывание мичмана Легкоступова и подбегает к жене сказать, что купил картошки. Актёр пользовался уважением как у коллег по съёмочной площадке, так и у военных. Однажды актёры прямо в форме пошли перекусить в кафе. К Андрею Краско подошёл офицер ВМФ и сказал: «Товарищ капитан первого ранга, мне очень нравятся фильмы с вашим участием, можно попросить автограф?»
В том же эпизоде, где капитан ругает Легкоступова за безграмотность, Андрей Краско держит в руке рапорт мичмана. На самом деле это текст роли. Если присмотреться, то можно заметить, что под словом «Рапорт» написано то, что Краско произносит в кадре: «Ты знаешь, какая у тебя фамилия? Легкоступов… то есть легкий, можно сказать воздушный, ты чего написал?»
Подводниками фильм был принят благосклонно. И всё же режиссёру указали на откровенные ляпы: недопустимо, чтобы во время боевой тревоги оставали открыты переборочные люки, не соответствуют действительности указания объёма самих люков, никто не имеет права перемещаться из отсека в отсек, двухкорпусная лодка не может так быстро утонуть после взрыва за бортом, да и вообще мина Второй Мировой войны не могла нанести столь серьёзные повреждения современной подлодке.
Игорь Дыгало, помощник главкома ВМФ: «Главное, что при просмотре фильма не возникает чувства пессимизма. Конечно, с профессиональной точки зрения можно придраться к определенным моментам. Но, с другой стороны, если делать фильм только с учетом знаний и опыта военных моряков, то широкий зритель может не понять».
Владимир Хотиненко, режиссёр фильма: «Мы старались пройти по лезвию бритвы. С одной стороны, не хотелось заступать за территорию ТВ и снимать социальный репортаж. В то же время нельзя было отрывать героев от бытовой среды… На ранней стадии проекта я посмотрел практически все фильмы о подводных лодках, прочитал массу литературы. Когда говорят об аварии на той или иной подлодке, внимание акцентируют на мировых проблемах, всемирных катастрофах, но забывают о конкретных людях, которые сидят в полной темноте, рассказывают анекдоты и ждут, ждут…»