Вся эта сумятица началась с началом суровых 90-х. Когда все люди бросились делать всё возможное чтоб только не пропасть совсем. Особенно, как я ещё совсем ясно помню, в самом начале того десятилетия, когда все ринулись в торговые точки закупаться впрок всем необходимым, продовольствием, одеждой, я видел как на верхних дополнительных багажниках некоторые машины везли бочки автотоплива. Мои же родители, как ни в чём ни бывало, оставались преспокойненько просто сидеть дома сложа рученьки. Я им тогда говорил: «Ну что же вы сидите! Вон люди как бегут по магазинам всем запасаться, а то потом будет ничего не купить. А вы просто сидите и чего-то ждёте. Идите скорей тоже всё запасать из магазинов. Вон, гляньте в окно как даже старушки не гнушаются тащить доверху гружёную тележку для своих детей и внуков».
Но отец и мать только отвечали со злостью криком что, дескать, не моё это дело и я ещё маленький чтоб лезть в дела старших, а не то схватят ремень и так излупцуют.
Впоследствии люди ударились в торговлю, некоторые стали челночить и что ещё там делали не знаю. Мои же решили что лучше пусть мы помрём от голода и холода нежели пойдём с этим возиться. И только лишь надумали перейти на своей работе на заводе на полторы ставки, что впрочем, мало что решало. Да я запомнил слова матери: «Скоро будет совсем кушать нечего. Будем боженьке молиться».
Отходив в школу в восьмидесятые в начальные классы в школьной форме, в девяностые, когда мода на ту форму уже вышла, в старшие я стал ходить в старой поношенной потёртой одежонке. Когда другие ученики ходили в новеньких приличных костюмчиках, купленных их родителями на вырученные с торговли и прочих дополнительных видов заработка. И с дипломатами, в то время как я сначала всё ещё с портфелем, а потом с неудобными сумками. А джинс, которые были у всех, у меня не было и в помине.
В школе мне говорили: «Ну что ты ходишь как бомж! Хоть бы себе нормальную одёжу купил. И почему дипломат не купишь как нормальный старшеклассник».
А я лишь отвечал, что я прошу мамку, чтоб мне всё это купила, а она отвечает только что у неё нет денег.
И никаких шоколадок и напитков которые рекламировали по телевиденью я не ел и не пил, как другие. У нас и пища-то была совсем скромная, главным образом картошка, которую мы выращивали на своих огородных участках в овраге, при хранении в подвале вся проссанная кошками, подпортившаяся курятина или рыба, зелёные кислые подгнившие червивые яблоки да макароны, которые давали матери знакомые, от которых только от избытка углеводов у меня постоянно случались проблемы со здоровьем, ячмени и прочее, вот весь наш тогдашний рацион. А после похорон бабушки вообще питались протухшими объедками оставшимися от поминок от которых у меня вовсю начались проблемы с пищеварительными путями.
И меня всё время тревожила мысль что если и в самом деле умрём от голода и холода. Сегодня у матери нет денег на нормальную одежду к школе, завтра она может вот так же скажет что у нас уже нет денег на еду и будем умирать с голоду. И мне никакая учёба уже не лезла в голову. Весь ум у меня стал совсем заторможенным. Тяжело повлияло на нервную систему и психику. Впрочем, так начиналось ещё в начале грандиозных перемен в стране. Когда ребята в школе и во дворе говорили: «Слыхал что начались в стране проблемы в денежной сфере, скоро цены начнут расти. Ну у нас-то хоть ещё есть дачи и деревни, а вместе с ними всё такое нужное. Мы-то ещё прожить сможем, а вот вы-то теперь как будете? У вас же ведь ничего нет. Вам, похоже, теперь только готовиться на тот свет. Вы же ведь семья безтрусовых позорников на всю Европу!»
Я родителям говорил чтоб шли всё делать как все люди, а то уже из-за переживаний стал ничего не соображать. Они только ругались, орали, грозились что сейчас изобьют или вовсе убьют и применяли физическое рукоприкладство, подчас так что могли искалечить а то и действительно забить досмерти. И говорили: «Ой, да ну их, они все дураки. Всё то что они делают, всё без толку. Оно ничего им всё равно впрок не пойдёт».
А люди думали что я ленюсь и ничего не хочу делать и учить. Учителя или кто-то ещё кто меня знали говорили: «Поглядите, он ничего совсем не хочет делать, совсем обленился, ничего из уроков не учит. Родители стараются, всё делают, на рынках работают, везде ездят чтоб заработать и наверное ещё и за границу. А он у них сидит, для кого они так стараются, и ленится».
А родители ничего для заработков не делали. И тех кто так их жалел называли дураками. Что все эти их дела без толку.
Как будто даже не видели как я одет. Ну можно ли вообще сказать про человека что его родители очень старательно всё делают чтоб заработать глядя в какое поношенное старьё он одет?!
Девчонки насмехались и называли дураком. Хотя и некоторые влюблялись. Но потом, может не сами додумывались, а им кто-то говорил, может родители, или ещё кто-то, что, дескать, от этого парня следует держаться подальше, а то ведь они если так решили поступить, то могут и впрямь в любое время поумирать от голода и холода и завонять у себя в квартире или же оказавшись на улице и ничего у тебя с ним в результате не будет. Только следствие будет допрашивать как его девушку что знаешь о погибшем, а ты ничего толком-то о нём ещё и не знаешь. И девочки начинали меня сторониться. А иногда бывало ещё и так что по причине нашего незадачливого материального положения или моих переживаний из-за этого что что-нибудь случалось из ряда вон плохо и засматривавшейся на меня девчонке после такого случая вместо восхищения я становился мерзок. Стыдно было даже заговаривать с девушками будучи незатейливо одетым.
И никто не стремился помочь и не сопереживал. Более того попадались такие ребятки которые решали что такие как я совсем никому не нужны и что от таких никакого проку, только коптят небо. И начинали замышлять как бы от меня избавиться. Задумывали меня попросту добить и учиняли физическое и психологическое давление. И были даже согласные с ними среди учителей. Из числа таких особенно запомнилась преподавательница английского языка, оказывавшая моральное насилие и дожидавшаяся чтоб я вконец не выдержал и что-то со мной случилось. Но что интересно, та самая еврейская морда ещё и по сей день, даже уже по прошествии стольких лет всё ещё продолжает замышлять свои тёмные делишки. Ходит на прогулку мимо нашего дома, приостанавливается и, щурясь, заглядывает в наши окна. Видимо высматривает жива ли ещё моя мать и как мы с ней сами в целом и не пора ли со мной что следует делать, отправить кое-куда, а затем может и вовсе на органы. Достаёт телефон, начинает говорить, видимо спрашивает она знает кого что а не пора ли всё же и с матерью что-либо делать, отправить в дом престарелых, а то ведь похоже как не собирается она ещё на тот свет, и делать со мной всё что им нужно. А ей должно быть отвечают что, дескать, нет, пока ещё ничего не получится.
После школы, которую я кое-как окончил, естественно не был отправлен ни в армию ни в какой институт. Только поступил сначала в художественную школу, а затем ещё на некоторые курсы. Но и там везде, ещё не отойдя от своих жизненных неблагоприятных факторов, всё провалил и был отчислен.
Теперь вот, находясь в удручающем положении, говорю матери что а всё-таки надо было всё делать как все люди. Она в ответ опять: «Да ну их, они все дураки, всё что делали без толку». Что всё что те запасали покупками у них потом испортилось и они всё выбросили. И что какой прок от того что они покупали новые костюмы своим детям к школе. Что они от этого, стали что ли умнее? А те кто из них были двоечниками стали лучше учиться? И зачем вообще в школу наряжаться как на свадьбу, в ресторан? Школа—это рабочее место и туда надо ходить в рабочей одежде. А с дипломатами ходят дипломаты.
И говорю ей: «Я тогда ещё вам с отцом говорил и сейчас ещё скажу, что боженька, поставит лесенку, спустится с небушка и всё за вас сделает?» На что она тоже возмущается и говорит что был бы у неё хороший ребёночек, он бы был согласен с этим. Я заверяю: «Так вы просто думали что если я ваш сын то я буду думать так же как вы, а я с вами оказался не согласен? Так это надо тогда жить в глухой деревушке где всего пять домишек и все соседи-пьяницы. А здесь же ведь, когда видишь как делают все другие люди то совсем по другому».
Она отвечает только: «Нет, сынок, это не от этого, а от того что ты у нас такой дебил. Был бы ты умным, ты бы понимал что мы, твои родители делаем всё гораздо умнее других. А другие все—дураки. А ты пошёл дураком неизвестно в кого.
И жениться не могу и ни с кем познакомиться. Говорит мне: «А на что будешь жену содержать?» А я: «А вы мне стартовый капитал подготовили?»
Самому у нас заработать нельзя, т.к. в нашем городе и регионе плохая экономика. Я хотел заработать в интернете. Но оказалось в нашем городе никакие сайты заработка не работают. На обычной, как теперь называется, офлайновской работе заработать тоже невозможно. Абсолютно везде у нас зарплата малюсенькая, а новоустроившихся и вовсе обманывают, могут не только не заплатить, но и отобрать всё последнее.
Сайты знакомств у нас не работают. Да и как впускать девушку в нашу квартиру, такую убогую помойку. У нас у же вся мебель и межкомнатные двери разваливаются. Я решил что лучше найду себе умную, а не такую как что звали дураком. А умная не станет с такими данными как у меня, даже если и встречались такие, наотрез от меня отказывались.
Раньше ещё хоть мог подходить к девчонкам с какими-то шутками, а теперь-то уже кто ж подпустит к себе близко незнакомого в такое-то время эпидемии коронавируса. Теперь ещё только остаётся ограничиваться общением по интернету. Благо ещё есть интернет, который впрочем у нас в регионе очень слабый. На нормальный интернет в местном бюджете нет средств, а то могут в любое время и вовсе отключить.
Отец у меня уже сыграл в ящик. Как жить дальше—просто превеликая загадка. Это ещё далеко не все неблагоприятные факты и факторы из моей жизни которые я мог бы привести.