Доброе утро всем. Давно ничего не писала. Похоронила отца. Вернулась обратно в пригранмчкую зону. Начали работать. Вчера ездили к семье, которой периодически помогаем . Отвезли вещи, которые собрали и прислали добрые люди. Продукты, которые нам отдали ребята. Картошку. Люди всему были рады. В семье двое детей. Старшая работает,обеспечивает всю семью, младшая школьница. Мама работать не может, муж после инсульта, ухаживает за ним . На ней весь дом и огород. Они такие молодцы, накопили деньги на кур, развели цыплят . Начали сажать огород. Я верю, что у этих людей все будет хорошо. Они начали жизнь заново и не сидят сложа руки.
Курочки) есть куры, будут яйца и когда то мясо. Очень рада за них.
Цыплята) совсем малыши.
Раскопали землю. Не знаю все засадили или ещё нет. Забыла спросить.
Продукты и картошка, которые привезли.
У мамы всегда есть что-то испеченное. Приехали неожиданно, но еда была) хозяюшка
Кукла к комнате у девочки. Дети они всегда дети. В любой ситуации.
Это вещи, которые им собрали и передали. Добрых людей много. Всем спасибо большое ❤️ На у улице такая хорошая погода, хочется жить. И вижу, что и эти люди разделяют моё настроение. Барахтаются, стараются, выкруживают каждую копейку. Строят свою жизнь. Пусть у них все будет хорошо
Я села в декретный отпуск, начались мои муки. Стала голодать, деньги все отдавали свекрови. Когда я работала, обедала в буфете, тогда маленько кушала, что хотела. Свекровь каждый день варила кислые щи. Она их любила, я - нет, Миша ел, что подадут. Молоко козлиное пила, только простоквашу [из него], ела блины. Правда, блины свекровь часто пекла. Один раз мне так сильно захотелось кильки в томатном соусе. Мишу попросила, чтобы после получки купил. Он купил. Я эту банку украдкой ела в спальне понемногу, чтобы хватило на несколько дней.
Потом я отравилась, меня сильно рвало, понос. Я испугалась, ушла из дома в огород. Легла между картошкой в меже около школьного забора. Меня всё рвало, в глазах потемнело, вставать не было сил. Сколько времени я лежала там, не знаю. Тётя Шура Морозова шла кормить курей, услышала, как кто-то охает, пошла искать. Нашла меня, лежащую в меже. Она одна не смогла поднять меня, пошла домой за свекровью. И вот вдвоём меня привели домой. Они испугались, что случилось со мной. Я сказала, что отравилась. Они меня стали поить козлиным молоком. Опять несколько раз вырвало, потом немного стало лучше. Так меня тётя Шура спасла от смерти. В другой раз Мишу попросила, чтобы из сарая принёс яички. Дома в столе в кастрюле лежали яйца, но я боялась брать. Вот такая дура была. После этого свекровь курей стала закрывать, заметила, что меньше яиц стало. Подумала, что куры к чужим яйца кладут.
Родила Сашу 21 ноября 1963 года утром. Он родился нормальный, хотя я плохо питалась. Родился с [своим] отцом в один день. Миша был очень доволен. Саша был очень красивый, похож был на девочку, многие думали, что он девочка. Я с ним 2 месяца в декретном отпуске отсидела. После двух месяцев пошла работать. Кормила его грудью, с работы приходила домой кормить его. После родов у меня стали волосы выпадать, голова стала плешивая. Ездила и в больницу в Калинин [сейчас Тверь], и в Завидово к бабушке-знахарке. Не знаю, кто помог, через полгода стали новые волосы расти.
Когда Саше исполнилось 9 месяцев, мы поехали к матери в деревню. Мама и бабушка очень обрадовались. Приехала я с мужем, у нас ребёнок, полная хорошая семья, муж русский. Миша был красивый, в деревне все удивлялись, что я вышла замуж за русского. Потом сходили к крёстной в гости, она тоже обрадовалась. Заплакала, когда меня обняла, ещё сказала: "Зоя, дочка, неужели это ты? Я своим глазам не верю". Когда собирались уходить, моя любимая крёстная благословила меня деньгами перед иконой. Дала две десятки, сказала: "Хочу, чтобы было много денег у тебя, водились и никогда не выводились, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Береги эти деньги, сколько можешь, не трать". Вот так меня крёстная одарила.
Наверное, её молитву Господь услышал и помог мне в жизни. В данное время у меня всё есть. Действительно, ни в чём не нуждаюсь. Одета, обута, пью-ем, что хочу, в деньгах не нуждаюсь. Слава Богу, я благодарна Господу, что он мне помог пережить все трудности.
Когда бабушка пришла к нам, Саша передвигался по скамеечке. Моя бабушка его заманила руками к себе. И вдруг Саша отпустил скамейку, пошёл к бабушке самостоятельно. Все так обрадовались, говорили "к бабушке приехал за ножками". После Саша заболел. Наверное, его сглазили. Рвало, понос, чем только не поили, ничего не помогало. Пришлось нам быстро уехать. Когда домой приехали, всё прошло.
(двадцать третий лист рукописи)
Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.
P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.
Когда я уезжала из дома из отпуска, бабушка пошла меня провожать. Вышли мы за деревню в поле, сели на минутку на бугорок, заплакали. Я с ней простилась и пошла. Я ушла далеко-далеко, но бабушка всё стояла и махала мне руками вслед. Я шла в слезах, жалко мне было её. Она ещё сказала: "Наверное, я больше тебя не увижу. Но теперь я могу спокойно умереть. Ты взрослая, самое главное - не голодная". Тётя Аня с бабушкой плохо жили, ругались. Дядя Миша построил кирпичный дом, для бабушки в передней места не хватило, только за печкой. Бабушка была старая, больная. Когда бабушка тяжело заболела, попросила сообщить мне. Дядя Миша прислал телеграмму, я поехала к ней. Побыла с ней, поговорили обо всём, и снова я уехала.
В 1962-м году начальник цеха мне предложил командировку в Московскую область, город Дзержинск. Я согласилась. Старшему цеха Мише тоже предложили. Нас, девочек, было 8 человек, мужчин 4 человека. Жили мы в недостроенной прачечной на втором этаже. У нас было жарко в комнате, а мужики в общежитии замерзали. Ещё с ними попал один мужик, который любил выпивать. Он у них выпрашивал денег и пропивал, скандалил. Они иногда без хлеба сидели. Когда мы узнали, Маша сказала, она была у нас старшая: "Надо Мише уходить оттуда". Все знали, что мы с Мишей жених и невеста. Мы его пригласили к себе жить. Поставили ещё одну койку для него, стал жить с нами. Миша стал отдавать деньги мне, обедали вместе. Работали на заводе на изоляции вместе, получали хорошую зарплату. Командировка была до Нового года. Работали 2,5 месяца, с командировки уехали 28 декабря.
Приехали в Москву на Казанский вокзал, пошли по магазинам. Тогда напротив Казанского вокзала были магазины, палатки около моста. Я Мише купила рубашку-шотландку, которая мне очень понравилась. Приехали в Изоплит. Отдала ему его деньги, он пошёл к себе домой, а я в свою комнату. Затопила плиту, все стены стали мокрые, потому что комната долго не топилась. Жила я тогда одна в ней. Пришёл ко мне Миша. Конечно, в командировке мы всегда были вместе как муж и жена. Наше отношение было хорошее друг к другу. Потом пришла его мать. Когда увидела она стены мокрые, с потолка капает, она сказала: "Зоя, тебе здесь спать нельзя, ты можешь угореть". Звала к себе домой. Я не хотела, мне было стыдно. Миша остался со мной, домой не пошёл. Его мать меня полюбила, приносила мне козлиное молоко, блины.
Новый год гуляли в клубе вместе, танцевали. Раньше Новый год очень весело встречали, многие наряжались кто во что, призы выдавали, весело было. После Нового года 26 января мы поженились. Я перешла к ним жить, жили мы втроём [Миша, его мама и Зоя]. Коля, брат Миши, тогда служил в армии.
(девятнадцатый лист рукописи)
Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.
P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Один раз ко мне подошла мастер тётя Даша Ковешникова и сказала, что меня вызывает начальник цеха Александр Иванович Портуаров. Я испугалась, но пошла к нему в кабинет. В кабинете велел сесть и долго смотрел на меня. Потом стал спрашивать, кто у меня есть, с кем я живу в семье. Я ему ответила, что я живу с мамой, папа погиб на войне. После он мне сказал: «Я не могу смотреть, как ты работаешь, как тебе тяжело. Эта работа не для тебя. Не могу проходить мимо по цеху, мне как отцу это тяжело. Я понимаю твои трудности в жизни, но пойми меня правильно. Ты очень молодая, ты ещё много денег заработаешь, они впереди тебя ждут. Не ломай себя смолоду, потом ты ещё меня вспомнишь». Он меня перевёл сортировщицей плит [работать]. Я против его [слов, решения] ничего не могла сказать. Стала работать сортировщицей. Грузили плиты в вагонетки, вывозили на склад.
В 1961-м году познакомилась со своим будущим мужем. Он дружил с Кешей Балаевым, они часто выпивали. Кеша Балаев встречался с нашей девушкой Зиной. Зина часто покупала им вино, Кеша требовал. Кеша Мише говорил: «Пусть и Зоя покупает», но я никогда не покупала, кроме больших праздников. Я тогда ни пиво, ни вино не пила. Меня заставляли, но я отказывалась.
Я хорошо одевалась, у Зины ничего не было, потому что они пили. Жила я тогда в общежитии одна в комнате на втором этаже. Купила себе железную с никелированной сеткой кровать. В комнате у меня было чисто, красиво, постель убрана красиво. На постели лежала на покрывале дорожка вышитая. На подушках наволочки с прошивками, вязанными крючком. На стене из маленьких квадратиков сшитый коврик, сама сшила на машинке. Моя комната мне нравилась. На полу самотканые половики, от мамы привезла, когда ездила в отпуск. Зина жила с девками, но девки ругали её за Кешу. Зина попросилась ко мне, жить вместе.
Один раз на 8 марта Кеша с Мишей принесли нам подарки, одеколон. Пузырёк был фигурный, мартышка, очень забавный. Этот одеколон я спрятала в чемодан, чемодан закрыла на ключ. Кеша Зинин одеколон выпил. Я была на работе, он заставлял Мишу открыть чемодан. Миша отказался, он мне об этом после рассказал. Пришла я ночью с работы, на Зининой кровати спит Кеша. Зина ушла на работу на болото. Я легла спать. И вдруг чувствую, Кеша ложится ко мне, и стал ко мне приставать, хотел изнасиловать. Стала кричать, он мне рот закрывает, я кое-как вырвалась от него, убежала в коридор. После этого Зину попросила уйти от меня, я её выгнала. Она обиделась. Я стала жить одна. Мише об этом рассказала, сказала: «Больше ко мне с ним не приходи». Кеша тоже на меня злился, говорил, что я вру.
К маме в отпуск ездила, но мне дома не хотелось жить, я быстро уезжала назад в Изоплит. Купила я себе много вещей: пальто зимнее, осеннее, костюм, сарафан, капроновую кофту под сарафан, шила платья себе сама, научилась. У меня всё пошло хорошо, стала чувствовать себя достойным человеком. Кормила-поила, одевала-обувала себя сама. Когда приезжала домой, моя бабушка очень сильно радовалась за меня. Всегда для них покупала подарки. А для крёстной – на платье. Когда приходила к крёстной в гости, я ей говорила: «Когда я была маленькая, ты каждый год шила для меня платье. Теперь я буду дарить на платье [тебе]». Она плакала от радости. Я её очень сильно любила, она хорошая, добрая, жалостливая была.
(семнадцатый лист рукописи)
Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой. Имена некоторых людей, не имеющих прямого отношения к нашей семье, изменены.
P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.
Весной 1960-го года снова завербовалась от своего колхоза и уехала. Теперь я была героем, ничего не боялась, смело уезжала. Снова работала на багере. Нам выдавали комбинезон, чтобы работали только в комбинезоне. Потому что машина есть машина, чтобы платье не попало под цепь.
В этом году я купила себе швейную машинку в Москве. Тоня Казакова работала с нами в бригаде, а её сестра жила в Москве. Я с Тоней подружилась, и вот она с собой взяла в Москву к сестре. Её сестра работала в магазине. И она мне помогла купить швейную машинку. Тогда с швейными машинками была проблема, можно было только по знакомству купить. Конечно, не за так, а за переплату. Но всё равно я была так счастлива. Стала понемногу шить себе фартуки, платья. Мне очень хотелось одеваться по-русски, ещё со школы. Когда я ещё ходила в школу, мама мне купила материал, фланель. Я понесла к портнихе и заказала «по-русски» [платье] с кармашками. Мама увидела и меня побила, сказала: «Сожгу». Я просила прощения, плакала, но меня защитила моя бабушка, она её уговорила [не сжигать платье]. Маме русское платье не нравилось, а мне очень нравилось. Когда я стала зарабатывать сама деньги, тут я сама решала всё. Я очень любила красиво и чисто одеваться, любила белые носки носить. Деньги зря не тратила, зато много вещей купила.
Осенью, когда у нас срок кончался, нам предложили [поехать] в командировку в Рязань на нефтеперерабатывающий завод, он тогда только начинал строиться. Нас в Изоплите всех рассчитали. И [мы] уехали в Рязань. Нас было много, никто в колхоз не хотел возвращаться. На заводе работали на изоляции, изолировали трубы. Жили в посёлке в Южном в частном доме у хозяйки. На работу возили на крытой машине утром и [обратно] вечером. Выдали комбинезон, ботинки. У хозяйки раздевались в сенях. Наша хозяйка была добрая, за квартиру платил завод. Получали мы очень хорошо. Наша командировка была до Нового года. Нас оставляли на постоянную работу, обещали общежитие. Некоторые остались, но я уехала в Изоплит. Я швейную машинку оставила у тёти Нади Строковой, с собой не брала в Рязань.
После Нового года мне дядя Андрей, тёти Нади муж, помог устроиться на фабрику на работу. Работала прессовщиком с дядей Петей Фёдоровым на пару. Дядя Петя был спокойный мужик, никогда на меня не кричал. Работа была очень тяжёлая, формовали плиту. Но зато зарплата была хорошая. Если больше нормы сделаешь, прогрессивка была большая. Мне тогда 20 лет было. Я была худенькая, хрупкая девочка. К концу смены очень уставала, болели руки. На ногах резиновые сапоги, [ноги] опухали от керосина. Фартук до пола, на руках большие резиновые перчатки, лицо под грязью не видно, только белые зубы. Дяде Пете, конечно, со мною тяжело было работать на пару, подымать хорды с плитой на вагончик. Вагончик намного выше меня. И вот на руках на весу поднимали хорду с плитой и засовывали её в вагон над головой. На прессах с дядей Петей отработала два года.
(пятнадцатый лист рукописи)
Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.
P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.
UPD: Посёлок Изоплит в Тверской области Конаковского района получил такое название благодаря заводу, который производил изоляционные плиты. Предприятие было основано Постановлением Правительства в 1930 г. как первое в СССР по производству изоляционных материалов для строительства путем прессования и интенсивной просушки болотного мха сфагнума в плитах. В 00-хх годах предприятие захирело, почти полностью закрылось. Точно работала пилорама в одном из старых цехов, возможно, ещё что-то. В 2013-м году финский производитель "Paroc" заново открыл производство изоляции в Изоплите. С декабря 2022-го года завод входит в композитный дивизион "Росатома". Предприятие успешно продолжает своё функционирование и, надеюсь, скоро отметит свой столетний юбилей.
Моя мама стала часто болеть. В 1958-м году [весной] я уехала по вербовке. Мне тогда было 17 лет. Мне сначала отказали, потому что несовершеннолетняя, брали [только тех], кому 18 лет. Мне очень хотелось уехать. У меня была старшая сестра, её звали Зоя, она 1939-го года. Но ей ещё года не было, она умерла. Через год [после неё] я родилась в 1940-м году, [родители ребёнка] опять назвали Зоя. Я её [сестры] свидетельство о рождении видела у мамы в сундуке. Я его забрала украдкой от мамы, пошла в райцентр и завербовалась. Мама меня не хотела отпускать, но я уехала. Собрала чемодан, обулась в лапти и поехала на заводской машине в райцентр в назначенный день. На вокзале было очень много девушек, которые уезжали по вербовке. Посадили нас в вагон на пригородный поезд до Канаша. А в Канаше на другой поезд до Москвы. Я первый раз села на поезд, когда паровоз загудел и тронулся, у меня всё внутри защемило. Я уезжала очень далеко от дома, дома мама одна, жалко было себя и маму. Слезами глаза наполнились, почему-то очень страшно стало.
Приехали в Москву, столько много народу, накупили баранок, сушек, большой батон за 28 копеек. Когда приехали в Изоплит [Тверская область], в конторе нас оформили на работу. Стояли как дикари в лаптях, кто в калошах. Нас заселили на Жуковском посёлке в частном доме у тёти Дуси Виноградовой. Нас было 18 человек. Вся комната обставлена железными койками, прохода почти не было. Жили дружно. По вечерам вязали, вышивали, тёте Дусе помогали в огороде. Но она жадная была, сад был большой, много яблонь, мало угощала яблоками. Ночью, когда она спала в маленькой комнате, мы выходили через окно и воровали яблоки. Она со старшим сыном очень часто ругалась. Он нас угощал яблоками, говорил: «Не бойтесь матери, я тут хозяин».
Работали на болоте, ворочали торф, сушили, собирали пни, грузили торф в вагонетки. Работа была тяжёлая, особенно ворочать торф, нагнувшись, целый день. Очень сильно болела спина. Работали с апреля до октября, осенью уезжали домой, нам паспорта давали на 6 месяцев. Деньги экономили на еде, надо было обуваться-одеваться. Брали на работу чёрный хлеб и чай.
Когда приехала домой, сшила себе платье из штапеля, из саржи, сшила фартуки. Портниха из сукна пальтишко сшила. Маленько приоделась, была радостная. Зимой снова пошла на завод работать, грузить картошку до весны. Весной 1959-го года наш председатель колхоза мне не разрешил вербоваться. Но я не растерялась, поехала за счёт другого колхоза [уже по своим настоящим документам]. Тот колхоз от нас за 12 километров был. Когда к тому председателю пришла, рассказала о себе, и он мне выдал справку. Пришла в райцентр к вербовщикам и снова завербовалась, чтобы уехать. Когда наш председатель узнал, сказал: «Ох, какая… всех обманула».
Снова я в Изоплите. Но в этом году мы жили в общежитии, я работала на багере [тип экскаватора]. Специальная машина копала ковшами торф. Когда торф поднимался по ленте, надо было ловить пни, чтобы не попали в бункер. Лето быстро прошло, снова вернулась домой. Зимой снова на заводе работала, но в этом году меня взяли в цех. Работала на складе картофельном. Спускала понемножку картошку в желоб, где текла вода. И вот эта вода тащила картошку на мойку, а с мойки по барабану на тёрку. Вот так картошку обрабатывали на крахмал. На складе было холодно, склад не топился. На складе была одна, бегали крысы, было страшно. Что делать, куда мастер поставит, там и надо было работать.
(тринадцатый лист рукописи)
Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.
P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.
23 октября у меня умерла мама, мне 18, буквально за 2 недели до ее смерти, мы сильно поругались. Я решил переехать со своей девушкой. И в ночь 23 числа мне звонит и говорит «мама умерает»
Я в срочном порядке лечу нарушая все правила, домой, выходит врач и говорит моему отцу «у вашей жены остановилось сердце»
Все мы в слезы, признаюсь, я выпивал. Отец стал каким то странным, эгоистичным. За долгие годы он ничего не делал живя с мамой. Теперь же он просит только помощи.
А я, все пью и пью по вечерам, а утром ежу на учебу и на работу и так месяц. Позавчера меня останавливают дпс и лешают водительских прав, я в истерике. Я остался безработным, ведь работал курьером.
Я пишу сюда потому что думаю что делать. Первая мысль это самоубийство, вторая уйти в армию и подписать контракт, третье я уже не знаю. Я настолько **уеваю от этой жизни, ведь у меня начался самый лютый **здец. Пожалуйста я хочу чтоб вы меня услышали, и написали что мне делать дальше, всем спасибо!
P.s. Я может и писал не грамотно, пишу на эмоциях, спасибо.
Недавно меня уволили с работы, Я устроился на новую, с прошлого места работы зарплату выплатили в неполном объеме, так как работал неофициально. Снимаю квартиру, хозяйка отказалась переносить сроки оплаты, а у меня не хватает четырех тысяч! Занять их не у кого, кредиты не дают, микрозаймы тоже, сейчас работаю как конь, но аванс будет в конце месяца, начальник тоже отказался помочь... Может кто нибудь сможет выручить? Не хочется жить на улице.